Страница:
Хозяева стали возражать, приводить, на их взгляд, неотразимые доводы. Главный из них: командование принимает все меры защиты от атомного оружия. Отец не стал обострять спор: базу, так или иначе, предстояло передавать китайцам.
До этого момента делами флота отец интересовался мало. Теперь же, когда ответственность легла на его плечи, он по-хозяйски примеривался, как флот сможет противостоять атомным зарядам и ракетам.
Следующая встреча с военными моряками предстояла на главной базе Тихоокеанского флота во Владивостоке. 17 октября отец отбыл на крейсере «Калинин» на показательные учения. День выдался напряженный. Прошли корабельные стрельбы, эсминцы перехватили «вражескую» подводную лодку, из-за дымовой завесы торпедные катера провели лихую атаку крейсера. Правда, торпеды прошли мимо. Показали еще много интересного и поучительного. Наконец маневры закончились, пришло время подводить итоги.
Поблагодарив команду, отец прошел в адмиральский салон, за его спиной толпились военачальники. Когда все расселись, последовал разнос. Я остановлюсь только на основных моментах. Он считал, что продемонстрированные приемы боя не соответствуют новым условиям, возникшим с появлением ракетно-ядерного оружия. Сегодня адмиралы на учениях приходят в восторг, наблюдая за хорошо отрепетированным спектаклем, и не отдают себе отчета в том, что, случись столкновение с реальным противником, произойдет катастрофа, не останется и следа ни от людей, ни от кораблей.
Подверг отец критике и скученность флота на главной базе в бухте Золотой Рог. Аргументы он приводил те же, что и в Порт-Артуре. Выводы же звучали еще резче. Он посоветовал, а точнее, приказал рассредоточить корабли по различным портам Охотского моря, Сахалина и Камчатки. Он ссылался на собственный опыт. В Киевском военном округе они перед войной рассредоточили самолеты по полевым аэродромам и почти не имели потерь на земле, а соседей в Белоруссии, оставивших авиацию на основных базах, разгромили в пух и прах.
Последний тезис особых возражений не вызвал, и вскоре корабли разбрелись по отдаленным портам. Это вызвало серьезные проблемы со снабжением, ведь практически все склады остались на главной базе. Роптали моряки: из шумного Владивостока, столицы Приморья, пришлось перебираться в глушь, в бесквартирье.
Заявление же отца о неготовности флота к современной войне привело в ярость адмирала Кузнецова. Он воспринял это как пощечину, стал резко возражать. Смелости ему было не занимать, свою точку зрения он привык отстаивать до конца, не пасовал ни перед кем. В свое время после одного из разговоров со Сталиным его даже понизили в звании, но и после этого он не стал осторожнее. У отца накопился немалый опыт общения с военными, он не сомневался в своей правоте, и ссылка на его некомпетентность в морских делах только подстегнула его. Согласившись, что военно-морскому искусству он не обучен, отец тут же возразил: если и неспециалист видит несуразность происходящего, то как окончившие академии адмиралы не замечают очевидных вещей?
Каждая из сторон осталась при своем мнении. Кузнецов расстроился: демонстрация мощи и выучки Военно-морского флота высшему руководству задумывалась как стратегическая операция. В Президиуме ЦК предстояло обсуждение кораблестроительной программы. В нее адмирал вложил всю свою душу. В результате ее реализации наша страна выходила со своими крейсерами и первенцем-авианосцем на океанские просторы. Кузнецов знал, что отец старается зажать каждую копейку и для получения миллиардов потребуются весьма серьезные аргументы.
Хочу вспомнить немного предысторию. Генералиссимусу Сталину очень хотелось превратить Советский Союз в великую военно-морскую державу, владычицу морей. Возможно, ему не давали спокойно спать лавры Петра I. Строительство крупных кораблей началось еще до войны, но в 1941 году программу свернули: николаевские верфи достались немцам, ленинградские оказались в блокаде. Война убедительно показала: для такой континентальной державы, как наша, в оборонительной войне Военно-морской флот выполняет вспомогательную функцию. В течение всех четырех лет войны в крупных морских сражениях наши моряки не участвовали ни разу.
Тем не менее сразу после войны, несмотря на разруху, возобновились работы по достройке законсервированных крейсеров. Сталин не жалел средств: закладывали новые тяжелые крейсеры, стали поговаривать об авианосце. И это тогда, когда наши бывшие союзники действовали совершенно иначе. Накопив немалый опыт войны на море, особенно в Тихом океане, и американцы, и англичане разуверились в значимости крупных артиллерийских кораблей. Они решили впредь подобные корабли не закладывать, а большую часть уже построенных поставить на консервацию.
У нас же на черноморских, балтийских, северных и дальневосточных верфях работа кипела днем и ночью. Один за другим спускались на воду и выстраивались у достроечной стенки новые, но, к сожалению, еще до рождения устаревшие бронированные коробки. На них монтировали двенадцати– и шестнадцатидюймовые пушки главного калибра, зенитные автоматы, торпедные аппараты, дальномеры.
К середине 1950-х годов первый этап сталинской программы близился к завершению.
Новому руководству моряки представляли предложения, реализация которых обеспечивала выход нашего флота на океанские просторы. Дело казалось решенным. По всей стране легендарный адмирал Ушаков предрекал с экрана славную судьбу флоту Российскому. Фильм сделали по личному заказу Сталина. О возможности пересмотра предначертаний вождя военные и не помышляли.
Рассмотрение новой программы на Президиуме ЦК началось как обычно. Все документы разослали предварительно, с ними, при желании, могли ознакомиться участники заседания. В подробных справках приводилась конкретная информация: что, когда и где предполагается построить, насколько возрастет боевая мощь флота, во что все это удовольствие обойдется. Вопрос заранее утрясли со всеми заинтересованными ведомствами, под документом стояли все нужные подписи, оставалось только утвердить.
В те годы на заседание Президиума ЦК, по традиции проводившееся в четверг после обеда, выносилось семьдесят-восемьдесят вопросов. От крупных, как на сей раз, до мелких, связанных с различными назначениями и перемещениями чиновников. Естественно, не то что обсудить, даже задать вопрос порой не удавалось. Рассылаемые материалы читали тоже далеко не все, чаще полагались на авторитет и знания экспертов.
Хотя на заседании Президиума ЦК вопросу уделялись считанные минуты, готовился он всегда тщательно и, я бы сказал, скрупулезно. Сначала над ним корпел автор проекта, оттачивая формулировки, многократно пересчитывая балансы, подгоняя в пухлых приложениях сроки выполнения этапов работ многочисленными участниками. Ведь тут расписывалось все до мелочей. Упустишь – пеняй на себя, наломаешься, пока уговоришь (если уговоришь) упущенное при подготовке документа ведомство. Ведь все перегружены, у всех работы выше головы, никто не может и не хочет принимать дополнительные задания.
Потом наступала пора согласований. Каждый участник работ норовил срезать объем, растянуть сроки, но вписать премии, строительство жилья. «Сено-солому», как это называлось на чиновничьем жаргоне.
Тут шла битва не на жизнь, а на смерть. Сначала до изнеможения спорили директора предприятий; затем нерешенные вопросы уходили в министерства. Там согласование продвигалось со ступеньки на ступеньку, пока проект постановления не попадал в кабинет министра.
Все, о чем не договорились, уходило в Совет министров. За кремлевские стены, в святая святых – Военно-промышленную комиссию. Ее председателя Дмитрия Федоровича Устинова боялись больше, чем Председателя Совета министров. Не только боялись, но и уважали за напор, настойчивость в достижении поставленных целей. Именно здесь, в тиши кремлевских кабинетов, и разворачивались главные сражения, теперь уламывали министров. Они люди опытные, тертые – с ними труднее всего.
Вспоминается любимый прием Устинова, к нему он прибегал в критической ситуации – запирал собравшихся начальников разных рангов в своем кабинете со словами: «Отсюда не уйдете, пока не завизируете».
Эффект, как правило, получался положительный. Ведь каждый владел своей отраслью, отлично знал, что можно выполнить легко, что потребует напряженной работы, а что невыполнимо. Последнее встречалось крайне редко. Составлявшие проект документа отлично знали возможности своих смежников. Обычно министр торговался по-базарному в надежде хоть что-нибудь скостить, а убедившись в непробиваемости позиции оппонента, брался за ручку с золотым пером – визировал.
Дальше следовали визы отдела ЦК. Там тоже не обходилось без бурных дебатов – теперь жаловались на Совмин. Обычно безрезультатно. Последняя виза курирующего секретаря ЦК, и отпечатанный на специальной машинке, на специальной бумаге документ попадает в святая святых – Общий отдел, канцелярию, ведавшую делопроизводством Президиума ЦК. После назначения даты рассмотрения проект постановления и сопроводительная записка рассылались участникам заседания – членам и кандидатам в члены Президиума ЦК.
Пункты самого постановления мало что говорили неосведомленному читателю, а члены Президиума не могли даже теоретически одинаково глубоко разбираться во всех аспектах жизни страны. Поэтому очень важным этапом становилось квалифицированное составление сопровождающей записки. Из нее, и только из нее можно было понять, о чем идет речь, какую цель преследует документ, что будет достигнуто, откуда возьмутся необходимые ресурсы.
Составляли записку инициаторы постановления – им и карты в руки, кто лучше них владеет вопросом. Если записка недостаточно полно отвечала на все вопросы, то в процессе заседания могло возникнуть недоумение, вспыхнуть спор, чреватый, как минимум, затяжкой в принятии решения. Грамотно подготовленные вопросы пролетали, как говорится, со свистом. Тем не менее люди опытные старались пристроить свою проблему ближе к концу, когда участники заседания подустанут и у них пропадет охота задавать вопросы.
Когда сегодня историки шарят по архивам, они обычно охотятся за постановлениями. Получив желаемое, ученые испытывают разочарование, не могут понять, о чем идет речь. Дело в том, что они охотятся не за тем, им нужна записка, а не решение. Мой совет: изучайте вопрос в той же последовательности, что и члены Президиума ЦК, начинайте с записок.
Уже в самом начале обсуждения кораблестроительной программы привычный распорядок первым нарушил отец, не так давно сменивший Маленкова в председательствующем кресле во время заседания Президиума ЦК. Он попросил главнокомандующего поподробнее доложить, какие корабли предполагается построить, в какую сумму обойдется каждый проект, а главное, как изменится обороноспособность страны, что мы получим в результате.
Кузнецов материалом владел отменно, видно было, что он сам выстрадал каждый пункт, а не зачитывает текст, заготовленный подчиненными.
Вкратце дело сводилось к следующему. Успешно выполнив через десять лет предложенную программу, мы получим современный военно-морской флот, способный действовать в любой точке Мирового океана. Авианосцы, линкоры, крейсеры и эсминцы, транспорты и танкеры снабжения – ничего не забыли. Правда, и стоило это удовольствие изрядно, сто десять – сто тридцать миллиардов рублей.
Отец выразил сомнение: по карману ли нам подобная затея? Он вспомнил о своем посещении кораблей на Тихом океане и задал больной вопрос: «Не устарели ли все эти крейсеры в ядерный век? Не окажутся ли средства выброшенными на ветер?»
Кузнецов яростно отбивался. Главнокомандующий давал генеральное сражение. В океанском флоте сосредоточилась его мечта флотоводца, стремящегося держать свой флаг если не выше, то хотя бы не ниже соперников.
Отец продолжал гнуть свое. Океанский простор оставлял его равнодушным. Его заботила безопасность собственных берегов, а еще больше – где бы отыскать средства для восстановления разваленного сельского хозяйства, строительства жилья. Сколько домов можно построить вместо одного крейсера!
Спор не утихал более часа.
Подобного на заседании Президиума ЦК давно не случалось. Здесь царствовал иной порядок: «старшие» спрашивают, изрекают истины, а «младшие» принимают их к исполнению. В тот день произошло не просто первое столкновение отца с военными, с которыми до той поры он жил в полном согласии. Впервые господствовавшую в сталинские времена доктрину наступательной войны отец попытался свернуть на оборонительные позиции. Кузнецов же не мог понять, не представлял, что такое возможно. Они говорили на разных языках.
Наконец обе стороны исчерпали аргументы, но согласия так и не достигли. О том, что его невозможно достигнуть, ни отец, ни Кузнецов еще не подозревали, надеялись на логику. Напрасно.
Отец предложил перенести рассмотрение вопроса на следующее заседание, с тем чтобы участники могли еще раз взвесить все за и против. Члены Президиума с облегчением согласились. Кузнецов же просто выходил из себя.
Как вспоминал отец, после окончания заседания Кузнецов поджидал его в коридоре. Адмирал воспринял перенос обсуждения как личное оскорбление и решил объясниться с главным обидчиком.
Отец направлялся к выходу, главнокомандующий пошел рядом.
– Как долго я буду терпеть такое отношение к моему флоту? – почти выкрикнул он.
Отец удивленно посмотрел на него, однако не поддался искушению ответить тем же, он попытался сгладить обстановку, сказав, что члены Президиума ЦК должны получше разобраться, на что им предлагают израсходовать такую прорву денег. Но Кузнецова, что называется, понесло. Отец прервал его, все еще пытаясь урезонить адмирала, уговорить: «Товарищ Кузнецов, ведь мы же не отказались от вашей программы, мы только отложили ее обсуждение. Президиум ЦК не может бездумно штемпелевать предлагаемые ему решения. Успокойтесь. Поговорим подробно на следующей неделе, поймем друг друга и решим».
Кузнецов не реагировал, он не мог остановиться. Очнулся он уже у подъезда. Отец протянул ему руку для прощания. Охранник открыл дверь ЗИСа, отец сел на переднее сиденье, машина тронулась, адмирал остался один.
Разговор в коридоре произвел на отца тягостное впечатление, но никак не повлиял на принятие решения. За неделю отец дозрел, вкладывать такие средства в казавшееся ему сомнительным мероприятие он просто не мог позволить.
В следующий четверг спор разгорелся с новой силой. На сей раз, в связи с важностью обсуждаемой проблемы, в повестке дня оставили один вопрос.
Кузнецов твердо стоял на своем: стране необходим мощный надводный флот, без него невозможно гарантировать победу в будущей войне. Он не возражал – затраты велики, следует подтянуть животы.
Тогда отец, как ему показалось, нашел выход. Он спросил Кузнецова: «А если сегодня вы получите все, что запрашиваете на десятилетие, – все эти крейсеры и авианосцы, – сможет ли тогда наш флот соперничать с американским, противостоять ему в океане?»
Кузнецов ненадолго задумался, казалось, он колеблется. Наконец, глядя в глаза отцу, он твердо ответил: «Нет».
Собственно, в этот момент битва завершилась. Все последующие слова не имели значения. Обсуждались частности, мелочи, кто-то что-то спрашивал, Кузнецов отвечал. Но главный стержень исчез, и, когда пришло время решать, Президиум ЦК проголосовал против.
Распаленный спором Кузнецов не принял поражения. Кто знает, на что он рассчитывал? Скорее всего, «нет» просто не укладывалось в его сознании. Присутствовавшие на заседании хозяева и приглашенные потянулись к выходу. Адмирал стоял молча, казалось, он не понимал, что все… кончилось. Когда он немного успокоился, за столом оставался один отец, он подписывал бумаги. Кузнецов подтянулся, глаза его сверкнули, и он гневно бросил отцу: «Вы еще за это ответите! История вам не простит!!!» Затем он повернулся и, чеканя шаг, исчез за дверью. Отец с недоумением поглядел ему вслед.
Происшедшие события укрепили отца в мысли, что на флоте не все ладно. Запросил материалы о строящихся на верфях боевых кораблях. Поинтересовался, во что обходится эксплуатация флота. Особенно его поразил расход горючего: за один выход в море Черноморский флот расходовал годовую норму мазута, выделяемого Украине. Отец схватился за голову: если ввести в строй заложенные и закладываемые по принятой еще при Сталине программе крейсеры и эсминцы, то затраты не просто увеличатся, умножатся.
Но что делать? У отца не шла из головы «Комета» – недавно спроектированная в конструкторском бюро Артема Ивановича Микояна запускаемая с самолета противокорабельная самонаводящаяся крылатая ракета.
Именно подобному вооружению суждено изменить лик современного, вернее, будущего флота. Если установить ракеты на подводных лодках и катерах, то исчезнет различие между большим кораблем и малым. Автоматическая система самонаведения позволит крылатой ракете на огромных расстояниях и без промаха поражать цель. Отца удивляло, почему Кузнецов, адмиралы не понимают столь очевидных вещей. Конечно, если планировать десанты за океаном, то без надводного флота не обойтись. Но о подобных безумных затеях не мечтал даже Сталин.
Получалось, что установленные на берегу ракетные установки в сочетании с ракетными катерами сделают нас неприступными с моря. Глубже, на морских и океанских коммуникациях начнут диктовать свою волю ракетные подводные лодки. Они же, выбрав удобную позицию, поразят любой самый мощный, самый грозный линкор. И снова исчезнут, растворятся в глубине. К тому же подводные лодки оказывались дешевле в несколько раз.
Чем дальше, тем больше отец утверждался в своей правоте – флоту из надводного необходимо стать подводным. Когда же исполнится мечта Анатолия Петровича Александрова и вместо дизелей и электромоторов на подводных лодках появятся атомные двигатели, с ними не сможет конкурировать никто. Тогда и в противоборстве в океане неизвестно кто окажется сильнее: американцы с их авианосцами или наши подводные ракетоносцы. Готовясь к заседанию Президиума ЦК, отец принимал Анатолия Петровича, который пришел вдвоем с Курчатовым. В результате беседы отец поверил, что атомный двигатель произведет революцию в методах ведения войны на море.
Человек дела, проникнувшись идеей, отец тут же взялся за ее осуществление. Среди моряков у него нашлись сторонники. Они взялись за теорию. Кузнецов их зачислил в предатели. Так зарождалась концепция нового Российского флота – подводного. Его еще предстояло построить. Впереди отца ожидали не только удачи, но и горькие разочарования.
Однако отец не спешил принимать окончательное решение, перепроверял себя еще раз. Так прошло около года. Благоприятный случай представился в начале следующей осени, в сентябре, когда пришло время отпуска. Отец собрался в Крым. Одновременно туда направлялся и Маленков.
На сей раз отец предложил заранее запланировать поездку в Севастополь. Он хотел послушать командование Черноморским флотом. Его интересовало, как им представляется современная война на море. Хотелось ему посмотреть и корабли, сравнить с теми, что он увидел на Тихом океане.
Поначалу намеревались собраться в узком составе: командующий флотом, его заместители, но потом отец передумал, на разговор пригласили командиров соединений, начальников управлений, и не только Черноморья. Официальной темой разговора определили «Действие Черноморского флота в случае возникновения войны». Кому выпала честь докладывать, уже давно стерлось из памяти.
В назначенный день народу собралось изрядно. Стены зала пестрели диаграммами, графиками, картами Черного и Средиземного морей, прорезанными красными стрелами, усеянными черными горошинами силуэтов наших и чужих боевых кораблей.
Доклад начался со «штурма» Дарданелл, на сей раз удачного. Флот бомбардировал форты из орудий главного калибра, высаживал десанты. Крейсеры и эсминцы лихо отбивали атаки кораблей противника. Их становилось все меньше, сопротивление обороняющихся слабело. Наконец, сломив противника, черноморцы ворвались в Средиземноморье и устремились к Северной Африке.
Отец поначалу слушал не прерывая. Он только помрачнел и начал посапывать, как готовящийся к атаке носорог. Происходящее в зале ему очень напоминало маневры крейсера «Калинин» на Тихом океане прошлой осенью. Та же артиллерийская пальба, торпедные катера, дымовые завесы, только там все происходило в море, а здесь баталия разворачивалась на бумаге. О ракетах и других новинках не прозвучало ни слова.
Все имеет свой предел. Когда докладчик приступил к успешной высадке десанта на побережье Африки, отец не выдержал и вмешался. Он ехидно поинтересовался, как флот собирается защищаться от самонаводящихся ракет, к примеру таких, как наша «Комета». В зале воцарилась тишина. Докладчик теребил в руках указку, как не выучивший урок школьник. Наконец он решился и громко отрапортовал: «Не могу знать». Отец искренне удивился:
– Вы что, о «Комете» не знаете? – переспросил он.
– Никак нет, – последовал ответ.
Сидевший рядом с отцом командующий флотом прошептал ему на ухо, что в соответствии с существующим положением о секретности информацию о специальных видах вооружений до строевых частей и кораблей не доводят.
– Во избежание утечки, – добавил он.
– Что? – взорвался отец. – А как же они будут воевать?
Он перевел взгляд на Жукова, Малиновского, адмиралов, сидящих в президиуме. Ответа не последовало. Жуков только усмехнулся, он не любил этих флотских пижонов.
– Он нам голову морочит, до Африки дошел… – продолжал горячиться отец. – А самого его давно утопили. И следа не осталось. Как можно готовиться к войне, если командиры и не подозревают об оружии, с которым им придется столкнуться?
И этот вопрос повис в воздухе.
Я не хочу пересказывать все неприятные перипетии того дня. Совещание скомкалось, даже красочные карты на стенах, казалось, поблекли.
Доклад прервали, объявили перерыв. Отец предложил собраться через несколько дней. За это время пусть присутствующие ознакомятся с современным вооружением, благо оно располагается тут же, под боком, а потом уже можно поспорить о методах ведения современной войны.
Сам отец только укрепился в мысли, что деньги на надводный флот расходуются впустую, в случае беды на него рассчитывать не придется.
Вновь собрались в октябре. О Северной Африке никто больше не заикался. Разговор пошел жесткий. Тон задал отец. Он выступил со своей идеей ухода флота под воду, на спасительную глубину. В том же духе выступил и военный министр маршал Георгий Жуков. В зале они нашли немало сторонников, в основном среди тех, у кого погоны золотились не так ярко.
Сторонники надводного флота отбивались, но их аргументы звучали неубедительно. Не вызывало сомнения, что они потерпели полное поражение.
С совещания отец вышел еще более уверовавший в свою правоту. Он настроился на решительные действия.
В Ялту из Севастополя отец решил возвращаться не на машине, попросил моряков прокатить его на подводной лодке. Ему хотелось поближе увидеть, что же это такое, как говорится, пощупать своими руками. Походом отец остался доволен, но больше на подводных лодках не плавал, при его солидной комплекции он с трудом разворачивался в тесноте соединяющих отсеки подводного корабля цилиндрических люков.
Теперь внимание отца сосредоточилось на верфях, где «гнали» программу.
Первым делом отец потребовал сократить количество закладываемых надводных кораблей. Список урезали в несколько приемов. Кузнецов дрался за каждый эсминец, не говоря уже о крейсерах. Отец проявил твердость. В результате – дошли практически до нуля. Высвободились весьма ощутимые средства, сумма с девятью нулями.
Аппетит приходит во время еды. После длительных баталий решилась судьба строящихся крейсеров. Их приговорили к отправке в металлолом. Даже большинство из тех, в которые осталось «забить последний гвоздь». Новый флот в них не нуждался.
Морякам выпало тяжелое испытание. И противники, и сторонники концепции ударного подводного флота одинаково не могли без содрогания смотреть, как уничтожаются красавцы-крейсеры.
Слух о том, что на морских заводах режут новые боевые корабли, распространился быстро. Дошел он и до меня. Я побежал к отцу с вопросом. Его рассказ я привел выше. У меня не нашлось возражений, но и согласиться с ним я не смог. И сейчас, через годы, мне до слез жалко эти крейсеры.
Отец, возможно, переживал больше остальных. Все его естество рачительного хозяина протестовало против уничтожения плодов рук человеческих. Он попытался приспособить крейсеры и эсминцы к делу. В эти годы у нас катастрофически не хватало судов, любых: пассажирских, грузовых, рыболовных. А тут пустить под нож таких красавцев.
Пришедшую первой в голову отца идею переделать крейсеры в пассажирские лайнеры специалисты отвергли с порога – в тесных переплетениях отсеков корабля, спроектированного для уничтожения людей, не удастся разместить даже самых неприхотливых пассажиров. Об эксплуатационных расходах лучше вообще не задумываться.
Отец не отступался. В те годы гремела на всю страну китобойная флотилия «Слава». О приносимых ею доходах рассказывали легенды. Отец загорелся идеей переделать крейсер в корабль-матку, а эсминцы переквалифицировать в китобойцев. Казалось, чего проще, надо только заменить стомиллиметровые носовые орудия на гарпунные пушки. Дальше больше. Отцу очень пришлось по душе и остальные корабли переквалифицировать в рыболовов.
До этого момента делами флота отец интересовался мало. Теперь же, когда ответственность легла на его плечи, он по-хозяйски примеривался, как флот сможет противостоять атомным зарядам и ракетам.
Следующая встреча с военными моряками предстояла на главной базе Тихоокеанского флота во Владивостоке. 17 октября отец отбыл на крейсере «Калинин» на показательные учения. День выдался напряженный. Прошли корабельные стрельбы, эсминцы перехватили «вражескую» подводную лодку, из-за дымовой завесы торпедные катера провели лихую атаку крейсера. Правда, торпеды прошли мимо. Показали еще много интересного и поучительного. Наконец маневры закончились, пришло время подводить итоги.
Поблагодарив команду, отец прошел в адмиральский салон, за его спиной толпились военачальники. Когда все расселись, последовал разнос. Я остановлюсь только на основных моментах. Он считал, что продемонстрированные приемы боя не соответствуют новым условиям, возникшим с появлением ракетно-ядерного оружия. Сегодня адмиралы на учениях приходят в восторг, наблюдая за хорошо отрепетированным спектаклем, и не отдают себе отчета в том, что, случись столкновение с реальным противником, произойдет катастрофа, не останется и следа ни от людей, ни от кораблей.
Подверг отец критике и скученность флота на главной базе в бухте Золотой Рог. Аргументы он приводил те же, что и в Порт-Артуре. Выводы же звучали еще резче. Он посоветовал, а точнее, приказал рассредоточить корабли по различным портам Охотского моря, Сахалина и Камчатки. Он ссылался на собственный опыт. В Киевском военном округе они перед войной рассредоточили самолеты по полевым аэродромам и почти не имели потерь на земле, а соседей в Белоруссии, оставивших авиацию на основных базах, разгромили в пух и прах.
Последний тезис особых возражений не вызвал, и вскоре корабли разбрелись по отдаленным портам. Это вызвало серьезные проблемы со снабжением, ведь практически все склады остались на главной базе. Роптали моряки: из шумного Владивостока, столицы Приморья, пришлось перебираться в глушь, в бесквартирье.
Заявление же отца о неготовности флота к современной войне привело в ярость адмирала Кузнецова. Он воспринял это как пощечину, стал резко возражать. Смелости ему было не занимать, свою точку зрения он привык отстаивать до конца, не пасовал ни перед кем. В свое время после одного из разговоров со Сталиным его даже понизили в звании, но и после этого он не стал осторожнее. У отца накопился немалый опыт общения с военными, он не сомневался в своей правоте, и ссылка на его некомпетентность в морских делах только подстегнула его. Согласившись, что военно-морскому искусству он не обучен, отец тут же возразил: если и неспециалист видит несуразность происходящего, то как окончившие академии адмиралы не замечают очевидных вещей?
Каждая из сторон осталась при своем мнении. Кузнецов расстроился: демонстрация мощи и выучки Военно-морского флота высшему руководству задумывалась как стратегическая операция. В Президиуме ЦК предстояло обсуждение кораблестроительной программы. В нее адмирал вложил всю свою душу. В результате ее реализации наша страна выходила со своими крейсерами и первенцем-авианосцем на океанские просторы. Кузнецов знал, что отец старается зажать каждую копейку и для получения миллиардов потребуются весьма серьезные аргументы.
Хочу вспомнить немного предысторию. Генералиссимусу Сталину очень хотелось превратить Советский Союз в великую военно-морскую державу, владычицу морей. Возможно, ему не давали спокойно спать лавры Петра I. Строительство крупных кораблей началось еще до войны, но в 1941 году программу свернули: николаевские верфи достались немцам, ленинградские оказались в блокаде. Война убедительно показала: для такой континентальной державы, как наша, в оборонительной войне Военно-морской флот выполняет вспомогательную функцию. В течение всех четырех лет войны в крупных морских сражениях наши моряки не участвовали ни разу.
Тем не менее сразу после войны, несмотря на разруху, возобновились работы по достройке законсервированных крейсеров. Сталин не жалел средств: закладывали новые тяжелые крейсеры, стали поговаривать об авианосце. И это тогда, когда наши бывшие союзники действовали совершенно иначе. Накопив немалый опыт войны на море, особенно в Тихом океане, и американцы, и англичане разуверились в значимости крупных артиллерийских кораблей. Они решили впредь подобные корабли не закладывать, а большую часть уже построенных поставить на консервацию.
У нас же на черноморских, балтийских, северных и дальневосточных верфях работа кипела днем и ночью. Один за другим спускались на воду и выстраивались у достроечной стенки новые, но, к сожалению, еще до рождения устаревшие бронированные коробки. На них монтировали двенадцати– и шестнадцатидюймовые пушки главного калибра, зенитные автоматы, торпедные аппараты, дальномеры.
К середине 1950-х годов первый этап сталинской программы близился к завершению.
Новому руководству моряки представляли предложения, реализация которых обеспечивала выход нашего флота на океанские просторы. Дело казалось решенным. По всей стране легендарный адмирал Ушаков предрекал с экрана славную судьбу флоту Российскому. Фильм сделали по личному заказу Сталина. О возможности пересмотра предначертаний вождя военные и не помышляли.
Рассмотрение новой программы на Президиуме ЦК началось как обычно. Все документы разослали предварительно, с ними, при желании, могли ознакомиться участники заседания. В подробных справках приводилась конкретная информация: что, когда и где предполагается построить, насколько возрастет боевая мощь флота, во что все это удовольствие обойдется. Вопрос заранее утрясли со всеми заинтересованными ведомствами, под документом стояли все нужные подписи, оставалось только утвердить.
В те годы на заседание Президиума ЦК, по традиции проводившееся в четверг после обеда, выносилось семьдесят-восемьдесят вопросов. От крупных, как на сей раз, до мелких, связанных с различными назначениями и перемещениями чиновников. Естественно, не то что обсудить, даже задать вопрос порой не удавалось. Рассылаемые материалы читали тоже далеко не все, чаще полагались на авторитет и знания экспертов.
Хотя на заседании Президиума ЦК вопросу уделялись считанные минуты, готовился он всегда тщательно и, я бы сказал, скрупулезно. Сначала над ним корпел автор проекта, оттачивая формулировки, многократно пересчитывая балансы, подгоняя в пухлых приложениях сроки выполнения этапов работ многочисленными участниками. Ведь тут расписывалось все до мелочей. Упустишь – пеняй на себя, наломаешься, пока уговоришь (если уговоришь) упущенное при подготовке документа ведомство. Ведь все перегружены, у всех работы выше головы, никто не может и не хочет принимать дополнительные задания.
Потом наступала пора согласований. Каждый участник работ норовил срезать объем, растянуть сроки, но вписать премии, строительство жилья. «Сено-солому», как это называлось на чиновничьем жаргоне.
Тут шла битва не на жизнь, а на смерть. Сначала до изнеможения спорили директора предприятий; затем нерешенные вопросы уходили в министерства. Там согласование продвигалось со ступеньки на ступеньку, пока проект постановления не попадал в кабинет министра.
Все, о чем не договорились, уходило в Совет министров. За кремлевские стены, в святая святых – Военно-промышленную комиссию. Ее председателя Дмитрия Федоровича Устинова боялись больше, чем Председателя Совета министров. Не только боялись, но и уважали за напор, настойчивость в достижении поставленных целей. Именно здесь, в тиши кремлевских кабинетов, и разворачивались главные сражения, теперь уламывали министров. Они люди опытные, тертые – с ними труднее всего.
Вспоминается любимый прием Устинова, к нему он прибегал в критической ситуации – запирал собравшихся начальников разных рангов в своем кабинете со словами: «Отсюда не уйдете, пока не завизируете».
Эффект, как правило, получался положительный. Ведь каждый владел своей отраслью, отлично знал, что можно выполнить легко, что потребует напряженной работы, а что невыполнимо. Последнее встречалось крайне редко. Составлявшие проект документа отлично знали возможности своих смежников. Обычно министр торговался по-базарному в надежде хоть что-нибудь скостить, а убедившись в непробиваемости позиции оппонента, брался за ручку с золотым пером – визировал.
Дальше следовали визы отдела ЦК. Там тоже не обходилось без бурных дебатов – теперь жаловались на Совмин. Обычно безрезультатно. Последняя виза курирующего секретаря ЦК, и отпечатанный на специальной машинке, на специальной бумаге документ попадает в святая святых – Общий отдел, канцелярию, ведавшую делопроизводством Президиума ЦК. После назначения даты рассмотрения проект постановления и сопроводительная записка рассылались участникам заседания – членам и кандидатам в члены Президиума ЦК.
Пункты самого постановления мало что говорили неосведомленному читателю, а члены Президиума не могли даже теоретически одинаково глубоко разбираться во всех аспектах жизни страны. Поэтому очень важным этапом становилось квалифицированное составление сопровождающей записки. Из нее, и только из нее можно было понять, о чем идет речь, какую цель преследует документ, что будет достигнуто, откуда возьмутся необходимые ресурсы.
Составляли записку инициаторы постановления – им и карты в руки, кто лучше них владеет вопросом. Если записка недостаточно полно отвечала на все вопросы, то в процессе заседания могло возникнуть недоумение, вспыхнуть спор, чреватый, как минимум, затяжкой в принятии решения. Грамотно подготовленные вопросы пролетали, как говорится, со свистом. Тем не менее люди опытные старались пристроить свою проблему ближе к концу, когда участники заседания подустанут и у них пропадет охота задавать вопросы.
Когда сегодня историки шарят по архивам, они обычно охотятся за постановлениями. Получив желаемое, ученые испытывают разочарование, не могут понять, о чем идет речь. Дело в том, что они охотятся не за тем, им нужна записка, а не решение. Мой совет: изучайте вопрос в той же последовательности, что и члены Президиума ЦК, начинайте с записок.
Уже в самом начале обсуждения кораблестроительной программы привычный распорядок первым нарушил отец, не так давно сменивший Маленкова в председательствующем кресле во время заседания Президиума ЦК. Он попросил главнокомандующего поподробнее доложить, какие корабли предполагается построить, в какую сумму обойдется каждый проект, а главное, как изменится обороноспособность страны, что мы получим в результате.
Кузнецов материалом владел отменно, видно было, что он сам выстрадал каждый пункт, а не зачитывает текст, заготовленный подчиненными.
Вкратце дело сводилось к следующему. Успешно выполнив через десять лет предложенную программу, мы получим современный военно-морской флот, способный действовать в любой точке Мирового океана. Авианосцы, линкоры, крейсеры и эсминцы, транспорты и танкеры снабжения – ничего не забыли. Правда, и стоило это удовольствие изрядно, сто десять – сто тридцать миллиардов рублей.
Отец выразил сомнение: по карману ли нам подобная затея? Он вспомнил о своем посещении кораблей на Тихом океане и задал больной вопрос: «Не устарели ли все эти крейсеры в ядерный век? Не окажутся ли средства выброшенными на ветер?»
Кузнецов яростно отбивался. Главнокомандующий давал генеральное сражение. В океанском флоте сосредоточилась его мечта флотоводца, стремящегося держать свой флаг если не выше, то хотя бы не ниже соперников.
Отец продолжал гнуть свое. Океанский простор оставлял его равнодушным. Его заботила безопасность собственных берегов, а еще больше – где бы отыскать средства для восстановления разваленного сельского хозяйства, строительства жилья. Сколько домов можно построить вместо одного крейсера!
Спор не утихал более часа.
Подобного на заседании Президиума ЦК давно не случалось. Здесь царствовал иной порядок: «старшие» спрашивают, изрекают истины, а «младшие» принимают их к исполнению. В тот день произошло не просто первое столкновение отца с военными, с которыми до той поры он жил в полном согласии. Впервые господствовавшую в сталинские времена доктрину наступательной войны отец попытался свернуть на оборонительные позиции. Кузнецов же не мог понять, не представлял, что такое возможно. Они говорили на разных языках.
Наконец обе стороны исчерпали аргументы, но согласия так и не достигли. О том, что его невозможно достигнуть, ни отец, ни Кузнецов еще не подозревали, надеялись на логику. Напрасно.
Отец предложил перенести рассмотрение вопроса на следующее заседание, с тем чтобы участники могли еще раз взвесить все за и против. Члены Президиума с облегчением согласились. Кузнецов же просто выходил из себя.
Как вспоминал отец, после окончания заседания Кузнецов поджидал его в коридоре. Адмирал воспринял перенос обсуждения как личное оскорбление и решил объясниться с главным обидчиком.
Отец направлялся к выходу, главнокомандующий пошел рядом.
– Как долго я буду терпеть такое отношение к моему флоту? – почти выкрикнул он.
Отец удивленно посмотрел на него, однако не поддался искушению ответить тем же, он попытался сгладить обстановку, сказав, что члены Президиума ЦК должны получше разобраться, на что им предлагают израсходовать такую прорву денег. Но Кузнецова, что называется, понесло. Отец прервал его, все еще пытаясь урезонить адмирала, уговорить: «Товарищ Кузнецов, ведь мы же не отказались от вашей программы, мы только отложили ее обсуждение. Президиум ЦК не может бездумно штемпелевать предлагаемые ему решения. Успокойтесь. Поговорим подробно на следующей неделе, поймем друг друга и решим».
Кузнецов не реагировал, он не мог остановиться. Очнулся он уже у подъезда. Отец протянул ему руку для прощания. Охранник открыл дверь ЗИСа, отец сел на переднее сиденье, машина тронулась, адмирал остался один.
Разговор в коридоре произвел на отца тягостное впечатление, но никак не повлиял на принятие решения. За неделю отец дозрел, вкладывать такие средства в казавшееся ему сомнительным мероприятие он просто не мог позволить.
В следующий четверг спор разгорелся с новой силой. На сей раз, в связи с важностью обсуждаемой проблемы, в повестке дня оставили один вопрос.
Кузнецов твердо стоял на своем: стране необходим мощный надводный флот, без него невозможно гарантировать победу в будущей войне. Он не возражал – затраты велики, следует подтянуть животы.
Тогда отец, как ему показалось, нашел выход. Он спросил Кузнецова: «А если сегодня вы получите все, что запрашиваете на десятилетие, – все эти крейсеры и авианосцы, – сможет ли тогда наш флот соперничать с американским, противостоять ему в океане?»
Кузнецов ненадолго задумался, казалось, он колеблется. Наконец, глядя в глаза отцу, он твердо ответил: «Нет».
Собственно, в этот момент битва завершилась. Все последующие слова не имели значения. Обсуждались частности, мелочи, кто-то что-то спрашивал, Кузнецов отвечал. Но главный стержень исчез, и, когда пришло время решать, Президиум ЦК проголосовал против.
Распаленный спором Кузнецов не принял поражения. Кто знает, на что он рассчитывал? Скорее всего, «нет» просто не укладывалось в его сознании. Присутствовавшие на заседании хозяева и приглашенные потянулись к выходу. Адмирал стоял молча, казалось, он не понимал, что все… кончилось. Когда он немного успокоился, за столом оставался один отец, он подписывал бумаги. Кузнецов подтянулся, глаза его сверкнули, и он гневно бросил отцу: «Вы еще за это ответите! История вам не простит!!!» Затем он повернулся и, чеканя шаг, исчез за дверью. Отец с недоумением поглядел ему вслед.
Происшедшие события укрепили отца в мысли, что на флоте не все ладно. Запросил материалы о строящихся на верфях боевых кораблях. Поинтересовался, во что обходится эксплуатация флота. Особенно его поразил расход горючего: за один выход в море Черноморский флот расходовал годовую норму мазута, выделяемого Украине. Отец схватился за голову: если ввести в строй заложенные и закладываемые по принятой еще при Сталине программе крейсеры и эсминцы, то затраты не просто увеличатся, умножатся.
Но что делать? У отца не шла из головы «Комета» – недавно спроектированная в конструкторском бюро Артема Ивановича Микояна запускаемая с самолета противокорабельная самонаводящаяся крылатая ракета.
Именно подобному вооружению суждено изменить лик современного, вернее, будущего флота. Если установить ракеты на подводных лодках и катерах, то исчезнет различие между большим кораблем и малым. Автоматическая система самонаведения позволит крылатой ракете на огромных расстояниях и без промаха поражать цель. Отца удивляло, почему Кузнецов, адмиралы не понимают столь очевидных вещей. Конечно, если планировать десанты за океаном, то без надводного флота не обойтись. Но о подобных безумных затеях не мечтал даже Сталин.
Получалось, что установленные на берегу ракетные установки в сочетании с ракетными катерами сделают нас неприступными с моря. Глубже, на морских и океанских коммуникациях начнут диктовать свою волю ракетные подводные лодки. Они же, выбрав удобную позицию, поразят любой самый мощный, самый грозный линкор. И снова исчезнут, растворятся в глубине. К тому же подводные лодки оказывались дешевле в несколько раз.
Чем дальше, тем больше отец утверждался в своей правоте – флоту из надводного необходимо стать подводным. Когда же исполнится мечта Анатолия Петровича Александрова и вместо дизелей и электромоторов на подводных лодках появятся атомные двигатели, с ними не сможет конкурировать никто. Тогда и в противоборстве в океане неизвестно кто окажется сильнее: американцы с их авианосцами или наши подводные ракетоносцы. Готовясь к заседанию Президиума ЦК, отец принимал Анатолия Петровича, который пришел вдвоем с Курчатовым. В результате беседы отец поверил, что атомный двигатель произведет революцию в методах ведения войны на море.
Человек дела, проникнувшись идеей, отец тут же взялся за ее осуществление. Среди моряков у него нашлись сторонники. Они взялись за теорию. Кузнецов их зачислил в предатели. Так зарождалась концепция нового Российского флота – подводного. Его еще предстояло построить. Впереди отца ожидали не только удачи, но и горькие разочарования.
Однако отец не спешил принимать окончательное решение, перепроверял себя еще раз. Так прошло около года. Благоприятный случай представился в начале следующей осени, в сентябре, когда пришло время отпуска. Отец собрался в Крым. Одновременно туда направлялся и Маленков.
На сей раз отец предложил заранее запланировать поездку в Севастополь. Он хотел послушать командование Черноморским флотом. Его интересовало, как им представляется современная война на море. Хотелось ему посмотреть и корабли, сравнить с теми, что он увидел на Тихом океане.
Поначалу намеревались собраться в узком составе: командующий флотом, его заместители, но потом отец передумал, на разговор пригласили командиров соединений, начальников управлений, и не только Черноморья. Официальной темой разговора определили «Действие Черноморского флота в случае возникновения войны». Кому выпала честь докладывать, уже давно стерлось из памяти.
В назначенный день народу собралось изрядно. Стены зала пестрели диаграммами, графиками, картами Черного и Средиземного морей, прорезанными красными стрелами, усеянными черными горошинами силуэтов наших и чужих боевых кораблей.
Доклад начался со «штурма» Дарданелл, на сей раз удачного. Флот бомбардировал форты из орудий главного калибра, высаживал десанты. Крейсеры и эсминцы лихо отбивали атаки кораблей противника. Их становилось все меньше, сопротивление обороняющихся слабело. Наконец, сломив противника, черноморцы ворвались в Средиземноморье и устремились к Северной Африке.
Отец поначалу слушал не прерывая. Он только помрачнел и начал посапывать, как готовящийся к атаке носорог. Происходящее в зале ему очень напоминало маневры крейсера «Калинин» на Тихом океане прошлой осенью. Та же артиллерийская пальба, торпедные катера, дымовые завесы, только там все происходило в море, а здесь баталия разворачивалась на бумаге. О ракетах и других новинках не прозвучало ни слова.
Все имеет свой предел. Когда докладчик приступил к успешной высадке десанта на побережье Африки, отец не выдержал и вмешался. Он ехидно поинтересовался, как флот собирается защищаться от самонаводящихся ракет, к примеру таких, как наша «Комета». В зале воцарилась тишина. Докладчик теребил в руках указку, как не выучивший урок школьник. Наконец он решился и громко отрапортовал: «Не могу знать». Отец искренне удивился:
– Вы что, о «Комете» не знаете? – переспросил он.
– Никак нет, – последовал ответ.
Сидевший рядом с отцом командующий флотом прошептал ему на ухо, что в соответствии с существующим положением о секретности информацию о специальных видах вооружений до строевых частей и кораблей не доводят.
– Во избежание утечки, – добавил он.
– Что? – взорвался отец. – А как же они будут воевать?
Он перевел взгляд на Жукова, Малиновского, адмиралов, сидящих в президиуме. Ответа не последовало. Жуков только усмехнулся, он не любил этих флотских пижонов.
– Он нам голову морочит, до Африки дошел… – продолжал горячиться отец. – А самого его давно утопили. И следа не осталось. Как можно готовиться к войне, если командиры и не подозревают об оружии, с которым им придется столкнуться?
И этот вопрос повис в воздухе.
Я не хочу пересказывать все неприятные перипетии того дня. Совещание скомкалось, даже красочные карты на стенах, казалось, поблекли.
Доклад прервали, объявили перерыв. Отец предложил собраться через несколько дней. За это время пусть присутствующие ознакомятся с современным вооружением, благо оно располагается тут же, под боком, а потом уже можно поспорить о методах ведения современной войны.
Сам отец только укрепился в мысли, что деньги на надводный флот расходуются впустую, в случае беды на него рассчитывать не придется.
Вновь собрались в октябре. О Северной Африке никто больше не заикался. Разговор пошел жесткий. Тон задал отец. Он выступил со своей идеей ухода флота под воду, на спасительную глубину. В том же духе выступил и военный министр маршал Георгий Жуков. В зале они нашли немало сторонников, в основном среди тех, у кого погоны золотились не так ярко.
Сторонники надводного флота отбивались, но их аргументы звучали неубедительно. Не вызывало сомнения, что они потерпели полное поражение.
С совещания отец вышел еще более уверовавший в свою правоту. Он настроился на решительные действия.
В Ялту из Севастополя отец решил возвращаться не на машине, попросил моряков прокатить его на подводной лодке. Ему хотелось поближе увидеть, что же это такое, как говорится, пощупать своими руками. Походом отец остался доволен, но больше на подводных лодках не плавал, при его солидной комплекции он с трудом разворачивался в тесноте соединяющих отсеки подводного корабля цилиндрических люков.
Теперь внимание отца сосредоточилось на верфях, где «гнали» программу.
Первым делом отец потребовал сократить количество закладываемых надводных кораблей. Список урезали в несколько приемов. Кузнецов дрался за каждый эсминец, не говоря уже о крейсерах. Отец проявил твердость. В результате – дошли практически до нуля. Высвободились весьма ощутимые средства, сумма с девятью нулями.
Аппетит приходит во время еды. После длительных баталий решилась судьба строящихся крейсеров. Их приговорили к отправке в металлолом. Даже большинство из тех, в которые осталось «забить последний гвоздь». Новый флот в них не нуждался.
Морякам выпало тяжелое испытание. И противники, и сторонники концепции ударного подводного флота одинаково не могли без содрогания смотреть, как уничтожаются красавцы-крейсеры.
Слух о том, что на морских заводах режут новые боевые корабли, распространился быстро. Дошел он и до меня. Я побежал к отцу с вопросом. Его рассказ я привел выше. У меня не нашлось возражений, но и согласиться с ним я не смог. И сейчас, через годы, мне до слез жалко эти крейсеры.
Отец, возможно, переживал больше остальных. Все его естество рачительного хозяина протестовало против уничтожения плодов рук человеческих. Он попытался приспособить крейсеры и эсминцы к делу. В эти годы у нас катастрофически не хватало судов, любых: пассажирских, грузовых, рыболовных. А тут пустить под нож таких красавцев.
Пришедшую первой в голову отца идею переделать крейсеры в пассажирские лайнеры специалисты отвергли с порога – в тесных переплетениях отсеков корабля, спроектированного для уничтожения людей, не удастся разместить даже самых неприхотливых пассажиров. Об эксплуатационных расходах лучше вообще не задумываться.
Отец не отступался. В те годы гремела на всю страну китобойная флотилия «Слава». О приносимых ею доходах рассказывали легенды. Отец загорелся идеей переделать крейсер в корабль-матку, а эсминцы переквалифицировать в китобойцев. Казалось, чего проще, надо только заменить стомиллиметровые носовые орудия на гарпунные пушки. Дальше больше. Отцу очень пришлось по душе и остальные корабли переквалифицировать в рыболовов.