Страница:
Карана хрипела, ловя ртом воздух. Перед ее широко раскрытыми, как у безумца, глазами поплыли черные, потом огненно-красные круги. Потом опустился мрак. Откуда ни возьмись подул ветер. Зашуршали ветви деревьев. Потом все звуки замолкли.
Карана покрылась гусиной кожей. Сначала по ее шее, а потом вниз по спине побежали мурашки. Она обливалась холодным потом, руки, ноги снова сковал столбняк, и внезапно Карана поняла, что они совсем рядом. Среди деревьев замелькали черные тени. Сухая трава зашуршала у них под ногами. Пришли вельмы! А она не могла пошевелить ни рукой ни ногой, потому что вельмы теперь знали, кто она такая и как с ней бороться!
В палатку просунулась чья-то рука. У Караны замерло сердце. Она была бессильна!
Но где-то в глубине ее сознания еще теплился огонек надежды. Все-таки в душе сохранился маленький уголок, о существовании которого вельмы ничего не знали, о котором вообще не знал никто, кроме нее самой! В нем таилась ее непоколебимая воля, которая встрепенулась и заговорила со своей хозяйкой, сказав ей, что неуязвимых существ нет и ей лучше многих известно, что вельмы тоже смертны! Разве она не была свидетельницей того, как Идлис умирал на солнце без одежды, и именно Карана спасла его?! Столбняк отпустил пришедшую в ярость девушку, и, когда вельм протянул к ней свою корявую руку, она ударила ее ножом. Вельм завыл и выдернул руку из палатки.
Но это был не Идлис со своей компанией. Этими вельмами руководил другой изощренный и жестокий разум. Карана снова почувствовала назревавшую у нее в голове невыносимую боль. Хотя девушка уже не спала, перед ее глазами снова возникло предательски привлекательное жестокое лицо из ее снов. Что же она будет делать? Справятся ли они с ней? Палатку разорвали в клочья, лапы вельмов потянулись к Каране. Ее голова лопалась от невыносимой боли, а рука нанесла удар, кож вошел в податливую плоть, и один из вельмов с хрипом упал, но другой вельм зашел сзади и выбил у нее нож. Корчась, как в тисках, сознание Караны возопило о помощи, лихорадочно рассылая призывы во все стороны. И вдруг кто-то совсем близко откликнулся на ее призыв. Не может быть!
“Магрета!” – воскликнула Карана. У нее в глазах вспыхнули золотые лучи, и она метнула в пространство петлю контакта.
Казалось, сама ночь испустила вздох облегчения, почувствовав, что к Каране идут на помощь, но звезды на ее черном покрывале превратились в слезы, застывшие хрусталиками льда и осыпавшиеся водопадом острых игл прямо в глаза девушке. Связь с Магретой была тут же разорвана и затерялась в мрачной бездне. В голове Караны снова вспыхнуло пламя жгучей боли, она почувствовала на горле лапы вельмов, липкие, как язык дохлой собаки. Потом боль прошла, сознание помутилось, и Карана погрузилась в черные воды забвения. Последним же, что она ощутила, была вспышка дикого ликования, потрясшая вельмов.
– Это же наш любимый хозяин! – воскликнули вельмы. – Наконец-то мы снова тебя обрели!
– О, мои верные слуги! – прогремели страшные, зловещие и оглушительные слова. – Близится страшная схватка, и вы должны мне помочь! Слушайте и повинуйтесь! Я чувствую, что скоро связь между нами снова пропадет!.. Вы помните, кто вы такие?
– Да, хозяин! Мы вспомнили! Мы – гаршарды!
– У меня есть смертельный враг, мои верные гаршарды!
– Теперь мы знаем, кто он!
– Не давайте ему покоя! Идите за ним по пятам! Сведите его с ума! Но пока не трогайте его! Призовите остальных гаршардов и при подходящей возможности завладейте тем, что мне необходимо!
На следующее утро Лиан проснулся таким измученным, словно не спал всю ночь, а в ужасе метался по дремучему лесу. Куда бы Лиан ни прятался во сне, погоня была тут как тут. Его чудовищный недруг был все ближе и ближе, становясь по мере приближения все сильнее и страшнее, а Лиан никак не мог уйти от него, потому что его сознание сковывал еще чей-то образ, мешавший Лиану скрыться от грозного преследователя.
Лиан почувствовал на лице лучи утреннего солнца. Все тело мучительно болело. Он с трудом разомкнул веки, застонал, закрыл ладонью глаза от яркого света, поднялся на ноги, и тут же чуть не упал от резкой боли в спине. Он попытался вспомнить, что же привело его на эту пустынную, открытую всем ветрам вершину холма. Сначала очень медленно, а потом все быстрее к нему стали возвращаться воспоминания о событиях прошедшей ночи.
Карана! Что за безумие заставило его вчера бросить ее и умчаться сюда?! Безумие?! А может, трусость?! Как же он мог ее оставить, согласиться выполнить свое нелепое обещание?!
Лиан закинул мешок за плечо и взглянул на солнце. Было уже начало восьмого. Он обязательно должен найти Карану! Она могла быть уже у парома! Он подбежал к тропе и посмотрел в сторону реки. На другой стороне он увидел Нарн – кучку домов и деревянные мостки на берегу. Через реку на эту сторону плыл паром. Лиан стал лихорадочно осматривать берег под обрывом, на котором стоял, и разглядел маленький деревянный причал, наполовину скрытый кучкой деревьев. Рядом с причалом стоял сарай без крыши, в котором вращалось солидных размеров колесо с канатом. До причала было около лиги. Если он помчится бегом, он окажется там минут через двадцать и наверняка успеет к парому!
Лиан бросился вниз огромными прыжками, но тропа была неровной и каменистой, а мешок колотил его по спине. Два раза Лиан упал и чуть не переломал себе ноги. После этого он замедлил шаг и стал спускаться осторожнее. Добравшись до подножия обрыва, он снова припустил бегом и бежал около получаса. Когда он оказался у причала, у него дрожали колени и он был весь мокрый от пота. На причале было несколько дикого вида крестьян, тупо, без малейшего любопытства смотревших на Лиана.
Паром уже отчалил и был саженях в ста от берега. Несмотря на вопли Лиана, его прыжки и размахивание руками, паром и не подумал вернуться, а под аккомпанемент скрипучего колеса, травившего канат, методично двигался к противоположному берегу, глубоко осев правым бортом, на который напирало стремительное течение реки. На пароме стояло десять человек, но никто из них не выделялся бледной кожей или рыжими волосами.
Лиан бросился назад, к группе крестьян, карабкавшихся по крутой тропинке вверх по склону, и окликнул последнего – высокого неуклюжего парня с мотыгой на плече, одетого в мешковатую зеленую рубаху и коричневые панталоны. Ни он, ни его спутники не остановились и даже не обернулись.
– Эй ты, в зеленой рубахе! – крикнул Лиан еще раз. Парень продолжал подниматься, но все-таки обернулся. У него была недельная щетина на щеках и нос картошкой.
– Ты не видел здесь женщину с рыжими волосами и зелеными глазами? Вот такого роста. Она не садилась на паром? – спросил Лиан, показывая ладонью рост Караны и карабкаясь вверх по склону вслед за крестьянами.
– Чего? – переспросил парень, гундося себе под нос. Лиан громко, медленно и отчетливо повторил свой вопрос.
Крестьянин раздвинул в ухмылке свои отвислые губы, обнаружив черный зев, обрамленный обломанными гнилыми пеньками.
– Рыжая девушка, красивая! – с трудом выговаривая слова, пробубнил он и снова ухмыльнулся во весь рот, из которого исходил такой тяжелый дух, что Лиан поперхнулся и отвернулся.
– Красивая? Я не говорил, что она... – начал было он, но понял, что его описание породило в мозгу крестьянина какие-то свои образы.
– Ты видел ее? Где? – стал настойчиво расспрашивать Лиан крестьянина, карабкаясь вслед за ним по крутому склону, но внезапно споткнулся и растянулся во весь рост на земле.
– Не видел девушку. Не видел рыжую, – пробубнил крестьянин, отвернулся от Лиана и поспешил за своими.
Лиан так и остался сидеть там, где упал, глядя вслед крестьянам. До него в последний раз донеслось бормотание: “Не видел девушку! Не видел рыжую!” – и крестьяне скрылись за пригорком, направляясь на поля, лежавшие ниже по течению.
Лиан стал лихорадочно прикидывать. Вчера ночью он брел по лесу не меньше двух часов. Чтобы попасть на этот паром, Каране пришлось бы встать задолго до рассвета. Лиан бегом спустился обратно на пристань и замер там в нерешительности. Потом он снял мешок и сел под дерево, поглядывая то в сторону Нарна, то на спускавшуюся с обрыва тропинку. На тропинке никого не было. Время шло, Лиан стал беспокоиться, вскочил на ноги и начал нервно расхаживать по пристани.
Где же она?! Ей давно пора было бы прийти на пристань! Лиан решил оставить мешок у причала и немного пройти по тропе в обратном направлении, просто подняться на обрыв, чтобы посмотреть, не идет ли Карана со стороны леса. Он спрятал мешок в кустах и припустил вверх по тропинке.
Очутившись наверху, Лиан оглянулся. Паром уже почти доплыл до Нарна. На каменистой тропе не было никаких следов, даже его собственных; тропа же была пуста вплоть до густого леса, маячившего в отдалении.
У Лиана защемило сердце. С Караной что-то случилось! Наверно, Тензор умудрился переправиться через реку и какими-то своими тайными приемами заманил девушку в ловушку! Он уже вчера начал давить на сознание Караны. Вот почему она прогнала его! А ему, Лиану, надо было не удирать, а остаться и помочь ей отбиться от врагов. Какой же он все-таки идиот! Жалкий трус!
Лиан понял, что он делает, только когда преодолел по тропе уже половину расстояния до леса. Чем дальше он продвигался, тем тревожнее становилось у него на душе. Наконец он уже не шел, а бежал, потом припустил во весь дух, не смея остановиться, чтобы передохнуть. У него закололо в боку и зашумело в ушах, а он все бежал и бежал, карабкался по оврагам, прыгал через ручьи, судорожно хватая ртом воздух, несся по полянам. Наконец он добежал до речки, у которой они ночевали, и бросился вдоль по берегу. Добежав до поляны, где стояла палатка, он встал как вкопанный.
Вокруг царила мертвая тишина. Лиан слышал только собственное прерывистое дыхание. Поросший травой пригорок погрузился в густую тень. Воздух был сырой и холодный. Вокруг безучастно возвышались вековые деревья. Палатка находилась на своем месте, и Лиан почувствовал волну облегчения: значит, Карана просто решила задержаться тут еще на денек!
– Карана! – крикнул он, но ответа не последовало.
У Лиана по коже побежали мурашки. Он подошел к палатке и увидел, что она вся изорвана. Сквозь прореху он заметил мешок Караны. Мешок тоже был порван. Тут же валялось его втоптанное в землю содержимое. Внутри палатки лежала куча одеял. Лиан поднял одно из них. Оно было изрезано и вымазано запекшейся кровью. Остальные одеяла были в таком же плачевном состоянии. Лиан вытащил все из палатки. Земля под одеялами тоже была пропитана кровью. Крови было так много, что никто не пережил бы такой ее потери. Поняв это, Лиан рухнул на землю и зарыдал.
Часть 3
30
Карана покрылась гусиной кожей. Сначала по ее шее, а потом вниз по спине побежали мурашки. Она обливалась холодным потом, руки, ноги снова сковал столбняк, и внезапно Карана поняла, что они совсем рядом. Среди деревьев замелькали черные тени. Сухая трава зашуршала у них под ногами. Пришли вельмы! А она не могла пошевелить ни рукой ни ногой, потому что вельмы теперь знали, кто она такая и как с ней бороться!
В палатку просунулась чья-то рука. У Караны замерло сердце. Она была бессильна!
Но где-то в глубине ее сознания еще теплился огонек надежды. Все-таки в душе сохранился маленький уголок, о существовании которого вельмы ничего не знали, о котором вообще не знал никто, кроме нее самой! В нем таилась ее непоколебимая воля, которая встрепенулась и заговорила со своей хозяйкой, сказав ей, что неуязвимых существ нет и ей лучше многих известно, что вельмы тоже смертны! Разве она не была свидетельницей того, как Идлис умирал на солнце без одежды, и именно Карана спасла его?! Столбняк отпустил пришедшую в ярость девушку, и, когда вельм протянул к ней свою корявую руку, она ударила ее ножом. Вельм завыл и выдернул руку из палатки.
Но это был не Идлис со своей компанией. Этими вельмами руководил другой изощренный и жестокий разум. Карана снова почувствовала назревавшую у нее в голове невыносимую боль. Хотя девушка уже не спала, перед ее глазами снова возникло предательски привлекательное жестокое лицо из ее снов. Что же она будет делать? Справятся ли они с ней? Палатку разорвали в клочья, лапы вельмов потянулись к Каране. Ее голова лопалась от невыносимой боли, а рука нанесла удар, кож вошел в податливую плоть, и один из вельмов с хрипом упал, но другой вельм зашел сзади и выбил у нее нож. Корчась, как в тисках, сознание Караны возопило о помощи, лихорадочно рассылая призывы во все стороны. И вдруг кто-то совсем близко откликнулся на ее призыв. Не может быть!
“Магрета!” – воскликнула Карана. У нее в глазах вспыхнули золотые лучи, и она метнула в пространство петлю контакта.
Казалось, сама ночь испустила вздох облегчения, почувствовав, что к Каране идут на помощь, но звезды на ее черном покрывале превратились в слезы, застывшие хрусталиками льда и осыпавшиеся водопадом острых игл прямо в глаза девушке. Связь с Магретой была тут же разорвана и затерялась в мрачной бездне. В голове Караны снова вспыхнуло пламя жгучей боли, она почувствовала на горле лапы вельмов, липкие, как язык дохлой собаки. Потом боль прошла, сознание помутилось, и Карана погрузилась в черные воды забвения. Последним же, что она ощутила, была вспышка дикого ликования, потрясшая вельмов.
– Это же наш любимый хозяин! – воскликнули вельмы. – Наконец-то мы снова тебя обрели!
– О, мои верные слуги! – прогремели страшные, зловещие и оглушительные слова. – Близится страшная схватка, и вы должны мне помочь! Слушайте и повинуйтесь! Я чувствую, что скоро связь между нами снова пропадет!.. Вы помните, кто вы такие?
– Да, хозяин! Мы вспомнили! Мы – гаршарды!
– У меня есть смертельный враг, мои верные гаршарды!
– Теперь мы знаем, кто он!
– Не давайте ему покоя! Идите за ним по пятам! Сведите его с ума! Но пока не трогайте его! Призовите остальных гаршардов и при подходящей возможности завладейте тем, что мне необходимо!
На следующее утро Лиан проснулся таким измученным, словно не спал всю ночь, а в ужасе метался по дремучему лесу. Куда бы Лиан ни прятался во сне, погоня была тут как тут. Его чудовищный недруг был все ближе и ближе, становясь по мере приближения все сильнее и страшнее, а Лиан никак не мог уйти от него, потому что его сознание сковывал еще чей-то образ, мешавший Лиану скрыться от грозного преследователя.
Лиан почувствовал на лице лучи утреннего солнца. Все тело мучительно болело. Он с трудом разомкнул веки, застонал, закрыл ладонью глаза от яркого света, поднялся на ноги, и тут же чуть не упал от резкой боли в спине. Он попытался вспомнить, что же привело его на эту пустынную, открытую всем ветрам вершину холма. Сначала очень медленно, а потом все быстрее к нему стали возвращаться воспоминания о событиях прошедшей ночи.
Карана! Что за безумие заставило его вчера бросить ее и умчаться сюда?! Безумие?! А может, трусость?! Как же он мог ее оставить, согласиться выполнить свое нелепое обещание?!
Лиан закинул мешок за плечо и взглянул на солнце. Было уже начало восьмого. Он обязательно должен найти Карану! Она могла быть уже у парома! Он подбежал к тропе и посмотрел в сторону реки. На другой стороне он увидел Нарн – кучку домов и деревянные мостки на берегу. Через реку на эту сторону плыл паром. Лиан стал лихорадочно осматривать берег под обрывом, на котором стоял, и разглядел маленький деревянный причал, наполовину скрытый кучкой деревьев. Рядом с причалом стоял сарай без крыши, в котором вращалось солидных размеров колесо с канатом. До причала было около лиги. Если он помчится бегом, он окажется там минут через двадцать и наверняка успеет к парому!
Лиан бросился вниз огромными прыжками, но тропа была неровной и каменистой, а мешок колотил его по спине. Два раза Лиан упал и чуть не переломал себе ноги. После этого он замедлил шаг и стал спускаться осторожнее. Добравшись до подножия обрыва, он снова припустил бегом и бежал около получаса. Когда он оказался у причала, у него дрожали колени и он был весь мокрый от пота. На причале было несколько дикого вида крестьян, тупо, без малейшего любопытства смотревших на Лиана.
Паром уже отчалил и был саженях в ста от берега. Несмотря на вопли Лиана, его прыжки и размахивание руками, паром и не подумал вернуться, а под аккомпанемент скрипучего колеса, травившего канат, методично двигался к противоположному берегу, глубоко осев правым бортом, на который напирало стремительное течение реки. На пароме стояло десять человек, но никто из них не выделялся бледной кожей или рыжими волосами.
Лиан бросился назад, к группе крестьян, карабкавшихся по крутой тропинке вверх по склону, и окликнул последнего – высокого неуклюжего парня с мотыгой на плече, одетого в мешковатую зеленую рубаху и коричневые панталоны. Ни он, ни его спутники не остановились и даже не обернулись.
– Эй ты, в зеленой рубахе! – крикнул Лиан еще раз. Парень продолжал подниматься, но все-таки обернулся. У него была недельная щетина на щеках и нос картошкой.
– Ты не видел здесь женщину с рыжими волосами и зелеными глазами? Вот такого роста. Она не садилась на паром? – спросил Лиан, показывая ладонью рост Караны и карабкаясь вверх по склону вслед за крестьянами.
– Чего? – переспросил парень, гундося себе под нос. Лиан громко, медленно и отчетливо повторил свой вопрос.
Крестьянин раздвинул в ухмылке свои отвислые губы, обнаружив черный зев, обрамленный обломанными гнилыми пеньками.
– Рыжая девушка, красивая! – с трудом выговаривая слова, пробубнил он и снова ухмыльнулся во весь рот, из которого исходил такой тяжелый дух, что Лиан поперхнулся и отвернулся.
– Красивая? Я не говорил, что она... – начал было он, но понял, что его описание породило в мозгу крестьянина какие-то свои образы.
– Ты видел ее? Где? – стал настойчиво расспрашивать Лиан крестьянина, карабкаясь вслед за ним по крутому склону, но внезапно споткнулся и растянулся во весь рост на земле.
– Не видел девушку. Не видел рыжую, – пробубнил крестьянин, отвернулся от Лиана и поспешил за своими.
Лиан так и остался сидеть там, где упал, глядя вслед крестьянам. До него в последний раз донеслось бормотание: “Не видел девушку! Не видел рыжую!” – и крестьяне скрылись за пригорком, направляясь на поля, лежавшие ниже по течению.
Лиан стал лихорадочно прикидывать. Вчера ночью он брел по лесу не меньше двух часов. Чтобы попасть на этот паром, Каране пришлось бы встать задолго до рассвета. Лиан бегом спустился обратно на пристань и замер там в нерешительности. Потом он снял мешок и сел под дерево, поглядывая то в сторону Нарна, то на спускавшуюся с обрыва тропинку. На тропинке никого не было. Время шло, Лиан стал беспокоиться, вскочил на ноги и начал нервно расхаживать по пристани.
Где же она?! Ей давно пора было бы прийти на пристань! Лиан решил оставить мешок у причала и немного пройти по тропе в обратном направлении, просто подняться на обрыв, чтобы посмотреть, не идет ли Карана со стороны леса. Он спрятал мешок в кустах и припустил вверх по тропинке.
Очутившись наверху, Лиан оглянулся. Паром уже почти доплыл до Нарна. На каменистой тропе не было никаких следов, даже его собственных; тропа же была пуста вплоть до густого леса, маячившего в отдалении.
У Лиана защемило сердце. С Караной что-то случилось! Наверно, Тензор умудрился переправиться через реку и какими-то своими тайными приемами заманил девушку в ловушку! Он уже вчера начал давить на сознание Караны. Вот почему она прогнала его! А ему, Лиану, надо было не удирать, а остаться и помочь ей отбиться от врагов. Какой же он все-таки идиот! Жалкий трус!
Лиан понял, что он делает, только когда преодолел по тропе уже половину расстояния до леса. Чем дальше он продвигался, тем тревожнее становилось у него на душе. Наконец он уже не шел, а бежал, потом припустил во весь дух, не смея остановиться, чтобы передохнуть. У него закололо в боку и зашумело в ушах, а он все бежал и бежал, карабкался по оврагам, прыгал через ручьи, судорожно хватая ртом воздух, несся по полянам. Наконец он добежал до речки, у которой они ночевали, и бросился вдоль по берегу. Добежав до поляны, где стояла палатка, он встал как вкопанный.
Вокруг царила мертвая тишина. Лиан слышал только собственное прерывистое дыхание. Поросший травой пригорок погрузился в густую тень. Воздух был сырой и холодный. Вокруг безучастно возвышались вековые деревья. Палатка находилась на своем месте, и Лиан почувствовал волну облегчения: значит, Карана просто решила задержаться тут еще на денек!
– Карана! – крикнул он, но ответа не последовало.
У Лиана по коже побежали мурашки. Он подошел к палатке и увидел, что она вся изорвана. Сквозь прореху он заметил мешок Караны. Мешок тоже был порван. Тут же валялось его втоптанное в землю содержимое. Внутри палатки лежала куча одеял. Лиан поднял одно из них. Оно было изрезано и вымазано запекшейся кровью. Остальные одеяла были в таком же плачевном состоянии. Лиан вытащил все из палатки. Земля под одеялами тоже была пропитана кровью. Крови было так много, что никто не пережил бы такой ее потери. Поняв это, Лиан рухнул на землю и зарыдал.
Часть 3
30
Связующее звено
Когда Феламора наконец направила лодку в тростник, солнце клонилось к закату. Десять часов назад она освободила из Фиц Горго Магрету, и сейчас та сидела, прислонившись к борту. Девушку знобило, и она почти не понимала, что с ней происходит. Под ее израненными ногами переливалась черная зловонная каша из грязи и болотной воды. Лодка дернулась, наскочив на прибрежную кочку. Магрета застонала, приоткрыв впавшие глаза с пожелтевшими белками.
Феламора шагнула в мутную воду и вытащила суденышко на берег, хотя в высоком тростнике течение его и так не унесло бы. Феламора расправила тростник, примятый лодкой, чтобы никто не догадался, что они пристали к берегу именно здесь. Затем она снова вышла на берег и осмотрела островок, к которому причалила. Везде была жидкая глубокая грязь. Она налипала Феламоре на сапоги, тянула ее ноги книзу. То и дело увязая в этой жиже, Феламора пробралась сквозь тростник на противоположный берег острова. Она не нашла ни клочка твердой земли: всюду была холодная серая грязь, а посредине островка возвышался ствол давным-давно засохшего дерева. Солнце коснулось горизонта, и над водой стал собираться туман. Ночь обещала быть темной и холодной.
Вернувшись, Феламора обнаружила Магрету, перегнувшуюся через борт: ее тошнило. Когда Феламора подошла к лодке, Магрета взглянула на нее, но тут же снова перевесилась за борт, поскольку у нее начался новый приступ рвоты. Феламора невозмутимо наблюдала за ней.
– Придется заночевать в лодке, – сказала она, когда Магрете немного полегчало. – Кругом одна грязь... Дай-ка, пока еще светло, я осмотрю твои раны.
Феламора подняла рубаху на спине у Магреты.
– Вот здесь в рану попал яд, – произнесла она, нахмурившись. – Очевидно, тебя пытали отравленными инструментами. Ну ничего, у меня есть мазь, которая тебе поможет.
Феламора прошла на корму лодки и стала рыться у себя в мешке. От холодного ветра у Магреты заныла спина. Отыскав нужную баночку, Феламора вернулась к Магрете и смазала ее раны. При каждом прикосновении пальцев Феламоры девушка содрогалась от боли. Вскоре мазь подействовала, и боль начала утихать.
– Мне нечем перевязать тебе раны. На, надень вот это! Теперь они быстро заживут. – Феламора вынула из мешка длинную просторную рубашку, ткань которой, показавшаяся Магрете легче шелка, ласково прикоснулась к ее горевшей коже.
На следующее утро Магрета проснулась поздно и обнаружила, что лодка уже скользит по бесконечному заросшему деревьями болоту. Вода в нем была чайного цвета. На ней качались пожелтевшие листья, опавшие с росших здесь повсюду сардовых деревьев. Они были высокими – не менее двадцати саженей в высоту. Эти деревья, необъятные у основания, немного выше делились на несколько более тонких стволов. Их мягкая кора, по цвету и на ощупь напоминавшая пергамент, свисала с ветвей широкими полосами, плавала в воде длинными лентами. В просветы между листвой светило низкое солнце. Лодка, как безошибочно определила Магрета, направлялась почти прямо на север.
– Доброе утро, – сказала девушка Феламоре, управлявшей их суденышком, сидя на корме.
Феламора, судя по всему проведшая ночь в размышлениях над провалом Магреты, ничего не ответила, искоса взглянула на нее и отвернулась с недовольным видом. Все утро они плыли строго на север. Даже огибая островки, Феламора старалась как можно скорее снова взять прежний курс. В полдень Магрета еще раз попыталась заговорить с Феламорой:
– Куда мы плывем? Почему все время на север?
– Замолчи! – прикрикнула на нее Феламора. – Я больше тебе не доверяю и не собираюсь рассказывать о своих планах. Хватит вопросов! Я потратила столько времени и сил на твое обучение, а ты меня так подвела!
Феламора отвернулась – разговор был окончен.
Магрета закрыла глаза, уткнулась лбом в борт и постаралась заснуть. Она проспала на плавно покачивавшемся дне лодки большую часть того и следующего дня. Как ни странно, ее сны были тихими и приятными. Лишь один раз она пробудилась с криком ужаса: ей привиделись вельмы. Феламора обняла девушку за плечи и стала гладить ее покрытый холодным потом лоб, что-то тихо приговаривая на языке феллемов. Засыпая, Магрета подумала, что в глазах Феламоры мелькнуло то, чего она никогда в них не видела, – жалость. Жалость! А может быть, скорбь? А ведь Феламора никогда не позволяла себе показывать окружающим ни жалости, ни скорби.
Просыпаясь, Магрета неизменно видела одну и ту же картину: Феламора на корме, безучастно глядящая прямо перед собой. Дважды в день они делали краткую остановку, чтобы в молчании поесть хлеба, копченой рыбы и сушеных фруктов, запивая их холодной болотной водой.
На четвертый день Магрета очнулась глубоко за полночь. Сквозь поредевшие листья сардовых деревьев светил поднимавшийся над горизонтом месяц. Повсюду, как колонны храма, возвышались белые стволы деревьев. Неподвижная лодка покачивалась на воде. Феламора решила немного отдохнуть и задремала на корме. Магрета тихонько подошла к ней и положила руку ей на плечо.
– Прости меня, пожалуйста! – сказала девушка. – Я тебя очень подвела, но еще не все потеряно! Зеркало у Караны! Она принесет его тебе, ведь она поклялась страшной клятвой.
Феламора вздрогнула, проснулась и сбросила со своего плеча руку Магреты. Ее вечно молодое лицо исказила гримаса злобы.
– Ты безнадежная дура! – прошипела она. – Я никогда тебя не прощу. Я велела тебе отправляться одной!
Магрета попятилась, зацепилась за скамейку и тяжело плюхнулась на дно лодки. Феламора смотрела на нее со свойственным только феллемам выражением вековой горечи в глазах.
– Мне нужна была помощница! Я не справилась бы одна!
– Ты достаточно хорошо подготовлена мной, чтобы справиться с этим выскочкой Иггуром!
– Может быть. Порой я и сама чувствую свою силу. Но ты не научила меня двум очень важным вещам: воле к победе и превосходству. Я пыталась выполнить свой долг перед тобой, отослала Карану с Зеркалом, которое тебе так необходимо, и даже на какое-то время подчинила себе Иггура. Но я не испытывала радости, что он в моей власти, и он очень скоро сломил мою волю. Позже, в Фиц Горго, когда я лучше узнала самого Иггура и то, что его мучит, мне даже стало его жалко.
– Тебе стало жалко Иггура?! – Феламора не могла поверить своим ушам, начиная осознавать, какое несовершенное орудие сотворила своими руками. – И это после того, что он с тобой сделал?! Ты должна ненавидеть его, хотеть его уничтожить. Он-то не пожалел тебя.
– Не думаю, что это он прислал за мной вельмов, ведь они почти перестали его слушаться; они будут служить ему, пока не найдут себе более подходящего хозяина... А мне не привыкать к дурному отношению. Я часто спрашивала себя о том, что же такого ужасного сотворили мои родители. Зачем ты взяла меня к себе? Зачем ты меня всему учила? Почему я должна прятать цвет своих глаз? – Возбужденная Магрета едва не срывалась на крик. – Кто я, в конце концов, такая? – Потом она успокоилась и заговорила спокойным, почти умоляющим тоном: – Почему ты послала в Фиц Горго именно меня? Ведь я только что убедилась, что лучше тебя никто не умеет отводить глаза. Ты прекрасно выкрала бы Зеркало и без моей помощи. Почему ты поручила это мне?
Феламору на мгновение обескуражил агрессивный тон Магреты, обнаружившей нетипичный всплеск эмоций. Она растерялась, поняв, что в душе Магреты таится нечто неизвестное ей и над чем она не властна. – Какие же события в Фиц Горго так изменили Магрету?
– Ты хотела испытать меня в деле, посмотреть, хорошо ли я готова? Но зачем? Для чего ты меня готовишь? По-моему, феллемы знали об этом, иначе они не изгнали бы нас, когда я была совсем маленькой! Почему ты мне не доверяешь? Я всегда служила тебе верой и правдой. Для меня вообще не существует ничего, кроме долга перед тобой. – Магрета почти плакала.
Феламора приблизилась к ней, заглянула ей в глаза и коснулась рукой лба.
– Успокойся, Магрета! – сказала она мягко. – Ты вся горишь. У тебя воспалилось воображение! Отдохни.
В тот же миг Магрета почувствовала, что действительно успокаивается, что мучившие ее переживания покидают ее. Сначала она пыталась бороться с волной оцепенения, но силы оставили ее, и она позволила Феламоре усадить себя. Та укутала ее одеялом, которое Магрета, внезапно почувствовавшая себя продрогшей, сжала руками под самым подбородком. Она привалилась спиной к борту и дрожала, уставившись на болото невидящими глазами. Феламора хлопотала на другом конце лодки.
– На, выпей, – сказала она, протягивая Магрете небольшую чашку. – Боль пройдет, ты согреешься и заснешь.
“Но ведь у меня ничего не болит, и даже нет лихорадки”, – сонно подумала Магрета, глядя в чашку, на дне которой дрожала и поблескивала, как ртуть, в тусклом лунном свете густая жидкость металлического цвета.
– Пей! – приказала Феламора, и Магрета стала послушно пить. Феламора проследила, чтобы она проглотила содержимое чашки, которую тут же убрала.
Магрета же, постаравшаяся проглотить как можно меньше зелья, уронила голову на руки и приоткрыла рот, из которого потекла струйка ртутной жидкости, скатившаяся по борту и смешавшаяся с грязью на дне лодки. Впрочем, Магрету тут же охватила усталость. Она прикорнула у борта и мгновенно заснула.
Феламора взглянула на Магрету. В просторной одежде та напоминала кучу тряпья. “Я не чужда жалости, – думала Феламора, – но жалостью я не добьюсь своего. Я не откажусь от своих замыслов и не брошу тебя, но отныне мне придется быть с тобой поосторожнее”.
Она вышла из лодки на маленький, заросший тростником остров, где нашла полянку, покрытую невысокими травами, села на ней и, погрузившись в размышления, стала гладить пахучие листья.
“И зачем только я возглавила феллемов, отправившихся на Сантенар?! А ведь я так боролась на Таллаламе за эту честь! Как я жаждала славы! Как легкомысленно я взяла на себя это невыносимое бремя! Разве тогда я могла предположить, что буду нести его до самой смерти?! Я уже не помню, как это было. А что остальные феллемы? Они и в ус не дуют, ожидая, что обо всем позаботится их предводительница!
А как не хотел наш Совет посылать нас сюда! Но нами двигали чувство долга и страх. Ведь кароны вырвались с Аркана, и мы должны были не отставать от них, недаром все три мира неразрывно взаимосвязаны! Нам пришлось последовать за ними, чтобы не нарушилось равновесие, ведь любое событие в одном из трех миров может повлечь за собой катастрофу в других. А как нам не понравился Сантенар! Конечно, и здесь есть свои прелести, но что он в сравнении с Таллаламом! Как нам было здесь одиноко! Точно так же, как мне сейчас. Как мне хочется вновь очутиться на Таллаламе среди своих соплеменников!.. Оставшиеся на Сантенаре уже давно не те, да и я сама уже не та!..
Мне выпала доля привести сюда феллемов, мне их отсюда и уводить! В первый раз у меня это не получилось. Преграда оказалась непреодолимой, в ней не было ни одной лазейки. Я была обязана что-нибудь придумать, но не смогла. Снедаемая одиночеством, пытаясь решить эту невыполнимую задачу, я чуть не сошла с ума. Потом Кривое Зеркало помогло моей хитроумной сопернице Ялкаре найти проход в Преграде. Но, скрывшись с Сантенара, Ялкара замкнула за собой врата, сквозь которые ускользнула. Мимолетная надежда, порожденная успехом Королевы Обмана, вскоре сменилась отчаянием. Тогда-то во мне и стали происходить не самые лучшие изменения. Я думала, искала, вынюхивала, и наконец в моем сердце вновь затеплилась надежда! Ведь мне представился новый шанс выполнить свой долг!
Если бы ты знала феллемов получше, Магрета, ты поняла бы, почему, когда появилась надежда вернуться домой, я совершила этот ужасный поступок, поступила именно так, а не иначе... Неудивительно, что я так тебя ненавижу, ведь я сотворила тебя своими руками. Ты – олицетворение моего собственного падения!”
В этих размышлениях Феламора провела бессонную ночь, сидя в траве и глядя на бледнеющие утренние звезды.
Магрета проснулась поздно. У нее пересохло во рту, а виски гудели от тупой боли. События предыдущего вечера казались ей на удивление далекими, хотя она и понимала, что ей необходимо их оживить. Она стала копаться в своей онемевшей памяти и заметила, что Феламора пристально смотрит на нее.
– У меня раскалывается голова, – сказала Магрета, наморщив лоб и опустив глаза, чтобы Феламора не догадалась по ее взгляду, что она внезапно все вспомнила.
– Тебя больше не знобит, значит, мое лекарство подействовало.
– Наверное... А я принимала его? Какой сегодня день?
– Утро четвертого дня с тех пор, как я вытащила тебя из Фиц Горго... Ты что-нибудь помнишь?
– Камеру, в которой вельмы терзают своих пленников. Ее мне никогда не забыть... Потом ты пришла за мной, – пробормотала Магрета сонным голосом. – Каменные коридоры. Боль в ногах и спине. Боль во всем теле. Ты подсадила меня в лодку. В эту лодку! – уточнила она, озираясь по сторонам. – Потом мы долго плыли сквозь лес каких-то высоченных белых деревьев. Хотя, может, мне только приснилось... Да нет же, мы и сейчас в этом лесу! Смотри, вот – эти деревья! Я верила, что ты меня не бросишь! – благодарно улыбаясь, сказала она Феламоре, которая улыбнулась в ответ и погладила Магрету по плечу, стараясь скрыть тревогу во взгляде.
Феламора стала подробно расспрашивать Магрету о похищении Зеркала, о вельмах, об Иггуре и особенно о Каране. Магрета не была уверена в том, как ей следует отвечать, разрываясь между преданностью Каране и чувством долга перед Феламорой. А ведь вельмы тоже задавали ей вопросы о Каране! Что же в Каране так их заинтересовало? То, что она чувствительница? Почему они так обрадовались, когда Магрета не выдержала и рассказала о родителях Караны? Почему Вартила воскликнула: “Теперь я знаю, что с ней делать!”?
“Я же сама говорила Каране, что ей лучше не болтать о своем происхождении. Почему же я не предупредила ее, чтобы она и со мной держала язык за зубами?! Что теперь с ней сделают из-за моего предательства? Убьют? Обратят в рабство?”
– Весьма любопытно, – заметила Феламора. – Карана не так проста, как я думала. А ее способность устанавливать мысленную связь! Откуда она у нее? Я должна побольше о ней разузнать. Ты как-то упоминала, что ее род откуда-то из окрестностей Тольрима. Много веков назад там жил один из феллемов. Ходили слухи, что у него родилась дочь, которая у нас, конечно, никогда не появлялась. Может, Карана имеет к нему какое-то отношение?
Феламора шагнула в мутную воду и вытащила суденышко на берег, хотя в высоком тростнике течение его и так не унесло бы. Феламора расправила тростник, примятый лодкой, чтобы никто не догадался, что они пристали к берегу именно здесь. Затем она снова вышла на берег и осмотрела островок, к которому причалила. Везде была жидкая глубокая грязь. Она налипала Феламоре на сапоги, тянула ее ноги книзу. То и дело увязая в этой жиже, Феламора пробралась сквозь тростник на противоположный берег острова. Она не нашла ни клочка твердой земли: всюду была холодная серая грязь, а посредине островка возвышался ствол давным-давно засохшего дерева. Солнце коснулось горизонта, и над водой стал собираться туман. Ночь обещала быть темной и холодной.
Вернувшись, Феламора обнаружила Магрету, перегнувшуюся через борт: ее тошнило. Когда Феламора подошла к лодке, Магрета взглянула на нее, но тут же снова перевесилась за борт, поскольку у нее начался новый приступ рвоты. Феламора невозмутимо наблюдала за ней.
– Придется заночевать в лодке, – сказала она, когда Магрете немного полегчало. – Кругом одна грязь... Дай-ка, пока еще светло, я осмотрю твои раны.
Феламора подняла рубаху на спине у Магреты.
– Вот здесь в рану попал яд, – произнесла она, нахмурившись. – Очевидно, тебя пытали отравленными инструментами. Ну ничего, у меня есть мазь, которая тебе поможет.
Феламора прошла на корму лодки и стала рыться у себя в мешке. От холодного ветра у Магреты заныла спина. Отыскав нужную баночку, Феламора вернулась к Магрете и смазала ее раны. При каждом прикосновении пальцев Феламоры девушка содрогалась от боли. Вскоре мазь подействовала, и боль начала утихать.
– Мне нечем перевязать тебе раны. На, надень вот это! Теперь они быстро заживут. – Феламора вынула из мешка длинную просторную рубашку, ткань которой, показавшаяся Магрете легче шелка, ласково прикоснулась к ее горевшей коже.
На следующее утро Магрета проснулась поздно и обнаружила, что лодка уже скользит по бесконечному заросшему деревьями болоту. Вода в нем была чайного цвета. На ней качались пожелтевшие листья, опавшие с росших здесь повсюду сардовых деревьев. Они были высокими – не менее двадцати саженей в высоту. Эти деревья, необъятные у основания, немного выше делились на несколько более тонких стволов. Их мягкая кора, по цвету и на ощупь напоминавшая пергамент, свисала с ветвей широкими полосами, плавала в воде длинными лентами. В просветы между листвой светило низкое солнце. Лодка, как безошибочно определила Магрета, направлялась почти прямо на север.
– Доброе утро, – сказала девушка Феламоре, управлявшей их суденышком, сидя на корме.
Феламора, судя по всему проведшая ночь в размышлениях над провалом Магреты, ничего не ответила, искоса взглянула на нее и отвернулась с недовольным видом. Все утро они плыли строго на север. Даже огибая островки, Феламора старалась как можно скорее снова взять прежний курс. В полдень Магрета еще раз попыталась заговорить с Феламорой:
– Куда мы плывем? Почему все время на север?
– Замолчи! – прикрикнула на нее Феламора. – Я больше тебе не доверяю и не собираюсь рассказывать о своих планах. Хватит вопросов! Я потратила столько времени и сил на твое обучение, а ты меня так подвела!
Феламора отвернулась – разговор был окончен.
Магрета закрыла глаза, уткнулась лбом в борт и постаралась заснуть. Она проспала на плавно покачивавшемся дне лодки большую часть того и следующего дня. Как ни странно, ее сны были тихими и приятными. Лишь один раз она пробудилась с криком ужаса: ей привиделись вельмы. Феламора обняла девушку за плечи и стала гладить ее покрытый холодным потом лоб, что-то тихо приговаривая на языке феллемов. Засыпая, Магрета подумала, что в глазах Феламоры мелькнуло то, чего она никогда в них не видела, – жалость. Жалость! А может быть, скорбь? А ведь Феламора никогда не позволяла себе показывать окружающим ни жалости, ни скорби.
Просыпаясь, Магрета неизменно видела одну и ту же картину: Феламора на корме, безучастно глядящая прямо перед собой. Дважды в день они делали краткую остановку, чтобы в молчании поесть хлеба, копченой рыбы и сушеных фруктов, запивая их холодной болотной водой.
На четвертый день Магрета очнулась глубоко за полночь. Сквозь поредевшие листья сардовых деревьев светил поднимавшийся над горизонтом месяц. Повсюду, как колонны храма, возвышались белые стволы деревьев. Неподвижная лодка покачивалась на воде. Феламора решила немного отдохнуть и задремала на корме. Магрета тихонько подошла к ней и положила руку ей на плечо.
– Прости меня, пожалуйста! – сказала девушка. – Я тебя очень подвела, но еще не все потеряно! Зеркало у Караны! Она принесет его тебе, ведь она поклялась страшной клятвой.
Феламора вздрогнула, проснулась и сбросила со своего плеча руку Магреты. Ее вечно молодое лицо исказила гримаса злобы.
– Ты безнадежная дура! – прошипела она. – Я никогда тебя не прощу. Я велела тебе отправляться одной!
Магрета попятилась, зацепилась за скамейку и тяжело плюхнулась на дно лодки. Феламора смотрела на нее со свойственным только феллемам выражением вековой горечи в глазах.
– Мне нужна была помощница! Я не справилась бы одна!
– Ты достаточно хорошо подготовлена мной, чтобы справиться с этим выскочкой Иггуром!
– Может быть. Порой я и сама чувствую свою силу. Но ты не научила меня двум очень важным вещам: воле к победе и превосходству. Я пыталась выполнить свой долг перед тобой, отослала Карану с Зеркалом, которое тебе так необходимо, и даже на какое-то время подчинила себе Иггура. Но я не испытывала радости, что он в моей власти, и он очень скоро сломил мою волю. Позже, в Фиц Горго, когда я лучше узнала самого Иггура и то, что его мучит, мне даже стало его жалко.
– Тебе стало жалко Иггура?! – Феламора не могла поверить своим ушам, начиная осознавать, какое несовершенное орудие сотворила своими руками. – И это после того, что он с тобой сделал?! Ты должна ненавидеть его, хотеть его уничтожить. Он-то не пожалел тебя.
– Не думаю, что это он прислал за мной вельмов, ведь они почти перестали его слушаться; они будут служить ему, пока не найдут себе более подходящего хозяина... А мне не привыкать к дурному отношению. Я часто спрашивала себя о том, что же такого ужасного сотворили мои родители. Зачем ты взяла меня к себе? Зачем ты меня всему учила? Почему я должна прятать цвет своих глаз? – Возбужденная Магрета едва не срывалась на крик. – Кто я, в конце концов, такая? – Потом она успокоилась и заговорила спокойным, почти умоляющим тоном: – Почему ты послала в Фиц Горго именно меня? Ведь я только что убедилась, что лучше тебя никто не умеет отводить глаза. Ты прекрасно выкрала бы Зеркало и без моей помощи. Почему ты поручила это мне?
Феламору на мгновение обескуражил агрессивный тон Магреты, обнаружившей нетипичный всплеск эмоций. Она растерялась, поняв, что в душе Магреты таится нечто неизвестное ей и над чем она не властна. – Какие же события в Фиц Горго так изменили Магрету?
– Ты хотела испытать меня в деле, посмотреть, хорошо ли я готова? Но зачем? Для чего ты меня готовишь? По-моему, феллемы знали об этом, иначе они не изгнали бы нас, когда я была совсем маленькой! Почему ты мне не доверяешь? Я всегда служила тебе верой и правдой. Для меня вообще не существует ничего, кроме долга перед тобой. – Магрета почти плакала.
Феламора приблизилась к ней, заглянула ей в глаза и коснулась рукой лба.
– Успокойся, Магрета! – сказала она мягко. – Ты вся горишь. У тебя воспалилось воображение! Отдохни.
В тот же миг Магрета почувствовала, что действительно успокаивается, что мучившие ее переживания покидают ее. Сначала она пыталась бороться с волной оцепенения, но силы оставили ее, и она позволила Феламоре усадить себя. Та укутала ее одеялом, которое Магрета, внезапно почувствовавшая себя продрогшей, сжала руками под самым подбородком. Она привалилась спиной к борту и дрожала, уставившись на болото невидящими глазами. Феламора хлопотала на другом конце лодки.
– На, выпей, – сказала она, протягивая Магрете небольшую чашку. – Боль пройдет, ты согреешься и заснешь.
“Но ведь у меня ничего не болит, и даже нет лихорадки”, – сонно подумала Магрета, глядя в чашку, на дне которой дрожала и поблескивала, как ртуть, в тусклом лунном свете густая жидкость металлического цвета.
– Пей! – приказала Феламора, и Магрета стала послушно пить. Феламора проследила, чтобы она проглотила содержимое чашки, которую тут же убрала.
Магрета же, постаравшаяся проглотить как можно меньше зелья, уронила голову на руки и приоткрыла рот, из которого потекла струйка ртутной жидкости, скатившаяся по борту и смешавшаяся с грязью на дне лодки. Впрочем, Магрету тут же охватила усталость. Она прикорнула у борта и мгновенно заснула.
Феламора взглянула на Магрету. В просторной одежде та напоминала кучу тряпья. “Я не чужда жалости, – думала Феламора, – но жалостью я не добьюсь своего. Я не откажусь от своих замыслов и не брошу тебя, но отныне мне придется быть с тобой поосторожнее”.
Она вышла из лодки на маленький, заросший тростником остров, где нашла полянку, покрытую невысокими травами, села на ней и, погрузившись в размышления, стала гладить пахучие листья.
“И зачем только я возглавила феллемов, отправившихся на Сантенар?! А ведь я так боролась на Таллаламе за эту честь! Как я жаждала славы! Как легкомысленно я взяла на себя это невыносимое бремя! Разве тогда я могла предположить, что буду нести его до самой смерти?! Я уже не помню, как это было. А что остальные феллемы? Они и в ус не дуют, ожидая, что обо всем позаботится их предводительница!
А как не хотел наш Совет посылать нас сюда! Но нами двигали чувство долга и страх. Ведь кароны вырвались с Аркана, и мы должны были не отставать от них, недаром все три мира неразрывно взаимосвязаны! Нам пришлось последовать за ними, чтобы не нарушилось равновесие, ведь любое событие в одном из трех миров может повлечь за собой катастрофу в других. А как нам не понравился Сантенар! Конечно, и здесь есть свои прелести, но что он в сравнении с Таллаламом! Как нам было здесь одиноко! Точно так же, как мне сейчас. Как мне хочется вновь очутиться на Таллаламе среди своих соплеменников!.. Оставшиеся на Сантенаре уже давно не те, да и я сама уже не та!..
Мне выпала доля привести сюда феллемов, мне их отсюда и уводить! В первый раз у меня это не получилось. Преграда оказалась непреодолимой, в ней не было ни одной лазейки. Я была обязана что-нибудь придумать, но не смогла. Снедаемая одиночеством, пытаясь решить эту невыполнимую задачу, я чуть не сошла с ума. Потом Кривое Зеркало помогло моей хитроумной сопернице Ялкаре найти проход в Преграде. Но, скрывшись с Сантенара, Ялкара замкнула за собой врата, сквозь которые ускользнула. Мимолетная надежда, порожденная успехом Королевы Обмана, вскоре сменилась отчаянием. Тогда-то во мне и стали происходить не самые лучшие изменения. Я думала, искала, вынюхивала, и наконец в моем сердце вновь затеплилась надежда! Ведь мне представился новый шанс выполнить свой долг!
Если бы ты знала феллемов получше, Магрета, ты поняла бы, почему, когда появилась надежда вернуться домой, я совершила этот ужасный поступок, поступила именно так, а не иначе... Неудивительно, что я так тебя ненавижу, ведь я сотворила тебя своими руками. Ты – олицетворение моего собственного падения!”
В этих размышлениях Феламора провела бессонную ночь, сидя в траве и глядя на бледнеющие утренние звезды.
Магрета проснулась поздно. У нее пересохло во рту, а виски гудели от тупой боли. События предыдущего вечера казались ей на удивление далекими, хотя она и понимала, что ей необходимо их оживить. Она стала копаться в своей онемевшей памяти и заметила, что Феламора пристально смотрит на нее.
– У меня раскалывается голова, – сказала Магрета, наморщив лоб и опустив глаза, чтобы Феламора не догадалась по ее взгляду, что она внезапно все вспомнила.
– Тебя больше не знобит, значит, мое лекарство подействовало.
– Наверное... А я принимала его? Какой сегодня день?
– Утро четвертого дня с тех пор, как я вытащила тебя из Фиц Горго... Ты что-нибудь помнишь?
– Камеру, в которой вельмы терзают своих пленников. Ее мне никогда не забыть... Потом ты пришла за мной, – пробормотала Магрета сонным голосом. – Каменные коридоры. Боль в ногах и спине. Боль во всем теле. Ты подсадила меня в лодку. В эту лодку! – уточнила она, озираясь по сторонам. – Потом мы долго плыли сквозь лес каких-то высоченных белых деревьев. Хотя, может, мне только приснилось... Да нет же, мы и сейчас в этом лесу! Смотри, вот – эти деревья! Я верила, что ты меня не бросишь! – благодарно улыбаясь, сказала она Феламоре, которая улыбнулась в ответ и погладила Магрету по плечу, стараясь скрыть тревогу во взгляде.
Феламора стала подробно расспрашивать Магрету о похищении Зеркала, о вельмах, об Иггуре и особенно о Каране. Магрета не была уверена в том, как ей следует отвечать, разрываясь между преданностью Каране и чувством долга перед Феламорой. А ведь вельмы тоже задавали ей вопросы о Каране! Что же в Каране так их заинтересовало? То, что она чувствительница? Почему они так обрадовались, когда Магрета не выдержала и рассказала о родителях Караны? Почему Вартила воскликнула: “Теперь я знаю, что с ней делать!”?
“Я же сама говорила Каране, что ей лучше не болтать о своем происхождении. Почему же я не предупредила ее, чтобы она и со мной держала язык за зубами?! Что теперь с ней сделают из-за моего предательства? Убьют? Обратят в рабство?”
– Весьма любопытно, – заметила Феламора. – Карана не так проста, как я думала. А ее способность устанавливать мысленную связь! Откуда она у нее? Я должна побольше о ней разузнать. Ты как-то упоминала, что ее род откуда-то из окрестностей Тольрима. Много веков назад там жил один из феллемов. Ходили слухи, что у него родилась дочь, которая у нас, конечно, никогда не появлялась. Может, Карана имеет к нему какое-то отношение?