Когда сгустились сумерки, из-за реки до Таллии донесся лай собак. Она очень удивилась, потому что постаралась тщательно запутать свои следы. Вероятно, собак была целая свора, с которой Таллии было бы не справиться в одиночку. Она вошла по колено в речку и вышла по ней в дельту. На расстоянии, равном приблизительно одной лиге, в глубине залива маячили острова. До них было далековато, а вода была очень холодная, но ей не оставалось ничего другого, как плыть к ближайшему из них. Когда собаки добрались до дерева, в дупле которого она отдыхала, и, завывая, стали прыгать на его ствол, она была уже далеко от берега. К этому времени стемнело настолько, что из виду пропал даже остров, к которому она направлялась, Таллии пришлось двигаться на звук волн, плескавшихся о камни.
   Замерзшая и мокрая, она почти всю ночь не сомкнула глаз. На небе время от времени проглядывала Туманность Скорпиона. В ее родном Крандоре появление на небе любой туманности считали дурным предзнаменованием. Что уж было говорить о туманности такой зловещей формы!
   Через несколько дней ее подобрали контрабандисты, и под покровом ночной темноты она поднялась с ними на лодке вверх по реке Ор и высадилась на одном из многочисленных островов. Оказавшись в большом доме, укрытом в лесу, она написала записку и отправила ее с почтовой птицей, которая стрелой понеслась на северо-восток, в далекий Туркад.
 
   “Месяца пулина, 3-го дня.
   Мендарк!
   Ты был прав. Иггур действительно что-то нашел. Это нечто очень древнее и называется Арканским Зеркалом. Но у Иггура его больше нет. Оно украдено. Одну из похитительниц схватили. Ее зовут Магрета. Другая, Карана из Баннадора, – скрылась. Это явно дело рук каких-то мощных, ранее неизвестных сил. Постараюсь обо всем разузнать. Жду твоих указаний в Предле.
   Таллия”.
 
   – Значит, она скрылась! – произнес ледяным голосом Иггур. Вокруг царило гробовое молчание. – Вы заперли ворота клоаки, обшарили всю трубу. Потом какой-то идиот закричал, что видит ее. Ну и где же она?!
   Иггур стоял над люком, когда Идлис нырнул за Караной. Затем послышался рев воды, и Идлис пропал. Из люка высунулся другой вельм:
   – Клоака пуста. Она освободила ворота от перекладины, и створки сорвало водой. Она наверняка захлебнулась.
   – Ну нет! Такая так просто не утонет! Найдите мне ее!.. А где этот идиот Идлис?
   – Идлис – болван. Он, похоже, тоже утонул.
   – Вы все болваны! Отыщите его! Если он еще жив, пусть выполняет мой приказ!
   Принесли лестницу, и Иггур спустился в трубу, чтобы все осмотреть на месте. В клоаке почти не было воды. Огромная перекладина валялась в грязи. На стене, в местах крепления петель, были свежие царапины.
   Иггур давно не спал, и у него столь сильно болела нога, что он упал бы. если бы не схватился за стену. На его месте любой разразился бы проклятиями, но, к удивлению вельмов, он рассмеялся:
   – Вот это да! Безоружная и незнакомая с Тайным Искусством девчонка с какими-то дурацкими способностями! И все-таки она вас перехитрила! Когда вы ее поймаете, я с удовольствием... – Глядя на морды вельмов, он не закончил фразу. Вельмы не знали, что такое великодушие. Он понимал, что им хочется только замучить Карану, разорвать ее на куски, отомстить ей за унижение. Они смотрели на Иггура почти с презрением. Интересно, как долго он еще может на них полагаться?
   – Помогите мне выбраться отсюда! – приказал Иггур. – И подайте мою лодку!
   Солнце уже давно зашло. Они обшарили на лодках всю дельту и прочесали берег на расстоянии полулиги к востоку и западу от места, где вода из клоаки выплеснулась в море. Часть вельмов спустилась обратно в подземелье, другие отправились в прибрежные рыбацкие поселки, а также осмотрели все рыбацкие суденышки и лодки контрабандистов, которые попались им на глаза.
   Близился новый день, и Иггур, желавший допросить Магрету, приказал возвращаться. Лодка вошла в речушку недалеко от тропы, по которой часовые ночью обходили крепостные стены.
   – Стойте! Что это? – воскликнул Иггур, показывая на какую-то серую кучу, лежавшую в грязи на берегу и оставшуюся немного в стороне от того места, где причалила лодка. – Дайте мне лампу!
   Два вельма ринулись к куче. Иггур похромал за ними. Оказалось, что это был Идлис в одной набедренной повязке.
   Иггур взглянул на распростертого в грязи Идлиса. Вид обнаженного вельма всегда вызывал у него отвращение: омерзительные конечности с узловатыми суставами и широкими приплюснутыми пальцами на руках и ногах, ребра, как у изможденной коровы, похожая на рыбью чешую кожа, поблескивавшая даже сейчас в слабых лучах только что начавшего появляться над горизонтом солнца, черные глаза навыкате, не выносившие дневного света. Иногда он ненавидел самого себя за то, что связался с вельмами, но они были такими покорными, такими упорными, такими страшными!
   Идлиса перевернули. Он застонал, и его вырвало черной грязью и потоками слизи. Его грудь и нога были покрыты синяками и ссадинами, крючковатый нос был весь в запекшейся крови. Очевидно, его с большой силой швырнуло на решетку, стоявшую за воротами клоаки.
   Идлису плеснули водой в морду, он снова жалобно застонал и попытался подняться.
   – Где Карана? – спросил его Иггур ледяным тоном.
   – Я шел за ней по пятам... – Идлис поперхнулся. – Ты ведь меня уже спрашивал... – У него закатились глаза, язык перестал слушаться, и он плюхнулся обратно в грязь.
   – Но я же... – начал было Иггур. Его мозг лихорадочно работал: значит, вельма кто-то заворожил!
   – Обыскать все вокруг! – заорал он. – Вартила, разузнай, что с ним произошло!
   Костлявая женщина с седыми волосами до плеч опустилась на колени в грязь и приложила ладонь ко лбу Идлиса.
   – Хозяин, сюда! – раздалось с речки. Иггур захромал на голос.
   – Смотри! Следы сапог! – сказал ему один из вельмов. – Кто-то вытащил Идлиса из воды, говорил с ним вот здесь, а потом ушел вон туда, а Идлис выполз на берег.
   Вскоре Иггуру уже было известно все, что случилось с Идлисом, и то, что он успел разболтать. Сначала Иггур подумал, что у похитительниц Зеркала за стенами крепости был сообщник. Но едва ли он стал бы задавать такие вопросы. Это явно были проделки Мендарка.
   Идлис начал приходить в себя.
   – Обработайте ему раны! – рявкнул Иггур. – Дайте ему какую-нибудь одежду и – в погоню за Караной! Вы трое ищите этого другого! Я пойду с вами. А ты, Вартила, займись Магретой! – Подумал и, сам не зная почему, добавил: – И не смей ее калечить!
   Случайно ли все эти проходимцы оказались здесь в одно и то же время? Случайно ли стражников кто-то отвлек именно в тот момент, когда похитительницы лезли на стену? Возможно, но маловероятно! Неужели Феламора и Мендарк сговорились? Тоже вряд ли, правда, в сказаниях упоминались и более невероятные союзы. Если они объединились, ему будет нелегко их одолеть.
   Иггуру было интересно, кто еще шнырял в окрестностях Фиц Горго. Все же он испытывал серьезное беспокойство. Это наверняка была Таллия, ближайшая помощница Мендарка и единственный человек из его окружения, слышавший голос Иггура. Он здорово насолил бы Мендарку, если бы сумел ее поймать. Подумав об этом, он отправил одного из стражников за сворой собак.
   Какое-то время Иггур вместе с вельмами шел по следу, но он никуда их не привел. Вскоре Иггур вернулся к крепости и присоединился к вельмам, разыскивавшим Карану. До самого утра их поиски были безрезультатными. И вот недалеко от устья маленькой речки, менее чем в тысяче шагов от устья клоаки, они нашли в грязи отпечаток маленькой ножки там, где выбившаяся из сил Карана выбралась из воды, а низкий прилив не смог смыть этот след.
   Иггур изучил отпечаток ноги. Очевидно, что след оставила маленькая нога женщины или ребенка. Конечно, здесь могла ходить не только Карана, но Иггур был уверен, что след принадлежал именно ей, – у жителей местных поселков были более широкие ступни с растопыренными пальцами. Даже ноги местных ребятишек были шире, и, кроме того, они не бегали босыми в это время года.
   – Это Карана, – сказал он, немного успокоившись. – Она где-то в лесу.
   Он отдал приказ тем, кто должен был продолжать преследовать девушку, и вернулся в Фиц Горго допросить Магрету. Надо же было как-то найти ответы на все эти загадки!
   На небо наползли облака, постояли и ушли вдаль, выглянуло солнце. Вельмы надели вырезанные из кости полумаски, защищавшие глаза от его лучей, поправили их у себя на мордах, чтобы лучше видеть сквозь узкие прорези, натянули на головы капюшоны и пустились в погоню.

9
Блуждания по болотам

   Карана проснулась, в первый раз за много дней не страдая от холода. Она потянулась и подумала, что хорошо бы позавтракать. Но у нее в маленьком мешке лежали только размокший хлеб и грязный заплесневелый сыр. Хлеб превратился в кашу, и есть его было невозможно. Она отрезала кусочек сыра, соскребла с него ножом грязь и стала с сомнением его рассматривать. У сыра был крайне неприятный, резкий запах. Казалось, его сделали из протертых муравьев, а потом неделю выдерживали в нестираной портянке. Еще на пути в Фиц Горго она ела его с трудом, но в Ористе им не удалось достать другой еды.
   Карана положила сыр в рот и начала осторожно жевать. Вся еда осталась в мешке у Магреты, в безлюдных болотах пищи было не найти. В конце осени в лесу вообще трудно прокормиться, разве что орехами, но на болоте орехи не росли. Наверняка и здесь можно найти какие-то съедобные растения, к сожалению, Карана незнакома с этой частью страны, столь непохожей на ее родные горы. На пути в Фиц Горго она как-то попробовала пожевать один аппетитного вида корешок – потом у нее полдня невыносимо жгло во рту, и она решила больше не экспериментировать. Рыбу же ловить было нечем. Сыра у нее оставалось максимум дня на два, а до Нейда было по крайней мере три дня пути. В припрятанных там мешках, конечно, была еда, хотя и немногим лучше сыра, который она жевала, но что если Иггур уже знал о месте их встречи?! От этой мысли у нее похолодело внутри.
 
   В прорезях костяной полумаски сверкали черные зрачки. Ослепительное солнце, отражаясь в воде, нестерпимо резало глаза Идлису, несмотря на наглазники. Все истерзанное тело ныло, но эту боль перенести гораздо легче, чем жгучий стыд. Он опустил широкое лезвие копья в воду, уперся им о дно, и полотняная лодка, почти бесшумно раздвинув носом тростник, скользнула в соседнюю протоку. Да, эта девчонка хитра! Но он еще хитрее! Для него не оставались незамеченными даже самые неприметные следы: отпечаток пальцев на прибрежной грязи, слегка примятый тростник. Скоро она ему за все заплатит!
 
   Карана аккуратно сложила остатки еды в мешок. Несмотря на пережитые страхи и мысли о грядущих трудностях, у нее было хорошее настроение. Вчера она с честью выдержала серьезнейшее испытание. Как прекрасно жить, зная, что сумел провести такого опасного противника! Карана нежилась на солнышке, не думая о предстоявших ей голодных днях, пути по трясинам и топям.
   Потом она посмотрела на свою одежду и криво усмехнулась. Ее штаны были в засохшей грязи, осыпавшейся при малейшем движении. Ноги тоже были облеплены серой грязью. Грязь была под ногтями, в слипшихся волосах, забилась даже в нос. От Караны воняло серой болотных испарений и тухлыми испражнениями. При мысли о том, что она не меняла одежду уже неделю, ее чуть не стошнило.
   Мельком взглянув на себя в Зеркало, Карана быстро засунула похищенную драгоценность обратно во внутренний карман и застегнула его. Она еще не была готова к принятию решения о дальнейшей судьбе Зеркала. Что-то мурлыча себе под нос, она надела мешок и пустилась в путь.
   Но, сделав пару шагов, Карана остановилась как вкопанная, почувствовав на спине мурашки. Хотя она и стояла на ярком солнце, у нее побежал мороз по коже. Двигаясь дальше, Карана старалась понять, отчего ей так страшно. Может быть, она просто что-то ощутила? Ведь никогда нельзя было знать, какую шутку с ней могли сыграть ее способности! А как часто они подводили ее, пока она жила с родственниками матери!..
   “Все Ферны или гении, или безумцы!” – сколько раз в детстве она слышала эти слова! Нередко так говорили и о ее матери, Вууле, талантливой музыкантше, бросившей музыку ради позорного брака с аркимом. После смерти мужа Вуула совсем лишилась рассудка. А ее далекий предок Базунес, живший тысячу лет назад! Разве он не былтоже гением и безумцем?! Разве он не сколотил себе огромное состояние, чтобы потом промотать все деньги совершенно невероятным образом, построив Каркарон, возвышавшийся на самом высоком пике покрытого вечными снегами и обдуваемого всеми ветрами горного хребта за Готримом, невероятное, фантастическое, абсурдное сооружение, наполовину крепость, наполовину нелепую причуду?! Все необходимое для жизни могло доставляться туда только на спинах носильщиков. Там Базунес жил, там он и умер с помутившимся рассудком в полном одиночестве!
   Луч солнца, пробившийся сквозь ветви деревьев, упал на лицо Караны. Девушка пробралась сквозь тростник и вышла на покрытый засохшей грязью узкий берег протоки... Но что это?! Песенка застыла на губах у Караны. Она не смела пошевелиться.
 
   Продолговатая голова медленно поворачивалась на покрытой чешуей шее. Сквозь узкие прорези костяной маски мелькал бесконечный тростник, но вот наконец и она – бурое пятно на фоне белесого ствола засохшего дерева. Вельм испытал легкое удивление: неужели эта замызганная коротышка и есть та дерзкая похитительница, за которой он столько гонялся? Да она же на голову ниже его! Она окаменела и дрожала всем телом от страха. Кудрявые огненно-рыжие волосы шевелились у нее на голове от ужаса или легкого ветерка. Отвратительное зрелище! У нее были маленькие круглые коленки, длинные ноги, тонкие пальцы. Сквозь гладкую кожу не проступало ни косточки. Какое мерзкое создание!
   Идлис вылез из лодки, не спуская с Караны глаз, словно стараясь приковать ее к месту взглядом. Он осторожно ступил на берег, конвульсивно подергивая угловатыми конечностями. За поясом у него находился боевой топор на длинной ручке. Между двух искривленных лезвий топора торчал острый шип.
   – Кто ты? – спросила девушка испуганным голосом.
   – Я – вельм. Мое имя Идлис. – Казалось, язык с трудом ворочается у него во рту, набитом какой-то липкой массой. Мордой, точнее, той ее частью, которую Карана могла разглядеть под маской, он походил на свой топор: острый крючковатый нос, остроконечный подбородок, жесткий рот с тонкими губами, черные, горящие глаза.
   Карану трясло. “Она обезумела от страха”, – подумал он и протянул свои длинные руки с растопыренными костлявыми пальцами, чтобы заполучить это жалкое существо.
   Но тут ее как ветром сдуло. Она двигалась так стремительно, что ему было не уследить за ней ослепленными солнцем глазами и не поймать ее, как бы отчаянно ни хватал он воздух руками там, где только что ее видел. Карана же ухватила его за холодные серые лодыжки и одним рывком опрокинула навзничь. Впервые в жизни Идлис испугался: проклятая девчонка вполне могла утопить его, подержи она сейчас чуть подольше его голову в воде. Но Карана не стала этого делать. Пока он стирал с маски грязь, цепляясь рукой за лодку и стоя по колено в воде, Карана прыгнула в протоку и, бешено работая руками и ногами, скрылась за поворотом.
   Идлис позвал остальных вельмов. На его плоском лице не отражалось никаких чувств, но любой знаток вельмов, увидев, насколько плавными стали движения его неуклюжих конечностей, словно смазанных едва сдерживаемой яростью, сразу догадался бы, что он страшно зол и унижен и горит жаждой мести.
 
   Так для Караны начался новый кошмар. Она пробиралась сквозь грязь, раздвигая руками тростник, прикосновения которого к ладоням напоминали ей об отвратительно дряблой, как у покойника, коже вельма. Она снова и снова вспоминала угрожающий жест Иггура, при виде которого ей показалось, что ее шеи коснулся зловонный язык полуразложившейся собаки. Рановато она радовалась! Ей удалось скрыться от вельмов просто по счастливой случайности. Теперь же удача явно от нее отвернулась. По мере того как день катился к закату, она ощущала себя все более и более загнанной, слабой и беспомощной.
   Карана уходила от погони по бесконечно однообразному болоту, заросшему лесом. Здесь встречались только огромные сардовые деревья, узловатые стволы которых почти у самого основания раздваивались или делились на еще большее количество довольно тонких стволов. Их белая многослойная кора, мягкая, как кожа ребенка, свисала лоскутами, длинными, как настоящие свитки. Карана вспомнила, что видела в библиотеке Иггура несколько свитков из точно такой же коры. Лучи солнца, просвечивая сквозь полупрозрачные листья в кронах этих деревьев, приобретали серебристый оттенок.
   Только бы добраться до озера Нейд, где ее ожидали еда, чистая одежда и проводник! Черствый хлеб и заплесневелый сыр уже представлялись ей заморскими яствами, а похотливый контрабандист – спасителем рода человеческого. Вряд ли, конечно, но вдруг Магрета уже там! Увидев Магрету на озере Нейд, Карана простила бы ей даже то, что та втянула ее в эту кошмарную авантюру.
   Карана до сих пор не могла поверить, что казавшаяся всегда сильной и непобедимой Магрета допустила, чтобы ее схватили. Стоило Магрете бросить взгляд в Зеркало, и она поддалась его чарам, словно увиденное там заставило ее позабыть о повиновении своей госпоже и даже о собственной безопасности. Еще больше Карану удивила реакция Магреты на Иггура. Она, которая, как думалось Каране, вообще не смотрела на мужчин, вроде бы испытала к нему что-то похожее на симпатию.
   До озера Нейд было три дня пути, то есть до него было три дня пути от Фиц Горго, а вельмы давно гнали Карану в противоположную сторону, туда, где простирались их владения. Карана не понимала, какое расстояние отделяет ее теперь от озера. Вот уже неделю она месила болотную грязь. Она столько времени не снимала сапог, что ей казалось, будто ноги начали в них разлагаться.
   Вельмы то догоняли Карану, то отставали, но тем не менее постоянно сидели у нее на хвосте. Как она нистаралась, ей не удавалось сбить их со следа.
   Она снимала сапоги и штаны и переплывала речушки, бездонные озера и пруды с неподвижной бурой водой, надеясь, что это запутает преследователей, но вельмы скоро опять настигали ее.
   Карана брела в болотной воде, осторожно раздвигая перед собой тростник и приводя в порядок каждый стебелек у себя за спиной. Пробираясь сквозь липкую грязь, она по несколько минут стояла на месте, потом делала рывок вперед и снова останавливалась. Грязь была густая. Она слоями приставала к сапогам, ставшим тяжелыми, как гири. Пару раз девушка попадала в топь, внезапно проваливалась в мягкую и скользкую жижу выше колен. Каждый раз ей требовалось минут десять, чтобы очутиться на чуть более твердой почве. А однажды трясина почти засосала ее сапоги, и Карана целый час выуживала их оттуда. Не раз на дню она наблюдала за змеями, с легкостью скользившими по трясине, завидуя их быстроте и ядовитым зубам.
   Вот и теперь Карана стояла не двигаясь в грязной воде, в то время как жижа на дне засасывала ее ноги все глубже. Наконец она пошевелилась, и из грязи, щекоча ей ноги, стали подниматься пузыри болотного газа, вонявшего хуже тухлых яиц.
   Внезапно она ощутила дурноту: закружилась голова и ее стало тошнить. Вода вокруг ног как-то странно волновалась, ступни онемели, и она их больше не чувствовала. Не понимая, что происходит, Карана рванулась вперед, поскользнулась и упала лицом в ржавую воду. Ей понадобилось колоссальное усилие воли, чтобы просто подняться. Сердце бешено колотилось в груди. Наконец ей удалось выбраться из воды на маленький, покрытый грязью кусочек берега. Она взглянула на ноги, и ее чуть не вырвало от отвращения: они были густо усеяны пиявками. Пиявки висели повсюду: на лодыжках, на икрах, на бедрах, под коленями, между пальцев. Их было не меньше сотни. Многие уже насосались, побагровели и раздулись. Из бесчисленных маленьких ранок сочились струйки крови. Карана схватила самую большую, отвратительно упругую пиявку и попробовала оторвать ее от ноги. Но не тут-то было, пиявка присосалась на удивление крепко и в конце концов просто лопнула, но не отпустила ногу и осталась висеть под коленом, как пропитанный кровью лопнувший воздушный шарик.
   Чтобы пиявки отцепились, их нужно было прижечь или присыпать солью, но у Караны не было соли, а разводить костер она не смела. При таком количестве укусов в ранки не могла не попасть грязь, и в своем богатом воображении Карана уже представляла, как ползет по болоту, волоча за собой раздувшиеся гниющие ноги...
   Вдруг откуда-то справа послышался крик. В ответ крикнули слева. Карана сползла в мутную воду, но даже в ледяной воде искусанные ноги продолжали гореть. Пробираясь по пояс в воде в тростник, Карана чувствовала, как пиявки оттягивают кожу на ногах, извиваясь во взбаламученной воде, как флажки на ветру. Обернувшись, она увидела там, где только что стояла, следы своих ног и пятна крови.
   Ничего более кошмарного Каране еще не приходилось переживать. Вельмы, перекликаясь, прочесывали болото вокруг нее. У девушки так кружилась голова, что она, цепляясь за тростник, еле стояла на ногах, а пиявки продолжали сосать кровь, сочившуюся из ранок, привлекая своим запахом все новых и новых пиявок. Она провела ладонью по бедрам и с ужасом обнаружила, что количество пиявок на них увеличилось. Тут ее действительно вырвало и еще долго продолжало рвать, а она, зажимая себе рот рукой, наклонялась все ниже и ниже к воде, стараясь издавать как можно меньше звуков.
   В воздухе роились зеленые болотные мухи, жалившие не хуже ос, а волдыри от их укусов чесались несколько дней. Они забирались в уши, в нос, под наглухо застегнутые манжеты и даже в слипшиеся от грязи волосы. Не зная, как от них избавиться, Карана вымазала лицо и шею зловонной грязью, но мухи все равно как-то умудрялись добираться до кожи на голове и даже под одеждой. В конце концов на девушке не осталось живого места от укусов.
   Где-то рядом снова появились вельмы. Она видела, как один из них осматривает прибрежную грязь на том берегу. Наблюдая за ним, она, к своему неописуемому ужасу, почувствовала, как что-то скользкое, длинное и толстое, как ее собственная икра, скользнуло вниз вдоль ее бедра, обвилось вокруг лодыжки, а потом коснулось пальцев на ноге.
   В этот момент Идлис находился всего в нескольких шагах от Караны. Она не смела пошевелиться. Кто же там извивался вокруг ее ног? Угорь или змея? Неизвестный гад снова задвигался, то обвиваясь вокруг коленей и лодыжек, то прикасаясь к ним своей скользкой чешуей, то тычась в них тупой мордой, щекоча и оттягивая кожу в разные стороны. Наконец последовал сильный удар хвоста, угодившего Каране прямо под колено, и тварь исчезла.
   Солнце зашло. Болотные мухи разлетелись. Вельмы каким-то чудом не нашли Карану и тоже ушли. А может, они просто сидели в засаде и ждали, когда она выдаст себя неосторожным движением? Почему же Каране никак не удавалось сбить их со следа? Вдруг она вспомнила, как Магрета говорила, что чувствительникам нужно особенно опасаться вельмов. Тогда Карана не успела выяснить почему. Неужели ее способности каким-то образом помогали им находить ее?! Она, конечно, могла постараться вообще ничего не чувствовать, но тогда она потеряла бы свое единственное преимущество перед ними. В результате Карана решила попробовать не бояться, не волноваться и ничего не испытывать, а двигаться и двигаться в сторону Нейда. Посмотрим, сумеют ли они тогда ее найти!
   А может быть, на ее след их каким-то образом наводило Зеркало? Каране очень хотелось выбросить его в трясину, но потом она стала думать, что Зеркало ни при чем, ведь вельмы уже побывали так близко от нее, что, если бы дело было в нем, оно бы точно их к себе притянуло. И вообще, это было бы слишком простым объяснением.
   Наступили сумерки, а с ними появились комары. Они были не такими беспощадными, как болотные мухи, но истерзанной Каране они казались невероятно докучливыми. Она неподвижно стояла в воде и пыталась придать лицу стоическое выражение. Какой-то, паразит пребольно ужалил ее в веко. “Не дергайся! – приказала она себе, чувствуя, как распухает укушенный глаз. – Мужайся и терпи!”
   Уже почти стемнело, когда Карана осторожно вылезла из воды и осмотрела свое тело. Пиявок на ногах не было, а большинство ранок перестало кровоточить. Карана мысленно поблагодарила угря, оказавшегося ее единственным другом в этом болоте, но тут же постаралась прогнать и эту эмоцию. Прошло два дня с тех пор, как она побывала в библиотеке Иггура. Весь сегодняшний день она бежала в противоположную сторону от озера Нейд. Теперь Магрета не дождется ее там, даже если ей удалось скрыться из Фиц Горго.
   Карана ощутила угрызения совести, подумав, что совсем забыла о том, каково сейчас приходится Магрете. На большом расстоянии она не могла восстановить с ней связь, чтобы узнать, вырвалась ли та на свободу, но в глубине Души Карана понимала, что в одиночку Магрета вряд ли была в состоянии это сделать.
   В мешке у Караны лежала маленькая баночка с мазью, которую она захватила с собой из Готрима. Она смазала укусы пиявок и насекомых, и боль утихла, но в ранки попала грязь, и всю эту бесконечную ночь прятавшуюся в тростнике Карану бросало то в жар, то в холод. Она чувствовала стук крови в висках, а в ушах у нее стоял сильный гул.