Страница:
сказать, что знаменитый нападающий московского "Спартака" Никита Симонян наш
парень.
Объявление это гласило: "Ищу хорошего русского старика для сторожения
фрукт. Если будет плотник или каменщик, еще лучше. Вторая Подгорная, дом 37,
балкон на улицу, кричи: "Сурен".
То ли хорошие русские старики были приставлены к другим фруктовым
садам, то ли еще что, но однажды к дому Богатого Портного подъехал на своем
ослике известный в городе бродячий хиромант, человек с огненным взором и
огненной бородой. Обычно он ездил на своем ослике по дворам и гадал.
-- Последний русский дворянин и первый советский хиромант! -- кричал он
зычным голосом, остановившись посреди двора, подманивал к себе женщин.
Женщины подходили и, украдкой утерев ладонь о фартук или халат, словно
надеялись этим улучшить показания судьбы, протягивали руку. Хиромант гадал,
не слезая с ослика. За гадание брал деньгами, продуктами или детской одеждой
для своего многочисленного потомства. Иногда он появлялся возле нашей школы,
где, также не слезая с ослика, за небольшую плату решал математические
задачи для старшеклассников. В городе его считали не то ученым, не то
полоумным, а точнее -- полоумным, оттого что ученый.
Мой сумасшедший дядюшка, увидев его на ослике, приходил в радостное
состояние и, показывая на него пальцем, говорил:
-- Мулла едет, мулла!
Однажды он заехал к нам во двор. Там у него произошло небольшое
столкновение с Богатым Портным, которое, по мнению некоторых людей, повлияло
на их будущие отношения. Я это хорошо помню, потому что в это время, сидя на
корточках посреди двора, мыл в лохани Белку.
Главное, что Богатый Портной в поисках сквозняка на этот раз спустился
во двор и пил кофе по-турецки, который сюда ему принесла жена, хотя для
обоих было бы проще, если бы он, выпив кофе, спустился вниз. Но он всегда
так делал, если уж спускался во двор. Бывало, только спустится, а там считай
до десяти, и глядишь, его жена появится с чашечкой кофе в одной руке, а то и
со стульчиком в другой. Правда, стульчик иногда он выносил и сам, но кофе --
никогда.
И как это она точно поспевала за ним, было трудно понять. Я даже
подозревал, что они все это разыгрывали заранее, потому что Богатый Портной
ко всем своим достоинствам еще и считал себя хозяином прекрасной семьи и
свои редкие выходы во двор отчасти превращал в наглядные уроки семейной
идиллии. Вот так он сидел и пил кофе, когда в калитку въехал на своем ослике
огненнобородый хиромант.
-- Воздух -- твое гаданье, -- сказал Богатый Портной, дав ему проехать
возле себя, -- ни один человек не верит...
-- Последний русский дворянин и первый советский хиромант! --
воскликнул тот, не обращая внимания на Богатого Портного. Остановившись
посреди двора, он бросал огненные взоры в окна и приоткрытые двери квартир.
Несмотря на заверение Богатого Портного, женщины окружили хироманта, а
одна из них даже вынесла ослику арбузные корки. Я заметил по лицу Богатого
Портного, что он уязвлен вниманием женщин к гаданию.
Первой протянула руку хироманту жена Алихана -- Даша. Сам Алихан сидел
у порожка своей хибарки и парил в теплой воде мозоли.
-- Венерин бугор! -- воскликнул хиромант, взглянув на Дашину ладонь.
Женщины вздрогнули.
-- Воздух! -- несколько вяло откликнулся Богатый Портной.
Ослик хрустел арбузными корками, хиромант гадал Даше, иногда бросая
взоры и на других женщин, после чего те, поеживаясь, запахивались в свои
халаты.
Алихан парил в тазике мозоли и, приподняв круглые брови над круглыми
глазами, доброжелательно прислушивался. Видно, гадание ничего плохого не
предвещало.
Алихан очень любил свою вечно растрепанную Дашу. Из-за ее бурного
прошлого и неряшливого настоящего во дворе Дашу считали плохой женой. Алихан
хотел считать, что у него жена такая же, как у других, но двор и в
особенности Богатый Портной время от времени напоминали ему, что жена его
совсем не такая, как у других, а пожалуй, похуже.
Поэтому он и сейчас с подчеркнутым спокойствием прислушивался к гаданию
Даши и, поглядывая на Богатого Портного, как бы предлагал и ему проникнуться
этим спокойствием. Но Богатый Портной этим спокойствием не проникался.
-- Разве это дело, -- сказал Богатый Портной, прислушиваясь к чуждому
бормотанию хироманта, -- в наше время только ремесло дает твердый кусок
хлеба. Возьмем меня...
Он отхлебнул кофе и посмотрел на Алихана.
-- Пусть гадает, -- ответил Алихан доброжелательно, -- каждый человек
хочет иметь свое маленькое дело.
Богатый Портной еще раз отхлебнул кофе, поставил чашечку на землю возле
себя и решительно поднял голову.
-- Алихан, ты не мужчина, -- махнул рукой Богатый Портной.
-- Почему не мужчина? -- встрепенулся Алихан.
-- Я бы никогда своей жене не разрешил бы эти глупости, -- кивнул
Богатый Портной на хироманта и, приподняв чашечку, снова отхлебнул кофе.
-- О аллах, -- сказал Алихан, уклоняясь от спора, -- если это дает
спокойствие, рахат, пусть гадает...
Алихан слегка прикрыл веки, прислушиваясь не то к гаданию, не то к
действию теплой воды на ступни своих ног, изношенных и разбитых поисками
утерянного после нэпа коммерческого счастья.
Видно, уклончивый ответ Алихана, а главное, внимание женщин двора к
тому, что говорит хиромант, продолжало раздражать Богатого Портного. Он
привык, чтобы слушали его, а тут все облепили хироманта с его осликом, а на
него никто не обращал внимания.
Он критически прислушивался к тому, что говорит хиромант, но все же
никак не мог к нему подступиться. Помогла его собственная жена. Она подошла
к нему за пустой чашечкой, и он молча, кивком головы потребовал еще один
кофе.
-- Как скажешь, Суренчик, -- ответила жена хотя он ничего не сказал.
Взяв чашку, она пошла к себе. Богатый Портной посмотрел ей вслед, потом
перевел взгляд на гадающую простоволосую Дашу, потом на Алихана и удрученно
покачал головой. На это Алихан немедленно обратил внимание и выразил
недоумение, приподняв круглые брови над круглыми глазами.
-- И у тебя жена русская, и у меня то же самое, -- задумчиво сказал
Богатый Портной, как бы удивляясь безумной игре природы.
-- Ну и что? -- промолвил Алихан, нарочно не замечая намек на безумную
игру природы.
-- У меня жена все равно как армянка, -- сказал Богатый Портной не
слишком громко, но с чувством, -- все понимает, только не говорит...
-- У каждой женщины свой марафет, -- ответил Алихан примирительно и
снова прикрыл глаза. Видно, он сначала ожидал более неприятных разоблачений,
а в том, что его жена не похожа на армянку, он не находил ничего обидного.
Когда хиромант, закончив гадание, стал выезжать со двора, Богатый
Портной окликнул его. Хиромант остановил ослика и, приподняв голову, как бы
нацелился на него кончиком огненной бороды.
-- Теперь ты мне скажи, -- спросил Богатый Портной громко, -- ишак в
городской черте разрешается или не разрешается?
-- Тебе лучше знать, антихрист! -- воскликнул хиромант и тронул ослика.
Я в это время уже сидел на камне и держал Белку на коленях, обернув ее
чистой тряпкой, ждал, когда она высохнет.
Богатый Портной растерялся не столько от самого оскорбления, сколько от
неожиданного и непонятного слова "антихрист".
-- Хахам! -- все-таки успел он крикнуть ему вслед. Хиромант не
обернулся, так что было непонятно, услышал он или нет.
Хахам жил в самом конце нашей улицы и занимался тем, что резал по
праздникам гусей шумным грузинским евреям, по сравнению с которыми, как
говорят те, что их сравнивали, одесские евреи кажутся глухонемыми. Кроме
широкой черной бороды, к тому же, как утверждали знатоки, крашеной, но не
потому, что она была рыжая, а потому что седая, он никакого сходства с
хиромантом не имел.
-- Хахам тоже имеет свою коммерцию, -- сквозь сладостный стон напомнил
Алихан. Сейчас, положив одну ногу в закатанной штанине на колено другой, он
особой ложечкой расчесывал распаренную пятку. Занятие это всегда приводило
его в тихое неистовство.
-- Уф-уф-уф-уф, -- постанывал Алихан, доходя до какого-то заветного
местечка. Доходя до заветного местечка, -- в каждой пятке у него было
заветное местечко, -- он замедлял движение ложки, наслаждаясь ближайшими
окрестностями его, как бы мечтая до него дойти и в то же время пугаясь
чрезмерной остроты наслаждения, которая его ожидает.
Богатый Портной некоторое время следил за Алиханом, слегка заражаясь
его состоянием. В то же время на лице его было написано брезгливое сомнение
в том, что такое никчемное занятие может доставлять удовольствие или
приносить пользу.
-- Не притворяйся, что так приятно, -- сказал Богатый Портной, -- все
равно не верю...
-- Уй-уй-уй! -- застонал Алихан особенно пронзительно, поймав это
заветное местечко и быстро двигая ложкой, как при взбалтывании
гоголь-моголя.
-- Холера тебе в пятку, -- в тон ему ответила Даша, бросая на
сковородку шипящие куски мяса. Она стояла над своим мангалом.
-- Не люблю, когда притворяешься, Алихан! -- с жаром воскликнул Богатый
Портной, как бы еще больше заражаясь его состоянием и еще решительней его
отрицая. -- Никакого удовольствия не может быть...
Алихан, удивленно приподняв бровь, как-то издали сквозь райскую пленку
наслаждения, немо глядел на Богатого Портного. Наконец движения руки его
замедлились. Он опять перешел к окрестностям заветного местечка.
-- Ну ладно, -- сказал Богатый Портной и сделал рукой успокаивающий
жест, -- ну, ла, ла...
Богатый Портной сделал вид, что Алихан остановился под его командой,
хотя ясно было, что Алихан остановился сам по себе.
-- Чем фантазировать удовольствие, -- сказал он, уже взяв в руки
скамеечку и уходя, -- лучше бы посторожил мой сад...
-- Никогда! -- просветленно воскликнул Алихан. -- Я коммерсантом
родился и коммерсантом умру.
-- Подумай, пока не поздно, -- проговорил Богатый Портной, подымаясь по
лестнице.
Закончив свою мучительно-сладкую операцию с ногами, Алихан надел тапки,
слил воду из тазика, тщательно промыл под краном свою ложку, спрятал ее и
сел на свой стул. Вид у него теперь был ублаготворенный и особенно
благожелательный.
-- Дядя Алихан, -- спросил я, -- что такое антихрист?
-- Шайтан, -- просто и ясно ответил Алихан, но потом, решив дояснить,
все запутал: -- "Шайтан" говорят по-нашему, по-мусульмански, а по-гяурски
говорят "антихрист". А так как сами "гяуры" по-нашему тоже "шайтаны", то
получается, что "антихрист" -- это "шайтанский шайтан"! -- Ясный взор
Алихана выражал готовность ответить на любые вопросы.
-- Алихан, ужинать! -- раздался голос его шайтанской жены, и Алихан,
подхватив стульчик, поспешно вошел в свою комнату.
___
Там же летом на объявление о найме сторожа откликнулся хиромант. Он
подъехал к балкону Богатого Портного и позвал его.
Тот вышел на балкон, хмуро посмотрел вниз и сказал:
-- Воздух -- твое гаданье!
-- Я хочу сторожить твое именье! -- закричал хиромант, дико хохоча и
вкладывая в свои слова сатанинскую иронию, о которой ни мы, ни Богатый
Портной не догадывались.
Нет, не такого человека ожидал Богатый Портной, но, видно, делать было
нечего, никто не приходил наниматься.
-- Объявление читал или кто-то сказал? -- спросил он, хмуро выслушав
его тираду.
-- Весь город об этом говорит! -- радостно закричал хиромант и
всплеснул руками.
-- Ляй-ляй-конференцию хватит, -- мрачно прервал он его, -- ишака
привяжи, а сам подымись.
Хиромант так и сделал, и они обо всем договорились. Условия договора,
конечно, не разглашались, но кое-что все-таки просочилось. Так, стало
известно, что хироманту давалось право использовать по своему усмотрению
паданцы и скосить всю траву на участке для прокормления ослика.
Примерно через месяц они в пух и прах разругались, и Богатый Портной
изгнал его со своего участка. Тогда-то и выяснились некоторые условия
договора.
Хиромант жил на горе, недалеко от участка Богатого Портного, можно
сказать, прямо над ним. На этой горе были две сталактитовые пещеры. Так вот
одну из них он оборудовал под жилье и жил в ней вместе с осликом и всем
своим многочисленным выводком.
Оказывается, Богатый Портной проследил за ним и обнаружил, что тот под
видом паданцев или вместе с паданцами тащит к себе в пещеру его груши и
яблоки, из которых он гнал самогон. Гнать самогон в наших краях разрешается,
но, разумеется, из собственных фруктов. Выяснилось это следующим образом.
Оказывается, жена Богатого Портного встретила на базаре жену хироманта.
Та продавала самогон и при виде жены Богатого Портного сильно смутилась.
Видя такую стыдливость жены хироманта, жена Богатого Портного подошла к ней
и потребовала объяснения, хотя до этого и не собиралась подходить.
Испуганная жена хироманта во всем созналась. Она умоляла жену Богатого
Портного никому об этом не говорить, потому что самогон она продает втайне
от мужа из его зимних запасов. Так что, говорила она, если до него дойдут
слухи о том, что она продавала самогон, он ее убьет или, что еще хуже,
прогонит вместе с детьми.
Ну жена Богатого Портного, конечно, не удержалась и все рассказала
мужу, больше всего удивленная такому плохому отношению к собственным детям
со стороны ученых людей. Он проследил за ним и однажды поймал его на
тропинке, когда тот подымался к своей пещере, деловито погоняя ослика,
нагруженного мешками с фруктами. Мешки были вскрыты, и тут же разразился
неслыханный скандал, тем более что хиромант успел скосить и убрать с участка
всю траву.
Недели через две он снова появился на нашей улице. Несмотря на летний
день, правда пасмурный, хиромант был в пальто.
-- Чатлах! -- крикнул Богатый Портной с балкона, увидев его. Крикнул он
это не слишком воинственно, так что, промолчи хиромант, может быть, все
обошлось бы. Но хиромант молчать не стал.
-- Ищу хорошего русского старика! -- крикнул он в ответ и стал
оглядывать улицу, словно удивляясь, куда он запропастился, этот хороший
русский старик, словно только что он здесь был, а теперь куда-то делся.
Тут Богатый Портной от возмущения потерял дар речи и, схватив горшок со
столетником, бросил его вниз. Горшок шлепнулся рядом с осликом и разбился
вдребезги. Хиромант даже не дрогнул. Ослик его дернулся было, но потом
потянулся мохнатой мордой и понюхал столетник, с комом земли выпавший из
горшка.
Как только ослик двинулся дальше, Алихан, сидевший тут же на каменных
порожках у входа в дом Богатого Портного, подошел к разбитому горшку,
приподнял стебель столетника и, стряхнув с него землю, унес домой.
Кстати, сразу же, как только полетел горшок. Богатый Портной приобрел
дар речи, словно тот стоял у него поперек горла, словно он выкашлял его, а
не швырнул руками.
-- Аферист! -- кричал он, свешиваясь с балкона и передвигаясь, чтобы
сопровождать ход ослика по улице. -- Ты в пещере живешь, ты шакалка!
Хиромант невозмутимо продолжал ехать.
-- Нищий, нищий! -- вдруг с отчаянной радостью закричал Богатый
Портной, словно нашел наконец точное слово. И в самом деле, видно, попал в
точку. Хиромант снова остановил ослика.
-- Я еще хожу в шелках! -- крикнул он, оборачиваясь, и распахнул, почти
вывернул пальто, так что чуть не выпала из внутреннего кармана слегка
отпитая бутылка с вином.
Сверкнула золотистая подкладка, и в самом деле шелковая.
"Ах, вот для чего пальто!", -- подумал я тогда, успев заметить, что вся
она была в мелких-мелких трещинах.
Богатый Портной, видно, не ожидал такой подкладки. Во всяком случае, он
на мгновение помешкал, оглядывая ее, но в следующий миг взвился, сердясь на
себя за это унизительное внимание.
-- Барахло -- твоя подкладка! -- крикнул он. -- Все знают, что я шил
для наркома и буду шить...
Но ослик уже тронулся. Тут Богатый Портной быстро вошел в комнату,
чтобы всем было ясно, что это он первым закончил спор.
-- Последний русский дворянин и первый советский хиромант! -- уже
издали раздался голос хироманта. Услышав его, Богатый Портной почему-то
снова выскочил на балкон.
-- Воздухтрест! -- проговорил он, больше обращаясь к улице, чем к
самому хироманту. -- Все равно никто не верит...
Про этого наркома Богатый Портной довольно часто вспоминал, хотя на
нашей улице его никто не видел. Правда, несколько раз за Богатым Портным
заезжала легковая машина, но принадлежала ли она наркому, трудно сказать.
-- Белый телефон стоит, -- рассказывал он про квартиру наркома, -- куда
хочешь соединяет! Люди -- живут.
___
Сейчас я расскажу о великом споре между Алиханом и Богатым Портным. Но
прежде чем излагать суть дела, я должен дать вам ясное представление о
расстановке сил, о стратегических выгодах и слабостях той и другой стороны,
чтобы драма идей, заключенная под внешне незначительным поводом спора,
раскрылась во всем своем тайном величии.
Хибарка Алихана, как это легко догадаться, никакого балкона не имела,
потому что стояла прямо на земле. Поэтому после работы он иногда отдыхал во
дворе, но чаще всего он отдыхал на улице, на каменных ступеньках у входа в
парадную дверь Богатого Портного. Тот, сидя на балконе, переговаривался с
Алиханом, а чаще из-за своего полемического свойства спорил с ним. Иногда
Алихан поднимался к нему на балкон поиграть в нарды или попить кофе, но
Богатый Портной вниз к нему никогда не спускался.
Как видно из рассказанного, Богатый Портной был человеком нервным и
самолюбивым, тогда как Алихан (бывший владелец кофейни-кондитерской), хоть и
продолжал именовать себя коммерсантом, как человек давно все потерявший, был
спокойным и ровным. Единственное, в чем он проявлял упорство, -- это
постоянное отстаивание звания коммерсанта.
Когда разновидность восточных сладостей в его передвижном лотке
сократилась до козинак, он не впал в уныние, а стал заполнять свой
полупустой лоток жареными каштанами.
-- Алихан, -- говорил ему Богатый Портной, -- изучи ремесло, а то скоро
семечки будешь продавать.
-- Семечки -- никогда! -- твердо отвечал Алихан, как бы давая знать,
что продажа жареных каштанов входит в шкалу продуктов коммерческой
деятельности, хотя и не занимает в ней высокого места, тогда как продажа
семечек -- это распад, разложение, полная сдача позиций.
Таким образом, Алихан в спорах с Богатым Портным имел свои сильные
стороны и твердые убеждения. Но и Богатый Портной, возвышаясь над ним на
балконе и охватывая голосом большее пространство, как бы в силу самого
положения вещей имел свои преимущества.
Получалось, что он отчасти обращается к соседям, которые, выглядывая из
окон ближайших домов и балконов, кивали ему, особенно в жару, в знак
согласия. Кивать было удобно, потому что большинство этих кивков сидящий
внизу Алихан не замечал. Так что они и его не обижали.
Но и Алихан, опять же в силу самого положения вещей сидевший на низком
крыльце у входа в дом Богатого Портного, был до некоторой степени неуязвим,
то есть чувствовалось, что скинуть-то его неоткуда, что он и так до того
приземлен, что уже почти сидит на земле. А положение человека, сидящего на
земле, как бы мы сказали теперь, получив высшее образование, при многих
неудобствах обладает диалектической прочностью -- что-что, а шлепнуться на
землю ему не страшно.
Теперь перехожу к сути главного спора Алихана с Богатым Портным.
Метрах в двадцати от нашего дома была речушка или канава, как ее
достаточно справедливо тогда называли. Под каменным мостом она пересекала
улицу. У самого моста с той стороны улицы был очень крутой спуск,
переходящий в тропинку, которая подымалась вдоль русла вверх по течению.
Обычно воды в этой речушке было так мало, что редкая птица решалась ее
перелететь, проще было перейти ее вброд, что и делали чумазые городские
куры.
Только изредка, когда в горах шли грозовые ливни, она вздувалась и на
несколько часов превращалась в могучий горный поток, а потом снова мелела.
С некоторых пор на нашей улице стал появляться странный велосипедист.
Странность его уже заключалась в том, что раньше он никогда здесь не
появлялся, а теперь вдруг стал появляться. Жители нашей улицы едва свыклись
с этой его странностью, как заметили за ним еще большую странность. Он
доезжал до самого обрывистого спуска у моста и только тогда (ни шагом
раньше) тормозил, слезал с велосипеда, приподымал его и, быстро спустившись
в канаву, исчезал на тропе.
Можно было предположить, что живет он где-то там повыше, над речкой, но
почему он раньше здесь не появлялся, а теперь вдруг стал появляться, было
непонятно. А главное -- это его упрямство, с каким он доезжал до самого края
канавы, так что переднее колесо даже слегка высовывалось над обрывом, и
только после этого тормозил.
Сначала мы все решили, что это он так делает для форсу, но потом
заметили, что он никакого внимания на улицу не обращает, что было почему-то
неприятно. Выходило, что все это он делает не для форсу. Тогда для чего?
Этого никто не понимал, и Богатый Портной начал раздражаться. Несколько дней
он молча присматривался к нему, а потом не выдержал.
-- Интересно, -- сказал он однажды с балкона, обращаясь к Алихану,
который сидел внизу, -- когда он сломает шею, на этой неделе или на
следующей?
-- Никогда, -- ответил Алихан, перебирая четки.
-- Откуда знаешь? -- с брезгливым вызовом спросил Богатый Портной и
высунулся над балконом.
-- Так думаю, -- миролюбиво ответил Алихан.
-- То, что ты думаешь, я давно забыл, -- сказал Богатый Портной, -- но
я буду последним нищим, если он не сломает себе шею или ногу.
-- Ничего не сломает, -- бодро ответил Алихан и, приподняв свои круглые
брови над круглыми глазами, посмотрел наверх, -- он свое дело знает.
-- Посмотрим, -- сказал Богатый Портной с угрозой и, отложив шитье,
добавил: -- А пока подымись, я тебе один "Марс" поставлю...
-- "Марс" -- это еще неизвестно, -- сказал Алихан, вставая, -- но этот
человек свое дело знает.
Дни шли, а велосипедист продолжал приезжать в своей кепке, низко
надвинутой на глаза, в сатиновой блузе с закатанными рукавами, в замызганных
рабочих брюках, стянутых у щиколоток зажимами, и, конечно, каждый раз
останавливался над самым обрывом, и ни шагом раньше. При этом он ни
малейшего внимания не обращал на жителей нашей улицы, в том числе и на
Богатого Портного. Я не вполне исключаю мысль, что он вообще не знал о его
существовании.
-- Так и будет останавливаться со своим дряхлым велосипедом, -- сказал
однажды Богатый Портной, тоскливо проследив за его благополучным спуском в
канаву.
-- Так и будет, -- бодро отвечал снизу Алихан, -- человек свое дело
знает.
-- Ничего, Алихан, -- покачал головой Богатый Портной, -- про Лоткина
ты то же самое говорил.
-- Лоткин тоже свое дело знал, -- ответил Алихан и, раскрыв рот,
показал два ряда металлических зубов, которые мы почему-то тогда считали
серебряными, -- как мельница работают.
-- А Лоткин где? -- ехидно спросил Богатый Портной.
-- Лоткин через свое женское горе пострадал, -- отвечал Алихан, слегка
раздражаясь, -- а при чем здесь этот человек?
-- Ничего, -- пригрозил Богатый Портной, -- живы будем, посмотрим.
Несколько лет тому назад Лоткин поселился рядом с нашим домом. На
дверях своей квартиры он повесил железную табличку с надписью: "Зубной
техник Д. Д. Лоткин".
Лоткина у нас считали немножко малахольным, потому что он ходил в шляпе
и макинтоше -- форма одежды не принятая на нашей улице тогда, а главное, все
время улыбался неизвестно чему.
Бывало, розовый, в шляпе и в распахнутом макинтоше идет себе по улице с
немного запрокинутой и одновременно доброжелательно склоненной набок головой
и улыбается в том смысле, что все ему здесь нравится и все ему здесь
приятно.
Особенно он расцветал, если встречал на пути какую-нибудь маленькую
девочку. А таких девочек на нашей улице было полным-полно. Бывало, присядет
на корточки перед такой девочкой, почмокает губами и протянет конфетку.
-- Этот человек плохо кончит, Алихан, -- говаривал Богатый Портной,
проследив за ним, пока тот входил в дом или выходил из дому.
-- Почему? -- спрашивал Алихан, подняв голову.
-- Есть в нем не то, -- уверенно говорил Богатый Портной.
-- Докажи! -- отзывался Алихан.
-- Если человек все время улыбается, -- пояснял Богатый Портной, --
значит, человек хитрит.
Лоткин жил вдвоем с женой, и когда, бывало, выходил с ней на улицу, все
смотрели им вслед. Жена его высокая, выше Лоткина, тонкая женщина, говорили
-- красавица, проходя, обычно опускала голову, углы губ ее были слегка
приподняты, словно она едва сдерживала усмешку, как бы стыдясь за своего
Лоткина. А он знай себе идет, размахивая руками и ничего не понимая,
улыбается направо и налево, здоровается, приподымая шляпу, и в то же время
рыскает глазами, нет ли где поблизости сопливой девчонки в кудряшках,
главное, была бы поменьше, умела бы подымать и опускать глаза да еще
протягивать руку за конфеткой.
-- Ах ты моя куколка золотая...
Однажды мы пошли купаться в море в такой компании -- я со своим отцом,
Оник со своим Богатым Портным и Лоткин с женой. Помню, всю дорогу Богатый
Портной как-то подшучивал над Лоткиным, делая вид, что он о нем знает что-то
нехорошее, а что именно, было неясно. Мне кажется, он завидовал Лоткину, что
у него такая красивая жена. Лоткин почему-то на эти насмешливые намеки
Богатого Портного не отвечал, а только сопел и все улыбался. прикрывшись от
солнца свернутой газетой. На этот раз он был без шляпы.
Вблизи улыбка его показалась мне какой-то напряженной. Было неприятно,
парень.
Объявление это гласило: "Ищу хорошего русского старика для сторожения
фрукт. Если будет плотник или каменщик, еще лучше. Вторая Подгорная, дом 37,
балкон на улицу, кричи: "Сурен".
То ли хорошие русские старики были приставлены к другим фруктовым
садам, то ли еще что, но однажды к дому Богатого Портного подъехал на своем
ослике известный в городе бродячий хиромант, человек с огненным взором и
огненной бородой. Обычно он ездил на своем ослике по дворам и гадал.
-- Последний русский дворянин и первый советский хиромант! -- кричал он
зычным голосом, остановившись посреди двора, подманивал к себе женщин.
Женщины подходили и, украдкой утерев ладонь о фартук или халат, словно
надеялись этим улучшить показания судьбы, протягивали руку. Хиромант гадал,
не слезая с ослика. За гадание брал деньгами, продуктами или детской одеждой
для своего многочисленного потомства. Иногда он появлялся возле нашей школы,
где, также не слезая с ослика, за небольшую плату решал математические
задачи для старшеклассников. В городе его считали не то ученым, не то
полоумным, а точнее -- полоумным, оттого что ученый.
Мой сумасшедший дядюшка, увидев его на ослике, приходил в радостное
состояние и, показывая на него пальцем, говорил:
-- Мулла едет, мулла!
Однажды он заехал к нам во двор. Там у него произошло небольшое
столкновение с Богатым Портным, которое, по мнению некоторых людей, повлияло
на их будущие отношения. Я это хорошо помню, потому что в это время, сидя на
корточках посреди двора, мыл в лохани Белку.
Главное, что Богатый Портной в поисках сквозняка на этот раз спустился
во двор и пил кофе по-турецки, который сюда ему принесла жена, хотя для
обоих было бы проще, если бы он, выпив кофе, спустился вниз. Но он всегда
так делал, если уж спускался во двор. Бывало, только спустится, а там считай
до десяти, и глядишь, его жена появится с чашечкой кофе в одной руке, а то и
со стульчиком в другой. Правда, стульчик иногда он выносил и сам, но кофе --
никогда.
И как это она точно поспевала за ним, было трудно понять. Я даже
подозревал, что они все это разыгрывали заранее, потому что Богатый Портной
ко всем своим достоинствам еще и считал себя хозяином прекрасной семьи и
свои редкие выходы во двор отчасти превращал в наглядные уроки семейной
идиллии. Вот так он сидел и пил кофе, когда в калитку въехал на своем ослике
огненнобородый хиромант.
-- Воздух -- твое гаданье, -- сказал Богатый Портной, дав ему проехать
возле себя, -- ни один человек не верит...
-- Последний русский дворянин и первый советский хиромант! --
воскликнул тот, не обращая внимания на Богатого Портного. Остановившись
посреди двора, он бросал огненные взоры в окна и приоткрытые двери квартир.
Несмотря на заверение Богатого Портного, женщины окружили хироманта, а
одна из них даже вынесла ослику арбузные корки. Я заметил по лицу Богатого
Портного, что он уязвлен вниманием женщин к гаданию.
Первой протянула руку хироманту жена Алихана -- Даша. Сам Алихан сидел
у порожка своей хибарки и парил в теплой воде мозоли.
-- Венерин бугор! -- воскликнул хиромант, взглянув на Дашину ладонь.
Женщины вздрогнули.
-- Воздух! -- несколько вяло откликнулся Богатый Портной.
Ослик хрустел арбузными корками, хиромант гадал Даше, иногда бросая
взоры и на других женщин, после чего те, поеживаясь, запахивались в свои
халаты.
Алихан парил в тазике мозоли и, приподняв круглые брови над круглыми
глазами, доброжелательно прислушивался. Видно, гадание ничего плохого не
предвещало.
Алихан очень любил свою вечно растрепанную Дашу. Из-за ее бурного
прошлого и неряшливого настоящего во дворе Дашу считали плохой женой. Алихан
хотел считать, что у него жена такая же, как у других, но двор и в
особенности Богатый Портной время от времени напоминали ему, что жена его
совсем не такая, как у других, а пожалуй, похуже.
Поэтому он и сейчас с подчеркнутым спокойствием прислушивался к гаданию
Даши и, поглядывая на Богатого Портного, как бы предлагал и ему проникнуться
этим спокойствием. Но Богатый Портной этим спокойствием не проникался.
-- Разве это дело, -- сказал Богатый Портной, прислушиваясь к чуждому
бормотанию хироманта, -- в наше время только ремесло дает твердый кусок
хлеба. Возьмем меня...
Он отхлебнул кофе и посмотрел на Алихана.
-- Пусть гадает, -- ответил Алихан доброжелательно, -- каждый человек
хочет иметь свое маленькое дело.
Богатый Портной еще раз отхлебнул кофе, поставил чашечку на землю возле
себя и решительно поднял голову.
-- Алихан, ты не мужчина, -- махнул рукой Богатый Портной.
-- Почему не мужчина? -- встрепенулся Алихан.
-- Я бы никогда своей жене не разрешил бы эти глупости, -- кивнул
Богатый Портной на хироманта и, приподняв чашечку, снова отхлебнул кофе.
-- О аллах, -- сказал Алихан, уклоняясь от спора, -- если это дает
спокойствие, рахат, пусть гадает...
Алихан слегка прикрыл веки, прислушиваясь не то к гаданию, не то к
действию теплой воды на ступни своих ног, изношенных и разбитых поисками
утерянного после нэпа коммерческого счастья.
Видно, уклончивый ответ Алихана, а главное, внимание женщин двора к
тому, что говорит хиромант, продолжало раздражать Богатого Портного. Он
привык, чтобы слушали его, а тут все облепили хироманта с его осликом, а на
него никто не обращал внимания.
Он критически прислушивался к тому, что говорит хиромант, но все же
никак не мог к нему подступиться. Помогла его собственная жена. Она подошла
к нему за пустой чашечкой, и он молча, кивком головы потребовал еще один
кофе.
-- Как скажешь, Суренчик, -- ответила жена хотя он ничего не сказал.
Взяв чашку, она пошла к себе. Богатый Портной посмотрел ей вслед, потом
перевел взгляд на гадающую простоволосую Дашу, потом на Алихана и удрученно
покачал головой. На это Алихан немедленно обратил внимание и выразил
недоумение, приподняв круглые брови над круглыми глазами.
-- И у тебя жена русская, и у меня то же самое, -- задумчиво сказал
Богатый Портной, как бы удивляясь безумной игре природы.
-- Ну и что? -- промолвил Алихан, нарочно не замечая намек на безумную
игру природы.
-- У меня жена все равно как армянка, -- сказал Богатый Портной не
слишком громко, но с чувством, -- все понимает, только не говорит...
-- У каждой женщины свой марафет, -- ответил Алихан примирительно и
снова прикрыл глаза. Видно, он сначала ожидал более неприятных разоблачений,
а в том, что его жена не похожа на армянку, он не находил ничего обидного.
Когда хиромант, закончив гадание, стал выезжать со двора, Богатый
Портной окликнул его. Хиромант остановил ослика и, приподняв голову, как бы
нацелился на него кончиком огненной бороды.
-- Теперь ты мне скажи, -- спросил Богатый Портной громко, -- ишак в
городской черте разрешается или не разрешается?
-- Тебе лучше знать, антихрист! -- воскликнул хиромант и тронул ослика.
Я в это время уже сидел на камне и держал Белку на коленях, обернув ее
чистой тряпкой, ждал, когда она высохнет.
Богатый Портной растерялся не столько от самого оскорбления, сколько от
неожиданного и непонятного слова "антихрист".
-- Хахам! -- все-таки успел он крикнуть ему вслед. Хиромант не
обернулся, так что было непонятно, услышал он или нет.
Хахам жил в самом конце нашей улицы и занимался тем, что резал по
праздникам гусей шумным грузинским евреям, по сравнению с которыми, как
говорят те, что их сравнивали, одесские евреи кажутся глухонемыми. Кроме
широкой черной бороды, к тому же, как утверждали знатоки, крашеной, но не
потому, что она была рыжая, а потому что седая, он никакого сходства с
хиромантом не имел.
-- Хахам тоже имеет свою коммерцию, -- сквозь сладостный стон напомнил
Алихан. Сейчас, положив одну ногу в закатанной штанине на колено другой, он
особой ложечкой расчесывал распаренную пятку. Занятие это всегда приводило
его в тихое неистовство.
-- Уф-уф-уф-уф, -- постанывал Алихан, доходя до какого-то заветного
местечка. Доходя до заветного местечка, -- в каждой пятке у него было
заветное местечко, -- он замедлял движение ложки, наслаждаясь ближайшими
окрестностями его, как бы мечтая до него дойти и в то же время пугаясь
чрезмерной остроты наслаждения, которая его ожидает.
Богатый Портной некоторое время следил за Алиханом, слегка заражаясь
его состоянием. В то же время на лице его было написано брезгливое сомнение
в том, что такое никчемное занятие может доставлять удовольствие или
приносить пользу.
-- Не притворяйся, что так приятно, -- сказал Богатый Портной, -- все
равно не верю...
-- Уй-уй-уй! -- застонал Алихан особенно пронзительно, поймав это
заветное местечко и быстро двигая ложкой, как при взбалтывании
гоголь-моголя.
-- Холера тебе в пятку, -- в тон ему ответила Даша, бросая на
сковородку шипящие куски мяса. Она стояла над своим мангалом.
-- Не люблю, когда притворяешься, Алихан! -- с жаром воскликнул Богатый
Портной, как бы еще больше заражаясь его состоянием и еще решительней его
отрицая. -- Никакого удовольствия не может быть...
Алихан, удивленно приподняв бровь, как-то издали сквозь райскую пленку
наслаждения, немо глядел на Богатого Портного. Наконец движения руки его
замедлились. Он опять перешел к окрестностям заветного местечка.
-- Ну ладно, -- сказал Богатый Портной и сделал рукой успокаивающий
жест, -- ну, ла, ла...
Богатый Портной сделал вид, что Алихан остановился под его командой,
хотя ясно было, что Алихан остановился сам по себе.
-- Чем фантазировать удовольствие, -- сказал он, уже взяв в руки
скамеечку и уходя, -- лучше бы посторожил мой сад...
-- Никогда! -- просветленно воскликнул Алихан. -- Я коммерсантом
родился и коммерсантом умру.
-- Подумай, пока не поздно, -- проговорил Богатый Портной, подымаясь по
лестнице.
Закончив свою мучительно-сладкую операцию с ногами, Алихан надел тапки,
слил воду из тазика, тщательно промыл под краном свою ложку, спрятал ее и
сел на свой стул. Вид у него теперь был ублаготворенный и особенно
благожелательный.
-- Дядя Алихан, -- спросил я, -- что такое антихрист?
-- Шайтан, -- просто и ясно ответил Алихан, но потом, решив дояснить,
все запутал: -- "Шайтан" говорят по-нашему, по-мусульмански, а по-гяурски
говорят "антихрист". А так как сами "гяуры" по-нашему тоже "шайтаны", то
получается, что "антихрист" -- это "шайтанский шайтан"! -- Ясный взор
Алихана выражал готовность ответить на любые вопросы.
-- Алихан, ужинать! -- раздался голос его шайтанской жены, и Алихан,
подхватив стульчик, поспешно вошел в свою комнату.
___
Там же летом на объявление о найме сторожа откликнулся хиромант. Он
подъехал к балкону Богатого Портного и позвал его.
Тот вышел на балкон, хмуро посмотрел вниз и сказал:
-- Воздух -- твое гаданье!
-- Я хочу сторожить твое именье! -- закричал хиромант, дико хохоча и
вкладывая в свои слова сатанинскую иронию, о которой ни мы, ни Богатый
Портной не догадывались.
Нет, не такого человека ожидал Богатый Портной, но, видно, делать было
нечего, никто не приходил наниматься.
-- Объявление читал или кто-то сказал? -- спросил он, хмуро выслушав
его тираду.
-- Весь город об этом говорит! -- радостно закричал хиромант и
всплеснул руками.
-- Ляй-ляй-конференцию хватит, -- мрачно прервал он его, -- ишака
привяжи, а сам подымись.
Хиромант так и сделал, и они обо всем договорились. Условия договора,
конечно, не разглашались, но кое-что все-таки просочилось. Так, стало
известно, что хироманту давалось право использовать по своему усмотрению
паданцы и скосить всю траву на участке для прокормления ослика.
Примерно через месяц они в пух и прах разругались, и Богатый Портной
изгнал его со своего участка. Тогда-то и выяснились некоторые условия
договора.
Хиромант жил на горе, недалеко от участка Богатого Портного, можно
сказать, прямо над ним. На этой горе были две сталактитовые пещеры. Так вот
одну из них он оборудовал под жилье и жил в ней вместе с осликом и всем
своим многочисленным выводком.
Оказывается, Богатый Портной проследил за ним и обнаружил, что тот под
видом паданцев или вместе с паданцами тащит к себе в пещеру его груши и
яблоки, из которых он гнал самогон. Гнать самогон в наших краях разрешается,
но, разумеется, из собственных фруктов. Выяснилось это следующим образом.
Оказывается, жена Богатого Портного встретила на базаре жену хироманта.
Та продавала самогон и при виде жены Богатого Портного сильно смутилась.
Видя такую стыдливость жены хироманта, жена Богатого Портного подошла к ней
и потребовала объяснения, хотя до этого и не собиралась подходить.
Испуганная жена хироманта во всем созналась. Она умоляла жену Богатого
Портного никому об этом не говорить, потому что самогон она продает втайне
от мужа из его зимних запасов. Так что, говорила она, если до него дойдут
слухи о том, что она продавала самогон, он ее убьет или, что еще хуже,
прогонит вместе с детьми.
Ну жена Богатого Портного, конечно, не удержалась и все рассказала
мужу, больше всего удивленная такому плохому отношению к собственным детям
со стороны ученых людей. Он проследил за ним и однажды поймал его на
тропинке, когда тот подымался к своей пещере, деловито погоняя ослика,
нагруженного мешками с фруктами. Мешки были вскрыты, и тут же разразился
неслыханный скандал, тем более что хиромант успел скосить и убрать с участка
всю траву.
Недели через две он снова появился на нашей улице. Несмотря на летний
день, правда пасмурный, хиромант был в пальто.
-- Чатлах! -- крикнул Богатый Портной с балкона, увидев его. Крикнул он
это не слишком воинственно, так что, промолчи хиромант, может быть, все
обошлось бы. Но хиромант молчать не стал.
-- Ищу хорошего русского старика! -- крикнул он в ответ и стал
оглядывать улицу, словно удивляясь, куда он запропастился, этот хороший
русский старик, словно только что он здесь был, а теперь куда-то делся.
Тут Богатый Портной от возмущения потерял дар речи и, схватив горшок со
столетником, бросил его вниз. Горшок шлепнулся рядом с осликом и разбился
вдребезги. Хиромант даже не дрогнул. Ослик его дернулся было, но потом
потянулся мохнатой мордой и понюхал столетник, с комом земли выпавший из
горшка.
Как только ослик двинулся дальше, Алихан, сидевший тут же на каменных
порожках у входа в дом Богатого Портного, подошел к разбитому горшку,
приподнял стебель столетника и, стряхнув с него землю, унес домой.
Кстати, сразу же, как только полетел горшок. Богатый Портной приобрел
дар речи, словно тот стоял у него поперек горла, словно он выкашлял его, а
не швырнул руками.
-- Аферист! -- кричал он, свешиваясь с балкона и передвигаясь, чтобы
сопровождать ход ослика по улице. -- Ты в пещере живешь, ты шакалка!
Хиромант невозмутимо продолжал ехать.
-- Нищий, нищий! -- вдруг с отчаянной радостью закричал Богатый
Портной, словно нашел наконец точное слово. И в самом деле, видно, попал в
точку. Хиромант снова остановил ослика.
-- Я еще хожу в шелках! -- крикнул он, оборачиваясь, и распахнул, почти
вывернул пальто, так что чуть не выпала из внутреннего кармана слегка
отпитая бутылка с вином.
Сверкнула золотистая подкладка, и в самом деле шелковая.
"Ах, вот для чего пальто!", -- подумал я тогда, успев заметить, что вся
она была в мелких-мелких трещинах.
Богатый Портной, видно, не ожидал такой подкладки. Во всяком случае, он
на мгновение помешкал, оглядывая ее, но в следующий миг взвился, сердясь на
себя за это унизительное внимание.
-- Барахло -- твоя подкладка! -- крикнул он. -- Все знают, что я шил
для наркома и буду шить...
Но ослик уже тронулся. Тут Богатый Портной быстро вошел в комнату,
чтобы всем было ясно, что это он первым закончил спор.
-- Последний русский дворянин и первый советский хиромант! -- уже
издали раздался голос хироманта. Услышав его, Богатый Портной почему-то
снова выскочил на балкон.
-- Воздухтрест! -- проговорил он, больше обращаясь к улице, чем к
самому хироманту. -- Все равно никто не верит...
Про этого наркома Богатый Портной довольно часто вспоминал, хотя на
нашей улице его никто не видел. Правда, несколько раз за Богатым Портным
заезжала легковая машина, но принадлежала ли она наркому, трудно сказать.
-- Белый телефон стоит, -- рассказывал он про квартиру наркома, -- куда
хочешь соединяет! Люди -- живут.
___
Сейчас я расскажу о великом споре между Алиханом и Богатым Портным. Но
прежде чем излагать суть дела, я должен дать вам ясное представление о
расстановке сил, о стратегических выгодах и слабостях той и другой стороны,
чтобы драма идей, заключенная под внешне незначительным поводом спора,
раскрылась во всем своем тайном величии.
Хибарка Алихана, как это легко догадаться, никакого балкона не имела,
потому что стояла прямо на земле. Поэтому после работы он иногда отдыхал во
дворе, но чаще всего он отдыхал на улице, на каменных ступеньках у входа в
парадную дверь Богатого Портного. Тот, сидя на балконе, переговаривался с
Алиханом, а чаще из-за своего полемического свойства спорил с ним. Иногда
Алихан поднимался к нему на балкон поиграть в нарды или попить кофе, но
Богатый Портной вниз к нему никогда не спускался.
Как видно из рассказанного, Богатый Портной был человеком нервным и
самолюбивым, тогда как Алихан (бывший владелец кофейни-кондитерской), хоть и
продолжал именовать себя коммерсантом, как человек давно все потерявший, был
спокойным и ровным. Единственное, в чем он проявлял упорство, -- это
постоянное отстаивание звания коммерсанта.
Когда разновидность восточных сладостей в его передвижном лотке
сократилась до козинак, он не впал в уныние, а стал заполнять свой
полупустой лоток жареными каштанами.
-- Алихан, -- говорил ему Богатый Портной, -- изучи ремесло, а то скоро
семечки будешь продавать.
-- Семечки -- никогда! -- твердо отвечал Алихан, как бы давая знать,
что продажа жареных каштанов входит в шкалу продуктов коммерческой
деятельности, хотя и не занимает в ней высокого места, тогда как продажа
семечек -- это распад, разложение, полная сдача позиций.
Таким образом, Алихан в спорах с Богатым Портным имел свои сильные
стороны и твердые убеждения. Но и Богатый Портной, возвышаясь над ним на
балконе и охватывая голосом большее пространство, как бы в силу самого
положения вещей имел свои преимущества.
Получалось, что он отчасти обращается к соседям, которые, выглядывая из
окон ближайших домов и балконов, кивали ему, особенно в жару, в знак
согласия. Кивать было удобно, потому что большинство этих кивков сидящий
внизу Алихан не замечал. Так что они и его не обижали.
Но и Алихан, опять же в силу самого положения вещей сидевший на низком
крыльце у входа в дом Богатого Портного, был до некоторой степени неуязвим,
то есть чувствовалось, что скинуть-то его неоткуда, что он и так до того
приземлен, что уже почти сидит на земле. А положение человека, сидящего на
земле, как бы мы сказали теперь, получив высшее образование, при многих
неудобствах обладает диалектической прочностью -- что-что, а шлепнуться на
землю ему не страшно.
Теперь перехожу к сути главного спора Алихана с Богатым Портным.
Метрах в двадцати от нашего дома была речушка или канава, как ее
достаточно справедливо тогда называли. Под каменным мостом она пересекала
улицу. У самого моста с той стороны улицы был очень крутой спуск,
переходящий в тропинку, которая подымалась вдоль русла вверх по течению.
Обычно воды в этой речушке было так мало, что редкая птица решалась ее
перелететь, проще было перейти ее вброд, что и делали чумазые городские
куры.
Только изредка, когда в горах шли грозовые ливни, она вздувалась и на
несколько часов превращалась в могучий горный поток, а потом снова мелела.
С некоторых пор на нашей улице стал появляться странный велосипедист.
Странность его уже заключалась в том, что раньше он никогда здесь не
появлялся, а теперь вдруг стал появляться. Жители нашей улицы едва свыклись
с этой его странностью, как заметили за ним еще большую странность. Он
доезжал до самого обрывистого спуска у моста и только тогда (ни шагом
раньше) тормозил, слезал с велосипеда, приподымал его и, быстро спустившись
в канаву, исчезал на тропе.
Можно было предположить, что живет он где-то там повыше, над речкой, но
почему он раньше здесь не появлялся, а теперь вдруг стал появляться, было
непонятно. А главное -- это его упрямство, с каким он доезжал до самого края
канавы, так что переднее колесо даже слегка высовывалось над обрывом, и
только после этого тормозил.
Сначала мы все решили, что это он так делает для форсу, но потом
заметили, что он никакого внимания на улицу не обращает, что было почему-то
неприятно. Выходило, что все это он делает не для форсу. Тогда для чего?
Этого никто не понимал, и Богатый Портной начал раздражаться. Несколько дней
он молча присматривался к нему, а потом не выдержал.
-- Интересно, -- сказал он однажды с балкона, обращаясь к Алихану,
который сидел внизу, -- когда он сломает шею, на этой неделе или на
следующей?
-- Никогда, -- ответил Алихан, перебирая четки.
-- Откуда знаешь? -- с брезгливым вызовом спросил Богатый Портной и
высунулся над балконом.
-- Так думаю, -- миролюбиво ответил Алихан.
-- То, что ты думаешь, я давно забыл, -- сказал Богатый Портной, -- но
я буду последним нищим, если он не сломает себе шею или ногу.
-- Ничего не сломает, -- бодро ответил Алихан и, приподняв свои круглые
брови над круглыми глазами, посмотрел наверх, -- он свое дело знает.
-- Посмотрим, -- сказал Богатый Портной с угрозой и, отложив шитье,
добавил: -- А пока подымись, я тебе один "Марс" поставлю...
-- "Марс" -- это еще неизвестно, -- сказал Алихан, вставая, -- но этот
человек свое дело знает.
Дни шли, а велосипедист продолжал приезжать в своей кепке, низко
надвинутой на глаза, в сатиновой блузе с закатанными рукавами, в замызганных
рабочих брюках, стянутых у щиколоток зажимами, и, конечно, каждый раз
останавливался над самым обрывом, и ни шагом раньше. При этом он ни
малейшего внимания не обращал на жителей нашей улицы, в том числе и на
Богатого Портного. Я не вполне исключаю мысль, что он вообще не знал о его
существовании.
-- Так и будет останавливаться со своим дряхлым велосипедом, -- сказал
однажды Богатый Портной, тоскливо проследив за его благополучным спуском в
канаву.
-- Так и будет, -- бодро отвечал снизу Алихан, -- человек свое дело
знает.
-- Ничего, Алихан, -- покачал головой Богатый Портной, -- про Лоткина
ты то же самое говорил.
-- Лоткин тоже свое дело знал, -- ответил Алихан и, раскрыв рот,
показал два ряда металлических зубов, которые мы почему-то тогда считали
серебряными, -- как мельница работают.
-- А Лоткин где? -- ехидно спросил Богатый Портной.
-- Лоткин через свое женское горе пострадал, -- отвечал Алихан, слегка
раздражаясь, -- а при чем здесь этот человек?
-- Ничего, -- пригрозил Богатый Портной, -- живы будем, посмотрим.
Несколько лет тому назад Лоткин поселился рядом с нашим домом. На
дверях своей квартиры он повесил железную табличку с надписью: "Зубной
техник Д. Д. Лоткин".
Лоткина у нас считали немножко малахольным, потому что он ходил в шляпе
и макинтоше -- форма одежды не принятая на нашей улице тогда, а главное, все
время улыбался неизвестно чему.
Бывало, розовый, в шляпе и в распахнутом макинтоше идет себе по улице с
немного запрокинутой и одновременно доброжелательно склоненной набок головой
и улыбается в том смысле, что все ему здесь нравится и все ему здесь
приятно.
Особенно он расцветал, если встречал на пути какую-нибудь маленькую
девочку. А таких девочек на нашей улице было полным-полно. Бывало, присядет
на корточки перед такой девочкой, почмокает губами и протянет конфетку.
-- Этот человек плохо кончит, Алихан, -- говаривал Богатый Портной,
проследив за ним, пока тот входил в дом или выходил из дому.
-- Почему? -- спрашивал Алихан, подняв голову.
-- Есть в нем не то, -- уверенно говорил Богатый Портной.
-- Докажи! -- отзывался Алихан.
-- Если человек все время улыбается, -- пояснял Богатый Портной, --
значит, человек хитрит.
Лоткин жил вдвоем с женой, и когда, бывало, выходил с ней на улицу, все
смотрели им вслед. Жена его высокая, выше Лоткина, тонкая женщина, говорили
-- красавица, проходя, обычно опускала голову, углы губ ее были слегка
приподняты, словно она едва сдерживала усмешку, как бы стыдясь за своего
Лоткина. А он знай себе идет, размахивая руками и ничего не понимая,
улыбается направо и налево, здоровается, приподымая шляпу, и в то же время
рыскает глазами, нет ли где поблизости сопливой девчонки в кудряшках,
главное, была бы поменьше, умела бы подымать и опускать глаза да еще
протягивать руку за конфеткой.
-- Ах ты моя куколка золотая...
Однажды мы пошли купаться в море в такой компании -- я со своим отцом,
Оник со своим Богатым Портным и Лоткин с женой. Помню, всю дорогу Богатый
Портной как-то подшучивал над Лоткиным, делая вид, что он о нем знает что-то
нехорошее, а что именно, было неясно. Мне кажется, он завидовал Лоткину, что
у него такая красивая жена. Лоткин почему-то на эти насмешливые намеки
Богатого Портного не отвечал, а только сопел и все улыбался. прикрывшись от
солнца свернутой газетой. На этот раз он был без шляпы.
Вблизи улыбка его показалась мне какой-то напряженной. Было неприятно,