Иванов Борис. Ночь Пса

   — Мне казалось, — Роше вздохнул и спрятал трубку в карман. — Мне казалось, что к человеку, с которым проработал столько лет рука, как вы говорите, об руку вы должны были бы питать некую м-м... симпатию. Во всяком случае, не желать ему зла.
   Крюге молча рассматривал какую-то диковину на витрине своей экспозиции.
   — Всегда приходится выбирать... — сухо обронил он.
   И вдруг, резко повернувшись к Роше, разразился потоком сбивчивых, одна на другую налезающих, нестыкующихся фраз.
   — Вы хотя бы представляете о какой опасности для всего Человечества идет речь? Вы, наверное, только и слышали то, что в уши вам надули наши замечательные СМИ: гравитационное, де, оружие будет самым гуманным средством защиты Федерации. Противник, буде такой объявится, просто-де не сможет преодолеть гравитационный барьер, без всякого вреда для нас и для себя. А то, что с помощью выдумок Тора гораздо легче печь черные дыры — вы знаете? И что ничто не помешает тем, у кого будет в руках способ манипулировать гравитационным потенциалом создать такую дыру, в которой сгинет вся Вселенная, это вы знаете? Кому вы можете доверить такое? А свертка?! Вы что-нибудь слыхали о так называемой свертке?
   — Это что-то вроде... — Роше замялся. — Вроде того, что можно путешествовать с помощью этих самых черных дыр...
   — Не совсем тех самых... — спокойствие отчасти вернулось к Крюге, а с ним и менторский тон. — Это похоже, но не совпадает... Падая в черную дыру, любой физический объект неизбежно разрушится. А в случае свертки такой объект как бы заворачивают в складки искаженного сложным гравитационным полем пространства, а внутри него самого поле остается неизменным.
   Образуется как бы пузырь, изолированный от всей остальной Вселенной. В свертки можно упаковывать целые миры. По идее, без разрушения. Но где такой пузырь всплывет, где окажутся заключенные в нем путешественники сказать никто не берется. Очень неплохой способ карать миллионы, оставляя всем надежду, что лишь перемещаете прочь из Обитаемого Космоса неугодный корабль, астероид, планету, галактику...
   — Все это — пока теории, — вздохнул комиссар. — А людей убивают уже на практике. Сейчас и здесь. Подумайте об этом...
   Он снял с рога неизвестной твари свою шляпу и двинулся к выходу. В дверях обернулся.
   — Я не стану над этим думать, — ответил Крюге, не глядя на него. — Ни минуты. Я уже достаточно думал об этом.

* * *

   «Нимфа» действительно была на месте — тихо покачивалась на ночных водах у полупустого причала Кузнечной набережной. Она казалась покинутой — эта среднего пошиба, оборудованная своим хозяином под постоянное жилье прогулочная яхта. Только трап был сброшен с борта на причал. Ступив на него, Пер громко откашлялся.
   — Мэри-Энн! — окликнул он.
   — Проходи сюда...
   Мэри темной, ночной птицей нахохлилась поодаль — на корме.
   Тихо клацнула зажигалка — Мэри прикуривала.
   Некоторое время они всматривались друг другу в лицо в зыбком свете неровного пламени. Оба изменились за эти семь лет.
   — Если хочешь, сначала спустись в каюту — повидаешь Кона, — сухо сказала Мэри. — Выключатель у двери — слева.
   — Он спит?
   Темная фигура в ответ только вздернула плечи.
   Пер, неуверенно ступая, спустился к дверям каюты. Толкнул их. Было не заперто. Под ногами звякнула бутылка.
   Коротко щелкнул выключатель. Приглушенный свет залил тесноватую каюту. В общем-то в комнате царил не такой уж и большой беспорядок. Если не считать крутого перегара, пропитавшего весь ее объем, и большого количества емкостей из-под спиртного, набросанных на полу, каюта была вполне приемлемым для жизни человека местом. На столе тихо мерцал высокого класса профессиональный компьютер, мебель была расставлена по местам, кровати застелены. Кондрат не лежал на койке, как того ожидал Пер. Он сидел на корточках в углу — зажатый между столом и стенкой. Его трясло.
   — Н-ну... — осторожно нагнулся к нему Пер. — Ты меня узнаешь, Кондрат?
   — Д-дом... — с трудом выговорил Гривнин. — С-снова идти в с-старый д-дом... П-погоди, я — сейчас...
   — В какой дом? — без всякой надежды получить толковый ответ недоуменно спросил Пер.
   Кон посмотрел на него мутными глазами, с трудом поднялся и чуть не рухнул вперед. Пер подхватил его и помог улечься на узкой откидной койке. Это, похоже, успокоило системотехника высшей квалификации, и каюта почти мгновенно огласилась судорожным похрапыванием.
   Пер оляделся еще раз, выключил свет и поднялся на палубу.
   Присел рядом с Мэри. Та еще раз щелкнула зажигалкой, посмотрела немного на огонь и погасила его. Оба помолчали.
   — Давно это он? — осведомился Пер.
   — Последние лет пять, — Мэри снова дернула плечами. — Примерно три-четыре раза в год. С тех пор, как работает на Магира. Точнее, на тех, кому его сосватал Магир. Завтра будет в форме. Тебе просто повезло — на самый пик делириума нарвался...
   — Кто это такие? — Пер постарался рассмотреть лицо Мэри в темноте. — Это связано с той работой, которую он делал для «Шести Портов»?
   — Похоже, что да... — тусклым голосом сказала Мэри-Энн. — Он про это глухо молчит. О разном говорит — только не об этом... Все с вашими делами связанное — плохо оборачивается. Ты Тоба помнишь? Мак-Ни...
   — Да, — настороженно ответил Пер.
   — Его убили. И еще — несколько человек. И тот чудак, который был у тебя за сторожа — в каких-то ваших подземельях, век бы о них не слышать. Его полиция ищет и Магир — тоже. Побоище какое-то там было — у него в оффисе. Перестрелка. Это было по Ти-Ви — без комментариев. Я по адресу догадалась.
   — В сети Тоб еще в живых значится...
   — Те, кто видел его мертвым, не спешат отметиться в участке... Я не хочу пугать тебя и... И вообще — ты молодец, не сдал Кондрата гебистам... Поэтому — учти: охота идет. Какая-то охота за вами всеми, кто работал по той теме, что ты привез с Чура... Вот и Тор ваш исчез — сразу, как только ступил на эту землю...
   — Ты знаешь о нем что-нибудь?
   — Ноль. Только то, что было в новостях.
   Пер хрустнул пальцами.
   — Тебя могут спросить — не заходил ли я к вам. Не делай из этого секрета. Только... потом сразу дай знать мне. Ну, скажем — отгони «Нимфу» на Остров. Я пойму.
   — Договорились.
   Мэри снова зажгла зажигалку и снова погасила.
   — Дом... — Пер кашлянул. — Кон что-то такое говорил про какой-то дом... Старый дом... Похоже, что ему не особенно хочется в этот дом отправляться...
   Снова Мэри пожала плечами. Сгорбилась.
   — Есть здесь такой дом... Там... плохо... — по голосу Пер почувствовал косую улыбку на ее лице. — Лучше не соваться туда.
   Там водятся привидения...
   — Проводи меня туда, — сказал Пер. — Прямо сейчас.

* * *

   Табличка с надписью «Кафедра практической истории Периферии. проф. Покровский» украшала дверь, находившуюся почти напротив кабинета приват-доцента в отставке. Увидев в том перст Господень, комиссар нажал сенсор входного сигнала. Как ни странно и этот его сегодняшний клиент коротал поздний вечер за своим рабочим столом.
   Не спалось в эту ночь профессорам и доцентам Университета Прерии.
   — Рад вас видеть в этих стенах, комиссар, — Покровский легко поднялся из-за стола навстречу приземистой фигуре Роше.
   Тот явно нуждался в помощи — не так легко было найти в упомянутых стенах место, куда можно было бы пристроить заблаговременно снятую шляпу без опаски за ее дальнейшую судьбу.
   — Чем обязан честью видеть вас уже менее чем э-э... через сутки после того достославного эпизода, когда я э-э?.. — профессор перехватил неприкаянный головной убор из рук комиссара и украсил им чело какого-то мраморного мыслителя прошлого, бюст которого был единственным, пожалуй, украшением аскетичного кабинета почтенного историка. — Я распоряжусь касательно чаю...
   — Не беспокойтесь, — Роше добродушно шевельнул усами в знак полного отсутствия каких-либо претензий к собеседнику. — Меня занесло в ваш храм науки по несколько другому м-м... поводу. Но я решил не упускать случая и с вашей помощью, гм... составить себе хоть какое-то представление об объекте нашего розыска...
   Комиссар опустился в фантастически неудобное кресло, на которое наивежливейшим жестом указал ему хозяин кабинета.
   — Благодарю вас... Мне, знаете, до сих пор и в страшном сне не представлялось, что придется столкнуться с э-э... человеком оттуда — с Чура. И вот оказалось, что мне как никогда важно ясно представлять себе как он себя поведет дальше. И как поведет себя его пес, черт возьми! Простите, что отнимаю у вас время, но, мне сдается, что вы сами понимаете, что это — далеко не пустой интерес. Когда обстоятельства вот так прижимают, лучше потерять пару часов на разговор с живым человеком, который смыслит в сути дела, чем разбираться с базами данных и справочниками...
   — Не теряйте времени на объяснения... — замахал на Роше пухлыми ладонями Покровский. — Прекрасно вас понимаю, и нет человека на Прерии, который хотел бы помочь делу больше, чем я, комиссар... Давайте ваши вопросы, и мы попробуем сладить с ними...
   Профессор достал из ящика стола трубку и энергично продул ее.
   Комиссар выпрямился в кресле, воодушевился и извлек на свет Божий и свою носогрейку. Взглядом испросил разрешения у хозяина и с огромным облегчением принялся ее раскуривать.
   — П-прежде всего, — попыхивая ароматным дымом, спросил он из глубины быстро заполняющего кабинет сизого облака. — Прежде всего, я м-м... не могу ухватиться... почувствовать — кто мы для человека оттуда? Почему там побывало так мало людей — уже в наше-то время?.. И почему чуть ли не все, кто побывал там — так замкнулись, отгородились и от Чура этого, и от здешней жизни?..
   — Вопросы у вас — не из простых... — профессор крякнул и принялся расхаживать взад-вперед по тесноватому кабинету, дымя как паровоз и входя в привычную для себя роль университетского лектора. — Типичные вопросы начинающего знакомиться с Чуром вплотную... Отношение колонистов Чура к Матери-Земле с самого начала было отнюдь не простым. То есть, конечно: с кафедр и амвонов постоянно звучали благие слова о возвращении в лоно Материнской Цивилизации, культивировалась вселенская скорбь по утерянной Родине Предков... Все это было. Но кроме скорби был и другой мотив: гордая вера в то, что именно они, пришельцы с далеких звезд, есть покорители и создатели всего сущего. Творцы нового мира — сурового и не знающего жалости. Но скроенного по их мерке и их волей, и потому — прекрасного!
   Профессор сделал выразительный жест в сторону голографического окна, в котором открывался вид на взятое в кольцо заснеженных гор бездонное озеро.
   Высокое небо с редкими, нездешними звездами отражалось в нем. Вдоль крутых берегов взбирались вверх — по склонам гор — диким камнем выложенные террасы, а над ними высились неприступные стены то ли замка, то ли невероятной архитектуры форта...
   — Это — голограмма того времени... — пояснил Покровский, — одна из немногих, что дошли до нас... Странный мир, правда?
   Уже тогда совсем чужой. А сама возможность возвращения в лоно напрочь перечеркивала в глазах обитателей Чура их великую роль создателей нового мироздания. Эпос о сотворении прекрасного нового мира делался просто рассказом о случайно приключившихся и, в общем-то, ненужных неприятностях горстки людей где-то у черта на куличках. Это вызывало уже не гордость. Скорее — сострадание. Но дело даже не в этом...

* * *

   Приглушенный свет мини-софита вырывал из мрака только клавиатуру терминала, да пюпитр, укрепленный перед дежурным по блоку интенсивной терапии, а на пюпитре листок отчета по смене.
   Лицо самого дежурного было представлено только фосфорическими, огромными белками глаз. Остальные детали его темнокожего лица просматривались лишь неясными бликами в темноте. Шум поднимающегося лифта заставил его отвлечься от созерцания дисплея и всмотреться в глубину холла. В открывшемся просвете двери прибывшей кабины обозначился стройный женский силуэт.
   Над пюпитром, из мрака возникло еще одно фосфорически-белое пятно — дежурный улыбнулся неожиданной встрече.
   Девушка, симпатичная, с резкими чертами очень молодого, на вид — цыганского лица, приветливо помахала ему рукой.
   — Привет, Элли, — радостно приветствовал он коллегу. — Сегодня я тебя сменяю. Махнулась с Даном, — Элли одарила его жемчужной улыбкой. — Мне завтра днем вот так нужно в город.
   Она энергично бросила сумочку рядом с распечаткой отчета и принялась извлекать из нее потребные для высиживания следующих четырех часов ночного дежурства предметы: патрончик губной помады, зеркальце, набор микрокосметики и другую чушь.
   Сдающий смену с явным облегчением освободил место за столом со множеством кнопок и экранов.
   За его плечами послышались шаги. Белоснежный халат человека, вышедшего на звук их разговора из глубины блока, был накинут поверх темно-синего мундира офицера уголовной полиции.
   — Сегодня у нас гостит, так сказать, опекун с Козырной... — представил его чернокожий дежурный, — лейтенант Дин. А это — мисс Лихая... — у него была англо-саксонская манера именовать людей. — Сменяет меня вместо мистера Штерна.
   Полицейский улыбнулся — надо полагать, общество мистера Штерна было бы чуть менее приятно ему.
   — О, я вижу, сегодня у меня будет приятная компания, лейтенант, — приветливо помахала ему Элли, — что, сегодня у нас в блоке опять очень важные персоны?
   — Что поделать, мисс, что поделать, — полицейский пожал плечами, словно извиняясь. — Кто-то там, наверху, боится, что ваших сегодняшних пациентов могут заставить замолчать навеки.
   Элли энергично поставила закорючку на бланке приема-передачи дежурства и помахала вслед неторопливо удаляющемуся коллеге.
   Потом повернулась к лейтенанту.
   — Вас в сон не тянет, герр офицер? Меня так — очень. По началу дежурства — всегда так. Но есть панацея — она помахала в воздухе небольшим термосом. — Хороший кофе... Скажу по секрету — настоящая контрабанда! Угоститесь.
   Мисс с отраженной в ее фамилии лихостью наполнила заманчиво дымящимся напитком пару разовых стаканчиков и протянула лейтенанту его долю. Поклевывая крепко заваренный мокко, оба лица, непосредственно ответственные за жизнь пациентов блока, обменялись между собой мнениями о разных аспектах тягостей ночных дежурств, о затее муниципалитета с экотранспортом, об одолевающих эмигрантах... Особо подасадовали о волне преступности, из-за которой даже в реанимации за пациентами, что на пол-дороге в мир иной, могут прийти архангелы при пистолетах с глушителями, и еще о чем-то, что лейтенанту Дину и вовсе плохо запомнилось, а потом Элли отправилась осматривать пациентов. Когда минут через десять она вернулась к своему столу, лейтенант, притулившийся в кресле у уютного торшера, пребывал в глубоком ауте.
   Препарат, проглоченный им вместе с мокко, действовал надежно и не оставлял клиенту времени обеспокоиться подступившим помутнением сознания.
   Элли поправила стража порядка в кресле, сообщив ему более удобную позу, поколдовала со своим терминалом, переключив регистрацию текущего состояния с одного из пациентов на имитатор, и вернулась в блок. Подошла к койке, на которой покоился Халид.
   За минуту до этого она ввела ему в вену содержимое пары небольших ампул, не предусмотренных списком дежурных медикаментов блока интенсивной терапии. Он уже пытался — мучительно морщась — открыть глаза. Справившись с этим, он некоторое время пытался сфокусировать их на лице Элли. Та придвинула к его изголовью стул, устроилась на нем, раскрыла небольшой коробок с набором шприцов.
   Потом достала из сумки мини-регистратор и включила его.
   — Где я?.. — с трудом выговорил Халид.
   — В больнице, — мягким голосом успокоила его Элли. — Не вибрируй особенно. Тебе привет от Рамона.
   — Где... где остальные?.. — Халид с трудом составлял слова в предложение. — Вы — кто? Я... я вас не знаю...
   — Это неважно, — Элли взяла его руку и ввела следующий препарат. — Надо сосредоточиться. Мы вытянем тебя отсюда. Рамон хочет знать все о том, что там вышло — на улице Темной Воды...

* * *

   — Дело, даже, не в этом... — Профессор помолчал, подбирая слова. — Будущее, знаете ли, отбрасывает тени... «Странник» отправился в свой путь за пару-другую десятилетий до того, как слово Империя стало официальным термином... Стало писаться с большой буквы... Но она уже существовала — фактически. Так что жителям Чура было от чего ужаснуться новостям со старушки-Земли, когда «Вызов» и «Колумб» вошли в их зону радиослышимости. Они знали с чем предстоит иметь дело.
   — Ну, этим-то новостям с Земли ужасались не только на Чуре... — заметил комиссар. — И довольно долго ужасались...
   — Так что вы тут достаточно хорошо можете себе представить реакцию уже привыкших к независимости поселенцев, — Покровский развел руками. — Но ужасом дело не ограничилось: Прекрасный Новый Мир стал готовиться к пришествию землян.
   Уже не покинутых мудрых Предков, которым надлежало открыть сыновние объятия, а жестоких поработителей — воскресших чудищ из комиксов...
   Носителей всех пороков Старого Мира. И так далее... Словом — теперь планета ждала завоевателей, которым надлежало дать достойный отпор. Как вы поняли, такой поворот в психике народов Чура был вполне закономерен и подготовлен всем ходом событий.
   Даже необходим был такой поворот: общество первопроходцев уже решило тогда основные свои проблемы, подвиги незаметно сменились хлопотами по устройству быта. Это — при том, что сама структура общества — жесткая и нетерпимая была ориентирована только на бесчисленное тиражирование героических деяний. Это была его форма существования — беспрерывное самоотречение и подвиг завоевания новых пространств. Чтобы перейти к спокойному перевариванию проглоченного мира это общество должно было разрушиться. Стать иным. Утратить свою суть. Бог ведает, что заменило бы его. Теперь мы уже никогда не узнаем этого. Но знаем, по крайней мере, что оно не стало так просто сдавать свои позиции — это общество героев и колдунов. Оно лихорадочно искало новые горизонты, новые точки приложения сил. Нового врага.
   И звездные корабли из Метрополии открыли им глаза — этим, начавшим забывать славные традиции потомкам первопоселенцев Чура.
   Вот-вот из глубины Космоса должен был явиться враг — жестокий и коварный. Это был прямо-таки бальзам на душу адептов чрезвычайного положения. Заржавевшие было мечи снова обрели силу и могущество. Касты рыцарей и оружейников снова стали надеждой и опорой мироздания. Правда, и до этого был — да, да, был-таки — враг... Нелюдь.
   — Нелюдь? — расслабившийся, было, в кресле Роше подобрался, означив этим всплеск своего внимания к сказанному. — Столько об этом разговоров... Столько секретности... Это потому так тормозят связи с Чуром, что оно оттуда — с этой системы идет к нам...
   Профессор нахохлился, глядя в окно голограммы.
   — Нелюдь... Нечто, обитавшее на окраине известного людям мира. Нечто, также чуждое планете Чур, как и люди, но пришедшее туда раньше, теснимое ими, почти уничтоженное с лица нового мира, но все дающее о себе знать — призрачным, потустороннним вмешательством в дела бывших землян, зыбким участием в них где-то на заднем плане, за кулисами... Это, вообще говоря, тема для чего-то большего, чем нынешняя наша беседа господин комиссар. Нелюдь на Чуре... Но призраки — пусть даже самые жуткие — не годятся для того, чтобы против них создавать армии, разрабатывать новые виды вооружения, содержать штабы... Так что это так и осталось теневой мелодией в симфонии Чура. В реквиеме по этому миру. Трудно сказать, какую роль сыграло то, что там у них обозначили этим словом — Нелюдь — в самоуничтожении этой цивилизации...
   Профессор Покровский принял из хлипких лапок сервировочного автомата подносик, увенчанный парой чашек из нарочито грубой керамики, снабдил комиссара его дозой чая и продолжил свой монолог:
   — Беда Чура состояла в том, что его жители вооружались именно против людей, и сами были, в то же время, именно людьми...
   Пришествие землян заставляло себя ждать, а внутренние противоречия планеты становились все острее и острее — да и разве могло быть иначе в мире, который обратил все свои силы на разработку и создание оружия для победы над противником, превосходившим его во много раз и притом во всем, что только можно представить. Мир, зациклившийся на такой безумной идее не может не расколоться. С самого начала — с первых десятилетий освоения Чура — его население образовало несколько совершенно непохожих друг на друга государств. Нам остается только гадать об их реальных особенностях и об их реальной истории... Нам достались не документы — легенды и сказания.
   Только легенды и сказания не горят в атомном пламени... Возможно, раскол проходил именно по вопросу об отношении к вот-вот грядущему из Космоса нашествию землян, возможно, разногласия носили религиозный характер. И уж точно — экономический и политический. Без этого мы — люди — не можем... В общем, сейчас трудно — да может и невозможно — догадаться о том, кто первым нажал кнопку... Ясно одно: конец всему положила система ядерного самоуничтожения. Должно быть, ее привела в действие та из вступивших в сражение сторон, которая первой почувствовала, что обречена на поражение. Это был Мир не знавший компромиссов.
   И десятилетия спустя — уже после того, как с планеты сошли снега ядерной зимы и изувеченная биосфера начала отвоевывать свое у проплешин рукотворных пустынь и дышащих радиацией кратеров. Над планетой все еще описывали свои орбиты спутники-невидимки, время от времени наносящие то друг по другу, то по каким-то целям на поверхности удары то излучением, то зарядами антиматерии. Из недр океанов — с бортов подводных ракетоносцев — то там, то здесь все еще уходили на поражение целей баллистические ракеты, а по радиоактивным развалинам прокладывали путь автоматические танковые комплексы. Казалось, ничего, кроме ненависти, не уцелело в этом Мире. И все-таки...

* * *

   — Доклад от Элли, — Гурам откашлялся, давая шефу время для окончательного пробуждения.
   — У вас что — бронхит? — хриплым со сна голосом поинтересовался владелец Торговых домов. — Вы позвонили мне посреди ночи, чтобы я вам больничный лист выписал? Или горчичник поставил?..
   — Излагаю суть дела... — чуть поперхнувшись, заторопился Гурам. — Говорить способен только Халид. Гавриш — плох, Кноблох — в коме... Халид выдал информацию — там какую-то квитанцию они нашли, которая Гавриша заинтересовала... Там был какой-то адрес...
   — Какой адрес, Гурам, какой? — наливаясь холодной злобой, осведомился шеф.
   — Он не помнит... Сотрясение — плитами привалило...
   — Какими, черт возьми, плитами?
   — Могильными... А остальные, я уже сказал... Если там что и было — все загребла полиция...
   — Спасибо, Гурам, вы очень много узнали... — ядовито молвил Рамон, явно намереваясь подвести черту под разговором — оказавшимся бесполезным.
   — Еще там нашли кисет... — торопливо вставил Гурам. — Кисет Счастливчика — с трубкой и Трубочником...
   — С чем, с чем?.. — с некоторой оторопью осведомился Большой Магир.
   — С Трубочником... Это талисман такой — многие с собой таскают... Счастливчик не мог его просто так оставить... Они... Халид, в смысле... кисет этот пометили... Маячок туда подпихнули... Халид назвал нам решетку частот...
   — Что ты там несешь... — Рамон даже отвернулся от трубки и поморщился. — Там сейчас засада. Ваш Счастливчик, даже если он вконец спятил от виски, ни за какие коврижки не станет совать голову черту в зубы!..
   — Не станет, спору нет, — осторожно настоял на своем Гурам, — но мы на всякий случай прозондировали положение маячка. Так вот: маячок и не думает валяться на улице Темной Воды... Маячок болтается по городу...
   Некоторое время Рамон пытался осмыслить значение странного факта. Потом треснул кулаком по столу и заорал:
   — Так какого же черта ты молчал об этом до сих пор, остолоп?!!

* * *

   Энни измерила комнату шагами — по диагонали, с северо-востока, на юго-запад. А потом, наоборот. Получилось ровно столько же — четыре с половиной ее энергичных, злых шага. Ни больше, ни меньше.
   Она выкатила из сумочки на на столик каменные шарики с изображением Инь-Янь. Чуть покатала их по полированному дереву, сердито фыркнула: Вам неплохо будет посидеть пару дней в наших конспиративных аппартаментах — ха! Вы не будете скучать — там есть Ти-Ви — ха! Ну конечно, есть — чтобы выслушивать, как бестолковый Тимоти Рейдер по-дубовому раскручивает в Новостях твою кровную тему... Вот так и дисквалифицируются юные журналистки...
   ...И голодать тоже не будете — я буду приносить вам лапшу по-пекински... — ха! Ну — спасибо вам, агент Яснов, — для вас, разумеется, человек с этаким разрезом глаз должен обожать китайскую кухню — как же еще!
   Энни рывком раскрыла холодильник. Чипсы — море картофельных чипсов. И проклятые пирожки с куриным фаршем. По всей видимости, служба защиты свидетелей считала, что кулинарные пристрастия защищаемых не розняться слишком со вкусами оголодавших школяров.