Страница:
— Заварите кофе, комиссар, — бросил ему через плечо Ким. — Не стесняйтесь, — вытаскивайте пакет из моего стола... Я вот только разберусь с этой канителью...
Тут, наконец, искомая папка попалась ему в руки.
«Дополнительные материалы, — было означено на потертой этикетке, — к представлению Прокурора Объединенных Республик, Председателю Высшей Комиссии по вопросам аппеляций и ужесточений. Тема: Предприятие „ШЕСТЬ ПОРТОВ“ — судебный процесс над.» Папка эта — точнее, ее содержимое — в свое время поразили Кима только тем, что никакого отношения к порученному ему архивному розыску не имели и иметь не могли. Киму платили за то, что он проводил анализ дел полувековой давности по причине предъявления потомками невинно пострадавших имущественных претензий к Федеральному Управлению Расследований, как к правоприемнику какого-то филиала Имперской ГБ. «Дополнительным же материалам» было от силы лет пять-шесть. Ну — семь.
Вообще, трудно было сказать, к чему они могли иметь отношение — уровень допуска на папке «Дополнительных материалов» был означен как восьмой, уровень допуска Кима на тот момент, когда папка легла на его стол был означен как пятый, а сам процесс предприятия «Шесть портов» здешние особисты загнали аж под третий уровень доступа, и в тот момент, ознакомиться с сутью дела у Агента на Контракте было значительно труднее, чем узнать лично у Бога точную дату Апокалипсиса и Страшного Суда. То, что архивный робот отоварил его еще и этой папкой было типичным примером бюрократического маразма: где-то — как и полагается в таких случаях — на предпоследней странице — в «Доп. материалах» ни к селу ни к городу упоминался невинно осужденный — за сорок лет до того — Клаус Мильштейн, и вот — извольте, господин Агент, перелопатить триста девятнадцать страниц под копирку отбитого неразборчивого текста, чтобы сообразить, что непосредственной причиной твоим трудам послужила всего-навсего идиотская фигура красноречия в записи «особого мнения» адвоката Александра Пареных. Чтоб ему ни дна ни покрышки!
Пареных... Так — хорошо, что он запомнил эту забавную фамилию. Это где-то здесь... Так... Так — вот оно:
Глава кабинета министров мог бы писать по-понятнее... Ага — расшифровка:
Или звали... — снова та же мысль... Ага — вот: «Обвиняемый П. Густавссон...» Обвиняемый и подсудимый — это одно и то же лицо? Или разные? А информационная сеть нам на что? У нас теперь доступ могучий...
Ким откинулся в кресле, ожидая ответа Сети. Заинтересовавшийся его занятием комиссар подрулил к нему сзади, имея на вооружении объемистую чашку с кофе и булочку. Значит успел не только заварить кофе, но и потревожить буфет-автомат в коридоре. И когда только?
— На «Дело „Шести Портов“ вышли? — поинтересовался он у Кима. — Темное было дело. В духе Имперских политических процессов. Такое тогда было м-м... поветрие... Народу посадили — тьму. И пресса — ни гу-гу. У нас могут заставить молчать, когда надо...
Роше многозначительно хмыкнул. Потом щелкнул в воздухе пальцами.
— Однако, тип вменяем. И еще как, если ему вкатили-таки полную десятку...
Не говоря плохого слова, Ким вызвал на дисплей своего «ноутбука» меню уже загруженного туда накануне досье на Торвальда Толле. Выбрал «трекболом» пункт «титулы» и прочитал:
Ким вывел на экран бланк стандартного вызова-запроса.
— Да, этот человечек может оказаться полезен... — задумчиво промычал Роше и переложил трубку из одного угла рта в другой. — Но не вздумайте посылать официальный запрос Верховному Коменданту. Тогда сдвиг крыши вам обеспечен. Потревожьте Азимова. Ему слово достаточно сказать — и вашего шведа сюда припрут спецрейсом..
— Разумно, — согласился Ким, пододвинул к себе блок связи и залпом проглотил успевший остыть кофе.
Все в этом новом для него мире было необычно. Прежде всего, это был мир, пропитанный жизнью. Запахи тысяч живых существ пронизывали его.
Запахи неведомых трав и пыльцы неведомых цветов, запахи старых, хорошо обжитых человеческих жилищ, запахи выделанных кож и дерева — словно пропитанного прикосновениями людей. И очень мало было так хорошо ему — Харру — знакомого запаха мертвого металла, смазки и ржавчины. Оружия и ненависти. И почти совсем не было здесь радиации.
Она скорее всего просто почудилась ему пару раз — только и всего.
Это настораживало. Даже гроза и электричество грозы здесь были другими. Но он все же воспользовался случаем, чтобы подзарядить себя и почувствовал, что сил у него прибавилось.
Это был мир разрушенных стай — он понял это сразу и теперь находил этому все новые и новые подтверждения. Люди здесь бродили в одиночку и толпами, группами по двое-трое — но не стаями. И Братья — это было больнее всего — Братья: одинокие, потерянные, одичавшие и забывшие язык...
Не удивительно, что Тор потерялся в этом мире. Это была его — Харра — вина. Нельзя было давать этим здешним — вконец одичавшим — людям никакой возможности разделить их... Но ведь они были так добры...
Добры и деловиты... Вот это и должно было насторожить его — именно это! Здесь в этом мире никто — разве что малые дети были исключением — не несли в себе Подвига. Все были зараяжены Делом... И еще было странно — Тор не звал его. Если бы Тор был мертв, Харр догадался бы об этом. Нет — Тор был жив и не звал его! Он всегда был непослушлив и непредсказуем — младший Тор. Но сейчас это превысило все границы!
Харр успокоил себя, несколько раз вдохнув прохладный и очень вкусный после грозы — надо это признать — воздух чужого мира, и попробовал снова настроиться на душу непослушного Тора. Здесь это было дьявольски сложно: души жителей Прерии, похоже, вовсе не знали порядка. Все они галдели одновременно, заполняя череп Харра какой-то бестолковой, суетливой и неприятной хмарью. И каждая душа галдела по-своему и о своем. Положительно, с этим народом невозможно было иметь дело...
Харр послушал этот нестройный хор и так и эдак и уже собирался бросить это пустое занятие, выкинуть из своей души эту галдящую пустоту и очистительным спазмом вернуть хотя бы своей душе подлинное равновесие, когда странная и острая тема вторглась в эту разноголосицу и повела его душу за собой. Одинокая — как соло на трубе глухой ночью.
Харр дал этой теме войти в себя, постарался хотя бы недолгое мгновение жить одной с ней жизнью... И сразу оттолкнулся — резко, словно нырнул по ошибке в ледяную прорубь. Это не была душа человека. И это не была душа Брата. Чуждая, полная чужой — совсем ни на что не похожей тоски и странного, неземного страха и отчаяния душа...
«Другие... — сказал себе Харр. — Чужие. ТЕ?» Это не вязалось само с собой. Не укладывалось в то, что твердо знал и привык чувствовать Харр. Страдание, страх, отчаяние... Пусть даже нечеловеческие страдание, страх и отчаяние — нет! Все, что он знал о ТЕХ, говорило ему, что не эти чувства будет читать он в их душах...
Если у ТЕХ, вообще, есть души. Говорят, однако, что есть... Те, кто имел с ними дело и остался живым, рассказывали и показывали как могли... Да и сам он — тогда, в драке на корабле — ощущал нечто совсем другое. Хотя то, конечно, было в бою... Нет, все-таки, что-то иное встретилось ему на пути. Но имело ли оно отношение к Тору?
Тут не оставалось ничего, кроме как прислушаться к тому, что люди называют то интуицией, то памятью предков — к самому себе, короче говоря. К той части своей души, что не слушается ни логики, ни знаний и навыков, накопленных за Умные Века...
Харр прислушался, потом поднялся, отряхнулся и побежал на странный зов.
Правда, Роше остановил кар не у главного корпуса Полицейского управления, гранитной громадой нависшего над водами Малой излучины, а к скрытым за ней, утопающим в зелени старого сада белым корпусам госпиталя следственной части. Именно здесь — увешанный датчиками клинического мониторинга, покоился на больничной койке невезучий помсекретаря Братов.
— Как вы и просили, мы подготовили больного к допросу, — сообщил Роше дежурный по блоку — приземистый и лысый как колено молодой ординатор. — Четыре часа глубокого сна, укрепляющее... Можете работать нормально.
— Так что с ним приключилось? — полюбопытствовал еще не успевший вчитаться в сунутую им подмышку распечатку Роше. Как его еще и под колеса угораздило? С горя что ли полез?
— Сейчас он сам вам объяснит, — заверил его дежурный — Забавная, если разобраться, история...
— Куда уж забавнее! — прокомментировал уловивший последнюю реплику Николай. — Чертова дура эта — монашка, что за рулем была... Этой — «черепашки» идиотской... Она как увидела — труп, кровь, все такое... Так, видно, и сбрендила — направила на меня эту колымагу свою и вместо того, чтобы по тормозам, по газу вдарила, стерва старая... Хорошо еще, что там у нее автоблокировка была... Обе ноги мне «починила», зараза, три ребра и сотрясение обеспечила...
— Примите наши соболезнования... — вздохнул Роше, устраиваясь на заботливо поданом ему стуле и поправляя накинутый на плечи белый халат. — Однако давайте перейдем к делу...
— Давайте, — уныло согласился Братов, устало прикрывая глаза. — Сегодня вы — четвертый, кому я всю эту историю рассказываю. Или пятый. Тут недавно совсем двое были с этой штукой — мнемостимулятором — фоторобот делали...
— Да, вот он тут у меня... — Роше взял из рук Кима распечатку. — Это — водитель. Уровень достоверности низковат... А это — тот, второй, которого вы, вообще, видели мельком. Тут просто не о чем и говорить... Тут уж совсем — кто угодно мог быть. Исключить можно только грудных младенцев и калек. Вы вот что — постарайтесь-ка припомнить лучше что-нибудь из деталей поведения того — первого, что был за рулем. Ну, может быть, он о чем-нибудь говорил вам — такое, что вам как-то запомнилось, или что-нибудь что-то такое характерное у него в поведении было... Ну, знаете, кто носом пришмыгивает, когда говорит, кто покашливает, кто, извините, репу чешет беспрерывно...
Николай только поморщился.
— Меня тут об том же самом битый час расспрашивал кто-то из ваших — еврейчик такой симпатичный, в очках... Так ничего путного и не удалось припомнить. У меня тогда, правда, башка и вовсе не варила...
Ну что тут сказать можно... Ну, вообще-то, я на него — на водителя — особого внимания, как на зло, не обращал вовсе... Ну он из англоязычных — это однозначно... Так их много таких здесь... Но это, в общем, не типично для водилы. И волосы... Думаю, что то парик был... А так...
— Посмотрите вот на эти снимки, — Ким через плечо Роше протянул Братову увесистую пачку распечаток из папки, на которой второпях фламастером было начертано: «Г. Гопник — знакомые и клиентура».
Братов уселся в койке поудобнее и принялся сосредоточено тасовать разного качества портреты. Это заняло довольно много времени — у адвоката Гопника была наредкость обширная и разношерстная клиентура и не менее широкий и разнообразный круг знакомств. Поскольку сей персонаж уже не раз участвовал в переговорах, не афишируемых властями, фотографировали всех, кто так или иначе входил в контакт с Гонсало, давно и систематически. На оборотах снимков, по запросу Роше, компьютер педантично отметил, имеет ли данный фигурант собаку и если да, то какую.
— Вы бы уж сразу мне весь город на просмотр лучше дали бы, — с досадой вздохнул Братов, перебрав первые два десятка фото. Здесь кого только нет. Уж негров-то и баб могли бы и откинуть...
— Дам? Гм... Знаете, всякое бывает... — Роше неопределенно пошевелил в воздухе пальцами. — Не торопитесь, лучше потерять с полчасика, чем...
Потерять пришлось побольше, чем полчасика. Дождь шумел за окнами, неимоверно хотелось спать — очень уж поздняя ночь была на дворе.
Может, уже раннее утро...
Наконец Братов протянул Роше тонкую — с пол-дюжины — пачку снимков.
— Вот... — устало вздохнул он. Эти — еще туда-сюда... А остальные здесь — ни к селу, ни к городу...
Роше принялся тасовать снимки, всякий раз заботливо заглядывая на оброротную сторону каждого портрета. Отложил три.
— Гм... Вот эти двое — Ганс Фрай и Петр Левада. Оба имеют собачек... А про этого — информации нет... Присмотритесь к этой тройке, господин Братов.
Братов добросовестно присмотрелся. Устало вздохнул и протянул снимки комиссару.
— Не стану вам голову морочить, любой из них, вроде похож... А так...
Он, мученически морщась, пожал плечами.
— Ну, тогда — последний вопрос, — в свою очередь вздохнул Ким. — Скажите, у вас не сложилось впечатления, что Гость — Торвальд Толле — он... Ну, допустим, что он уже знаком был с этим человеком за рулем?
— Да ну... Что вы...
Братов вяло улыбнулся.
— Он никого и ничего не знал здесь — наш Гость. Он, вообще, чудак, по всему судя: только и делал, что головой крутил да вопросы задавал. Глупее — некуда...
— Ну хорошо... Отдыхайте... — Роше поднялся и бросил на дежурного многозначительный взгляд. — Если что вспомните — немедленно свяжитесь с нами — вот через вашего доктора...
Он повернулся к Киму и постучал пальцем по циферблату часов:
— Гната Позняка уже везут в Ратушу. Мы только и занимаемся тем, что не даем спать людям... Но давайте потеряем еще с десяток минут. Пройдемте в главный корпус — здесь переход по второму этажу. Володя Чертоватых через полчаса заканчивает дежурство... Стоит-таки уточнить, что все-же было с собакой у того паренька — у Леона...
В коридоре они с Кимом на минуту задержались, рассматривая снимки.
— Кто-то из этих трех, — пробормотал Роше. — Или — ни один из них: Петр Левада, Ганс Фрай и Энтони Пайпер.
Кабинет почти не содержал в себе ничего медицинского, если не считать декоративных золоченых корешков многотомных трактатов, украшавших строгие дубовые полки позади рабочего стола хозяина кабинета.
Нежно окрещенный комиссаром Володей, доцент Чертоватых внешностью и манерами больше соответствовал своей фамилии, нежели мягко звучащему имени. Был он сед, носат, черноглаз и напорист. Роше — тоже крутого вида личность — против него смотрелся прямо-таки пудингом на манной каше.
— Ну и пациентика ты мне подкинул сегодня, Жан! — с чувством произнес он, разливая по цветастым чашкам крепчайший — и отвратительно заваренный — чай. — Берите печенье и расскажите-ка, если не секрет, как парнишка попал под такую обработку?
— Сначала уж ты мне, Володя, расскажи, что за такая обработка там была, — уклончиво парировал комиссар, усаживаясь в кресло и придирчиво выискивая в хрустальной вазочке какое-то особо полюбившееся печиво.
Ким, приютившийся в сторонке от закадычных друзей, чувствовал себя здесь, в общем-то, лишним. Его основательно клонило в сон и начинало тревожить отсутствие хоть какой-нибудь реакции на запрос, который он передал секретарю Азимову. Судьба заключенного Густавссона основательно беспокоила его.
Старые друзья — комиссар криминальной полиции и той же полиции эксперт-психиатр, — между тем неторопясь, обсудили вопрос, отчего, как ни заваривай этот местный чай, всегда выходит этакая гадость и какой чай из той же заварки получался у покойной Валентины Гавриловны — дамы, уж и вовсе Киму неизвестной. Затем, комиссар взял-таки быка за рога и крякнув, отставил чашку с недопитой отравой в сторону.
— Так что же — тебя я вижу основательно заинтересовало, то, что приключилось с младшим Файолем? — осведомился он. — Взяло, так сказать, за живое?
— Первый случай на Прерии, когда можно безоговорочно диагносцировать программирование на третьем уровне. Гипнопрограммирование. И второй случай в моей практике за десять лет. На этой милой планетке.
Док Чертоватых со значением обмакнул бисквитную финтифлюшку в чай и присмотрелся к лицу Роше.
— И оба эти случая отделяет немногим более суток, Жан. Это — совпадение?
— Если ты, Володя, мне расскажешь немного про тот — первый случай, то я, может и умозаключу что-нибудь толковое... А заодно — просвети меня, да и господина Яснова — что специалисты разумеют под гипнопрограммированием третьего уровня.
Доцент задумчиво помешивал чай порядком размокшим куском печенья и с мрачной сосредоточенностью обдумывал нечто, что ему явно мешало жить.
— Насчет того, чтобы просветить — это всегда пожалуйста, Жан... Первый уровень — это когда дело идет на уровне сознания, семантики, смысла... Ну и немного психофизиологии. Монотонная музыка, спецосвещение и все такое... Второй — это подпороговые эффекты... Ну — двадцать пятый кадр и все такое... А третий — это аура, поле...
Видишь ли — сейчас этому в школе, конечно, учат, но мы, люди, в большинстве своем, в уме долго такого не держим... Наш организм генерирует массу разных полей — и электромагнитное и тепловое и электрическое. И химический состав воздуха вокруг живого организма чуть изменен... По-отдельности все эти эффекты трудно поддаются и измерению и анализу... А в совокупности своей — по некоторым обобщенным показателям — несут массу информации. И могут модулироваться извне. Для программирования третьего уровня. Это — далеко не безопасная штука... Нарушаются очень глубинные структуры... Психики, сознания... Такого рода вещи широко практиковались на Харуре... И разведслужбы временами их используют... А тут вот — как раз насчет того, чтобы случай тот тебе рассказать... Это по линии нашей ГБ идет и ФУР'а... Меня попросили как консультанта в одной экспертизе тут поучаствовать... Так что я и не знаю... Может быть, ограничимся тем, что ты, Жан, мне поподробнее расскажешь...
Роше молча протянул доку свой идентификатор. Тот сунул его в щель своего терминала. Потом история повторилась с карточкой Агента на Контракте. Прочитав высветившиеся на дисплее строчки, доцент пожевал губами и откашлялся.
— Да, Жан, впечатляет... Тебе, кажется, привесили-таки какое-то политическое дельце. — Впрочем, не буду вникать... Уровень доступа у вас обоих — что надо... Ну — в общих чертах — сам понимаешь, со мной тоже особенно не вдавались в пояснения... Имело место нападение... Точнее некий вооруженный инцидент на борту пассажирского корабля. Там... — Крючковатый палец доцента ткнул в потолок. — При этом, получилось так, что помощник капитана на этом кораблике оказался обработан именно на третьем уровне гипнопрограммирования... И что интересно: как и в случае с этим мальчиком... С Леоном... Медиатором воздействия было животное... А именно — собака. Вот тут и задумаешься...
— А как назывался кораблик-то этот? — Роше навалился на стол, вперив свой взгляд в зрачки старого друга.
— Видишь ли... — старый друг был порядком смущен. — Ты уверен, что тебе это нужно, Жан? Дело в том, что это все связано с этой возней с «червями»... С подпространственной формой жизни... Сам знаешь, какие штуки тут понаверчены...
Ким напрягся. Какой-то переключатель щелкнул у него в голове. Совсем недавно он слышал это... «Подпространственная жизнь»...
— Не знаю я, что там понакручено! — резко ответил Роше. — Я в этой ерунде не разбираюсь и разбираться особо не хочу. Ты мне скажи — что за кораблик пострадал-то.
— «Дункан», — вздохнул Чертоватых. — Грузопассажирский корабль класса «Гонец», «Дункан».
Проклятая история с «левым» пассажиром и его псиной вот уже почти сутки выматывала его нервы. Пройдя в кабинет, он устроился на предложенном ему стуле с видом человека, проглотившего живого таракана и теперь прислушивающегося к поведению этого гостя своего организма.
Роше не стал разводить больших формальностей и просто придвинул к стулу монитор и сунул в щель терминала заранее припасенную карточку загрузки.
— Меня уже... — мрачно начал Гнат, но Роше движением руки предотвратил дальнейшие словоизлияния.
— Да, мы уже знаем, что вас «прокручивали» на мнемостимуляторе... Вы выдали неплохой фоторобот... Но э-э... недостаточно однозначный.
Сейчас мы, как говориться, попробуем решить э-э... обратную задачу... Мы вам выдадим серию м-м... уже известных нам людей, а вы среди них попробуйте — хотя бы приблизительно — подобрать кандидатуру на роль того жука, что этак вот подвел вас под монастырь... Учтите, что «опознание преступника — дело чести пострадавшего». Так говорили древние.
— Найти бы этого!..
Интонация, с которой это было сказано, не оставляло сомнений в том, чем бы закончилась для супостата его встреча с Гнатом.
— У вас, господин водитель спецдоставки, было больше времени, чем у всех участников этой истории, чтобы познакомиться и э-э... пообщаться с одним из преступников. Возможно, мерзавец был в камуфляже, гриме... Но есть такие вещи, которые замаскировать невозможно — во всяком случае, очень трудно. Вот тут — на этих распечатках — основные м-м... персонажи, которые нас интересуют, — Роше протянул Гнату уже просмотренную Братовым папку. — А вот здесь, — он похлопал по приемной щели терминала, — записаны эпизоды. Сценки, в которых эти люди двигаются, разговаривают, одним словом, как-то ведут себя. Все снято скрытой камерой. Они не знают, что за ними наблюдают... Постарайтесь прикинуть — кто из них напоминает вам того типа, что одурачил вас...
Тут, наконец, искомая папка попалась ему в руки.
«Дополнительные материалы, — было означено на потертой этикетке, — к представлению Прокурора Объединенных Республик, Председателю Высшей Комиссии по вопросам аппеляций и ужесточений. Тема: Предприятие „ШЕСТЬ ПОРТОВ“ — судебный процесс над.» Папка эта — точнее, ее содержимое — в свое время поразили Кима только тем, что никакого отношения к порученному ему архивному розыску не имели и иметь не могли. Киму платили за то, что он проводил анализ дел полувековой давности по причине предъявления потомками невинно пострадавших имущественных претензий к Федеральному Управлению Расследований, как к правоприемнику какого-то филиала Имперской ГБ. «Дополнительным же материалам» было от силы лет пять-шесть. Ну — семь.
Вообще, трудно было сказать, к чему они могли иметь отношение — уровень допуска на папке «Дополнительных материалов» был означен как восьмой, уровень допуска Кима на тот момент, когда папка легла на его стол был означен как пятый, а сам процесс предприятия «Шесть портов» здешние особисты загнали аж под третий уровень доступа, и в тот момент, ознакомиться с сутью дела у Агента на Контракте было значительно труднее, чем узнать лично у Бога точную дату Апокалипсиса и Страшного Суда. То, что архивный робот отоварил его еще и этой папкой было типичным примером бюрократического маразма: где-то — как и полагается в таких случаях — на предпоследней странице — в «Доп. материалах» ни к селу ни к городу упоминался невинно осужденный — за сорок лет до того — Клаус Мильштейн, и вот — извольте, господин Агент, перелопатить триста девятнадцать страниц под копирку отбитого неразборчивого текста, чтобы сообразить, что непосредственной причиной твоим трудам послужила всего-навсего идиотская фигура красноречия в записи «особого мнения» адвоката Александра Пареных. Чтоб ему ни дна ни покрышки!
Пареных... Так — хорошо, что он запомнил эту забавную фамилию. Это где-то здесь... Так... Так — вот оно:
«...Материалы, относящиеся к контактам подсудимого, имевшие место непосредственно на планете Чур, в частности его контакты с представителем Оружейного Цеха Толле...»Того самого Толле?
«...включены в материалы Процесса необоснованно. Более того, лица, инициировавшие расследование таких контактов должны быть подвергнуты административному наказанию в связи с прямым нарушением действующего Дипломатического Протокола по Цивилизации Чур и распоряжений Аппарата Президента от...»Так. Это — мура. Дальше... Где еще упоминается этот Тор-Оружейник?
«...Имеется прецедент — более, чем тридцатилетней давности — речь идет о приснопамятном процессе Дорна, Мильштейна и Кучкина — когда подобного рода некомпетентное расследование повлекло за собой...»Вот оно — дурацкое упоминание о несчастном Клаусе...
«...В этой связи, в обвинительном акте следует сохранить лишь формулировку, характеризующую деятельность подсудимого как...»Так — про Тора больше ни слова, только про подсудимого... Как этого-то хоть зовут? Или звали... Нигде в «Особом мнении» — как это они ухитрились? Кстати — резолюция премьера... Отменно неразборчиво.
Глава кабинета министров мог бы писать по-понятнее... Ага — расшифровка:
«Особое мнение адвоката Пареных принять ко вниманию, дело направить на повторное слушание в ВС».Надо до господина адвоката непременно добраться... Надо! Так как все-таки зовут подсудимого? Ведь — Черт возьми! — читал же тогда... Какая-то скандинавская фамилия, простая очень... Нет — лучше склероз, чем такая память! Ищем в других распечатках... Подсудимый, подсудимого, подсудимым, о подсудимом... Блин! — Ведь зовут же его как-нибудь!?
Или звали... — снова та же мысль... Ага — вот: «Обвиняемый П. Густавссон...» Обвиняемый и подсудимый — это одно и то же лицо? Или разные? А информационная сеть нам на что? У нас теперь доступ могучий...
«— SUBJ 1: Густавссон П.,На тебе мой допуск, скотина!..
SUBJ 2: Предприятие «Шесть Портов»,
SUBJ 3: Процесс по делу — см предыдущий.
SUBJ» — ВАШ ДОПУСК, СЭР?»
Ким откинулся в кресле, ожидая ответа Сети. Заинтересовавшийся его занятием комиссар подрулил к нему сзади, имея на вооружении объемистую чашку с кофе и булочку. Значит успел не только заварить кофе, но и потревожить буфет-автомат в коридоре. И когда только?
— На «Дело „Шести Портов“ вышли? — поинтересовался он у Кима. — Темное было дело. В духе Имперских политических процессов. Такое тогда было м-м... поветрие... Народу посадили — тьму. И пресса — ни гу-гу. У нас могут заставить молчать, когда надо...
«— ГУСТАВССОН ПЕР»Сеть выдала дату рождения, номер сертификата страховки и прочие стандартные параметры по личностному запросу:
«СПЕЦИАЛЬНОСТЬ — ОБОРОННАЯ ФИЗИКА. ДОКТОР ФИЛОСОФИИ.«Психохимическая обработка...» — пробормотал Ким.
ОСУЖДЕН ЗА РАЗГЛАШЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННЫХ СЕКРЕТОВ ОБЪЕДИНЕННЫХ РЕСПУБЛИК ПРЕРИИ-2 В КОРЫСТНЫХ ЦЕЛЯХ (ШПИОНАЖ) НА ПРЕБЫВАНИЕ В ИСПРАВИТЕЛЬНОМ УЧРЕЖДЕНИИ СВОБОДНОГО ТРУДА СРОКОМ 10 ЛЕТ. В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ОТБЫВАЕТ НАКАЗАНИЕ В ИУСТ N 45/812. ПОВЕДЕНИЕ — ПРИМЕРНОЕ, N ЗАКЛЮЧЕННОГО П-1414.
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СВЕДЕНИЯ: ПРИНИМАЯ ВО ВНИМАНИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ПСИХОХИМИЧЕСКОЙ ОБРАБОТКИ («СТИРАНИЕ ПАМЯТИ») ПРИМЕНЕННОЕ К SUBJ НЕПОСРЕДСТВЕННО ПЕРЕД АРЕСТОМ И ПОВЕДЕНИЕ SUBJ В МЕСТАХ РЕАЛИЗАЦИИ СВОБОДНОГО ТРУДА SUBJ ПЕРЕВЕДЕН НА ОБЛЕГЧЕННЫЙ РЕЖИМ СТ — АГРОТЕХНИЧЕСКИЕ РАБОТЫ.»
Роше многозначительно хмыкнул. Потом щелкнул в воздухе пальцами.
— Однако, тип вменяем. И еще как, если ему вкатили-таки полную десятку...
Не говоря плохого слова, Ким вызвал на дисплей своего «ноутбука» меню уже загруженного туда накануне досье на Торвальда Толле. Выбрал «трекболом» пункт «титулы» и прочитал:
«Торвальд Толле из стаи Толле, Подопечный Харра. Оружейник».Вот так. Читать надо определения. Ким выбрал пункт «контакты» и уточнил:
«Густавссон Пер».Без всякого промедления на экране высветился аккуратный прямоугольник текста:
«Т.Т. поддерживал постоянный контакт с П.Густавссоном в течение 10,5 лет, во время пребывания последнего в служебной командировке в Системе Чур.— Кто там у вас заведует Заведениями Свободного Труда? — повернулся Ким к Роше. — Надо срочно выдернуть этого Густавссона сюда...
Мотивировка: совместная работа по проекту «Клеймо».
В дальнейшем, активно поддерживал переписку (см. файл «Correspondence»)».
Ким вывел на экран бланк стандартного вызова-запроса.
— Да, этот человечек может оказаться полезен... — задумчиво промычал Роше и переложил трубку из одного угла рта в другой. — Но не вздумайте посылать официальный запрос Верховному Коменданту. Тогда сдвиг крыши вам обеспечен. Потревожьте Азимова. Ему слово достаточно сказать — и вашего шведа сюда припрут спецрейсом..
— Разумно, — согласился Ким, пододвинул к себе блок связи и залпом проглотил успевший остыть кофе.
* * *
Харр остановился. Здесь было безопасно — в густых зарослях на краю невероятно огромного по его — Харра — представлениям парка. В нем только центральные аллеи были подсвечены декоративными светильниками, хитроумно спрятанными от глаз гуляющих. Гуляющих, впрочем, почти и не было.Все в этом новом для него мире было необычно. Прежде всего, это был мир, пропитанный жизнью. Запахи тысяч живых существ пронизывали его.
Запахи неведомых трав и пыльцы неведомых цветов, запахи старых, хорошо обжитых человеческих жилищ, запахи выделанных кож и дерева — словно пропитанного прикосновениями людей. И очень мало было так хорошо ему — Харру — знакомого запаха мертвого металла, смазки и ржавчины. Оружия и ненависти. И почти совсем не было здесь радиации.
Она скорее всего просто почудилась ему пару раз — только и всего.
Это настораживало. Даже гроза и электричество грозы здесь были другими. Но он все же воспользовался случаем, чтобы подзарядить себя и почувствовал, что сил у него прибавилось.
Это был мир разрушенных стай — он понял это сразу и теперь находил этому все новые и новые подтверждения. Люди здесь бродили в одиночку и толпами, группами по двое-трое — но не стаями. И Братья — это было больнее всего — Братья: одинокие, потерянные, одичавшие и забывшие язык...
Не удивительно, что Тор потерялся в этом мире. Это была его — Харра — вина. Нельзя было давать этим здешним — вконец одичавшим — людям никакой возможности разделить их... Но ведь они были так добры...
Добры и деловиты... Вот это и должно было насторожить его — именно это! Здесь в этом мире никто — разве что малые дети были исключением — не несли в себе Подвига. Все были зараяжены Делом... И еще было странно — Тор не звал его. Если бы Тор был мертв, Харр догадался бы об этом. Нет — Тор был жив и не звал его! Он всегда был непослушлив и непредсказуем — младший Тор. Но сейчас это превысило все границы!
Харр успокоил себя, несколько раз вдохнув прохладный и очень вкусный после грозы — надо это признать — воздух чужого мира, и попробовал снова настроиться на душу непослушного Тора. Здесь это было дьявольски сложно: души жителей Прерии, похоже, вовсе не знали порядка. Все они галдели одновременно, заполняя череп Харра какой-то бестолковой, суетливой и неприятной хмарью. И каждая душа галдела по-своему и о своем. Положительно, с этим народом невозможно было иметь дело...
Харр послушал этот нестройный хор и так и эдак и уже собирался бросить это пустое занятие, выкинуть из своей души эту галдящую пустоту и очистительным спазмом вернуть хотя бы своей душе подлинное равновесие, когда странная и острая тема вторглась в эту разноголосицу и повела его душу за собой. Одинокая — как соло на трубе глухой ночью.
Харр дал этой теме войти в себя, постарался хотя бы недолгое мгновение жить одной с ней жизнью... И сразу оттолкнулся — резко, словно нырнул по ошибке в ледяную прорубь. Это не была душа человека. И это не была душа Брата. Чуждая, полная чужой — совсем ни на что не похожей тоски и странного, неземного страха и отчаяния душа...
«Другие... — сказал себе Харр. — Чужие. ТЕ?» Это не вязалось само с собой. Не укладывалось в то, что твердо знал и привык чувствовать Харр. Страдание, страх, отчаяние... Пусть даже нечеловеческие страдание, страх и отчаяние — нет! Все, что он знал о ТЕХ, говорило ему, что не эти чувства будет читать он в их душах...
Если у ТЕХ, вообще, есть души. Говорят, однако, что есть... Те, кто имел с ними дело и остался живым, рассказывали и показывали как могли... Да и сам он — тогда, в драке на корабле — ощущал нечто совсем другое. Хотя то, конечно, было в бою... Нет, все-таки, что-то иное встретилось ему на пути. Но имело ли оно отношение к Тору?
Тут не оставалось ничего, кроме как прислушаться к тому, что люди называют то интуицией, то памятью предков — к самому себе, короче говоря. К той части своей души, что не слушается ни логики, ни знаний и навыков, накопленных за Умные Века...
Харр прислушался, потом поднялся, отряхнулся и побежал на странный зов.
* * *
Отправляться на Козырную им все-таки пришлось — невзирая на строгий запрет афишировать деятельность специальной следственной группы.Правда, Роше остановил кар не у главного корпуса Полицейского управления, гранитной громадой нависшего над водами Малой излучины, а к скрытым за ней, утопающим в зелени старого сада белым корпусам госпиталя следственной части. Именно здесь — увешанный датчиками клинического мониторинга, покоился на больничной койке невезучий помсекретаря Братов.
— Как вы и просили, мы подготовили больного к допросу, — сообщил Роше дежурный по блоку — приземистый и лысый как колено молодой ординатор. — Четыре часа глубокого сна, укрепляющее... Можете работать нормально.
— Так что с ним приключилось? — полюбопытствовал еще не успевший вчитаться в сунутую им подмышку распечатку Роше. Как его еще и под колеса угораздило? С горя что ли полез?
— Сейчас он сам вам объяснит, — заверил его дежурный — Забавная, если разобраться, история...
— Куда уж забавнее! — прокомментировал уловивший последнюю реплику Николай. — Чертова дура эта — монашка, что за рулем была... Этой — «черепашки» идиотской... Она как увидела — труп, кровь, все такое... Так, видно, и сбрендила — направила на меня эту колымагу свою и вместо того, чтобы по тормозам, по газу вдарила, стерва старая... Хорошо еще, что там у нее автоблокировка была... Обе ноги мне «починила», зараза, три ребра и сотрясение обеспечила...
— Примите наши соболезнования... — вздохнул Роше, устраиваясь на заботливо поданом ему стуле и поправляя накинутый на плечи белый халат. — Однако давайте перейдем к делу...
— Давайте, — уныло согласился Братов, устало прикрывая глаза. — Сегодня вы — четвертый, кому я всю эту историю рассказываю. Или пятый. Тут недавно совсем двое были с этой штукой — мнемостимулятором — фоторобот делали...
— Да, вот он тут у меня... — Роше взял из рук Кима распечатку. — Это — водитель. Уровень достоверности низковат... А это — тот, второй, которого вы, вообще, видели мельком. Тут просто не о чем и говорить... Тут уж совсем — кто угодно мог быть. Исключить можно только грудных младенцев и калек. Вы вот что — постарайтесь-ка припомнить лучше что-нибудь из деталей поведения того — первого, что был за рулем. Ну, может быть, он о чем-нибудь говорил вам — такое, что вам как-то запомнилось, или что-нибудь что-то такое характерное у него в поведении было... Ну, знаете, кто носом пришмыгивает, когда говорит, кто покашливает, кто, извините, репу чешет беспрерывно...
Николай только поморщился.
— Меня тут об том же самом битый час расспрашивал кто-то из ваших — еврейчик такой симпатичный, в очках... Так ничего путного и не удалось припомнить. У меня тогда, правда, башка и вовсе не варила...
Ну что тут сказать можно... Ну, вообще-то, я на него — на водителя — особого внимания, как на зло, не обращал вовсе... Ну он из англоязычных — это однозначно... Так их много таких здесь... Но это, в общем, не типично для водилы. И волосы... Думаю, что то парик был... А так...
— Посмотрите вот на эти снимки, — Ким через плечо Роше протянул Братову увесистую пачку распечаток из папки, на которой второпях фламастером было начертано: «Г. Гопник — знакомые и клиентура».
Братов уселся в койке поудобнее и принялся сосредоточено тасовать разного качества портреты. Это заняло довольно много времени — у адвоката Гопника была наредкость обширная и разношерстная клиентура и не менее широкий и разнообразный круг знакомств. Поскольку сей персонаж уже не раз участвовал в переговорах, не афишируемых властями, фотографировали всех, кто так или иначе входил в контакт с Гонсало, давно и систематически. На оборотах снимков, по запросу Роше, компьютер педантично отметил, имеет ли данный фигурант собаку и если да, то какую.
— Вы бы уж сразу мне весь город на просмотр лучше дали бы, — с досадой вздохнул Братов, перебрав первые два десятка фото. Здесь кого только нет. Уж негров-то и баб могли бы и откинуть...
— Дам? Гм... Знаете, всякое бывает... — Роше неопределенно пошевелил в воздухе пальцами. — Не торопитесь, лучше потерять с полчасика, чем...
Потерять пришлось побольше, чем полчасика. Дождь шумел за окнами, неимоверно хотелось спать — очень уж поздняя ночь была на дворе.
Может, уже раннее утро...
Наконец Братов протянул Роше тонкую — с пол-дюжины — пачку снимков.
— Вот... — устало вздохнул он. Эти — еще туда-сюда... А остальные здесь — ни к селу, ни к городу...
Роше принялся тасовать снимки, всякий раз заботливо заглядывая на оброротную сторону каждого портрета. Отложил три.
— Гм... Вот эти двое — Ганс Фрай и Петр Левада. Оба имеют собачек... А про этого — информации нет... Присмотритесь к этой тройке, господин Братов.
Братов добросовестно присмотрелся. Устало вздохнул и протянул снимки комиссару.
— Не стану вам голову морочить, любой из них, вроде похож... А так...
Он, мученически морщась, пожал плечами.
— Ну, тогда — последний вопрос, — в свою очередь вздохнул Ким. — Скажите, у вас не сложилось впечатления, что Гость — Торвальд Толле — он... Ну, допустим, что он уже знаком был с этим человеком за рулем?
— Да ну... Что вы...
Братов вяло улыбнулся.
— Он никого и ничего не знал здесь — наш Гость. Он, вообще, чудак, по всему судя: только и делал, что головой крутил да вопросы задавал. Глупее — некуда...
— Ну хорошо... Отдыхайте... — Роше поднялся и бросил на дежурного многозначительный взгляд. — Если что вспомните — немедленно свяжитесь с нами — вот через вашего доктора...
Он повернулся к Киму и постучал пальцем по циферблату часов:
— Гната Позняка уже везут в Ратушу. Мы только и занимаемся тем, что не даем спать людям... Но давайте потеряем еще с десяток минут. Пройдемте в главный корпус — здесь переход по второму этажу. Володя Чертоватых через полчаса заканчивает дежурство... Стоит-таки уточнить, что все-же было с собакой у того паренька — у Леона...
В коридоре они с Кимом на минуту задержались, рассматривая снимки.
— Кто-то из этих трех, — пробормотал Роше. — Или — ни один из них: Петр Левада, Ганс Фрай и Энтони Пайпер.
* * *
Упомянутый комиссаром доцент Чертоватых занимал аппартаменты, которые в другом ведомстве приличествовали бы заместителю министра. Но на Козырной, видимо, высоко котировалась следственая психиатрия.Кабинет почти не содержал в себе ничего медицинского, если не считать декоративных золоченых корешков многотомных трактатов, украшавших строгие дубовые полки позади рабочего стола хозяина кабинета.
Нежно окрещенный комиссаром Володей, доцент Чертоватых внешностью и манерами больше соответствовал своей фамилии, нежели мягко звучащему имени. Был он сед, носат, черноглаз и напорист. Роше — тоже крутого вида личность — против него смотрелся прямо-таки пудингом на манной каше.
— Ну и пациентика ты мне подкинул сегодня, Жан! — с чувством произнес он, разливая по цветастым чашкам крепчайший — и отвратительно заваренный — чай. — Берите печенье и расскажите-ка, если не секрет, как парнишка попал под такую обработку?
— Сначала уж ты мне, Володя, расскажи, что за такая обработка там была, — уклончиво парировал комиссар, усаживаясь в кресло и придирчиво выискивая в хрустальной вазочке какое-то особо полюбившееся печиво.
Ким, приютившийся в сторонке от закадычных друзей, чувствовал себя здесь, в общем-то, лишним. Его основательно клонило в сон и начинало тревожить отсутствие хоть какой-нибудь реакции на запрос, который он передал секретарю Азимову. Судьба заключенного Густавссона основательно беспокоила его.
Старые друзья — комиссар криминальной полиции и той же полиции эксперт-психиатр, — между тем неторопясь, обсудили вопрос, отчего, как ни заваривай этот местный чай, всегда выходит этакая гадость и какой чай из той же заварки получался у покойной Валентины Гавриловны — дамы, уж и вовсе Киму неизвестной. Затем, комиссар взял-таки быка за рога и крякнув, отставил чашку с недопитой отравой в сторону.
— Так что же — тебя я вижу основательно заинтересовало, то, что приключилось с младшим Файолем? — осведомился он. — Взяло, так сказать, за живое?
— Первый случай на Прерии, когда можно безоговорочно диагносцировать программирование на третьем уровне. Гипнопрограммирование. И второй случай в моей практике за десять лет. На этой милой планетке.
Док Чертоватых со значением обмакнул бисквитную финтифлюшку в чай и присмотрелся к лицу Роше.
— И оба эти случая отделяет немногим более суток, Жан. Это — совпадение?
— Если ты, Володя, мне расскажешь немного про тот — первый случай, то я, может и умозаключу что-нибудь толковое... А заодно — просвети меня, да и господина Яснова — что специалисты разумеют под гипнопрограммированием третьего уровня.
Доцент задумчиво помешивал чай порядком размокшим куском печенья и с мрачной сосредоточенностью обдумывал нечто, что ему явно мешало жить.
— Насчет того, чтобы просветить — это всегда пожалуйста, Жан... Первый уровень — это когда дело идет на уровне сознания, семантики, смысла... Ну и немного психофизиологии. Монотонная музыка, спецосвещение и все такое... Второй — это подпороговые эффекты... Ну — двадцать пятый кадр и все такое... А третий — это аура, поле...
Видишь ли — сейчас этому в школе, конечно, учат, но мы, люди, в большинстве своем, в уме долго такого не держим... Наш организм генерирует массу разных полей — и электромагнитное и тепловое и электрическое. И химический состав воздуха вокруг живого организма чуть изменен... По-отдельности все эти эффекты трудно поддаются и измерению и анализу... А в совокупности своей — по некоторым обобщенным показателям — несут массу информации. И могут модулироваться извне. Для программирования третьего уровня. Это — далеко не безопасная штука... Нарушаются очень глубинные структуры... Психики, сознания... Такого рода вещи широко практиковались на Харуре... И разведслужбы временами их используют... А тут вот — как раз насчет того, чтобы случай тот тебе рассказать... Это по линии нашей ГБ идет и ФУР'а... Меня попросили как консультанта в одной экспертизе тут поучаствовать... Так что я и не знаю... Может быть, ограничимся тем, что ты, Жан, мне поподробнее расскажешь...
Роше молча протянул доку свой идентификатор. Тот сунул его в щель своего терминала. Потом история повторилась с карточкой Агента на Контракте. Прочитав высветившиеся на дисплее строчки, доцент пожевал губами и откашлялся.
— Да, Жан, впечатляет... Тебе, кажется, привесили-таки какое-то политическое дельце. — Впрочем, не буду вникать... Уровень доступа у вас обоих — что надо... Ну — в общих чертах — сам понимаешь, со мной тоже особенно не вдавались в пояснения... Имело место нападение... Точнее некий вооруженный инцидент на борту пассажирского корабля. Там... — Крючковатый палец доцента ткнул в потолок. — При этом, получилось так, что помощник капитана на этом кораблике оказался обработан именно на третьем уровне гипнопрограммирования... И что интересно: как и в случае с этим мальчиком... С Леоном... Медиатором воздействия было животное... А именно — собака. Вот тут и задумаешься...
— А как назывался кораблик-то этот? — Роше навалился на стол, вперив свой взгляд в зрачки старого друга.
— Видишь ли... — старый друг был порядком смущен. — Ты уверен, что тебе это нужно, Жан? Дело в том, что это все связано с этой возней с «червями»... С подпространственной формой жизни... Сам знаешь, какие штуки тут понаверчены...
Ким напрягся. Какой-то переключатель щелкнул у него в голове. Совсем недавно он слышал это... «Подпространственная жизнь»...
— Не знаю я, что там понакручено! — резко ответил Роше. — Я в этой ерунде не разбираюсь и разбираться особо не хочу. Ты мне скажи — что за кораблик пострадал-то.
— «Дункан», — вздохнул Чертоватых. — Грузопассажирский корабль класса «Гонец», «Дункан».
* * *
Гнат Позняк уже минут с сорок томился в приемной кабинета Кима в Ратуше и, естественно, особого восторга это занятие у него не вызывало. Как, впрочем, и появление припозднившихся «начальников».Проклятая история с «левым» пассажиром и его псиной вот уже почти сутки выматывала его нервы. Пройдя в кабинет, он устроился на предложенном ему стуле с видом человека, проглотившего живого таракана и теперь прислушивающегося к поведению этого гостя своего организма.
Роше не стал разводить больших формальностей и просто придвинул к стулу монитор и сунул в щель терминала заранее припасенную карточку загрузки.
— Меня уже... — мрачно начал Гнат, но Роше движением руки предотвратил дальнейшие словоизлияния.
— Да, мы уже знаем, что вас «прокручивали» на мнемостимуляторе... Вы выдали неплохой фоторобот... Но э-э... недостаточно однозначный.
Сейчас мы, как говориться, попробуем решить э-э... обратную задачу... Мы вам выдадим серию м-м... уже известных нам людей, а вы среди них попробуйте — хотя бы приблизительно — подобрать кандидатуру на роль того жука, что этак вот подвел вас под монастырь... Учтите, что «опознание преступника — дело чести пострадавшего». Так говорили древние.
— Найти бы этого!..
Интонация, с которой это было сказано, не оставляло сомнений в том, чем бы закончилась для супостата его встреча с Гнатом.
— У вас, господин водитель спецдоставки, было больше времени, чем у всех участников этой истории, чтобы познакомиться и э-э... пообщаться с одним из преступников. Возможно, мерзавец был в камуфляже, гриме... Но есть такие вещи, которые замаскировать невозможно — во всяком случае, очень трудно. Вот тут — на этих распечатках — основные м-м... персонажи, которые нас интересуют, — Роше протянул Гнату уже просмотренную Братовым папку. — А вот здесь, — он похлопал по приемной щели терминала, — записаны эпизоды. Сценки, в которых эти люди двигаются, разговаривают, одним словом, как-то ведут себя. Все снято скрытой камерой. Они не знают, что за ними наблюдают... Постарайтесь прикинуть — кто из них напоминает вам того типа, что одурачил вас...