Страница:
Преодолев экономический кризис, претендовать на одну из главных ролей на международной арене, вероятно, попытается и Япония. Правда, исходя из натянутых отношений с Китаем, Япония до сих пор считает своим ближайшим союзником США, полагаясь на военную мощь этого государства. Однако уже сейчас в Японии наблюдаются первые признаки смены политического курса. Дзюнъитиро Коидзуми, премьер-министр Японии, приступивший к своим обязанностям в апреле 2001 года, едва вступив в должность, заявил о своих патриотических устремлениях, в частности, предложив пересмотреть конституцию – препятствие для возрождения армии. Играя роль популиста, Коидзуми в августе 2001 года посетил храм-музей Ясукуни, памятник японским солдатам, погибшим во время Второй мировой войны. Коидзуми также одобрил инициативу министра образования ввести новые учебники по истории, оправдывающие жесткие действия японцев во время войны, что вызвало возмущение в Китае и Южной Корее. В то же время Япония не забывает и о международных контактах. По инициативе Макико Танаки, министра иностранных дел Японии, страну посещают высокопоставленные официальные лица из многих стран мира. В частности, Японию посетил Ричард Эрмитаж, заместитель государственного секретаря США.
Однако, несмотря на инициативы правительства Коидзуми, кардинально политический курс Япония не изменит и уж, во всяком случае, в ближайшее время не сможет соперничать на международной арене с Соединенными Штатами. Другое дело – Азия в целом.
Вполне допустимо, что в 2025 году США и Европа будут больше обеспокоены возрастанием мощи Азии, чем соперничеством между собой. Исходя из существующей нестабильности, порожденной, в частности, амбициями Северной Кореи, и памятуя о горьком опыте Индонезии, азиатский регион в целом может выступить против новых стратегических планов как Америки, так и Европы.
Однако в настоящее время конкурировать с США на международной арене может только Европа. Значение этой реалии для мирового сообщества и ее истинное влияние на геополитическую стратегию США можно правильно оценить только после тщательного анализа внешней политики Соединенных Штатов Америки в современных условиях, изменения ее подхода к международному присутствию.
ГЛАВА 5
ГОДЫ СТАНОВЛЕНИЯ И ИХ НАСЛЕДИЕ
Однако, несмотря на инициативы правительства Коидзуми, кардинально политический курс Япония не изменит и уж, во всяком случае, в ближайшее время не сможет соперничать на международной арене с Соединенными Штатами. Другое дело – Азия в целом.
Вполне допустимо, что в 2025 году США и Европа будут больше обеспокоены возрастанием мощи Азии, чем соперничеством между собой. Исходя из существующей нестабильности, порожденной, в частности, амбициями Северной Кореи, и памятуя о горьком опыте Индонезии, азиатский регион в целом может выступить против новых стратегических планов как Америки, так и Европы.
Однако в настоящее время конкурировать с США на международной арене может только Европа. Значение этой реалии для мирового сообщества и ее истинное влияние на геополитическую стратегию США можно правильно оценить только после тщательного анализа внешней политики Соединенных Штатов Америки в современных условиях, изменения ее подхода к международному присутствию.
ГЛАВА 5
ГРАНИЦЫ АМЕРИКАНСКОГО МЕЖДУНАРОДНОГО ПРИСУТСТВИЯ – ВЗГЛЯД В ПРОШЛОЕ
Развитие Европы – лишь один из двух факторов, сдерживающих формирование мировой однополярной структуры во главе с Америкой. Второй фактор – собственно американская политика и колебания курса на мировое господство. Однако предположение о том, что международное присутствие США вдруг ослабнет и трансформируется в тактику односторонних действий – как и предположение о том, что Европа бросит вызов Америке, – противоречит здравому смыслу. Большинство аналитиков отвергает вероятность ухода американцев с мировой политической арены, ссылаясь на то, что американская политическая элита и общественность по-прежнему приветствуют укрепление многосторонних связей США с другими странами. После событий 11 сентября 2001 года многие предсказывают усиление роли Америки в управлении мировыми процессами и считают, что Вашингтон без труда удержит лидерство(1).
Тем не менее на этих страницах анализируется наметившаяся тенденция трансформации международного присутствия Америки вследствие отсутствия у нее достойного соперника. Да, Европа стремится доминировать над Соединенными Штатами, но она не претендует на мировое господство. Да, по-прежнему сохранится внутренняя и внешняя террористическая угроза по отношению к американцам. Но чтобы оградить себя от враждебных действий, США, нанося ответные удары, сделают ставку на внутренние силы и станут отказываться от собственных обязательств за рубежом. Замедление темпов экономического развития страны и демографические изменения в Соединенных Штатах заставят жителей страны пересмотреть отношение к экспансионистскому, многостороннему международному присутствию США, которое они осуществляют вот уже в течение пяти десятилетий. Даже если Америка и сохранит свое экономическое превосходство в будущем, новая волна изоляционизма и злоупотребление односторонними действиями могут стать определяющими факторами на мировой арене. Прошлое Америки подтверждает правильность сделанной оценки. С момента своего образования и вплоть до решения о вступлении во Вторую мировую войну в 1941 году Соединенные Штаты, за исключением лишь нескольких эпизодов своей истории, старались не вмешиваться в международные конфликты, возникавшие в восточном полушарии. Последние пятьдесят лет США демонстрируют резкий отход от подобной политики, что может быть объяснено серьезной угрозой сначала со стороны Германии и Японии, а затем и со стороны Советского Союза. Наличие конкретной внешней угрозы заставило американцев отбросить политическую и идеологическую скованность и дать волю дремавшим на протяжении многих десятилетий внешнеполитическим амбициям. Соображения целесообразности сделали возмож ным не только международное сотрудничество, всегда рассматривавшееся как более либеральный вариант участия в мировых процессах, но и более активное вмешательство США в эти процессы. С развалом Советского Союза и сформировавшимся после «холодной войны» внутренним согласием в американском обществе далеко не очевидно, что либерализация внешней политики будет продолжаться. Чтобы определить степень участия Америки в мировых процессах в будущем, необходимо заглянуть в прошлое и раскрыть те внутренне силы, которые неизменно и в значительной степени оказывают влияние на большую стратегию США.
С момента образования Соединенных Штатов степень их участия в мировых процессах зависела от решения трех главных вопросов: как управлять страной: на реалистических или идеалистических принципах; как примирить конкурирующие между собой культуры и интересы различных регионов страны при выработке большой стратегии; как строить межпартийные отношения и ограничить влияние последних на внешнюю политику. Полемика отцов-основателей по данным вопросам выработала четкие принципы, на которых по сей день зиждется феномен американского международного присутствия.
Борьба между реалистическим подходом и «американскими идеалами» в определении большой стратегии была борьбой конкурирующих идеологических направлений, обусловленных становлением новой нации. Реалисты утверждали, что лишь грубая сила может обеспечить независимость и безопасность едва оперившегося государства и отодвинуть границу как можно дальше на запад. В то же время многие из тех, кто переселился в Америку из Старого Света, настаивали на идеалистических принципах достижения страной поставленных целей. Их понимание общественного и нравственного долга отразилось и на внешней политике молодого государства; при этом идеалисты выдвигали тезис, что власть должна строиться на определенных принципах, а деятельность по управлению государством должна соответствовать демократическим идеалам. Конфликт между прагматиками и приверженцами «американской идеи» по-прежнему остается в центре современных дискуссий вокруг большой стратегии Соединенных Штатов.
Расходящиеся экономические интересы и своеобразие культурных традиций различных американских регионов также оказывали огромное влияние на большую стратегию Соединенных Штатов с первых лет их существования. Северные штаты по воле проживавших в них религиозных общин поддерживали внешнюю политику, выстраиваемую скорее на принципах права и здравого смысла, нежели силы. Идеалистические идеи северных штатов дали импульс к развитию либеральной составляющей изоляционизма, отвергающей экспансию на запад и вовлечение Америки в соперничество с другими государствами. Напротив, аграрные южные штаты оказались приверженцами более реалистичного подхода и не отрицали возможности применения силы, особенно если дело касалось свободы торговли. В тоже время в южных штатах зародился и популистский индивидуализм, стимулировавший развитие либертарианской составляющей политики изоляционизма, которая основывалась на оппозиции амбициозным внешнеполитическим планам и сильному центральному правительству.
Таким образом, существовала идеологическая основа тактики односторонних действий, хотя и не столь значимая в связи с самоизоляцией республики. Если американцы относились с недоверием даже к своим внутренним институтам управления, еще меньший энтузиазм они испытывали в отношении внешних влияний на стратегию развития страны. Популизм, смешиваясь с элементами американского идеализма, развивал у американцев чувство собственной исключительности, а допущение, что Соединенные Штаты – уникальная страна, прокладывающая собственный курс, в дальнейшем склоняло США к решительным шагам в попытках придать системе международных отношений иной вид. Отсюда и всеобъемлющая, если не парадоксальная, природа американской любви к крайностям изоляционизма и тактике односторонних действий(2).
По мере завоевания новых территорий на Среднем Западе, в горных и приграничных штатах складывались свои особенные, региональные интересы и культуры, еще более осложнявшие политическую географию страны. С тех пор система приоритетов и традиции различных американских регионов сильно изменились, однако разделение по территориальному принципу продолжает играть основную роль в формировании внешней политики Соединенных Штатов. И либеральное, и либертарианское течения изоляционизма вкупе с упрямой тактикой односторонних действий остаются основными составляющими американской политической культуры. Они то выпячиваются, то уходят в тень с изменением политических и экономических интересов американских регионов.
Межпартийные отношения также имели значительное влияние на формирование большой стратегии США с самого начала существования американской нации. Внедренная отцами-основателями система «сдержек и противовесов» повлекла за собой разделение полномочий между отдельными людьми, штатами и федеральным правительством. Но подобная децентрализация власти не способствует устойчивости внешнеполитического курса и делает его зависимым от прихоти политических партий. Поэтому умение уходить от кулуарной борьбы, создавать партийные и региональные коалиции, находить компромисс между консервативным и прогрессивным являлось важнейшим элементом в формировании внешней политики США в начале истории страны и остается таковым и сейчас.
Взаимосвязь между внутренней политикой и эволюцией большой стратегии Соединенных Штатов хорошо демонстрируют три исторических периода жизни страны: начальный этап; окончание Первой мировой войны и решение в 1919—1920 гг. вопроса об участии в Лиге Наций; наконец, Вторая мировая война и ведущая роль США в международной политике в сороковые годы. Идеологические, региональные и межпартийные дискуссии, развернувшиеся во время этих трех периодов, пролили яркий свет на истоки американского международного присутствия и его дальнейшие перспективы.
Тем не менее на этих страницах анализируется наметившаяся тенденция трансформации международного присутствия Америки вследствие отсутствия у нее достойного соперника. Да, Европа стремится доминировать над Соединенными Штатами, но она не претендует на мировое господство. Да, по-прежнему сохранится внутренняя и внешняя террористическая угроза по отношению к американцам. Но чтобы оградить себя от враждебных действий, США, нанося ответные удары, сделают ставку на внутренние силы и станут отказываться от собственных обязательств за рубежом. Замедление темпов экономического развития страны и демографические изменения в Соединенных Штатах заставят жителей страны пересмотреть отношение к экспансионистскому, многостороннему международному присутствию США, которое они осуществляют вот уже в течение пяти десятилетий. Даже если Америка и сохранит свое экономическое превосходство в будущем, новая волна изоляционизма и злоупотребление односторонними действиями могут стать определяющими факторами на мировой арене. Прошлое Америки подтверждает правильность сделанной оценки. С момента своего образования и вплоть до решения о вступлении во Вторую мировую войну в 1941 году Соединенные Штаты, за исключением лишь нескольких эпизодов своей истории, старались не вмешиваться в международные конфликты, возникавшие в восточном полушарии. Последние пятьдесят лет США демонстрируют резкий отход от подобной политики, что может быть объяснено серьезной угрозой сначала со стороны Германии и Японии, а затем и со стороны Советского Союза. Наличие конкретной внешней угрозы заставило американцев отбросить политическую и идеологическую скованность и дать волю дремавшим на протяжении многих десятилетий внешнеполитическим амбициям. Соображения целесообразности сделали возмож ным не только международное сотрудничество, всегда рассматривавшееся как более либеральный вариант участия в мировых процессах, но и более активное вмешательство США в эти процессы. С развалом Советского Союза и сформировавшимся после «холодной войны» внутренним согласием в американском обществе далеко не очевидно, что либерализация внешней политики будет продолжаться. Чтобы определить степень участия Америки в мировых процессах в будущем, необходимо заглянуть в прошлое и раскрыть те внутренне силы, которые неизменно и в значительной степени оказывают влияние на большую стратегию США.
С момента образования Соединенных Штатов степень их участия в мировых процессах зависела от решения трех главных вопросов: как управлять страной: на реалистических или идеалистических принципах; как примирить конкурирующие между собой культуры и интересы различных регионов страны при выработке большой стратегии; как строить межпартийные отношения и ограничить влияние последних на внешнюю политику. Полемика отцов-основателей по данным вопросам выработала четкие принципы, на которых по сей день зиждется феномен американского международного присутствия.
Борьба между реалистическим подходом и «американскими идеалами» в определении большой стратегии была борьбой конкурирующих идеологических направлений, обусловленных становлением новой нации. Реалисты утверждали, что лишь грубая сила может обеспечить независимость и безопасность едва оперившегося государства и отодвинуть границу как можно дальше на запад. В то же время многие из тех, кто переселился в Америку из Старого Света, настаивали на идеалистических принципах достижения страной поставленных целей. Их понимание общественного и нравственного долга отразилось и на внешней политике молодого государства; при этом идеалисты выдвигали тезис, что власть должна строиться на определенных принципах, а деятельность по управлению государством должна соответствовать демократическим идеалам. Конфликт между прагматиками и приверженцами «американской идеи» по-прежнему остается в центре современных дискуссий вокруг большой стратегии Соединенных Штатов.
Расходящиеся экономические интересы и своеобразие культурных традиций различных американских регионов также оказывали огромное влияние на большую стратегию Соединенных Штатов с первых лет их существования. Северные штаты по воле проживавших в них религиозных общин поддерживали внешнюю политику, выстраиваемую скорее на принципах права и здравого смысла, нежели силы. Идеалистические идеи северных штатов дали импульс к развитию либеральной составляющей изоляционизма, отвергающей экспансию на запад и вовлечение Америки в соперничество с другими государствами. Напротив, аграрные южные штаты оказались приверженцами более реалистичного подхода и не отрицали возможности применения силы, особенно если дело касалось свободы торговли. В тоже время в южных штатах зародился и популистский индивидуализм, стимулировавший развитие либертарианской составляющей политики изоляционизма, которая основывалась на оппозиции амбициозным внешнеполитическим планам и сильному центральному правительству.
Таким образом, существовала идеологическая основа тактики односторонних действий, хотя и не столь значимая в связи с самоизоляцией республики. Если американцы относились с недоверием даже к своим внутренним институтам управления, еще меньший энтузиазм они испытывали в отношении внешних влияний на стратегию развития страны. Популизм, смешиваясь с элементами американского идеализма, развивал у американцев чувство собственной исключительности, а допущение, что Соединенные Штаты – уникальная страна, прокладывающая собственный курс, в дальнейшем склоняло США к решительным шагам в попытках придать системе международных отношений иной вид. Отсюда и всеобъемлющая, если не парадоксальная, природа американской любви к крайностям изоляционизма и тактике односторонних действий(2).
По мере завоевания новых территорий на Среднем Западе, в горных и приграничных штатах складывались свои особенные, региональные интересы и культуры, еще более осложнявшие политическую географию страны. С тех пор система приоритетов и традиции различных американских регионов сильно изменились, однако разделение по территориальному принципу продолжает играть основную роль в формировании внешней политики Соединенных Штатов. И либеральное, и либертарианское течения изоляционизма вкупе с упрямой тактикой односторонних действий остаются основными составляющими американской политической культуры. Они то выпячиваются, то уходят в тень с изменением политических и экономических интересов американских регионов.
Межпартийные отношения также имели значительное влияние на формирование большой стратегии США с самого начала существования американской нации. Внедренная отцами-основателями система «сдержек и противовесов» повлекла за собой разделение полномочий между отдельными людьми, штатами и федеральным правительством. Но подобная децентрализация власти не способствует устойчивости внешнеполитического курса и делает его зависимым от прихоти политических партий. Поэтому умение уходить от кулуарной борьбы, создавать партийные и региональные коалиции, находить компромисс между консервативным и прогрессивным являлось важнейшим элементом в формировании внешней политики США в начале истории страны и остается таковым и сейчас.
Взаимосвязь между внутренней политикой и эволюцией большой стратегии Соединенных Штатов хорошо демонстрируют три исторических периода жизни страны: начальный этап; окончание Первой мировой войны и решение в 1919—1920 гг. вопроса об участии в Лиге Наций; наконец, Вторая мировая война и ведущая роль США в международной политике в сороковые годы. Идеологические, региональные и межпартийные дискуссии, развернувшиеся во время этих трех периодов, пролили яркий свет на истоки американского международного присутствия и его дальнейшие перспективы.
ГОДЫ СТАНОВЛЕНИЯ И ИХ НАСЛЕДИЕ
Люди, которые привели Америку к независимости и затем управляли страной в первые годы ее существования, были озабочены тем, как строить отношения нового государства с Европой в противоречивых современных условиях. С одной стороны, Америка находилась в состоянии войны с Британией, но, с дру гой стороны, многие поселенцы являлись бывшими подданными британской короны и сохраняли с прежней родиной семейные и языковые связи. Кроме того, для роста американской экономики важным фактором являлась торговля с Европой. Однако Соединенным Штатам приходилось избегать серьезной зависимости от Старого Света, дабы не вступать с ним в геополитическое соперничество. «Любое подчинение или любая зависимость от Великобритании непосредственно приводят к вовлечению [американского] континента в европейские войны и конфликты», – указывал публицист и сторонник независимости Томас Пэйн. При строительстве нового общества американцы должны были учиться у Европы и использовать ее интеллектуальный капитал. Однако основатели нового государства не хотели, чтобы оно унаследовало социальные пороки, религиозные конфликты и политические дрязги Европы.
Первые попытки выработать систему принципов, которые позволили бы проводить самостоятельную внешнюю политику, не смогли консолидировать ведущих американских политиков, разделившихся на идеалистов и реалистов. В лагере приверженцев «американских идеалов» оказались такие люди, как Томас Пэйн и Томас Джефферсон, считавшие, что народ новой страны должен порвать с прошлым и строить внешнюю политику на принципах права и здравого смысла, а не с позиции силы. Призвание Америки в торговле, а не в войне, настаивал Пэйн, «а при должном подходе к делу мир и дружба с Европой нам обеспечены»(3). Джефферсон твердо верил в устойчивый прогресс человечества и утверждал, что общественное и политическое развитие делает войну ненужной. Америка должна двигаться к «цели, представляющей особую ценность для человечества, – полному освобождению коммерции и объединению всех народов для свободного обмена счастьем». Он утверждал, что война и насилие характерны для Средних веков, а в новую эру демократии и закона отношения между народами должны регулироваться «лишь нравственным кодексом»(4).
Представители реалистического лагеря, Александр Гамильтон и Джон Джей, предлагали другой подход. В серии очерков «Федералист» Гамильтон признавал, что «по-прежнему можно найти мечтателей или фантазеров, готовых отстаивать парадокс вечного мира… Настрой республик пацифичен; дух коммерции смягчает людские нравы и гасит вспыльчивый темперамент, столь часто разжигающий войну». Однако Гамильтон едва ли разделял идею демократического или коммерческого мира. «Разве не часто народные собрания поддавались приступам ярости, негодования, зависти, алчности и других страстей?» – вопрошал Гамильтон. Столь же острые вопросы он ставил относительно сомнительной гармонии интересов торговли с состоянием мира. «Что смогла коммерция, кроме того, что изменила цели войны? Разве любовь к богатству не такая же всепоглощающая страсть, как страсть к власти и славе?» С пессимистическими доводами Гамильтона согласился и Джей, заметив в той же серии очерков, что «действительно, каким бы позорным для человечества ни являлся данный факт, государства затевают войны всякий раз, когда появляется возможность с их помощью достичь своих целей»(5). Америка, считали Гамильтон и Джей, должна управляться с выгодой для себя самой, как любая другая страна.
Несмотря на столь глубокие философские разногласия, взгляды отцов-основателей все-таки совпадали в одном весьма важном вопросе: Соединенные Штаты в состоянии эффективно обеспечить собственную безопасность, изолировав себя от европейского геополитического соперничества. Идеалисты и реалисты соглашались с тем, что безопасность Соединенных Штатов обеспечивается в силу естественных причин, а именно в силу удаленности страны от Европы. Президент Джордж Вашингтон кратко отметил этот факт в своем обращении к нации в 1796 году: «Наша обособленность и удаленность побуждают нас следовать иным курсом… Почему мы должны отказываться от преимуществ такого положения? Почему должны оглядываться на других? Почему наша судьба и благополучие должны зависеть от европейских амбиций?..»
Первоначально Вашингтон намеревался настаивать на том, чтобы Америка оградила себя от Европы лишь на несколько десятилетий, пока не окрепнет экономика и не сформируются американские вооруженные силы. Однако Гамильтон указал президенту на то, что уклонение от связывающих обязательствами союзов – догма, основанная на неизменности геополитических реалий, «общий принцип политики», – не может противостоять современным угрозам. Поэтому в обращении к нации Вашингтон окончательно охарактеризовал стратегию изоляции как «великое правило нашего поведения с другими государствами»(6).
Отцы-основатели были озабочены не только тем, как уберечь Америку от «пагубных европейских войн и лабиринтов ее политики», но также и тем, как ограничить влияние Европы на политику Соединенных Штатов(7). Джон Адаме предупреждал, что, если США вступят в альянс с государствами Европы, «там найдут способы коррумпировать наших людей и влиять на процесс принятия нами решений, в результате чего мы окажемся лишь послушными марионетками в руках обитателей европейских кабинетов власти. Мы окажемся в центре политических интриг»(8). Поэтому Соединенным Штатам следует ограничиться собственным регионом и стремиться, как выразился Гамильтон, «стать арбитром Европы в Америке и научиться использовать притязания Старого Света в этой части мира в собственных интересах». Конечно, Европа в конце концов поймет, что теряет рычаги влияния на партнеров по другую сторону Атлантики. Но «агрессивные государства, – как заявил президент Вашингтон, – из-за невозможности осуществления своих претензий к нам едва ли отважатся на враждебные действия»(9). Таким образом, Соединенным Штатам останется лишь занять доминирующие позиции в новом мире. Гамильтон заключил: «Ситуация, в которой мы оказались, и наши интересы подсказывают нам стремиться к лидерству в решении вопросов американской политики»(10).
Такой внешнеполитический курс устраивал как идеалистов, так и реалистов. И те и другие считали, что Соединенные Штаты смогут достичь желанной цели – развития торговли, – не прибегая к необходимости брать на себя обременительные политические или военные обязательства перед другими государствами. Республика сможет свободно торговать со всеми, не становясь на чью-либо сторону, по Джефферсону – «мир, коммерция и искренняя дружба со всеми народами без всяких обязывающих альянсов»(11). Пэйн полностью с ним соглашался: «Поскольку вся Европа является рынком наших товаров, нам не следует налаживать особые контакты с какой-либо ее частью»(12). Доктрина, сочетающая развитие экономических и отказ от стратегических связей, совпадала со стремлением Джефферсона ограничить власть федерального правительства и защитить права отдельных штатов и отдельных граждан. Поскольку масштабная война потребовала бы значительных вооруженных сил и большей централизации власти, она угрожала не только американским внешним отношениям, но и внутренним институтам и свободам.
Отцы-основатели были людьми неповторимой индивидуальности, располагали уникальным опытом и проповедовали различную идеологию. Их разногласия по поводу фундаментальных вопросов государственного устройства были многочисленными и постоянно углублялись. Однако их мнение относительно нового внешнеполитического курса страны совпадало. Как заявил Вашингтон в своем обращении к нации, Соединенными Штатами необходимо управлять так, чтобы достигнуть «расширения наших торговых отношений [с другими государствами] при минимальных политических контактах»(13).
Выстраивание внешней политики в интересах новой республики повлекло за собой примирение не только идеалистов и реалистов, но и конкурировавших друг с другом регионов страны. С начала своего образования северные и южные колонии расходились в вопросах культуры и торговли. Более религиозно настроенные поселенцы тяготели к Северу. Конечно, они надеялись разбогатеть, но общественные интересы для них были важнее коммерческих. В условиях свободы культура Севера подверглась сильному влиянию кальвинистов, пуритан и квакеров. Ценностями северного общества стали упорядоченная свобода, взаимодействие, нравственность, прогресс. Кроме того, северяне были заинтересованы в развитии производственной экономики и поэтому выступали за протекционистские тарифы для своих зарождающихся промышленных предприятий. Благодаря этим ценностям и стремлениям и сформировался пацифистский подход к внешней политике, декларировавший принципы ненападения и отказа от использования военной силы(14).
Юг привлекал поселенцев разного сорта: одни искали убежища от давления религиозных властей, другие – от моральных обязательств. Южные плантации были исключительно коммерческими предприятиями, не отягощавшими себя составлением социальных программ. Поселенцы избегали создания социальных институтов, которые могли бы вмешиваться в их повседневную жизнь. Индивидуальные свободы и привилегии превалировали над порядком и нравственным прогрессом. Кроме того, южане сильно зависели от экспорта хлопка и другой продукции своих плантаций. Поэтому они старались противостоять коммерческому протекционизму, навязываемому северянами(15). Южная культура сформировалась вокруг либеральных ценностей. В прибрежных штатах она получила название «роялистской», а в континентальных – «шотландско-ирландской»(16). На этой основе возник более активный подход к внешней политике. Южане не придерживались позиции ненападения и, в отличие от своих северных соотечественников, спокойнее относились к идее применения военной силы. В то же время они ревниво охраняли права штатов и их жителей и, таким образом, выступали против чрезмерных внешнеполитических амбиций, способных привести к централизации власти и усилению федерального правительства. По мере того как аппетиты Америки в вопросах вмешательства в международные дела росли, упомянутые либеральные традиции эволюционировали в четкое осознание необходимости односторонних действий, подразумевающей ревностную защиту автономии страны именно тогда, когда благосостояние последней растет.
Культурные и политические различия между Севером и Югом едва ли повлияли на решение активно дебатировавшегося вопроса о взаимоотношениях республики с Европой. Было достигнуто соглашение, согласно которому Соединенные Штаты должны держаться подальше от Европы в геополитических спорах и сосредоточить свое внимание на Северной Америке. Однако по вопросам внутренней политики все-таки существовали сильные разногласия. Южане в основном поддерживали расширение Соединенных Штатов на запад, тогда как северяне, если и не выступали против, то испытывали относительно этого расширения двойственные чувства. Кроме того, находясь в большой зависимости от морских торговых связей, Юг выступал против усиления военного присутствия Британии в Канаде и вдоль побережья Северной Америки. Такая позиция сыграла важную роль в начале войны 1812 года.
Культурные и политические различия между Севером и Югом и их влияние на внешнюю политику усилились настолько, что стали предметом подковерной политической борьбы. Как заметил Александр Де Конде, историк, изучающий годы становления американского государства, споры вокруг внешней политики «доминировали над обсуждением внутренних проблем и жизни американцев как никогда впоследствии»(17). Одна из основных причин того, почему международные дела столь сильно сказывались на повседневной политике, заключается в том, что политические диспуты были «персонифицированными» и пропитывались соперничеством ведущих государственных деятелей и их партий.
Конфронтация между Александром Гамильтоном и Томасом Джефферсоном обнажила всю жесткость и напряженность кулуарных схваток. Гамильтон родился в Вест-Индии. Его отец и мать не состояли в браке, и у них не было ни желания, ни средств заниматься образованием ребенка. Эту заботу взяли на себя посторонние люди. Молодой человек пошел в начальную школу, оторвался от своих корней и присоединился к северной аристократии, поступив в Королевский колледж (ныне Колумбийский университет) и женившись на дочери Филипа Шуилера, состоятельного нью-йоркского земельного магната.
Несмотря на происхождение, Гамильтон вскоре стал одним из защитников ценностей и интересов северян. В круг его общения входили профессиональные политики, банкиры и торговцы. Он выступал за сильное централизованное правительство и банковскую систему и считал, что страной должна править образованная и обладающая конкретными привилегиями элита. Гамильтон выступал за субсидии и тарифы, способные защитить формирующуюся промышленность Севера(18). Кроме того, он считал, что Соединенные Штаты должны выбрать в качестве модели английскую экономику, идущую по пути урбанизации, развития современных отраслей промышленности и общественных институтов. Сформировавшаяся вокруг программы Гамильтона партия стала называться федералистской.
Томас Джефферсон, несмотря на свое аристократическое происхождение, не доверял сильным федеральным институтам и элитарной верхушке. Опасаясь диктата централизации, он утверждал, что федеральное правительство должно обладать ограниченной властью, а повседневное управление государством следует передать простым людям, а не концентрировать в руках богатого привилегированного меньшинства. Джефферсон и его республиканская партия стали представлять интересы мелких ферме ров и ремесленников. Защищая права штатов и простых граждан, выступая за небольшое федеральное правительство с ограниченными полномочиями, Джефферсон бросал вызов Гамильтону. Кроме того, они расходились и во взглядах на внешнюю политику. Джефферсон предпочитал дипломатический крен в сторону Франции, а не Великобритании – как потому, что был посланником Соединенных Штатов в Париже, так и потому, что предпочитал французский аграрный уклад британской урбанизации и власти элиты.
Первые попытки выработать систему принципов, которые позволили бы проводить самостоятельную внешнюю политику, не смогли консолидировать ведущих американских политиков, разделившихся на идеалистов и реалистов. В лагере приверженцев «американских идеалов» оказались такие люди, как Томас Пэйн и Томас Джефферсон, считавшие, что народ новой страны должен порвать с прошлым и строить внешнюю политику на принципах права и здравого смысла, а не с позиции силы. Призвание Америки в торговле, а не в войне, настаивал Пэйн, «а при должном подходе к делу мир и дружба с Европой нам обеспечены»(3). Джефферсон твердо верил в устойчивый прогресс человечества и утверждал, что общественное и политическое развитие делает войну ненужной. Америка должна двигаться к «цели, представляющей особую ценность для человечества, – полному освобождению коммерции и объединению всех народов для свободного обмена счастьем». Он утверждал, что война и насилие характерны для Средних веков, а в новую эру демократии и закона отношения между народами должны регулироваться «лишь нравственным кодексом»(4).
Представители реалистического лагеря, Александр Гамильтон и Джон Джей, предлагали другой подход. В серии очерков «Федералист» Гамильтон признавал, что «по-прежнему можно найти мечтателей или фантазеров, готовых отстаивать парадокс вечного мира… Настрой республик пацифичен; дух коммерции смягчает людские нравы и гасит вспыльчивый темперамент, столь часто разжигающий войну». Однако Гамильтон едва ли разделял идею демократического или коммерческого мира. «Разве не часто народные собрания поддавались приступам ярости, негодования, зависти, алчности и других страстей?» – вопрошал Гамильтон. Столь же острые вопросы он ставил относительно сомнительной гармонии интересов торговли с состоянием мира. «Что смогла коммерция, кроме того, что изменила цели войны? Разве любовь к богатству не такая же всепоглощающая страсть, как страсть к власти и славе?» С пессимистическими доводами Гамильтона согласился и Джей, заметив в той же серии очерков, что «действительно, каким бы позорным для человечества ни являлся данный факт, государства затевают войны всякий раз, когда появляется возможность с их помощью достичь своих целей»(5). Америка, считали Гамильтон и Джей, должна управляться с выгодой для себя самой, как любая другая страна.
Несмотря на столь глубокие философские разногласия, взгляды отцов-основателей все-таки совпадали в одном весьма важном вопросе: Соединенные Штаты в состоянии эффективно обеспечить собственную безопасность, изолировав себя от европейского геополитического соперничества. Идеалисты и реалисты соглашались с тем, что безопасность Соединенных Штатов обеспечивается в силу естественных причин, а именно в силу удаленности страны от Европы. Президент Джордж Вашингтон кратко отметил этот факт в своем обращении к нации в 1796 году: «Наша обособленность и удаленность побуждают нас следовать иным курсом… Почему мы должны отказываться от преимуществ такого положения? Почему должны оглядываться на других? Почему наша судьба и благополучие должны зависеть от европейских амбиций?..»
Первоначально Вашингтон намеревался настаивать на том, чтобы Америка оградила себя от Европы лишь на несколько десятилетий, пока не окрепнет экономика и не сформируются американские вооруженные силы. Однако Гамильтон указал президенту на то, что уклонение от связывающих обязательствами союзов – догма, основанная на неизменности геополитических реалий, «общий принцип политики», – не может противостоять современным угрозам. Поэтому в обращении к нации Вашингтон окончательно охарактеризовал стратегию изоляции как «великое правило нашего поведения с другими государствами»(6).
Отцы-основатели были озабочены не только тем, как уберечь Америку от «пагубных европейских войн и лабиринтов ее политики», но также и тем, как ограничить влияние Европы на политику Соединенных Штатов(7). Джон Адаме предупреждал, что, если США вступят в альянс с государствами Европы, «там найдут способы коррумпировать наших людей и влиять на процесс принятия нами решений, в результате чего мы окажемся лишь послушными марионетками в руках обитателей европейских кабинетов власти. Мы окажемся в центре политических интриг»(8). Поэтому Соединенным Штатам следует ограничиться собственным регионом и стремиться, как выразился Гамильтон, «стать арбитром Европы в Америке и научиться использовать притязания Старого Света в этой части мира в собственных интересах». Конечно, Европа в конце концов поймет, что теряет рычаги влияния на партнеров по другую сторону Атлантики. Но «агрессивные государства, – как заявил президент Вашингтон, – из-за невозможности осуществления своих претензий к нам едва ли отважатся на враждебные действия»(9). Таким образом, Соединенным Штатам останется лишь занять доминирующие позиции в новом мире. Гамильтон заключил: «Ситуация, в которой мы оказались, и наши интересы подсказывают нам стремиться к лидерству в решении вопросов американской политики»(10).
Такой внешнеполитический курс устраивал как идеалистов, так и реалистов. И те и другие считали, что Соединенные Штаты смогут достичь желанной цели – развития торговли, – не прибегая к необходимости брать на себя обременительные политические или военные обязательства перед другими государствами. Республика сможет свободно торговать со всеми, не становясь на чью-либо сторону, по Джефферсону – «мир, коммерция и искренняя дружба со всеми народами без всяких обязывающих альянсов»(11). Пэйн полностью с ним соглашался: «Поскольку вся Европа является рынком наших товаров, нам не следует налаживать особые контакты с какой-либо ее частью»(12). Доктрина, сочетающая развитие экономических и отказ от стратегических связей, совпадала со стремлением Джефферсона ограничить власть федерального правительства и защитить права отдельных штатов и отдельных граждан. Поскольку масштабная война потребовала бы значительных вооруженных сил и большей централизации власти, она угрожала не только американским внешним отношениям, но и внутренним институтам и свободам.
Отцы-основатели были людьми неповторимой индивидуальности, располагали уникальным опытом и проповедовали различную идеологию. Их разногласия по поводу фундаментальных вопросов государственного устройства были многочисленными и постоянно углублялись. Однако их мнение относительно нового внешнеполитического курса страны совпадало. Как заявил Вашингтон в своем обращении к нации, Соединенными Штатами необходимо управлять так, чтобы достигнуть «расширения наших торговых отношений [с другими государствами] при минимальных политических контактах»(13).
Выстраивание внешней политики в интересах новой республики повлекло за собой примирение не только идеалистов и реалистов, но и конкурировавших друг с другом регионов страны. С начала своего образования северные и южные колонии расходились в вопросах культуры и торговли. Более религиозно настроенные поселенцы тяготели к Северу. Конечно, они надеялись разбогатеть, но общественные интересы для них были важнее коммерческих. В условиях свободы культура Севера подверглась сильному влиянию кальвинистов, пуритан и квакеров. Ценностями северного общества стали упорядоченная свобода, взаимодействие, нравственность, прогресс. Кроме того, северяне были заинтересованы в развитии производственной экономики и поэтому выступали за протекционистские тарифы для своих зарождающихся промышленных предприятий. Благодаря этим ценностям и стремлениям и сформировался пацифистский подход к внешней политике, декларировавший принципы ненападения и отказа от использования военной силы(14).
Юг привлекал поселенцев разного сорта: одни искали убежища от давления религиозных властей, другие – от моральных обязательств. Южные плантации были исключительно коммерческими предприятиями, не отягощавшими себя составлением социальных программ. Поселенцы избегали создания социальных институтов, которые могли бы вмешиваться в их повседневную жизнь. Индивидуальные свободы и привилегии превалировали над порядком и нравственным прогрессом. Кроме того, южане сильно зависели от экспорта хлопка и другой продукции своих плантаций. Поэтому они старались противостоять коммерческому протекционизму, навязываемому северянами(15). Южная культура сформировалась вокруг либеральных ценностей. В прибрежных штатах она получила название «роялистской», а в континентальных – «шотландско-ирландской»(16). На этой основе возник более активный подход к внешней политике. Южане не придерживались позиции ненападения и, в отличие от своих северных соотечественников, спокойнее относились к идее применения военной силы. В то же время они ревниво охраняли права штатов и их жителей и, таким образом, выступали против чрезмерных внешнеполитических амбиций, способных привести к централизации власти и усилению федерального правительства. По мере того как аппетиты Америки в вопросах вмешательства в международные дела росли, упомянутые либеральные традиции эволюционировали в четкое осознание необходимости односторонних действий, подразумевающей ревностную защиту автономии страны именно тогда, когда благосостояние последней растет.
Культурные и политические различия между Севером и Югом едва ли повлияли на решение активно дебатировавшегося вопроса о взаимоотношениях республики с Европой. Было достигнуто соглашение, согласно которому Соединенные Штаты должны держаться подальше от Европы в геополитических спорах и сосредоточить свое внимание на Северной Америке. Однако по вопросам внутренней политики все-таки существовали сильные разногласия. Южане в основном поддерживали расширение Соединенных Штатов на запад, тогда как северяне, если и не выступали против, то испытывали относительно этого расширения двойственные чувства. Кроме того, находясь в большой зависимости от морских торговых связей, Юг выступал против усиления военного присутствия Британии в Канаде и вдоль побережья Северной Америки. Такая позиция сыграла важную роль в начале войны 1812 года.
Культурные и политические различия между Севером и Югом и их влияние на внешнюю политику усилились настолько, что стали предметом подковерной политической борьбы. Как заметил Александр Де Конде, историк, изучающий годы становления американского государства, споры вокруг внешней политики «доминировали над обсуждением внутренних проблем и жизни американцев как никогда впоследствии»(17). Одна из основных причин того, почему международные дела столь сильно сказывались на повседневной политике, заключается в том, что политические диспуты были «персонифицированными» и пропитывались соперничеством ведущих государственных деятелей и их партий.
Конфронтация между Александром Гамильтоном и Томасом Джефферсоном обнажила всю жесткость и напряженность кулуарных схваток. Гамильтон родился в Вест-Индии. Его отец и мать не состояли в браке, и у них не было ни желания, ни средств заниматься образованием ребенка. Эту заботу взяли на себя посторонние люди. Молодой человек пошел в начальную школу, оторвался от своих корней и присоединился к северной аристократии, поступив в Королевский колледж (ныне Колумбийский университет) и женившись на дочери Филипа Шуилера, состоятельного нью-йоркского земельного магната.
Несмотря на происхождение, Гамильтон вскоре стал одним из защитников ценностей и интересов северян. В круг его общения входили профессиональные политики, банкиры и торговцы. Он выступал за сильное централизованное правительство и банковскую систему и считал, что страной должна править образованная и обладающая конкретными привилегиями элита. Гамильтон выступал за субсидии и тарифы, способные защитить формирующуюся промышленность Севера(18). Кроме того, он считал, что Соединенные Штаты должны выбрать в качестве модели английскую экономику, идущую по пути урбанизации, развития современных отраслей промышленности и общественных институтов. Сформировавшаяся вокруг программы Гамильтона партия стала называться федералистской.
Томас Джефферсон, несмотря на свое аристократическое происхождение, не доверял сильным федеральным институтам и элитарной верхушке. Опасаясь диктата централизации, он утверждал, что федеральное правительство должно обладать ограниченной властью, а повседневное управление государством следует передать простым людям, а не концентрировать в руках богатого привилегированного меньшинства. Джефферсон и его республиканская партия стали представлять интересы мелких ферме ров и ремесленников. Защищая права штатов и простых граждан, выступая за небольшое федеральное правительство с ограниченными полномочиями, Джефферсон бросал вызов Гамильтону. Кроме того, они расходились и во взглядах на внешнюю политику. Джефферсон предпочитал дипломатический крен в сторону Франции, а не Великобритании – как потому, что был посланником Соединенных Штатов в Париже, так и потому, что предпочитал французский аграрный уклад британской урбанизации и власти элиты.