Страница:
Более сложная задача – содействие развитию доведенных до нищеты народов Африки и Южной Азии. Многие из этих стран имеют лишь зачатки экономической и политической инфраструктуры. Повсюду гнет нищеты, крайне примитивные системы образования и здравоохранения, а порой и полное их отсутствие. В странах Африки к югу от Сахары менее четверти девочек, живущих в бедных сельских районах, посещают начальную школу. На Африку приходится почти 90% из 500 миллионов зарегистрированных во всем мире случаев малярии – болезни, уносящей в среднем один миллион жизней в год. У ребенка, родившегося в Замбии или Зимбабве, больше шансов умереть от СПИДа, чем остаться в живых(38).
Тяжелое положение Африки не означает, что миллиарды долларов помощи, направленных на континент, были использованы неэффективно. Наоборот, имеются прецеденты – Гана и Мозамбик, внешняя помощь которым способствовала частичному преодолению бедности и обеспечивала экономический рост. Более того, сеть социальных организаций в Африке значительно расширилась с 1960-х годов. Количество детей в начальной школе возросло от 40 до 70% в период между 1965 и 1990 годами, уровень грамотности вырос с 15% до 50%. За периоде 1960 по 1990 год количество медсестер на душу населения увеличилось вдвое. Средняя продолжительность жизни возросла с 39 до 52 лет(39).
Впрочем, если взглянуть на ситуацию беспристрастно, мы увидим, что затраты на помощь африканским странам в целом не принесли ожидаемых результатов. Вот что пишет Кэрол Ланкастер, в прошлом старший сотрудник Агентства международного развития, в книге об эффективности помощи Африке: «Объем иностранной помощи большинству африканских стран к югу от Сахары весьма велик, особенно в сравнении с масштабами их экономики… В течение десятилетий большинству африканских стран помощь оказывалась в достаточно крупных размерах. Тем не менее экономическое развитие оставляет желать лучшего в большей части Африки. Средний доход на душу населения в регионе в 1990-е годы оставался почти таким же, как в 1960-е. Почти половина из 570 миллионов африканцев живут всего на один доллар в день И это соотношение не изменилось за последние десять лет. Вследствие этого ежегодно к миллионам нищих африканцев добавляется еще 30 миллионов. А степень обнищания населения в Африке выше, чем в любой другой части мира»(40).
Имеется несколько причин столь обескураживающих результатов. Одна – неумение страны-реципиента воспользоваться предоставляемой помощью из-за слабых общественных институтов, коррупции и плохого управления. Если национальное правительство проводит изначально порочную фискальную политику, вряд ли потоки финансовой помощи исцелят экономику. К тому же помощь может и ухудшить положение, так как будет смягчать последствия безграмотной политики, что, в свою очередь, вряд ли будет способствовать изменению существующего курса власти. Со стороны стран-доноров тоже были допущены организационные ошибки. Как правило, распределение помощи регулируется чиновниками в Вашингтоне, Нью-Йорке или Женеве; эти чиновники имеют слабое представление об истинных условиях в странах-реципиентах. Существует недостаточная согласованность действий отдельных стран-доноров, таких организаций, как Всемирный Банк или ООН, и многих неправительственных организаций, вовлеченных в процесс. Политические, стратегические и коммерческие мотивы зачастую подменяют гуманитарные идеи, что не позволяет стимулировать экономический рост, и помощь в результате не доходит до наиболее в ней нуждающихся – то есть бедняков.
Эти недостатки подчеркивают необходимость кардинальных реформ. Несмотря на важность программ развития, составленных с учетом специфики каждого региона, богатейшие страны мира должны объединиться и разработать новый подход, если они собираются решать проблему развивающихся стран. События сентября 2001 года и их последствия являются еще одной причиной для поиска средств по преодолению бедности и вызванного ею недовольства. Хотя гуманитарные программы, как правило, эффективнее программ противодействия стратегическим угрозам, любые успешные проекты окажутся полезными с точки зрения смягчения враждебности Юга по отношению к Северу.
Эффективная программа помощи подразумевает уделение равного внимания трем основным аспектам развития: человеческому ресурсу, экономической инфраструктуре и политическому потенциалу. Человеческий ресурс – основной: грамотное и здоровое население является ключевым условием социального и экономического прогресса. Без него государство не имеет возможности использовать внешнюю помощь, которая рассеивается подобно воде, утекающей сквозь сито. Образование и здоровье связаны между собой. У образованных женщин семьи малочисленнее и здоровее, чем у не получивших образования. Как оказалось, образование способствует снижению уровня детской смертности и заболеваемости ВИЧ(41). Сегодня в Китае наблюдается более высокий рост экономики, чем в Индии, в какой-то степени благодаря тому, что китайское правительство еще до введения рыночной экономики в 1979 году профинансировало развитие систем образования и здравоохранения(42).
Международное сообщество также должно уделять больше внимания улучшению системы начального образования по всему развивающемуся миру. По оценке «Оксфам» (OXFAM – Оксфордский комитет помощи голодающим, благотворительная организация с центром в Оксфорде, занимается оказанием помощи голодающим и пострадавшим от стихийных бедствий в различных странах. – Примеч. ред.), что внедрение системы универсального образования к 2015 году обойдется приблизительно в 8 миллиардов долларов – менее 3% ежегодного оборонного бюджета США. Страны-доноры должны предложить реципиентам соответствующие их потребностям фонды, чтобы стимулировать национальные правительства к повышению расходов на начальное образование и увеличить эффективность вложений. Также необходимо принять меры по улучшению качества образования в университетах, включая развитие программ по обмену студентами и преподавателями с развитыми странами. США и другие страны с крепкой системой университетов должны поощрять возвращение иностранных студентов на родину хотя бы на какое-то время, возможно, выдавать студенческие визы и стипендии именно при таком условии.
Облегчение доступа к образованию окажет положительное воздействие и на здоровье, так как информированность означает большую заботу о профилактике заболеваний; кроме того, школы обеспечивают централизованную вакцинацию и распределение лекарств. Но крайне необходимо и прямое вмешательство извне. На создание современной системы здравоохранения уйдет несколько поколений, но международное сообщество может предпринять срочные меры для борьбы с наиболее «насущными» заболеваниями – причем при умеренных затратах. Отсутствие вакцин и лекарств, высокий уровень инфекционных заболеваний, разрушительное влияние последних на молодежь – все это определяет приоритетность борьбы со СПИДом. В качестве первых шагов в этой борьбе выступают повышение информированности населения (особенно среди социальных групп, где вероятность заражения наиболее высока) о способах предупреждения заболеваний, а также принуждение фармацевтических компаний к предоставлению лекарств по значительно сниженным ценам. Уменьшить количество случаев заболевания туберкулезом, дизентерией, малярией вполне реально, если у населения развивающихся стран появится доступ к медикаментам.
Основной вклад международного сообщества в экономическую инфраструктуру возможен в форме экономической помощи и увеличения товарооборота. Повышение эффективности помощи в преодоле нии бедности и обеспечении экономического роста возможно в случае пересмотра взаимоотношений стран-доноров и реципиентов. На смену «инсталляции» программ, разработанных страной-донором, должны прийти собственные предложения страны-реципиента, которые затем будут рассматриваться оказывающей помощь стороной на конкурсной основе.
Такой подход, основанный на реальных потребностях, будет иметь несколько преимуществ. Инициатива, ответственность и отчетность станут заботой местного населения, а не чиновников, находящихся за тысячи миль от места событий. Программы будут составляться в соответствии с местными условиями, что, скорее всего, приведет к более эффективным реформам. Новые идеи и способы действия, исходящие от местного населения, будут приниматься с большей охотой, чем идеи, навязываемые внешними источниками. Прямое финансирование ряда проектов снизит необходимость большого штата сотрудников как в стране-доноре, так и в стране-реципиенте43. Сокращение числа посредников и целевые проекты делают более вероятным попадание помощи по назначению. Финансирование на конкурсной основе поможет избежать коррупции и дурного менеджмента; организации и группы, использовавшие помощь не по назначению, больше ее не получат(44).
Более эффективное использование помощи даст странам-донорам новый стимул для увеличения фондов развития. Расходы США на международную помощь до сих пор были относительно низкими и составляли около 0,1 % ВНП. В среднем одна африканская страна получала от США около 20 миллионов долларов в год (для сравнения, один реактивный военный самолет обходится США в 30 миллионов долларов). Если пересчитать эту сумму на душу населения, каждый американец вносит ежегодно 29 долларов на гуманитарную помощь, в то время как жители других промышленно развитых стран тратят около 70 долларов в год. В марте 2002 года администрация Буша объявила, что планирует увеличить ежегодные расходы на международную помощь с 10 миллиардов долларов до 15 миллиардов долларов к 2006 году. Это весьма значительное увеличение; тем не менее здесь американцы по-прежнему отстают от других наций(45).
Вслед за предоставлением помощи необходимо развивать торговые связи, чтобы обеспечить стабильную основу длительного развития. США и другие богатые страны должны устранить экономические барьеры на пути развивающихся стран. Это вряд ли будет иметь заметные последствия для развитой экономики, но может значительно стимулировать рост экспорта в странах Третьего мира. Прибыль от открытия рынков Севера в абсолютном выражении значительно превзойдет выгоды прямой экономической помощи. Как заметил один экономист: «Развитые страны сохраняют наиболее высокие торговые ограничения в тех областях (например, сельском хозяйстве), где бедные страны имели бы наилучший шанс выбраться из нищеты собственными силами»(46).
США также следует увеличить использование предпринимательских фондов – инвестиционных фондов под управлением советов директоров, подотчетных Конгрессу США. Эти фонды уже доказали свою эффективность в поддержке малого бизнеса в Центральной Европе. Сотрудничество между организациями-донорами и частными компаниями должно использоваться для расширения частного сектора в странах с развивающейся экономикой. Это необходимо и для обучения менеджменту, и для создания среднего класса, заинтересованного в стабильной экономике и хорошем управлении. Влиятельный местный электорат, а не давление со стороны международного сообщества – вот что крайне необходимо для ускорения экономических и политических реформ.
Политическая компетентность – последнее, что необходимо Югу, чтобы преодолеть всеохватывающую бедность. Экономисты обнаружили четкую связь между компетентным управлением и возможностью стимулировать рост посредством экономической помощи(47). И наоборот, плохое управление и несогласованное руководство всегда стояли на пути развития, даже в странах с образованным населением и огромными природными ресурсами, таких как Бразилия, Аргентина и Россия. В Африке и Южной Азии цена дурного управления еще выше, так как здесь решения властей влияют не просто на уровень жизни, но на жизнеспособность государства и на обеспечение основных потребностей. Как отмечает Ланкастер: «Там, где экономическое развитие загнано в угол политикой государства, неэффективными и коррумпированными общественными институтами, политическими репрессиями и нестабильностью в обществе, иностранная помощь вряд ли принесет выгоду и значительно изменит ситуацию»(48). Многие африканские правительства, например, продолжают применять высокие таможенные пошлины для пополнения бюджета, хотя эти пошлины существенно замедляют развитие торговли и экономический рост.
В какой-то степени политическая реформа может происходить сверху вниз, через совместные усилия местных лидеров, давление со стороны международного сообщества и создание «класса» хорошо обученных технократов. Но поскольку должностные лица зачастую неохотно отходят от сложившейся линии поведения и рискуют потерять привилегии, предоставляемые должностью, реформа также должна идти снизу вверх. Одна из наиболее показательных политических и экономических реформ недавнего прошлого началась именно на уровне рядовых членов общества. В России местные власти и предприниматели взяли на себя лидирующую роль в продвижении демократических рыночных реформ – несмотря на сопротивление со стороны Кремля(49). Бурный рост независимых организаций, приверженных гражданскому обществу, сыграл важную роль в переходе к демократии в Центральной Европе. Международное сообщество, поощряя институциональные реформы в национальных столицах, одновременно должно предоставлять адресную помощь организациям на местах, поддерживать проекты широкого общественного участия и содействовать увеличению гражданской активности населения.
Важные сами по себе, эти усилия окажутся полезными и с точки зрения противодействия исламскому экстремизму. Например, создание местных начальных школ не только ускоряет экономический прогресс и социальную мобильность, но и сдерживает религиозный экстремизм. Многие пакистанские Дети посещают медресе – школы, где занятия проводят священники-фундаменталисты, – потому, что У них нет возможности обучаться в иной школе. Инвестиции в начальное образование, таким образом, являются инвестициями в развитие плюрализма и религиозной терпимости.
Связь между образованием и плюрализмом ведет к более широкому контексту, к вопросу о взаимоотношении ислама и политической модернизации. После сентября 2001 года многие комментаторы предполагали, что рост экстремизма вызвал ислам как та ковой и что именно он ответствен за «неспешность» политического и экономического развития на Ближнем Востоке50. На самом деле все наоборот. Именно слабые политические и экономические институты привели к росту исламского фундаментализма. Религиозный абсолютизм и насилие, часто его сопровождающее, в меньшей степени присущи иудео-христианскому социуму во многом потому, что этот социум прошел через Реформацию, эпоху Просвещения, научную и индустриальную революцию и торжество демократии – иными словами, через исторические этапы, отделившие церковь от государства и снизившие влияние религии на политическую жизнь. Экономическое и политическое развитие в Южной Азии, на Ближнем Востоке и в Африке может оказать соответствующее либерально-сдерживающее воздействие и на ислам.
Содействие развивающемуся миру в формировании человеческого капитала, экономической инфраструктуры и политической компетентности потребует продолжительных усилий и значительных средств. Многие программы помощи не оправдают возлагаемых на них надежд, даже если будут осуществляться параллельно с государственными реформами. Но реализация этой задачи предлагает лучший (а возможно, и единственный) способ ликвидировать культурную и общественно-экономическую пропасть между Севером и Югом.
МЕЖДУНАРОДНЫЕ ИНСТИТУТЫ
Тяжелое положение Африки не означает, что миллиарды долларов помощи, направленных на континент, были использованы неэффективно. Наоборот, имеются прецеденты – Гана и Мозамбик, внешняя помощь которым способствовала частичному преодолению бедности и обеспечивала экономический рост. Более того, сеть социальных организаций в Африке значительно расширилась с 1960-х годов. Количество детей в начальной школе возросло от 40 до 70% в период между 1965 и 1990 годами, уровень грамотности вырос с 15% до 50%. За периоде 1960 по 1990 год количество медсестер на душу населения увеличилось вдвое. Средняя продолжительность жизни возросла с 39 до 52 лет(39).
Впрочем, если взглянуть на ситуацию беспристрастно, мы увидим, что затраты на помощь африканским странам в целом не принесли ожидаемых результатов. Вот что пишет Кэрол Ланкастер, в прошлом старший сотрудник Агентства международного развития, в книге об эффективности помощи Африке: «Объем иностранной помощи большинству африканских стран к югу от Сахары весьма велик, особенно в сравнении с масштабами их экономики… В течение десятилетий большинству африканских стран помощь оказывалась в достаточно крупных размерах. Тем не менее экономическое развитие оставляет желать лучшего в большей части Африки. Средний доход на душу населения в регионе в 1990-е годы оставался почти таким же, как в 1960-е. Почти половина из 570 миллионов африканцев живут всего на один доллар в день И это соотношение не изменилось за последние десять лет. Вследствие этого ежегодно к миллионам нищих африканцев добавляется еще 30 миллионов. А степень обнищания населения в Африке выше, чем в любой другой части мира»(40).
Имеется несколько причин столь обескураживающих результатов. Одна – неумение страны-реципиента воспользоваться предоставляемой помощью из-за слабых общественных институтов, коррупции и плохого управления. Если национальное правительство проводит изначально порочную фискальную политику, вряд ли потоки финансовой помощи исцелят экономику. К тому же помощь может и ухудшить положение, так как будет смягчать последствия безграмотной политики, что, в свою очередь, вряд ли будет способствовать изменению существующего курса власти. Со стороны стран-доноров тоже были допущены организационные ошибки. Как правило, распределение помощи регулируется чиновниками в Вашингтоне, Нью-Йорке или Женеве; эти чиновники имеют слабое представление об истинных условиях в странах-реципиентах. Существует недостаточная согласованность действий отдельных стран-доноров, таких организаций, как Всемирный Банк или ООН, и многих неправительственных организаций, вовлеченных в процесс. Политические, стратегические и коммерческие мотивы зачастую подменяют гуманитарные идеи, что не позволяет стимулировать экономический рост, и помощь в результате не доходит до наиболее в ней нуждающихся – то есть бедняков.
Эти недостатки подчеркивают необходимость кардинальных реформ. Несмотря на важность программ развития, составленных с учетом специфики каждого региона, богатейшие страны мира должны объединиться и разработать новый подход, если они собираются решать проблему развивающихся стран. События сентября 2001 года и их последствия являются еще одной причиной для поиска средств по преодолению бедности и вызванного ею недовольства. Хотя гуманитарные программы, как правило, эффективнее программ противодействия стратегическим угрозам, любые успешные проекты окажутся полезными с точки зрения смягчения враждебности Юга по отношению к Северу.
Эффективная программа помощи подразумевает уделение равного внимания трем основным аспектам развития: человеческому ресурсу, экономической инфраструктуре и политическому потенциалу. Человеческий ресурс – основной: грамотное и здоровое население является ключевым условием социального и экономического прогресса. Без него государство не имеет возможности использовать внешнюю помощь, которая рассеивается подобно воде, утекающей сквозь сито. Образование и здоровье связаны между собой. У образованных женщин семьи малочисленнее и здоровее, чем у не получивших образования. Как оказалось, образование способствует снижению уровня детской смертности и заболеваемости ВИЧ(41). Сегодня в Китае наблюдается более высокий рост экономики, чем в Индии, в какой-то степени благодаря тому, что китайское правительство еще до введения рыночной экономики в 1979 году профинансировало развитие систем образования и здравоохранения(42).
Международное сообщество также должно уделять больше внимания улучшению системы начального образования по всему развивающемуся миру. По оценке «Оксфам» (OXFAM – Оксфордский комитет помощи голодающим, благотворительная организация с центром в Оксфорде, занимается оказанием помощи голодающим и пострадавшим от стихийных бедствий в различных странах. – Примеч. ред.), что внедрение системы универсального образования к 2015 году обойдется приблизительно в 8 миллиардов долларов – менее 3% ежегодного оборонного бюджета США. Страны-доноры должны предложить реципиентам соответствующие их потребностям фонды, чтобы стимулировать национальные правительства к повышению расходов на начальное образование и увеличить эффективность вложений. Также необходимо принять меры по улучшению качества образования в университетах, включая развитие программ по обмену студентами и преподавателями с развитыми странами. США и другие страны с крепкой системой университетов должны поощрять возвращение иностранных студентов на родину хотя бы на какое-то время, возможно, выдавать студенческие визы и стипендии именно при таком условии.
Облегчение доступа к образованию окажет положительное воздействие и на здоровье, так как информированность означает большую заботу о профилактике заболеваний; кроме того, школы обеспечивают централизованную вакцинацию и распределение лекарств. Но крайне необходимо и прямое вмешательство извне. На создание современной системы здравоохранения уйдет несколько поколений, но международное сообщество может предпринять срочные меры для борьбы с наиболее «насущными» заболеваниями – причем при умеренных затратах. Отсутствие вакцин и лекарств, высокий уровень инфекционных заболеваний, разрушительное влияние последних на молодежь – все это определяет приоритетность борьбы со СПИДом. В качестве первых шагов в этой борьбе выступают повышение информированности населения (особенно среди социальных групп, где вероятность заражения наиболее высока) о способах предупреждения заболеваний, а также принуждение фармацевтических компаний к предоставлению лекарств по значительно сниженным ценам. Уменьшить количество случаев заболевания туберкулезом, дизентерией, малярией вполне реально, если у населения развивающихся стран появится доступ к медикаментам.
Основной вклад международного сообщества в экономическую инфраструктуру возможен в форме экономической помощи и увеличения товарооборота. Повышение эффективности помощи в преодоле нии бедности и обеспечении экономического роста возможно в случае пересмотра взаимоотношений стран-доноров и реципиентов. На смену «инсталляции» программ, разработанных страной-донором, должны прийти собственные предложения страны-реципиента, которые затем будут рассматриваться оказывающей помощь стороной на конкурсной основе.
Такой подход, основанный на реальных потребностях, будет иметь несколько преимуществ. Инициатива, ответственность и отчетность станут заботой местного населения, а не чиновников, находящихся за тысячи миль от места событий. Программы будут составляться в соответствии с местными условиями, что, скорее всего, приведет к более эффективным реформам. Новые идеи и способы действия, исходящие от местного населения, будут приниматься с большей охотой, чем идеи, навязываемые внешними источниками. Прямое финансирование ряда проектов снизит необходимость большого штата сотрудников как в стране-доноре, так и в стране-реципиенте43. Сокращение числа посредников и целевые проекты делают более вероятным попадание помощи по назначению. Финансирование на конкурсной основе поможет избежать коррупции и дурного менеджмента; организации и группы, использовавшие помощь не по назначению, больше ее не получат(44).
Более эффективное использование помощи даст странам-донорам новый стимул для увеличения фондов развития. Расходы США на международную помощь до сих пор были относительно низкими и составляли около 0,1 % ВНП. В среднем одна африканская страна получала от США около 20 миллионов долларов в год (для сравнения, один реактивный военный самолет обходится США в 30 миллионов долларов). Если пересчитать эту сумму на душу населения, каждый американец вносит ежегодно 29 долларов на гуманитарную помощь, в то время как жители других промышленно развитых стран тратят около 70 долларов в год. В марте 2002 года администрация Буша объявила, что планирует увеличить ежегодные расходы на международную помощь с 10 миллиардов долларов до 15 миллиардов долларов к 2006 году. Это весьма значительное увеличение; тем не менее здесь американцы по-прежнему отстают от других наций(45).
Вслед за предоставлением помощи необходимо развивать торговые связи, чтобы обеспечить стабильную основу длительного развития. США и другие богатые страны должны устранить экономические барьеры на пути развивающихся стран. Это вряд ли будет иметь заметные последствия для развитой экономики, но может значительно стимулировать рост экспорта в странах Третьего мира. Прибыль от открытия рынков Севера в абсолютном выражении значительно превзойдет выгоды прямой экономической помощи. Как заметил один экономист: «Развитые страны сохраняют наиболее высокие торговые ограничения в тех областях (например, сельском хозяйстве), где бедные страны имели бы наилучший шанс выбраться из нищеты собственными силами»(46).
США также следует увеличить использование предпринимательских фондов – инвестиционных фондов под управлением советов директоров, подотчетных Конгрессу США. Эти фонды уже доказали свою эффективность в поддержке малого бизнеса в Центральной Европе. Сотрудничество между организациями-донорами и частными компаниями должно использоваться для расширения частного сектора в странах с развивающейся экономикой. Это необходимо и для обучения менеджменту, и для создания среднего класса, заинтересованного в стабильной экономике и хорошем управлении. Влиятельный местный электорат, а не давление со стороны международного сообщества – вот что крайне необходимо для ускорения экономических и политических реформ.
Политическая компетентность – последнее, что необходимо Югу, чтобы преодолеть всеохватывающую бедность. Экономисты обнаружили четкую связь между компетентным управлением и возможностью стимулировать рост посредством экономической помощи(47). И наоборот, плохое управление и несогласованное руководство всегда стояли на пути развития, даже в странах с образованным населением и огромными природными ресурсами, таких как Бразилия, Аргентина и Россия. В Африке и Южной Азии цена дурного управления еще выше, так как здесь решения властей влияют не просто на уровень жизни, но на жизнеспособность государства и на обеспечение основных потребностей. Как отмечает Ланкастер: «Там, где экономическое развитие загнано в угол политикой государства, неэффективными и коррумпированными общественными институтами, политическими репрессиями и нестабильностью в обществе, иностранная помощь вряд ли принесет выгоду и значительно изменит ситуацию»(48). Многие африканские правительства, например, продолжают применять высокие таможенные пошлины для пополнения бюджета, хотя эти пошлины существенно замедляют развитие торговли и экономический рост.
В какой-то степени политическая реформа может происходить сверху вниз, через совместные усилия местных лидеров, давление со стороны международного сообщества и создание «класса» хорошо обученных технократов. Но поскольку должностные лица зачастую неохотно отходят от сложившейся линии поведения и рискуют потерять привилегии, предоставляемые должностью, реформа также должна идти снизу вверх. Одна из наиболее показательных политических и экономических реформ недавнего прошлого началась именно на уровне рядовых членов общества. В России местные власти и предприниматели взяли на себя лидирующую роль в продвижении демократических рыночных реформ – несмотря на сопротивление со стороны Кремля(49). Бурный рост независимых организаций, приверженных гражданскому обществу, сыграл важную роль в переходе к демократии в Центральной Европе. Международное сообщество, поощряя институциональные реформы в национальных столицах, одновременно должно предоставлять адресную помощь организациям на местах, поддерживать проекты широкого общественного участия и содействовать увеличению гражданской активности населения.
Важные сами по себе, эти усилия окажутся полезными и с точки зрения противодействия исламскому экстремизму. Например, создание местных начальных школ не только ускоряет экономический прогресс и социальную мобильность, но и сдерживает религиозный экстремизм. Многие пакистанские Дети посещают медресе – школы, где занятия проводят священники-фундаменталисты, – потому, что У них нет возможности обучаться в иной школе. Инвестиции в начальное образование, таким образом, являются инвестициями в развитие плюрализма и религиозной терпимости.
Связь между образованием и плюрализмом ведет к более широкому контексту, к вопросу о взаимоотношении ислама и политической модернизации. После сентября 2001 года многие комментаторы предполагали, что рост экстремизма вызвал ислам как та ковой и что именно он ответствен за «неспешность» политического и экономического развития на Ближнем Востоке50. На самом деле все наоборот. Именно слабые политические и экономические институты привели к росту исламского фундаментализма. Религиозный абсолютизм и насилие, часто его сопровождающее, в меньшей степени присущи иудео-христианскому социуму во многом потому, что этот социум прошел через Реформацию, эпоху Просвещения, научную и индустриальную революцию и торжество демократии – иными словами, через исторические этапы, отделившие церковь от государства и снизившие влияние религии на политическую жизнь. Экономическое и политическое развитие в Южной Азии, на Ближнем Востоке и в Африке может оказать соответствующее либерально-сдерживающее воздействие и на ислам.
Содействие развивающемуся миру в формировании человеческого капитала, экономической инфраструктуры и политической компетентности потребует продолжительных усилий и значительных средств. Многие программы помощи не оправдают возлагаемых на них надежд, даже если будут осуществляться параллельно с государственными реформами. Но реализация этой задачи предлагает лучший (а возможно, и единственный) способ ликвидировать культурную и общественно-экономическую пропасть между Севером и Югом.
МЕЖДУНАРОДНЫЕ ИНСТИТУТЫ
Если стратегическое сдерживание (применяемое выборочно и благоразумно) является ключевым условием американской стратегии по осуществлению перехода к мультиполярному миру, то социально-политические институты – ключевые средства для обеспечения реализации этого условия. Как конституции призваны устранять хаос внутри государства, институты – своеобразное противоядие геополитической конкуренции на международном уровне. Они сдерживают систему посредством введения ограничения и обязательств для наиболее могущественных участников, замещают анархию упорядоченной структурой и обеспечивают руководство на основе закона, а не силы. Институты – конституции в зарождающейся форме, именно поэтому их признают суверенные государства. Тем не менее они являются «кирпичиками» международного сообщества и инструментами преобразования областей конфликта в зоны мира.
Институтам суждено выполнить еще одну важную роль – повести Америку по пути многостороннего сотрудничества, каковое есть золотая середина между односторонним подходом и изоляционизмом. Разделение партии республиканцев на неоконсерваторов и традиционных консерваторов, наряду с поляризацией национальной политики вдоль партийных и региональных линий, может привести к возникновению такой Америки, которая будет руководствоваться попеременно принципами односторонности и изоляционизма. Многосторонняя природа международных институтов сможет противостоять любой из этих двух крайностей. Многостороннее вовлечение нейтрализует односторонность через контакты Америки с другими нациями и совместные решения общих задач. Изоляционизму институты противопоставят разделение мирового управления с партнерами-единомышленниками, отсекая тех, кто доказывает, что участие Америки в мировых событиях обходится ей слишком дорого. Финансирование международ ных институтов есть, тем самым, средство «приручения» международной системы и нахождения общей политической почвы для создания нового вида либерального интернационализма, длительного и с четкими отличительными признаками.
Американцы всегда негативно относились к разного рода институтам, как внутренним, так и международным. Колонии изначально выступали за свободную конфедерацию, поскольку не желали принуждения со стороны более амбициозных институциональных структур. Американцы уступили и приняли идею конституциональной федерации, только когда стало ясно, что институты, созданные в 1781 году, слишком слабы, чтобы сохранить целостность Союза. С тех пор, особенно после Гражданской войны, Америка постепенно превращалась в максимально институализированную. Если оставить в стороне популистское неприятие сильного федерализма, большинство американцев приняли государство, изобилующее разнообразными уровнями власти (местной, на уровне штата, федеральной), бесчисленными неправительственными организациями и вездесущей системой правосудия. В Америке на 600 человек приходится один адвокат, поскольку путешествие по государственному лабиринту правил и институтов невозможно без юридических консультаций.
Ранняя Америка больше опасалась международных институтов, чем внутренних. Заявления отцов-основателей о коварстве союзов представляли собой предостережения относительно участия Америки в международных институтах, которое подвергало страну опасности оказаться во власти большой политики. Америка сосредоточилась на экспансии на запад, на развитии экономики и создании сильной армии и потому не хотела иметь ничего общего с ограничивающей или накладывающей обязательства ролью в международных организациях. Отказ Сената от участия США в Лиге Наций – один из наиболее очевидных примеров подобного отношения.
Уроки 1930-х годов, шок Второй мировой войны, и дипломатический талант Рузвельта постепенно свели на «нет» противодействие американцев участию в международных институтах. Во время первого послевоенного десятилетия США активно популяризировали новый международный порядок и обращались к международным институтам для реализации своих задач. В Думбартон-Оукс, а затем в Сан-Франциско американцы возглавили деятельность по основанию ООН – организации, призванной обеспечивать мировую безопасность. Конференция в Бреттон-Вудз, штат Нью-Гемпшир, привела к созданию нового института для управления мировой экономикой. С началом «холодной войны» США заключили союзы с соседями СССР, договоры об обеспечении безопасности в Западной Европе, на Ближнем Востоке, в Юго-Западной Азии и Северной Азии. Огромная работа, проведенная США в 1940-е и 1950-е годы, привела к созданию инфраструктуры международных институтов, которая до сих пор служит основой для многостороннего сотрудничества во всех частях света.
Несмотря на то что Америка придает огромное значение институтам для формирования и управления международным порядком, американцы никогда не относились к ним с тем энтузиазмом, с каким они создавали внутренние институты. Те же опасения, которые заставили отцов-основателей осторожно относиться к союзам и ослабили Лигу Наций, продолжают оказывать значительное влияние на сегодняшнюю Америку. Современные критики международных институтов постоянно возвращаются к темам, которые перекликаются с прошлым, – институты; ставят под угрозу суверенитет и автономию Америки, уменьшают возможности для маневра, и часто противоречат принципам конституции, посягая на власть Конгресса.
Сенатор Джесси Хелмс решил в 2001 году, что пяти сроков в Сенате с него достаточно. Тем не ме-нее его многочисленные союзники-консерваторы продолжили войну Хелмса против ООН. Как писал Хелмс в «Foreign Affairs»: «Организация Объединенных Наций, неуклонно увеличиваясь в размерах и расширяя масштабы деятельности, постепенно превращается из института суверенных государств в квазисуверенное единство в самой себе. Эта трансформация представляет реальную угрозу национальным интересам США»(51). Сенатор-республиканец от штата Миннесота Род Грэме в 1998 году сделал схожее по тону и тематике заявление в адрес Международного трибунала: «Надеюсь, что администрация будет оказывать активное сопротивление этому суду и обеспечит ему судьбу Лиги Наций, так что он падет, лишенный поддержки США. Это – монстр, которого мы должны сокрушить»(52).
Впрочем, далеко не все международные институты вызывают в Америке такое отторжение. Альянсы наподобие НАТО пользуются поддержкой всего политического спектра страны, в основном потому, что Америка управляет ими благодаря своему военному могуществу. Не возникает проблем и с «Большой восьмеркой» (G-8), другой организацией, подконтрольной Вашингтону, и с МВФ, в решениях которого последнее слово всегда остается за США.
Что касается институтов, в которых Соединенные Штаты подотчетны другим, то в этих случаях настороженное отношение демонстрируют даже либеральные политики. Лишь несколько демократов поддержали передачу воинского контингента США под командование ООН. Международный трибунал имеет весьма ограниченное число сторонников в Конгрессе. Администрация Буша наотрез отказалась от Киотского протокола по охране окружающей среды, но даже администрация Клинтона не спешила его подписывать. Администрация Буша не выказывала угрызений совести – наоборот, представляла свое решение как пример политического мужества, – и объявив об одностороннем выходе США из договора по ПРО.
Попытки принудить США принять арбитражный суд и соблюдать законы, вступающие в противоречие с их интересами, обречены на провал. Обычно Вашингтон выбирает более легкий путь, подчиняясь правилам торговли, но не правилам, затрагивающим вопросы безопасности. Например, в 1984—1985 годах США отказались признать решение Международного суда о том, что Америка нарушала международное право, минируя гавани Никарагуа. Когда Никарагуа обратилась в суд, США оспорили его полномочия. Когда суд отверг американский протест, США уведомили, что отказываются от соглашения 1946 года, по которому они признавали юрисдикцию Международного суда.
Двойственный подход Америки к участию в международных институтах весьма недальновиден. В настоящее время США могут позволить себе повернуться спиной к тем организациям, где у них нет права решающего голоса. Они достаточно сильны, чтобы действовать в одностороннем порядке и там и тогда, когда им выгодно. Проблема состоит в том, что американское превосходство не вечно. Когда американский однополярный мир рухнет, США обнаружат, что они все чаще и чаще обращаются к тем институтам, авторитет которых сегодня подрывают своими односторонними действиями.
Когда управление международными институтами будет зависеть в большей степени от консенсуса и компромисса, а не от американского лидерства, США пожалеют, что действовали в соответствии с собственными интересами, а не согласно общепринятым правилам. Когда доллар перестанет быть мировой резервной валютой, Вашингтон захочет обратиться к какому-либо международному институту за помощью в стабилизации глобальной финансовой системы. Когда войска американцев «увязнут» на Ближнем Востоке или Азии, а в Европе снова возникнет межнациональный конфликт, США захотят, чтобы силы объединенной Европы действовали независимо от стран НАТО. Когда угольная и нефтяная отрасли развивающихся стран через десять—двадцать лет начнут работать на полную мощность, американцы могут пожалеть, что правительство, обладая со– ответствующими рычагами, не воспользовалось моментом для создания глобального экономического механизма по предотвращению загрязнения окружающей среды.
Институтам суждено выполнить еще одну важную роль – повести Америку по пути многостороннего сотрудничества, каковое есть золотая середина между односторонним подходом и изоляционизмом. Разделение партии республиканцев на неоконсерваторов и традиционных консерваторов, наряду с поляризацией национальной политики вдоль партийных и региональных линий, может привести к возникновению такой Америки, которая будет руководствоваться попеременно принципами односторонности и изоляционизма. Многосторонняя природа международных институтов сможет противостоять любой из этих двух крайностей. Многостороннее вовлечение нейтрализует односторонность через контакты Америки с другими нациями и совместные решения общих задач. Изоляционизму институты противопоставят разделение мирового управления с партнерами-единомышленниками, отсекая тех, кто доказывает, что участие Америки в мировых событиях обходится ей слишком дорого. Финансирование международ ных институтов есть, тем самым, средство «приручения» международной системы и нахождения общей политической почвы для создания нового вида либерального интернационализма, длительного и с четкими отличительными признаками.
Американцы всегда негативно относились к разного рода институтам, как внутренним, так и международным. Колонии изначально выступали за свободную конфедерацию, поскольку не желали принуждения со стороны более амбициозных институциональных структур. Американцы уступили и приняли идею конституциональной федерации, только когда стало ясно, что институты, созданные в 1781 году, слишком слабы, чтобы сохранить целостность Союза. С тех пор, особенно после Гражданской войны, Америка постепенно превращалась в максимально институализированную. Если оставить в стороне популистское неприятие сильного федерализма, большинство американцев приняли государство, изобилующее разнообразными уровнями власти (местной, на уровне штата, федеральной), бесчисленными неправительственными организациями и вездесущей системой правосудия. В Америке на 600 человек приходится один адвокат, поскольку путешествие по государственному лабиринту правил и институтов невозможно без юридических консультаций.
Ранняя Америка больше опасалась международных институтов, чем внутренних. Заявления отцов-основателей о коварстве союзов представляли собой предостережения относительно участия Америки в международных институтах, которое подвергало страну опасности оказаться во власти большой политики. Америка сосредоточилась на экспансии на запад, на развитии экономики и создании сильной армии и потому не хотела иметь ничего общего с ограничивающей или накладывающей обязательства ролью в международных организациях. Отказ Сената от участия США в Лиге Наций – один из наиболее очевидных примеров подобного отношения.
Уроки 1930-х годов, шок Второй мировой войны, и дипломатический талант Рузвельта постепенно свели на «нет» противодействие американцев участию в международных институтах. Во время первого послевоенного десятилетия США активно популяризировали новый международный порядок и обращались к международным институтам для реализации своих задач. В Думбартон-Оукс, а затем в Сан-Франциско американцы возглавили деятельность по основанию ООН – организации, призванной обеспечивать мировую безопасность. Конференция в Бреттон-Вудз, штат Нью-Гемпшир, привела к созданию нового института для управления мировой экономикой. С началом «холодной войны» США заключили союзы с соседями СССР, договоры об обеспечении безопасности в Западной Европе, на Ближнем Востоке, в Юго-Западной Азии и Северной Азии. Огромная работа, проведенная США в 1940-е и 1950-е годы, привела к созданию инфраструктуры международных институтов, которая до сих пор служит основой для многостороннего сотрудничества во всех частях света.
Несмотря на то что Америка придает огромное значение институтам для формирования и управления международным порядком, американцы никогда не относились к ним с тем энтузиазмом, с каким они создавали внутренние институты. Те же опасения, которые заставили отцов-основателей осторожно относиться к союзам и ослабили Лигу Наций, продолжают оказывать значительное влияние на сегодняшнюю Америку. Современные критики международных институтов постоянно возвращаются к темам, которые перекликаются с прошлым, – институты; ставят под угрозу суверенитет и автономию Америки, уменьшают возможности для маневра, и часто противоречат принципам конституции, посягая на власть Конгресса.
Сенатор Джесси Хелмс решил в 2001 году, что пяти сроков в Сенате с него достаточно. Тем не ме-нее его многочисленные союзники-консерваторы продолжили войну Хелмса против ООН. Как писал Хелмс в «Foreign Affairs»: «Организация Объединенных Наций, неуклонно увеличиваясь в размерах и расширяя масштабы деятельности, постепенно превращается из института суверенных государств в квазисуверенное единство в самой себе. Эта трансформация представляет реальную угрозу национальным интересам США»(51). Сенатор-республиканец от штата Миннесота Род Грэме в 1998 году сделал схожее по тону и тематике заявление в адрес Международного трибунала: «Надеюсь, что администрация будет оказывать активное сопротивление этому суду и обеспечит ему судьбу Лиги Наций, так что он падет, лишенный поддержки США. Это – монстр, которого мы должны сокрушить»(52).
Впрочем, далеко не все международные институты вызывают в Америке такое отторжение. Альянсы наподобие НАТО пользуются поддержкой всего политического спектра страны, в основном потому, что Америка управляет ими благодаря своему военному могуществу. Не возникает проблем и с «Большой восьмеркой» (G-8), другой организацией, подконтрольной Вашингтону, и с МВФ, в решениях которого последнее слово всегда остается за США.
Что касается институтов, в которых Соединенные Штаты подотчетны другим, то в этих случаях настороженное отношение демонстрируют даже либеральные политики. Лишь несколько демократов поддержали передачу воинского контингента США под командование ООН. Международный трибунал имеет весьма ограниченное число сторонников в Конгрессе. Администрация Буша наотрез отказалась от Киотского протокола по охране окружающей среды, но даже администрация Клинтона не спешила его подписывать. Администрация Буша не выказывала угрызений совести – наоборот, представляла свое решение как пример политического мужества, – и объявив об одностороннем выходе США из договора по ПРО.
Попытки принудить США принять арбитражный суд и соблюдать законы, вступающие в противоречие с их интересами, обречены на провал. Обычно Вашингтон выбирает более легкий путь, подчиняясь правилам торговли, но не правилам, затрагивающим вопросы безопасности. Например, в 1984—1985 годах США отказались признать решение Международного суда о том, что Америка нарушала международное право, минируя гавани Никарагуа. Когда Никарагуа обратилась в суд, США оспорили его полномочия. Когда суд отверг американский протест, США уведомили, что отказываются от соглашения 1946 года, по которому они признавали юрисдикцию Международного суда.
Двойственный подход Америки к участию в международных институтах весьма недальновиден. В настоящее время США могут позволить себе повернуться спиной к тем организациям, где у них нет права решающего голоса. Они достаточно сильны, чтобы действовать в одностороннем порядке и там и тогда, когда им выгодно. Проблема состоит в том, что американское превосходство не вечно. Когда американский однополярный мир рухнет, США обнаружат, что они все чаще и чаще обращаются к тем институтам, авторитет которых сегодня подрывают своими односторонними действиями.
Когда управление международными институтами будет зависеть в большей степени от консенсуса и компромисса, а не от американского лидерства, США пожалеют, что действовали в соответствии с собственными интересами, а не согласно общепринятым правилам. Когда доллар перестанет быть мировой резервной валютой, Вашингтон захочет обратиться к какому-либо международному институту за помощью в стабилизации глобальной финансовой системы. Когда войска американцев «увязнут» на Ближнем Востоке или Азии, а в Европе снова возникнет межнациональный конфликт, США захотят, чтобы силы объединенной Европы действовали независимо от стран НАТО. Когда угольная и нефтяная отрасли развивающихся стран через десять—двадцать лет начнут работать на полную мощность, американцы могут пожалеть, что правительство, обладая со– ответствующими рычагами, не воспользовалось моментом для создания глобального экономического механизма по предотвращению загрязнения окружающей среды.