Страница:
Причина охлаждения интереса к вопросам международного присутствия определяется не только исчезновением серьезной внешней угрозы. Молодые американцы посвящают гораздо меньше времени изучению истории, чем старшее поколение. Исследование 1999 года, охватившее 55 самых известных университетов и колледжей страны, показало, что ни один из них не имеет обязательного курса американской истории, а в 78% из них история как предмет изучения отсутствует в учебном плане вообще. Среди выпускников указанных учебных учреждений лишь 35% смогли назвать действующего президента Соединенных Штатов в канун Корейской войны и только 40% знали о том, что битва при Бульже состоялась во время Второй мировой войны. Выпускные экзамены также продемонстрировали крайне слабые познания школьников в области американской и мировой истории(8).
Молодые американцы не хотят находиться в изоляции; они гораздо больше Путешествуют по свету, а многие с радостью участвуют в процессе глобализации мировой экономики. Однако быть космополитом еще не значит быть интернационалистом. Аме риканской политической элите середины XX века для выработки оптимальной стратегии поведения пришлось пережить войну с Германией и Японией, а также не менее значимое по последствиям противостояние с СССР. Более того, многим из этих людей приходилось служить в американской армии, чего нельзя сказать о современных молодых политиках. Что касается изображений самолетов, взрывающих здание Международного Торгового Центра, то они только укрепляют молодежь во мнении, что американское присутствие в мире стоит ограничить. Плохо это или хорошо, американское поколение 1990-х о страхе перед терроризмом знает не понаслышке, но не представляет геополитических реалий. Большинство не в состоянии узнать о них из учебных курсов по истории. В силу всех перечисленных обстоятельств стремление американского общества к международному присутствию начало угасать.
Экономический бум девяностых также пошел на спад. Поддержка свободной торговли, с немалыми сложностями утвердившаяся в 1990-е годы, оказалась недолгой. Джордж У. Буш в июле 2002 года с трудом убедил Конгресс поддержать идею создания Комиссии по развитию торговли; решение было принято с перевесом в несколько голосов, да и то стоило президенту новых гарантий поддержки текстильной промышленности. Медленно, но верно бережливость вкрадывалась даже в сферы национальной безопасности, в результате чего в Конгрессе все чаще стали слышаться голоса, призывавшие к перекладыванию части обязательств в сфере безопасности на региональных партнеров Америки. Однако после террористических атак в сентябре 2001 года Конгрессу потребовалось всего несколько дней, чтобы единодушно поддержать выделение администрации 40 миллиардов долларов, причем большая часть средств была передана армии. Но этому способствовали чрезвычайные обстоятельства. Когда же профицит сменится дефицитом, а процветание обернется нищетой, международная активность уступит место умеренной внешней политике. Стоит отметить, что задолго до сентября 2001 года министр обороны Рамсфелд, несмотря на консервативные и промилитаристские настроения администрации Буша, вступил в сражение Белого дома с Конгрессом за финансовую поддержку своей программы армейской реформы.
В конечном счете человеческие потери, связанные с ролью всемирного защитника, могут значительно возрасти. Достаточно вспомнить смертника, подорвавшего американские казармы в Ливане (1983 г.). Вполне возможно, что Америка оказалась вовлеченной в войну с гораздо более опасным противником, чем Ирак, Югославия или даже «Талибан». Каким бы ни был сценарий, где бы ни заседало руководство, но жесткий ответный удар был политически возможен. Пытаясь объяснить народу свою позицию в борьбе с мировым терроризмом, Джордж Буш прямо и открыто заявил о возможности гибели американских солдат. Тем не менее вторжение в Афганистан осуществлялось преимущественно с воздуха; что же касается наземного контингента войск, США ограничились присутствием в стране спецподразделений, не полагаясь на помощь местной оппозиции в завершении операции. Основная масса солдат США вошла в Афганистан только после того, как «Талибан» оказался на грани краха. И даже после того, как основные силы противника были уничтожены, Пентагон ограничивал перемещение пехотинцев на местности, запрещая обследование пещер, укрытий на территории района Тора-Бора, хотя сохранялась опасность бегства лидеров «Аль-Кайеды» за границы государства. К счастью, число раненых и убитых американских солдат оказалось незначительным. Однако иллюзия того, что США способны решить любую мировую проблему массированными бомбовыми ударами с воздуха и с минимальными потерями живой силы, легко может вновь возродиться в Америке. Когда возрастут человеческие потери, то и рас– плата за приверженность иллюзиям обещает быть суровой.
Подобные перспективы далеки от гипотетических измышлении. Многочисленные признаки свидетельствуют: идея активного американского международного присутствия уходит в прошлое. Теракты в Нью-Йорке и Вашингтоне поколебали национальное единство и возродили веру в эффективность боевых действий. Тем не менее это временная тенденция, не способная изменить существующий вектор политики. Такова картина, изображающая ситуацию в стране до событий сентября 2001 года, а также того, что, скорее всего, будет происходить по мере отступления этих событий по временной шкале в прошлое.
Корпус американских дипломатов, представленный лучшими выпускниками самых престижных университетов страны, стал заметно слабее в профессиональном плане. Многие талантливые специалисты в области внешней политики из тех, кто пришел на службу в Государственный департамент в 1990-е годы, утратили ориентиры в последние несколько лет. Вот что писала об этом «New York Times»: «Государственный департамент – такой институт, который отвечает за американскую дипломатию по всему свету; именно он оказался не способен подстроиться под новые правила игры в эпоху, когда финансово-рыночный расклад оказывается важнее, чем решение саммитов Вашингтон—Москва. Он теряет сотрудников, сбегающих в инвестиционные фонды, dot-com компании, в Казначейство и в Министерство торговли, которые приобрели заметное возросшее международное влияние»(9).
Общественное мнение отражает ту же картину. Регулярные социологические опросы, проводимые Чикагским советом по международным отношениям, а также иными организациями, показывают, что американцы поддерживали идеи сохранения международного присутствия на протяжении девяностых годов XX века(10). Однако затем интерес к внешней политике резко снизился. Во времена «холодной войны» под давлением геополитических обстоятельств данная тема занимала умы каждого без исключения гражданина, а к концу столетия только 2—3% американцев считали внешнеполитические вопросы жизненно важными. Когда современных американцев попросили назвать две-три актуальные проблемы международных отношений Соединенных Штатов, большинство ответили просто: «Не знаю». Абсолютное большинство граждан подтвердили, что события в другом полушарии «не оказывают заметного влияния» на судьбу США. Джеймс Линдсей, эксперт Института Брукингса, охарактеризовал эту ситуацию в «Форин Эффеэрз» так: «Американцы провозглашают заинтересованность в международной Жизни на словах, однако очень редко проявляют ее на деле»(11). На пороге XXI века американцы не возражают против участия страны в международных делах. Они просто-напросто демонстрируют полное равнодушие к этой сфере политики.
Вот почему внимание к данной проблеме газет, Журналов и телевидения резко пошло на убыль. Согласно законам рынка, средства массовой информации представляют потребителю только то, что последнему интересно. Общественная аполитичность стала очевидной. Вопросы международной жизни мало занимают общественность, они почти полностью выпали из сферы политических интересов. Фактически любое обсуждение внешнеполитических вопросов в Конгрессе, даже если это были вопросы войны и мира, превращалось в межпартийную борьбу. Питер Трубовиц, политолог из Техасского уния верситета, подтвердил, что в последнее время драматизм внутриполитических разборок затмил внешнеполитические проблемы(12). Скандалы Клинтона и беспрестанные стычки с агрессивно настроенными республиканцами, без сомнения, подтолкнули обе партии к открытому противостоянию. Когда внешняя политика Америки оказалась заложницей создавшегося положения, стало ясно, что американская политика и ее приоритеты вступили в новую эру.
Партийные деятели предъявляли внешнеполитическому руководству страны различные требования с вызывающей тревогу регулярностью. Важные посольские посты оставались вакантными на протяжении всего времени правления Клинтона, поскольку представители республиканцев в комитете международных отношений Сената отвергали все возможных претендентов, представленных президентом. В августе 2000 года Питер Берли покинул Государственный департамент после девятимесячного ожидания решения Сената по поводу назначения на должность посла на Филиппинах(13). Вместе с тем Берли считался одним из самых компетентных специалистов по всей стране. Америка чуть ли не с самого начала десятилетия прекратила уплату членских взносов в ООН, и это крайне обрадовало тех республиканцев, которые выступали за запрет абортов и полагали, что политика ООН в вопросах контроля рождаемости чересчур агрессивна. Что касается Сената, то в 1999 году он резко отрицательно отнесся к возможности запрета испытаний ядерного оружия, проигнорировав при этом пожелания администрации президента. Члены Сената рассудили, что лучше создать оппозицию президенту Клинтону, чем проявить ответственность в делах войны и мира.
Вскоре после этого сенатор-республиканец от штата Небраска Чак Хагел попытался доходчиво объяснить поведение своих коллег. Рассуждая о внешнеполитических интересах Америки, Хагел заявил: «Республиканская партия просто-напросто выражает глубокое недоверие и неприязнь президенту Клинтону»(14). К сожалению, эти слова с трудом можно назвать утешительными. Взвешенный и искренний изоляциониам предпочтительнее циничного безразличия партийных интриганов к делам мирового значения.
Политический конфликт в Косово, который повлек за собой боевые действия с участием американских солдат, явился первым ярким проявлением новых и весьма противоречивых принципов американского международного присутствия. Обсуждение расширения НАТО, заключение договоров в Восточной Азии, а также серьезные затраты на безопасность требуют в первую очередь грамотного юридического обоснования, а также согласования с государственным бюджетом. А живые люди на линии огня – лучший индикатор для определения границ международного присутствия.
На первый взгляд, боевые действия в Косово со стороны НАТО демонстрируют прочность и стойкость американской позиции: Вашингтон эффективно провел воздушную кампанию, а Клинтон сохранял твердость до тех пор, пока Милошевич не сдался и не отступил из Косово. Однако при ближайшем рассмотрении перед нами возникает совсем иная картина.
Соединенные Штаты Америки потратили несколько лет на то, чтобы избежать массового кровопролития при распаде Югославии. Неэффективность интервенции НАТО и растущее недовольство простых американцев эскалацией насилия – резня в Сребренице в июле 1995 года и взрыв городского рынка в Сараево месяцем позже – заставили президента Клинтона использовать силу. Несколько дней массированных авиационных ударов по позициям боснийских сербов в сочетании с наземными атаками армий хорватов и мусульман в конечном счете создали условия для начала переговоров. Администрация Клинтона в 1995 году подготовила условия Дэйтонских соглашений, которые остановили насилие, однако лишь подтвердили статус Слободана Милошевича, главного виновника боснийского конфликта.
В 1998 году Милошевич обратил свое внимание на Косово, однако и здесь США попытались сохранить мир и избежать применения силы. Кризис нарастал, и в конце концов Клинтон был вынужден вновь применить массированные бомбовые удары – авианалеты начались 24 марта 1999 года. Вашингтон ожидал скорой капитуляции Милошевича, как это было с сербами в Боснии. Когда же прогнозы не оправдались, команда Клинтона фактически впала в паралич(15). Несколько недель бомбардировок лишь усугубили косовский кризис, а Клинтон продолжал держать самолеты на высоте в 15 000 футов, в относительной безопасности от залпов ПВО противника. Он также не допустил ввода в Косово миротворческого контингента НАТО, что заметно ослабило позиции Альянса и позволило Милошевичу справиться с последствиями бомбардировок.
Со стороны Конгресса также не последовало никакой помощи. После месяца боевых действий Конгресс подавляющим большинством голосов отказался выделить средства из бюджета на отправку в Косово американских солдат; ни поддержки, ни одобрения авиационной операции также не последовало (голоса распределились поровну – 213 на 213). Несмотря на очевидные плюсы авиационной кампании (за все это время не погиб ни один пехотинец НАТО), Сенат ограничился сухим обвинением Европы в слабости вооруженных сил и полном бездействии.
С момента окончания вооруженного конфликта в Косово американцы изо всех сил старались ослабить свою роль в поддержании неустойчивого мира на этой территории. ЕС не оставалось ничего другого, как создать миротворческий контингент (КФОР) из своих солдат и возглавить восстановление экономики разрушенного государства. Еще до окончания конфликта президент США Билл Клинтон в своем традиционном выступлении 30 мая 1999 года по поводу Дня памяти павших в Гражданской войне сказал: «Когда миротворческие силы войдут туда (в Косово), их состав будет представлен по большей части европейцами; когда же начнется восстановление страны, основным спонсором также выступит Европа»(16). Вскоре после этого миротворческие войска действительно вошли на территорию бывшей Югославии, и американцы (15% от общей численности личного состава) отправились в восточные районы Косово, где вероятность возникновения новых стычек была минимальной. В феврале 2000 года небольшой отряд американцев высадился в северном городке Митровица с целью подавления гражданских беспорядков. Когда разъяренные сербы принялись забрасывать этот отряд камнями, Пентагон приказал подразделению вернуться в свой сектор, продемонстрировав тем самым, что Вашингтон готов отрицать главенство КФОР и действовать по собственному усмотрению(17).
Несмотря на необычное привилегированное положение американского контингента, законодатели Соединенных Штатов продолжали оказывать давление на Европу, побуждая ее к большему. Сенатор-республиканец Джон Уорнер, член руководства Комитета по вооруженным силам, в марте 2000 года пообещал удержать половину суммы в два миллиарда долларов, выделенной американскому контингенту в Косово, до тех пор, пока Европа не обеспечит достаточное финансирование усилий ООН(18). Сенатор-демократ Роберт Берд предположил, что Соединен-ным Штатам следует передать ЕС все полномочия в сфере поддержания мира и восстановления разрушенного государства и отозвать американский контингент в соответствии с оговоренными ранее сроками(19). Судя по всему, Конгресс потерял всякий интерес к обеспечению европейской безопасности.
Избрание президентом Джорджа У. Буша только усилило подобные настроения. Вице-президент Чейни во время предвыборной кампании ясно дал понять, что «наземный контингент войск в Европе, а особенно на Балканах, убеждает в том, что наши европеиские друзья и союзники играют подходящую роль»(20). По прошествии нескольких месяцев, в которые уложились беспрестанные увертки американцев и бесконечные протесты европейских союзников Америки, президент Буш объявил, что войска Соединенных Штатов останутся на Балканах. Однако когда в марте 2001 года в Македонии вспыхнул вооруженный конфликт между македонскими славянами и этническим албанским меньшинством, администрация Буша мгновенно наложила вето на прямое участие американцев в конфликте. Генеральный секретарь НАТО лорд Джордж Робертсон просил Америку увеличить свое военное присутствие в Косово в целях предотвращения просачивания вооруженных формирований на территорию Македонии; Соединенные Штаты проигнорировали эту просьбу. Когда НАТО в августе отправило в Македонию миротворцев с целью разоружения албанских повстанцев после подписания мирного договора, Соединенные Штаты ограничились минимальным участием. Американские войска, базирующиеся в Косово, оказывали миротворцам только материально-техническую и информационную поддержку. Вскоре после этого министр обороны США Дональд Рамсфелд предложил НАТО начать подготовку к сокращению миротворческого контингента в Боснии хотя бы на треть. Вооруженный конфликт в Косово и его последствия показали, что внутреннее согласие относительно доминирующей стратегической роли Америки в Европе значительно пошатнулось. Демократы и республиканцы пришли к единому выводу: стратегическая зависимость Европы от США не является более ни привлекательной, ни политически оправданной. Для Европы было бы неблагоразумно трактовать предостережения, исходившие из Вашингтона, как пустые угрозы, возникающие из желания Америки переложить груз ответственности на чужие плечи. СССР распался, ЕС процветает, поэтому Европе следует понять, что пора бы обрести самостоятельность. Первые попытки администрации Буша уменьшить американскую роль в решении проблем Корейского полуострова, Ближнего Востока и иных горячих точек свидетельствуют о том, что Европа является далеко не единственным свидетелем ослабления американской заинтересованности в роли глобального защитника.
СКЛОННОСТЬ АМЕРИКИ К ОДНОСТОРОННИМ ДЕЙСТВИЯМ
Молодые американцы не хотят находиться в изоляции; они гораздо больше Путешествуют по свету, а многие с радостью участвуют в процессе глобализации мировой экономики. Однако быть космополитом еще не значит быть интернационалистом. Аме риканской политической элите середины XX века для выработки оптимальной стратегии поведения пришлось пережить войну с Германией и Японией, а также не менее значимое по последствиям противостояние с СССР. Более того, многим из этих людей приходилось служить в американской армии, чего нельзя сказать о современных молодых политиках. Что касается изображений самолетов, взрывающих здание Международного Торгового Центра, то они только укрепляют молодежь во мнении, что американское присутствие в мире стоит ограничить. Плохо это или хорошо, американское поколение 1990-х о страхе перед терроризмом знает не понаслышке, но не представляет геополитических реалий. Большинство не в состоянии узнать о них из учебных курсов по истории. В силу всех перечисленных обстоятельств стремление американского общества к международному присутствию начало угасать.
Экономический бум девяностых также пошел на спад. Поддержка свободной торговли, с немалыми сложностями утвердившаяся в 1990-е годы, оказалась недолгой. Джордж У. Буш в июле 2002 года с трудом убедил Конгресс поддержать идею создания Комиссии по развитию торговли; решение было принято с перевесом в несколько голосов, да и то стоило президенту новых гарантий поддержки текстильной промышленности. Медленно, но верно бережливость вкрадывалась даже в сферы национальной безопасности, в результате чего в Конгрессе все чаще стали слышаться голоса, призывавшие к перекладыванию части обязательств в сфере безопасности на региональных партнеров Америки. Однако после террористических атак в сентябре 2001 года Конгрессу потребовалось всего несколько дней, чтобы единодушно поддержать выделение администрации 40 миллиардов долларов, причем большая часть средств была передана армии. Но этому способствовали чрезвычайные обстоятельства. Когда же профицит сменится дефицитом, а процветание обернется нищетой, международная активность уступит место умеренной внешней политике. Стоит отметить, что задолго до сентября 2001 года министр обороны Рамсфелд, несмотря на консервативные и промилитаристские настроения администрации Буша, вступил в сражение Белого дома с Конгрессом за финансовую поддержку своей программы армейской реформы.
В конечном счете человеческие потери, связанные с ролью всемирного защитника, могут значительно возрасти. Достаточно вспомнить смертника, подорвавшего американские казармы в Ливане (1983 г.). Вполне возможно, что Америка оказалась вовлеченной в войну с гораздо более опасным противником, чем Ирак, Югославия или даже «Талибан». Каким бы ни был сценарий, где бы ни заседало руководство, но жесткий ответный удар был политически возможен. Пытаясь объяснить народу свою позицию в борьбе с мировым терроризмом, Джордж Буш прямо и открыто заявил о возможности гибели американских солдат. Тем не менее вторжение в Афганистан осуществлялось преимущественно с воздуха; что же касается наземного контингента войск, США ограничились присутствием в стране спецподразделений, не полагаясь на помощь местной оппозиции в завершении операции. Основная масса солдат США вошла в Афганистан только после того, как «Талибан» оказался на грани краха. И даже после того, как основные силы противника были уничтожены, Пентагон ограничивал перемещение пехотинцев на местности, запрещая обследование пещер, укрытий на территории района Тора-Бора, хотя сохранялась опасность бегства лидеров «Аль-Кайеды» за границы государства. К счастью, число раненых и убитых американских солдат оказалось незначительным. Однако иллюзия того, что США способны решить любую мировую проблему массированными бомбовыми ударами с воздуха и с минимальными потерями живой силы, легко может вновь возродиться в Америке. Когда возрастут человеческие потери, то и рас– плата за приверженность иллюзиям обещает быть суровой.
Подобные перспективы далеки от гипотетических измышлении. Многочисленные признаки свидетельствуют: идея активного американского международного присутствия уходит в прошлое. Теракты в Нью-Йорке и Вашингтоне поколебали национальное единство и возродили веру в эффективность боевых действий. Тем не менее это временная тенденция, не способная изменить существующий вектор политики. Такова картина, изображающая ситуацию в стране до событий сентября 2001 года, а также того, что, скорее всего, будет происходить по мере отступления этих событий по временной шкале в прошлое.
Корпус американских дипломатов, представленный лучшими выпускниками самых престижных университетов страны, стал заметно слабее в профессиональном плане. Многие талантливые специалисты в области внешней политики из тех, кто пришел на службу в Государственный департамент в 1990-е годы, утратили ориентиры в последние несколько лет. Вот что писала об этом «New York Times»: «Государственный департамент – такой институт, который отвечает за американскую дипломатию по всему свету; именно он оказался не способен подстроиться под новые правила игры в эпоху, когда финансово-рыночный расклад оказывается важнее, чем решение саммитов Вашингтон—Москва. Он теряет сотрудников, сбегающих в инвестиционные фонды, dot-com компании, в Казначейство и в Министерство торговли, которые приобрели заметное возросшее международное влияние»(9).
Общественное мнение отражает ту же картину. Регулярные социологические опросы, проводимые Чикагским советом по международным отношениям, а также иными организациями, показывают, что американцы поддерживали идеи сохранения международного присутствия на протяжении девяностых годов XX века(10). Однако затем интерес к внешней политике резко снизился. Во времена «холодной войны» под давлением геополитических обстоятельств данная тема занимала умы каждого без исключения гражданина, а к концу столетия только 2—3% американцев считали внешнеполитические вопросы жизненно важными. Когда современных американцев попросили назвать две-три актуальные проблемы международных отношений Соединенных Штатов, большинство ответили просто: «Не знаю». Абсолютное большинство граждан подтвердили, что события в другом полушарии «не оказывают заметного влияния» на судьбу США. Джеймс Линдсей, эксперт Института Брукингса, охарактеризовал эту ситуацию в «Форин Эффеэрз» так: «Американцы провозглашают заинтересованность в международной Жизни на словах, однако очень редко проявляют ее на деле»(11). На пороге XXI века американцы не возражают против участия страны в международных делах. Они просто-напросто демонстрируют полное равнодушие к этой сфере политики.
Вот почему внимание к данной проблеме газет, Журналов и телевидения резко пошло на убыль. Согласно законам рынка, средства массовой информации представляют потребителю только то, что последнему интересно. Общественная аполитичность стала очевидной. Вопросы международной жизни мало занимают общественность, они почти полностью выпали из сферы политических интересов. Фактически любое обсуждение внешнеполитических вопросов в Конгрессе, даже если это были вопросы войны и мира, превращалось в межпартийную борьбу. Питер Трубовиц, политолог из Техасского уния верситета, подтвердил, что в последнее время драматизм внутриполитических разборок затмил внешнеполитические проблемы(12). Скандалы Клинтона и беспрестанные стычки с агрессивно настроенными республиканцами, без сомнения, подтолкнули обе партии к открытому противостоянию. Когда внешняя политика Америки оказалась заложницей создавшегося положения, стало ясно, что американская политика и ее приоритеты вступили в новую эру.
Партийные деятели предъявляли внешнеполитическому руководству страны различные требования с вызывающей тревогу регулярностью. Важные посольские посты оставались вакантными на протяжении всего времени правления Клинтона, поскольку представители республиканцев в комитете международных отношений Сената отвергали все возможных претендентов, представленных президентом. В августе 2000 года Питер Берли покинул Государственный департамент после девятимесячного ожидания решения Сената по поводу назначения на должность посла на Филиппинах(13). Вместе с тем Берли считался одним из самых компетентных специалистов по всей стране. Америка чуть ли не с самого начала десятилетия прекратила уплату членских взносов в ООН, и это крайне обрадовало тех республиканцев, которые выступали за запрет абортов и полагали, что политика ООН в вопросах контроля рождаемости чересчур агрессивна. Что касается Сената, то в 1999 году он резко отрицательно отнесся к возможности запрета испытаний ядерного оружия, проигнорировав при этом пожелания администрации президента. Члены Сената рассудили, что лучше создать оппозицию президенту Клинтону, чем проявить ответственность в делах войны и мира.
Вскоре после этого сенатор-республиканец от штата Небраска Чак Хагел попытался доходчиво объяснить поведение своих коллег. Рассуждая о внешнеполитических интересах Америки, Хагел заявил: «Республиканская партия просто-напросто выражает глубокое недоверие и неприязнь президенту Клинтону»(14). К сожалению, эти слова с трудом можно назвать утешительными. Взвешенный и искренний изоляциониам предпочтительнее циничного безразличия партийных интриганов к делам мирового значения.
Политический конфликт в Косово, который повлек за собой боевые действия с участием американских солдат, явился первым ярким проявлением новых и весьма противоречивых принципов американского международного присутствия. Обсуждение расширения НАТО, заключение договоров в Восточной Азии, а также серьезные затраты на безопасность требуют в первую очередь грамотного юридического обоснования, а также согласования с государственным бюджетом. А живые люди на линии огня – лучший индикатор для определения границ международного присутствия.
На первый взгляд, боевые действия в Косово со стороны НАТО демонстрируют прочность и стойкость американской позиции: Вашингтон эффективно провел воздушную кампанию, а Клинтон сохранял твердость до тех пор, пока Милошевич не сдался и не отступил из Косово. Однако при ближайшем рассмотрении перед нами возникает совсем иная картина.
Соединенные Штаты Америки потратили несколько лет на то, чтобы избежать массового кровопролития при распаде Югославии. Неэффективность интервенции НАТО и растущее недовольство простых американцев эскалацией насилия – резня в Сребренице в июле 1995 года и взрыв городского рынка в Сараево месяцем позже – заставили президента Клинтона использовать силу. Несколько дней массированных авиационных ударов по позициям боснийских сербов в сочетании с наземными атаками армий хорватов и мусульман в конечном счете создали условия для начала переговоров. Администрация Клинтона в 1995 году подготовила условия Дэйтонских соглашений, которые остановили насилие, однако лишь подтвердили статус Слободана Милошевича, главного виновника боснийского конфликта.
В 1998 году Милошевич обратил свое внимание на Косово, однако и здесь США попытались сохранить мир и избежать применения силы. Кризис нарастал, и в конце концов Клинтон был вынужден вновь применить массированные бомбовые удары – авианалеты начались 24 марта 1999 года. Вашингтон ожидал скорой капитуляции Милошевича, как это было с сербами в Боснии. Когда же прогнозы не оправдались, команда Клинтона фактически впала в паралич(15). Несколько недель бомбардировок лишь усугубили косовский кризис, а Клинтон продолжал держать самолеты на высоте в 15 000 футов, в относительной безопасности от залпов ПВО противника. Он также не допустил ввода в Косово миротворческого контингента НАТО, что заметно ослабило позиции Альянса и позволило Милошевичу справиться с последствиями бомбардировок.
Со стороны Конгресса также не последовало никакой помощи. После месяца боевых действий Конгресс подавляющим большинством голосов отказался выделить средства из бюджета на отправку в Косово американских солдат; ни поддержки, ни одобрения авиационной операции также не последовало (голоса распределились поровну – 213 на 213). Несмотря на очевидные плюсы авиационной кампании (за все это время не погиб ни один пехотинец НАТО), Сенат ограничился сухим обвинением Европы в слабости вооруженных сил и полном бездействии.
С момента окончания вооруженного конфликта в Косово американцы изо всех сил старались ослабить свою роль в поддержании неустойчивого мира на этой территории. ЕС не оставалось ничего другого, как создать миротворческий контингент (КФОР) из своих солдат и возглавить восстановление экономики разрушенного государства. Еще до окончания конфликта президент США Билл Клинтон в своем традиционном выступлении 30 мая 1999 года по поводу Дня памяти павших в Гражданской войне сказал: «Когда миротворческие силы войдут туда (в Косово), их состав будет представлен по большей части европейцами; когда же начнется восстановление страны, основным спонсором также выступит Европа»(16). Вскоре после этого миротворческие войска действительно вошли на территорию бывшей Югославии, и американцы (15% от общей численности личного состава) отправились в восточные районы Косово, где вероятность возникновения новых стычек была минимальной. В феврале 2000 года небольшой отряд американцев высадился в северном городке Митровица с целью подавления гражданских беспорядков. Когда разъяренные сербы принялись забрасывать этот отряд камнями, Пентагон приказал подразделению вернуться в свой сектор, продемонстрировав тем самым, что Вашингтон готов отрицать главенство КФОР и действовать по собственному усмотрению(17).
Несмотря на необычное привилегированное положение американского контингента, законодатели Соединенных Штатов продолжали оказывать давление на Европу, побуждая ее к большему. Сенатор-республиканец Джон Уорнер, член руководства Комитета по вооруженным силам, в марте 2000 года пообещал удержать половину суммы в два миллиарда долларов, выделенной американскому контингенту в Косово, до тех пор, пока Европа не обеспечит достаточное финансирование усилий ООН(18). Сенатор-демократ Роберт Берд предположил, что Соединен-ным Штатам следует передать ЕС все полномочия в сфере поддержания мира и восстановления разрушенного государства и отозвать американский контингент в соответствии с оговоренными ранее сроками(19). Судя по всему, Конгресс потерял всякий интерес к обеспечению европейской безопасности.
Избрание президентом Джорджа У. Буша только усилило подобные настроения. Вице-президент Чейни во время предвыборной кампании ясно дал понять, что «наземный контингент войск в Европе, а особенно на Балканах, убеждает в том, что наши европеиские друзья и союзники играют подходящую роль»(20). По прошествии нескольких месяцев, в которые уложились беспрестанные увертки американцев и бесконечные протесты европейских союзников Америки, президент Буш объявил, что войска Соединенных Штатов останутся на Балканах. Однако когда в марте 2001 года в Македонии вспыхнул вооруженный конфликт между македонскими славянами и этническим албанским меньшинством, администрация Буша мгновенно наложила вето на прямое участие американцев в конфликте. Генеральный секретарь НАТО лорд Джордж Робертсон просил Америку увеличить свое военное присутствие в Косово в целях предотвращения просачивания вооруженных формирований на территорию Македонии; Соединенные Штаты проигнорировали эту просьбу. Когда НАТО в августе отправило в Македонию миротворцев с целью разоружения албанских повстанцев после подписания мирного договора, Соединенные Штаты ограничились минимальным участием. Американские войска, базирующиеся в Косово, оказывали миротворцам только материально-техническую и информационную поддержку. Вскоре после этого министр обороны США Дональд Рамсфелд предложил НАТО начать подготовку к сокращению миротворческого контингента в Боснии хотя бы на треть. Вооруженный конфликт в Косово и его последствия показали, что внутреннее согласие относительно доминирующей стратегической роли Америки в Европе значительно пошатнулось. Демократы и республиканцы пришли к единому выводу: стратегическая зависимость Европы от США не является более ни привлекательной, ни политически оправданной. Для Европы было бы неблагоразумно трактовать предостережения, исходившие из Вашингтона, как пустые угрозы, возникающие из желания Америки переложить груз ответственности на чужие плечи. СССР распался, ЕС процветает, поэтому Европе следует понять, что пора бы обрести самостоятельность. Первые попытки администрации Буша уменьшить американскую роль в решении проблем Корейского полуострова, Ближнего Востока и иных горячих точек свидетельствуют о том, что Европа является далеко не единственным свидетелем ослабления американской заинтересованности в роли глобального защитника.
СКЛОННОСТЬ АМЕРИКИ К ОДНОСТОРОННИМ ДЕЙСТВИЯМ
Ослабление американского присутствия стало причиной серьезных перемен в том мире, который сложился в условиях доминирования Соединенных Штатов. Вторая важнейшая причина, усилившая наметившиеся тенденции, – это переход Америки к политике односторонних действий. Судя по всему, Соединенные Штаты просто устали от своей глобальной роли в мировом содружестве, а потому решились на подобный шаг, не принимая во внимание ничьи советы.
Вязкий интернационализм в комбинации с радикальной односторонностью крайне опасен. Американцы просто ушли с международной политической сцены, обезопасив себя от огромного количества проблем. Окружение восприняло такую политику как свидетельство слабости Америки, в то время как Соединенные Штаты старались делать вид, что подобное представление мирового сообщества в корне ошибочно. Но Вашингтон не смог усидеть на двух стульях одновременно. Ему следовало либо безоглядно броситься вперед и намекнуть остальным, что они или присоединяются, или уходят с дороги; либо избавиться от части международных обязательств, переложить их на чужие плечи и остаться в стороне, утратив влияние на события. Необходимо добавить, что другие государства не замедлили выразить недовольство американской односторонней политикой, отмечая, что она ускорит возвращение геополитического соперничества. В противостоянии с «односторонней» Америкой набирающие силу Европа и Азия неминуемо окажутся конкурентами США. Стремления Америки к односторонности в политике восходят к отцам-основателям, которые опасались замедления развития молодой республики на фоне выраженного соперничества. После Второй мировой войны американцы были вынуждены подавить внутреннюю антипатию к многостороннему сотрудничеству. Они создали сообщество либеральных демократий, вынудив западный мир образовать целую сеть государственных институтов. Однако даже во время «холодной войны» среди американцев отмечались стремления к односторонним действиям. В делах, касающихся дипломатических отношений с СССР, арабо-израильского конфликта, прекращения гонки вооружений и международной торговли, западные союзники не раз отмечали, что Америка все чаще и чаще действует самостоятельно, без оглядки на них.
В отсутствие сдерживающего фактора «холодной войны» эта тенденция стала еще более заметной. Несмотря на доктрину глобальной взаимной зависимости, левые и правые политики все чаще стали призывать к отходу от роли всеобщего миротворца и гаранта мировой безопасности. Подобные тенденции ощущались даже при президентстве Клинтона.
В 1997 году Клинтон отказался подписать международный договор о запрещении противопехотных мин, принятый к тому времени в 123 странах. Среди прочих этот договор подписали такие страны, как Афганистан, Ирак, Ливия, Китай, Россия и Северная Корея. В 1998 году Клинтон подписал Киотский протокол, однако затем отказался от его реализации. В ноябре 2000 года 175 стран участвовали в Гаагском конгрессе по проблемам, связанным с глобальным потеплением климата. Соединенные Штаты не нашли общего языка с собеседниками, а потому переговоры зашли в тупик. Кроме того, до конца своего правления Клинтон возражал против американской поддержки Международного уголовного суда. За три недели до окончания президентского срока он изменил свою позицию и подписал конвенцию о Международном уголовном суде, однако посоветовал Бушу не отправлять документ в Сенат до тех пор, пока в конвенцию не будут включены поправки, учитывающие американское «особое мнение».
Избрание президентом Джорджа У. Буша только усилило тенденции к односторонним действиям. Большинство его главных политических советников – Ричард Чейни, Дональд Рамсфелд, Пол Волфовиц, Ричард Эрмитедж и Джон Болтон (заместитель государственного секретаря) – были хорошо известны как приверженцы односторонности. Рамсфелд оказался главным энтузиастом создания национальной системы противоракетной обороны и не побоялся заявить об этом во всеуслышание. На все возникающие слухи Рамсфелд заявлял, что договор по ПРО «давно устарел»(21). Сам Буш на съезде республиканцев говорил, что «пришло время для защиты американского народа, а не устаревших договоров»(22). В ходе сенатских слушаний об утверждении Болтона на посту заместителя госсекретаря сенатор Джесси Хелмс заявил: «Джон, я хочу, чтобы ты понял: уход в небытие системы ПРО автоматически означает забвение Советского Союза. Все они уходят на свалку истории»(23).
С первых дней нахождения у власти администрация Буша также заявила о своей позиции относительно Международного уголовного суда. Рамсфелд подписал в декабре 2000 года общее письмо, где говорилось, что «американское мировое лидерство окажется первой жертвой Международного уголовного суда»(24). Болтон на протяжении значительного промежутка времени являлся одним из ярых противников трибунала. Этот человек много сделал для того, чтобы побудить президента публично дезавуировать подпись Клинтона на данном договоре и заявить, что Международный уголовный суд не должен ожидать помощи от Соединенных Штатов. Заявление было сделано в мае 2002 года. Договор о полном запрещении ядерных испытаний и Конвенция о запрещении биологического оружия также были проигнорированы. Сходное отношение наблюдалось и к проблемам защиты окружающей среды. Буш заявил о выходе из Киотского протокола и одновременно обнародовал планы развития энергодобывающией отрасли Соединенных Штатов и бурения новых нефтяных скважин на просторах Аляски.
Такая линия поведения привела союзников в некоторое недоумение. Действия Буша в отношении Киотского протокола вызвали резкую критику. «Если кто-то стремится стать мировым лидером, – говорил Романо Проди, президент Европейской Комиссии, – он должен заботиться не только об американской промышленности, но и обо всем мире». Влиятельная французская газета «Le Monde» оценила позицию Америки как «брутальную форму односторонности»(25). На пороге третьего месяца правления администрации Буша один из известнейших британских Журналистов так охарактеризовал поведение Соединенных Штатов: «В Лондоне создается впечатление, что Америка слишком жестко общается со старыми врагами, слишком недоверчиво относится к международным компромиссам, декларирует, что «Америка превыше всего», когда речь заходит о глобальных угрозах, предостерегает союзников, пренебрегает опасностями, которые возникли на месте биполярного мира, того самого мира, о который обломало свои зубы немало стран»(26).
Столь шизофреническая комбинация убывающеего энтузиазма в отношении международного сотрудничества и растущих устремлений к односторонни действиям представляла для мира весьма опасны сигнал. Сначала Соединенные Штаты жаловались по поводу слишком тяжелой ноши международных обязательств, призывая союзников разделить этот груз, и при этом мало-помалу уступали свои лидерские позиции. Затем Америка стала невнимательно относиться к своим партнерам, в штыки встречая попытки заполнить вакуум после исчезновения всеобщего лидера.
Эти противоречия и лежат в основе того политического тупика, который испортил трансатлантические отношения после войны в Косово. В финале этого конфликта Соединенные Штаты Америки и страны ЕС пришли к выводу, что настало время укрепить европейский военный потенциал. Война обнажила перед европейцами все недостатки их вооруженных сил, а также невероятную стратегическую зависимость от Соединенных Штатов. Вашингтон выражал свою досаду относительно неспособности ЕС взять на себя большую часть функций Америки. Европейцы отвечали на это стремлением создать новые мобильные вооруженные силы, способные воевать без участия США.
Вязкий интернационализм в комбинации с радикальной односторонностью крайне опасен. Американцы просто ушли с международной политической сцены, обезопасив себя от огромного количества проблем. Окружение восприняло такую политику как свидетельство слабости Америки, в то время как Соединенные Штаты старались делать вид, что подобное представление мирового сообщества в корне ошибочно. Но Вашингтон не смог усидеть на двух стульях одновременно. Ему следовало либо безоглядно броситься вперед и намекнуть остальным, что они или присоединяются, или уходят с дороги; либо избавиться от части международных обязательств, переложить их на чужие плечи и остаться в стороне, утратив влияние на события. Необходимо добавить, что другие государства не замедлили выразить недовольство американской односторонней политикой, отмечая, что она ускорит возвращение геополитического соперничества. В противостоянии с «односторонней» Америкой набирающие силу Европа и Азия неминуемо окажутся конкурентами США. Стремления Америки к односторонности в политике восходят к отцам-основателям, которые опасались замедления развития молодой республики на фоне выраженного соперничества. После Второй мировой войны американцы были вынуждены подавить внутреннюю антипатию к многостороннему сотрудничеству. Они создали сообщество либеральных демократий, вынудив западный мир образовать целую сеть государственных институтов. Однако даже во время «холодной войны» среди американцев отмечались стремления к односторонним действиям. В делах, касающихся дипломатических отношений с СССР, арабо-израильского конфликта, прекращения гонки вооружений и международной торговли, западные союзники не раз отмечали, что Америка все чаще и чаще действует самостоятельно, без оглядки на них.
В отсутствие сдерживающего фактора «холодной войны» эта тенденция стала еще более заметной. Несмотря на доктрину глобальной взаимной зависимости, левые и правые политики все чаще стали призывать к отходу от роли всеобщего миротворца и гаранта мировой безопасности. Подобные тенденции ощущались даже при президентстве Клинтона.
В 1997 году Клинтон отказался подписать международный договор о запрещении противопехотных мин, принятый к тому времени в 123 странах. Среди прочих этот договор подписали такие страны, как Афганистан, Ирак, Ливия, Китай, Россия и Северная Корея. В 1998 году Клинтон подписал Киотский протокол, однако затем отказался от его реализации. В ноябре 2000 года 175 стран участвовали в Гаагском конгрессе по проблемам, связанным с глобальным потеплением климата. Соединенные Штаты не нашли общего языка с собеседниками, а потому переговоры зашли в тупик. Кроме того, до конца своего правления Клинтон возражал против американской поддержки Международного уголовного суда. За три недели до окончания президентского срока он изменил свою позицию и подписал конвенцию о Международном уголовном суде, однако посоветовал Бушу не отправлять документ в Сенат до тех пор, пока в конвенцию не будут включены поправки, учитывающие американское «особое мнение».
Избрание президентом Джорджа У. Буша только усилило тенденции к односторонним действиям. Большинство его главных политических советников – Ричард Чейни, Дональд Рамсфелд, Пол Волфовиц, Ричард Эрмитедж и Джон Болтон (заместитель государственного секретаря) – были хорошо известны как приверженцы односторонности. Рамсфелд оказался главным энтузиастом создания национальной системы противоракетной обороны и не побоялся заявить об этом во всеуслышание. На все возникающие слухи Рамсфелд заявлял, что договор по ПРО «давно устарел»(21). Сам Буш на съезде республиканцев говорил, что «пришло время для защиты американского народа, а не устаревших договоров»(22). В ходе сенатских слушаний об утверждении Болтона на посту заместителя госсекретаря сенатор Джесси Хелмс заявил: «Джон, я хочу, чтобы ты понял: уход в небытие системы ПРО автоматически означает забвение Советского Союза. Все они уходят на свалку истории»(23).
С первых дней нахождения у власти администрация Буша также заявила о своей позиции относительно Международного уголовного суда. Рамсфелд подписал в декабре 2000 года общее письмо, где говорилось, что «американское мировое лидерство окажется первой жертвой Международного уголовного суда»(24). Болтон на протяжении значительного промежутка времени являлся одним из ярых противников трибунала. Этот человек много сделал для того, чтобы побудить президента публично дезавуировать подпись Клинтона на данном договоре и заявить, что Международный уголовный суд не должен ожидать помощи от Соединенных Штатов. Заявление было сделано в мае 2002 года. Договор о полном запрещении ядерных испытаний и Конвенция о запрещении биологического оружия также были проигнорированы. Сходное отношение наблюдалось и к проблемам защиты окружающей среды. Буш заявил о выходе из Киотского протокола и одновременно обнародовал планы развития энергодобывающией отрасли Соединенных Штатов и бурения новых нефтяных скважин на просторах Аляски.
Такая линия поведения привела союзников в некоторое недоумение. Действия Буша в отношении Киотского протокола вызвали резкую критику. «Если кто-то стремится стать мировым лидером, – говорил Романо Проди, президент Европейской Комиссии, – он должен заботиться не только об американской промышленности, но и обо всем мире». Влиятельная французская газета «Le Monde» оценила позицию Америки как «брутальную форму односторонности»(25). На пороге третьего месяца правления администрации Буша один из известнейших британских Журналистов так охарактеризовал поведение Соединенных Штатов: «В Лондоне создается впечатление, что Америка слишком жестко общается со старыми врагами, слишком недоверчиво относится к международным компромиссам, декларирует, что «Америка превыше всего», когда речь заходит о глобальных угрозах, предостерегает союзников, пренебрегает опасностями, которые возникли на месте биполярного мира, того самого мира, о который обломало свои зубы немало стран»(26).
Столь шизофреническая комбинация убывающеего энтузиазма в отношении международного сотрудничества и растущих устремлений к односторонни действиям представляла для мира весьма опасны сигнал. Сначала Соединенные Штаты жаловались по поводу слишком тяжелой ноши международных обязательств, призывая союзников разделить этот груз, и при этом мало-помалу уступали свои лидерские позиции. Затем Америка стала невнимательно относиться к своим партнерам, в штыки встречая попытки заполнить вакуум после исчезновения всеобщего лидера.
Эти противоречия и лежат в основе того политического тупика, который испортил трансатлантические отношения после войны в Косово. В финале этого конфликта Соединенные Штаты Америки и страны ЕС пришли к выводу, что настало время укрепить европейский военный потенциал. Война обнажила перед европейцами все недостатки их вооруженных сил, а также невероятную стратегическую зависимость от Соединенных Штатов. Вашингтон выражал свою досаду относительно неспособности ЕС взять на себя большую часть функций Америки. Европейцы отвечали на это стремлением создать новые мобильные вооруженные силы, способные воевать без участия США.