Страница:
Адольф располагал двумя оригиналами Рубенса и бесчисленным количеством его копий. Когда он заходил в примыкавшую к рабочему кабинету галерею и вставал перед очередной пышнотелой бабой, глаза его начинала искриться восторгом, к подбородку скатывалась слеза, ноздри раздувались и трепетали.
Сегодня, четвертого июня, в полнолуние, Адольф с замиранием сердца дожидался своего лучшего агента, который вёз ему из Европы "Любительницу сладких булочек" - талантливую стилизацию, ещё пахнущую свежей краской. Манера мастера в этой картине был доведена до абсурда и от одного её изображения в сетевом каталоге фюрер уже сходил с ума. Сработанная на совесть здешним плотником золочёная рама зияла таинственной пустотой, и Адольф с утра ходил возле неё в нетерпении.
Но вот ему доложили, что фон Диц в приемной. Гитлер сорвался с места и вышел навстречу долгожданному посетителю.
- Зиг хайль! - щелкнув каблуками, Фриц вытянулся в приветствии.
Он переоделся в военную форму, делавшую его ещё более неотразимым.
Адольф небрежно вскинул ладонь, заложил ручки за спину и неторопливо обошел его, посматривая исподлобья. Он не хотел сразу выдавать своё нетерпение по поводу картины.
При встречах с Гитлером Фриц чувствовал смущение и стыдился этого. Его кумир, его божество было ростом не более одного метра пятнадцати сантиметров и едва доходило ему до пояса. Пластические операции, питательные маски и подтяжки кожи сделали лицо фюрера похожим на лицо куклы, раскрашенной и покрытой лаком.
- Она здесь? - произнёс наконец Гитлер, не выдержав томления.
- Она здесь, экселенц.
- Так быстрей же, крепите её и вешайте туда, к свету!... - Адольф отвернулся и прикрыл глаза рукой: он хотел увидеть картину сразу, во всем её великолепии, не испортив впечатления преждевременными, случайными ракурсами.
Диц хлопнул в ладоши, в кабинет внесли свернутый в рулон холст, плотники споро натянули его на подрамник, подогнали контуры и повесили картину на приготовленное для неё место в галерее.
- Ну!.. Ну!.. Долго ещё?.. - стонал Гитлер.
- Готово, экселенц!
Адольф отнял руку, повернулся и медленно приблизился к пышнотелой "Любительнице сладких булочек".
Некоторое время он смотрел на картину в немом восторге, его глаза сделались влажными и заблестели.
- Да, да... - прошептал он. - Это она. Она прекрасна...
Не владея собой, Гитлер шагнул вперёд и прильнул губами сначала к одной, а потом к другой солнцеподобной половинке зада "Любительницы", который весь занимал добрую половину холста.
В нос ему ударил запах свежей краски. Гитлер отпрянул, вытер губы и резко обернулся. Фриц Диц сосредоточенно, через монокль, разглядывал деталь картины на противоположной стороне галереи.
Адольф оправился и сделал значительное лицо.
- Господин барон.
- Да, экселенц? - Фриц повернулся к фюреру.
- Пройдемте в кабинет, мой друг, нам пора уже поговорить о делах.
3
Петя подслушивает и подглядывает.
Новый перспективный план зачистки восьми миллиардов.
Завтра ехать обратно
Пете надоело сидеть в раковине; он вполне отдохнул, и теперь ему стало казаться, что из чаши бассейна доносятся приглушенные голоса... Он нацепил на плечи рюкзак с лазательным снаряжением и спустился на дно. Голоса доносились из отверстия для слива воды. Не долго думая, Петя залез в это отверстие.
Трехдюймовая труба позволяла ему свободно шагать в ней как в просторном тоннеле. Чем дальше он шагал, тем более знакомыми казались ему эти голоса. Один, несомненно, принадлежал Дицу, а второй он как будто слышал в кино. Особенно это было знакомо, когда немецкая речь второго срывалась на визгливые выкрики. "Неужели... - подумал Петя. - Нет, нет, он уже умер, давным-давно."
Впереди замаячил свет сливного отверстия, и через минуту мальчик стоял на дне бассейна, почти такого же как у Дица, но только выложенного не плиткой, а белым мрамором.
Петя забросил крюк на верхнюю перекладину дюралевой лесенки и вылез на край бассейна. Дверь в кабинет была приоткрыта.
Гитлер стоял на дощатом возвышении, смахивающем на ресторанную эстраду. На этом возвышении у него был письменный стол, кресло, книжные полки и огромный портрет самого себя. При этом живой фюрер едва доставал макушкой нарисованному до колена. Возвышение это было построено, видимо, для того, чтобы во время официальных встреч смотреть на подчиненных сверху вниз.
От несопоставимых величин человеческих фигур - Гитлера живого; Гитлера нарисованного; стоящего внизу Фрица Дица в фашистской форме, а также его самого, Пети, совсем уж маленького - голова у мальчика пошла кругом.
Немецкого он почти не знал, и мог догадываться о том, что говорили в кабинете, лишь по некоторым знакомым словам.
В точности говорили следующее.
- Как это случилось? - спрашивал Адольф, и в его голосе звучала обида и раздражение. - Ты знаешь, Фриц, как нестерпимо я хочу иметь эту вещь.
- Бывает так, экселенц, - отвечал барон, - что камень не желает переходить к другому владельцу, и тогда лучше его не трогать. Но, так или иначе, я бы привез его вам, не случись досадного совпадения.
- Совпадение? Не бывает никаких совпадений.
- Дело в том, экселенц, что камень пытались украсть. Это произошло всего за несколько часов до того, как я бы подменил его на фальшивку.
- Значит, их поймали?
- О да, сразу, едва ли не на месте преступления.
- Да, да, барон, вы правы. - Гитлер, поскрипывая досками, прошёлся по сцене. - Теперь нельзя его беспокоить. Необходимо подождать, пока он снова не обретет спокойствие и гармонию. Но вы убедились, что эти воришки сами не подменили камень?
- Разумеется, экселенц.
- Верните мне дубликат.
Диц приблизился к фюреру и протянул ему фальшивую "Звезду Мексики".
- Стекло... глупое лупоглазое стекло... - глаза фюрера сделались скучающими. - Я знаю, сынок, ты всё ещё работаешь лучше всех. Но теперь алмаз должен отлежаться по меньшей мере год.
- Но разве через год не только камень, но и весь мир не будут нашими, экселенц?
- Нет, не так скоро. Именно сейчас я рассматриваю более мягкий вариант спасения и обновления человечества. Дело в том, что восемь миллиардов трупов могут создать определенные проблемы... Пожалуй, мы пойдем по другому пути.
Гитлер нажал кнопку связи:
- Доктор Шприц!
В зале появился ещё один примечательный субъект. Это был худой мужчина в белом халате, высотой не менее трех метров. Хищные глаза под седыми кустами бровей, сгорбленная спина и гаденькая улыбка делали его чем-то похожим на джинна из восточных сказок.
Впоследствии Фриц Диц рассказал Пете, что этот доктор, обязанный пробовать на себе все препараты, до того, как предлагать их фюреру, сделал ошибку в расчётах и добился однажды обратного желаемому результата: изобретённые им пилюли для уменьшения роста, в несколько месяцев увеличили его собственный рост почти вдвое.
Доктор зашёл пригнувшись, но всё-таки задел люстру; она зазвенела, закачалась, и всё время беседы великан придерживал её рукой.
- Доктор Шприц, - обратился к нему фюрер, - поясните, но очень коротко, нашему другу суть ваших последних разработок.
- Видите ли, господин барон, - начал говорить доктор хрипловатым голосом, то вскидывая брови, то прищуриваясь, то гаденько похихикивая, - для того, чтобы зачистить, хи-хи, около восьми миллиардов недочеловеков на нашей благословенной по воле фюрера и Мумрика планете, совсем не обязательно их убивать. Пусть вырожденцы или, научно выражаясь, дегенераты, хе-хе, вырождаются сами. Мы только слегка подстегнём этот естественный процесс, лишив особей мужского пола способности к продолжению рода. Вы меня понимаете, господин барон, хе-хе?..
Фриц Диц знал только один дешёвый и верный способ лишать мужчин способности к продолжению рода, и этот способ казался ему не совсем естественным и не совсем подходящим для существующего миропорядка. Он посмотрел на фюрера.
- Нет, нет, дорогой друг, - рассмеялся тот. - Мы не собираемся гоняться за мужчинами с бараньими ножницами, чтобы кастрировать их всех, одного за другим.
Доктор хохотнул как пароходная труба.
- Доктор Шприц, благодарю вас, вы свободны.
Монстр сказал "яволь", пригнулся и вышел. Люстра, которую он отпустил, опять закачалась.
- Нет, нет, разумеется, ничего подобного не будет, мой друг, продолжил Гитлер свою мысль. - Лёгкое изменение продуктов на генном уровне. Улучшенные сорта картофеля, сои, пшеницы, куриного мяса, масла... Снижение рождаемости спишут на ухудшение экологической обстановки и, может быть, наконец-то приведут в порядок этот хлев!
- О да, теперь я понимаю. Но сколько же лет потребуется для осуществления этой... гуманной программы?
- Ах, Фриц, какой же ты неугомонный! У нас с тобой не будет недостатка во времени. Ты ещё не успеешь состариться хорошенько, как на склонах Гималаев зацветет травка молодушка. И тогда мы запасемся ею в таком количестве, что хватит не только на тебя и меня, но и на всех без исключения граждан Пятого Рейха! - Адольф радостно засмеялся. - Ну, Фриц, не молчи, говори что-нибудь!
- Я преклоняюсь перед вашим умом, экселенц.
- Вот и молодчина. Ты знаешь, Фриц, я ведь люблю тебя как родного сына. Подойди ко мне.
Диц подошел к эстраде, Гитлер наклонился, прижал его голову к своей груди и поцеловал в макушку.
- Всё будет хорошо, мой мальчик, всё будет хорошо... - зашептал он, ласково поглаживая голову своего фаворита.
Оба не заметили, как в дверях появился красивый, атлетически сложённый юноша, одетый в маршальскую форму. Это был Курт, девятнадцатилетний приёмный сын фюрера, его надежда и гордость.
Курт прокашлялся, и Гитлер, увидев его, резко отпрянул, выпустив из рук голову оберштурмфюрера.
- Курт, дорогой! Ты всегда появляешься так внезапно...
- Здравствуй, отец. Здравствуйте, господин барон. Но мне кажется, я здесь лишний. Я зайду позднее.
- Нет, останься, что за капризы! Клянусь, мы как раз говорили о тебе.
Курт молча подошёл к камину, уселся в кресло, закинул ногу на ногу и стал выжидательно похлопывать стеком по голенищу сапога.
- Мы как раз говорили, - Гитлер подмигнул фавориту. - что именно господин Диц будет сопровождать тебя в поездке. Ты ведь не будешь возражать против этого, дорогой? Ведь ты ещё так молод и никогда не бывал за пределами...
- Отец, - строго перебил его юноша. - я давно уже не ребёнок.
- Прости, прости, мой дорогой маршал, но ещё так недавно ты славно скакал у меня на коленях, размахивая сабелькой - цок-цок-цок...
Курт в раздражении сломал стек и бросил в огонь.
- Отец, если ты сейчас же не прекратишь, я уйду.
- Хорошо, хорошо, дорогой, больше не буду. Я только хотел сказать, что господин барон хорошо знает языки и повадки окружающего мира. И если бы вы с ним подружились...
- Я ничего не имею против барона фон Дица. Он или кто-то другой, мне всё равно. Я буду терпеть любого, если это необходимо.
- До открытия Олимпиады осталось меньше недели, а тебе ещё привыкнуть к новым условиям. Пыль, грязь, антисанитария - всё это присуще славянским народам. Но ведь ты должен находиться в своей лучшей форме. Фриц Диц, вы слышите? Вокруг моего сына не должно быть ни одного славянского микроба, вы отвечаете за это головой. Отправляйтесь туда завтра же.
- Завтра? - повторили молодые люди в один голос.
- На тренировках ты должен повторить свои результаты.
- Я готов ехать завтра, отец.
- А ты, Фриц?
- Разумеется, экселенц.
- Вот и прекрасно. Однако я чувствую прохладу в ваших отношениях, и это меня огорчает. Обнимитесь и пожмите друг другу руки. Это приказ. Вот так. Теперь идите.
Оставшись один, Гитлер начал неторопливо раздеваться.
- Курт ревнует, - рассуждал он про себя, - и это неплохо. Это не позволит ему расслабляться. Он слишком избалован. Надо было шепнуть Фрицу, чтобы вздул его хорошенько при случае... Фрида!
Появилась немолодая женщина с фигурой штангиста-тяжеловеса.
- Наполните бассейн, я немного поплаваю перед сном.
После этих слов Петю как ветром сдуло.
4
Ревность.
Без правил и без перчаток.
Примирение
Молодые люди были готовы разойтись в разные стороны, однако Курт передумал.
- Не желаете составить мне компанию на вечерней тренировке, господин барон? - предложил он, как показалось Фрицу, немного насмешливо.
По правде говоря, Диц устал и чертовски хотел спать. Но это был вызов, и он не имел права отказаться. Конечно, в свои тридцать семь он уже не мог показывать такие результаты, как этот девятнадцатилетний юнец, состоящий, казалось, из одних только мышц и лоснящейся кожи.
Приёмного сына вождя начали тренировать с самой колыбели; он начал плавать раньше, чем встал на четвереньки и произнёс первое слово. Курт должен был представлять из себя образец ницшеанского сверхчеловека, гордость нации, пример для подражания девочек и мальчиков из Гитлерюгенда. Всё время он проводил в тренировках, самосозерцании и чтении специально подобранной для него литературы. Через неделю он должен был продемонстрировать свои достижения на Олимпийских играх в Санкт-Петербурге, выступая за независимую сборную мира.
Спортивный комплекс располагался в гигантском, словно специально созданном для этого природой каменном гроте. Курт рванул вверх рубильник, и десятки прожекторов осветили лазурную гладь стометрового бассейна, поле с новейшим искусственным покрытием, снаряды и беговую дорожку.
- Один круг для разогрева? - предложил Курт.
Фриц пожал плечами. Они переоделись и вышли на линию старта.
- Пари на бутылку шнапса?
- Как угодно.
- Старт, господин барон.
Первую половину километрового круга соперники бежали рядом, но затем Курт резко рванул, и вихрем вышел на финиш.
- Поздравляю, бутылка ваша, - сказал Фриц, оказавшись с ним рядом.
- Однако вы дышите так, словно не спеша прогуливались. Это нечестно, господин барон, наше пари недействительно.
Фриц пожал плечами.
- Вы не желаете бегать, но, может быть, не откажетесь со мной побоксировать? Немного. Я думаю, нам хватит одного или двух раундов.
- Я в вашем распоряжении.
- Вот и отлично. Не станете же вы нарочно подставлять физиономию под удары, к тому же это ваш шанс отыграть бутылку.
- Это решающий аргумент.
Соперники надели перчатки и вышли на ринг.
В первую минуту Фриц пропустил четыре удара по корпусу и не меньше десятка смазанных в челюсть. На второй минуте прямым левым в голову он получил нокаут.
Курт плеснул ему в лицо воды.
- А я слышал, что вы один из лучших. Но теперь опасаюсь, не станет ли такой попутчик обузой в дороге. Пожалуй, переговорю с отцом на эту тему. Однако я не хочу прекращать: мои мышцы только что разогрелись. Хотите реванш? Бой без правил и без перчаток, на четыре бутылки. Побеждённый выпивает всё здесь, прямо на ринге.
- Я по прежнему в вашем распоряжении.
Самоуверенно улыбаясь, Курт принял восточную стойку.
Фриц стащил с рук перчатки и выплюнул сгусток крови. Не успел он приготовиться, как юноша с криком бросился в молниеносную атаку, рассекая воздух руками и ногами. Однако уже в следующее мгновение он грохнулся спиной на дощатый помост и замер.
Открыв глаза, он выругался и легко вскочил на ноги.
На этот раз он повёл более осторожную игру. Но результат оказался ещё более позорным: Диц выбросил противника за канаты.
Потеряв голову от ярости, Курт схватил самурайский меч, с криком разрубил канаты, запрыгнул на помост... Но раньше чем острый клинок рассёк противника пополам, он сам получил удар, ещё раз сбивший его с ног.
Обливаясь кровью и рыча по-звериному, юноша бросился на врага, испытывая одно только невыносимое желание вцепиться в его горло зубами... но вдруг почувствовал, как его собственное горло оказалось намертво зажатым в тисках, в глазах поплыло, и его тело беспомощно повалилось на доски.
Когда он очнулся, Диц сидел на трибунах, одетый в форму, причёсанный и умытый. В его глазу блестело стёклышко монокля, в зубах дымилась тонкая изящная сигара.
Курт поднялся на четвереньки, выпустил изо рта красную тягучую лужицу, потряс головой, встал на ноги и, шатаясь, приблизился к буфетной стойке. Взял бутылку шнапса, отбил горлышко, запрокинул голову и начал пить.
В два прыжка Диц оказался рядом и выбил бутылку у него из рук. Курт захлебнулся и закашлялся.
- Прекратите! Неужели вы держали такое пари всерьёз?
- Вы легко могли убить меня или покалечить, - улыбнулся Курт красными от крови губами. - Но не сделали этого, хотя я откровенно издевался над вами. Вы благородный человек, господин Диц. Простите меня.
- Это вы простите меня, я вообще не должен был с вами драться.
- Я рад, что это случилось. Как говорят русские, топор встретил на пути твёрдый сук.
- Нашла коса на камень, - поправил его Фриц с улыбкой.
- Надеюсь, теперь мы будем друзьями, - Курт протянул руку. - Вы преподали мне хороший урок, господин барон.
- До завтра, мой принц.
Недавние враги скрепили примирение крепким рукопожатием.
5
Снова в Петербурге.
Петя проявляет твёрдость характера.
Петя проявляет слабость характера и остаётся
На следующий день события развивались в порядке, обратном событиям дня предыдущего. В том смысле, что лифт поднимался вверх, пеший переход извилистыми тропами имел уклон скорее вниз, нежели вверх, а спортивный самолёт полетел шмелём не к югу, а наоборот, - прямиком в аэропорт города Мехико. Потом Фриц Диц и Курт заняли места в роскошном трансатлантическом воздушном лайнере и начался долгий перелёт через океан в Старый Свет.
На этот раз в чемоданчике для Пети была оборудована серебряная табакерка с кроваткой, умывальником, буфетом и туалетом. Немец также сунул в чемоданчик термос с колотым льдом, от которого исходила приятная прохлада. Воздух свободно поступал в табакерку через просверленные в её стенках дырочки.
Фриц Диц пожалел мальчика и не отдал его в лабораторию. Одно дело стереть с лица земли восемь миллиардов абстрактного человечества, а совсем другое - решить судьбу одного единственного мальчика.
У него, конечно, существовали теоретические варианты использовать чудо-ребенка в своей шпионской деятельности, но ещё больше он склонялся к тому, чтобы попросту отдать мальчика его родителям.
Как только шасси лайнера оторвались от земли, Фриц прикрыл глаза и постарался задремать.
Совсем не то - его спутник. Юноша впервые в жизни вырвался на волю и вёл себя, как это говорят, неадекватно. В аэропорту он шарахался от людей, смеялся и показывал пальцем на инвалида, а также потребовал у полицейского, чтобы тот арестовал негра. В самолёте он долго отчитывал стюарда за соринку с наружной стороны стекла иллюминатора, а при взлёте едва не сдвинулся от страха и просидел всю дорогу с одеревеневшими мышцами и широко открытыми глазами.
Вечером того же дня путешественники прибыли в рассвеченный огнями аэропорт Пулково города Санкт-Петербурга.
Едва они расположились в забронированном люксе "Палас-отеля" Курт принял душ и завалился спать.
Диц раскрыл на столе чемоданчик и поздоровался с Петей:
- Гутен абенд, майне кляйне фроинд. С возвращением вас в родные пенаты.
- Гутен морген гутен таг, - отозвался Петя довольно грубо - я с фашистами не разговариваю. Вас в милицию надо сдать.
Искренне удивлённый, Фриц вскинул брови:
- Вот это номер! Как вас понимать, молодой человек?
- У вас в тайном бункере фашистское логово и Гитлер. Я уж не знаю, родственник или просто похож...
- Так вы его видели?! - Фриц соображал, как это могло случиться.
- Видел, видел. И слышал всё, что вы говорили. Только выглядит он у вас как-то не очень... Кормите вы его что-ли плохо?
- Ферштейн! Понял! - хлопнул себя по лбу немец. - Вы ходили по трубе и слушали из бассейна. Поздравляю вас, герр Огоньков, вы и есть самый настоящий шпион, рад вас видеть, коллега.
Диц протянул огромную, как ворота, ладонь. Петя отвернулся.
- Так вы, коллега, владеете немецким? Это, знаете ли, для меня приятный сюрприз. Наверное, вы так же свободно владеете диалектами? Отныне беседы с вами будут доставлять мне истинное наслаждение.
По правде говоря, знание иностранных языков было слабым звеном в шпионской подготовке Питера Огонькова. По английскому ещё туда-сюда, а про немецкий и упоминать стыдно.
- Не сомневайтесь, я понял всё, что мне нужно, - заявил Петя, набивая себе цену.
До ужина ещё оставалось время, и Фриц был не прочь поболтать с мальчиком.
- Что ж, поскольку мы с фюрером говорили исключительно о вас, - начал он, состроив серьёзное лицо, - то мне бы хотелось знать ваше собственное мнение по этому делу.
Сопоставив те десятка два слов, значение которых он всё-таки понял, Петя решил бить наугад.
- Вы желаете знать моё мнение, коллега, следует ли меня ликвидировать, или пока только стерилизовать? Моё мнение по этому вопросу в обоих случаях отрицательное.
Диц с трудом удержался от улыбки.
- Да, я вижу, вы крепкий орешек. Однако что же вы понимаете под термином стерилизация?
- Не думайте, что я совсем тупой. Стерилизовать что-либо - это значит погрузить на хранение в спирт или другой раствор, убивающий бактерии. Но смогу ли я быть вам чем-либо полезен, будучи заспиртованным в склянке, господин человеконенавистник?
Фриц Диц вышел, бесшумно отсмеялся в ванной комнате, вернулся, развалился в кресле и закурил.
- Знаете, коллега, - сказал он, пуская дым в потолок, - я всё обдумал и пришёл к выводу, что вы не можете представлять для меня интереса ни живым, ни мёртвым, ни стерилизованным, ни посаженным в банку. Итак, господин Огоньков, вы немедленно возвращаетесь домой к своим родителям. Пожалуйста, продиктуйте номер вашего телефона.
Диц снял трубку и выжидательно уставился на Петю.
Но тот испугался и растерялся. Он не мог показаться родителям в таком виде.
- Погодите, погодите, вы не можете меня просто так отпустить. Я много знаю, я могу расколоться.
- О да, вы можете много чего рассказать. Про волшебную палочку, золотую рыбку, путешествие в Америку, засекреченный бункер неизвестно где и про живого Адольфа Гитлера, которому от роду сто двадцать три года и который выглядит как десятилетний мальчик. За такие ценные сведения вас несомненно наградят и повысят в шпионском звании. Итак, номер? Впрочем, его не сложно узнать через справочное...
- Погодите! - Петя испугался не на шутку. - Стойте! Не надо звонить. Я не могу показаться родителям в таком виде, вы не должны...
Фриц положил трубку на аппарат.
- Что же мне с вами делать? может быть, передать лейтенанту Яблочкину? Он, кажется, вас разыскивает... Вот пускай он и прячет вас у себя дома, а мне достанет ещё хлопот с господином спортсменом. Не хватало мне нянчить сразу двоих - титана и карлика.
- Нет, нет, Яблочкину говорить тоже нельзя. Я только теперь это понял. Он человек военный, обязан доложить.
- А я, по вашему, человек, который не в своём уме: прятать мальчишку, находящегося во всемирном розыске. Может быть, вы хотя бы поговорите со своими родителями - ну, допустим, из Австралии? Это можно легко устроить.
- Как же я поговорю с таким голосом? Они сразу догадаются.
- О, это не проблема, - Фриц распахнул чемоданчик. - Вот этот маленький синтезатор, - он прикрепил к трубке своего мобильного телефона коробочку, может делать любой голос. В вашем случае необходимо просто понизить частоты. Вот, смотрите, я выставляю прибор в положение "мужской бас", а теперь скажите что-нибудь.
- Раз, два, три, - сказал Петя и одновременно услышал в трубке свой нормальный голос. - Десять! Двадцать! Сто! Тысяча! Мама! Папа! Ура! Набирайте, набирайте скорее!
- Итак, юноша, не забывайте, что вы в Австралии: английская королева, доллар, кенгуру и все такое. Алло, фрау Елена? Сделайте мне звонок через Канберру... Мельбурн? хорошо, пусть будет Мельбурн.
Диц положил трубку на стол:
- Можете говорить, коллега.
Петя вдруг, словно во сне, услышал голос мамы. Он бросился к дырочкам микрофона и закричал:
- Алло! Мама! Это я!..
- Петя! Петечка! Где же ты, сынок?!
- Я здесь! Я в этой... в Австралии!
- Что же ты там делаешь, Петечка?.. Сынок, мы тебя во сне видели, и я и папа.
- Мама, это не сон! Это было, было на самом деле!
- Петя, тебя похитили? Тебя пытают?
- Нет, нет, с чего ты взяла?! Я так, сам путешествую...
- Ты здоров? Тебя кормят?
- Да, мама, все хорошо, здесь тепло, кенгуру, бананы, английская королева...
- Что?.. Вот папа рвется, хочет с тобой поговорить...
Почувствовав лёгкое головокружение от этого крикливого и бессмысленного диалога, Фриц Диц вышел на балкон и закурил.
Внизу горел огнями Невский проспект. Огромное световое табло на Знаменской площади напоминало горожанам и приезжим туристам о том, что до открытия Тридцатых летних Олимпийских игр осталось 112 часов и 55 минут.
6
Где лейтенант Яблочкин?
Пустить по следу курсанта Мушкину
Дети будут шпионить за Куртом
Утром следующего дня в кабинете генерала Потапова сидел начальник Секретного отдела майор Мракобесов. Он так много курил, что Потапов был вынужден то и дело подходить к открытому окну и, раздувая ноздри, вдыхать уличный воздух.
Мракобесов был в синеватой парадной форме, которая на нём не сидела и выглядела неряшливо; от него разило какими-то дешевыми дезодорантами и приторными помадками, лицо у него было одутловатое, не то жирное, не то вспотевшее.
Сегодня, четвертого июня, в полнолуние, Адольф с замиранием сердца дожидался своего лучшего агента, который вёз ему из Европы "Любительницу сладких булочек" - талантливую стилизацию, ещё пахнущую свежей краской. Манера мастера в этой картине был доведена до абсурда и от одного её изображения в сетевом каталоге фюрер уже сходил с ума. Сработанная на совесть здешним плотником золочёная рама зияла таинственной пустотой, и Адольф с утра ходил возле неё в нетерпении.
Но вот ему доложили, что фон Диц в приемной. Гитлер сорвался с места и вышел навстречу долгожданному посетителю.
- Зиг хайль! - щелкнув каблуками, Фриц вытянулся в приветствии.
Он переоделся в военную форму, делавшую его ещё более неотразимым.
Адольф небрежно вскинул ладонь, заложил ручки за спину и неторопливо обошел его, посматривая исподлобья. Он не хотел сразу выдавать своё нетерпение по поводу картины.
При встречах с Гитлером Фриц чувствовал смущение и стыдился этого. Его кумир, его божество было ростом не более одного метра пятнадцати сантиметров и едва доходило ему до пояса. Пластические операции, питательные маски и подтяжки кожи сделали лицо фюрера похожим на лицо куклы, раскрашенной и покрытой лаком.
- Она здесь? - произнёс наконец Гитлер, не выдержав томления.
- Она здесь, экселенц.
- Так быстрей же, крепите её и вешайте туда, к свету!... - Адольф отвернулся и прикрыл глаза рукой: он хотел увидеть картину сразу, во всем её великолепии, не испортив впечатления преждевременными, случайными ракурсами.
Диц хлопнул в ладоши, в кабинет внесли свернутый в рулон холст, плотники споро натянули его на подрамник, подогнали контуры и повесили картину на приготовленное для неё место в галерее.
- Ну!.. Ну!.. Долго ещё?.. - стонал Гитлер.
- Готово, экселенц!
Адольф отнял руку, повернулся и медленно приблизился к пышнотелой "Любительнице сладких булочек".
Некоторое время он смотрел на картину в немом восторге, его глаза сделались влажными и заблестели.
- Да, да... - прошептал он. - Это она. Она прекрасна...
Не владея собой, Гитлер шагнул вперёд и прильнул губами сначала к одной, а потом к другой солнцеподобной половинке зада "Любительницы", который весь занимал добрую половину холста.
В нос ему ударил запах свежей краски. Гитлер отпрянул, вытер губы и резко обернулся. Фриц Диц сосредоточенно, через монокль, разглядывал деталь картины на противоположной стороне галереи.
Адольф оправился и сделал значительное лицо.
- Господин барон.
- Да, экселенц? - Фриц повернулся к фюреру.
- Пройдемте в кабинет, мой друг, нам пора уже поговорить о делах.
3
Петя подслушивает и подглядывает.
Новый перспективный план зачистки восьми миллиардов.
Завтра ехать обратно
Пете надоело сидеть в раковине; он вполне отдохнул, и теперь ему стало казаться, что из чаши бассейна доносятся приглушенные голоса... Он нацепил на плечи рюкзак с лазательным снаряжением и спустился на дно. Голоса доносились из отверстия для слива воды. Не долго думая, Петя залез в это отверстие.
Трехдюймовая труба позволяла ему свободно шагать в ней как в просторном тоннеле. Чем дальше он шагал, тем более знакомыми казались ему эти голоса. Один, несомненно, принадлежал Дицу, а второй он как будто слышал в кино. Особенно это было знакомо, когда немецкая речь второго срывалась на визгливые выкрики. "Неужели... - подумал Петя. - Нет, нет, он уже умер, давным-давно."
Впереди замаячил свет сливного отверстия, и через минуту мальчик стоял на дне бассейна, почти такого же как у Дица, но только выложенного не плиткой, а белым мрамором.
Петя забросил крюк на верхнюю перекладину дюралевой лесенки и вылез на край бассейна. Дверь в кабинет была приоткрыта.
Гитлер стоял на дощатом возвышении, смахивающем на ресторанную эстраду. На этом возвышении у него был письменный стол, кресло, книжные полки и огромный портрет самого себя. При этом живой фюрер едва доставал макушкой нарисованному до колена. Возвышение это было построено, видимо, для того, чтобы во время официальных встреч смотреть на подчиненных сверху вниз.
От несопоставимых величин человеческих фигур - Гитлера живого; Гитлера нарисованного; стоящего внизу Фрица Дица в фашистской форме, а также его самого, Пети, совсем уж маленького - голова у мальчика пошла кругом.
Немецкого он почти не знал, и мог догадываться о том, что говорили в кабинете, лишь по некоторым знакомым словам.
В точности говорили следующее.
- Как это случилось? - спрашивал Адольф, и в его голосе звучала обида и раздражение. - Ты знаешь, Фриц, как нестерпимо я хочу иметь эту вещь.
- Бывает так, экселенц, - отвечал барон, - что камень не желает переходить к другому владельцу, и тогда лучше его не трогать. Но, так или иначе, я бы привез его вам, не случись досадного совпадения.
- Совпадение? Не бывает никаких совпадений.
- Дело в том, экселенц, что камень пытались украсть. Это произошло всего за несколько часов до того, как я бы подменил его на фальшивку.
- Значит, их поймали?
- О да, сразу, едва ли не на месте преступления.
- Да, да, барон, вы правы. - Гитлер, поскрипывая досками, прошёлся по сцене. - Теперь нельзя его беспокоить. Необходимо подождать, пока он снова не обретет спокойствие и гармонию. Но вы убедились, что эти воришки сами не подменили камень?
- Разумеется, экселенц.
- Верните мне дубликат.
Диц приблизился к фюреру и протянул ему фальшивую "Звезду Мексики".
- Стекло... глупое лупоглазое стекло... - глаза фюрера сделались скучающими. - Я знаю, сынок, ты всё ещё работаешь лучше всех. Но теперь алмаз должен отлежаться по меньшей мере год.
- Но разве через год не только камень, но и весь мир не будут нашими, экселенц?
- Нет, не так скоро. Именно сейчас я рассматриваю более мягкий вариант спасения и обновления человечества. Дело в том, что восемь миллиардов трупов могут создать определенные проблемы... Пожалуй, мы пойдем по другому пути.
Гитлер нажал кнопку связи:
- Доктор Шприц!
В зале появился ещё один примечательный субъект. Это был худой мужчина в белом халате, высотой не менее трех метров. Хищные глаза под седыми кустами бровей, сгорбленная спина и гаденькая улыбка делали его чем-то похожим на джинна из восточных сказок.
Впоследствии Фриц Диц рассказал Пете, что этот доктор, обязанный пробовать на себе все препараты, до того, как предлагать их фюреру, сделал ошибку в расчётах и добился однажды обратного желаемому результата: изобретённые им пилюли для уменьшения роста, в несколько месяцев увеличили его собственный рост почти вдвое.
Доктор зашёл пригнувшись, но всё-таки задел люстру; она зазвенела, закачалась, и всё время беседы великан придерживал её рукой.
- Доктор Шприц, - обратился к нему фюрер, - поясните, но очень коротко, нашему другу суть ваших последних разработок.
- Видите ли, господин барон, - начал говорить доктор хрипловатым голосом, то вскидывая брови, то прищуриваясь, то гаденько похихикивая, - для того, чтобы зачистить, хи-хи, около восьми миллиардов недочеловеков на нашей благословенной по воле фюрера и Мумрика планете, совсем не обязательно их убивать. Пусть вырожденцы или, научно выражаясь, дегенераты, хе-хе, вырождаются сами. Мы только слегка подстегнём этот естественный процесс, лишив особей мужского пола способности к продолжению рода. Вы меня понимаете, господин барон, хе-хе?..
Фриц Диц знал только один дешёвый и верный способ лишать мужчин способности к продолжению рода, и этот способ казался ему не совсем естественным и не совсем подходящим для существующего миропорядка. Он посмотрел на фюрера.
- Нет, нет, дорогой друг, - рассмеялся тот. - Мы не собираемся гоняться за мужчинами с бараньими ножницами, чтобы кастрировать их всех, одного за другим.
Доктор хохотнул как пароходная труба.
- Доктор Шприц, благодарю вас, вы свободны.
Монстр сказал "яволь", пригнулся и вышел. Люстра, которую он отпустил, опять закачалась.
- Нет, нет, разумеется, ничего подобного не будет, мой друг, продолжил Гитлер свою мысль. - Лёгкое изменение продуктов на генном уровне. Улучшенные сорта картофеля, сои, пшеницы, куриного мяса, масла... Снижение рождаемости спишут на ухудшение экологической обстановки и, может быть, наконец-то приведут в порядок этот хлев!
- О да, теперь я понимаю. Но сколько же лет потребуется для осуществления этой... гуманной программы?
- Ах, Фриц, какой же ты неугомонный! У нас с тобой не будет недостатка во времени. Ты ещё не успеешь состариться хорошенько, как на склонах Гималаев зацветет травка молодушка. И тогда мы запасемся ею в таком количестве, что хватит не только на тебя и меня, но и на всех без исключения граждан Пятого Рейха! - Адольф радостно засмеялся. - Ну, Фриц, не молчи, говори что-нибудь!
- Я преклоняюсь перед вашим умом, экселенц.
- Вот и молодчина. Ты знаешь, Фриц, я ведь люблю тебя как родного сына. Подойди ко мне.
Диц подошел к эстраде, Гитлер наклонился, прижал его голову к своей груди и поцеловал в макушку.
- Всё будет хорошо, мой мальчик, всё будет хорошо... - зашептал он, ласково поглаживая голову своего фаворита.
Оба не заметили, как в дверях появился красивый, атлетически сложённый юноша, одетый в маршальскую форму. Это был Курт, девятнадцатилетний приёмный сын фюрера, его надежда и гордость.
Курт прокашлялся, и Гитлер, увидев его, резко отпрянул, выпустив из рук голову оберштурмфюрера.
- Курт, дорогой! Ты всегда появляешься так внезапно...
- Здравствуй, отец. Здравствуйте, господин барон. Но мне кажется, я здесь лишний. Я зайду позднее.
- Нет, останься, что за капризы! Клянусь, мы как раз говорили о тебе.
Курт молча подошёл к камину, уселся в кресло, закинул ногу на ногу и стал выжидательно похлопывать стеком по голенищу сапога.
- Мы как раз говорили, - Гитлер подмигнул фавориту. - что именно господин Диц будет сопровождать тебя в поездке. Ты ведь не будешь возражать против этого, дорогой? Ведь ты ещё так молод и никогда не бывал за пределами...
- Отец, - строго перебил его юноша. - я давно уже не ребёнок.
- Прости, прости, мой дорогой маршал, но ещё так недавно ты славно скакал у меня на коленях, размахивая сабелькой - цок-цок-цок...
Курт в раздражении сломал стек и бросил в огонь.
- Отец, если ты сейчас же не прекратишь, я уйду.
- Хорошо, хорошо, дорогой, больше не буду. Я только хотел сказать, что господин барон хорошо знает языки и повадки окружающего мира. И если бы вы с ним подружились...
- Я ничего не имею против барона фон Дица. Он или кто-то другой, мне всё равно. Я буду терпеть любого, если это необходимо.
- До открытия Олимпиады осталось меньше недели, а тебе ещё привыкнуть к новым условиям. Пыль, грязь, антисанитария - всё это присуще славянским народам. Но ведь ты должен находиться в своей лучшей форме. Фриц Диц, вы слышите? Вокруг моего сына не должно быть ни одного славянского микроба, вы отвечаете за это головой. Отправляйтесь туда завтра же.
- Завтра? - повторили молодые люди в один голос.
- На тренировках ты должен повторить свои результаты.
- Я готов ехать завтра, отец.
- А ты, Фриц?
- Разумеется, экселенц.
- Вот и прекрасно. Однако я чувствую прохладу в ваших отношениях, и это меня огорчает. Обнимитесь и пожмите друг другу руки. Это приказ. Вот так. Теперь идите.
Оставшись один, Гитлер начал неторопливо раздеваться.
- Курт ревнует, - рассуждал он про себя, - и это неплохо. Это не позволит ему расслабляться. Он слишком избалован. Надо было шепнуть Фрицу, чтобы вздул его хорошенько при случае... Фрида!
Появилась немолодая женщина с фигурой штангиста-тяжеловеса.
- Наполните бассейн, я немного поплаваю перед сном.
После этих слов Петю как ветром сдуло.
4
Ревность.
Без правил и без перчаток.
Примирение
Молодые люди были готовы разойтись в разные стороны, однако Курт передумал.
- Не желаете составить мне компанию на вечерней тренировке, господин барон? - предложил он, как показалось Фрицу, немного насмешливо.
По правде говоря, Диц устал и чертовски хотел спать. Но это был вызов, и он не имел права отказаться. Конечно, в свои тридцать семь он уже не мог показывать такие результаты, как этот девятнадцатилетний юнец, состоящий, казалось, из одних только мышц и лоснящейся кожи.
Приёмного сына вождя начали тренировать с самой колыбели; он начал плавать раньше, чем встал на четвереньки и произнёс первое слово. Курт должен был представлять из себя образец ницшеанского сверхчеловека, гордость нации, пример для подражания девочек и мальчиков из Гитлерюгенда. Всё время он проводил в тренировках, самосозерцании и чтении специально подобранной для него литературы. Через неделю он должен был продемонстрировать свои достижения на Олимпийских играх в Санкт-Петербурге, выступая за независимую сборную мира.
Спортивный комплекс располагался в гигантском, словно специально созданном для этого природой каменном гроте. Курт рванул вверх рубильник, и десятки прожекторов осветили лазурную гладь стометрового бассейна, поле с новейшим искусственным покрытием, снаряды и беговую дорожку.
- Один круг для разогрева? - предложил Курт.
Фриц пожал плечами. Они переоделись и вышли на линию старта.
- Пари на бутылку шнапса?
- Как угодно.
- Старт, господин барон.
Первую половину километрового круга соперники бежали рядом, но затем Курт резко рванул, и вихрем вышел на финиш.
- Поздравляю, бутылка ваша, - сказал Фриц, оказавшись с ним рядом.
- Однако вы дышите так, словно не спеша прогуливались. Это нечестно, господин барон, наше пари недействительно.
Фриц пожал плечами.
- Вы не желаете бегать, но, может быть, не откажетесь со мной побоксировать? Немного. Я думаю, нам хватит одного или двух раундов.
- Я в вашем распоряжении.
- Вот и отлично. Не станете же вы нарочно подставлять физиономию под удары, к тому же это ваш шанс отыграть бутылку.
- Это решающий аргумент.
Соперники надели перчатки и вышли на ринг.
В первую минуту Фриц пропустил четыре удара по корпусу и не меньше десятка смазанных в челюсть. На второй минуте прямым левым в голову он получил нокаут.
Курт плеснул ему в лицо воды.
- А я слышал, что вы один из лучших. Но теперь опасаюсь, не станет ли такой попутчик обузой в дороге. Пожалуй, переговорю с отцом на эту тему. Однако я не хочу прекращать: мои мышцы только что разогрелись. Хотите реванш? Бой без правил и без перчаток, на четыре бутылки. Побеждённый выпивает всё здесь, прямо на ринге.
- Я по прежнему в вашем распоряжении.
Самоуверенно улыбаясь, Курт принял восточную стойку.
Фриц стащил с рук перчатки и выплюнул сгусток крови. Не успел он приготовиться, как юноша с криком бросился в молниеносную атаку, рассекая воздух руками и ногами. Однако уже в следующее мгновение он грохнулся спиной на дощатый помост и замер.
Открыв глаза, он выругался и легко вскочил на ноги.
На этот раз он повёл более осторожную игру. Но результат оказался ещё более позорным: Диц выбросил противника за канаты.
Потеряв голову от ярости, Курт схватил самурайский меч, с криком разрубил канаты, запрыгнул на помост... Но раньше чем острый клинок рассёк противника пополам, он сам получил удар, ещё раз сбивший его с ног.
Обливаясь кровью и рыча по-звериному, юноша бросился на врага, испытывая одно только невыносимое желание вцепиться в его горло зубами... но вдруг почувствовал, как его собственное горло оказалось намертво зажатым в тисках, в глазах поплыло, и его тело беспомощно повалилось на доски.
Когда он очнулся, Диц сидел на трибунах, одетый в форму, причёсанный и умытый. В его глазу блестело стёклышко монокля, в зубах дымилась тонкая изящная сигара.
Курт поднялся на четвереньки, выпустил изо рта красную тягучую лужицу, потряс головой, встал на ноги и, шатаясь, приблизился к буфетной стойке. Взял бутылку шнапса, отбил горлышко, запрокинул голову и начал пить.
В два прыжка Диц оказался рядом и выбил бутылку у него из рук. Курт захлебнулся и закашлялся.
- Прекратите! Неужели вы держали такое пари всерьёз?
- Вы легко могли убить меня или покалечить, - улыбнулся Курт красными от крови губами. - Но не сделали этого, хотя я откровенно издевался над вами. Вы благородный человек, господин Диц. Простите меня.
- Это вы простите меня, я вообще не должен был с вами драться.
- Я рад, что это случилось. Как говорят русские, топор встретил на пути твёрдый сук.
- Нашла коса на камень, - поправил его Фриц с улыбкой.
- Надеюсь, теперь мы будем друзьями, - Курт протянул руку. - Вы преподали мне хороший урок, господин барон.
- До завтра, мой принц.
Недавние враги скрепили примирение крепким рукопожатием.
5
Снова в Петербурге.
Петя проявляет твёрдость характера.
Петя проявляет слабость характера и остаётся
На следующий день события развивались в порядке, обратном событиям дня предыдущего. В том смысле, что лифт поднимался вверх, пеший переход извилистыми тропами имел уклон скорее вниз, нежели вверх, а спортивный самолёт полетел шмелём не к югу, а наоборот, - прямиком в аэропорт города Мехико. Потом Фриц Диц и Курт заняли места в роскошном трансатлантическом воздушном лайнере и начался долгий перелёт через океан в Старый Свет.
На этот раз в чемоданчике для Пети была оборудована серебряная табакерка с кроваткой, умывальником, буфетом и туалетом. Немец также сунул в чемоданчик термос с колотым льдом, от которого исходила приятная прохлада. Воздух свободно поступал в табакерку через просверленные в её стенках дырочки.
Фриц Диц пожалел мальчика и не отдал его в лабораторию. Одно дело стереть с лица земли восемь миллиардов абстрактного человечества, а совсем другое - решить судьбу одного единственного мальчика.
У него, конечно, существовали теоретические варианты использовать чудо-ребенка в своей шпионской деятельности, но ещё больше он склонялся к тому, чтобы попросту отдать мальчика его родителям.
Как только шасси лайнера оторвались от земли, Фриц прикрыл глаза и постарался задремать.
Совсем не то - его спутник. Юноша впервые в жизни вырвался на волю и вёл себя, как это говорят, неадекватно. В аэропорту он шарахался от людей, смеялся и показывал пальцем на инвалида, а также потребовал у полицейского, чтобы тот арестовал негра. В самолёте он долго отчитывал стюарда за соринку с наружной стороны стекла иллюминатора, а при взлёте едва не сдвинулся от страха и просидел всю дорогу с одеревеневшими мышцами и широко открытыми глазами.
Вечером того же дня путешественники прибыли в рассвеченный огнями аэропорт Пулково города Санкт-Петербурга.
Едва они расположились в забронированном люксе "Палас-отеля" Курт принял душ и завалился спать.
Диц раскрыл на столе чемоданчик и поздоровался с Петей:
- Гутен абенд, майне кляйне фроинд. С возвращением вас в родные пенаты.
- Гутен морген гутен таг, - отозвался Петя довольно грубо - я с фашистами не разговариваю. Вас в милицию надо сдать.
Искренне удивлённый, Фриц вскинул брови:
- Вот это номер! Как вас понимать, молодой человек?
- У вас в тайном бункере фашистское логово и Гитлер. Я уж не знаю, родственник или просто похож...
- Так вы его видели?! - Фриц соображал, как это могло случиться.
- Видел, видел. И слышал всё, что вы говорили. Только выглядит он у вас как-то не очень... Кормите вы его что-ли плохо?
- Ферштейн! Понял! - хлопнул себя по лбу немец. - Вы ходили по трубе и слушали из бассейна. Поздравляю вас, герр Огоньков, вы и есть самый настоящий шпион, рад вас видеть, коллега.
Диц протянул огромную, как ворота, ладонь. Петя отвернулся.
- Так вы, коллега, владеете немецким? Это, знаете ли, для меня приятный сюрприз. Наверное, вы так же свободно владеете диалектами? Отныне беседы с вами будут доставлять мне истинное наслаждение.
По правде говоря, знание иностранных языков было слабым звеном в шпионской подготовке Питера Огонькова. По английскому ещё туда-сюда, а про немецкий и упоминать стыдно.
- Не сомневайтесь, я понял всё, что мне нужно, - заявил Петя, набивая себе цену.
До ужина ещё оставалось время, и Фриц был не прочь поболтать с мальчиком.
- Что ж, поскольку мы с фюрером говорили исключительно о вас, - начал он, состроив серьёзное лицо, - то мне бы хотелось знать ваше собственное мнение по этому делу.
Сопоставив те десятка два слов, значение которых он всё-таки понял, Петя решил бить наугад.
- Вы желаете знать моё мнение, коллега, следует ли меня ликвидировать, или пока только стерилизовать? Моё мнение по этому вопросу в обоих случаях отрицательное.
Диц с трудом удержался от улыбки.
- Да, я вижу, вы крепкий орешек. Однако что же вы понимаете под термином стерилизация?
- Не думайте, что я совсем тупой. Стерилизовать что-либо - это значит погрузить на хранение в спирт или другой раствор, убивающий бактерии. Но смогу ли я быть вам чем-либо полезен, будучи заспиртованным в склянке, господин человеконенавистник?
Фриц Диц вышел, бесшумно отсмеялся в ванной комнате, вернулся, развалился в кресле и закурил.
- Знаете, коллега, - сказал он, пуская дым в потолок, - я всё обдумал и пришёл к выводу, что вы не можете представлять для меня интереса ни живым, ни мёртвым, ни стерилизованным, ни посаженным в банку. Итак, господин Огоньков, вы немедленно возвращаетесь домой к своим родителям. Пожалуйста, продиктуйте номер вашего телефона.
Диц снял трубку и выжидательно уставился на Петю.
Но тот испугался и растерялся. Он не мог показаться родителям в таком виде.
- Погодите, погодите, вы не можете меня просто так отпустить. Я много знаю, я могу расколоться.
- О да, вы можете много чего рассказать. Про волшебную палочку, золотую рыбку, путешествие в Америку, засекреченный бункер неизвестно где и про живого Адольфа Гитлера, которому от роду сто двадцать три года и который выглядит как десятилетний мальчик. За такие ценные сведения вас несомненно наградят и повысят в шпионском звании. Итак, номер? Впрочем, его не сложно узнать через справочное...
- Погодите! - Петя испугался не на шутку. - Стойте! Не надо звонить. Я не могу показаться родителям в таком виде, вы не должны...
Фриц положил трубку на аппарат.
- Что же мне с вами делать? может быть, передать лейтенанту Яблочкину? Он, кажется, вас разыскивает... Вот пускай он и прячет вас у себя дома, а мне достанет ещё хлопот с господином спортсменом. Не хватало мне нянчить сразу двоих - титана и карлика.
- Нет, нет, Яблочкину говорить тоже нельзя. Я только теперь это понял. Он человек военный, обязан доложить.
- А я, по вашему, человек, который не в своём уме: прятать мальчишку, находящегося во всемирном розыске. Может быть, вы хотя бы поговорите со своими родителями - ну, допустим, из Австралии? Это можно легко устроить.
- Как же я поговорю с таким голосом? Они сразу догадаются.
- О, это не проблема, - Фриц распахнул чемоданчик. - Вот этот маленький синтезатор, - он прикрепил к трубке своего мобильного телефона коробочку, может делать любой голос. В вашем случае необходимо просто понизить частоты. Вот, смотрите, я выставляю прибор в положение "мужской бас", а теперь скажите что-нибудь.
- Раз, два, три, - сказал Петя и одновременно услышал в трубке свой нормальный голос. - Десять! Двадцать! Сто! Тысяча! Мама! Папа! Ура! Набирайте, набирайте скорее!
- Итак, юноша, не забывайте, что вы в Австралии: английская королева, доллар, кенгуру и все такое. Алло, фрау Елена? Сделайте мне звонок через Канберру... Мельбурн? хорошо, пусть будет Мельбурн.
Диц положил трубку на стол:
- Можете говорить, коллега.
Петя вдруг, словно во сне, услышал голос мамы. Он бросился к дырочкам микрофона и закричал:
- Алло! Мама! Это я!..
- Петя! Петечка! Где же ты, сынок?!
- Я здесь! Я в этой... в Австралии!
- Что же ты там делаешь, Петечка?.. Сынок, мы тебя во сне видели, и я и папа.
- Мама, это не сон! Это было, было на самом деле!
- Петя, тебя похитили? Тебя пытают?
- Нет, нет, с чего ты взяла?! Я так, сам путешествую...
- Ты здоров? Тебя кормят?
- Да, мама, все хорошо, здесь тепло, кенгуру, бананы, английская королева...
- Что?.. Вот папа рвется, хочет с тобой поговорить...
Почувствовав лёгкое головокружение от этого крикливого и бессмысленного диалога, Фриц Диц вышел на балкон и закурил.
Внизу горел огнями Невский проспект. Огромное световое табло на Знаменской площади напоминало горожанам и приезжим туристам о том, что до открытия Тридцатых летних Олимпийских игр осталось 112 часов и 55 минут.
6
Где лейтенант Яблочкин?
Пустить по следу курсанта Мушкину
Дети будут шпионить за Куртом
Утром следующего дня в кабинете генерала Потапова сидел начальник Секретного отдела майор Мракобесов. Он так много курил, что Потапов был вынужден то и дело подходить к открытому окну и, раздувая ноздри, вдыхать уличный воздух.
Мракобесов был в синеватой парадной форме, которая на нём не сидела и выглядела неряшливо; от него разило какими-то дешевыми дезодорантами и приторными помадками, лицо у него было одутловатое, не то жирное, не то вспотевшее.