Карр Филиппа. Лев-триумфатор

   Он заговорил с горячностью:
   — Если бы мы поженились, я мог бы усыновить Роберто. В Испании у меня богатые земли и имения. Он стал бы моим наследником, а другим детям, которых мы могли бы иметь, были бы выделены крупные наделы. Возможно, я оставлю двор. Наши дети имели бы все, что только можно пожелать.
   Мысль о том, что я больше всего на свете любила Роберто и что все эти богатства достанутся ему, понравилась мне, но моя душа стремилась домой. Хотелось увидеть маму, ее счастливое лицо, наши цветущие фруктовые деревья весной.
   Я сказала дону Фелипе:
   — Все это мечты. У вас есть жена, и мне жаль ее Иногда мне казалось, что в наших отношениях не должно произойти никаких изменений, и я ощущала огромное облегчение от этого. Но временами мне хотелось все изменить. Я мучилась постоянно, потому что меня раздирали противоречивые чувства.
 
   Шли недели, месяцы. В доме постоянно ощущалось какое-то тревожное напряжение. Я ловила на себе настойчивый взгляд Фелипе. Он часто заходил в детские комнаты, и Роберто, увидев его, обычно хлопал в ладоши.
   Моему сыну было почти два года. Значит, прошло три года с тех пор, как мы покинули Англию, и многое из моей прошлой жизни казалось давно ушедшим, но некоторые события, связанные с моей матушкой, вспоминались так ясно, как будто произошли только вчера. Если бы я могла видеть ее, если бы не было Изабеллы, думаю, я дала бы согласие на брак с Фелипе.
   Думаю, что я еще не была влюблена в него, но, живя рядом с Фелипе, невозможно было не уважать его. Его благородство и справедливость не вызывали сомнения. Властный и волевой, он все же прибегал и к моим советам. Я могла предвидеть, как сложились бы наши отношения с ним. Дон Фелипе не был бы случайным человеком в моей постели. Его большая любовь ко мне отличалась вежливостью, мягкостью и нежностью, в ней отсутствовала дикая неистовость Джейка Пенлайона. Я не ждала, что полюблю его так, как любила Кэри, но преимущества, которые дон Фелипе может дать мне и сыну, привлекали меня. Роберто унаследует огромное состояние, получит лучшее образование. Его обязательно воспитают как истинного католика и отправят в Испанию. Благодаря могуществу дона Фелипе Роберто не помешает то, что его мать — англичанка.
   Приезд Луиса Эррсры, человека, который займет место Фелипе, положил начало новому этапу в нашей жизни.
   Дон Луис был статный мужчина, немного моложе Фелипе — обаятельный, красивый, учтивый. Сразу стало очевидно, что Хани с первой же встречи произвела на него глубокое впечатление. Красота Хани достигла апогея. Ее фиалковые глаза приобрели еще большую притягательность, а лицо, обрамленное темными волосами, было изумительно красиво.
   Во время обеда, на котором присутствовали Хани, дон Луис, я и Фелипе, дон Луис много рассказывал об Англии. С тех пор как мы покинули ее, соперничество между Испанией и Англией усилилось. Мы узнали, что королева, не чувствуя себя в безопасности на троне, велела заключить в Тауэр леди Кэтрин Грей, потому что та вступила в брак без ее высочайшего разрешения.
   — Королева опасается, что появятся потомки, которые будут оспаривать ее права, — сказал дон Луис. — Она еще не замужем. А как может незамужняя женщина произвести на свет наследников?
   Я вздрогнула, что заметил только дон Фелипе.
   — Королева была тяжело больна оспой, и в Англии боялись, а в Испании надеялись, что она умрет. Но даже тогда королева отказывалась назвать преемника.
   — Вы забываете, дон Луис, — перебила я, — что говорите о нашей королеве.
   — Тысяча извинений! Я только собирался рассказать правду.
   — Конечно, мы хотим знать правду, — ответила я. — Но если наша королева отказывается назначить преемника, то это означает, что она уверена, что будет долго жить.
   Из вежливости дон Луис не стал вступать в спор.
   Хани накрыла его руку своей:
   — Не позволяйте Каталине (они все начали называть меня Каталиной) прерывать вас. Мы очень хотим услышать новости.
   — Я расскажу еще кое-что, — сказал Луис. — Один из ваших капитанов, Джон Хокинс, занялся работорговлей.
   — Работорговлей! — воскликнула я.
   — Да, это так. Он оснастил три корабля и отправился к побережью Гвинеи, где хватает негров и продает.
   — Вы хотите сказать, что он просто увозит людей от их семей, как если бы они были… какие-то растения. Это чудовищно!
   Фелипе внимательно смотрел на меня. Я представила себя… рабом. Я вообразила, что моего маленького Роберто отбирают у меня, а меня, закованную в цепи, уводят. Я думаю, что больше остальных представляла себя на месте этих несчастных. Фелипе произнес отчетливо:
   — Вам не следует так стремиться в Англию. Разве это не правда, Лупе, что несколько кораблей капитана Хокинса принадлежали королеве Англии? И значит, Каталина, она одобряет этот страшный промысел.
   Луис добавил:
   — Вы должны быть благодарны тому, что находитесь здесь… — Он улыбнулся нам. — Наверное, у всех нас есть причины быть благодарными. — Он бросил нежный взгляд в сторону Ханн. — За то, что жизнь на вашем острове так благополучна. С каждым днем Англия становится все большей угрозой для Испании, но мы великий и могущественный народ и завоюем весь мир, не исключая и ваших островов. Вы станете подданными Испании.
   — Вы не знаете нас, — с горячностью воскликнула я, подумав о Джейке Пенлайоне. Я отдала бы все, чем владею, лишь бы он оказался сейчас здесь, рядом с этими учтивыми джентльменами. Даже ненавидя его, я признавала, что его храбрость безгранична, а любовь к своей стране так же естественна, как дыхание — Мы начинаем осуществление наших планов, — продолжал Луис, мягко улыбаясь. — Грозный противник — наш самый главный противник! Сейчас между нами должен быть мир Нам следует добровольно объединиться.
   — Этого никогда не будет, — возразила я — Я тоже так думаю, — произнес Фелипе спокойно, — к сожалению.
   — Ваша страна теряет свои владения в Европе, — продолжал Луис. — Уорвик сдал французам Гавр. Англичанам никогда не удастся снова утвердиться во Франции, а единственный трофей, который Уорвик привез в Англию из Франции, были эпидемии бубонной чумы. Только в Лондоне и его окрестностях чума унесла двадцать тысяч человек.
   Я побледнела, думая о матери и тех давних днях, когда эта страшная болезнь посетила столицу.
   Мы узнали хоть какие-то новости из Англии, пусть даже они и не были хорошими для меня и Хани. Но как странно, что любящему меня мужчине доставляют такое удовольствие несчастья, обрушившиеся на тех, кого он любит. ***
   — У меня так долго не было мужа, Каталина. Я молода, — объясняла мне Хани.
   — Ты старше меня.
   — Но еще молода. Согласись, Каталина. И я люблю Луиса.
   — Ты не влюблена в него.
   — Я могу привыкнуть к нему.
   — А Эдуард?
   — Эдуард умер. Ты ведь прекрасно знаешь, что нам никогда не выбраться отсюда. Мы проведем здесь всю оставшуюся жизнь. Даже если бы дон Фелипе захотел отпустить нас, как мы могли бы сделать это? Может, нам отправиться в Англию на испанском галионе, чтобы нас высадили на берег! — «Вот ваши дамы и вернулись!»— Представь себе это. Пас, должно быть, уже забыли дома. Что бы стало с нами?
   — Ты думаешь, мама когда-нибудь забудет нас? И бабушка? Я всей душой стремлюсь домой, к ним.
   — Я тоже хочу этого, но это невозможно. Дон Фелипе любит тебя и Роберто. Он никогда не отпустит тебя. Будь благоразумна! Он хороший человек.
   — Человек, который настолько жаждет мести, что заставляет женщину лечь с ним в постель не потому, что страстно желает этого, а в отместку другому.
   — Все это в прошлом.
   — В прошлом! Для тебя, возможно. Над тобой не совершали насилия.
   — Но в результате у тебя появился Роберто, которого ты нежно любишь. Попробуй взглянуть на жизнь трезво, сестра. Иногда благо исходит от дьявола. Тебя привезли сюда против твоей воли, и следствие этого — твой сын, которого ты так сильно любишь. Человек, ищущий мщения, нашел любовь. Будь рассудительна! Жизнь не дает только то, чего хочешь, тем не менее она очень неплоха. Будь благоразумна, Каталина, не отворачивайся от нее!
   — Значит, стать его любовницей?
   — Ты имела бы все почести, оказываемые жене. Я холодно ответила:
   — Говори о себе, Хани, а меня оставь в покое.
   — Ладно, — сказала она. — Я выйду замуж за Луиса.
   — За иностранца и врага нашей страны…
   — Что значит это для любящих женщин? Я женщина. Я долго жила без мужа. Мне нужен муж, и Луис устраивает меня. Он будет отцом Эдвине.
   Я молчала, и она продолжала тихо:
   — Возможно, через какое-то время ты уедешь отсюда, но я останусь, потому что Луис станет правителем.
   — Тогда мы скажем друг другу «прощай».
   — Только «до свидания». Потому что, когда срок правления закончится, а это будет не позднее, чем через восемь лет, мы приедем в Мадрид и там увидим тебя в твоем прекрасном доме с Роберто и Карлосом, играющими со своими братьями и сестрами. Только подумай об этом!
   — Чудесная картинка! — оценила я — Выходи замуж за своего Луиса, если тебе так уж приспичило выйти замуж. Рожай своих детей. Какая разница, для некоторых любой мужчина хорош.
   — Зачем ты так говоришь? А, я понимаю. Это потому, что мое будущее — ясно, твое же — неопределенно. Тебе небезразличен Фелипе. Ты меняешься, когда он в доме. Мне жаль, Каталина, что на твоем пути стоит Изабелла.
   «Изабелла стоит на твоем пути». Эти слова преследовали меня. Мне часто снился Фелипе. Он стоял у моей постели, и рядом с ним Изабелла — призрачный бледный ребенок с куклой в руках.
 
   Хани и Луис венчались в соборе. Она была самой красивой невестой, какую мне приходилось видеть, и вся светилась тихим, безмятежным счастьем, как это уже было перед рождением Эдвины.
   Хани, всегда жаждущая любви, — а Луис, без сомнения, обожал ее, — расцвела.
   Свадьбу торжественно отмечали на гасиенде, куда были приглашены жители близлежащих деревень. Я увидела действительно чудесное зрелище. В парке перед домом танцевали и пели девушки и юноши в традиционных праздничных одеждах.
   Собравшиеся гости прославляли новобрачных, а потом Хани и дон Луис направились в спальню, и не было никаких непристойностей, которые сопровождали бы такую церемонию в Англии.
   Той ночью мои раздумья долго не давали мне заснуть. После таких событий мы теперь дальше от дома, чем когда-либо. Хани не покинет своего мужа. А как я могла бы уехать и оставить ее здесь?
   Много раз в своих снах я соглашалась на брак с Фелипе, и нас венчали в соборе, и мне казалось, что я приняла его веру, но вдруг я слышала детский, переливчатый, как звон колокольчиков, смех Изабеллы.
   Я просыпалась, и в моих ушах звенели слова: «Нет, пока жива Изабелла».
 
   Как-то Фелипе выразил желание, чтобы мы отправились в глубь острова…
   «Это будет полезно для детей», — говорил он. Огромную гору Пик Тейде я видела только с моря, а теперь увижу, насколько она великолепна на самом деле. Наших малышей, меня, Хани, Дженнет и Мануэлу отвезут в дом, находившийся в горах. Слуги дона Фелипе будут заботиться о нас.
   Я подозревала, что существовала и другая причина для отъезда.
   Когда я узнала, что в Лагуне должно состояться аутодафе, мне все стало понятно. Соберутся все важные персоны, а меня принимали за любовницу правителя, и если бы я не пришла, то на это обратили бы внимание. Дон Фелипе не хотел, чтобы я присутствовала на зрелище, которое вызывало во мне только отвращение, и, более того, он несомненно опасался, что я не смогу скрыть своих чувств.
   Я была тронута его заботой и начинала все больше и больше ценить его любовь ко мне.
   Мы отправились в путешествие на мулах, а багаж, который взяли с собой, несли вьючные лошади. Дети ехали в люльках. Иногда мы сажали одного из детей прямо на мула перед собой, что очень их развлекало.
   Карлос был безрассудно смел, Жако не отставал от него ни на шаг. Думаю, что от сыновей Джейка Пенлайона этого и можно было ожидать. Карлос, подобно своему отцу, пройдет по жизни невредимым. В нем нет ничего от бедняжки Изабеллы; он весь — Джейк Пенлайон. Жако будет такой же, так как всегда следует примеру Карлоса.
   Меня забавляло, сколько усилий приложил дон Фелипе, чтобы отправить нас из Лагуны.
   С нами были шесть слуг и полдюжины сильных мужчин на случай, если нам понадобится защита.
   Путешествие закончилось всего через каких-то тридцать миль, но меня поразила экзотическая красота острова. Мы проехали мимо величественного старого драконова дерева, которому, говорят, более двух тысяч пет. Я вспомнила рассказ Джона Грегори, что, используя смолу именно этого дерева, местные гуанчи раскрашивали кожу, когда участвовали в сражении с испанскими завоевателями.
   В доме к нам отнеслись с огромным уважением, ведь мы прибыли из гасиенды правителя. И там, под сенью Пика Тейде, вершина которого была покрыта снегом, мы провели несколько приятных дней. Совершали прогулки в горы, собирали золотистые апельсины, играли с детьми. Счастливое время! Правда, Хани немного скучала по дону Луису. Я же была довольна, что нахожусь здесь, в прекраснейшем месте. Фелипе дал мне с собой книги, чтобы я могла узнать больше об Испании и совершенствовать язык. В них я прочитала о Канарах и, в частности, об острове Тенериф, которому было дано название «Сад Атланта», и где созревали золотые яблоки. Это были апельсины, а высаженные здесь драконовы деревья защищали их.
   Когда пришло время покинуть дом в горах, то я с некоторым сожалением направила своего мула в Лагуну.
 
   Дома нас ожидало страшное известие.
   Умерла Изабелла.
   У меня появилось чувство глубокого страха, подобно черной тени оно нависло надо мной. Изабелла упала с лестницы в Голубом доме и сломала себе шею, спустя пять дней после нашего отъезда, в день аутодафе.
   Я была потрясена. Как ловко все было подстроено! И я, и дон Фелипе были в отъезде. Сколько раз он повторял: «Если бы не Изабелла».
   Сейчас мне хотелось только, чтобы он никогда не заговаривал со мной о браке. Я желала, чтобы Изабелла еще жила, играя со своими куклами во дворе Голубого дома.
   Дон Фелипе учтиво, но холодно поздоровался со мной. Однако я почувствовала всю глубину страсти, которую он старался подавить в себе.
   Дженнет была совершенно не в себе от волнения. Именно она рассказала нам, как это произошло. Ее поклонник, работающий в конюшне, сообщил ей все подробности.
   — Это было так, госпожа, — начала он. — В тот день состоялось ауто и все домашние отправились в Лагуну.
   — Пилар не должна была оставлять ее.
   — Она оставила ее. Она сделала это в первый раз. Понимаете, это ведь был день ауто… священный долг быть там.
   Я закрыла глаза. «О, Боже! — думала я. — Все были отосланы, так как был день аутодафе. Присутствовать там было священной обязанностью. Каждый боялся не прийти… и даже Пилар пошла. На это он и рассчитывал?»
   — И что она… бедное юное создание?
   — Ну, она не пошла, госпожа. Никто и не ожидал увидеть ее там. Она осталась со своими куклами.
   — Кто-нибудь был с ней?
   — Большой Эдмундо… — Дженнет не могла сдержать веселые нотки в голосе при упоминании о большом Эдмундо, даже пересказывая такое событие. — Он был там. Работал в саду. Он мог позаботиться о ней, если бы ей стало плохо. Говорят, что он мог поднять ее, несмотря на ее крики и сопротивление, с такой легкостью, как будто она была тряпичной куклой.
   — Кто-нибудь еще наверняка был в доме, верно?
   — Двое служанок… глупые маленькие простушки.
   — Где они были?
   — Они говорят, что оставили ее спящей. Было жарко… и она отдыхала. А потом ее нашли внизу у лестницы.
   — Кто нашел ее?
   — Служанки. Они зашли в ее комнату, там было пусто. Тогда они спустились вниз по лестнице, где она и лежала. Они говорили, что она лежала как-то странно. Тогда они подошли посмотреть и выскочили, громко призывая Эдмундо. Увидев, что случилось, он не стал трогать ее, оставив в том же положении, как она лежала после падения. «Она погибла, — сказал он. — Несчастная безумная душа! Она погибла».
   Задвинув шторы, я лежала в постели. Я хотела побыть в темноте, но солнце было таким ярким, что его сверкающие лучи проникали сквозь шторы, и в комнате царил полумрак.
   Дверь медленно открылась, у моей постели стоял Фелипе и смотрел на меня.
   Я сказала:
   — Вам не следует находиться здесь.
   — Мне нужно видеть вас.
   — Не здесь.
   — Видеть вас наедине, — сказал он. — Теперь она умерла.
   — Так недавно умерла, и так странно… — перебила я — Она упала и разбилась. Удивительно, как она не падала раньше…
   — Она упала, когда осталась дома одна. Все, кроме двух служанок и Эдмундо, отправились на аутодафе. Пилар ушла.
   — Пойти туда было их долгом. Ее редко оставляли дома без присмотра.
   — Хватило одного раза.
   — Она умерла. Вы знаете, что это значит. Я свободен.
   — Неблагоразумно говорить об этом. Услышат слуги. Он слабо улыбнулся:
   — Когда-то я также предостерегал вас.
   — Теперь это более важно, чем тогда.
   — Вы правы, мы подождем. Но ожидание не будет трудным, потому что, наконец, я получу предмет моей любви.
   — Вспомните мою королеву и ее любовника. У него была жена, Эми Робсарт. Она умерла. Она упала с лестницы. В точности, как здесь! Как будто кто-то, находясь под впечатлением этого несчастного случая, решил повторить его.
   — Лорд Роберт Дадли убил свою жену с молчаливого согласия вашей королевы.
   — В самом деле? Полагаю, вы правы. Некоторые утверждают, что это было самоубийство, другие говорят о несчастном случае.
   — Но многие знали и правду.
   — Королева не решилась выйти за него замуж.
   — Потому что не потерпела бы претензий на трон.
   — Это… и потому, что выйти за него значило бы потворствовать убийце… и, может быть, рисковать своей репутацией.
   — Возможно.
   — Дон Фелипе, — сказала я, — вы находитесь в подобной ситуации. Слуги Эми Робсарт отправились на ярмарку, ваши ушли на аутодафе. И тут, когда дом почти пуст, ваша жена погибает.
   — Ее не раз удерживали от того, чтобы она не причинила себе вреда.
   — На этот раз не было никого, кто бы спас ее. Будет, о чем поговорить. Если вы сейчас женитесь, дон Фелипе, то могут сказать, что вы таким образом избавились от жены.
   — Я здесь хозяин… правитель этих островов.
   — Моя королева была владычицей Англии. Она была мудрее.
   У него был несчастный вид. Затем он поднял голову, и я увидела в его глазах непреклонную решимость достигнуть цели. Это было именно то чувство, которое заставило его предпринять сложную операцию, чтобы доставить меня на Тенериф. Теперь он также был полон решимости жениться на мне, объявить Роберто своим законным наследником. Его ничто не остановит.
   И я спросила себя: «Фелипе, какую роль ты играл в этом деле? Тебя не было здесь, когда погибла Изабелла. Но и в Англию ты не приезжал, чтобы привезти меня сюда. Ты тот, кто сам определяет цель, а для ее выполнения использует других».
   Он протянул мне руку, но я не приняла ее.
   — Идите, — сказала я, — и будьте осторожны. Не допускайте, чтобы кто-нибудь узнал о ваших намерениях.
   Он вышел, а я осталась лежать в полумраке комнаты.
 
   Похороны Изабеллы прошли пышно.
   Говорили, что в то время, как она пыталась спуститься по ступенькам, ею овладели бесы, она упала и разбилась.
   Смерть легла тенью на весь дом. Ей не удалось проникнуть только в детскую, где мы с Хани проводили очень много времени. Потекли недели.
   Я часто размышляла об Изабелле и задавала себе вопрос, что же произошло на самом деле. Проснувшись, она не нашла Пилар и пошла ее искать? Не раз я представляла, как она стоит наверху той лестницы и потом неожиданно падает вниз. Я ясно видела, как она лежит там. Бедная маленькая Изабелла.
   Сколько раз он говорил: «Если бы не Изабелла!»— Но он был в отъезде.
   Лорд Роберт Дадли тоже был в отлучке в момент смерти его жены; однако это не явилось доказательством его непричастности к убийству.
   Такие люди, как сэр Роберт и дон Фелипе не совершают дьявольские поступки сами. Они принуждают других делать это.
   Эдмундо находился в Голубом доме. Он был сильным человеком — мог поднять Изабеллу и носить, будто тряпичную куклу. Он был слугой Фелипе. Исполнит ли он любое приказание своего хозяина… Любое?
   Так текли мои тягостные мысли.
   Прошло шесть месяцев, и Фелипе сказал мне:
   — Пришло время обвенчаться.
   — Слишком рано, — ответила я.
   — Я не могу ждать вечно.
   — У вас была жена всего шесть месяцев назад.
   — Сейчас у меня нет жены… и никогда не было.
   — Полагаю, это неблагоразумно.
   — Вы будете под моей защитой. Скоро мы уедем в Испанию. Я возьму вас с собой.
   — Нам следует некоторое время подождать.
   — Я не могу больше ждать.
   — Я ничего не решила. Я часто думаю о своем доме. Моя мама никогда не забудет меня. Она скорбит по мне.
   — Обещайте, что выйдете за меня замуж, и я пошлю известие вашей матери. Это безрассудно и опасно. Но я совершу любое безрассудство, чтобы показать вам, как сильно я люблю.
   Я почувствовала, как волна огромной нежности нахлынула на меня. Дон Фелипе протянул руки, и я пошла к нему. Он крепко обнял меня, а я больше не могла сопротивляться такой любви, какую предлагал он.
   Разве не научилась я на горьком опыте, что нельзя жить одними прекрасными мечтами? Хани осознала это. Раньше она наслаждалась счастьем с Эдуардом, теперь — с Луисом. Дон Фелипе убедил меня в своем чувстве — такая нежная и сильная привязанность удивляла даже его самого. Я не могла отвергнуть его.
   Он сказал: «Любимая, напишите своей матери письмо. Расскажите ей, что все хорошо и вы счастливы. Джон Грегори заберет его. Мы все устроим. Он отправится в Англию на следующем корабле. Одно условие — вы не должны упоминать никаких имен; не должны писать, где находитесь. Я не вправе рисковать. Но, моя Каталина, это будет сделано. Вы увидите, как я люблю вас».
   И я согласилась выйти замуж за дона Фелипе.
   Мы скоро обвенчались в небольшой уединенной церкви гасиенды. Мне было хорошо; иногда я не могла удержаться и смеялась про себя при воспоминании об унижении, которое я испытала, когда у меня не было иного выбора, как только подчиниться ему. Я вспоминала, как он велел мне надеть платье Изабеллы, надушиться ее духами и, лежа рядом со мной, дон Фелипе должен был представлять себе, что я — его прекрасная молодая жена. Теперь же он не хотел думать ни о ком, кроме меня. Но призрак Изабеллы все-таки стоял между нами, хотя и все изменилось. Он любил меня, этот странный спокойный человек! Для его характера, конечно, необычно проявлять такую испепеляющую страсть к женщине, принадлежавшей враждебному народу, народу, который он презирал как варваров; и все-таки он любил ее — чужестранку.
   Дон Фелипе любил меня, но и нашего сына. Мне нравилось слышать, как он произносит имя нашего мальчика, которое наедине звучало иначе. Меня охватывало сильное волнение, когда такой холодный суровый мужчина шепчет: «Каталина, Каталина, любимая».
   Он был действительно счастлив, а осознание того, что я приношу такую радость ему, доставляло мне удовольствие.
   Главной целью дона Фелипе было усыновить Роберто. И вот, наконец, из Мадрида прибыли документы, и он с ликованием показал их мне.
   — Теперь Роберто — мой первый ребенок, — говорил он, — хотя мы и обвенчались, когда он уже родился, теперь не будет никаких препятствий к наследованию им моего состояния.
   — А Карлос? — спросила я.
   Он нахмурился. Дон Фелипе никогда не любил Карлоса, однако примирился с его присутствием в детской, чтобы угодить мне.
   — От меня Карлос не получит ничего, но семья его матери обеспечит ему большое состояние.
   Ответ удовлетворил меня.
   Фелипе очень хотелось вернуться в Испанию. Дон Луис был уже готов приступить к выполнению своих обязанностей, и нас ничто больше не удерживало здесь.
 
   Мы вполне могли предполагать, что стоит нам пожениться и у кого-то возникнут сомнения. Даже королева Англии не решилась вступить в брак со своим любовником после того, как его жена таинственно умерла. Не следовало ли и правителю маленького острова быть более осторожным в своих поступках «?
   Поползли слухи.
   Мануэла первая принесла их мне.
   — Госпожа, — обратилась она ко мне, нахмурив брови, — говорят, что вы ведьма.
   — Я ведьма? Что за вздор?
   — Говорят, что вы заколдовали правителя. Он никогда раньше не был таким.
   — Почему он должен быть таким, как раньше? Я его жена.
   — У него и раньше была жена, сеньора.
   — Ерунда. Ты же знаешь, какой была первая жена правителя.
   — Она была одержима нечистой силой.
   — Она была слабоумной, почти безумной.
   — Говорят, была одержима. И вы приказали нечистой силе овладеть ею. Я расхохоталась.
   — Тогда, я надеюсь, ты скажешь им, что они глупцы. Она была не в себе еще до того, как я узнала о ее существовании. Ты прекрасно знаешь это.
   — Но они утверждают, что она была одержима и вы наслали бесов, которые овладели ею.
   — Они сами сошли с ума.
   — Конечно, — в тоне ее ответа чувствовалось беспокойство. Однако это было только начало.
   За мной украдкой наблюдали. По дороге в Лагуну я ощущала на себе чьи-то взгляды. Однажды я услышала шепот:» Ведьма!»
   В Голубом доме все окна были зашторены. Я слышала, как Пилар, стеная, ходит по дому. Она стояла на верхней ступеньке лестницы и звала Изабеллу, чтобы та рассказала всю правду о том роковом дне.
   Фелипе притворялся, что он равнодушен к слухам, которые распространялись, но он не мог обмануть меня. Однажды вечером Фелипе пришел в спальню, на его лице отражались решительность и тревога. Он провел большую часть дня в Лагуне.