Карр Филиппа. Лев-триумфатор

   В это время у них жил только один. Его привезли из убежища, где он скрывался от нежданных визитеров. Священник в одежде грума поехал вместе со мной в Лайон-корт.
   Я понимала, что совершаю дерзкий поступок. Если Джейк уже вернулся домой, невозможно представить себе, что будет.
   Я поделилась своими опасениями со священником, и он ответил, что к риску привык и не может отказать умирающей женщине в последнем утешении на бренной Земле.
   Я провела его в комнату умирающей, и он стоял, держа перед ней распятие, пока она не скончалась.
   Я все простила ей, и она умирала спокойно. Она была рада, что не смогла меня убить и предстанет перед Создателем не отягощенная преступлением.
   Она умерла, держась за распятие.
   Я снова ожила. Прежние страхи казались теперь глупостью. Ну в самом деле, зачем Джейку меня убивать? А если бы он решился на это, то использовал бы не изощренные методы, а просто заколол шпагой. Я шутила, смеялась. Жизнь прекрасна, когда ничто ей не угрожает. Да, Джейк мне изменяет, но он и раньше не был верным супругом. Я всегда об этом знала. Я уже вырастила под своей крышей двух его сыновей. Пенн оказался третьим. Сыновья удовлетворяли его отцовские чувства.
   Жизненные силы вернулись ко мне, я снова могла бороться.
   Придется рассказать Линнет о случившемся. Когда-нибудь она узнает историю всей моей жизни. Я расскажу ей также, как моя мать рассказала мне свою странную историю, когда я была в возрасте Линнет. Все домочадцы поняли, что потеряла рассудок вовсе не госпожа, а Мануэла, которая отравляла пищу и пыталась столкнуть меня с лестницы. Им совсем не нужно знать мотивы ее поступков. Достаточно убедить их, что в нее вселились бесы.
   Мануэлу похоронили на Львином участке кладбища и положили розмарины на свежую могилу.
   Я никогда ее не забуду.

БЕГЛЕЦ

   Какое-то время я не интересовалась событиями, происходившими во внешнем мире, так как была поглощена собственными проблемами. А между тем кругом все обсуждали так называемый Бабингтонский заговор, который, по словам законопослушных подданных Ее Величества Елизаветы, был раскрыт с Божьей помощью. Молодой человек по имени Энтони Бабингтон в юности служил пажом у Марии Стюарт, а возмужав, влюбился в нее, что неудивительно. Он примкнул к группе католиков, и соединенными усилиями они разработали тайный план с целью возведения на трон королевы Шотландии и возрождения в Англии католичества. Этот план получил благословение Испании и самого папы.
   Конспираторы встречались в тавернах в окрестностях Сен-Жиля и в доме Бабинггона, что в Барбикане, и там вынашивали свои замыслы. Елизавету предстояло убить, а Марию освободить из заточения и возвести на престол. По всей стране следовало поднять массовое католическое движение в поддержку заговора. Папа римский дал свою санкцию, а Филипп Испанский обещал помочь в случае необходимости силами Великой Армады.
   Для связи с Шотландской королевой, томящейся в заточении, заговорщики использовали весьма остроумный метод. Письма замуровывали в специальные трубки, а те, в свою очередь, помещали в бочки с пивом, которые доставлялись в апартаменты королевы. Прочитав письмо, королева должна была вложить ответ в ту же самую тубу, которая в пустой бочке возвращалась к пивовару. Такая связь работала бы безукоризненно, не окажись пивовар слугой двух господ — он исправно получал жалование как от королевы, так и от Вальсингама. Таким образом, Государственный секретарь Елизаветы держал в руках все нити Бабингтонского заговора.
   Он не спешил с арестами, так как хотел вытащить сеть с возможно большим уловом, а главным его желанием было сфабриковать обоснованное обвинение королевы Шотландии в государственной измене, чтобы у Елизаветы не оставалось другой альтернативы, кроме как отправить ее на виселицу.
   Потом по всей стране начались аресты, и люди в тревоге говорили, что главной целью является королева Шотландии, а этот мнимый заговор нужен был для того, чтобы положить конец всем заговорам.
   Эти разговоры всегда приводили меня в состояние сильного напряжения.
   Я постоянно думала, не вовлечен ли Роберто в этот заговор.
   Мы узнали имена арестованных. Роберто среди них не было, но я боялась, что его арестуют со дня на день.
   Джейк приехал домой в сильном возбуждении: по его словам, в любой момент Испания может напасть на нас. История с покушением на мою жизнь и гибелью Мануэлы привела его в замешательство. Мне было приятно видеть, что он беспокоится обо мне.
   — И тут испанка! — воскликнул он. — Я бы никогда не пустил испанцев в свой дом. — Он взял меня за плечи и посмотрел в глаза.
   — А ты надеялся избавиться от меня? — пошутила я. Он засмеялся:
   — Что верно, то верно. Но я чувствовал, что тебя никому не одолеть.
   — Кроме тебя, конечно.
   — О да, безусловно. Кроме меня. — Он со смехом прижал меня к себе.
   — Одно время я думала, что ты замыслил освободиться от меня и взять себе молодую жену.
   Он притворно кивнул, как бы обдумывая эту идею.
   — Например, Ромелию. Одного сына она уже родила тебе. Она достаточно молода, чтобы родить еще.
   — По-моему, ты искушаешь меня.
   — Ни в коем случае. Таким мужчинам, как ты, искушение не требуется. Они берут то, что хотят, нимало не заботясь о последствиях.
   — Такова жизнь, Кэт.
   — Да? Приводить бастардов в дом законной жены?
   — Я тебе никого не привел. Ты привела ко мне двоих, а Пенн родился здесь. Я ведь позволил тебе привести твоего.
   Он попал в мое слабое место — Роберто. Джейк со смехом обхватил руками мое горло:
   — Сейчас нужно чуточку надавить.
   — Ну, давай, зачем медлить?
   — Затем, что хоть ты и скандалистка и принесла мне только дочерей, я пока что не намерен сменить тебя на другую.
   Тут он поцеловал меня с необычайной нежностью, от которой я растрогалась, и потрепал мои волосы. Этим жестом он выражал любовь, так он иногда обращался с сыновьями.
   — Знаешь, Кэт, я в нетерпении, — говорил он, — поэтому раздражаюсь по пустякам. Я здесь зря теряю время… в ожидании… проклятых испанцев! Мы готовы во всеоружии встретить их, Бог свидетель. Это будет не сегодня-завтра. Что же они медлят? А теперь еще этот предатель Бабингтон. Он умрет как предатель, и я надеюсь, очень скоро. Он замышлял убить нашу королеву и посадить на трон эту шотландскую шлюху. Хватит, скоро ее голова слетит с плеч. А всех этих предателей, которые с ней заодно, я бы повесил, утопил и четвертовал.
   «О, Роберто! — думала я. — Где ты, Роберто?»
   — Они поймали всех заговорщиков? — спросила я.
   — Кто знает. Думаю, не всех. Но доберутся и до них. Все у Вальсингама на крючке. Он им дает пока погулять на свободе, чтобы потом взять всех и раздавить. Всех до одного… Это — предатели Англии, друзья нашего врага Испании! Эту проклятую страну хорошо бы вообще стереть с лица земли.
   Этими речами он сам себя довел до белого каления «О, Роберто! — думала я. — Где ты?»
 
   Я знала, что он придет. У меня было предчувствие, ясновидение. Он придет ночью и постучится ко мне, как сделал в прошлый раз. Я в постоянном напряжении ждала его. В силу материнского инстинкта я тогда очень чутко спала и сразу проснулась, когда комок земли чуть слышно стукнулся в окно.
   Боясь разбудить Джейка, я тихонько вылезла из постели.
   Я не сомневалась, что это пришел Роберто. Как он мог оставаться в Лондоне, при дворе, в такое время, когда Бабингтон схвачен, и, если бы не Вальсингам и его безупречная система сыска, вполне вероятно, что королеву бы уже убили, а на трон взошла католичка.
   Если Роберто был в списке, найденном при обыске в доме Трокмортона, то агенты Вальсингама уже взяли его под наблюдение. Если даже он непричастен к Бабингтонскому Заговору, а по-видимому, так оно и есть, то ему можно предъявить другой.
   Я осторожно подошла к окну и посмотрела вниз, я ясно увидела его при лунном свете. Он смотрел на мое окно.
   Я оглянулась на Джейка, который, слава Богу, крепко спал, у него всегда был хороший сон, и знаками объяснила Роберто, куда идти. В ответ он указал в направлении хижины, я кивнула и обернулась к постели. Это означало для него, что Джейк находится со мной.
   После этого я вернулась в постель, чувствуя сильный озноб.
   Хижина стала не таким безопасным местом, как прежде. Мое происшествие привлекло к ней внимание. Джейк говорил, что надо бы перестроить ее в нормальный дом для прислуги.
   Густой кустарник вокруг развалюхи разросся и все еще до некоторой степени скрывал ее от посторонних глаз. Мне нужно было как можно скорее сходить туда.
   Я совсем потеряла голову.
   Карлос, который, подобно Джейку, не отлучался далеко от Плимута из-за возросшей угрозы со стороны Армады, заскочил к нам повидаться с Джейком. Я искала удобного момента, чтобы незаметно отнести в хибарку еды. Но следовало соблюдать осторожность, и я осталась. Так я узнала о предсмертных страданиях двух несчастных.
   Карлос, с чужих слов, рассказал о казни Бабингтона и Балларда, второго главаря заговорщиков. Виселица была установлена в поле на окраине Холборна у дороги на Сен-Жиль. Балларда казнили первым. Его сначала повесили, а потом, еще живого, обезглавили. Это происходило на глазах Бабингтона, которого постигла та же участь.
   — Так погибнут все предатели! — вскричал Джейк.
   Я почувствовала тошноту.
   Джейк как-то странно смотрел на меня.
 
   При первой возможности я взяла на кухне кое-какую еду и пошла в хижину.
   Я обняла сына и крепко прижала к себе.
   — О, Роберто, скажи, что случилось.
   — Когда взяли Бабингтона, я понял, что в Лондоне оставаться небезопасно, и сбежал.
   — Ты был среди заговорщиков?
   — Нет… не с Бабингтоном. А если и был…
   — Я поняла одно — никому из участников этого заговора не оставаться на свободе.
   — Дело в том, что Вальсингаму необходимо иметь под рукой как можно больше фактов. Внезапно исчезли некоторые мои друзья. Я понял, что они арестованы. Если Бабингтонский заговор не приведет королеву Шотландии на виселицу, то они обнаружат еще некоторые заговоры. Они настроены очень решительно. Ни католикам, ни людям, причастным когда-то к заговорщикам, никому не уберечься от них. Они охотятся за нами, мама.
   — И за тобой охотятся?
   — Приходили в мой дом. К счастью, друзья меня предупредили. Если бы я вернулся туда, меня бы взяли. Теперь меня ищут.
   — Капитан здесь.
   — Знаю, видел его судно.
   — Роберто, мы должны быть очень осторожны.
   — Мануэла поможет.
   — Мануэла умерла.
   Я вкратце рассказала ему, как и почему она пыталась меня убить. Его это потрясло.
   — Мама, как жизнь жестока! Кажется, эта взаимная ненависть Испании и Англии управляет самим существованием каждого из нас.
   — Это — трагедия нашего времени. Уже много лет тянутся религиозные распри между католиками и протестантами. Эта вражда омрачила жизнь моей матери, не обойдя и меня. Я привела священника к умирающей Мануэле. Надеюсь, про это никто не знает.
   Он поцеловал мою руку:
   — Мама, я люблю тебя. Всю жизнь я надеюсь только на тебя, только тебе доверяю.
   — Ты можешь и сейчас положиться на меня, сынок, ведь я — мать. Мне нет дела до религиозных распрей. Любовь — высшая ценность жизни, и ничего важнее в мире нет.
   — Ты позволишь мне остаться здесь?
   — Не надолго, Роберто. Эта лачуга теперь не такое безопасное место, как прежде. С тех пор, как меня здесь заперли, домочадцы обращают внимание на нее, а раньше-то никто и не замечал. Так что придется тебя куда-то переправить.
   — Я вот о чем подумал, мама: если бы я смог добраться до Испании, то там разыскал бы родственников. Семья отца знает о моем существовании, значит, у меня должно быть там пристанище, не так ли? Разве отец не оставил мне наследства?
   — Оставил, но это было так давно. Теперь там, наверное, другие владельцы.
   — Но ведь я из их рода. Они должны меня принять.
   — Роберто, как мы можем переправить тебя в Испанию?
   — Я должен выбраться из Англии. Меня разыскивают, Вальсингам не даст мне уйти. Со мной расправятся, как с Бабингтоном…
   В его глазах застыл ужас, как будто отразился тот страшный клочок земли около Холборна с виселицей:
   Биллард и Бабингтон, подвергнутые мучительной пытке.
   «Нет, — думала я, — только не Роберто! Это мой маленький мальчик, которого я качала на руках, который так радовал Фелипе и соединил нас. Нет! Никогда!»
   Как жесток мир, в котором люди могут так обращаться друг с другом! Но только не с моим сыном! Я пойду на все и не допущу, чтобы его постигла участь тех несчастных.
   Я должна его спасти. Нужно найти какой-то способ, как вывезти его из страны. Кто может помочь? Карлос? Жако? Джейк? Да, интересно, что я сказала бы ему? У нас скрывается Роберто. Он соучастник заговора, нужно помочь ему бежать. Что при этом сделает человек, ненавидящий испанцев? В лучше случае заколет его своей шпагой, а в худшем — сдаст властям, и тогда он обречен на мученическую смерть.
   Я сказала:
   — Я должна подумать. Нужно найти какой-то выход Одно ясно: тебе нельзя здесь оставаться надолго. Я постараюсь найти другое убежище.
   — Мама, тебе нельзя в это впутываться. Они называют предателями всех, кто помогает католикам.
   — Пусть назовут, как хотят — я должна защитить своего сына. Теперь я уйду, а ты закрой дверь и никому, кроме меня, не открывай. Я принесла тебе еду. Ты плохо выглядишь, а нужно сохранить силы.
   — Я долго шел пешком, мама.
   — Ешь и отдыхай, а я скоро приду, — я направилась к двери. — Запри за мной и никому другому не открывай. Запомни, тебе очень опасно здесь оставаться.
   Я открыла дверь и застыла в ужасе.
   Передо мной стоял Джейк.
   — Действительно, очень опасно, — проговорил он, — изменникам скрываться в моих владениях.
   Он вошел в лачугу и захлопнул дверь. Чувствуя, что могу упасть, я прижалась к каменной стене.
   — Итак, — продолжал Джейк с таким жестоким выражением лица, какого я никогда не видела, — ты скрываешься от закона. Ты не только изменник, но к тому же еще и дурак, коли пришел сюда.
   Он возвышался над Роберто. Он схватил его за плечи и встряхнул. Его рука оказалась на шпаге.
   Я бросилась вперед, вцепилась в его руку и повисла на ней со всей силой. Джейк сверху свирепо взглянул на меня, как смотрел только на испанцев.
   — Джейк! — взмолилась я. — Ради Бога! Это мой сын.
   — Твой испанский выродок! — прорычал он. Он обнажил шпагу — я увидела блеск стали. Я пыталась разнять их.
   Джейк оттолкнул меня и приставил шпагу к горлу Роберто.
   — Значит, ты, негодяй, пришел сюда?
   Роберто не отвечал. Неподвижный, с побледневшим лицом, он сохранял достоинство как истинный испанец. Я бессвязно молилась Богу — не протестантскому, не католическому — единому Богу любви: «Боже, спасти моего сына! Позволь ему жить. Что бы ни случилось сейчас со мной, пусть он останется жить. Помоги ему вырваться отсюда для доброй мирной жизни. Даже если я никогда больше его не увижу, неважно, только бы он жил и был счастлив».
   — Джейк, — рыдала я, — Джейк… умоляю тебя… Джейк заколебался. И совершилось чудо — он вложил шпагу в ножны.
   — Ты покинул свое жилище, — сказал он. — Ты находишься в розыске. По тебе плачет виселица. Но этого мало — ты явился сюда. Ты мог запятнать предательством собственную мать. Ты мог сделать ее соучастницей своего злодейского преступления. Если на нее падет подозрение, то даже мне не спасти ее.
   — Я бы никогда не выдал ее. Я бы поклялся, что она не разделяла мои взгляды. Я бы сказал, что она не знала о моей присутствии здесь.
   — Замолчи! — Джейк покачивался на каблуках в глубокой задумчивости. Он снял с крючка ключ.
   — Ты останешься здесь, — приказал он. — Пошли, Кэт! Оставь его.
   Он вытолкнул меня и запер лачугу. Я спросила:
   — Что ты собираешься делать, Джейк?
   — Увидишь, — ответил он.
   Я знала, что он имеет в виду: он будет держать Роберто взаперти, пока не сможет передать его в руки тех, кто доставит его в суд для смертного приговора за измену.
 
   Не знаю, как я пережила этот день. Мне не приходило в голову, что можно сделать.
   Джейк зловеще молчал, думаю — вырабатывал план. Я спрашивала себя, не попытается ли Роберто сбежать. Если так, то далеко ему не уйти. Он слишком измучен. Вряд ли он сможет дотянуться до оконца, разбить его и выбраться наружу. Он уже не в том состоянии, как прежде, когда мы с Мануэлей скрывали его.
   Весь день напролет я напряженно ждала. Мне постоянно слышался стук копыт — как будто пришли за Роберто. Пять минут казались часами, а час — целыми сутками.
   Я чувствовала себя совершенно разбитой; из головы не выходила ужасная картина страдальцев на виселице. Такое не должно случиться с Роберто… нет, нет, не с моим сыном, не с малышом, которым мы так гордились, — Фелипе и я.
   К вечеру Джейк вернулся домой и сразу прошел в спальню.
   — Джейк, — воскликнула я — что ты сделаешь?
   — А что, по-твоему, я должен сделать?
   — Ты выдашь его?
   — Пока он в хижине. Я связал его, чтобы он не сбежал, кроме того, у меня ключ.
   — Джейк, умоляю… я никогда и ничего не просила так, как сейчас… отпусти его. Ну, пожалуйста, Джейк, а не то я…
   — Что тогда?
   — Если ты причинишь зло моему сыну, я возненавижу тебя навеки.
   — Ты уже сто лет говоришь, что ненавидишь меня.
   — Раньше я шутила, а теперь говорю всерьез. Если ты выдашь Роберто…
   — Ты слишком все драматизируешь. Он — предатель. Это ты понимаешь, Кэт? Очень скоро нам придется бороться не на жизнь, а на смерть против таких, как твой Роберто. Испанцы готовы вторгнуться сюда… силой навязать нам свою не праведную веру, установить по всей стране инквизицию. Ты понимаешь, что это значит?
   — Да, очень хорошо понимаю. Я ненавижу это. Я буду бороться всей силой и волей.
   — Значит, ты с нами, Кэт, а те, кто с нами, не имеют права жалеть тех, кто против нас… кем бы они ни были.
   — Отпусти его, Джейк. Помоги ему. Ты можешь. Дай ему коня. Он доберется до Корнуолла и сможет там жить спокойно.
   — Ну да — спокойно жить! Когда это будет? В любой момент он начнет воздвигать своих идолов.
   — Джейк, Джейк, прошу тебя. Не сказав ни слова, он вышел, оставив меня одну. Он ездил далеко; я поняла это, когда он вернулся, по загнанной лошади.
   Настала ночь. Я не ложилась. Неподвижно сидела в кресле и плакала.
   Джейк лег в постель и заснул или притворился спящим. Когда он проснулся, я все еще сидела в кресле.
   Тогда он подошел ко мне, поднял и перенес на кровать.
   Он обнял меня и ласково сказал:
   — Ты губишь себя.
   Я не ответила. Все уже сказано, он принял решение. Интуитивно я знала о его намерениях.
 
   Я заснула, вконец измученная своими переживаниями, а когда проснулась, было совсем светло, Джейк уже ушел.
   Мне очень хотелось сходить в лачугу, но Джейк строго-настрого запретил мне это делать, и я не пошла. В любом случае нужно ждать, пока не прояснится ситуация.
   «Надо что-то придумать. Боже Милостивый, — молилась я, — научи меня, что делать. Помоги мне спасти моего сына».
   Все утро я не видела Джейка. Пришла Дженнет и затараторила с порога:
   — Знаете, хозяйка, «Золотая лань» уходит в плаванье. Говорят, с приливом она уйдет.
   Я почти не слышала ее, думая о своем: «Роберто, как бы спасти тебя?»
   Я боялась, что Дженнет заговорит о хижине, что кто-то там живет, но она не упоминала об этом. Она была поглощена неожиданным отплытием «Золотой лани», потому что там служил один ее знакомый матрос.
   Я резко оборвала ее, так как была не в настроении обсуждать любовные связи Дженнет. Ну, уйдет матрос на «Золотой лани», она быстро найдет ему замену.
   К полудню Джейк вернулся.
   Он сказал, что хочет поговорить со мной, и мы пошли в спальню.
   — Они уже напали на след.
   — Ты хочешь сказать, что сообщил им?
   — Нет. Ничего я не сообщал. Но его ищут. Сейчас преследуют всех, подозреваемых в государственной измене. Твой сын — один из них. Дурак он. Ему нельзя было появляться здесь. Первое место, где его будут искать — это родительский дом.
   — О, Боже, они найдут его!
   — Они обыщут усадьбу.
   — И доберутся до хибарки. — Я закрыла руками лицо. В этот момент я услышала переполох во дворе. Джейк поднял меня с кресла и подвел к окну.
   — Посмотри, — сказал он. — Ты видишь «Золотую лань»? Она снимается с якоря. С приливом она поднимет паруса. Сейчас попутный ветер. К полуночи ее унесет далеко.
   Я не смотрела в окно. Роберто, запертый в лачуге и связанный Джейком, стал слишком легкой добычей для преследователей.
   — Я верный патриот, — сказал Джейк. — Это все знают. Я помогал очистить море от испанцев. Каждому известно, что в моих владениях изменник не найдет себе убежище.
   — Успокойся, никто тебя не тронет! — проговорила я с неприязнью.
   — За жену я тоже ручаюсь, — ответил он.
   — Ты смеешься надо мной… в такой момент.
   — Ничуть, — сказал он. — Зря ты не хочешь смотреть на корабль. Сказать тебе, какой груз она несет?
   — Меня не интересует ее груз.
   — Даже если это твой сын Роберто? Я вытаращила глаза от изумления.
   — Джейк! Что это значит? Ты… Он поднял руку и сжал кулак.
   — Он — изменник. Никогда не думал, что стану помогать изменнику. Но когда мне приказывает жена — а она настоящая мегера, — я подчиняюсь.
   Я склонилась перед ним и подняла лицо.
   — О, Джейк, это правда?
   — Они придут в хижину, а птичка-то, улетела. Как ветром сдуло. Рано утром я отвез его на «Золотую лань».
   Что я могла сказать этому человеку? Мне не отблагодарить его до последнего дня.
   Я взяла его руку и поцеловала. По-моему, он растрогался.
   И в этот момент постучали в дверь.

ЛЬВЫ ТОРЖЕСТВУЮЩИЕ

   Страна жила в тревожном ожидании.
   Мы знали, что испанцы наступают. Мы знали, что они завоевали большую часть мира; знали и то, что они придут не только с войском и орудиями, но и с дыбой, тисками и другими ужасными орудиями пытки, о которых мы и не слыхивали. Они придут на нашу землю не только как захватчики, но и как религиозные фанатики. Если они, не дай Бог, покорят нас, как покорили другие народы, «тогда — конец нашей свободе. Они силой навяжут нам свою веру.
   Такие люди, как Джейк, Карлос, Жако, Пенн, верили — этому не бывать! Их верой стала Англия — гордая и независимая страна.
   Мужчины говорили о непобедимой Армаде не иначе как с презрительным смехом. Только мы — непобедимые и непокоренные.
   День Святой Троицы навсегда сохранится в памяти тех, кто пришел в церковь в то утро. Это была не просто торжественная служба, но еще и освящение, и напутствие нашим славным морякам, чьи суда стояли наготове в гавани. Никогда еще Плимут не видывал такого великолепного зрелища.
   Из Пенлайона явились все: Джейк и я с Карлосом и Эдвиной, Жако, Пенн, Линнет и Дамаск. Солнце играло в воде. На узкие улицы высыпал народ, спешащий в церковь, чтобы увидеть сэра Френсиса. Ибо он был там — гроза испанцев и герой всех верноподданных королевы.
   Мы понимали, что скоро свершится величайшая битва в истории нашей страны. Те из нас, кто трезво смотрел на жизнь, постоянно напоминали себе, что наше будущее зависит от ее исхода. Испанцы уже приготовились выйти в море.
   А в бухте стояли суда, над каждым из которых реял английский флаг — красный крест на белом фоне. Дул сильный ветер, и, казалось, корабли были готовы в любой миг сорваться с якоря и ринуться вперед. Там находились: собственное судно Дрейка —» Реванш «, » Ковчег» Говарда Эффингама. «Белый медьведь»и «Триумф» Мартина Фробишера. Здесь были и корабли Елизаветы «Отважный»и «Безупречный». Чудесное зрелище! Джейк отдал себя в распоряжение лорду Ховарду и сэру Френсису. Карлос и Жако поступили так же, .
   Они считали своим священным долгом служить на флоте и, когда пробьет час, сразиться с Армадой.
   А я, сидя в церкви в то воскресенье, задумалась, что нового принесут мне ближайшие дни.
   «Золотая лань» еще не вернулась. Я часто думала, что будет, если ее захватили испанцы. В этом случае Роберто, скорее всего, спасен. Возможно, теперь он живет в Испании в семье своего отца. Но стоит ли уповать на это? Кто знает? Вообще говоря, с его отплытия прошло не слишком много времени, и, допустим, он на той же «Золотой лани» вернется. А если так, то угомонится ли он, способен ли жить спокойной жизнью?
   Королева Шотландии, прочно связанная с Бабингтонским заговором, в прошлом году была казнена в замке Фосерингей, и, если удастся разгромить Армаду, то в результате Англия избавится как от внешней угрозы, так и от внутренней. Можем ли мы рассчитывать хотя бы на несколько лет спокойной жизни?
   Я рассказал Линнет о побеге Роберто. Я доверялась ей все больше и больше. В свои восемнадцать лет она стала красивой и умной девушкой. Она походила на нас обоих — на Джейка и на меня. Беседуя с ней, я особенно подчеркивала благородство Джейка — ведь он спас Роберто, отправив его на «Золотой лани», вопреки своим твердым убеждениям.
   — Он сделал это ради меня, — говорила я. — Об этом я никогда не забуду.
   По-юношески импульсивная Линнет изменила к нему отношение. Она стала видеть отца в новом свете. Этот грубый человек, тем не менее, имел доброе сердце. Она больше не презирала его, а другим открытием для меня явилось то, что Джейку очень льстило новое отношение к нему дочери.
   Между ними все еще оставалась настороженность: я думаю, ей хотелось гордиться им, а ему — чтобы она его любила.
   Вот как обстояли наши дела к утру того памятного дня Святой Троицы.