Карр Филиппа. Лев-триумфатор

   Это действительно было время несчастий.
   На следующий день после того, как «Вздыбленный лев» вернулся домой, у меня начались родовые схватки. Это было слишком рано, и мой ребенок родился мертвым.
   Трагедию усугубило еще то, что родился мальчик.
 
   Я была безнадежно больна. Я потеряла долгожданного ребенка, что также не способствовало моему выздоровлению, и две недели все думали, что я не выживу.
   Джейк приходил и сидел около моей постели. Бедный Джейк! Я полюбила его. Его «Вздыбленный лев» получил повреждения, сын, о котором он так мечтал, был потерян. И я, кого он по-своему любил, находилась при смерти.
   Позже я узнала, что он почти сошел с ума и угрожал докторам, что, если я умру, он убьет их. Он делил свое время между моей комнатой и кораблем. Где-то к концу второй недели стало ясно, что у меня есть шанс поправиться и что «Вздыбленный лев» будет опять, как прежде, плавать.
   Я часто бредила, и не знала, где нахожусь. Временами я видела себя на гасиенде, ожидающей прихода дона Фелипе. Однажды мне показалось, что я вижу его, что это он стоит, глядя на меня, около кровати, подняв высоко подсвечник. В другой раз я держала моего сына на руках, а он глядел на нас.
   Однажды ночью я очнулась и увидела, что это Джейк стоит возле моей кровати. Я увидела его сжатые кулаки и услышала его шепот.
   — Ты зовешь его. Перестань. Ты подарила сына ему. А мне дать сына не смогла.
   Я испугалась, испугалась за Роберто, потому что в этот момент поняла, какими неистовыми могут быть чувства Джейка. Я поняла, что рождение сына от Фелипе всегда будет точить его мозг, и его яростная ненависть к нему, к испанцам, и ко всему испанскому сконцентрируется на моем сыне.
   Я хотела обратиться к нему.
   — Джейк, — сказала я. — Я умру… Он опустился на колени около кровати и взял мою руку. Он горячо, одержимо целовал ее.
   — Ты будешь жить, — сказал он, и это было подобно приказу. — Ты будешь жить ради меня и сыновей, которые будут у нас.
   Я поняла его чувства ко мне. Я была нужна ему, и он не мог представить свою жизнь без меня. Его губы были прижаты к моей руке. «Поправляйся, — говорил он. — Будь сильной. Люби меня, ненавидь меня, но будь со мной».
   Я почувствовала себя более уверенно, но когда мне стало лучше, мои опасения за Роберто вернулись. «Что было бы с ним, если бы я умерла?»— задавала я себе вопрос.
   В таком настроении я послала за Мануэлей. Мануэла вела себя незаметно с момента ее прибытия в Англию. Если она и скучала по дому, то никогда этого не показывала. У нее и Роберто было что-то общее, потому что в них обоих текла испанская кровь. Я велела ей проверить, не слушает ли нас кто, и попросила сесть около меня.
   — Мануэла, — сказала я, — ты счастлива в Англии? Она ответила:
   — Она стала моим домом.
   — Ты должна быть ласковой с Роберто. Он доверяет тебе больше, чем остальным.
   — Мы разговариваем по-испански. Приятно говорить так, как будто мы дома.
   — Я много думала о нем, пока здесь лежала. Он еще мал, Мануэла, и не способен позаботиться о себе.
   — Капитан ненавидит его, сеньора. Это потому, что он сын дона Фелипе, а вы его мать.
   — Я на пороге смерти, Мануэла, и цепляюсь за жизнь, потому что боюсь за Роберто.
   — Ваша жизнь в руках всемогущего Бога, сеньора, — сказала она укоризненно.
   — Я пока в этом мире, но очень слаба и хочу, чтобы ты дала мне обещание. Если я умру, ты должна немедленно покинуть этот дом вместе с Роберто. Я хочу, чтобы ты отвезла его к моей матушке. Ты скажешь ей, что я просила ее позаботиться о нем. Она должна полюбить его, потому что он мой сын.
   — А капитан, сеньора?
   — Как ты знаешь, капитан не любит Роберто.
   — Он ненавидит его, потому что мальчик испанец.
   — Он немного недолюбливает его, — сказала я уклончиво. — Роберто не такой, как Карлос и Жако. Я знаю, ты когда-то сильно любила Карлоса. Я помню, как ты приходила в детскую на гасиенде…
   Мой голос дрогнул, и она сказала страстно:
   — Карлос стал настоящим сыном капитана. Он кричит, хвастается, что перережет горло испанцам. Он больше не принадлежит к вере своей матери.
   — Он теперь сын своего отца, Мануэла. Я увидела слезы злости у нее в глазах. Я знала, что она истово предана своей вере и что она постоянно, но тайно молится.
   — А Роберто, — сказала она мягко, — он другой. Роберто останется настоящим испанцем. Он никогда не забудет, что его отец — испанский дворянин.
   — Ты любишь мальчика, не так ли, Мануэла? Карлос теперь может сам о себе позаботиться, но если что-нибудь случится со мной, пригляди за моим маленьким Роберто.
   — Я сделаю все, чтобы спасти его, — сказала она страстно.
   Когда она говорила, в ее взгляде был яростный фанатизм, и я знала, что она искренна.
   Я проснулась и увидела матушку, сидящую около моей кровати.
   — Это действительно ты? — спросила я.
   — Моя дорогая Кэт! Джейк послал за мной. Я немедленно приехала и останусь до тех пор, пока ты не поправишься. Твоя бабушка прислала много лекарств, и ты знаешь, что ее средства всегда помогали.
   Я взяла ее за руку и не отпускала, так как хотела удостовериться, что все это мне не снится.
   С того момента, как она приехала, мое выздоровление пошло быстрее. Я чувствовала, что мне будет лучше, если она станет ухаживать за мной. Так было еще с тех пор, когда я болела в детстве. Она обычно говорила: «Теперь все хорошо. Мама здесь». И я всегда верила ей.
   Она с бабушкой сшили одежду для новорожденного. «Мы оставим ее для следующего», — сказала она мне.
   Я успокоилась. Следующий! Конечно, то, что случилось со мной, было несчастьем, которое приключается со многими женщинами в период вынашивания ребенка. У меня уже есть один сын, появится и другой.
   Она принесла в дом ощущение покоя. Мне нравилось слушать, как она разговаривает со слугами.
   Я рассказала ей о моем разговоре с Мануэлей.
   — Моя дорогая Кэт, — успокоила она меня, — у тебя нет причин для беспокойства. Если бы произошла эта трагедия, я был приехала и взяла Роберто с собой. Но, благодаря Богу, его мать будет долго жить вместе с ним.
   Она откровенно спросила меня, счастлива ли я в браке, и я не знала, как честно ответить ей.
   — Сомневаюсь, что когда-нибудь был брак, подобный нашему, — сказала я ей.
   — Я слышала, что на его корабле ушел другой капитан, так как Джейк не мог оставить тебя. Я засмеялась:
   — Дорогая мама, не пытайся понять, что представляет собой мое замужество. Это никогда бы не случилось с кем-либо таким же кротким и ласковым, как ты. Во мне есть какая-то необузданность, которая будит в нем ответные чувства.
   — Но вы любите друг друга?
   — Я бы не назвала это любовью. Он решил, что я должна вынашивать его сыновей. Он выбрал меня для этой цели. Я обманула его ожидания… и именно сейчас, когда он потерял свой корабль! Я нашла в своем сердце сострадание к нему, что удивило меня. Мама, дорогая, не беспокойся. Ты не поймешь нас. Ты слишком хорошая, слишком добрая.
   — Моя дорогая дочь, я жила и любила, и жизнь часто казалась мне странной.
   — Но теперь у тебя есть Руперт и все, к чему ты всегда так стремилась.
   — Хотя я могла бы заполучить Руперта много лет назад, но этого не произошло. Видишь, ни для кого из нас нет легких путей.
   — Я часто думаю, что было бы хорошо, — сказала я, — если бы мы поженились с Кэри. Она перебила меня.
   — Ты обманываешь себя. Все это в прошлом. У тебя есть ребенок, и будут другие. Ты все еще живешь с навязчивой идеей, хотя у тебя есть Джейк. Ты любишь его, и знаешь это. Перестань думать о прошлом. Ты любила твоего испанца, но теперь у тебя есть Джейк. Посмотри действительности в лицо, Кэт. Была ли она права, моя мудрая мать?
 
   Джейк вошел и сел около меня.
   — Ты скоро поправишься, — сказал он, — теперь у тебя самая лучшая сидела, какая только может быть.
   — Спасибо, что послал за ней.
   — Теперь, когда она здесь, я ненадолго уеду. Я должен позаботиться о семье Гирлинга.
   — Какая у него семья?
   — Его жена недавно умерла, я думаю, от потницы. У него есть дети, которые могут оказаться в нужде. Он хорошо служил мне. Я не должен предать его память.
   — Ты должен убедиться, что с ними все в порядке, — сказала я.
   — Я тоже так думаю. Я поеду в Сент-Остелл и посмотрю, что там творится. Я знаю, что оставляю тебя в хороших руках.
   Он уехал на следующий день.
   Дом казался спокойным без него. Я стала подниматься с постели, сидеть у окна и смотреть на Хоу. Я видела «Вздыбленного льва». Его паруса и снасти были разобраны. Корабельные плотники сновали взад и вперед на маленьких лодках; они были заняты восстановлением обшивки судна.
   Я раздумывала над тем, когда он сможет опять выйти в плавание, ведь вместе с ним уйдет и Джейк.
   Я пила бульон, который готовила для меня матушка, глотала специальные снадобья бабушки и вскоре вышла на открытый воздух. Был конец апреля, и цвели нарциссы. Моя мать, которая любила цветы и сама была названа в честь дамасской розы, собирала их и делала из них букеты, чтобы расставить в моей спальне. Мы гуляли по аллее под сплетенными ветвями, и солнце просвечивало сквозь них — на ветвях были еще только почки и крошечные листики. Мы сидели в саду у пруда и разговаривали.
   Однажды, когда мы сидели здесь, она сообщила мне новости, которые тяжким грузом лежали на ней. Я знаю, что она ждала того времени, когда я окрепну, чтобы услышать их.
   Матушка сказала:
   — Кэт, я должна сообщить тебе кое-что. Прими это мужественно. Ты должна понять это.
   — Что случилось, мама?
   — Это касается Хани, — сказала она.
   — Хани? Она больна?
   — Нет. Ты очень ее любишь, Кэт?
   — Ты знаешь, что люблю. Она мне как сестра.
   — Это так, я всегда этого хотела. Я понимала, что даже сейчас она старается выиграть время.
   — Пожалуйста, не тяни… — попросила я. — Что случилось с Хани?
   — Она опять выходит замуж.
   — А почему бы нет? Она так красива. Многие мужчины хотели бы жениться на ней. Это хорошие новости, не так ли? Почему бы ей не выйти замуж?
   Матушка опять помолчала. Я повернулась и с удивлением посмотрела на нее.
   Казалось, она хотела разозлиться:
   — Хани вышла замуж за Кэри.
   Я уставилась на зеленую траву, на блики солнца, игравшие на поверхности пруда.
   Я представила их вместе. Красавицу Хани и Кэри, моего Кэри…
   Почему я почувствовала внезапный гнев? Он не мог стать моим, и было ясно, что когда-нибудь он все же женится. Если бы я не сделала этого… дважды. А раз у него должна быть жена, почему это не может быть Хани, которая давно любит его?
   Матушка накрыла мою руку своей:
   — Я просила Мануэлу привести Роберто к нам. Кажется, я слышу их шаги. Она часто повторяла:
   — У тебя есть сын. Забудь о несбыточной мечте. Это прошлое, а это настоящее. Здесь твое будущее.
   Пришла Мануэла с моим сыном и, увидев нас, он подбежал ко мне.
   — Мама, мама! — кричал он. Я знала, что пока я лежала больная и наши встречи были невозможны, он очень страдал.
   — Я опять здорова, Роберто. Вот она я. Мы так скучали друг без друга, — сказала я. И на душе у меня стало спокойно.
 
   Матушка говорила обо всем, кроме Хани и ее замужества, но я не могла этого забыть. Я представляла из в замке Ремуса, счастливо смеющихся, беседующих о былых временах, занимающихся любовью. Вспоминают ли они когда-нибудь меня? И как чувствует себя при этом Кэри?
   Хани была красива и мила. В ее красоте была безмятежность, которая делала ее более привлекательной для мужчин. В ней не было ничего от дикой кошки; она легко ко всему привыкала. Она была хорошей женой Эдуарду, хотя и любила Кэри; позже она, очевидно, забыла Эдуарда и посвятила себя Луису. А теперь она забудет их обоих ради Кэри. И, кроме того, признавалась я, она всегда любила Кэри.
   Матушка рассказывала о том, что произошло дома. Близнецы ее родного брата хотели пойти в море, и моя бабушка пыталась отговорить их, о цветах, которые выращивает бабушка, и о большом количестве бутылочек на полках ее тихой комнаты.
   — Она стала почти аптекарем, и люди ходят к ней за лекарствами, — говорила матушка.
   Матушка воспринимала все проще, потому что меньше боялась мятежа католиков. Свадьба королевы Шотландии с лордом Дарнлеем оказалась благоприятным событием для Англии. Молодой супруг был таким властным, таким надменным, таким распущенным и, в общем, таким неприятным человеком, что порождал множество разногласий между Англией и Шотландией.
   — Пусть лучше они ссорятся между собой, чем стремятся к конфликту с нами, — сказала моя мать. — Так говорят все.
   Еще больше разговоров началось после скандального убийства секретаря Шотландской королевы у нее за ужином.
   Моя мать была потрясена.
   — Все говорят только об одном. Когда беременная Мария ужинала в Холируде, один из ее придворных ворвался и вытащил молодого человека из-за стола. Бедняга, говорят, вцепился в юбки королевы, умоляя спасти его. Многие считают, что секретарь Риццио был ее любовником. Скорее всего, это ложь. Бедняжка! Кстати, Кэт, она твоего возраста.
   — Как хорошо, что мы не родились членами королевской семьи.
   Матушка рассудительно сказала:
   — Опасности поджидают всех людей независимо от того, королевской они крови или нет. Но это ничего не значит по сравнению с событиями в Шотландии. Наша добрая королева Елизавета всегда находит правильные решения и окружает себя талантливыми государственными деятелями; а нам и нужен хороший, твердый правитель. Здесь, конечно, религиозный конфликт. Говорят, что королева — протестантка, и, скорее всего, исходя из общей ситуации, это так и есть. Но я должна говорить об этом шепотом, Кэт. Надо держать язык за зубами. Мы счастливы с нашей королевой. Но пока королева Шотландии жива, существует и опасность. Нехорошо, когда к другим приходит беда, но, тем не менее, чем большие несчастья постигнут шотландский двор, тем спокойнее английские мужчины и женщины будут спать в своих постелях.
   Стоял прекрасный майский день. Фруктовые деревья были в цвету, на грядках зеленели петрушка и салат, а птицы повсюду распевали свои песни. Славное время года, когда природа обновляется и звучит щебетанье черных дроздов и зябликов, стрижей и ласточек.
   В это время Джейк привез Ромелию Гирлинг. Этому грустному, маленькому, бесприютному ребенку было двенадцать лет. Очень тоненькая, с большими зелеными глазами, слишком большими для ее маленького личика, — такой она предстала перед нами.
   Они прибыли поздно ночью. Когда они вошли в дом, девочка засыпала на ходу после долгой дороги из Сент-Остелла.
   — Это Ромелия, — сказал Джейк, — дочь капитана Гирлинга. Она будет жить с нами. Теперь это и ее дом.
   Я сразу все поняла. Девочка потеряла обоих родителей. Она стала бы бродяжкой, и я была рада, что Джейк привез ее. Я приказала, чтобы ей приготовили комнату, накормили и немедленно отправили в постель.
   Джейк объяснил:
   — Там мало что осталось. Оба они… она и ее брат… были в доме одни. Слуги ушли. Они почти умирали с голоду. Дальняя кузина капитана взяла мальчика. Все, что я мог сделать, это привезти девочку сюда. Ее отец очень хорошо служил мне.
   — Мы позаботимся о ней, — сказала я. Приятно было видеть, как благотворно действуют на девочку хорошая пища и удобное жилье. Она поправилась, но все еще оставалась заброшенным ребенком — изящное, миниатюрное созданье со спокойными манерами. Больше всего в ней поражали глаза, большие и такого удивительно зеленого цвета, что тут же приковывали к себе внимание. Волосы у нее были темные, густые и прямые. Ресницы — короткие и густые, еще более темные, чем волосы.
   Наступил июнь, и матушка сообщила, что должна возвращаться домой. Руперт был самым терпеливым мужем, но и он уже соскучился по ней. Мы распрощались, и я смотрела ей вслед так долго, пока могла видеть удаляющуюся свиту.
   К августу этого года «Вздыбленный лев» был готов к отплытию. Джейк пробыл на берегу слишком долго. Наконец, и до нас дошли новости, что в июне королева Шотландии родила мальчика. Его назвали Яков, и этот мальчик, как было сказано, будет иметь права на трон Англии.
   Джейк сказал:
   — Эти чертовы испанцы усадят его мать на трон. Ты знаешь, что это значит. У нас никогда здесь не было папистов. Запылают Смитфилдские костры прежде, чем мы поймем, что случилось. Их надо выгнать из всех морей, и это дело как раз для английских моряков, которые покажут, кто в них настоящий хозяин.
   Я знала, что означают эти слова.
   Он опять страстно стремился в море; и на этот раз уже никому не доверит «Вздыбленного льва».
   Я опять была беременна.
   В сентябре этого года Джейк отплыл из Плимута.

РОЖДЕНИЕ МАЛЬЧИКА

   Несколько дней спустя после отплытия Джейка я сделала взволновавшее меня открытие — я не могла найти Роберто. Я спрашивала мальчиков, где он, н они не могли ответить мне. Я не очень волновалась, пока несколько дней спустя он опять не пропал.
   Зная, как близок был Роберто с Мануэлей, я решила спросить ее, и пошла в комнату, где она жила вместе с другими служанками. Ее там не было, но кто-то из прислуги сказал мне, что видел, как она шла к башне.
   Я поднималась по крутой винтовой лестнице, ведущей в комнаты башни, которыми редко пользовались, и все яснее и яснее слышала бормочущие голоса.
   Я открыла дверь и сразу же поняла, что происходит. На установленном в комнате алтаре горели свечи, и перед ним на коленях стояли Мануэла и Роберто. Они поднялись, и Мануэла протянула руки, защищая Роберто.
   — Мануэла, — закричала я, — что ты делаешь? Ее оливковая кожа потемнела, и глаза вызывающе сверкнули.
   — Это мое дело, — сказала она, — я забочусь о душе Роберто.
   Я была напугана. Я знала, что она обучает Роберто католическим обрядам, ее обрядам и обрядам его отца. Если бы мы остались на Тенерифе, Роберто, конечно, следовал бы им, но мы были в Англии, и я знала, что случится, если только Джейк обнаружит, что кто-то под его крышей был, как он говорит, «папистом».
   Я сказала:
   — Мануэла, я никогда не вмешивалась в твою жизнь. То, что касается тебя самой, ты вправе делать так, как хочешь, хотя и должна быть осторожной, чтобы не привлекать к себе внимания. Ты знаешь, я всегда была терпеливой. Я могу многое понять. Я знаю, как глубока твоя вера. Но если ты делаешь это здесь, Мануэла, ты должна делать это одна и тайно. Избавь моего сына от этого. Он должен исповедовать веру этого дома, в которой воспитываются остальные дети и которой учит его учитель.
   — Вы просили присматривать за ним, заботиться о нем, оберегать его. Его душа — вот что важно Роберто смотрел испуганно, и я сказала:
   — Да, Роберто, когда я думала, что умираю, я просила Мануэлу отвезти тебя к моей матушке, которая позаботилась бы о тебе. Но я опять здорова, и разговор о моей смерти не идет. Я снова буду заботиться о тебе.
   Я подошла к алтарю и задула свечи, Мануэла отрешенно стояла, потупив глаза.
   — Я хочу исповедовать веру моего отца, — сказал Роберто.
   Как много Мануэла рассказала мальчику о его отце — об этом учтивом дворянине, который даже сейчас присутствовал в моих мыслях? Я видела жесткие очертания рта Роберто, когда он упомянул о своем отце. Он никогда не примет Джейка в этой роли. Он ненавидел Джейка. Между ними была яростная вражда. И если Джейк когда-нибудь обнаружит, что он приютил под своей крышей католика, что он сделает?
   «О, Боже, — думала я, — неужели нет выхода из этой страшной ситуации?»
   Я знала одно: больше не должно быть этих тайных занятий с Мануэлей. Когда Джейк вернется, Роберто будет ходить в церковь со всеми нами — добрый протестант, слуга королевы-протестантки.
   — Убери эти вещи, Мануэла, — сказала я, — этому надо положить конец. Ты уже не в Испании. Капитан Пенлайон выставит тебя из дома, если узнает, что ты делаешь.
   Она не ответила. Взяв Роберто за руку, я сказала:
   — Пойдем со мной.
   Я повернулась к Мануэле.
   — Не оставляй здесь ничего и никогда не пытайся делать что-нибудь подобное.
   Я увела Роберто к себе в спальню и объяснила, как опасно то, что он делал.
   — Я испанец, — гордо ответил он, и как был похож на своего отца. — Я не из этой страны.
   Я обняла его и крепко прижала к себе. Я хотела сказать ему, что мы должны быть терпимы друг к другу. Мы должны следовать истинному христианству, что означает любить наших братьев. Я повторяла то, что мне говорила матушка:
   — Нужно просто быть добрым и хорошим, возлюбить ближнего своего. Вот что значит быть христианином.
   Он задумчиво слушал, и я надеялась, что могу повлиять на него.
 
   Вскоре после этого у меня произошел выкидыш. Джейк был уже пять месяцев в море. У меня на душе было тревожно с тех пор, как я нашла Мануэлу и Роберто в башне, но я не думаю, что это было причиной моего несчастья.
   «Что было со мной не так?»— задавала я себе вопрос. Почему я родила Фелипе сына и в то же время никого не могу родить Джейку?
   Я пыталась забыть мои огорчения и тревогу за Роберто, посвятив себя детям. Они казались другими, как только уехал Джейк. Карлос и Жако понемногу утратили свою развязность, а Роберто забыл свой страх. Учитель, которого я наняла для них, мистер Мерримет, выполнял свои обязанности добросовестно и даже довольно весело, и я была довольна, так как ему нравился Роберто.
   Кузен Эдуарда, Обри Эннис, приехал в Труинд, чтобы вести дела в поместье, и было приятно иметь таких соседей, как он и его жена Алиса. От них я узнала, что Хани родила сына.
   Мы посещали Труинд, а семья Эннис посещала нас.
   Конечно, мы много говорили о политике, и Шотландия была сценой наиболее важных событий.
   Муж королевы, Дарнлей, трагически скончался в доме Керка О'Филдса, как говорили некоторые, его убил любовник королевы, граф Босуэлл. Намекали, что королева Шотландии сама приложила руку к преступлению. Новости постоянно приходили из Шотландии. Королева вышла замуж за Босуэлла, убийцу ее мужа, и, сделав это, совершила грех — таково было общее мнение. Так много происходило во внешнем мире и так мало — в нашем имении, что я почувствовала себя запертой с моей маленькой детской семьей, — я видела в Карлосе и Жако своих собственных детей.
   Роберто вытянулся, хотя уступал в росте двум другим мальчикам. Он все больше становился похожим на Фелипе и мог свободно болтать на испанском, так же, как на английском. Это беспокоило меня, особенно потому, что я знала, как много времени он проводит в обществе Мануэлы. Нужны ли им были мои предупреждения?
   Я думала, что виновна в том, что закрывала на это глаза. Я не хотела, чтобы Роберто отвернулся от меня. Полагаю, что он часто думал о своем отце и о жизни, которая могла бы у него быть. Не знаю, сказала ли ему Мануэла, что Джейк убил его отца.
   Да, я была виновата. Я хотела забыть прошлое и не думала о будущем. Я пыталась заинтересовать Роберто спортивными играми на воздухе. Карлос преуспел в стрельбе из лука и радовался этому, так как хотел похвастаться перед Джейком своим мастерством, когда тот вернется. С шестифутовым луком и стрелой длиною в ярд он мог стрелять почти на двести ярдов, что было большим достижением для мальчика его лет. В Пенлайоне был теннисный корт, и оба мальчика хорошо играли. Они могли бросать бревно и метать молот и очень любили борьбу. У нас часто были посетители, желающих помериться с ними силой, поскольку корнуолльцы были лучшими борцами в Англии.
   — Когда капитан вернется домой, я многое покажу ему, — эти слова я часто слышала от обоих мальчиков. «Когда капитан вернется…»Я замечала тень, которая набегала на лицо Роберто при мысли о возвращении Джейка.
   У Обри и Алисы Эннис не было детей. Они сказали мне, что когда Эдвине — единственной дочери Эдуарда — исполнится восемнадцать лет, ей будет принадлежать Труинд Грейндж. Я сказала:
   — Я сомневаюсь, захочет ли она вернуться в Девон после той восхитительной жизни, которую она ведет с матерью и отчимом при дворе.
   — Подождем и посмотрим, — был на это ответ, а месяцы шли и шли.
   Приходили новости из Шотландии. Мария и Босуэлл предприняли попытку противостоять дворянству Шотландии в Карберри-хилл, в результате чего Босуэлл бежал, а Марию взяли под стражу. Ее заключили в тюрьму в Лох-Левене, где, как мы слышали, ее заставили отречься; ее сын Яков был провозглашен королем Шотландии Яковом VI и графом Мореем, регентом этой несчастной земли.
   — Это хорошо для Англии, — сказал Обри Эннис у нас за обедом. — Теперь почти нечего опасаться белокурого шотландского дьявола.
 
   Однажды в полдень я была в классной комнате с мальчиками, мистером Мерриметом и Ромелией Гирлинг, когда Карлос, который случайно проходил мимо окна, неожиданно издал радостный вопль.
   — Это «Вздыбленный лев»! — закричал он.
   Все бросились к окну. Далеко в море виднелся корабль.
   — Пока трудно сказать… — заметила я.
   — Нет! — закричал Карлос. — Это «Вздыбленный лев»! Он и Жако скакали, как сумасшедшие, обнимая друг друга. Я видела выражение страха в глазах Роберто, и это обеспокоило меня. Чтобы приободрить, я взяла его руку.
   На этот раз «Вздыбленный лев» гордо высился на спокойной глади воды, ожидая ветра.
   Я пошла в дом и отдала на кухне приказания приготовить говядину и баранину, каплунов и куропаток. Следовало позаботиться и о кондитерских изделиях. Уже два года у нас не шло никаких торжеств, теперь я готовила пир — хозяин вернулся домой.
   Все послеобеденное время корабль лежал в дрейфе и только в сумерки вошел в гавань.