Казанцев Александр Петрович. Арктический мост

   Кассиры не успевали взимать входную плату. Люди совали деньги контролерам и полицейским или попросту бросали их в поставленные ящики. Турникеты вращались стремительно, как вентиляторы. Люди высыпали на территорию выставки, как песок из саморазгружающихся вагонов.
   У входа братья столкнулись с посетителями, возвращавшимися с выставки. Даже Степан Григорьевич не мог сдержать улыбки, глядя на этих людей, самым странным образом нагруженных необыкновенными предметами.
   Мокрый от пота, счастливо улыбающийся толстяк тащил голову какого-то робота, похожую на шлем с рыцарским забралом. Веснушчатый мальчишка победно размахивал отломанной от статуи рукой. Пастор в черной паре с накрахмаленным стоячим воротничком бережно нес стеклянную дощечку с надписью "Не входить". Девушки в долларовых шляпках прижимали к груди букеты только что сорванных с клумб цветов. Джентльмены в мягких фетровых шляпах хвастались друг перед другом отвинченными гайками, болтами, рычагами. Негр-лифтер нес легкую складную лесенку.
   Какой-то бледный человек катил перед собой тачку; из нее торчали автомобильная покрыШка, деревянный индейский божок и обыкновенный поднос из кафетерия.
   Степан Григорьевич незаметно поддерживал Андрея, на которого это зрелище производило угнетающее впечатление. Степан Григорьевич говорил: Не удивляйся, Андрюша. Американцы склонны к эксцентричности. В данном же случае это стало своеобразной традицией.
   Они проходили теперь мимо павильонов.
   Большое окно в одном из зданий было выбито, и им пользовались как дверью. С/наружи было видно, что около экспонатов копошились люди.
   С одинаковым усердием орудовали захваченными из дому инструментами и джентльмены, и мальчишки, и техасский ковбой, и нарядная леди.
   - У них это называется "любовь к сувенирам", - продолжал Степан Григорьевич. - В последний день существования чикагской выставки толпа в несколько десятков тысяч человек растащила все павильоны по кусочкам. Иметь в качестве сувенира хотя бы обломок кирпича с выставки стало в Америке обязательной модой.
   Близ одного из павильонов, у длинных столов с разложенными на них странными предметами, образовалась огромная толпа.
   - Леди и джентльмены, - слышался голос служащего павильона, приобретайте сувениры! Только что отвинченные гайки. Подлинные мелкие экспонаты. Реле от автоматического секретаря. Электрические выключатели. Все Подлинное и разобрано специально для удобства посетителей.
   Братья прибавили шагу. Вдали уже виднелся Советский павильон. Толпа около него стояла так плотно, что Степан Григорьевич остановился в нерешительности. Но Андрей, не оглядываясь, бросился вперед.
   Советский павильон был закрыт, но люди, видимо, порывались пройти в него. Слышались :крики, свистки.
   Особенно старался маленький пронырливый человек с тоненькими усиками над приподнятой верхней губой.
   - Джентльмены! - кричал он. - Никто не вправе препятствовать желанию свободных американцев. Если мы изъявили свою волю и решили так весело закончить мировую выставку, все павильоны должны быть открыты, все экспонаты - принадлежать нам. Кто противится нашей воле, тот будет уничтожен!
   Андрей пытался сдержаться, но маленькие усики и крикливый голос вывели его из себя.
   - Мерзавец! - крикнул он по-русски.
   Маленький человек продолжал бегать по мраморным ступеням и кричать: Разбивайте окна! Ломайте двери! Разносите на кусочки этот ненавистный павильон! Нам не нужны большевистские проекты, нам не нужны их сувениры! Мы сравняем павильон с землей!
   - Ломайте двери! Бейте окна!
   - Стреляйте в виадук! Разобьем этот аквариум!
   - Эгей! Берите камни!
   - Назад! Назад! - закричало несколько человек, вырвавшихся из толпы к стенам павильона.
   Они взбежали по широчайшей лестнице л остановились под стеклянным виадуком. Над их головами висела ажурная арка Арктического моста.
   Люди на ступеньках и толпа некоторое время переругивались.
   Андрей уже не помнил себя. Видя близкую гибель модели своего сооружения, он потерял власть над собой.
   - Бейте... бейте каждого, кто попытается войти! - кричал он, силясь пробиться вперед.
   Степан Григорьевич удерживал его.
   - Андрюша, остановись! Мы не должны вмешиваться.
   Андрей рванулся вперед. Степан Григорьевич на мгновенье выпустил его руку. Этого было достаточно, чтобы Андрей скрылся в толпе, ринувшейся вверх по лестнице. Впереди бежал человек с тоненькими усиками.
   - Долой! - кричал он. - Прочь с дороги! Никто не смеет препятствовать желанию американцев! Бейте стекло проклятой модели! Мы не хотим моста к коммунистам.
   Андрей, не помня себя от гнева, бросился к маленькому человеку. Но он не успел добежать. Какой-то рыжий здоровяк опередил его.
   Он нанес короткий удар снизу в челюсть человеку с усиками и сбросил его со ступеней.
   Внизу его с хохотом поймали. Толпа снова бросилась к виадуку. На ступеньки полетели шляпы. Послышались ругательства. Мужчины сбрасывали пиджаки.
   Степан Григорьевич видел, как завертелся светлый пиджак Андрея в общей свалке. Ему показалось, что на мгновенье мелькнуло кровавое пятно на рукаве.
   Защитники павильона медленно отступали.
   Над толпой угрожающе поднялись палки с дорогими набалдашниками. Степан Григорьевич не видел больше Андрея: тот упал.
   Никак нельзя было предполагать такой силы в Степане Корневе. Он раздвигал толпу, словно перед ним были дети. Американцы изумленно оглядывались, но, видя холодный, устремленный вперед взгляд и чувствуя на плечах железное прикосновение его пальцев, невольно отступали.
   Степан был уже на лестнице. Под ногами валялись люди. Кто-то налетел на него, но он легко отбросил нападавшего в сторону. Он искал глазами брата.
   Андрей лежал на ступенях; лицо его было бледно, кожа обтянула выступающие скулы.
   Степан Григорьевич нагнулся и поднял брата. Толпа расступилась, пропуская его. Неожиданно наступило затишье.
   Защитники павильона отошли под виадук.
   Наступающие скатились к нижним ступеням.
   Люди смущенно оглядывали друг друга.
   - Да здравствует Арктический мост! - крикнули под виадуком.
   - Долой! Эгей! Бей!
   Снова дрогнула толпа внизу и неуверенно стала подниматься по лестнице.
   Степан Григорьевич, выбравшись из давки, опустил ношу на землю. Положив голову брата на колени, он стал гладить его волосы. Андрей не двигался.
   Со стороны виадука доносились крики и вой дерущихся. Там снова началась свалка. Но защитников павильона становилось все больше, и они не собирались отступать.
   Бешено загудел автомобиль. Степан Григорьевич поднял голову. Он увидел, как через толпу, раздвигая радиатором людей, ехал лимузин. Позади него оставалась свободная дорожка. Степан Григорьевич встал, чтобы лучше видеть. Он заметил, что по этой дорожке идет кто-то, на целую голову возвышающийся над толпой. Степан отчетливо различил идущего без шляпы седого джентльмена.
   Автомобиль доехал до лестницы, но не остановился. Громко затрещал мотор, машина стала взбираться по ступенькам.
   Седой человек не спеша, следовал за машиной. Еще через несколько мгновений Степан Григорьевич увидел, как два или три человека подсаживали старого джентльмена, помогая ему взобраться на крышу лимузина.
   Появление высокой тощей фигуры с седыми развевающимися волосами, размахивающей закрытым зонтиком, вызвало долгий шум. Наконец голоса стихли.
   - Джентльмены, - торжественно произнес старик, - когда я был мальчишкой, мой отец привез на ферму большую бутыль. В то время я увлекался стрельбой из лука. Воображая себя индейцем, я решил, что в проклятой бутыли - спирт, которым отец решил споить моих братьев-индейцев. Я разбил бутыль с третьей стрелы. Оказалось, что в бутыли было какое-то лекарство. Отец должен был отнести его в соседнюю индейскую деревню, в которой все население хворало. Так я услужил братьяминдейцам.
   Седой джентльмен выразительно посмотрел вверх, где виднелся удивительный стеклянный виадук.
   Не столько рассказ старого судьи, сколько его взгляд вызвал в толпе волну смеха. По-видимому, настроение менялось.
   Мор, заметив только сейчас, что он без шляпы, а дождь продолжает накрапывать, деловито раскрыл зонтик и, высоко держа его над головой, продолжал: - Вы хотите уничтожить модель подводного плавающего туннеля? А знаете ли вы, что в этой огромной стеклянной бутыли? Лекарство. Лекарство для многих миллионов американцев, не могущих найти себе применения. Лекарство это - работа. Огромная работа для всех отраслей промышленности, для многих миллионов американцев. Работа - это доллары для каждого из вас. Доллары в карманах-это залог счастья. Для нашего счастья выгодно не ломать модель Арктического моста, а строить Арктический мост. Это оживит нашу промышленность, уменьшит безработицу, поведет к новому процветанию, к новому просперити. Так кто же из вас против собственного счастья? Вытолкните его сюда. Пусть нa него посмотрят.
   Толпа засмеялась.
   - Нет! Нет таких! - послышались голоса.
   - Будем строить подводный туннель!
   - Вместе с судьей Мором!
   - Правильно, старина!
   - Да здравствует судья Мор!
   Степан Григорьевич знал, как любят американцы своего старого судью. Он нисколько не удивился, когда старика сняли с крыши машины и на руках понесли вниз по ступеням и дальше по аллее. Толпа росла, как горная лавина.
   - Построим туннель!
   - Да здравствует Америка и новые времена просперити!
   Андрей пришел в себя.
   - Степан, - сказал он тихо, - что произошло?
   - Американцы провели совещание по поводу Арктического моста.
   Андрей приподнялся на локте: - Но кто, кто защитил Арктический мост?
   - Не знаю... Там было много людей.
   - А я знаю, кто защитил павильон, кто кричал "да здравствует Арктический мост!".
   - Кто? - насторожился Степан.
   Андрей посмотрел в лицо брату.
   - Американцы, - сказал он серьезно, - американцы.
   - Совершенно верно, товарищи. То есть американцы! - послышался сзади братьев неожиданный голос.
   Андрей и Степан оглянулись и увидели говoрившего. Бросались в глаза его простое улыбающееся лицо, покрытое веснушками, и огненно-рыжая шевелюра.
   - Майкл Никсон! - продолжал подошедший по-русски. - Очень буду рад знакомым быть. Передайте, пожалуйста, мой привет товарищам Карцеву Алеше и Дениске Денисюку.
   - Откуда вы их знаете? - спросил пораженный Андрей.
   - Дружба детства. Позвольте я помогу вам встать. Ваш павильон отстояли американцы, потому что среди них очень много есть друзей Карцева и Денисюка, теперь будет еще больше друзей Корнева. Вчера я произносил в Сенате очень горячую речь в защиту "Плавающего туннеля". Надо строить такое сооружение. Честное слово, американским ребятам и советским ребятам есть смысл сблизиться!
   К о н е ц в т о р о й части
   Часть третьи
   ДЕРЗАНИЯ
   ГЛАВА ПЕРВАЯ
   НИ ЗА ЧТО!
   В час затишья ветер рождала только скорость. Воздух бил в лицо, толкал в грудь.
   Глиссер несся, готовый выскочить из воды, оставляя за собой единственные в море волны.
   Море! Черное море! Сейчас оно было синим. Но какая это была синева! Нет, не холодное спокойствие бездонной выси отразилось на выпуклой морской глади, не девственная голубизна небес, а живая, по-женски прелестная и изменчивая синева, то густая, сочная, то прозрачно-нежная, то с бегущими морщинками улыбок, то с печально-усталыми валами, гонцами дальних бурь, то с озорными искрами перламутровой ряби, то загадочно-зеленоватая, как омут, наконец, лиловая, грозная, поч265 ти черная синева... Море, безмерно огромное, как мир, бесконечно разное и прекрасное, как жизнь, вечное, как движение! Могучая стихия, с которой не устает бороться человек, побеждая ее сначала веслом, потом парусом, наконец, паром, электричеством и ныне атомом...
   Упрямая стихия, которая все не хочет признать власти человека и требует от него дань жизнями самых дерзких, самых смелых!.. Море!
   Черное море!
   Именно так воспринимал душой море Суреп Авакян, горец, сухопутный человек. Для моряка оно иное-строптивое, часто опасное, с которым всегда надо быть начеку. Сурен же захвачен был морем, оно было для него ослепительным, радующим простором с таинственной и страшной глубиной...
   - Ах, Черное море - кавказское море! - только и мог выговорить он, наделяя море высшим эпитетом, какой только мог придумать.
   Стоявший с ним рядом озабоченный моряк улыбнулся. Он держался, как и Сурен, рукой за поручни, замыкая тем самым сеть наушников и микрофонов, заключенных в шлемах.
   - Вот уже и плавающий док,-заметил он.
   - Какой там док! При такой погоде просто плавающий курорт, засмеялся-Сурен, поблескивая антрацитовыми глазами. Он сорвал шлем и стал размахивать им в воздухе, словно с плавучего дока его можно было увидеть.
   Ветер завладел его волосами и мгновенно пригладил их.
   Командир глиссера сказал: - Не думаю, что курорт. Прогноз пoгoды скверный.
   Сурен, заметив, что с ним говорят, - из-за рева моторов он ничего не слышал, - снова надел шлем: - Ай-вай! Какая красота! Пароход, как кабардинский жеребец, на дыбы встает!
   Моряк осуждающе покачал головой.
   - А что? Опасно так, носом кверху? - заглянул к нему в глаза Сурен.
   Вместо ответа моряк кивнул на горизонт.
   На его дуге виднелось судно с тонкой наклонной назад трубой и двумя мачтами. С первого взгляда оно могло вызвать тревогу: бушприт корабля был задран вверх, корма почти касалась воды. Весь пароход словно на самом деле пытался встать на дыбы. Что-то длинное, спускавшееся с кормы, продолжая линию палубы, сразу за кораблем исчезало в волнах.
   - Я так полагаю, - сказал моряк. - Трубы - не кабель. Нельзя их таким способом спускать.
   - Слуший, и я так думаю,- доверительно сказал Сурен, понизив голос.
   Моряк удивился: - Я считал вас в числе первых энтузиастов строительства.
   - Правильно считал! Очень правильно! Знаешь зачем я еду?
   - По морю не ездят, а плавают, - поправил моряк.
   - А мы ездить хотим! В самой морской глубине ездить станем на колесах! И я хочу весь туннель в глубине сделать, наверх и носу не казать! Жаль только такой красоты не будет видно. Эх, моряк! - и Сурен потряс кулаками. - Что я придумал, аи, что я придумал! Андрейка как рад будет! Обязательно меня задушит. Мне подпорки под ребра нужны. Очень требуются...
   Моряк смеялся. Веселый попался пассажир!
   Док-корабль был уже близко.
   Сурен снова сорвал шлем и размахивал им: - Аи, море! Великое море! Вечное как движение! А мы для тебя такое движение придумали, что тебе и не снилось! Что? Потемнело, нахмурилось? Слуший, придется тебе смириться. Потому что человек... это еще больше, еще красивее, еще сильнее, чем море!
   Море больше не улыбалось, насупилось, морщилось сердито валами. Откуда-то наползли тучи, забелели барашки, в лицо Сурену ветер бросал брызги. Не замечая ничего, Сурен продолжал махать шлемом.
   Андрей Корнев стоял на капитанском мостике плавучего дока и смотрел в бинокль. Кто же другой, кроме Сурена, мог так неистово жестикулировать?
   Андрей обернулся к стоявшему позади него еще молодому коренастому моряку с обветренным спокойным лицом, грубоватым, суровым, но с милой ямкой на подбородке. Это был знаменитый полярный капитан Терехов, построивший на гидромониторе Мол Северный. Он взялся командовать плавучим доком в Черном море, чтобы потом, если это окажется возможным, спустить плавающий туннель под льды Арктики.
   - Федор Иванович, дорогой! Пошлите за ним катер, видите как ему не терпится, - попросил Андрей.
   Моряк кивнул головой: - Успели вовремя.
   - Ах, да, да! - вспомнил Андрей. - Значит, сегодня будет настоящее испытание? Ну что ж, "будет буря, мы поспорим!". Я даже рад этому.
   Андрей говорил отрывисто, он волновался, но не из-за прогноза погоды, сделавшего строгими глаза Федора Ивановича, а из-за радиограммы о Сурене, который вез важное сообщение.
   Какая борьба позади! Чего стоило добиться начала опытного строительства плавающего туннеля из Ялты в Сочи. Андрей настаивал строить его из Мурманска на Новую Землю, но Алексей Сергеевич Карцев по совету Николая Николаевича Волкова предложил Корневу черноморскую трассу. Это прошло в Совете Министров, поддержал Волков. Строительство началось, но оно считалось опытным и почти обреченным. Мало кто надеялся на его завершение. Противники Андрея не сложили оружия и сейчас, когда сорока километрам уже спущенного туннеля грозила ежеминутная опасность, снова повели наступление. Степан воевал с ними в Москве. Они настаивали на прекращении дорогостоящих опытов, которые в ледовых условиях даже не повторить. Чтото везет Сурен? Зря не помчится по морю перед самым штормом.
   Приложив к глазам бинокль, Андрей увидел, как пассажир пересел с глиссера на катер. Время текло поразительно медленно. Казалось, что катер никак не развернется.
   Следить за ним в бинокль было мучительно. Андрею не верилось, что катер движется, а не просто подпрыгивает на волнах.
   Наконец, с парохода сбросили веревочный трап. Андрей поспешно начал спускаться с капитанского мостика, чтобы встретить друга у борта, но Сурен - веселый, озорной Сурен - уже стоял перед ним, пробуя ногой прочность палубы.
   - Ва! Андрейка, какой ты всеми ветрами проветренный! - воскликнул Сурен, сжимая Андрея в объятиях. - И соленый, совсем соленый! - Он то отстранял друга, то снова привлекал его к себе.
   - Ну, Сурен, что такое? Мне Степан дал радиограмму. Опять возражения против нашего метода строительства?
   - Верно. Затем я и приехал, чтобы поспорить о методе. Понимаешь, с новым проектом.
   - С проектом... - разочарованно пожал плечами Андрей. - Едва ли целесообразно сейчас пересматривать...
   - Э, брат, этим проектом мы с тобой всем скептикам носы утрем.
   - Денис, слушай, Денис! Смотри, вот горец кахетинский, о котором я тебе так много рассказывал. Знакомься, Сурен. Это Дионисий Алексеевич Денисюк, парторг нашего строительства, с Мола Северного к нам пришел.
   - Добре, добре, здоровеньки будем! -Денис Денисюк пожал руку Сурена, пытливо смотря на него хитроватыми глазами. - Что привез?
   - Проект привез...
   - Это потом, - отозвался Андрей. - Я не знаю, Денис... всякое изменение вызовет в Москве неприятный отклик...
   - Письмо привез.
   - Письмо? - обрадовался Андрей. - Так давай его скорей!
   - Скоро только ласточки летают.
   - Сурен!.. - нахмурился Андрей.
   - Разве вот партийному руководителю, - и Сурен церемонно передал письмо Денисюку.
   Тот посмотрел на адрес и ухмыльнулся: - Не можно, то личное, - и отдал письмо Андрею.
   - Сегодня утром в Москве из ее собственных рук! - провозгласил Сурен.
   - Добрый хлопец. - Денис положил руку на плечо Сурену. - Так ты с каким проектом прилетел? Поведай.
   Андрей распечатал письмо и, отойдя в сторону, начал читать, то хмурясь, то улыбаясь.
   - Док мне ваш не нравится, вот какой проект... Слуший, зачем пароход?
   - Слушай, слушай... Что ж ты, по морю без парохода плавать будешь? Недаром горцем кахетинским прозвали! Пойдем, отдохни с дороги.
   Но Сурен вовсе не был настроен отдыхать, он желал осмотреть на плавающем доке все.
   Андрей читал: "...опять тебя нет со мной. После нашей невозвратимой потери твое отсутствие для меня еще мучительнее. Но самое страшное в том, что я не могу больше бывать в больнице... Когда я вспоминаю там нашего мальчика и беспомощность всех врачей, таких же, как я, то я не в силах обманывать больных... Я не верю, понимаешь, не верю больше в медицину... Я ушла из больницы... Ты смеялся над моей реактивной техникой... Теперь я посвящаю себя только ей.. Мой дипломный проект... Ты когда-нибудь похвалишь меня за него... Я посвящаю его памяти нашего мальчика и тебе... Я знаю, ты опять морщишься... Зачем твоему плавающему туннелю реактивная техника?.. А зачем тебе неумелый врач? Андрюша, милый... Я сейчас на даче у папы, занята только проектом, все время думаю о тебе... ведь наш мальчик должен был походить на тебя, он был такой же настойчивый, он уже мечтал о чем-то... Не могу писать... Приезжай хоть на денек... Степан Григорьевич говорит о каких-то затруднениях. Папа ворчит, не верит в успех вашего дела. Теперь ведь он отвечает за него... Он передает тебе привет. Ах, если бы ты был здесь..." Андрей решительными движениями сложил листок, положил в карман и подошел к Сурену. Смотря куда-то вдаль, он сказал:
   - Пойдем я покажу тебе все.
   Сурен уже успел кое-что посмотреть с Денисом, но, видя состояние Андрея, он покорно пошел еще раз на рабочую палубу, где происходила сборка туннеля.
   Две огромные трубы, лежавшие по обе стороны надпалубных построек, доходили до середины судна. К концу одной из труб в этот момент подкатывали по рельсам металлический барабан, поданный сюда стрелой крана.
   Придвинутый вплотную к трубе, новый патрубок стал ее естественным продолжением.
   Подъехавшая сварочная машина кривыми лапами обняла место соединения патрубка с трубой. На мгновенье послышался треск, и сквозь щели между трубой и лапами машины блеснул яркий свет. Потом гигантские клещч сварочной машины разжались. Первый патрубок уже составлял одно целое с трубой. Машина передвигалась к новому патрубку.
   Трубы удлинялись с поразительной быстротой. На глазах у Сурена, жадно наблюдавшего за процессом, они скоро заняли все судно. Законченный отрезок туннеля был готов к спуску.
   Сурен не почувствовал движения судна. Он увидел лишь, как поползли по палубе ожившие гигантские змеи, поблескивая на солнце своей металлической поверхностью. За кормой их тела опускались в море. Мимо Сурена двигался конец трубы. В отверстии, похожем на пасть морского чудовища, выпрямившись во весь рост, стоял человек. Пронзительно свистнув, он спрыгнул на палубу. Пароход ответил ревом.
   - Прямо как мой маленький ишак в Нагорном Карабахе! - закричал Сурен, зажимая уши.
   Змеи остановились. Одновременно прекратилась вибрация корпуса корабля. По освобожденной палубе уже катились новые железные цилиндры, сваренные из листового металла.
   Кто-то отозвал Андрея в сторону. Следом за ним ушел и Денис. Сурен некоторое время бродил, заглядывая во все углы. Потом он поднялся на капитанский мостик и облокотился на-поручни рядом с капитаном Тереховым.
   - Ва!- воскликнул он. - Снова я вижу синеву.
   - Уже не синева, -усмехнулся капитан.
   - Вы что же, капитан, считаете меня дальтоником? Я садовник!
   - Есть у вас черные тюльпаны? - неожиданно спросил капитан.
   - Вы хотите сказать...
   - Черным это море назвали за штормы.
   - Значит, будет настоящий шторм? Ва!
   - Андрей Григорьевич, - вместо ответа обратился капитан к подошедшему Андрею. - Шторм надвигается. Надо принимать меры.
   - Мы всегда готовы, капитан! - Андрей с вызовом посмотрел на море. Проверим все наши расчеты. Ведь на вашей памяти, товарищ Терехов, прорывало ледяной мол.
   - Не напоминайте.
   - А теперь мол держит. Так же и мы... до сих пор работали при хорошей погоде! Шторм так шторм!
   Андрей направился в радиорубку. Сурен догнал его.
   - Андрейка, подожди! Раз ты мой проект сейчас выслушать не можешь, поручи мне какой-нибудь участок, - сказал он.
   Андрей обернулся.
   - В экспедиции имеется специальное штормовое расписание. Каждый знает свое место. Я не стану ничего менять.
   Андрей уже стоял в радиорубке перед микрофоном.
   - Водолазный цех! Закрепить намертво все канаты от якорей. Дальнейшие работы прекратить. Водолазов поднять наверх. Кессоны отвести от туннеля. Действует штормовое расписание.
   Небо потемнело. Скорость, с какой приближалась туча, была поразительной.
   Сурен хотел подняться наверх, но покачнулся и, не удержавшись на ногах, налетел на трап.
   - Шире ноги ставь! - услыхал он откудато бас Денисюка.
   Матросы торопливо протягивали вдоль палубы канаты. На мостик вышел Андрей и следил, как подходили к судну маленькие катера. Плавучий док собирал их, словно наседка маленьких цыплят.
   Сурен с независимым видом вытащил из кармана трубку. Качка стала ощутимой. Ветер крепчал. Чтобы раскурить трубку, Сурену пришлось согнуться пополам, пряча огонь под полой плаща. Андрей одной рукой ухватился за канат и, держа в другой маленький микрофон, отдавал неторопливые приказания.
   Сурен посмотрел на корму. Видно было, как "дышит" двойной металлический хвост дока: трубы туннеля то удлинялись, то укорачивались. Корабль то вытаскивал их на поверхность, то снова погружал в воду.
   Палуба уходила из-под ног Сурена; ему становилось не по себе, спазмы подступали к горлу. Он хватался за поручни, но повисал в воздухе, испытывая неприятное ощущение потери веса. С каждым таким взлетом ему становилось все хуже.
   Спустившись по трапу, Сурен снова попытался раскурить трубку. Минута затишья почти возвратила ему самообладание. Едва он выглянул из-за переборки, как ветер обрушился на него, словно каменная лавина. Потеряв равновесие, Сурен упал на четвереньки, и его потащило по палубе, как буер под парусом.
   Тщетно цеплялся он за гладкие доски, беспомощно растопырив руки и ноги, и, наконец, судорожно ухватился за налетевший канат.
   Горизонт вздымался выше туч. Тучи ныряли между водяными хребтами. Лежа на палубе, Сурен усилием воли заставил себя перебирать руками по канату, волоча тело. В лицо били соленые брызги, летевшие косо со скоростью пуль. Голова разламывалась от грохота бури, казалось, что в уши под страшным давлением нагнетают песок...
   Сурен снова оказался у трапа, ведущего на капитанский мостик. Вцепившись в поручни, он посмотрел вверх. Плащ Андрея развевался по ветру. В руке он по-прежнему держал микрофон.
   Сурен с трудом поднялся на йоги и поглядел назад. За кормой из пепельных волн высовывались две трубы. Казалось, что они переломятся сейчас, как соломинки.