Вот в одной из таких контор, существовавшей иа Централь-стрите под вывеской технической конторы, и должен был получить Муцикава нужные ему средства.
   - Хэлло, мистер японец! Для вас все готово, и вы получите оба ваших чемодана, даже в том случае, если захотите пустить на воздух Панамский канал. Политика никогда еще не мешала коммерции.
   Толстый джентльмен с вонючей сигарой в руках затрясся от смеха, приведя в движение свои бесчисленные подбородки.
   - Хэлло, вы, там! - крикнул он через перегородку.- Чемоданы мистера японца!
   Из-за перегородки отозвались, послав "толстого Чэрри" к черту. Какой-то парень в шляпе набекрень с трудом тащил два чемодана.
   Муцикава покачал головой.
   - Я не возьму, извините, этот товар у вас. Я заказывал более портативные. Для моего дела но годятся такие чемоданы.
   - Хэлло, Билль! Этому джентльмену надо что-нибудь более подходящее для его роста.
   - Идите вы все к дьяволу! Вечно они все перепутают. Вы взяли чемоданы не с миной для мистера японца, а магнитные мины для венесуэльских повстанцев. В следующий раз я взорву вас самих этими минами. Тащите их обратно!
   Муцикава терпеливо дожидался. Наконец, ему вынесли небольшой изящный чемодан, в котором, по словам "толстого Чэрри", сидел бес, способный разнести Эмлайр-Стейт билдинг на кусочки не больше дюйма величиной.
   Агенты Контонэ брали огромные деньги за свою продукцию. Муцикава истратил почти все, чем располагал. Остались только средства, необходимые ему и Амелии, чтобы доехать до Туннель-сити. Остальное не интересовало Муцикаву.
   Узенькая Централь-стрит была заполнена стоящими автомобилями. Ездить можно было лишь посредине улицы и то с огромным трудом.
   Муцикава, оглядываясь, нет ли поблизости таксомотора, стал переходить улицу. Тяжесть чемоданчика почти не ощущалась. Муцикава шел бодрым, легким шагом. На душе было спокойно. Он уверен в успехе. Он шел на собственную гибель без малейшего раздумья или страха. Жажда мести была в нем сильнее любви к жизни.
   План его прост. Проникнуть в здание подземного вокзала, оттуда - в трубу плавающего туннеля. Затем пройти в глубь туннеля возможно дальше от берега. Идти пешком по трубе, может быть, несколько дней, чтобы в тот день, когда пойдет первый сверхскоростной поезд, в котором поедет Корнев, взорвать туннель, пустить его на дно.
   Он представил себя в тот момент, когда он повернет рычажок мины на взрыв. Разве поймут они, эти бандиты, которые продали ему страшное оружие разрушения, что ему не надо никакой выдержки времени?
   Ему будет некуда спасаться. Он взорвет сам себя. Да, сам себя... Рука у него не дрогнет.
   Муцикава вскрикнул. Небоскребы вдруг закачались и смешались в мутную пелену, что-то больно сдавило грудь.
   Перед глазами вращалась какая-то резина. Громко хрустнула грудная клетка Муцикавы; завизжали тормоза.
   Толпа мгновенно образовалась около машины, задавившей человека. Шофер в мягкой шляпе набекрень с пролятием выскочил на мостовую. Еще бы! Разве допустима задержка машины самого Контонэ! Он спешит в Нью Йорк, и ничто не может его остановить.
   Мистер Контонэ сам выглянул из машины и дал указания, как лучше вытащить изуродованное тело. Услужливый полисмен стал доставать из-под колес чемодан.
   В этот момент произошло невероятное. Немногие свидетели этого события остались в живых. Автомобиль мистера Контонэ, сам мистер Контонэ, его шофер, полисмены, труп раздавленного японца и около тридцати зевак и прохожих были разорваны в клочья. Одно колесо автомобиля, пробив толстое зеркальное стекло, влетело в окно двадцать четвертого этажа, в офис "Воздушной трансконтинентальной полярной компании". Из числа служащих компании никто не погиб, так как все были уволены за неделю до случившегося.
   На место происшествия были вызваны пожарные, чтобы смыть с мостовой ужасные следы катастрофы. Движение в этой части города остановилось на несколько часов. Некоторым домам грозил обвал, а стена одного из них действительно обвалилась вскоре после взрыва.
   Репортеры выдумывали всяческие подробности этого происшествия и в зависимости от направления своих газет давали самые разнообразные сообщения.
   Большинство газет сходилось только в одном: мистер Контонэ - глава бандитского треста по снабжению бандитов оружием - погиб во время перевозки крупного груза взрывчатых веществ.
   ГЛАВА ПЯТАЯ
   ЛУНАЛЕТ
   Станцию эстакадной железной дороги осаждала толпа. Попасть на эскалатор не было никакой возможности. Смельчаки забирались на перрон по ажурным колоннам, но протиснуться на платформу им не удавалось, пока не отходил очередной поезд.
   К толпе подъехал комфортабельный электромобиль. Из него вышел высокий седой человек; несмотря на преклонные годы, держался он прямо.
   Следом за шш из машины вышла стройная черноглазая женщина и мальчик лет одиннадцати, подвижный, быстрый, тоже темноглазый, но белобрысый. Его лицо с тонкими чертами было сейчас сосредоточенно и взволнованно.
   Высокий взял мальчика за руку и в нерешительности остановился перед сплошной людской стеной, преградившей им путь.
   Кто-то обернулся и увидел его: - Проходите, Николай Николаевич!
   - Пропустите товарища Волкова!
   Словно невидимая рука раздвинула толпу.
   К эскалатору, поднимавшемуся на перрон, образовалась открытая дорожка.
   Волков отвечал на многочисленные приветствия, женщина смущенно улыбалась, а мальчик считал своим долгом кивнуть с улыбкой каждому, кто здоровался с его дедом.
   - Мальчонка-то, видать, сын инженера. Карцева, того, что Мол Северный строил.
   - Да ну!
   - А с ним, должно быть, мать, геолог... Помните историю с островом Исчезающим?
   - Ну как же! Так, значит, она дочь Николая Николаевича?
   - Известно.
   На бреющем полете пронесся самолет. Он сбросил на вокзал пачку газет. Шелестя, они скользнули по огромной серебряной сигаре вокзала, посыпались на толпу.
   Мальчик подхватил два листка и один протянул деду.
   "Последний выпуск! Специальная корреспонденция со станции "Р а к е т н а я". Николай Николаевич надел очки.
   "Директор Института реактивной техники Анна Ивановна Седых сообщила, что состав экипажа укомплектован и никакие добровольцы не могут рассчитывать на место в ракете. Экспериментальный полет в направлении Луны рассматривается как лабораторная работа. Высадка на поверхности Луны не предполагается. Члены экипажа по-прежнему желают остаться неизвестными. Добровольцев, осаждающих территорию Института реактивной техники, просят учесть, что в состав экипажа они включены не будут".
   Мальчик прочитал и вопросительно посмотрел на Николая Николаевича. Тот улыбнулся и сказал: - Вот видишь, я говорил... ничего, брат, у тебя не выйдет.
   - Я боюсь, что его там задавят в толпе,сказала Галина Николаевна.
   - Ничего, он на дерево залезет.
   - Я, правда, мамочка, на дерево залезу. На самую верхушку. Мне все видно будет. А когда дедушка вернется, я слезу, честное пионерское!
   - Смотри, не свались с дерева.
   - Дедушка говорил, что ты тоже лазила, когда маленькой была.
   - Я и сейчас могу, - рассмеялась мать.
   Галина Николаевна подошла к перилам, вдоль которых в ящиках росли цветы, и с наслаждением понюхала их.
   - Можно, я тебе сорву? - прошептал мальчик.
   - Я тебе сорву! - пригрозил Николай Николаевич.
   Однорельсовый путь натянутой нитью серебрился вдали. Ажурные легкие арки эстакады убегающими волнами вздымались над листвой росших у их основания деревьев.
   Жужжащий поезд остановился у перрона.
   Толпа ждала. Никто из стоящих поблизости от Волкова и его семьи не входил в вагон.
   Николай Николаевич прощался с дочерью: - Все будет в порядке. Должен же он посмотреть... Ему ведь тоже многое в жизни предстоит...
   - Ладно, ладно, - целовала сььна Галина Николаевна. - Я буду вас ждать. А папе ничего не скажу. Сережа ему сам все о луналете расскажет.
   - Обязательно, обязательно, мамочка, ничего не говори! - мальчик повис на шее матери.
   Николай Николаевич потянул его за собой.
   Лишь когда Николай Николаевич и Сережа появились у окна, усаживаясь в удобные кожаные кресла у круглого столика и приветливо улыбаясь Галине Николаевне, люди на перроне стали входить в вагон.
   Сережа нажимом красной кнопочки открыл окно. В вагоне стало слышнее музыкальное жужжание гироскопа, удерживающего в устойчивом положении двухколесный вагон.
   Поезд плавно тронулся. Одновременно по второму пути подошел встречный поезд. Он не имел никаких токосъемных устройств.
   - А ну? - спросил Николай Николаевич. - Откуда поезд ток берет?
   - Из рельса, - бойко ответил Сережа. - По нему токи высокой частоты бегут. Через воздушный промежуток в трансформаторной обмотке вагона возбуждается ток. Он и крутит моторы.
   - Если бы ты так и по истории отвечал, - вздохнул Николай Николаевич.
   Сережа смутился и хлопотливо замахал в окно, хотя мама уже уплыла назад, и мимо проносились незнакомые лица. Сережа махал теперь синеватому асфальту магистрали, легкими арками мостов перелетавшей через перекрестки.
   - Уверяю вас, мне это точно известно!
   Анна Седых летит сама, а одно место оставлено свободным для пассажира, одного из нас.
   Мальчик изогнулся, украдкой заглядывая на говорившего почтенного пассажира в светлой соломенной шляпе... Николай Николаевич чуть усмехнулся в усы. Заметив Волкова, рассуждавший о полете смешался, снял шляпу и принялся завязывать ленту.
   - Седых полетит! Разве я ее не знаю? - слышался из другого конца вагона звонкий девичий голос.
   - На фотографии отчетливо видно, что первая автоматическая ракета до сих пор лежит на лунной поверхности. Искра при падении была заснята на кинопленку, - доказывала какая-то старушка.
   Ее внук, Сережин ровесник, рассуждал: - Да это не страшное путешествие. Уж я знаю. Не страшнее, чем сесть в поезд Арктического моста. Верно!
   Промелькнули дома-амфитеатры с широкими террасами, на которых росли деревья; пронеслись стекло-бетонные громады заводов с чистыми, словно паркетными дворами, разлинованными межцеховыми дорожками. Вскоре под эстакадой пронеслись кроны деревьев. Там и здесь мелькали крыши дач, бассейны для плавания, зеленые лужайки с фигурками детей.
   - Два таких события - и в один день: окончание строительства Арктического моста и отправление луналета. И все это завтра! Как бы я хотела быть сразу в двух местах!
   - Я бы не разрешил лететь Анне Седых. Нельзя допускать, чтобы конструкторы погибали от случайностей. Вспомните Арктический мост.
   Николай Николаевич, продолжая смотреть в окно, улыбнулся.
   Назад плыли леса и перелески. Под арки эстакад ныряли асфальтовые и железные дороги. Москва осталась позади.
   Все время в вагоне говорили об окончаний Арктического моста, о встрече русского и американского доков в районе Северного полюса и о дерзком полете в сторону Луны ракеты Анны Седых...
   Однорельсовая железная дорога около станции "Ракетная" проходила у самой территории Института. С высоко поднятых над землей ферм был отчетливо виден двор института, длинные здания с арочными стеклянными перекрытиями и странное решетчатое сооружение, поднимавшееся с середины двора в небо. Все фермы однорельсового пути были усеяны мальчишками, неизменными свидетелями всех значительных или незначительных событий во всем мире, во все времена. К ним и примкнул немедленно Сережа с разрешения деда.
   - Смотри, смотри, что это за штука такая посередине двора торчит?сразу же включился он.
   - Похожа на опрокинутый железнодорожный мост, правда, ребята?
   - Мост... мост... Еще Арктический мост, скажешь. Много ты понимаешь! Это эстакада, по которой ракета разбегаться будет.
   - Говорили, она на Луну нацелена... А почему Луна в другой стороне? Вон она, ее видно.
   - Дурак! Луна движется. Когда она против эстакады встанет, тогда и выстрелят. Вот увидишь.
   - Всезнайка! Не Луна движется, а Земля вертится.
   - Ребята, смотрите, к станции-то кто идет? Сама Анна Седых, честное слово!
   - Наверное, встречать кого-нибудь.
   Сережа умел молчать и ничего не сказал про своего дедушку. Он только сказал: - А ну, подвинься, стрекач... - и залез на ветку дерева прямо с платформы.
   Николай Николаевич спускался с перрона станции "Ракетная". Стройная женщина в подчеркивающем тонкую талию костюме спешила к нему навстречу. Прямые брови ее были сведены, красивая голова с тяжелым кольцом кос закинута немного назад. Протягивая сразу обе руки Волкову, она говорила: Я так рада, Николай Николаевич, здравствуйте! Что означает ваша телеграмма? Ведь отсрочка невозможна.
   Николай Николаевич пожал Ане руку и, выразительно взглянув кругом, направился по дорожке от станции.
   - Это невозможно, - говорила Аня, идя под высокими тополями, окаймляющими тротуар. Она старалась казаться спокойной и говорить убедительно, серьезно. Пальцы ее мяли белую лайковую перчатку. - Ради того, чтобы не отложить вылета на месяц, я сама доставила из Восточного порта недостающее оборудование луналета.
   Николай Николаевич быстро взглянул на Аню: - Вы недавно были в Восточном порту?
   - Да, была... Николай Николаевич, в следующем месяце будут менее благоприятные условия. Я не вижу причин... - Аня протянула руку и с силой отломила свисавшую ветку. - ак торопилась последние дни.- Она улыбнулась. Вы знаете... я ни минуты лишней не провела в Восточном порту, несмотря на то, что встретилась там... притом через несколько лет...
   - Вы встретились? - быстро спросил Николай Николаевич.
   - Отсрочка невозможна! Да и народу сколько сюда съехалось.
   - Я прекрасно понимаю ваши аргументы, Анна Ивановна. Но ведь меня вы еще не выслушали.
   Аня смутилась.
   - Так ведь вы молчите, Николай Николаевич, как всегда.
   - Ах, вот она, эстакада, - заметил Волков, когда они повернули за угол. Он остановился и внимательно оглядывал устремленное в небо решетчатое сооружение, похожее на часть опрокинутого железнодорожного моста.
   - А вот и луналет, - указала Аня на раскрытые ворота ангара, где блестело что-то серебристое.
   Волков направился к ангару.
   - В чем дело, Анна Ивановна, вы узнали? - спрашивали инженеры отставшую Аню.
   Заложив руки за спину, Николай Николаевич рассматривал ракетный корабль.
   - А я и не знал, что вы с ним уже встретились в Восточном порту, тихо сказал Волков, когда Аня подошла к нему.
   - Не с ним, а с ней. Когда-то, еще во время корейской войны, мы вместе работали в корабельном госпитале...
   Волков улыбнулся и ничего не сказал.
   - Николай Николаевич, - начала тихо Аня, - если вы думаете, что мы сделаем попытку опуститься на лунную поверхность, то даю вам честное слово....
   Жестом Волков остановил ее. Они обошли вокруг гигантской ракеты. Потом Аня провела гостя внутрь. Когда они шли по цилиндрическому коридору, Николай Николаевич вдруг сказал: Совсем как в подводном доке Арктического моста. Вам это не напоминает?
   Аня вздрогнула.
   - Вот рубка управления, - сказала она, открывая герметическую дверь.
   Через толстое стекло, занимавшее всю переднюю часть кабины, была видна смотревшая в небо эстакада для взлета ракеты.
   - Мы будем лететь к Солнцу, чтобы использовать его притяжение... Завтра Луна окажется на нашем пути... Для окна предусмотрен специальный фильтр. - Аня протянула к пульту руку и нажала кнопку. Послышалось легкое шуршание, и все стекло затянулось розовой пленкой. - Теперь без боли можно смотреть на Солнце.
   - И видеть все в розовом свете.
   - Да, правда. А я и не подумала об этом, - рассмеялась Аня.
   Волков уселся в кресло водителя и потрогал рычаги. Ане пришлось объяснить устройство каждого из них.
   - Почти совсем, как в ракетном вагоне, - заметил Николай Николаевич.
   Аня нахмурилась.
   - Не совсем. Там не было боковых и тормозящих дюз.
   Кроме Ани и Волкова, в рубке никого не было. Продолжая сидеть в кресле и внимательно рассматривая приборы, Николай Николаевич спросил: - А вы вспоминаете о нем?
   - О ракетном вагоне? Он послужил мне прототипом этого корабля. Пожалуй, без него нам не удалось бы построить луналет.
   - Нет, я спрашиваю об Андрее Корневе.
   Николай Николаевич искоса взглянул на Аню. Возможно, из-за светофильтра лицо ее показалось ему залившимся краской.
   - Об Андрее? - тихо повторила Аня и почему-то прикрыла дверь в цилиндрический коридор. - Вы знаете, Николай Николаевич, не могу объяснить, но в последнее время я себе места не нахожу. Особенно после встречи в Восточном порту. Я вам когда-то рассказывала о Барулиной... Она была врачом на том корабле, где Андрей... Я встретила ее. Столько воспоминаний!.. Я очень, очень прошу вас, не задерживайте наш отлет.
   - Нет, отлет я ваш откладываю. Это уже решено, - твердо сказал Волков.
   - Но почему, почему? - Аня прижала руки к груди. - Ведь вы ответственный человек, чем вызвано ваше решение? Нет причин...
   - Есть причины, - веско сказал Николай Николаевич. - Я хотел вам сообщить, что Андрей Корнев жив и вернулся к нам.
   Аня ничего не ответила. Николай Николаевич сидел лицом к пульту и не поворачивался.
   За собой он не слышал никакого движения.
   Снаружи доносились глухие удары. Вероятно, стучали по обшивке корабля. Перед Волковым прыжками двигалась секундная стрелка хронометра. Он следил за тем, как переползала она из левой половины циферблата в правую.
   - Он здоров теперь. Много перенес. Пролежал несколько лет в параличе, потерял память.
   Стрелка хронометра поднялась вверх, прошла через верхнюю точку и стала спускаться.
   Волков обратил внимание, что средняя часть пульта, по-видимому, опрокидывается. Он протянул руку и, взявшись за специальные выступы, дернул их на себя. С легким звоном доска пульта подалась и стала поворачиваться, превращаясь в маленький столик. С обратной стороны ее было зеленое сукно. В образовавшейся нише стоял красивый чернильный прибор, а около него портрет в рамке.
   Николай Николаевич пододвинул к себе рамку и, надев очки, посмотрел на фотографию.
   Морщины на лице его разгладились. Держа фотографию в руках, он обернулся.
   Аня быстро спрятала платок в карман. Потом она опустилась на колени и, прижавшись щекой к плечу Николая Николаевича, долго смотрела вместе с ним на портрет Андрея.
   ГЛАВА ШЕСТАЯ
   ПОДВОДНЫЕ ГОНКИ
   Степан Григорьевич Корнев стоял, скрестив руки на груди и наклонив голову. Он словно внимательно рассматривал мозаичный пол, повторявший рисунок потолка, а потому казавшийся его отражением.
   На перроне вокзала "Мурманск-подземный" было тихо. Около колонны выстроилось тридцать молчаливых фигур, одетых в одинаковые черные пары. Это были инженеры - руководители строительства.
   Две девушки вынесли из диспетчерской легкий столик, накрыли его красным сукном, потом принесли блестящие металлические стулья.
   Отдаленный шум, доносившийся из темных круглых отверстий, куда уходили рельсы, внезапно смолк.
   Послышались тяжелые шаги и поскрипывание сапог. Степан Григорьевич оглянулся.
   По платформе, сильно сутулясь, отчего его широкие плечи казались еще шире, шел Иван Семенович Седых. Подойдя к столу, он откашлялся и густым старческим басом сказал: - Комиссия закончила приемку сооружения "Арктический мост". Сейчас по традиции строек эпохи Великих работ состоится торжественное подписание акта, после чего по трассе туннеля пройдут два пробных поезда. Правительство поручило мне объявить благодарность всему советскому коллективу стройки и поздравление американскому коллективу. Одновременно я передаю всем собравшимся поздравление президента Соединенных Штатов Степан Григорьевич удовлетворенно кивнул головой.
   Присутствующие заметно оживились, головы всех как по команде повернулись к главному входу. Седых выпрямился.
   По платформе один за другим шли члены приемочной комиссии. Степан Григорьевич, не меняя позы, искоса взглянул на них. Среди них был Андрей.
   - Степан, здравствуй! - Андрей подошел к брату. - Почему ты не показывался все последние дни? Ведь ты член приемочной комиссии. Почему ты не принимал участия в нашей работе?
   Степан Григорьевич пренебрежительно пожал плечами.
   - Мое дело было построить, - кратко сказал он и отошел к столу.
   Андрей на мгновение задержался. Он как бы старался вникнуть в скрытый смысл этих слов. Потом, вспыхнув, он рванулся было к брату, но удержался.
   Люди подходили к Седых и подписывали акт и рапорт правительству в полной тишине.
   Степан Григорьевич тоже поставил свою подпись. Он расписался размашисто, через весь лист.
   Андрей взял перо последним.
   - Дай мне акт и рапорт, - протянул Степан Григорьевич руку. - Здесь не хватает американских подписей. С первым поездом я лично доставлю их Кандерблю. К тому времени, когда ты приедешь, акт ужe будет подписан и рапорт правительству отослан.
   Андрей удивленно посмотрел на брата и неуверенно передал ему бумагу.
   Седых говорил перед микрофоном, обращаясь ко всем участникам строительства: - Я счастлив, что стал современником эпохи Великих работ, создавшей Арктический мост, "луналет", плотину в Беринговом проливе, Мол Северный. Эти грандиозные работы показывают, что может создать труд людей, обращенный на борьбу с природой, покоряющий стихию, пространство, время. Сейчас подо льдом Ледовитого океана помчатся первые сверхскоростные поезда, право вести которые надо рассматривать как величайшую привилегию, как признание в водителе исключительных творческих заслуг перед человечеством...
   Степан Григорьевич взглянул на Андрея и, тщательно свернув акт, положил его в карман.
   Не дослушав речи Седых, он деловито направился в диспетчерскую. Андрей не умел скрывать своих чувств, как Степан. Со смешанным чувством настороженности и огорчения смотрел он вслед брату...
   Гул подходившего к перрону поезда отвлек его внимание. Видимо, Степан Григорьевич уже вызвал состав.
   Седых принесли радиограмму. Старик достал очки и прочел громко, забыв отодвинуть или выключить микрофон: - Радиограмма из Туннель-сити: "К приему поезда готовы. Просим привезти из Мурманска горячий обед. Получение его первым поездом рассматриваем, как личную премию.
   Из-за толпы репортеров и туристов сообщение с квартирой и ресторанами прервано. Персонал ничего не ел. Герберт Кандербль".
   Иван Семенович оглядел всех, сдвинул очки на лоб и вдруг оглушительно расхохотался. Его громкий, заразительный смех транслировался почти всеми радиостанциями мира.
   - Термосы с обедом! Живо! - послышалась команда Степана Григорьевича.
   Странный поезд, без окон и дверей, напоминавший непомерно длинную цистерну, уже стоял у перрона. Андрей любовно потрогал цилиндрическую обшивку вагонов.
   Степан Григорьевич прошел мимо него и обратился к Седых: - Иван Семенович, радируйте Кандерблю, что я доставлю ему обед. - Обернувшись к Андрею, он добавил: - А тебя, Андрей, мы встретим со всеми репортерами и туристами, как подобает. Ваш поезд пойдет следом за нашим, как только мы достигнем Туннель-сиги.
   - Хорошо, хорошо, - скороговоркой проговорил Андрей и прошел к головной части поезда.
   Седых недовольно посмотрел на Корневастаршего и сделал знак, чтобы тот подошел к нему, но Степан словно не заметил этого.
   Тогда старик крякнул, откашлялся и, пододвинув к себе микрофон, сказал: - Через несколько минут отправляется первый поезд. Правительство СССР и президент США, отмечая исключительные заслуги инженера, создавшего проект Арктического моста и принявшего самоотверженное участие в его строительстве...
   Степан Григорьевич, прервав распоряжение, которое давал одному из инженеров, вытянулся. Он высоко поднял голову. Глаза его смотрели поверх всех голов, шея была напряжена. Рукой он взялся за блестящую ручку двери, ведущей в кабину управления первого сверхскоростного поезда.
   - ...доверили ведение первого поезда автору проекта Арктического моста, председателю приемочной комиссии и бывшему начальнику строительства инженеру Корневу Андрею ГриГорьёвичу. Второй поезд поведет главный инженер-заместитель начальника строительства Степан Григорьевич Корнев.
   Степан вздрогнул. Он повернул к Седых голову, словно желая проверить услышанное.
   Автоматически он приоткрыл дверь, за ручку которой держался, потом захлопнул ее и, ни на кого не глядя, пошел прочь. Его прямая, внушительная фигура удалялась по направлению к диспетчерской.
   Слегка растерянный, покрасневший от смущения, Андрей попался ему на дороге. Он хотел остановить брата, протянул ему руку, но Степан прошел мимо. Дверь диспетчерской захлопнулась.
   Седых, пряча в карман очки, прошел следом за Степаном.
   - Степан...-тихо начал он, подходя к Корневу. - Степан, хочешь, поезжай вместе с Андреем в первом поезде. А я приеду со вторым.
   - Поезжайте с Андреем, Иван Семенович. - Степан Григорьевич говорил равнодушным голосом. - Пусть он ведет свой поезд, а я поведу свой. Это право я, кажется, заслужил.
   - Как хочешь, - буркнул Седых и, сутулясь, вышел на перрон. Андрей шел к нему навстречу.
   - Иван Семенович, - заговорил он, немного заикаясь, - мне хотелось бы, чтобы вместо меня поезд повел Степан.
   - Что? - сердито вскинул брови Седых. - А ну-ка, марш в кабину управления! Пока еще я начальник строительства... Товарищи пассажиры первого поезда, по списку, мной оглашенному, прошу в вагоны.