Келлерман Джонатан. Доктор Смерть

   — Говорят, он в своем деле лучший. — Взгляд мимо меня. — Это наша семейная гостиная.
   — Красивый дом, — заметил я.
   — Не вы первый так говорите.
   — Что случилось? — спросил я.
   Пусть Ричард понимает этот вопрос как угодно; меня все устроит. Но он молчал, глядя куда-то поверх меня — на погасший экран телевизора. Словно ожидая, что тот включится сам собой и даст ему какое-то озарение.
   — Итак, — наконец сказал Ричард, — вот мы и встретились.
   — Ричард, чем я могу вам помочь?
   — Сейфер говорит, все, что я вам скажу, будет конфиденциальной информацией, если только вы не сочтете, что от меня исходит непосредственная угроза кому-то третьему.
   — Это действительно так.
   — Я никому не угрожаю.
   — Хорошо.
   Погрузив руки в волосы, Ричард вцепился в жесткие завитки.
   — И все же давайте обсудим ситуацию гипотетически. В интересах всех сторон.
   — Какую ситуацию?
   — Ну, сложившуюся ситуацию. Скажем, один человек — совсем неглупый, но иногда ошибающийся — скажем, этот человек стал жертвой импульсивного порыва и совершил какую-то глупость.
   — Какого порыва?
   — Непреодолимого желания закрыть дело. Умным этот поступок никак не назовешь; более того, это самое глупое, самое безумное, что сделал наш человек за всю свою жизнь, но он был не в своем уме, потому что... потому что на него повлияли обстоятельства. В прошлом этот человек всегда что-то ожидал от жизни. Это ни в коем случае не говорит, что он неисправимый оптимист. Наоборот, уж ему-то известно, что далеко не всегда дела идут, как было намечено. Более того, именно этим он и зарабатывает на жизнь. И вот после стольких лет напряженной плодотворной работы этот человек, многого добившийся в жизни, попадает в ловушку растущих потребностей. Приходит к заключению, что имеет право на определенную степень уюта. Но тут жизнь преподает ему урок. — Ричард пожал плечами. — Что сделано, то сделано.
   — Он действовал, поддавшись порыву.
   Шумно выдохнув, он одарил меня слабой улыбкой.
   — Остановимся на том, что он был сам не свой.
   Закинув ногу на ногу, Ричард откинулся назад, словно давая мне время переварить сказанное. Я прекрасно понимал, к чему он клонит. Строит защиту на том, что у него было временное помутнение рассудка. Совет Сейфера или сам додумался?
   — Временное сумасшествие, — сказал я.
   — Если дело дойдет до этого. Единственная проблема заключается в том, что, поскольку этот человек влип в такую историю, могут пострадать его дети. Со своими собственными грешками он сам как-нибудь справится. Но что касается детей, ему нужна помощь.
   Хорошенький грешок — наемный убийца.
   — Дети знают, что сделал этот человек?
   — Он им ничего не говорил, но у него умные дети, возможно, они сами догадались.
   — Возможно.
   Ричард кивнул.
   — Этот человек намеревается во всем сознаться детям?
   — Он не видит в этом смысла.
   — Значит, он хочет, чтобы это сделал кто-то другой.
   — Нет, — сказал Ричард, внезапно повышая голос. Появившееся из-под воротника краснота, похожая на пятно от портвейна, расплылась вверх к вискам. — Он определенно этого не хочет. Дело вовсе не в этом. Главное — помочь детям. Я... этому человеку нужно, чтобы за ними кто-то присматривал до тех пор, пока все не уляжется.
   — Значит, он надеется, что все уляжется, — сказал я.
   Ричард улыбнулся.
   — Обстоятельства дела внушают оптимизм. Итак, мы пришли к взаимопониманию по поводу насущных проблем?
   — Детям ничего не говорить, держать их за ручку до тех пор, пока у отца все не образуется. Похоже, ему требуется дорогая нянька.
   Теперь все лицо Ричарда залилось краской. Грудь вздымалась, глаза вылезли из орбит. Я непроизвольно отпрянул назад. То, чему я сейчас был свидетелем, бывает с теми, кто не может сдерживать свою ярость. Мне вспомнилась вспышка Эрика в полицейском участке.
   Новая сторона Ричарда. До этого он был неизменно вспыльчив, иногда раздражителен, но всегда контролировал себя.
   Сейчас Ричард тоже поспешил остудить свой гнев. Положив одну руку на спинку дивана, он другой обхватил колено, словно призывая спокойствие. Начал отстукивать секунды указательным пальцем. Прошло десять секунд.
   — Хорошо, — произнес Ричард тоном, каким говорят с тупым учеником. — Согласимся, что нашему человеку нужна нянька. Знающая свое дело, получающая за свою работу большие деньги. Главное, чтобы дети получали все необходимое.
   — До тех пор, пока все не уляжется.
   — Не беспокойтесь, — заверил меня Ричард, — обязательно уляжется. Самое смешное заключается в том, что хотя этот человек совершил большую глупость, в действительности он ничего не сделал.
   — Подстрекательство к убийству — это совсем не мелочь. Разумеется, мы продолжаем говорить гипотетически.
   Ричард потупил глаза. Встав, он подошел к моему креслу. Я уловил аромат мяты в его дыхании, запах одеколона и застарелого пота.
   — Ничего не произошло.
   — Ну, хорошо, — согласился я.
   — Ничего. Этот человек научился на своей собственной ошибке.
   — И больше ее не повторял.
   Ричард ткнул в меня пальцем словно дулом пистолета.
   — Бах! — Голос спокойный, но краска на лице осталась. Постояв рядом со мной, он вернулся на диван. — Хорошо, мы достигли взаимопонимания.
   — Ричард, что именно вы хотите передать через меня своим детям?
   — То, что все будет в порядке. — Он больше не вспоминал о таинственном третьем лице. — То, что я... возможно, некоторое время поболею. Но это будет временно. Они должны это знать. Я единственный родной человек, оставшийся у них. Я нужен им, а вы нужны мне, чтобы облегчить мою задачу.
   — Хорошо, — сказал я. — Но неплохо было бы поискать и другие точки опоры. Есть ли у них родственники...
   — Нет, — решительно ответил Ричард. — Ни души. Моя мать умерла, а отцу девяносто два года, и он не выходит из своего дома в Нью-Джерси.
   — Ну а со стороны Джоанны...
   — Никого. Ее родители давно умерли, а она была в семье единственным ребенком. К тому же, мне не нужны суетливые дилетанты. Я хочу, чтобы моими детьми занялся профессионал. Вам предлагаются неплохие условия. Я буду платить так же, как плачу Сейферу: за то время, когда он едет в машине, за то время, когда он думает. Выставляйте счет за каждую секунду.
   Я промолчал.
   — Почему мне всегда приходится вас тянуть, а вы все время упираетесь? — спросил Ричард.
   На это можно было ответить по-разному, но ни один ответ мне не нравился.
   — Ричард, в одном мы достигли взаимопонимания, — сказал я. — Моя роль заключается в том, чтобы помочь Стейси и Эрику. Но я должен быть с вами откровенен: я не могу предложить чудо. Моим оружием является информация. Я должен быть надлежащим образом оснащен.
   — О, ради Бога, — воскликнул он, — что вам надо от меня? Исповеди? Покаяния?
   — Покаяния, — сказал я. — Эрик тоже употребил это слово.
   Ричард раскрыл рот от изумления. Закрыл. Краска схлынула с его лица.
   — У Эрика богатый запас слов, — наконец сказал он.
   — Вы с ним не говорили на эту тему?
   — С какой стати, черт побери?
   — Я просто подумал, есть ли у Эрика причины чувствовать себя виновным.
   — В чем, черт побери?
   — Это я и спрашиваю, — сказал я, чувствуя себя скорее адвокатом во время перекрестного допроса, чем врачом, пытающимся облегчить боль.
   Ричард прав, это наш сценарий, и я такой же актер, как и он.
   — Нет, — сказал он. — С Эриком все в порядке. Эрик отличный парень.
   Уронив плечи, Ричард потер глаза, проваливаясь в диван, и мне вдруг стало его жалко. Но тут я вспомнил о том, что он передал деньги Квентину Гоаду. Во имя того, чтобы закрыть дело.
   — Значит, ничего определенного у Эрика на уме нет.
   — Его мать уничтожила себя, его отца забрали в гестапо. Как вы думаете, что должно быть у него на уме? — Ричард снова уставился в погасший экран. — В чем дело? Вы недолюбливаете нас, потому что мы преуспели в жизни? Вы выросли в бедности? Вы испытываете неприязнь к детям богатых родителей? Неужели вас бесит то, что вам приходится изо дня в день иметь с ними дело, поскольку именно этим вы и зарабатываете на жизнь? Поэтому вы не хотите нам помочь?
   Я непроизвольно вздохнул.
   — Ну ладно, ладно, простите, — поспешил произнести Ричард. — Это уже было лишнее... просто день выдался тяжелым.
   Я лишь прошу, чтобы вы помогли Эрику и Стейси. Если бы я не был в этом замешан, я справился бы со всем сам. По крайней мере, у меня хватает проницательности, чтобы видеть собственные недостатки. Про многих родителей своих пациентов вы можете сказать такое?
   Наверху послышались шаги. Кто-то расхаживал по комнате. Остановился. Дети на втором этаже...
   — С моей стороны никакой обструкции, Ричард, — сказал я. — Я здесь для того, чтобы помочь Эрику и Стейси. Вы сейчас способны ответить на некоторые вопросы относительно Джоанны?
   — При чем тут Джоанна?
   — Мне нужно выяснить основные моменты. В какой клинике она проходила обследование?
   — В клинике Святого Михаила. А в чем дело?
   — Возможно, мне надо будет взглянуть на ее историю болезни.
   — Повторяю тот же вопрос.
   — Я пытаюсь понять, что же с ней было.
   — В ее истории болезни вы ни черта не найдете, — сказал Ричард. — В том-то все и дело. Врачи ничего не знали. Но какое отношение имеет болезнь Джоанны к нашему делу?
   — Возможно, она имеет отношение к Эрику и Стейси, — сказал я. — Как я уже говорил, мне необходима информация. Вы даете мне разрешение заглянуть в историю болезни вашей жены?
   — Ну да, конечно, вам его выпишет Сейфер. У него есть доверенность. А теперь вы не хотели бы подняться наверх и поговорить с детьми?
   — Пожалуйста, потерпите еще немного, — сказал я. — После смерти Джоанны вы пытались связаться с Мейтом, но он вам не ответил...
   — Разве я вам об этом говорил?
   — Нет, это рассказала Джуди Маниту, представляя мне вашу семью.
   — Джуди. — Ричард вытер лоб тыльной стороной руки. — Что ж, Джуди была права. Я действительно пытался связаться с ним. И не один раз. Ублюдок не удостоил меня ответом.
   — Он также не устраивал пресс-конференцию по поводу ее смерти.
   Он прищурился.
   — И что?
   — Кажется, основным мотивом Мейта было стремление к популярности...
   — Тут вы попали в точку, — подтвердил Ричард. — Этот подонок ради дешевой славы не брезговал ничем. Но не просите меня объяснить, что он сделал, а что не делал. Для меня он был лишь именем из газет.
   Которое легко стереть?
   — Еще одна нестыковка: к тому времени, как Джоанна связалась с Мейтом, он уже давно перешел от мотелей к фургону. Однако Джоанна умерла в мотеле. Были ли у нее какие-то причины настаивать именно на этом? Причины, заставившие ее выбрать Ланкастер...
   — Она там никогда не бывала, — сказал Ричард.
   — В том мотеле?
   — Вообще в Ланкастере. — Он рассмеялся. Смех его прозвучал резко, неожиданно, не к месту. — До той ночи. А я постоянно торчал там. Вел несколько дел, строил торговые центры, превращал дерьмо в золото. Летал на вертолете с крыши здания Муниципального банка до Палмдейла, остальной путь преодолевал на машине. Я провел там так много времени, черт побери, что мне стало казаться, будто я сделан из песка. Джоанна ничего этого не видела. Я просил — умолял ее съездить туда, хотя бы раз. Пообедать со мной, посмотреть, чего мы добились. Я рассказывал ей, что пустыня бывает очень красивой, если смотреть на нее по-особому. Мы могли бы найти какую-нибудь дешевую забегаловку — пиццерию или что-то в этом духе. Мы ходили по таким заведениям, когда еще только гуляли до свадьбы, и у нас вечно не хватало денег. Джоанна не хотела и слышать об этом. Упорно отказывалась, утверждая, что ехать очень далеко. Движение слишком оживленное, на дороге слишком сухо, слишком жарко, она слишком занята, — причина всегда находилась. — Ричард снова рассмеялся. — Но именно там она закончила свой путь.
   Он посмотрел мне в глаза. Впервые его взгляд не был воинственным. Печальным, жалобным, молящим ответа.
   — О Господи, — вдруг выдохнул Ричард, задыхаясь от резкого сдавленного плача.
   Он дернулся на диване, словно поднятый в воздух болью и низвергнутый вниз судьбой.
   — Будь она проклята, — прошептал он.
   Поединок с собой был проигран. Слезы хлынули ручьем. Ричард молотил кулаками воздух, свои колени, грудь, плечи, тер глаза. Пряча лицо от меня.
   — Ланкастер, мать твою! Она уехала туда для этого! О Господи! Господи Иисусе!
   Ричард уронил голову между колен, словно его тошнило, но, не найдя успокоения в этой позе, вскочил на ноги и, подбежав к стеклянным дверям, отвернулся от меня. Он стоял и беззвучно плакал, глядя на бассейн, парк и темнеющий вдали океан.
   — Должно быть, она меня ненавидела, — наконец вымолвил он.
   — Чем могла объясняться ее ненависть, Ричард?
   — Тем, что я ее не простил.
   — Что она сделала?
   — Всё, хватит. Закончим на этом. Не надо сдирать с меня кожу, дайте мне выбраться из всего этого целым и невредимым, хорошо? Я не буду учить вас, как вам делать свою работу. Поступайте, как знаете. Помогите моим малышам. Пожалуйста!
   — Конечно, — заверил его я. — Обязательно.

Глава 27

   Шаги наверху возобновились. Через некоторое время Джо Сейфер постучал в дверь. Ричард, все еще стоявший у окна, обернулся.
   — Все в порядке? — спросил Сейфер.
   — Джо, знаете, я все же очень устал, так что, наверное, мне лучше прилечь.
   Подойдя к дивану, Ричард снял туфли, аккуратно выровнял их у края и улегся.
   — Почему бы вам не подняться и не лечь в кровать? — предложил Сейфер.
   — Нет, я лучше поваляюсь здесь. Это мое место отдыха.
   Взяв пульт дистанционного управления, Ричард включил телевизор, и семядесятидюймовый экран ожил передачей из цикла «Дом и сад». Мастер в клетчатой рубашке с поясом, полным инструмента, мастерил полку. У него получалось, что это не сложнее, чем лизать край конверта. Как всегда бывает в подобных передачах.
   Несколько секунд — и Ричард был загипнотизирован происходящим на экране.
   — Вы готовы встретиться с детьми? — спросил меня Сейфер.
   — Готов.
   Я последовал за ним наверх, мысленно упорядочивая в голове полученную информацию.
   Вина, раскаяние. «Я ее не простил».
   Джоанна согрешила — скорее всего, именно то, что я и предполагал: супружеская измена.
   Эрик, копия Ричарда, принял сторону отца. Возможно ли, что поступок Джоанны пробудил в ее сыне ненависть? Он проводил время рядом с ней, пока она угасала, но при этом ее ненавидел? Быть может, именно этим объясняются странные фотографии? Эрик документировал ее падение — ее наказание, а затем отдавал снимки Ричарду...
   Степень сыновнего презрения определить трудно, но у Эрика взрывной и импульсивный характер, это заложено у него в генах. И вот сейчас, по прошествии нескольких месяцев, он начал осознавать, что сделал? И ищет покаяния?
   Ричард только что прямо не признался, что заплатил Квентину Гоаду за то, чтобы тот убил доктора Смерть.
   Пусть будет побольше крови... Вы узнаете, кого обманули. Ричард одержим страстью повелевать — как могла Джоанна ожидать чего-то иного, кроме отторжения и возмездия?
   Убийство, призванное «закрыть дело». И если Мейт не помогал Джоанне умереть, большая ошибка.
   Но если не Мейт, то кто?
   Самодельщина? Джоанна, профессиональный микробиолог, имела доступ к смертельным препаратам и наверняка умела осуществлять внутривенные инъекции. Но, учитывая ее физическое состояние, я не мог представить, как она самостоятельно ведет машину до Ланкастера...
   Она меня ненавидела. Теперь я видел, что у нее была причина умереть в мотеле «Хэппи Трейлз».
   Так что, быть может, Мейт все же был там? Согласился еще раз воспользоваться снятым номером, уступив желанию Джоанны? Возможно, тем же объясняется отсутствие шумихи в прессе: вероятно, Джоанна попросила держать все в тайне. Ради детей? Нет, в этом не было смысла. Если она хотела выгородить Эрика, зачем совершать самоубийство при таких подозрительных обстоятельствах?
   Вообще, зачем сводить счеты с жизнью?
   Одно было очевидно: и мистер, и миссис Досс достаточно страдали в браке. Миссис согрешила, мистер не захотел ее простить.
   Бешенство Ричарда сломило Джоанну. Она ненавидела себя до такой степени, что решила свести счеты с жизнью.
   Но на прощание все же громко хлопнула дверью.
   Взяла в собственные руки последний день своей жизни. Тайно связалась с Мейтом — или с кем-то еще. Приняла смерть на своих условиях.
   В Ланкастере. Дав этим Ричарду пощечину.
   Потому что Джоанна прекрасно знала своего мужа, предвидела, что он попытается направить свой гнев на кого-то еще, но от трупа в дешевом мотеле ему никуда не деться.
   По крайней мере, она на это надеялась. Но если Джоанна действительно хотела ввергнуть мужа в пучину сокрушительного самоанализа, она потерпела неудачу. Как сказала Джуди, Ричард привык сваливать вину на других.
   Кроме того, он любит сокрушать своих противников.
   Всего несколько минут назад, рассказывая о своем гипотетическом знакомом, Ричард небрежно отмахнулся от сделки с Квентином Гоадом как от мелкой глупости, заявив, что повторной попытки не было.
   Однако у него было наготове алиби, и сейчас он заблаговременно начал разговоры о временном помутнении рассудка. Но Майло рассмеется, услышав о таких отговорках. Для этого не нужно даже быть детективом. Потому что Ричард — безжалостный эгоцентричный тип, считающий себя оскорбленным. И, как я только что имел возможность убедиться, у него очень вспыльчивый характер.
   Сейчас я нахожусь у него дома и должен играть по его правилам.
   Поднявшись на второй этаж, Сейфер остановился на маленькой темной площадке перед закрытой дверью.
   — Они в комнате Эрика, — сказал он. — Вы хотите встретиться с обоими вместе или с каждым по отдельности?
   — Посмотрим, как пойдут дела.
   — Но вы ничего не имеете против того, чтобы встретиться сразу с обоими?
   — А в чем дело?
   Сейфер нахмурился.
   — Если честно, доктор Делавэр, ни тот, ни другой не хотят оставаться с вами наедине.
   — Они считают, я их предал?
   Он поправил свою ермолку.
   — Мне очень жаль. Ричард говорил с ними, и я тоже, но вы же знаете, какие подростки в этом возрасте. Надеюсь, вы все же не совсем напрасно потратите свое время.
   Я боялся, как бы не сделать хуже.
   Сейфер положил руку на дверную ручку, не поворачивая ее.
   — Ну, как вы поговорили с Ричардом?
   — Похоже, будущее видится ему в розовых тонах, — сказал я. Розовый. Произнося это слово, я поймал себя на том, что оно же пришло мне в голову, когда я стал свидетелем вспышки гнева Ричарда. В наш прозаический век бедный старина Фрейд не пользуется достаточным уважением.
   — Ну-у, — протянул Сейфер, — оптимизм это хорошо, вы не находите?
   — Оправдан ли он в случае с Ричардом?
   Большая узловатая рука, появившись из-за спины, разгладила бороду.
   — Давайте скажем так, доктор Делавэр. Я не могу обещать немедленно замять дело, но я тоже смотрю в будущее с оптимизмом. Потому что, если хорошенько разобраться, что есть у полиции? Неожиданные откровения преступника-рецидивиста, которому за три разбойных нападения светит пожизненное заключение? Якобы подкрепленные показаниями свидетелей, видевших, как кто-то передал кому-то, не известно с какой целью, некий конверт, причем произошло это в полутемном баре?
   Я улыбнулся.
   — Ричард оказался там совершенно случайно?
   Сейфер пожал плечами.
   — Мистер Досс не смог вспомнить этот конкретный случай, но, по его словам, если такое действительно происходило, в конверте, переданном мистеру Гоаду, скорее всего, находились деньги. Ричард нередко платил своим рабочим наличными, особенно когда у тех были финансовые затруднения...
   — Альтруизм? — вставил я. — Или лучший способ иметь дело с теми, кто не совсем чист перед законом?
   — Ричард нанимает тех, кого больше нигде не берут на работу, иногда помогает этим людям, если те попали в беду. У меня обширный список тех, кто подтвердит под присягой, что делает он это из лучших побуждений.
   — Значит, свидетелей можно не опасаться, — сказал я.
   — Свидетели, — повторил Сейфер таким тоном, словно это был диагноз неизлечимой болезни. — Не сомневаюсь, вы знакомы с психологическими исследованиями, посвященными проблеме ненадежности свидетельских показаний. Не удивлюсь, если внимательный экскурс в прошлую жизнь этих конкретных свидетелей выявит, что все они обладают нездоровым пристрастием к алкоголю, злоупотребляют наркотиками и имели нелады с законом.
   — К тому же, там было темно.
   — Да, и это тоже.
   — Похоже, дело можно считать закрытым, — заметил я.
   — Излишняя самоуверенность — опасная штука, доктор Делавэр. Но, если только меня не ждет какой-нибудь неприятный сюрприз... — Зеленые глаза Сейфера превратились в узкие щелки. — Следует ли мне опасаться каких-либо неожиданностей?
   — По крайней мере, я таких не знаю.
   — Хорошо, просто отлично. В таком случае, я продолжу заниматься своим делом, предоставив вам заниматься своим.
   За дверью находился длинный коридор, зеркальная копия того, что на первом этаже. Голые бежевые стены, в глубине выход на главную лестницу, слева шкафы и альковы, справа двери в спальни. В воздухе запах грязного белья. Сейфер провел меня мимо двустворчатых дверей, ведущих в просторную комнату, устланную белыми коврами. Кресла, обитые парчой. Обои древесного цвета — те самые, которые я видел на снимках Джоанны, сделанных Эриком... Заглянув, я увидел широкую кровать, застеленную шелковым покрывалом. Без труда представил себе безжизненную голову, раздувшееся тело, укутанное до подбородка...
   Двери в остальные спальни были закрыты. Пройдя мимо первой, Сейфер постучал в следующую. Никто не ответил. Он приоткрыл ее, затем распахнул настежь. Запах грязного белья усилился.
   Выцветшие голубые обои: нескончаемые фигурки борцов в позах. Плакат на противоположной стене, гласящий: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В УЮТ ХАОСА». На других стенах плакаты рок-групп. Карикатура на Альберта Эйнштейна, застигнутого врасплох со спущенными штанами и болтающимся хозяйством. Подпись: «КТО, МАТЬ ТВОЮ, ГОВОРИТ, ЧТО ТЫ ТАКОЙ УМНЫЙ?»
   Развешанные кое-как дипломы. «Лучший школьник страны», «Победитель конкурса, объявленного Американским банком», «Самый прилежный школьник», «Молодой ученый», аттестат зрелости. Два занавешенных окна, дверь в отдельную ванную, шкафчик из стекла и хрома, забитый книгами в мягких обложках, толстыми тетрадями, скоросшивателями, листами бумаги. Дешевая статуэтка быка. На верхней полке пластмассовые позолоченные фигурки, свидетельствующие о спортивных достижениях.
   Двуспальная кровать, простыня смята, одеяло сползло на пол. Стереокомплекс, компьютер, принтер. Пол усеян разбросанным нижним бельем, джинсами, рубашками, носками, грязными кроссовками. Пустой рюкзак из синего нейлона, пакеты из-под чипсов, пустые пластиковые бутылки, смятые алюминиевые банки.
   Эрик сидел в головах кровати, Стейси пристроилась на полу у него в ногах. Спиной друг к другу. На Стейси были желтая футболка и белые брюки. Эрик был в черных джинсах и черном свитере. Как и его отец...
   Оба босиком. У обоих красные глаза.
   Бросив взгляд на дверь, Эрик принялся ковырять под ногтями.
   — Ну вот, началось.
   — Сынок, — начал было Джо Сейфер.
   — Что, папочка? — презрительно скривил рот Эрик.
   Вздрогнув, Стейси обхватила себя за плечи. Суставы пальцев разбиты в кровь. Волосы распущены, дико торчат во все стороны, как у отца.
   — Доктор Делавэр любезно согласился приехать, несмотря на поздний час. Твой отец хочет, чтобы вы поговорили с ним.
   — Говорить-говорить-говорить, — выпалил Эрик. — Говорить много-много-много.
   Снова вздрогнув, Стейси украдкой посмотрела в мою сторону и тотчас же отвернулась.
   — Эрик, — продолжал Сейфер, — я прошу тебя быть вежливым. И я, и твой отец — мы оба тебя просим.
   — Как папа? — спросила Стейси. — Где он? Что делает?
   — Он внизу, отдыхает.
   — Он не хочет есть?
   — Нет, дорогая, все в порядке, — ответил Сейфер. — Я приготовил ему сандвичи.
   — Кошерные? — спросил Эрик.
   В затхлой комнате стало тихо.
   Погладив бороду, адвокат грустно улыбнулся.
   — Хорошая кошерная говядина, — продолжал Эрик, подражая речи евреев из кино. — Куфочек кувочки...
   — Эрик, прекрати! — воскликнула Стейси.
   — Куфочек мацы...
   — Эрик, заткнись!
   — А что? Что такого я делаю, мать твою?
   — Ты сам прекрасно знаешь. Прекрати хамить!
   Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. Стейси первая отвела взгляд. Беспомощно махнув рукой, повернулась к брату спиной. Встала с пола.
   — Всё, хватит. С меня достаточно... Извините, доктор Делавэр, просто сейчас я не могу разговаривать ни с вами, ни с кем бы то ни было. Если вы будете мне нужны, я вам позвоню, — честное слово, мистер Сейфер.
   — Сейфер, — пробормотал Эрик. — Отец выписывает ему чеки на огромные суммы, а стало ли нам от этого безопасно?^[5]
   — Ты совсем... — воскликнула Стейси.
   — Что я?
   Еще один взмах рукой. Стейси бросилась к двери.
   — Ну, так что я такое, умница?
   Стейси, ничего не ответив, выскочила в дверь.