Келлерман Джонатан. Доктор Смерть

   — И все же когда это было?
   — Несколько дней назад — наверное, в четверг.
   — А что хотел этот человек? — спросил Майло.
   — Откуда мне знать? Думаете, я его впустила?
   Одна из враждующих женщин вскочила со стула, размахивая руками и посылая проклятия своей сопернице. Дуэйн, самовлюбленный петух, наслаждался каждым мгновением ссоры.
   Бип. Бип. Бип. Миссис Кронфельд прочла по губам и нахмурилась.
   — Ну и речь!
   — Этот бродяга, — не сдавался Майло, — что еще вы можете о нем рассказать?
   Никакой реакции. Майло повторил свой вопрос, теперь уже гораздо громче. Миссис Кронфельд резко обернулась.
   — Да-да, бродяга. Он вошел... — она указала рукой через плечо. — Попытался подняться наверх. Я его увидела и крикнула в окно, чтобы он убирался ко всем чертям. Ну и он дал деру.
   — Пешком?
   Презрительный смешок.
   — Такие не ездят на «Мерседесах». Ну и подонок! — На этот раз эпитет был обращен к Дуэйну. — Дуры, идиотки, тратят время на такого подонка!
   — Это было в четверг.
   — Да — или в пятницу... вы только посмотрите!
   Женщины бросились друг на друга и, столкнувшись, сплелись в царапающий, вырывающий волосы циклон.
   — Идиотки!
   Вздохнув, Майло встал.
   — Миссис Кронфельд, мы поднимемся наверх.
   — Когда можно будет снова сдавать квартиру?
   — Скоро.
   — Чем быстрее, тем лучше... Идиотки!
   Лестница в квартиру Мейта находилась в правой части здания, и перед тем, как подниматься, я взглянул на задний дворик. Крошечная забетонированная площадка, места едва хватило для двух легковых машин. Подержанный «Шевроле», в котором Майло узнал машину Мейта, стоял рядом с еще более древним «Крайслером». Тени от пустых бельевых веревок расчерчивали бетон в ровную линейку. За невысоким кирпичным забором виднелись соседние дома, в основном многоквартирные коттеджи. Устрой во дворе пикник, и все будут знать его меню.
   Мейт гонялся за газетными заголовками и не стремился к уединению в свободные часы.
   Эксгибиционист? Или Алиса Зогби была права, и Мейт просто не обращал внимания на окружающую обстановку? Так или иначе, легкая жертва.
   Я сказал об этом Майло. Тот, шумно втянув воздух, провел меня к двери в квартиру Мейта.
   Дверь защищал небольшой козырек. На полу валялись рекламные проспекты ресторанов быстрого питания. Подняв несколько листков, Майло бегло взглянул на них и тотчас же бросил. Перед простой деревянной дверью была натянута желтая полицейская лента. Майло сорвал ее. Один поворот ключа, и мы вошли внутрь. Единственный замок, ни засова, ни цепочки. Дверь запросто вышибается ударом ноги.
   Сырость, плесень, гниение, тошнотворный запах старой бумаги. Воздух настолько насыщен пылью, что кажется гранулированным.
   Майло поднял старинные жалюзи. Ворвавшиеся в квартиру лучи света озарили пыльную бурю, поднятую нами в тесном темном помещении.
   Тесном, потому что буквально вся передняя часть квартиры была заставлена книжными шкафами. Фанерные ящики, разделенные узкими проходами. Необработанное дерево, полки, прогнувшиеся под весом знаний.
   Жизнь разума. Элдон Мейт превратил свое жилище в библиотеку.
   Даже на кухонных столах громоздились высокие стопки книг. В холодильнике бутылки с минеральной водой, выгнувшийся дугой ломтик заплесневелого сыра, несколько подгнивших овощей.
   Я прохаживался между шкафами, читая названия книг, а мне на плечи тем временем садилась пыль. Химия, физика, математика, биология, токсикология. Два шкафа полностью посвящены судебной медицине, целая стена — юриспруденции. Гражданский кодекс, судебная система, уголовные кодексы, кажется, всех до одного штатов.
   В основном обтрепанные книги в мягких обложках и зачитанные тома с оборванными переплетами и замусоленными страницами. Такие сокровища можно найти в любом букинистическом магазине.
   Ни одной художественной книги.
   Я перешел в крохотную комнату, где Мейт спал. Десять на десять футов, низкий потолок, лампочка без абажура, прикрученная к белой плитке. Голые серые стены, освещенные желтоватым светом клонящегося к закату солнца, пробивающимся через занавески цвета старого пергамента. Дешевые койка и тумбочка занимали почти все пространство комнаты. С трудом нашлось место для грубого трехстворчатого шкафа. На тумбочке телевизор «Зенит» с десятидюймовым экраном — словно Мейту пришлось расплачиваться за излишества миссис Кронфельд.
   Из спальни дверь вела в ванную, и я прошел туда, потому что нередко именно ванная может рассказать о человеке больше, чем любое другое помещение. В данном случае это было не так. Бритва, крем для бритья, лосьон после бритья, таблетки от желудка и аспирин в аптечке. Янтарное кольцо вокруг раковины. Кусок зеленого мыла, размокшего снизу, застывший, подобно дохлой лягушке, в коричневой пластмассовой мыльнице.
   От крохотного набитого битком шкафчика несло резким запахом камфарного масла. Дюжина застиранных белых рубашек, полдюжины серых саржевых брюк, все с дешевым ярлыком компании «Сирс». Строгий черный костюм; широкие лацканы свидетельствуют о его древнем происхождении. Три пары черных полуботинок; две бежевых ветровки, тоже от «Сирса»; на вешалке два узких черных галстука — чистый полиэстр, сделано в Корее.
   — Как у Мейта было с деньгами? — спросил я. — Не похоже, чтобы он много тратил на одежду.
   — Все свои деньги он тратил на еду, бензин, ремонт машины, книги, оплату телефонных счетов и квартиру. Я еще не успел ознакомиться с его налоговой декларацией, но там лежали какие-то банковские книжки. — Майло махнул на тумбочку. — Судя по всему, основную часть доходов Мейта составляла пенсия, выплачиваемая системой государственного здравоохранения. Две с половиной штуки в месяц, переводившиеся непосредственно на лицевой счет. Кроме того, время от времени нерегулярные поступления наличными, от двухсот до тысячи долларов. Это, насколько я понимаю, были добровольные пожертвования. Набиралось еще до пятнадцати тысяч в год.
   — От кого были эти пожертвования?
   — Мое предположение — от удовлетворенных путешественников, точнее, от их наследников. Все родственники, с которыми мы успели связаться, утверждают, что не заплатили Мейту ни гроша. Однако, естественно, они не признаются в том, что наняли кого-то убить бабулю, правда? Итого, в общем и целом, Мейт получал около пятидесяти штук в год, так что нищим его никак нельзя было назвать. Еще у него были три банковских сертификата на сто тысяч каждый. Процент смехотворный; похоже, Мейту было на это наплевать. По моим подсчетам, эти триста тысяч — остаток от доходов за десять лет минус налоги и расходы на жизнь. Похоже, Мейт откладывал все, что заработал, с тех пор как открыл свое агентство смерти — все до последнего гроша.
   — Триста тысяч долларов, — задумчиво произнес я. — Практикующий врач за десять лет может отложить гораздо больше. Значит, он занялся устроительством путешествий не ради денег. Или наградой была известность, или же Мейт действовал из идеалистических побуждений. Впрочем, возможно, и то и другое вместе.
   — То же самое можно сказать про доктора Менгеле. Изувер, ставивший опыты над живыми людьми в концлагерях фашистской Германии. — Приподняв тощий матрац, Майло заглянул под него. — Не думай, что я так еще не делал.
   Должно быть, у него вступило в поясницу, потому что он шумно вздохнул, медленно распрямляясь.
   — Ну? — спросил Майло.
   Внезапно комната стала производить на меня гнетущее впечатление. В ней царил аромат книг, а также более терпкий запах — запах мужчины. Вместе с запахом нафталина все это создавало печальный усыпляющий аромат старости, говорящий о том, что здесь никогда ничто не переменится. То же самое чувство затхлости и застоя я ощутил на Малхолланд-драйв. Впрочем, возможно, у меня просто разыгралось воображение.
   — В счетах за телефонные переговоры ничего интересного? — спросил я.
   — Абсолютно ничего. Несмотря на стремление к известности, попадая домой, Мейт становился молчуном. Нередко случалось, что он по несколько дней никому не звонил. В целом перечень абонентов не был богатым: Хейзелден, Зогби. Все остальное — скукотища: звонки в местный супермаркет, в букинистические магазины, в обувное ателье, в «Сирс».
   — Счета на сотовый телефон не нашли?
   Майло рассмеялся.
   — Телевизор черно-белый. У этого типа не было ни компьютера, ни музыкального центра. Он печатал на машинке — в шкафу я нашел пачку копирки!
   — На копирке не было следов какого-то важного документа? Ну, как в кино, важная улика...
   — Именно так. А я, неряха, ее пропустил.
   — Старомодный тип, — заметил я. — Но подавал себя умело.
   Выдвинув верхний ящик столика, я обнаружил горы сложенного нижнего белья, белого и пухлого, словно гигантский зефир. По бокам лежали цилиндры скатанных черных носков, в среднем ящике — джемперы строгих коричневых и серых цветов. Я провел под ними рукой: ничего. В следующем ящике оказались медицинские книги.
   — В нижнем то же самое, — сказал Майло. — Похоже, на втором месте после отправки людей на тот свет у Мейта стояло чтение.
   Присев на корточки, я выдвинул нижний ящик. Четыре книги в твердых переплетах. Три из них обтрепанные. Я взял одну наугад и раскрыл ее. «Основы хирургии».
   — Издана в 1934 году, — заметил я.
   — Еще немного, и она станет библиографической редкостью.
   Мое внимание привлекла четвертая книга. Формат меньше, чем у остальных. Рубиново-красный кожаный переплет. Сверкающая новизной... виньетки золотого тиснения на корешке. Вычурные буквы, но фактура кожи грубая, как у апельсиновой корки. Ледерин.
   Коллекционное издание «Беовульфа», серия «Сокровищница мировой литературы».
   Я взял книгу. Она загремела. К тому же, оказалась слишком легкой. Я открыл обложку. Вместо страниц внутри пустота. Масонский тайник. На внутренней стороне крышки этикетка «Сделано в Тайване».
   Коробка. Игрушка для взрослых. А вот и причина грохота.
   Миниатюрный стетоскоп. Таким играют дети. Розовые пластмассовые трубки, посеребренная пластмассовая дужка наушников и диск. Самих наушников нет — аккуратно отрезаны. В коробке серебристая пыль.
   Майло прищурился.
   — Почему бы тебе не положить эту коробку?
   — В чем дело?
   Тем не менее я послушно выполнил его просьбу.
   — Я проверил этот чертов ящик в самый первый приход сюда, и коробки там не было. Остальные книги были, а этой нет. Я отлично помню, что проверил год издания каждой, отметив про себя, что у Мейта тяга к антиквариату.
   Майло не отрывал взгляда от красной коробки.
   — Посетитель? — предположил я. — Наш парень из фургона увековечил свой подвиг? А сломанный стетоскоп — это закодированное сообщение: "Мейт отошел от дел, теперь я доктор Смерть"?
   Поморщившись, Майло снова нагнулся.
   — Похоже, наушники откусаны. Судя по пыли, кто-то сделал это прямо здесь... и очень аккуратно.
   — Это не составит никакого труда, если есть ножницы для перекусывания костей. Мы имеем дело с очень отвратительным эльфом.
   Майло потер лицо.
   — Он пришел сюда, чтобы отметить свой успех?
   — И оставить свой след.
   Подойдя к двери, Майло хмуро посмотрел на книжные шкафы в соседней комнате.
   — Я дважды бывал здесь после убийства, и, похоже, все остальное на своих местах...
   Обращаясь не столько ко мне, сколько к себе самому. Прекрасно понимая, что когда речь идет о тысячах томов, полной уверенности быть не может. Понимая, что от желтой ленты перед дверью не было никакого толку: замок мог открыть кто угодно.
   — Этот бродяга, которого видела миссис Кронфельд... — начал я.
   — Бродяга в открытую поднимался по лестнице, а когда миссис Кронфельд на него прикрикнула, он сразу сделал ноги. По ее словам, это был оборванец, опустившийся до самого дна. Ты не думаешь, что наш парень должен быть поприличнее?
   — Как ты сам говорил, некоторые любят отправлять вместо себя других.
   — Что? Убийца нанимает какого-то шизофреника, чтобы тот проник в квартиру и оставил в ящике эту коробку?
   — А почему бы и нет?
   — Если это было своеобразной попыткой помочиться на могилу Мейта, зачем лишать себя такого наслаждения?
   — Может быть, ты и прав, но наш мальчик стал осторожнее, — возразил я. — К тому же, перепоручение задачи таит в себе другие прелести. Он ощутил себя всесильным, хозяином. Все могло произойти вот как: убийце хорошо знаком этот квартал, потому что он некоторое время следил за Мейтом. И вот теперь он катается по Голливуду, находит какого-то оборванца и дает ему деньги за то, чтобы тот доставил посылку по адресу. Половина вперед, остальные после. Вероятно, сам убийца ждал где-то на улице. Бродягу он выбрал умышленно, потому что это обеспечивало дополнительную степень безопасности: даже если «взломщика» схватят на месте преступления, он мало что сможет рассказать. Убийца использовал такую маскировку для большей надежности.
   Раздув щеки, Майло медленно втянул воздух и, поболтав его внутри, так же медленно выдохнул. Из его кармана как по мановению волшебной палочки появились запечатанный пакет с хирургическими перчатками и мешочек для улик.
   — За дело принимается доктор Майло, — объявил он, просовывая руки в резину. — Ты прикасался к коробке, но я за тебя поручусь.
   Натянув перчатки, Майло взял коробку и внимательно осмотрел ее со всех сторон.
   — Кому-то очень хорошо знакомы здешние места, — заметил он. — На Голливудском бульваре полно сувенирных лавок, так что, возможно, удастся найти продавца, который вспомнит, кому недавно продавал такое.
   — Вероятно, выбор названия не был случайным, — задумчиво произнес я.
   — "Беовульф"?
   — Бесстрашный доблестный герой, расправляющийся с чудовищем.

* * *

   Мы пробыли в квартире еще целый час, осматривая кухню и гостиную, роясь в буфете, проверяя книжные шкафы на предмет наличия тайников, но так ничего и не обнаружили. В некоторых книгах я нашел чеки двадцати-тридцатилетней давности. Букинистические магазины в Сан-Диего, Окленде, Лос-Анджелесе.
   Выйдя на лестницу, Майло снова заклеил дверь желтой лентой, запер ее на замок и смахнул пыль с лацканов пиджака. Он выглядел каким-то съежившимся. На противоположной стороне улицы латиноамериканка средних лет стояла в скудной тени чахлой магнолии, держа в руках сумочку и зажав под мышкой сложенную газету. Больше вокруг не было ни души, и, как и всякий прохожий на улицах Л.-А. в разгар дня, женщина сразу же привлекала к себе внимание. Автобусных остановок поблизости не было; по всей видимости, дамочка ищет приключений. Поймав на себе мой взгляд, она тотчас же отвела глаза и, повесив сумочку на плечо, развернула газету и углубилась в чтение.
   — Если коробка является «подарком», — сказал я, — это еще одно подтверждение версии насчет сообщника. Кто-то хотел занять место Мейта. В буквальном смысле. Спальня выбрана не зря: это единственное помещение в квартире, где сильно чувствуется личный отпечаток Мейта. Считай это своеобразным изнасилованием. Что прекрасно увязывается с ампутацией гениталий Мейта. Кто-то наслаждается своей силой, властью. Строит из себя Бога — для психопата-монотеиста может быть только одно божество, поэтому необходимо устранить всех соперников. И лучше сделать это там, где святая святых соперника — у него дома. Я прямо-таки вижу, как убийца бродит по квартире, наслаждаясь собственным триумфом и получая дополнительное удовольствие от сознания того, что он проник в квартиру, опечатанную полицией. Если сюда придет еще кто-нибудь, он в ловушке. Спальня находится в глубине квартиры, и другого выхода из нее нет. Прятаться можно только в шкафу, так что, для того чтобы бежать, необходимо вернуться в гостиную и затеряться в лабиринте книжных шкафов. Полагаю, игра с огнем щекотала ему нервы. То же самое впечатление у меня сложилось на месте убийства. Преступник для своей хирургической операции выбрал открытое место. Затем убрал с окна лист картона, чтобы труп Мейта был обнаружен. Тщательно замел за собой следы, но не замаскировал фургон. Оставил записку. Поразительная дотошность в сочетании с бесшабашностью. Психопат с интеллектом выше среднего. Достаточно умный для тактического планирования, но неспособный заглядывать далеко вперед, потому что чересчур упивается опасностью.
   — Твои слова должны как-то меня успокоить?
   — Майло, мы имеем дело не с суперменом.
   — Хорошо, потому что и я не супер-сыщик.
   Он постоял на месте, размахивая пакетом с коробкой.
   Латиноамериканка подняла глаза. Наши взгляды встретились, и она тотчас же снова уткнулась в газету.
   — Если этот тип разгуливал по квартире, — сказал Майло, — быть может, он к чему-нибудь прикоснулся. После того, как там сняли все отпечатки. Просить о том, чтобы по квартире прошлись заново, будет очень здорово... особенно после того, как мы с тобой там все залапали.
   — Я сомневаюсь, чтобы убийца наследил. Он слишком аккуратный.
   — Я все равно попрошу ребят из технического отдела. — Он начал тяжело спускаться вниз, но остановился на полдороге. — Если это сообщение, кому оно было предназначено? Не широкой публике. В отличие от трупа и записки, коробку могли еще долго не найти.
   — Здесь он разговаривал сам с собой, — ответил я. — Делал все возможное, чтобы усилить волнующие ощущения, оживить воспоминания об убийстве. Наверняка ему хотелось вернуться на место преступления, но это слишком опасно. Ну а чем это можно заменить? Проникнуть домой к Мейту, лично или через подставного бродягу.
   Мне вдруг вспомнились слова Ричарда Досса: «...поплясать на могиле Мейта».
   — Сломанный стетоскоп, — сказал я. — Если я прав насчет того, почему убийца взял черный саквояж, смысл послания очевиден: "Настоящие инструменты забрал я, тебе же остался бесполезный хлам".
   Мы стали спускаться дальше. На последних ступенях Майло снова остановился.
   — Меня заинтересовала мысль насчет сообщника. Еще я не перестаю думать об адвокате Хейзелдене, который давно уже должен был вернуться в город, но так и не вернулся. Потому что кто больше него общался с Мейтом? Кто лучше него знаком с квартирой и, возможно, даже имеет от нее ключ? Алекс, этот тип ведет себя не так, как должен был бы. Смотрим, что у нас есть: Мейт убит больше недели назад, Хейзелдену казалось бы, следовало устраивать одну пресс-конференцию за другой.
   А он как воды в рот набрал. Больше того, скрылся в неизвестном направлении. Что, вынимает монеты из своих прачкоматов? Ставлю что угодно, этот осел от чего-то прячется. Если верить Зогби, Хейзелден представлял интересы Мейта, и другой адвокатской практики у него не было. То есть, он уделял единственному клиенту все свое внимание. Мейт был его пропуском к славе. Быть может, Хейзелдену надоела роль второй скрипки, и он захотел большего. У него на глазах Мейт отправлял на тот свет достаточное количество путешественников, и это дает ему возможность вообразить себя квалифицированным доктором Смерть. Проклятие, может быть, Хейзелден пошел учиться на юриста потому, что его не взяли в медицинский колледж!
   — Любопытно, — заметил я. — Под это подходит еще кое-какая информация, выуженная мной из компьютера. Газетный отчет о пресс-конференции, которую Хейзелден все же созвал после одного из судебных разбирательств. Он сказал, что Мейт заслужил Нобелевскую премию, добавив, что и ему самому, как поверенному Мейта, должно кое-что перепасть.
   Майло стиснул свободную руку в кулак.
   — Я поручил его розыски Корну и Деметри, но теперь я займусь этим лично. Прямо сейчас отправлюсь к нему домой. Он живет в Южном Уэствуде. Могу по дороге забросить тебя в управление. А хочешь, поедем вместе.
   Я взглянул на часы. Почти пять. День выдался длинным.
   — Я позвоню Робин и поеду с тобой.
   Мы перешли через улицу к машине. Заперев улики в багажник, Майло обошел машину, чтобы сесть за руль, и остановился. Оглянулся налево.
   Латиноамериканка не сдвинулась с места. Майло обернулся. Ее голова дернулась — стремительно, как карта в руках шулера. Я понял, что женщина следила за нами.
   Она снова уставилась в газету. Сосредоточенно. Газета задрожала. Но день был безветренный, просто ее рука не выдержала долгого напряжения. Свою сумочку из макраме женщина опустила на траву.
   Майло оглядел латиноамериканку с ног до головы. Та, не обращая на него внимания, облизала губы. Еще глубже уткнула нос в газету.
   Майло начал отворачиваться, и женщина метнула взгляд — молниеносный — в сторону квартиры Мейта.
   — Постой-ка, — сказал мне Майло.
   Он направился к женщине, и я последовал за ним. Та стиснула газету с такой силой, что бумага начала вибрировать. Поджав губы, латиноамериканка поднесла газету к самому лицу. Когда мы подошли близко, я разглядел, что это вчерашняя газета. Отборочные матчи, новые рабочие места...
   Майло подошел к незнакомке.
   — Мэм?
   Та оторвалась от газеты и приоткрыла рот. Тонкие синеватые губы, потрескавшиеся и сморщенные, белесые по краям. Кожа лица — цвета мускусного ореха. Под глазами мешки. Возраст — между пятьюдесятью и шестьюдесятью; невысокая, полная, с круглым лицом и большими выразительными карими глазами. На ней была голубая летная куртка из полиэстера, надетая поверх белого в синий цветочек платья, доходившего до середины икр. Ткань тонкая, обтягивающая дородную фигуру, прилипающая к выпуклостям. Распухшие щиколотки, нависшие над верхним краем поношенных, но чистых кроссовок «Найк». Белые спущенные носки, открывающие покрытые ссадинами голени. Коротко остриженные ногти. Черные волосы с седыми прядками, заплетенные в косу, спускающуюся ниже талии. Кожа на шее, подбородке и бурундучьих щеках отвисла, но широкий лоб оставался без единой морщинки. Ни косметики, ни украшений. В целом она производила впечатление жительницы глухой фермы.
   Работая в педиатрической клинике, я познакомился с несколькими мексиканками, сознательно выбравшими для себя такую непривлекательную внешность. Длинные волосы, неизменно заплетенные в косу, строгие платья, никакой косметики. Истая католичка, преданная супруга.
   — Могу ли я вам чем-либо помочь, мэм?
   — Вы... вы ведь из полиции, да?
   Из сморщенного рта вырвался молодой голос, звонкий и неуверенный. Ни тени акцента; только едва заметное смягчение конечных согласных. Эта женщина запросто могла бы работать в агентстве, оказывающем секс-услуги по телефону.
   — Верно, мэм. — Майло показал свой значок. — А вы...
   Сунув руку в сумочку, женщина достала красный бумажник из кожзаменителя, выделанного под крокодилью кожу и показала свои документы. Так, как будто ей неоднократно приходилось делать это.
   Карточка социального обеспечения. Женщина буквально сунула ее в нос Майло.
   — Гиллерма Салсидо, — прочел вслух тот.
   — Гиллерма Салсидо Мейт, — с вызовом поправила его она. — Его фамилией я больше не пользуюсь, но это ровным счетом ничего не меняет. Я по-прежнему жена доктора Мейта — то есть его вдова.

Глава 10

   Гиллерма Мейт распрямила плечи, словно это признание придало ей силы. Отобрав у Майло свою карточку, она убрала ее в бумажник.
   — Вы были замужем за доктором Мейтом? — недоверчиво переспросил Майло.
   Ее рука снова нырнула в сумочку и достала другую бумагу. Копия свидетельства о браке, стертая на изгибах, выцветшая до желтизны свежих опилок. Выдана двадцать семь лет назад в городе Сан-Диего. Гиллерма Салсидо де Вега и Элдон Говард Мейт, вступающие в блаженство супружеской жизни.
   — Вот, — гордо заявила она.
   — Вижу, мэм. Вы живете здесь, в Лос-Анджелесе?
   — В Окленде. Как только я услышала о том, что произошло... впрочем, я долго не могла решить, стоит ли мне приезжать. У меня было много работы. Я ухаживаю за выздоравливающими в санатории. Но затем все же подумала, что должна приехать. Элдон посылал мне деньги, свою пенсию. Теперь, когда его не стало, я не знаю, как быть дальше.
   Приехав сюда, я не поверила своим глазам. Здесь такая путаница, все улицы перекопаны. Я села в автобус и заблудилась. Мне никогда не приходилось тут бывать.
   — В Лос-Анджелесе?
   — Нет, в Лос-Анджелесе я бывала. Здесь. — Миссис Мейт ткнула коротким толстым пальцем на двухэтажный дом. — Возможно, это было знамением.
   — Знамением?
   — Ну, то, что случилось с Элдоном. Я вовсе не хочу сказать, что я пророк. Но когда происходит что-то противоестественное, это означает, что надо решиться на серьезный шаг. Наверное, я должна все выяснить. В первую очередь, кто занимается похоронами. Элдон был неверующим, но хоронить надо всех. Он ведь не хотел, чтобы его кремировали?
   — Мне ничего не известно.
   — Отлично. Тогда, наверное, я сама этим займусь. Моя церковь мне поможет.
   — Когда вы в последний раз видели доктора Мейта? Она поднесла палец к верхней губе.
   — Двадцать пять лет и... четыре месяца назад. Как раз когда родился мой сын — его сын. Элдон-младший, но все зовут его Донни. Элдон не любил Донни — он вообще не любил детей. Он честно в этом признался, так и сказал мне в самом начале, но я надеялась, что это одни разговоры, и когда у него самого появится ребенок, он отнесется к нему иначе. Так что я забеременела. И что вы думаете? Элдон меня бросил.
   — Но он продолжал поддерживать вас деньгами.
   — Не совсем так, — поправила миссис Мейт. — Вряд ли пятьсот долларов в месяц можно назвать солидной поддержкой. Мне приходилось все время работать. Но Элдон действительно присылал деньги каждый месяц — почтовым переводом. Тут надо отдать ему должное. Но только в этом месяце я ничего не получила. Деньги должны были поступить пять дней назад. Надо сообразить, с кем мне переговорить. Это была армейская пенсия, ее должны были полностью переправлять мне. Вы не знаете, к кому мне обратиться?