Она улыбнулась. Это никак не вязалось с ее гневной речью, поэтому она снова натянула на лицо строгое выражение.
   — Раз уж речь зашла о грехах, — продолжала Зогби. — Самым страшным грехом является лицемерие. Ну почему, черт побери, мы не можем освободиться от того дерьма, которым нас кормили в детстве, и научиться мыслить самостоятельно?
   — Условный рефлекс, — сказал я.
   — Это удел низших животных. Считается, мы лучше.
   Майло достал блокнот.
   — Известно ли вам о каких-либо конкретных угрозах в адрес доктора Мейта?
   Этот прямой вопрос, от которого сразу же повеяло полицейской рутиной, очень не понравился Зогби.
   — Если такие и были, Элдон мне не говорил о них.
   — А его поверенный, Рой Хейзелден — вы с ним знакомы?
   — Мы с Роем встречались.
   — Мэм, у вас есть какие-нибудь предположения по поводу того, где он может быть? Нам никак не удается с ним связаться.
   — Рой постоянно мотается с места на место, — ответила она. — У него по всему штату разбросаны прачкоматы.
   — Прачкоматы?
   — Автоматические прачечные в крупных торговых центрах. Этим он и живет. От того, что Рой делает для Элдона, практического толку никакого. К тому же, это разогнало почти всех его клиентов.
   — Вы давно знакомы с Хейзелденом и Мейтом?
   — С Элдоном я впервые встретилась пять лет назад. С Роем чуть позже.
   — У мистера Хейзелдена могут быть какие-то причины не отвечать на наши звонки?
   — Спросите об этом его самого.
   Майло улыбнулся.
   — Пять лет. Как вы познакомились с доктором Мейтом?
   — Я некоторое время следила за его карьерой. — Настал ее черед улыбнуться. — Когда я впервые услышала о нем, мне показалось, что вспыхнул яркий прожектор: наконец кто-то решил встряхнуть мир, заняться давно назревшим. Я написала Элдону письмо. Как пишет девчонка-подросток любимому артисту. Сообщила, что восторгаюсь его мужеством. Я тогда принимала участие в деятельности одной группы гуманистов. С работы ушла — точнее, меня ушли. И я решила, в конце концов, найти что-нибудь стоящее.
   — Вас уволили из-за ваших взглядов? — спросил я.
   Зогби повернулась ко мне всем телом.
   — Что в этом удивительного? — резко ответила она. — Я работала в клинике и не боялась говорить о том, что нельзя было замалчивать. И это злило ослов, занимавших руководящие посты.
   — В какой клинике?
   — В «Майлосердии», в Пасадине.
   Католическая больница.
   — Уход из этой дыры был самым светлым событием в моей жизни, — продолжала Зогби. — Я основала клуб «Сократ», но не теряла связи с «Мировой гуманистической пехотой», своей предыдущей группой. Мы устраивали конференцию в Сан-Франциско, а Элдон как раз одержал очередную победу в суде. И я подумала: кто может быть более достойным кандидатом на то, чтобы выступить с программным заявлением? Он ответил на мое приглашение очаровательной запиской, в которой выражал свое согласие. — Ресницы опустились и снова поднялись. — В дальнейшем мы с Элдоном стали все чаще встречаться — как личности, никакого секса, поскольку вы все равно задали бы этот вопрос. Мы общались духовно. Я приглашала Элдона на ужин, мы с ним беседовали обо всем, что нас волнует. Я угощала его домашней едой. Возможно, единственная приличная пища, которую он пробовал.
   — Доктор Мейт нисколько не заботился о еде? — спросил Майло.
   — Подобно большинству гениев, Элдон совершенно не обращал внимания на повседневные нужды. Я замечательно готовлю, и мне казалось, это самое меньшее, что я могу сделать для великого наставника.
   — Для наставника, — повторил Майло. — Он вас чему-то учил?
   — Он был моим духовным руководителем! — Она ткнула в нас пальцем.
   — Прекратите терять время на меня и ловите этого ублюдка!
   Откинувшись назад, Майло, уступая силе тяжести, потонул в перинах.
   — Итак, вы подружились. Похоже, вы были его единственной знакомой женщиной...
   — Элдон не был голубым, если вы к этому клоните. Просто он был разборчив. Давным-давно он был женат, но вскоре развелся. Этот опыт его многому научил.
   — Чему?
   — Элдон мне не рассказывал. Я видела, что он не хочет об этом говорить, и относилась к его желанию с уважением. Итак, вам больше от меня ничего не нужно?
   — Давайте поговорим о тех выходных, когда был убит доктор Мейт. Вы...
   — Вы хотите узнать насчет фургона? Да, это я взяла его напрокат. Я уже не раз так делала, потому что когда в агентство приходил сам Элдон, иногда возникали проблемы.
   — С ним никто не хотел связываться.
   Зогби кивнула.
   — Значит, — продолжал Майло, — в ту ночь, когда доктор Мейт был убит, он собирался помочь очередному путешественнику.
   — Полагаю, дело было именно так.
   — Он не говорил вам, кому именно?
   — Разумеется, не говорил. Элдон никогда не обсуждал со мной свою врачебную практику. Он просто позвонил мне и сказал: «Алиса, завтра мне будет нужен фургон».
   — Почему он не говорил с вами о своей работе? — спросил Майло.
   — Этика, детектив, — с преувеличенным снисхождением произнесла Зогби. — Каждый больной вправе рассчитывать на конфиденциальность. Элдон же был врач.
   Зазвонил телефон — где-то далеко, там же, где били часы.
   — Думаю, мне лучше взять трубку, — сказала Зогби, вставая. — Наверное, это пресса.
   — Журналисты уже связывались с вами?
   — Нет, но, уверена, обязательно свяжутся, узнав, что я вернулась.
   — Как они могли узнать об этом, мэм?
   — Пожалуйста, не будьте наивными, — усмехнулась Зогби. — У прессы есть свои каналы.
   Танцующей походкой она вышла из гостиной.
   Потерев лицо, Майло повернулся ко мне.
   — Как ты полагаешь, Мейт ее трахал?
   — Она не поленилась упомянуть о том, что их отношения были исключительно платоническими. Потому что мы обязательно спросили бы ее об этом. Так что ответ на твой вопрос скорее положительный.
   Вернулась Алиса Зогби. Ее лицо было мрачным.
   — Все-таки пресса? — спросил Майло.
   — Ничего хорошего — звонил мой бухгалтер. Меня хочет проверить налоговая инспекция — каково, а? Я должна подготовить бумаги, так что если у вас больше ко мне ничего нет...
   Она указала на дверь.
   Мы встали.
   — Вы занимаетесь альпинизмом ради удовольствия? — спросил Майло.
   — Я гуляю по горам, детектив. Прогулки на большие расстояния по пологим склонам, чтобы не встретить никаких питонов и прочей дряни.
   Она смерила Майло взглядом, красноречиво говорившим: «Перестаньте двигаться, и можете считать себя мертвым». Это живо напомнило мне слова Ричарда Досса, произнесенные шесть месяцев назад: «Отдыхать я буду только после смерти».
   — А доктор Мейт вел активный образ жизни?
   — У него постоянно работал мозг. Но мне никак не удавалось уговорить его заняться своим здоровьем. Однако какое это имеет отношение...
   — Значит, вы не имеете понятия, кому доктор Мейт собирался помогать в те выходные, когда он умер?
   — Нет. Я же вам уже говорила, что мы не обсуждали его пациентов.
   — Я спросил вас потому...
   — Вы считаете, его убил путешественник? Это же абсурд.
   — Почему, мэм?
   — Мы говорим о смертельно больных, детектив. О калеках, беспомощных, страдающих болезнью Лу-Герига, о людях на последней стадии раковых заболеваний. Откуда у них найдутся силы? И зачем это им? А теперь, пожалуйста, оставьте меня.
   Зогби нервно постукивала ногой по полу. Вообще после телефонного разговора она стала какой-то дерганой. Впрочем, вполне вероятно, что такую реакцию может вызвать предстоящее общение с налоговым инспектором.
   — Еще кое-какие детали, — спросил Майло. — Почему вы обратились в Тарзану, в агентство «Авис»? Так далеко от дома доктора Мейта?
   — Именно поэтому, детектив.
   — Не понял?
   — Мы заметали за собой следы. На тот случай, если кто-то что-нибудь заподозрит и откажется иметь с нами дело. Вот почему я выбрала «Авис». Мы постоянно меняли агентства проката. Перед этим был «Гертц», а до того «Баджет».
   Быстро подойдя к двери, Зогби распахнула ее и снова начала постукивать ногой.
   — Забудьте о том, что это был путешественник. Никто из пациентов Элдона не стал бы делать ему ничего плохого. Кроме того, как правило, им нужна помощь, чтобы добраться до отправной точки путешествия...
   — Чья помощь?
   Длительное молчание. Улыбнувшись, Зогби скрестила руки на груди.
   — Нет, в это мы не будем вдаваться.
   — Тут были замешаны другие? — настаивал Майло. — У доктора Мейта были помощники?
   — Гм, ничем не могу вам помочь — даже если бы хотела. Потому что мне ничего не известно. Да я и не хотела вдаваться в детали.
   — Потому что доктор Мейт никогда не обсуждал с вами подробности своей практики.
   — А теперь, будьте добры, уходите.
   — Скажем так: у доктора Мейта были сподвижники...
   — Говорите что вам угодно.
   — Почему вы так уверены, что один из них не поднял на него руку?
   — А зачем? — Она рассмеялась. Резко. Слишком громко. — Никак не могу заставить вас понять: Элдон был гений. Он не стал бы доверять первому встречному. — Поставив ногу на порог, она проговорила раздельно, отмечая каждое слово взмахом пальца с безукоризненно ухоженным ногтем: — Ищите фанатика, безумца.
   — А как насчет фанатика, выдававшего себя за сподвижника?
   — О, пожалуйста, не надо. — Еще один громкий смешок. Руки Зогби с растопыренными пальцами взлетели вверх. Она тотчас же уронила их. Последовало несколько неуклюжих движений, никак не вязавшихся с грацией танцовщицы. — Я больше не могу отвечать на ваши идиотские вопросы! Мне очень тяжело!
   Вернулись слезы. Но уже не симметричные ручейки. Настоящий поток.
   На этот раз Зогби принялась поспешно вытирать их.
   Мы повернулись, и за нашими спинами громко захлопнулась дверь.

Глава 8

   Сев в машину, Майло оглянулся на особняк.
   — Ну и гарпия.
   — Ее поведение изменилось после звонка, — заметил я. — Может быть, это действительно была налоговая служба. Или нашу Зогби расстроило то, что пресса ею до сих пор не заинтересовалась. Впрочем, возможно, позвонил кто-то, работавший с Мейтом, и посоветовал держать язык за зубами.
   — Значит, у доктора Смерть были собственные маленькие эльфы?
   — Зогби только что прямо не подтвердила их существование. Что приводит меня к любопытному предположению: сегодня утром мы говорили о том, что убийца заманил Мейта в Малхолланд, выдав себя за путешественника. А что если это был тот, кого Мейт знал, кому доверял?
   — Эльф, ставший «плохим»?
   — Эльф, примкнувший к Мейту, потому что ему нравилось убивать. Затем он решает, что курс обучения закончился. Пора забирать практику себе. В эту гипотезу укладывается то, что убийца разыгрывал из себя врача, забрал черный саквояж Мейта.
   — Значит, мне можно не гоняться за фанатиками-католиками и ортодоксальными иудеями, так? Старушка Алиса пришлась бы ко двору в Третьем Рейхе. Алиби у нее железное — авиакомпании подтвердили, что она действительно летала в Непал и Амстердам. — Майло похлопал ладонью по приборной панели. — Сообщник, восставший против учителя... Мне просто необходимо повидаться с Хейзелденом, выяснить, какие бумаги у него хранятся.
   — А что насчет именной ячейки в банке? — предположил я.
   — Ничего. Пока мы не обнаружили и абонентских ящиков. Похоже, Мейт постоянно заметал за собой следы — с этим приходится сталкиваться, когда преступник становится жертвой.
   — А может быть, это добавляло интриги. К тому же, у Мейта действительно были враги.
   — В таком случае почему же он не был более осторожен? Зогби права насчет его беспечности. Он совершенно не заботился о личной безопасности.
   — Монументальное самомнение, — сказал я. — Поиграв достаточно долго в Господа Бога, начинаешь верить в то, что говоришь о себе. Мейт с самого начала стремился к известности. Ходил по лезвию врачебной этики задолго до того, как построил свою машину.
   Я рассказал о письме в шведский журнал по проблемам патологии, о том, как Мейт бдел у постели смертельно больных, заглядывая в глаза умирающих.
   — Значит, прекращение жизнедеятельности клеток? — сказал Майло. — Чертов упырь. Можешь себя представить на месте одного из этих несчастных? Ты лежишь, подключенный к блоку интенсивной терапии, приходя в себя и снова теряя сознание. И вот ты просыпаешься, открываешь глаза и видишь перед собой какого-то подонка в белом халате, который таращится на тебя. Даже не пытается тебе помочь, просто старается определить, когда именно ты скопытишься? Кстати, а как он мог смотреть в глаза смертельно больным?
   — Быть может, он для этого приподнимал веки, — предположил я.
   — Или подпирал их с помощью зубочисток. — Майло снова хлопнул по приборной панели. — Наверное, у Мейта было то еще детство. — Еще один взгляд на кирпичный особняк. — Бывшая жена. Первый раз слышу о ней. Больше всего боюсь, что она вдруг решит разоткровенничаться с прессой, выставив меня дураком, — каким я себя и чувствую. — Улыбка. — Чаще всего максимум информации я получал как раз от бывших супругов. Ну и любят же они говорить!
   Он достал сотовый телефон.
   — Стив, это я... Нет, никаких землетрясений. Слушай, позвони в архив и проверь, есть ли там брачный сертификат или свидетельство о разводе на имя нашего старины Элдона. Если нет у нас, поищи в других округах... Оранж, Вентура, Берду — попробуй все.
   — До того, как поступить в медицинский колледж, Мейт работал в Сан-Диего, — сказал я.
   — Стив, в первую очередь проверь Сан-Диего. Я только что узнал, что Мейт до того, как стал врачом, обитал в Сан-Диего... Почему? Потому что это может быть очень важно... Что? Подожди. — Майло повернулся ко мне. — Где Мейт учился на врача?
   — В Гвадалахаре.
   Он нахмурился.
   — В Мексике, Стив. Можно не надеяться на то, что оттуда что-то пришлют.
   — Врачебную практику Мейт проходил в Окленде, — продолжал я. — В клинике «Оксфорд-хилл», семнадцать лет назад. Клиника уже давно закрыта, но, может быть, сохранились какие-то архивы.
   — Это доктор Делавэр, — сказал в трубку Майло. — Он проводит независимое расследование... Да-да, именно так... Что? Хорошо, спрошу. Если в архивах ничего не найдешь, попробуй сунуться в систему социального страхования. Пока что никто не обратился с заявлением, но, может быть, речь идет о каких-то федеральных выплатах по случаю потери кормильца... Знаю, Стив, что обрекаю тебя на несколько часов сидения на телефоне, но дело надо сделать. Если в соцстрахе ничего не найдешь, возвращайся к архивам округов. Расширь круг поисков: Керн, Риверсайд, прочеши весь штат... Да, да, да... Хейзелден не объявлялся? Хорошо, не забывай и про него... Если надо, черт побери, оставь ему пятьдесят сообщений дома и столько же на работе. Зогби сказала, у него сеть прачкоматов... да, где стирают белье. Проверь это тоже. Если и тут никуда не придешь, опроси соседей, стань назойливой мухой... Что? Который из них? — Едва заметная улыбка. — Любопытно... да, имя это мне знакомо. Определенно знакомо.
   Он закрыл аппарат.
   — Бедному малышу уже надоела такая работа... он хотел, чтобы я спросил у тебя, не отразится ли работа под моим началом на его психике.
   — Не исключено. Почему ты улыбнулся?
   — Нам наконец ответил твой Досс. Корн и Деметри встречаются с ним завтра.
   — Прогресс налицо, — заметил я.
   — А миссис Досс могла передвигаться самостоятельно?
   — Насколько мне известно, да. Вполне вероятно, она приехала на встречу с Мейтом на своей машине.
   — Вполне вероятно?
   — Точно это никому не известно.
   — Просто ушла от муженька — и все, да?
   Я пожал плечами. Однако именно это она и сделала. Ночью, не оставив записки, никого не предупредив.
   Не попрощавшись.
   Самая страшная рана, которую она нанесла Стейси...
   — Не слишком вежливо по отношению к близким, — сказал Майло.
   — От боли и не такое сделаешь.
   — Пора наведаться к доктору Мейту... Принять две таблетки аспирина, забраться в его машину... утром не будите.
   Он завел двигатель, но тотчас же снова повернулся ко мне, грузно навалившись на руль.
   — Поскольку в самое ближайшее время мы встретимся с мистером Доссом, быть может, ты хочешь закрыть какие-то пробелы?
   — Он не любил Мейта, — сказал я. — И хотел, чтобы я сообщил вам об этом.
   — Бахвалился?
   — Скорее, ему нечего скрывать.
   — За что он так окрысился на Мейта?
   — Не знаю.
   — Быть может, все дело в том, что Мейт убил его жену, а он понятия не имел, что это произойдет?
   — Возможно.
   Он склонился ко мне так, что его огромное лицо оказалось в каких-то дюймах от моих глаз. Я уловил сильный аромат лосьона после бритья и табака. Рулевое колесо, впившись в пиджак, задрало твидовый воротник, обнажив жировые складки на шее.
   — Алекс, что происходит? Этот тип разрешил тебе говорить. Почему же ты выдаешь информацию крохотными порциями?
   — Наверное, я до сих пор чувствую себя неуютно, разговаривая о своих пациентах. Потому что иногда бывает так, что сначала на пациента вдруг нападает словоохотливость, а затем он начинает об этом жалеть. К тому же, Майло, что тут такого? Чувства, которые испытывал к Мейту Досс, не имеют никакого отношения к делу. У него такое же прочное алиби, как у Зогби. Как и она, он был в отъезде. В тот день, когда убили Мейта, Досс находился в Сан-Франциско, осматривал один отель.
   — Он собирался его купить?
   Я кивнул.
   — С ним была группа японских бизнесменов. У него есть расписки, подтверждающие это.
   — Он сам тебе об этом рассказал?
   — Да.
   — Ну разве не замечательно? — Майло потер правый глаз костяшкой пальца левой руки. — Мой опыт показывает, что именно те, у кого готово алиби, чаще всего и оказываются преступниками.
   — Досс ни к чему не готовился, — возразил я. — Это случайно всплыло в разговоре.
   — Ну да, что-нибудь вроде: «Как дела, Ричард?» — «Замечательно, док. Кстати, а у меня железное алиби». Точно?
   Я промолчал.
   — Он покупал отель, — задумчиво промолвил Майло. — Как правило, люди при деньгах перепоручают грязную работу кому-то другому. Почему Досс сам отправился в Сан-Франциско? И чего, черт побери, стоит его алиби?
   — Человек, убивший Мейта, дал выход своей ярости. Неужели ты полагаешь, что так мог вести себя наемный убийца?
   — Все зависит от того, на какую работу его наняли. И кого наняли. — Майло положил мне на плечо свою тяжелую лапищу. Я почувствовал себя подозреваемым, и это мне совсем не понравилось. — Ты можешь представить себе Досса планирующим это дело?
   — Никогда не замечал за ним ничего подобного, — натянуто произнес я.
   Майло убрал руку.
   — Ты не отрицаешь эту возможность.
   — Вот почему я не хотел впутываться в эту историю. То, что мне известно о Ричарде Доссе, позволяет сделать категорический вывод: он не способен на подобную жестокость. Удовлетворен?
   — Ты говоришь как эксперт, дающий свидетельские показания.
   — В таком случае считай, что тебе очень крупно повезло. Потому что когда я выступаю в суде, мне за это неплохо платят.
   Мы посмотрели друг на друга. Отвернувшись, Майло снова бросил взгляд на особняк Зогби. В ветвях явора прыгали две калифорнийские сойки.
   — Это что-то, — наконец произнес Майло.
   — Ты о чем?
   — Мы с тобой вели вместе столько дел, и вдруг между нами возникли трения.
   Последним словам он придал оттенок ирландского просторечия. Мне захотелось рассмеяться, я предпринял попытку сделать это, скорее просто чтобы заполнить паузу. Моя диафрагма пришла в движение, но смех затих беззвучной дрожью голосовых связок, отказавшихся повиноваться.
   — Эй, — сказал я, — как нам можно спасти нашу дружбу?
   — Хорошо, в таком случае спрошу тебя прямо, — казалось, Майло меня не услышал. — Известно ли тебе еще что-либо такое, о чем должен знать я? Относительно Досса и вообще?
   — Получай прямой ответ: нет.
   — Ты хочешь бросить дело?
   — А ты хочешь, чтобы я его бросил?
   — Нет, если ты сам этого не хочешь.
   — Не хочу, но...
   — А почему ты не хочешь его бросить? — не сдавался Майло.
   — Любопытство.
   — И что тебе интересно узнать?
   — Кто это сделал, почему. А под крылом полиции я чувствую себя совершенно спокойно. Но если ты захочешь, чтобы я ушел, только скажи.
   — Господи, — воскликнул он, — нет, нет, нет, нет, нет, НЕТ! — Теперь мы оба рассмеялись. Майло снова начал потеть, а у меня разболелась голова. — Итак, — сказал он, успокоившись, — вперед? Ты занимаешься своим делом, я — своим...
   — Но я первым доберусь до Шотландии.
   — До Шотландии мне нет никакого дела, — сказал Майло. — Меня интересует Малхолланд-драйв — любопытно будет послушать, что скажет мистер Досс. Наверное, я лично пообщаюсь с ним. Когда ты встречаешься с его дочерью — как ее зовут?
   — Стейси. Завтра.
   Он сделал пометку в блокноте.
   — Сколько в семье детей?
   — Есть еще брат, старше ее на два года. Эрик. Учится в Стэндфорде.
   — Значит, завтра, — повторил Майло. — Мандраж перед поступлением в колледж.
   — Ты правильно понял.
   — Алекс, возможно, мне придется и с ней встретиться.
   — Это не она разделала Мейта.
   — Слушай, поскольку у тебя с ней хорошие отношения, спроси прямо, не ее ли папаша это сделал.
   — Разумеется.
   Майло выехал на шоссе.
   — Я бы не имел ничего против того, чтобы взглянуть на квартиру Мейта, — сказал я.
   — Зачем?
   — Чтобы посмотреть, как жил гений. Где она находится?
   — В Голливуде, где же еще? Ведь речь идет о шоу-бизнесе. Вот и сейчас я тебе покажу шоу. Пристегивай ремень.

Глава 9

   Дом, в котором жил Мейт, находился в Норт-Висте, между бульваром Сансет и Голливудом. Мейт занимал второй этаж двухэтажного особняка, возраст которого был никак не меньше семидесяти лет. На первом этаже жила хозяйка, миниатюрная старушка по имени Эдналинн Кронфельд, передвигающаяся с трудом и носящая слуховые аппараты в обоих ушах. В ее гостиной правил телевизор «Мицубиси» с экраном диагональю в шестьдесят дюймов. Впустив нас, миссис Кронфельд сразу же вернулась в свое кресло, накрыла колени связанной крючком шалью и полностью переключилась на ток-шоу. Цветокорректировка экрана была нарушена, и тела людей приобрели морковно-рыжий цвет ядерного ожога. Ток-шоу было мусорным: две неухоженные женщины ругали друг друга последними словами, так что редактору то и дело приходилось заменять особо крепкие выражения электронным писком. Ведущая, блондинка с убийственной прической и глазами ящерицы, скрытыми за огромными очками, пыталась изобразить голос разума.
   — Миссис Кронфельд, — сказал Майло, — мы пришли, чтобы еще раз взглянуть на квартиру доктора Мейта.
   Ответа не последовало. В правом верхнем углу экрана появилось лицо мужчины с пустыми глазами и самодовольной ухмылкой, в которой не хватало переднего зуба. Подпись гласила: «Дуэйн. Муж Денеши и любовник Джанин».
   — Миссис Кронфельд!
   Старушка повернулась в четверть оборота к нам, не отрывая взгляда от телевизора.
   — Миссис Кронфельд, за прошедшую неделю вы не вспомнили ничего такого, что могло бы быть мне интересно?
   Хозяйка прищурилась. Окна были завешены плотными шторами, так что в комнате царил полумрак. Вся она была заставлена старой, но дешевой мебелью из красного дерева.
   Майло повторил свой вопрос.
   — Что вас интересует? — переспросила старушка.
   — Все о докторе Мейте.
   Она покачала головой.
   — Он умер.
   — Миссис Кронфельд, к нему в последнее время кто-нибудь приходил?
   — Что?
   Майло снова повторил вопрос.
   — Кто?
   — Никто не справлялся насчет доктора Мейта? Не шатался вокруг дома?
   Ответа опять не последовало. Старушка продолжала щуриться, сжимая шаль.
   На экране телевизора показали, как Дуэйн развязной походкой вошел в студию и сел между двумя ведьмами, небрежно пожав плечами и широко-широко раздвинув ноги.
   Миссис Кронфельд что-то пробурчала себе под нос.
   Майло опустился на колено рядом с креслом.
   — Прошу прощения, мэм?
   — Какой-то бродяга.
   Взгляд прикован к экрану.
   — Вы имеете в виду, там, в студии? — спросил Майло.
   — Нет, нет, нет. Здесь. Поднимался по лестнице на второй этаж. — Нетерпеливо ткнув пальцем в окно, она хлопнула себя по щекам. — Настоящий бродяга — волосатый, грязный, знаете, какие роются на помойках.
   — И он поднимался к квартире доктора Мейта? Когда?
   — Нет-нет, только собирался подняться. Я прогнала его.
   Она была по-прежнему словно приклеенная к морковно-оранжевой мелодраме.