Келлерман Джонатан. Доктор Смерть

   — Где ты сейчас рисуешь?
   Донни посмотрел мне в глаза.
   — Слушай, вытащи меня отсюда.
   — Ты предложил свои картины отцу, но он их не взял, — сказал я. — После его смерти ты попробовал показать их всему свету. Чтобы все увидели, на что ты способен.
   Он принялся сосредоточенно жевать губы.
   — Донни, это ты убил отца?
   Я склонился к нему. Так близко, что он мог бы укусить меня за нос. Донни даже не попытался. Он лежал совершенно неподвижно, уставившись в потолок.
   — Ты? — повторил я.
   — Нет, — наконец едва слышно произнес он. — Я опоздал. Как всегда.
   После этого Донни умолк. Минут через десять, когда я уже отчаялся его разговорить, в палату вошла медсестра с соломенными волосами. У нее в руках был металлический поднос с пластмассовым стаканчиком с водой и двумя таблетками, одной вытянутой и розоватой, другой белой и круглой.
   — Завтрак в постель, — объявила медсестра. — Двести миллиграммов на закуску и сто — основное блюдо.
   Учащенно дыша, Донни попытался сесть, забыв о том, что привязан к кровати. Ремни рванули его за запястья, и он, задыхаясь, упал на спину.
   — Воды не надо, — прошептал Донни. — Я не хочу захлебнуться.
   Медсестра хмуро взглянула на меня, точно я был во всем виноват.
   — Как вам угодно, сеньор Салсидо. Но если ты не сможешь проглотить таблетку, не запивая ее, я не побегу к врачу просить разрешения сделать инъекцию.
   — Без воды лучше. Безопаснее.
   Медсестра протянула мне поднос.
   — Вот, угощайте его сами. Я не хочу, чтобы мне откусили палец. Она недовольно смотрела на то, как я взял розовую таблетку и поднес ее к лицу Донни. Тот уже заранее широко раскрыл рот. Я разглядел, что у него уже практически не осталось коренных зубов. На меня пахнуло запахом гнили. Я выпустил розовый овал, и Донни, подхватив его серым языком, жадно дернул кадыком.
   — Восхитительно.
   Следом за розовой туда же отправилась белая таблетка. Донни ухмыльнулся. Рыгнул. Медсестра, выхватив у меня поднос, выскочила из палаты как ошпаренная.
   Я снова опустился на стул.
   — Ну, вот и всё, — сказал я.
   — А теперь убирайся, — буркнул Донни. — С меня хватит.
   Я посидел рядом с ним еще какое-то время, пытаясь выведать, удалось ли ему попасть в квартиру отца, что он думает о его библиотеке, читал ли он «Беовульфа». Донни никак не отреагировал на название книги.
   Оживился он только тогда, когда я сказал, что встретился с его матерью.
   — Да? И как она?
   — Очень о тебе беспокоится.
   — Пошел ты к такой-то матери!
   Я снова попытался заговорить о шкатулках в виде книг, о сломанных стетоскопах.
   — О чем это ты, мать твою? — не выдержал Донни.
   — Ты ничего не знаешь?
   — Конечно, не знаю, черт побери, но ты, если хочешь, продолжай трепаться. Мне теперь все по барабану. Я успокоился.
   С этими словами он закрыл глаза, свернулся клубком, насколько позволяли ремни, и заснул.
   Я сразу понял, что он не притворяется. Его грудь поднималась и опускалась медленно и спокойно. Вскоре послышался размеренный храп человека, находящегося в согласии со всем миром.
   Я вышел из клиники, пытаясь разобраться, что представляет из себя Донни Салсидо Мейт. Вспыльчивый и неуравновешенный, но в тоже время умный. Легко поддающийся внушению.
   А также задиристый и упрямый. Элдон Мейт упорно отказывался от своего сына, но спорить с наследственностью было трудно.
   Зеро Толеранс. Превратив себя в ходячую картину, Донни мотался от одного заброшенного дома к другому, пытаясь унять боль с помощью наркотиков, успокоительных, злости и искусства.
   Он снова и снова писал портреты своего отца.
   Предлагая ему лучшее, что у него было, и снова встречая категорическое неприятие.
   «Это ты убил отца?»
   «Я опоздал. Как всегда».
   Донни отрицал, что довел задуманное до конца. Так же, как и Ричард. Никто не спешил взять на себя кровавую бойню, безукоризненную с точки зрения выполнения.
   Несмотря на то что Донни не ответил прямо ни на один мой вопрос, я почему-то был склонен ему верить. После приема «Тегретола» у него действительно наступило значительное улучшение. Этот сильнодействующий препарат, последнее слово фармакологии, применяется для лечения психических расстройств тогда, когда литий оказывается бессильным. По своей воле такое лекарство не принимают.
   Раз Донни жаждал получить дозу, значит, ему было очень плохо.
   Он расчленил своего отца на холсте, но от убийства, совершенного в реальной жизни, веяло такой смесью расчетливости и жестокости, на которую Донни, на мой взгляд, не был способен. Я попытался представить себе, как он планирует то, что произошло в Малхолланде. Выслеживает, выжидает, сочиняет уничижительную записку, прячет сломанный стетоскоп. Тщательно убирает за собой все следы, не оставляя ни одной молекулы ДНК.
   И этого человека избили и бросили в сточную канаву. Этот человек с позором бежал, услышав крик престарелой домовладелицы.
   Когда я упомянул о книге и стетоскопе, в лице у Донни ничего не дрогнуло. В его неуклюжей попытке проникнуть в квартиру отца на глазах у миссис Кронфельд до тщательного расчета было как до луны. Вся жизнь Донни состояла из череды неудач. Я был уверен, что ему ни разу не удалось побывать за дверью квартиры Элдона Мейта.
   Нет, сломанную игрушку подбросил не Донни Салсидо Мейт. Этот человек обладал комбинацией качеств, о которых я предположил с самого начала, — в чем мы сошлись с Фаско.
   Ум и буйство. Внешняя уравновешенность, при этом скрытые проблемы с умением держать себя в руках.
   Кто-то похожий на Ричарда Досса.
   И на его сына. Я никак не мог забыть, как мальчишка превратил в груду черепков шесть фарфоровых фигурок, стоящих целое состояние.
   Мои мысли постоянно возвращались к Эрику.
   Я ехал на запад по Беверли, пытаясь представить, как Эрик мог заманить Мейта в Малхолланд. Сказав, что хочет поговорить о своей матери? О том, что он сделал со своей матерью — ради нее. Заявив, что действовал под влиянием доктора Смерть. Вполне вероятно, что подобная тактика, взывающая к тщеславию Мейта, принесла свои плоды.
   Но если именно Эрик находился рядом с матерью в номере мотеля, зачем ему было убивать Мейта? Чтобы выгородить себя? Подобное объяснение чересчур притянуто за уши. Так что, скорее всего, Мейт имел какое-то отношение к смерти Джоанны. И Эрик, зная о ненависти своего отца к доктору Смерть, каким-то образом проведал о безрезультатной сделке с Квентином Гоадом и решил действовать сам.
   Устроил кровавую оргию, чтобы порадовать своего старика.
   «Счастливого путешествия, ненормальный ублюдок». В этой фразе был какой-то мальчишеский привкус. Я буквально услышал, как она срывается с уст Эрика.
   Но если Эрик расправился с Мейтом, почему сейчас он напал на своего отца? Неужели до него, наконец, дошел весь ужас содеянного? И он обратил свой гнев на Ричарда — переложив вину на чужие плечи, как это привык делать его отец?
   Отец и сын дрались, катались по полу. Колотили друг друга кулаками, но, в конце концов, обнялись. Амбивалентность. Внешнее примирение.
   Но если мои подозрения верны, мальчишка непредсказуем и потому опасен. Джо Сейфер, почувствовав это, спросил мое мнение. Я уклонился от прямого ответа, заявив, что должен в первую очередь думать о Стейси. В действительности я хотел избежать ненужных осложнений. Но теперь я начинал гадать, не создает ли присутствие Эрика дома опасность для Стейси и Ричарда.
   Как только приеду домой, надо будет позвонить Сейферу. Не распространяться о своих подозрениях, ограничиться общими замечаниями: вспыльчивый характер Эрика, последствия стресса, необходимость соблюдать осторожность.
   Вечерние магистрали превратились в артерии, закупоренные холестерином бесчисленных машин. Машины двигались рывками, то и дело замирая. Настроение сидящих за рулем накалялось. Я старался держаться в стороне от этих мелочных переживаний, размышляя о настоящей ярости: Эрик выплеснул ее на Мейта в Малхолланде. Сильный удар по голове тупым предметом. Например, бейсбольной битой.
   Возможно, мальчишке удалось заманить Мейта примитивной ложью: выдав себя за неизлечимо больного, решившего отведать смертельный поцелуй «Гуманитрона».
   Молодой мужчина. Мейту, которого воинствующие феминистки обвиняли в женоненавистничестве, это очень бы понравилось.
   Встреча, кровавая расправа. Спустя несколько недель Эрик тайно пробирается в квартиру Мейта и подбрасывает сломанный стетоскоп.
   «Док, ты больше не у дел».
   Ум и образованность, и вместе с тем безудержная ярость. У мальчишки и того, и другого предостаточно.
   Красться среди ночи — как раз в обычаях Эрика; он много лет занимался этим.
   Хелен, собака...
   Неплохо бы взглянуть на счета за телефонные переговоры и на баланс кредитной карточки. Не заказывал ли Эрик билет на самолет от Пало-Альто до Л.-А. на тот день, когда был убит Мейт? А потом он совершил вторую экскурсию, наведавшись к Мейту домой?
   Пошел на такой риск только ради того, чтобы поиздеваться над его духом.
   Или же он смеялся над полицией? Так как, пролив кровь, вдруг обнаружил, что это ему нравится?
   Наслоение крови и удовольствия. Именно так начинал Майкл Берк. Так это всегда начинается.
   Молодой талантливый человек становится извращенцем. Ужасно!
   Мне захотелось поделиться этим с Майло. Впрочем, он скажет: «Занятно, но пока что это одна теория».
   И теорией все останется, потому что я не мог — не хотел копать глубже.
   Загудел клаксон. Завизжали тормоза. Кто-то выругался.
   Молочно-белый воздух снаружи казался насыщенным ядом. Я сидел в своей железной коробке, один из тысяч, и делал вид, что куда-то двигаюсь.

Глава 31

   Четыре часа дня. Бутерброды с солониной и пиво в холодильнике. К пакету с салатом из свежей капусты приколота записка от Робин. Они со Спайком отправились в звукозаписывающую студию на сеанс. Басист будет пробовать восьми-струнную гитару, творение Робин. Музыка в стиле ритм-энд-блюз; Спайк такую любит.
   Студия находится на Ла-Бри, рядом с бульваром Сансет. Оказывается, я был всего в нескольких кварталах от Робин. Корабли разошлись.
   Почта валялась на столе в гостиной: судя по первому взгляду, рекламные проспекты и счета. Я позвонил Сейферу; тот уехал в суд, и связаться с ним не было никакой возможности. Тогда я позвонил Доссам.
   Ответил Ричард.
   — Здравствуйте, доктор Делавэр. Значит, вы получили конверт.
   — Какой конверт?
   Пауза.
   — Неважно. Чем могу служить?
   — Я звоню, чтобы узнать, как у вас дела.
   — Стейси чувствует себя замечательно. Она сейчас в школе. На выходные она не вернется. — Он понизил голос. — Полагаю, так будет лучше.
   — А Эрик?
   — Возвращается в Стэндфорд. Я отвез его в аэропорт.
   — Вам не кажется, что это слишком рано?
   — А в чем дело?
   — Вчера вечером...
   — Доктор Делавэр, вчера вечером на него нашло помутнение рассудка. В последнее время Эрику пришлось столько вынести, что он уже давно должен был бы взорваться. Если честно, я рад, что это произошло. Подумаешь, глиняные черепки. К тому же, все было застраховано. Я скажу агенту, что произошел несчастный случай: разболтались крепежные винты.
   — Приехав в Стэндфорд, Эрик собирается обратиться за помощью к специалисту?
   — Мы с ним это обсуждали, — ответил Ричард. — Эрик будет думать.
   — По-моему, вам следовало быть более настойчивым.
   — Послушайте, доктор Делавэр, я очень благодарен вам за все то, что вы для нас сделали, но, честное слово, Эрику... Эрику с вами не очень уютно. Это не ваша вина; просто все люди разные, вы великолепно находите общий язык со Стейси, а вот с Эриком... Впрочем, быть может, так оно и лучше. Брат и сестра не будут соперничать друг с другом. Так что сосредоточьте все свои усилия на Стейси, а с Эриком я сам разберусь.
   — Ричард, на мой взгляд, ему нужна помощь.
   — Я принял к сведению ваше мнение.
   — Ричард, ну а вы сами? Как вы себя чувствуете?
   — Я остался один. Похоже, мне пора привыкать к этому.
   — Я могу чем-нибудь помочь?
   — Нет, все замечательно, — вопреки стараниям вашего дружка-полицейского. Он решил обыскать каждый квадратный дюйм моего дома. При этом пристает к Сейферу, настаивает на «интервью». Говорит намеками и загадками. Но я ничего не имею против, у каждого своя работа. Сейфер заверяет, что все мои неприятности закончатся в ближайшее время. Извините, вынужден попрощаться. Мне звонят по другому телефону. Если вы будете нужны Стейси, я с вами свяжусь.
   — Она не хочет встретиться со мной?
   — Я у нее спрошу. Всего хорошего. До свидания.

* * *

   «Конверт» лежал на столе в куче прочей корреспонденции. Его доставил на дом нарочный. Обратный адрес: «Агентство недвижимости РТД». Внутри лежал чек, выписанный со счета агентства. На пятнадцать тысяч долларов. И отпечатанная на машинке записка.
   Мистер Досс благодарит Вас за время, которое Вы уделили его семье. Он надеется, что эта сумма покроет стоимость всех Ваших услуг, оказанных по настоящее время.
   Главный бухгалтер Терри.
   Буду поддерживать с Вами связь.
   А вот это вряд ли. Я прекрасно понимал, что получил окончательный расчет.
   Майло я звонить не мог, поэтому я связался с Петрой, чтобы поделиться с ней своими впечатлениями насчет Донни Салсидо Мейта. Она говорила со мной довольно любезно, и все же мне показалось, что я звоню не вовремя.
   — Все в порядке, — сказала Петра, когда я спросил ее об этом. — Просто мне нужно через несколько минут выезжать в Голливуд, начинать новое дело. Мальчик встречается с девочкой, спит с ней, убивает ее, потом пытается покончить с собой. Сейчас он в реанимации. Некоторые люди ничего не могут довести до конца. Что у тебя?
   Я кратко пересказал разговор с Донни.
   — Этот тип опасен? — спросила Петра.
   — Возможно, если не дать ему вовремя лекарство. Не могу утверждать, что он не убивал своего отца, и все же Донни, по-моему, тут не при чем.
   Я объяснил ход своих рассуждений.
   — Разумно, — согласилась Петра. — Я передам твою информацию Майло, быть может, у него возникнет желание задержать этого Донни под каким-нибудь предлогом. Слушай, я понимаю, что чересчур много нянчусь с Билли, и все же забота о детях — это не мое. Я в семье была младшей. Завтра я с ним встречаюсь, решила захватить кое-какие книги. Ты можешь что-нибудь посоветовать?
   — Билли всегда любил историю.
   — Я уже притащила ему кучу исторических книг. Полагаю, неплохо будет переключиться на художественную литературу — быть может, на классику? Как ты думаешь. Билли сможет осилить «Отверженных»? Или лучше для начала принести что-нибудь вроде «Графа Монте-Кристо»?
   — Попробуй взять обе книги, — сказал я.
   — Хорошо, я просто не была уверена. Из-за сюжетов — нищета, одиночество. Ты не думаешь, это затронет больной нерв?
   — Нет, Петра, наоборот, я считаю, что подобные книги Билли только на пользу.
   — Да, характер у мальчишки тот еще, — согласилась она. — Я все никак не могу понять, откуда он у него.
   — Если бы ты разбиралась в таких вещах, то могла бы зарабатывать этим на жизнь.
   — Надо подумать.
   — Ты серьезно?
   Петра рассмеялась.
   — Не бери в голову. Мне нравится моя работа.

* * *

   В субботу утром я проснулся с твердой уверенностью, что Эрик является убийцей. Я продолжал размышлять об этом за завтраком, который Робин накрыла у бассейна. Но потом, оглянувшись вокруг, я увидел, как прекрасен мир, и подумал, не слишком ли я даю волю воображению. В конце концов, нет ни малейших свидетельств того, что мальчишка или его мать когда-либо общались с Мейтом.
   Возможно, какой-то свет могли бы пролить архивы доктора Смерть. Я не сомневался, что эти архивы существуют, поскольку Мейт считал свою работу исторической и наверняка стремился увековечить для будущего все подробности.
   Майло полагал, что архивы хранятся у Роя Хейзелдена, и, возможно, это действительно было так. Но теперь главным подозреваемым стал Ричард Досс и появилось объяснение внезапному исчезновению Хейзелдена, так что Майло вряд ли будет продолжать поиски поверенного Мейта.
   До сих пор против Хейзелдена не было заведено уголовного дела, но обвинения в насилии и развратных действиях в отношении несовершеннолетних означали, что адвоката обязательно будут искать. Следовательно, возможно, полиция получит ордер на обыск. Но гражданский иск был подан в Болдуин-Парке, то есть дело ведет канцелярия шерифа. А с местной полицией у меня не было никаких связей, если не считать Рона Бэнкса, следователя из отдела убийств, друга Петры Коннор. Да и с ним я виделся всего один раз — недостаточные основания для того, чтобы просить об услуге.
   Убрав столик, мы с Робин сходили в магазин за продуктами, затем отправились в горы выгуливать Спайка. Когда мы вернулись домой, Робин прилегла вздремнуть, а я закрылся в кабинете, включил компьютер и снова полез в «Интернет». О Мейте ничего нового, если не считать пары киберсплетников, воспользовавшихся конституционным правом страдать манией преследования и поделившихся своими бредовыми идеями.
   «Могу ли я предположить, — гадал некий Белый рыцарь», — что вслед за убийством доктора Мейта последуют новые попытки заставить замолчать тех, у кого хватило мужества выступить против Грядущей Силы?"
   «Полностью с вами согласна, — отвечала ему Смешливая девчонка. — Я располагаю данными, что полицейские из разных штатов собрались вместе и создали специальный отряд, занимающийся проблемами эвтаназии. Задача этого отряда состоит в том, чтобы убивать людей, обставляя все так, будто за этим стоят те, кто проповедует право человека решать самому, когда ему умирать».
   И больше ничего. Я выключил компьютер.
   Архивы Мейта. Не пора ли попытаться еще раз связаться с любезной Алисой Зогби? Я был почти уверен, что Хейзелден в глаза не видел никаких папок Мейта, которые все это время хранились в милом особнячке в Гленмонте.
   Впрочем, едва ли Зогби теперь будет более разговорчивой.
   Если только я не укажу ей на обстоятельства, которые отличают смерть Джоанны Досс от путешествий, осуществленных Мейтом. Не намекну, что Мейт не помогал Джоанне умереть, и, следовательно, Ричард напрасно убил наставника Зогби — говоря ее словами, сделал из Мейта жертвенного ягненка.
   Если Зогби уже знала об этом, после ареста Ричарда она, возможно, начала подумывать о том, чтобы заявить в полицию. Если так, быть может, мои слова станут последней каплей, переполнившей чашу, — и я обращу горе Зогби в свою пользу.
   Мне претило идти на подобные ухищрения — но я имел дело с человеком, считавшим, что больных и калек надо подталкивать к самоубийству.
   В худшем случае, Зогби выставит меня за дверь. Мне нечего терять; при нынешнем положении дел от меня все равно нет никакого толка.
   До Глендейла я добрался за тридцать пять минут. В свете утреннего солнца особняк Алисы Зогби казался совсем игрушечным. Клумбы алели, бронзовый петух-флюгер колыхался от едва уловимого ветерка. Белая «Ауди», казалось, никуда не уезжала с мощеной дорожки. Лобовое стекло было покрыто пылью.
   На этот раз на улице было чуть больше жизни. Старик подметал крыльцо своего дома, молодая пара направлялась в гараж.
   Я осторожно стукнул молотком в виде бараньей головы. Тишина. На вторую попытку, более энергичную, последовал тот же ответ.
   Вернувшись на дорожку, я прошел мимо «Ауди» к зеленой деревянной калитке. Жужжали пчелы, порхали бабочки. Я окликнул Алису Зогби по имени и снова ничего не услышал в ответ. Цветы подобрались к самой стене дома. На кухне горел свет.
   Калитка была закрыта на щеколду, но не заперта. Протянув руку, я отодвинул засов и пошел по дорожке, укрытой тенью узловатых ветвей старого явора. К двери на кухню вела лесенка. Четыре стекла давали хороший обзор. Свет зажжен, но на кухне никого нет. В мойке посуда. На столе пакет молока и половина апельсина, успевшего заветриться. Я постучал. Тишина. Взобравшись на узкий карниз, я пошел вдоль дома, заглядывая в окна, прислушиваясь. Только жужжание пчел.
   Небольшой задний дворик оказался просто очарователен. От соседей его с двух сторон отгораживала живая изгородь из остриженной туи; сзади он был обнесен сплошным деревянным забором. Лужайка в викторианском стиле, снова клумбы, усаженные цветами, любящими тень. В дворике царил полумрак: его закрывал второй явор, еще более древний. На двух крепких ветвях был закреплен плетеный гамак.
   Ствол дерева был толстый, вдвое толще человеческого торса.
   К нему прислонились два человеческих тела.
   Оглушительно громкое жужжание — но это были не пчелы, а мухи, целый шквал мух.
   Тела были привязаны к дереву толстой веревкой, затянутой на уровне груди и на талии. Пенька покрылась черно-коричневой коркой.
   Оба трупа были босиком, и мухи копошились между пальцами ног. Женщина свесилась вправо. На ней было голубое платье с эластичным воротом. Это позволило стащить его вниз не разрывая, открыв то, что когда-то было грудью. Убийца также задрал подол, раздвинул жертве ноги. Повсюду кровавые раны; красно-бурые пятна на коже и одежде, засохшие подтеки, спускающиеся по бедрам и испачкавшие траву. Там, где кожа не была вымазана кровью, она приобрела зеленоватый оттенок.
   Треугольные надрезы на животе, всего три. Женщина уронила голову на грудь, так что лицо было мне не видно. На шее ожерельем чернел зияющий разрез. Копна волос, белеющих там, где их не закрыли мухи, сообщила мне, что несчастная когда-то была Алисой Зогби.
   Снятые с мужчины шорты цвета хаки были аккуратно сложены рядом. Голубая футболка закатана, открывая соски. Мужчина крупный, массивный, рыхлый. Жесткие рыжие волосы — те, что я видел по телевизору.
   Толстый живот Роя Хейзелдена также был покрыт красными треугольниками. Обвислая кожа сделала их стороны неровными. Он уронил голову вправо. К Алисе Зогби, словно стараясь услышать какую-то тайну, которую она ему нашептывала.
   От лица Хейзелдена мало что осталось. Его отрезанные гениталии лежали на земле между ног. Они ссохлись и сморщились, и жучки копошились в них с особым воодушевлением. Пальцы левой руки Хейзелдена были переплетены с пальцами Алисы Зогби.
   Два трупа, держащиеся за руки.
   Меня прошиб ледяной пот, я не мог дышать, но мозг стремительно работал. Мой взгляд, оторвавшись от трупов, скользнул влево, остановился на каком-то предмете в нескольких футах от ствола. Плетеная корзинка, в какой носят продукты на пикник. К ней прислонена высокая зеленая бутылка с горлышком, обернутым фольгой. Шампанское. В корзинке две маленькие баночки с золочеными крышками.
   Расстояние слишком большое, чтобы прочесть надписи на этикетках. И у меня было достаточно опыта, чтобы не топтаться на месте преступления.
   Красная баночка, черная баночка. Икра?
   Шампанское и икра, торжественный пикник. Босые ноги и домашнее платье говорили, что Алиса и ее друг не собирались никуда уезжать.
   Позерство?
   Насмешка?
   Зеленая муха, усевшись на левую грудь Алисы Зогби, потерла лапками, посидела, затем снова взмыла в воздух — и направилась ко мне.
   Я попятился назад. Вышел через калитку, понимая, что на ручке отпечатки моих пальцев, и в самое ближайшее время кто-нибудь захочет со мной поговорить. Оставив калитку открытой, я прошел мимо «Ауди» и вышел на дорогу.
   Старик скрылся у себя дома. Улица снова погрузилась в летаргический сон. Вокруг так много зеленых лужаек. Щебечут воробьи. Когда сюда налетят стервятники?
   Только оказавшись в «Севиле», я перевел дыхание.
   Единственный человек в Лос-Анджелесе, не имеющий сотового телефона, черт побери.
   Когда я доехал до заправки на Вердаго-роуд, моя рубашка промокла насквозь от пота, а воротник впился в горло. Остановившись рядом с телефоном-автоматом, я собрался с духом и вышел из машины. На заправке было полно народу.
   Я старался вести себя как можно естественнее, не давая волю своим чувствам.
   Эти убийства должна была вести полиция Глендейла, но я, плюнув на правила, позвонил Майло.

Глава 32

   — Вы не знаете, когда он вернется?
   — По-моему, он уехал в центральное управление с какими-то бумагами, — ответила незнакомая мне секретарша. — Сейчас я свяжу вас с детективом Корном. Он работает вместе с детективом Стерджисом. Ваша фамилия, сэр?
   — Спасибо, не надо, — сказал я.
   — Вы не будете говорить с детективом Корном?
   Она говорила со мной так вежливо, что я, выпалив подробности о своей жуткой находке, повесил трубку, не дожидаясь ответа.
   Я возвращался в Л.-А., надеясь, что дома никого нет. Мне нужно было время, чтобы отдышаться, разобраться в своих мыслях.
   Я до сих пор не мог прийти в себя. Перед глазами неотступно стояла страшная картина, и из всех пор хлестал пот.
   Мы с Майло были в гостях у Алисы Зогби пять дней назад.
   Кожа приобрела зеленоватый оттенок, но еще не начала шелушиться; червей еще нет... Хоть я и не был судебным патологоанатомом, мне довелось повидать достаточное количество трупов. Убийства совершены не более двух дней назад. Это можно будет проверить, изучив почту и автоответчик Алисы...
   Прижавшись к дереву, взявшись за руки. Пикник.
   У кого-то хватило силы и хитрости, чтобы справиться с таким крупным мужчиной, как Хейзелден, и женщиной, лазающей по Гималаям.
   Это сделал человек, которого они знали. Сообщник. Другого объяснения быть не может.