Келлерман Джонатан. Выживает сильнейший

   – Думаешь попросить его?
   – Он звонил в семь утра, сказал, что проработал всю ночь, говорил с коллегами из других стран, связывался со своими в Израиле – везде полный ноль. По голосу было ясно, что это правда. Теперь, когда у нас есть имя, может, оно высветит хоть что-то. Рассчитываю встретиться с ним во второй половине дня, а обедать буду вместе с первой подружкой Понсико. Ученая дама Салли горит желанием побеседовать о Зине. Работает она на Шерман-Оукс, рядом с ожоговым центром. Мы сошлись на итальянском ресторанчике у перекрестка Вентура – Вудмэн. Как ты насчет пиццы?
   – Прочитанное отбило у меня всякий аппетит. Но уж больно хорошая подбирается компания.

Глава 33

   Салли Брэнч с чисто научным любопытством рассматривала извлеченное из створок раковины розовое тело моллюска.
   Для своего возраста – тридцать один год – у нее был на редкость юный, задорный голос. Густые волнистые каштановые волосы, широкое, усыпанное веснушками простое лицо, карие глаза и ошеломляющая фигура, безукоризненные пропорции которой подчеркивало вязаное черное платье. На спинку стула небрежно брошен белый лабораторный халат.
   – Общительным Малькольм никогда не был, но после знакомства с ней стал вообще затворником, – сообщила нам Салли.
   – Когда вы виделись с ним в последний раз? – спросил Майло.
   – За несколько дней до смерти, мы вместе обедали в нашем кафетерии. – Брэнч едва заметно порозовела. – Я увидела его за столиком и подсела. Малькольм выглядел погруженным в собственные мысли, но никак не подавленным.
   – Мысли о чем?
   – О работе, полагаю.
   – Проблемы в исследованиях?
   – Совсем наоборот. – Салли улыбнулась. – Ему же всегда все удавалось. Но каждый день подбрасывает новые загадки – такова специфика.
   – То есть нужно быть ученым, чтобы понять это? – улыбнулся и Майло.
   – Не мне судить. – Она отправила моллюска в рот.
   – Значит, он никогда не делился с окружающими своими проблемами? – спросил я.
   – Да, но мне-то было видно.
   – Вы расстались по-дружески?
   – А такое вообще бывает? – На этот раз ее улыбка вышла деланной. – Он перестал звонить, я хотела узнать почему, он ничего не объяснял, а потом я увидела их вместе. Я пережила это – все считала, что он опомнится и придет в себя. Послушайте, мне ясно, что в ваших глазах я сейчас всего лишь мучимая ревностью женщина, но поймите – самоубийство абсолютно не вяжется с его натурой, оно лишено всякой логики. Ведь Малькольм был на взлете, у него никогда не пропадал интерес к делу. К тому же он любил себя. Вот уж кто действительно любил себя, так это он.
   – Высокая самооценка?
   – Никакого высокомерия, просто он был умен и сознавал это. Частенько шутливо бросал, что покушается на Нобелевскую премию, но я знала: это были не пустые слова.
   – Что конкретно являлось предметом его исследований?
   – Проницаемость клеток. Перемещение ионов и химических соединений возрастающей сложности через мембрану без разрушения клетки. Уровень был скорее теоретическим, исследования велись на клетках мышей. Но практический потенциал эксперимента переоценить невозможно.
   – Доставка в клетку лекарственных препаратов? – вставил я.
   – Совершенно верно. Особенно тех, которые способствуют, так сказать, ремонту клеток. Малькольм изучал механизм действия препаратов, стимулирующих рост тканей у ожоговых больных. Он сравнивал это с игрой в детскую железную дорогу на клеточном уровне.
   – Ремонт клеток – это реставрация поврежденных и дефектных хромосом?
   – Да! Я подбросила Малькольму эту идею, но он ответил, что предпочитает медикаментозное лечение, что врожденные дефекты не залудишь, как прохудившуюся кастрюлю.
   – Почему?
   – Малькольм был, – Салли опустила голову в тарелку, – немного... консервативным. Детерминистом – он верил, что некоторые вещи должны оставаться сами по себе.
   – Ожоги, значит, лечить можно, а наследственные болезни нет?
   – Что-то в этом роде. Не хочу, чтобы вы решили, будто он был лишен чувства сострадания. Нет, Малькольм был добрым. Но люди исключительного ума тоже иногда имеют свой пунктик.
   – Что же это за пунктик?
   – Снобизм.
   Майло положил в рот кусочек пропитанного чесночным соусом хлеба.
   – Если он не совершал самоубийства, что в таком случае могло произойти, доктор Брэнч?
   – Его убили. Детектив Коннор говорила о ране на лбу от падения, но разве не могло случиться так, что кто-то подошел к Малькольму сзади, ударил головой о стол и сделал затем инъекцию хлорида калия?
   – Вы кого-нибудь подозреваете?
   – Безусловно. Зину. Не могу только понять, зачем ей это.
   – Она женщина крупная?
   – Вовсе нет. Худенькая, как креветка. Но если подкрасться сзади... – Салли водила вилкой по тарелке. – Я подозреваю ее совсем не потому, что она отняла у меня Малькольма. Зина – маленькая злобная ведьма. Знаете, это очень подходит к ее облику. Пока она работала в лаборатории, то всюду расхаживала с довольно-таки странным чтивом: журнальчики с фотографиями, где изображены пронзенные острыми предметами тела, очерки о серийных убийствах, напичканные жестокостями комиксы. Однажды я заметила, как она передала что-то Малькольму в коридоре. Когда я позже подошла к нему, он показал мне снимок мужчины, у которого язык и половой член были проткнуты тонкой металлической проволокой. Мне сделалось тошно.
   – А какова была его реакция? – спросил я.
   – Он сказал: «Удивительная штука, Салли». Как будто поразился глупости того, кто мог такое проделать.
   – А отвращения он не испытывал?
   – Должен был. Проявилли он его? Нет, Малькольм крайне редко позволял себе проявлять свои чувства. – Она положила вилку на стол. – Мне трудно вести этот разговор. Малькольм представляется в нем каким-то странным типом, а он им не был. Отличным от других – да, из-за своего интеллекта. Выделялся даже из наших ученых.
   – Зина Ламберт была в лаборатории клерком, – сказал я. – На кого непосредственно она работала?
   – Она занималась хозяйственными вопросами, следила за работой уборщиков.
   – Не самый интеллектуальный труд, – заметил Майло.
   – Я была не в состоянии постичь это. – Салли пожала плечами. – Что Малькольм нашелв ней? Может, хорошего слушателя? Может, я слишком допекала его – у нас постоянно происходили мелкие споры. Иногда и более принципиальные – я не стесняюсь своих либеральных взглядов, а Малькольму вечно не хватало терпения... Мы спорили с утра до вечера, но мне казалось, что ему это нравится.
   – По-вашему, Зина могла быть более уступчивой? – поинтересовался я.
   – Ну уж нет. Она и уступчивость несовместимы. В лаборатории ее все считали самоуверенной и дерзкой. Разговаривала с профессионалами так, будто была им ровней. – Салли отодвинула от себя тарелку. – Вы можете обвинить в снобизме и меня, но это факт: конторская крыса Зина вела себя как доктор наук. Вмешивалась в разговоры, не представляя даже сути того, что слышала, но с каким видом! Уже это достаточно характеризует ее потуги казаться интеллектуалкой. И все же что-то в ней очаровало Малькольма, – ресницы Салли дрогнули.
   – Она привлекательна?
   – Мужчина мог бы назвать Зину хорошенькой. В некотором смысле. Фигура у нее действительно неплоха. Встретите – сами увидите.
   – Где ее можно отыскать?
   – Малькольм говорил, что она работает в книжном магазине, который называется «Спазм». Интересное заведение, как он отзывался о нем.
   – Опять проволока в неподходящих местах? – хмыкнул Майло.
   – Может быть. Звучит-токак – «Спазм».
   – Из лаборатории Зину уволили?
   – Малькольм сказал, что она ушла сама.
   – Почему, как, по-вашему?
   – Понятия не имею. Меня мало интересует ее рабочая биография. Я рада, что она ушла, и это все. У меня была надежда, что если Зина уберется из лаборатории, то мы с Малькольмом опять сможем быть вместе.
   – Она присутствовала на похоронах?
   – Не было никаких похорон. Родители настояли на том, чтобы тело Малькольма отправили к ним, и кремировали его. Опять-таки, вы считаете мое мнение предвзятым, но от правды не уйти: она вцепилась в него своими когтями, и его не стало. Без всякой разумной причины.
   – Детектив Коннор упоминала о каком-то клубе интеллектуалов, куда Зина его привела, – невзначай бросил я.
   – "Мета". Клуб для тех, кто считает «Менсу» прибежищем простаков. Малькольм отправился на одно из заседаний вместе с Зиной и вступил в члены клуба. Сказал, что был в восторге, несмотря на посредственную еду и дешевое вино.
   По мне, это кучка неудачников, собирающихся для того чтобы утешать друг друга комплиментами.
   – Что же Малькольму могло там понравиться?
   – Он говорил, ему приятно общаться с людьми, у которых мозги устроены так же, как у него. Не знаю, насколько эти умники разборчивы – ведь Зина тоже числилась членом клуба! – Салли провела рукой по пышным волосам. – Я была бы рада, если бы все же кто-то занялся этим делом. Стоило родителям Малькольма настоять, и расследование началось бы раньше, но они не захотели ворошить прошлое.
   – Как-то необычно для родителей, – заметил Майло. – Они всегда отказываются поверить в самоубийство.
   – Вы не знаете егородителей. Оба – профессора физики в Принстоне. Дадли и Анабелла Понсико. Он занимается механикой, она – элементарными частицами. Гении. Сестра Малькольма ведет исследования по физической химии в Массачусетском технологическом институте, а брат – математик в Мичигане. В семье трагедия, а они ни слова. Все заняты расчетами.
   – Вы видели их?
   – Один раз, на прошлогоднее Рождество. Приезжало все семейство, и мы в полном молчании отобедали с ними в гостинице. После смерти Малькольма я разговаривала с отцом, он сказал, что пусть все остается как есть, поскольку его сын всегда был человеком настроения.
   – Человеком настроения, – повторил я.
   – Чудаком. Англичанин, чего вы хотите. Может быть, прошло слишком мало времени, и им тошно было думать о каких-либо интригах. Это я, наверное, оказалась не слишком чувствительной.
   Дело Понсико я прочитал сегодня утром. Петра Коннор говорила с обоими родителями по телефону. И отец и мать были убиты горем, но сказали лишь, что Малькольм никогда не совершал поспешных поступков, хотя очень зависел от перепадов настроения и в пятнадцатилетнем возрасте прошел годичный курс психотерапии, чтобы избавиться от депрессии и нормально спать по ночам.
   С Салли он этим не поделился.
   – Кто-нибудь еще в вашей лаборатории является членом «Меты»? – спросил Майло.
   – Не знаю. А что?
   – Вы подозреваете Зину, и нам хотелось бы узнать о ней побольше.
   – Я рассказала вам все. Не желаете взглянуть на фотографию Малькольма?
   Не дожидаясь ответа, Салли вынула из сумочки цветной снимок, на котором она стояла рядом с рыжеволосым молодым человеком среди кустов роз. Короткое белое платье без рукавов, широкополая соломенная шляпа, солнечные очки. Правая рука покоится на его талии. Понсико – высокий, узкоплечий и чуть полноватый. Курчавые волосы начали заметно редеть, небольшая бородка – как у Линкольна, без усов. Одет он был в красную спортивную майку и коричневые брюки с той небрежностью, которая говорила об отсутствии привычки часто смотреть в зеркало. Салли в объектив улыбалась, Малькольм хранил невозмутимость.
   – Это когда мы с ним ходили в хантингтонскую библиотеку посмотреть на коллекцию научной переписки Томаса Джефферсона.
   – А буквы DVLL на экране его компьютера, – Майло вернул ей снимок, – вам ни о чем не говорят?
   – Наверное, какая-нибудь дьявольщина, которую вывела на дисплей она.Зина просто обожает такие вещи.
   – Увлекается сатанизмом?
   – Меня бы это не удивило – украла его у меня, вовлекла черт знает во что, а в результате – смерть. Я не страдаю паранойей, господа, однако факты и сами по себе достаточно красноречивы. Спросите любого, кто меня знает – вам скажут, что я человек уравновешенный, рациональный и заслуживающий доверия. В этом, по-видимому, и заключалась проблема – я была слишкомрациональной. Мне бы заорать, устроить скандал, когда она стала прибирать Малькольма к рукам, может, он и понял бы, что я по отношению к нему испытывала. Дай я волю чувствам,может, он был бы сейчас жив.

Глава 34

   Поблагодарив нас за внимание, с которым мы ее слушали, Салли Брэнч накинула халат и ушла.
   – Бедная женщина, – сказал я.
   – Очень много в ней аду, – отозвался Майло. – А у Понсико были такие проблемы с настроением, что даже родители не удивились его самоубийству. Если бы не DVLL и раскопанная тобой статья про «Мету», я бы ни секунды больше на это дело не потратил.
   – Кое-что мы все-таки имеем, Майло. С одной стороны дети с задержкой умственного развития, с другой – молодой гений. Гений без капли сочувствия к тем, у кого не в порядке с генетикой. Единственное, на мой взгляд, связующее звено между его смертью и нашими убийствами – это то, что, узнав в «Мете» о чем-то, Понсико стал представлять собой опасность. Киллер слишком подробно разглагольствовал о своих планах, а презрение Понсико к ущербным не простиралось до готовности пойти на убийство.
   – Доктор Брэнч убеждена, что убийца – Зина, но Зина слишком миниатюрна для этого, а та часть рассказа Салли, где она говорит про удар со спины, – чистый бред. Конечно, удар головой причинил бы Понсико боль, но крупному парню его типа не составило бы труда справиться с маленькой женщиной. Так что если он был убит, то кем-то посолиднее. Как и наши подростки.
   – Предположим, Зина была вместе с приятелем?
   – Команда убийц? Все возможно; мы сейчас купаемся в океане фантазии, но пока, кроме жуткой ревности одной дамы к другой, я тут ничего не вижу. Хотя не исключаю, что в дальнейшем Зина может быть нам полезна.
   – В качестве ключа к дверям «Меты».
   Майло кивнул.
   – Ну а между делом давай посмотрим на успехи нашего израильского друга.

* * *

   При свете дня дом, в котором жил Шарави, выглядел ветхим и запущенным. Хозяин, открывший нам дверь с чашкой чая в руке, был гладко выбрит и аккуратно одет. Я вдруг осознал, что сам так и не побрился.
   Шарави внимательным взглядом осмотрел улицу и предложил нам войти.
   – Чаю не хотите?
   – Нет, спасибо, – ответил Майло. – Надеюсь, компьютер работает?
   Мы прошли в заднюю комнату. По темному экрану компьютера медленно кружился розовый шестигранник – машина отдыхала. Даниэл поставил перед столом два складных стула. Бархатные мешочки с талисманами исчезли.
   Майло вручил ему копию статьи Фэрли Санджера и кратко сообщил об обстоятельствах смерти Малькольма Понсико.
   Придвинув клавиатуру, Даниэл заработал правой рукой с такой скоростью, которую я и представить себе не мог. Искалеченная кисть неподвижно лежала на колене.
   На дисплее один банк данных сменялся другим без всякого результата.
   – Если они и совершили что-либо противозаконное, то правоохранительным органам ничего об этом не известно. Попробую проверить науку.
   Набранное ключевое слово – Мета -вытащило на экран сотни абсолютно ненужных нам понятий: мета-анализ в философии, формулы химических соединений, ссыпки на метаболизм, металлургию и метаморфозы. Когда вся эта абракадабра закончилась, Шарави произнес:
   – Остается Интернет. Он, правда, превратился в международную корзину для мусора, но попробовать стоит.
   – Попробуй сначала телефон, – предложил Майло. – Информационную службу по Нью-Йорку. Просто скажи им – Мета.
   – Неплохая идея. – Шарави улыбнулся и набрал 212. – Опять пусто.
   – Может быть, – сказал я, – после скандала вокруг статьи Санджера клуб распущен?
   – Может, – согласился Даниэл. – Хотя негодование толпы тоже в состоянии поддать жару и активизировать их деятельность. Ну ладно, нырну в Интернет.
   Набрав пароль, он вошел в такую область сети, о существовании которой я и не подозревал. Никакой изящной графики, никаких окон – только слепяще-черные буквы на белом экране.
   Несколько секунд Шарави просидел без движений, даже не моргал.
   ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, Р. ВАН РЕЙН, – замигали наконец на экране буквы.
   Так звали Рембрандта. Интересно, это израильская полиция выбрала ему кличку, или же он сам возомнил себя мастером кисти?
   Коричневые пальцы запорхали над клавишами, и через мгновение на нас обрушилась новая лавина информации: энтомолог из Парижа исследует жизнедеятельность личинки метацеркарии, хилер в Окленде обещает избавить от болей в запястье – метакарпусе на латыни.
   Через двадцать минут свистопляска на экране закончилась.
   – Ваши предложения? – повернулся к нам Шарави.
   – Попробуй «Менсу», – сказал Майло. – Между двумя группировками существует соперничество, если не вражда.
   Вдруг кто-нибудь из адептов «Менсы» захотел выплеснуть свои эмоции.
   Даниэл перебрал клавиши.
   – "Менсы" хватает.
   Страница сменялась страницей: время и места заседаний в отделениях по всему миру, прочие имеющие отношение к клубу данные.
   Подобная организация в Лондоне, именующая себя «Лайми-Скампогз», оживленно обсуждает по Интернету свои дела. У всех членов клички типа Смышленого Дитяти, Сладкой Малышки, Буйвола Боба. Болтают о «невыносимых панках», «крепком кофе и диалектике», «аргументах из преисподней», щенках афганской борзой и прочем в том же роде.
   Замелькали строки на других языках. Шарави, похоже, считывал и их.
   – Что это такое? – Майло ткнул пальцем в экран.
   – Дублинская «Менса», это по-гэльски.
   Даниэл продолжал прокручивать страницы.
   Торговец недвижимостью из Висконсина, хвастаясь членством в «Менсе», предлагает свои услуги.
   То же самое делают менеджер отдела в Чикаго, дантист во Флориде, инженер-электронщик в Токио и сотни других в десятках городов мира.
   Безработица не обходит стороной даже профессионалов.
   Начался раздел «ИЗМЕРЕНИЕ УРОВНЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОГО РАЗВИТИЯ». Несколько авторов, все – мужчины, представляют вопросники для тестирования типа того, что публикуют журналы под рубрикой «Познай самого себя». Почти все заверяют пользователя в «высочайшей объективности оценки ответов на вопросы, справиться с которыми под силу лишь самым изощренным умам». Ниже шли показатели:
   Коэффициент интеллекта Роберта...
   Коэффициент интеллекта Хорэса...
   Коэффициент интеллекта Кейта...
   Коэффициент интеллекта Чарлза...
   На некоторых страницах текст был украшен портретами Альберта Эйнштейна.
   Мигали буквы: ЩЕЛКНИТЕ МЫШЬЮ ЗДЕСЬ, ЧТОБЫ УВИДЕТЬ ОЧКИ.
   Шарави так и сделал; в графах против имен появились маленькие звездочки – более чем по сто семьдесят очков у Роберта и Хорэса, у Кейта и Чарлза...
   – До чего же они все умненькие, – проговорил Даниэл, – и времени свободного у них навалом.
   – Победители, – добавил Майло. – Клуб чемпионов.
   Все с тем же нулевым результатом Шарави прокрутил еще несколько страниц.
   – Эпоха информации. – Майло вздохнул. – И долго вот так приходится сидеть?
   – Все меньше и меньше, – ответил Даниэл. – Когда Интернет только начинался, он был намного более эффективным средством добыть данные. Контакты профессоров, научные отчеты, корреспонденция различных агентств. Теперь же по сети можно бродить сутками и не обнаружить ничего нужного. Интернет превратился в огромную гостиную, где одинокий человек находит общение с себе подобными. – Он повернулся ко мне. – Полагаю, такая цель и ставилась, а, доктор?
   – Вперед, вперед, Даниэл, – не дал ему пофилософствовать Майло.
   Через два часа мы вернулись в исходную точку. Пустота.
   – DVLL вы уже смотрели? – спросил я Шарави.
   – Да, как и справки о всех экстремистских группах. Боюсь, что мы не продвинулись ни на шаг.
   – А если ввести другое слово, – предложил я. – Гальтон стерилизация, евгеника, эвтаназия.
   Негромко зашелестели клавиши.

* * *

   Стерилизация принесла больше инструкций по способам сохранения пищевых продуктов, чем сведений об операциях по удалению половых желез, а раздел евгеники оказался полон объявлений следующего рода: «Настоящим предоставляю на публичное рассмотрение генетическую структуру моей цепочки ДНК. Дамы, заинтересованные в получении качественных нуклеопротеинов, сердечно приглашаются для личного ознакомления с более подробной информацией».
   Страницу за страницей принтер выплевывал всю эту чушь, и Шарави молча отправлял бумагу в корзину. Время от времени Майло доставал листок-другой, пробегал его взглядом и бросал обратно.
   В половине шестого он заявил:
   – Хватит. Эти супермены из «Меты» явно не хотят высовываться.
   – Вместо того чтобы просто сипеть, мы могли бы действовать, – сказал Шарави. – Послать по электронной почте запросы о «Мете» в какие-нибудь еще базы данных и посмотреть, что из этого выйдет.
   – Ты абсолютно уверен, что тебя не вычислят? – поинтересовался Майло.
   – Нет. Правда, я регулярно меняю пароли и адреса, но кто его знает.
   – В таком случае я против. Рано. Незачем их тревожить.
   – Своим звонком в «Менсу» я уже сделал это. – Я рассказал об оставленном на автоответчике послании.
   – Неважно, – бросил Майло, но мне было ясно, что он недоволен – я поступил как любитель. – Другие соображения есть? – повернулся он к Даниэлу.
   – Самоубийство Понсико. Несмотря на недостаток информации, выглядит оно необычно. Начнем с яда – обычно им пользуются женщины, разве не так?
   – Понсико – ученый.
   – Именно. А из этого вытекает: он знал, что делает. Хлорид калия действительно вызывает смерть быструю, но далеко не безболезненную – внезапная сердечная аритмия, затем сильнейший приступ. При исполнении смертного приговора осужденному вводится пентотал натрия в качестве транквилизатора и, не помню какой, бромид для остановки дыхания. Понсико мог бы выбрать смерть попроще.
   – А вдруг он хотел наказать себя? – спросил Майло, – Решил, что заслуживаетсмерти жестокой и необычной.
   – Чувство вины? – Я вспомнил о Нолане. – В связи с чем?
   – Скажем, он принимал участие в чем-то на самом деле омерзительном, к примеру, в наших убийствах или еще чем-нибудь подобном. А может, впал в депрессию, прямо в лаборатории, и под рукой оказался яд. Даже при том, что он доставил себе больше мучений, чем мог бы, смерть все равно была относительно быстрой и, я бы сказал, эстетичной. Это намного лучше того, что мне приходилось видеть. Не так ли, суперинтендант?
   – Даниэл, – поправил Майло Шарави. – Ненависть к самому себе иногда творит удивительные вещи. Но... не мешало бы узнать об этом молодом человеке поподробнее.
   – Я позвоню его родителям, – решил Майло. – Этим профессорам из Принстона. Поговорю с коллегами по лаборатории.
   – Лаборатория занимается биомедициной?
   – Исследованиями кожи. Понсико работал над ее пересадкой. А что, ты видишь тут какую-то связь?
   – Нет. Хотя, если предположить неудачливого пациента, у которого... Нет, вряд ли – в таком случае отравили бы хирурга, а не ученого-экспериментатора. Больше мне в голову ничего не приходит. – Даниэл допил чай и поставил чашку на стол. – В Нью-Йорке у меня есть неплохие источники информации. Если «Мета» все же существует, они смогли бы отыскать ее. Кроме того, имеется возможность подключиться к телефону Зины Ламберт...
   – Забудь об этом. Против нее у нас ничего нет, так что нам не дадут разрешения на прослушивание. Да даже если Зина и связана с чем-то таким, мне вовсе не хочется насторожить их и порвать всю цепочку.
   – Дельное соображение.
   – Говорю тебе серьезно.
   – Я понимаю.
   – Зина работает в книжном магазине «Спазм», – напомнил я. – Достаточно странное название, очень может быть, что и клиенты туда заходят странные. Вполне вероятно, там есть для них нечто вроде доски объявлений, где «Мета» оставляет свои сообщения для членов клуба.
   – Вместо телефона используют для оповещения магазин? – уточнил Майло.
   – Неприметное заведение для избранной публики. Хотите, загляну туда, осмотрюсь? – предложил я.
   – Надо подумать. – Майло потер щеку. – Необходимо извлекать максимум из всего того, что мы делаем.
   Шарави встал, потянулся, расслабленно помахивая изуродованной рукой.
   – Пойду приготовлю еще чаю. Вы не откажетесь? У меня свежая мята, обнаружил целые заросли за домом.
   – С удовольствием, – поблагодарил я.
   Он вышел, и Майло кивнул на компьютер:
   – Каков вопрос, таков и ответ – все мусор... Ты похож на Арафата, Алекс, со своей щетиной, настоящий дикобраз.
   – С утра помчался в библиотеку, не было времени побриться.
   – Так зарости за полдня? Опять принимаешь тестостерон?
   Ухмыльнувшись, я продемонстрировал ему бицепс. Майло устало улыбнулся.
   С подносом в руке вошел Даниэл. По комнате разлился тонкий аромат мяты. Я сделал глоток и набрал номер своего офиса.
   – Привет, док. В самый раз – вам уже звонил клиент. Некто Лорин Буковски из... похоже, «Менсы». Хотя ему требовался Эл. Секретарша, она у нас новенькая, пыталась его поправить, но он настаивал, что вы – Эл. Странные у нас пациенты, доктор Делавэр, но, в конце концов, это ваше дело.
   – Именно так. Что сказал мистер Буковски?
   – Дайте-ка взгляну на записку, у новенькой отвратительный почерк... вроде бы он был...нет-нет, он не имеетничего общего с «Мелой» или «Метой», кажется, так... в любом случае он не хочет иметь дела с «Мелой» или как там... м-м, но если ваш... простите, доктор, здесь не слишком вежливо.