Келлерман Джонатан. Выживает сильнейший

   – Моя практика, доктор Делавэр, с каждым годом приносит мне все меньше сюрпризов. Вы по себе не чувствуете, что сопротивляться шаблонам становится все труднее и труднее?
   – Иногда да. Скажите, Нолана к вам направило Управление?
   Долгая пауза и утвердительный кивок.
   – Могу я спросить – почему?
   – Как обычно. Трудности начального периода работы. Множество стрессовых ситуаций.
   – С какого рода профессиональными проблемами столкнулся Нолан?
   Леманн облизнул губы, на лоб упала седая прядь. Убрав ее, он принялся вертеть в пальцах конец галстука и в конце концов произнес:
   – У него были как личные проблемы, так и трудности, связанные с работой. Беспокойный молодой человек. Простите, но более подробно остановиться на этом не могу.
   И ради этого я ехал через весь город?
   Мой коллега обвел взглядом стены кабинета.
   – Меркурианскимхарактером. Термин ваш или его сестры?
   – Я тоже принимаю пациентов, доктор Леманн, и, как и вы, уважаю конфиденциальность.
   – Не сомневаюсь. – Он улыбнулся. – Я лишь попытался... Скажем так, доктор, если под термином «меркурианский»вы имеете в виду эмоциональную неустойчивость – простите мне этот эвфемизм, – то я вас понимаю. Отличнопонимаю.
   Не называя вещи своими именами, он подводит меня к мысли о том, что Нолан был подвержен резким перепадам настроения. Интересно, только лишь депрессиям? Или же имел место маниакально-депрессивный психоз?
   Леманн оставил галстук в покое и сел прямее.
   – Доктор Делавэр, я сочувствую положению, в котором вы находитесь и его сестра. Естественно, ей хочется найти ответы на некоторые вопросы, но нам с вами хорошо известно, что то, к чему она так стремится, получить не удастся.
   – И это?..
   – Определенность. То, что так настоятельно требуется оставшимся в живых. Их нетрудно понять, как я уже говорил, но если вам приходилось иметь дело с подобными случаями, вы согласитесь, что это только сбивает людей с толку. Они-то не согрешили, а вот самоубийца запятнал себя. Я убежден в том, что Хелена, привлекательная молодая женщина, обожала брата, а сейчас она мучает себя вопросами типа «что было бы, если». Простите за дерзость, но я бы сказал, что вы куда с большей пользой потратили бы свое время, если бы помогли своей пациентке уверовать в отсутствие ее собственной вины в случившемся, а не пытались проследить призрачный путь мысли весьма неспокойного разума.
   – Нолан испытывал беспокойство по поводу выполняемой им работы?
   – Очевидно, но наверняка мы этого не узнаем никогда. Никогда. – Голос Леманна возвысился, кадык дернулся по горлу вверх.
   Может, в случае с Ноланом он не заметил знака беды? Прикрывает теперь собственный тыл?
   – Случилась трагедия. Это все, что я могу сказать. – Леманн поднялся.
   – Доктор, я вовсе не имел в виду...
   – Зато может кто-то другой, а этого я не потерплю. Любой стоящий психотерапевт знает, что если личность приняла решение о самоуничтожении, то сделать тут абсолютно ничего нельзя. Вспомните, сколько самоубийств происходит в лечебницах, где обеспечен максимальный контроль за поведением пациентов. – Он склонился в мою сторону, сжав в кулаке лацкан пиджака. – Скажите вашей клиентке, что брат любил ее, но его проблемы оказались сильнее. Проблемы, о которых ей лучше не знать. Поверьте мне – кудалучше не знать. – Он сверлил меня взглядом.
   – Они как-то связаны с сексом?
   Леманн взмахнул рукой.
   – Расскажите ей о нашей беседе. Нолан находился в депрессии, которая могла быть обострена его работой, но никак не вызвана ею. Пусть она знает, что предотвратить самоубийство было невозможно, и сама она не имеет к нему ни малейшего отношения. Помогите вашей пациентке залечить ее душевные раны. В этом – смысл нашей работы. Умиротворить, подуть на больное место. Погладить. Убедить, что все в полном порядке. Мы – посланники покоя.
   Сквозь его очевидное раздражение проступало нечто знакомое. Грусть, скапливавшаяся в течение долгих лет впитывания в себя чужой боли. Рано или поздно она приходит к каждому психиатру. Некоторым удается избавиться от нее, в других она, как хроническая болезнь, поселяется навечно.
   – Наверное, вы правы, – заметил я. – В этом, как и во многом другом. Иногда и в самом деле становится трудно.
   – Трудно что?
   – Гладить.
   – Ну, не знаю. Выбрав себе дело, человек должен выполнять его. Только так становятся профессионалами. Какой смысл в жалобах?
   Чем труднее продвигаться вперед, тем сильнее и настойчивее действует врач.Я подумал, использовал ли Леманн этот максималистский подход в своих беседах с Ноланом? Управлению он пришелся бы по вкусу.
   – В конце концов, – улыбнулся он, – после всех этих лет я понял, что мой труд окупается.
   – Сколько было же этих лет?
   – Шестнадцать. Но воспоминания свежи. Может, потому что первые мои успехи были связаны с миром бизнеса, а там исповедуют совсем иную философию: "Одного успеха мнемало. Тыдолжен проиграть".
   – Жестокая философия.
   – Еще какая жестокая. Полисмены в сравнении с деловыми людьми – младенцы.
   Он проводил меня до двери, и, проходя мимо шкафов, я смог рассмотреть отдельные названия. Организационные структуры, групповое поведение, стратегии управления, сборники тестов. Уже в приемной Леманн сказал:
   – Прошу извинить за то, что не открыл вам большего. Вся ситуация в целом была... довольно смутной. Пусть у сестры останется ее собственное представление о Нолане. Поверьте, так будет намного гуманнее.
   – Эта его так и не названная патология, она что, непосредственно связана с самоубийством?
   – Очень может быть.
   – Его преследовало чувство вины?
   – Я не святой отец, доктор Делавэр. – Леманн застегнул пиджак. – И пациентам вашим нужны иллюзии, а никак не факты. Верьте мне.
   Входя в лифт, я испытывал такое ощущение, будто меня только что накормили начисто лишенным вкуса, но чудовищно дорогим обедом. Что ж, попробуем его переварить.
   Зачем ему понадобилось тратить мое время?
   Может, он собирался сказать больше, но передумал?
   Боясь поколебать свою репутацию профессионала – поскольку знал о серьезных собственных просчетах?
   Из страха перед судебным разбирательством, которого может потребовать Хелена – и я? Отказаться же вовсе от разговора со мной было бы с его стороны неразумно.
   Если же он играл, то к чему тогда все эти намеки на серьезные проблемы Нолана?
   Попытка прощупать, что известно мне?
   На пятом этаже лифт остановился. Бодро переговариваясь, вошли трое представительного вида мужчин в серых костюмах. При виде меня болтовня их тут же смолкла, и троица повернулась ко мне спинами. Самый высокий из них вставил небольшой ключ в прорезь на панели – туда, где полагалось быть кнопке, соответствующей четвертому этажу. Мы плавно опустились вниз, и мужчины вышли. Сквозь раскрытые двери лифта я увидел выложенный черно-белыми плитами мрамора пол, полированное дерево стен с писанными маслом пейзажами в рамах, высокие вазы из обсидиана.
   Затянутый во фрак метрдотель с улыбкой повел мужчин к столику. В глубине слышался перестук столовых приборов, суетились официанты в красных пиджаках с крытыми блюдами на подносах. Когда кабина начала заполняться ароматами жареного мяса и изысканных соусов, двери медленно закрылись.
   Решив сократить обратный путь, я выехал на автостраду. Из головы не шел Леманн.
   Странная птица. Старомодные сдержанные манеры. Акцент настоящего британца. Вещи говорил он правильные, но нисколько не походил на своих коллег.
   Говорил так, будто декламировал оду в мою честь.
   Анализировал гостя?
   Некоторые представители нашей профессии – не самые достойные – позволяют иногда себе забаву подобного рода.
   Поверьте мне, ей куда лучше не знать.
   Странная птица, и гнездо она свила в странном месте.
   Консультант.
   А книги в шкафу? Управление, сборники психологических тестов – и ничего из практической литературы.
   Или практическая деятельность выходит за рамки его компетенции? Не в этом ли крылась причина его раздражительности? Но как же в таком случае он заполучил такую клиентуру – офицеров из штаб-квартиры лос-анджелесской полиции?
   Хотя большого секрета тут, наверное, нет. Опять политика. Влиятельные знакомые.
   Шитый на заказ и стоящий безумных денег пиджак, тщательная небрежность, фамильные побрякушки.
   Консультант с семейными связями? Деловые знакомства в центре города могли означать серьезный бизнес: целый поток соблазнительных предложений не только от Управления полиции, но и из других солидных государственных структур.
   Даже лавинупредложений: несмотря на то что в штате Управления было несколько психологов, занимались они в основном собеседованиями с вновь принимаемыми на работу сотрудниками и обучением персонала искусству вести переговоры по освобождению заложников. Ни на что другое им не оставалось времени.
   И еще кое-что: Майло говорил, что копы, слыша иногда от своих штатных психиатров довольно-таки циничные высказывания относительно конфиденциальности, просто отказываются иметь с ними дело. За исключением, быть может, самых крайних, стрессовых случаев, которых в работе офицеров Управления всегда хватало, а в последние годы стало еще больше.
   Это означало, что даже на рутинных жалобах изнывающих от перенапряжения полисменов можно было делать хорошиеденьги. По неписаной директиве руководства с душевным здоровьем подчиненных все было в порядке.
   Вот где может крыться смысл фразы Леманна о посланниках покоя.Равно как и причина его нежелания признать то, что Нолан все-таки подавал сигналы опасности.
   Неужели молодой полицейский пришел к нему поговорить о своих шатаниях, о безысходном одиночестве и невыносимых нагрузках – и услышал в ответ авторитетные, но напрочь лишенные стремления помочь слова?
   Каждый выполняет свою работу. Только так становятся профессионалами.
   Сейчас Леманну требовалось осторожно обойти все выступающие углы.
   Мертвым надлежит почивать в покое. Но и профессионалам нужен отдых.
   Дома я раскрыл справочник Американской психологической ассоциации. О Леманне в нем не было ни слова. Не числился он и в «желтых страницах» телефонного справочника. Это было странно, принимая во внимание то, что работал Леманн самостоятельно. Хотя вполне возможно, что контракт с Управлением избавлял его от необходимости искать дополнительные источники дохода.
   Или же Рун Леманн был владельцем действительно старогосостояния, а психология стала для него скорее приятным досугом, нежели средством зарабатывать на жизнь. Бессрочным отпуском после долгих лет в жестоком мире бизнеса.
   Роскошный кабинет, крытый кожей стол, шкафы, набитые книгами – непременные атрибуты почтенного и преуспевающего доктора, – неужели все это служит лишь одной цели: убить дневную скуку, перед тем как сесть за карточный столик в углу клуба?
   Я позвонил в комиссию по здравоохранению штата, где мне подтвердили, что мистеру Руну Мэки Леманну выдана должным образом оформленная лицензия на право занятия практической деятельностью в области психологии, в штате Калифорния что он и делает в течение вот уже пяти лет. Диплом выдан неким Ньюдоминионским университетом, практику проходил в клинике фонда «Пэсфайндер». Ни разу не слышал ни о том, ни о другом.
   Жалоб или претензий к доктору Леманну не предъявлялось, документы сомнений не вызывают.
   Некоторое время я продолжал размышлять – пока не понял, что в данный момент нет ничего такого, что я мог или должен был бы сделать. В конечном счете Леманн прав: если Ноланом овладела идея уйти из этого мира, то остановить его было невозможно.
   Серьезные проблемы.
   На мой вопрос об интимной стороне жизни Нолана последовало многозначительное молчание. Не тут ли спрятан ключ?
   Смутная ситуация. Сестре лучше оставаться в неведении.
   И самый важный вопрос: что я скажу Хелене?

Глава 15

   Я позвонил в госпиталь, но Хелены не оказалось на месте. Не было ее и дома. Пообщавшись с автоответчиком, я набрал рабочий номер Майло.
   – Нашел какую-нибудь зацепку? – спросил он.
   – К сожалению, нет. Собственно, я звоню по поводу Нолана Дала.
   – Что тебя интересует?
   – Если ты сейчас занят...
   – Проторчал весь день у телефона, и единственное, что высидел, – это случай с похищением тринадцатилетнего мальчика с задержкой развития, в Ньютоне. Тело так и не нашли, только кроссовки, все в засохшей крови. Стояли прямо у входа в полицейский участок. Никакого особого предчувствия у меня нет, но собираюсь повнимательнее покопаться в деле. Так что там с Далом?
   – Я только что разговаривал с его психоаналитиком, некто по имени Рун Леманн. Не слышал о таком?
   – Нет. Чем вызван этот вопрос?
   – Он работает с людьми из Управления, и у меня такое чувство, что где-то в ваших недрах на него есть какие-нибудь бумаги.
   – Возможно. Это все, что тебя о нем интересует?
   Я объяснил более подробно.
   – Так ты считаешь, доктор проморгал болезнь Дала и теперь спасает собственную задницу?
   – Он дал понять, что у Нолана были некие тайны, сложные проблемы, о которых Хелене лучше оставаться в неведении.
   – Другими словами, если у Дала и было что-то серьезное, то именно это он, к несчастью, и упустил.
   – В точку. Леманн показался мне странным, Майло. Снимает офис в здании, битком набитом банкирами и юристами, в указателе на первом этаже назвал себя консультантом, но ни слова о том, кого или в чем он консультирует. Лицензия в порядке, в плане работы тоже все чисто, так что, может быть, я становлюсь параноиком. Но уж оченьхочется узнать, почему Нолан пошел именно к нему. В Управлении не могло сохраниться никаких записей?
   – Если это имело отношение к работе, наверняка есть, но отыскать их будет непросто, тем более после того, как он покончил с собой. Скажем, он оговорил некую особую пенсию или иную компенсацию за работу в условиях стресса – в таком случае это где-то зафиксировано, однако напомню: в интересах определенных людей бумаги имеют свойство теряться.
   – Тогда другой вопрос. Если он находился под стрессом, то зачем потребовался перевод из Вест-сайда в Голливуд?
   – Ты достал меня. А вдруг ему надоело каждый день видеть откормленные рожи знаменитостей и их подвыпивших жен?
   – Близко. Я считаю, он рвался к действиям, к рисковым ситуациям. – Я рассказал Майло об ограбленной квартире, о дешевом замке в задней двери.
   – Ничего удивительного, – ответил он. – Копы в большинстве случаев либо помешаны на ощущении нависшей над ними угрозы, либо абсолютно убеждены в полной собственной неуязвимости. Если бы люди знали, как часто жертвами преступлений становятся полицейские, доверие общества к нам упало бы еще ниже – будь это возможно.
   – Но ведь Нолан сам искал приключений – зачем ему было к ним готовиться?
   – Это уже твоя область, не моя. Складывается такое впечатление, что мы оба бежим марафонскую дистанцию с завязанными глазами. Я мог бы попытаться найти что-нибудь в бумагах, но это будет пустой тратой времени. Тебе стоило бы поговорить с его инструктором.
   – Хелена беседовала с ним. О самоубийстве он не знает, что и думать.
   – Как его зовут?
   – Бейкер, сержант.
   – Уэсли Бейкер?
   – Имени его я не знаю. Хелена сказала, что сейчас он в Паркер-центре.
   – тогда это Уэс Бейкер. – Голос Майло изменился, стал мягче, настороженнее.
   – Ты знаком с ним?
   – О да. Интересно...
   – Что?
   – Значит, Уэс вновь начал работать с новичками? Я не знал об этом, хотя, с другой стороны, мы нечасто сталкиваемся с практикантами. Послушай, Алекс, сейчас не лучшее время – да и место – для таких разговоров. Дай мне закончить с Ньютоном, и если не будет ничего срочного, я загляну к тебе вечерком. Ты никуда не собираешься?
   – Никаких планов. – Внезапно до меня дошло, что я уже час как дома, но так и не удосужился сказать хоть слово Робин. – Дам знать, если вдруг куда-то выберусь.
   – Договорились.
   Когда я вошел в мастерскую, Робин уже сняла очки и потянулась за пылесосом. При виде ребристого шланга Спайк яростно залаял – он терпеть не мог достижений нашей индустриальной эры. Луддит, а не собака. Заметив меня, он задрал голову и чуть ли не на брюхе пополз вперед, однако тут же передумал и бесстрашно бросился атаковать ненавистный агрегат.
   – Стой! – расхохоталась Робин и бросила в угол кость. Внимание пса переключилось на новый объект. – Займусь уборкой позже, когда он будет в доме.
   – Тебе не трудно найти отговорку.
   – Еще бы. – Мы обменялись поцелуем. – Как прошел день?
   – Без особых результатов. А у тебя?
   – О, я поработала на славу. – Она улыбнулась. – Только не надо меня ненавидеть.
   – За твою красоту?
   – И за нее тоже. – Робин коснулась моей щеки. – Что у тебя не так, Алекс?
   – Все так. Рыскал целый день и почти ничего не нашел.
   – Ты про убийство той маленькой девочки?
   – Да, и про другое дело тоже. Самоубийство, которое никогда нельзя будет объяснить.
   Взявшись за руки, мы вышли из мастерской, преследуемые пыхтящим Спайком, крепко сжимавшим челюстями восхитительную кость.
   Она приняла душ и надела строгий черный брючный костюм. В мочках чуть поблескивали крошечные бриллианты.
   – Как насчет того, чтобы поесть мяса? В аргентинском ресторанчике, где мы были пару месяцев назад?
   – С кучей чеснока? Чтобы от нас потом разило?
   – Это если мы оба переусердствуем.
   – Я намерен съесть целую тарелку. А потом пойдем танцевать танго или ламбаду, обдавая друг друга нежнейшим ароматом.
   – Ах, Алессандро! – Воздев руки, Робин упала в мои объятия.
   Пока Робин занималась ужином для Спайка, я переоделся и надиктовал сообщения для Майло на все три его автоответчика: рабочий, домашний и по телефону, которым в часы досуга он пользовался уже как частный детектив.
   «Блу инвестигейшнс», собственное агентство, состоящее из него одного, Майло создал несколько лет назад, когда Управление вывело его за штат. Причиной была пощечина, которую он отвесил какому-то начальнику за то, что тот не только поставил под угрозу жизнь Майло, но и отказал в доступе к базе данных Паркер-центра, надеясь спровоцировать его на применение силы, что и случилось. В конце концов Майло удалось вернуться на свою должность, но агентство он не прикрыл – так, на всякий случай.
   Этакий символ свободы. Или неуверенности. При всей болтовне о терпимости и демократичности положение детектива-гея в Управлении было далеко не беспроблемным. Не то же самоели и с Ноланом? Никогда не был женат – но ведь ему было всего двадцать семь.
   Знакомился с женщинами – когда-то. В последние годы, насколько это Хелене известно, – никаких контактов.
   Насколько Хелене известно.Но ей вообще мало что известно.
   Мне вспомнилась обстановка его квартиры. Матрас на голом попу, пустой холодильник, убогая мебель. Даже принимая в расчет беспорядок, оставленный грабителями, жилище Нолана мало походило на берлогу легкомысленного холостяка.
   Одиночка. Единственный вид флирта – броски от одной философской системы к другой, из правых политических крайностей в левые.
   И вершина всего – отказ от самого себя?
   Либо Нолан сознательно лишал себя мирских удовольствий, поскольку его уже ничто не заботило?
   Либо хотел наказать себя.
   Леманн говорил что-то о грехе,но когда я спросил его про чувство вины, мой собеседник ответил, что он не священник.
   Но не выступил ли он где-то в роли судьи по отношению к Нолану?
   Судил ли Нолан себя сам? Вынес приговор и привел его в исполнение?
   Приговор за что?
   Я представил себе молодого полисмена, сидящего в «Гоцзи» и окруженного теми обитателями ночи, которыми он был призван править.
   Вот он вытаскивает револьвер. Обнимает губами ствол.
   Символично, как и многие самоубийства?
   Последняя фелляция^[2]?
   Стриптиз перед другими грешниками?
   Полицейские кончают жизнь самоубийством куда чаще, чем остальные смертные, но очень немногие делают это при зрителях.
   – Ты готов? – послышался из-за двери голос Робин.
   – О да. Пойдем, нас ждет танго.

Глава 16

   Наблюдатель
   Психоаналитик.
   Его присутствие все осложняет; заняться им или Стерджисом?
   Стерджис – профессионал, но пока этот человек-гора лишь сидит целыми днями в своем кабинете. На телефоне, наверное.
   Чего и следовало ожидать.
   Псих оказался более подвижным. Совершил две вылазки.
   Может, удастся на этом сыграть.
   Первая поездка была к особнячку на Сикомор-стрит, где он встретился с миловидной, но явно находившейся в напряжении женщиной.
   Что означало это напряжение? Что женщина – пациентка?
   Конечно, есть и иная возможность: просто подружка. Ведь псих живет с прекрасноволосой дамой. С какой-нибудь художницей. Или скульптором – недаром она потащила куда-то за дом привезенные в багажнике деревянные чурбаки.
   Поговорив какое-то время у крыльца, парочка вошла в особняк. Пользуются моментом?
   Но привлекательная и стройная блондинка ничем не напоминала скульпторшу. Оба раза, когда он видел ту в обществе психа, их частые, беспричинные, однако столь желанные для обоих прикосновения говорили о глубокой и взаимной привязанности.
   Логика имеет весьма отдаленное отношение к человеческому поведению. На собственном непростом опыте он знал действие той ужасной саморазрушительной силы, которая грязным и мутным потоком врывается иногда в душу.
   Пробыв в доме минут двадцать, они направились в гараж. Псих держал себя несколько отстранение, видимо, состоявшийся в доме разговор оказался нелегким.
   Но ни следа враждебности. Она говорила, псих слушал.
   Внимательно, и все так же со стороны.
   Профессиональная дистанция?
   В таком случае женщина действительнопациент.
   Или родственница. Не видно никакой романтичности.
   Одетый в комбинезон электрика, он записал номер принадлежавшего блондинке «мустанга», дождался, пока пара отъедет, и без всякого труда проник через заднюю дверь в дом.
   Теперь понятно, почему женщина выглядела такой расстроенной. Ограбление.
   Он походил по комнатам, подобрал с пола несколько выписанных на имя Нолана Дала листков со счетами за услуги, вчитался в адрес.
   Позже, уже ночью, после ужина, состоявшего из холодного сандвича и бутылки минеральной воды, он пробормотал не совсем убедительную молитву, сел за компьютер и, взломав защиту, вошел в базу данных Управления автомобильного транспорта. Судя по записанному на клочке бумаги номеру, машина числилась за Хеленой Эллисон Дал, тридцати лет, блондинкой с голубыми глазами, проживавшей в Вудлэнд-Хиллз.
   Бывшая жена ограбленного Нолана?
   А где же он сам?
   Или парень тронулся и перебил все в доме, чтобы заняться затем уже супругой?
   Бедной женщине не оставалось ничего, кроме как обратиться к психиатру.
   Как бы то ни было, с убийством, похоже, это совершенно не связано.
   Предварительный вывод: отсутствующий номер 1 не входит в число егозабот. Да и номер 2 тоже – насколько об этом можно сейчас судить.
   Сумасшедшее движение в центре мешало следовать за мелькавшим впереди зеленым «кадиллаком» психоаналитика, но еще сложнее оказалось найти такое место для парковки, откуда можно было бы следить за курчавой головой, не теряя ее из виду надолго. А вот проникнуть в сложенное из песчаника здание не составило никакого труда.
   Охрана отсутствует, дежурного на месте нет, а униформа позволяет чувствовать себя совершенно спокойно.
   Как и фургончик.
   Фургоны и униформа – в них прошла почти вся его жизнь.
   Пропуском для входа мог бы послужить и небольшой чемоданчик с принадлежностями, которые были больше, чем просто инструмент электрика. Чемоданчик он держал в здоровой руке, не вытаскивая поврежденную из кармана – к чему привлекать ненужное внимание?
   Так, псих входит в лифт и поднимается на последний этаж.
   Быстро за ним. Просмотреть таблички на дверях.
   Юристы, аудиторы, банкиры... Д-р. Доктор?
   Еще один психиатр? На табличке только «консультант».
   Д-р Рун М. Леманн.
   Консультант пришел к консультанту.
   Если только псих – не состоятельный вкладчик, пришедший побеспокоиться о своих акциях.
   Вряд ли. Живет он неплохо, но в роскоши не купается. Скорее всего, все же Леманн – консультант.
   Он записал имя, чтобыпозже прогнать его через компьютер, нырнул в темную нишу коридора, откуда можно было видеть дверь кабинета, извлек из чемоданчика амперметр и принялся откручивать винты с панели освещения. Проходящий мимо человек увидит занимающегося своим делом электрика.
   Но до того момента, как получасом позже психоаналитик вышел, в коридоре так никто и не появился.
   Леманн, крупный мужчина с седыми волосами и густыми бровями, долго смотрел ему вслед тяжелым, начисто лишенным дружелюбия взглядом. Стоял и с тревогой смотрел, как Делавэр заходит в кабину лифта.
   Похоже, псих окружил себя глубоко несчастными людьми.
   Его привело сюда профессиональное заболевание?
   Леманн скрылся за дверью.
   Беседа длилась двадцать восемь минут.
   Краткая консультация? Как-то связанная с его делом?
   Закрепив панель на прежнем месте, он спрятал амперметр. Под инструментами, во втором отделении чемоданчика, лежал автоматический пистолет, другой, не тот, что в машине, но такой же, с полным магазином, завернутый в кусок черной фланели.