Келлерман Джонатан. Выживает сильнейший

   Еще одна серая – белая! – личность в униформе.
   Даже валяясь в рабочее время с книжкой на скамейке, он умудрялся не привлекать к себе внимания.
   – Значит, – проговорил Жене, – работой со Стерджисом ты доволен?
   – Да, Жене. Думаю, он и в самом деле один из лучших.
   – Так о нем говорят. – Брукер выпрямил ноги. За последнее время фигура его потяжелела, борта спортивной куртки с трудом сходились на животе.
   – У тебя есть какие-то сомнения?
   – Нет, – быстро ответил Жене. – Не в плане его работы. Все говорят, что тут он хорош. Знаешь, что меня беспокоит? То, что он – гей. Я принадлежу к другому поколению, мне этого уже не понять. В молодости мы с приятелями ходили громить голубые бары. Дурно, конечно, ничего не скажешь, но уж так я устроен. Не знаю, как относишься к этому ты, с твоей-то религиозностью.
   То же самое говорил и Зев. Как будто вера в Бога превращает человека в аятоллу.
   – Я имею в виду, что при таком раскладе тебе нужна монолитная сплоченная команда, а Стерджис к тому же еще по натуре и ковбой.
   – Мне не на что жаловаться. Он – профессионал и сосредоточивает свои усилия на самых важных моментах.
   – Ладно. Теперь о Майерсе. Знаю, ты этого не одобришь, однако встретиться я с тобой решил потому, что побывал в Болдуин-Хиллз, в доме, где он жил. Представился полисменом, поболтал с хозяйкой и жильцами.
   – Ты ставишь себя под удар, Жене, – ровным голосом произнес Даниэл.
   Да и меня заодно, мой друг.
   – Все вышло очень убедительно, поверь мне. Стерджис уже беседовал с ними по телефону, так почему бы не закончить начатое? Я сказал хозяйке, какой-то миссис Брэдли, что подъехал уточнить некоторые детали. Она чернокожая, как и я, поэтому все прошло гладко, уверяю тебя. Мне удалось повидаться с парнем, который был в отъезде, когда приходил Стерджис. Он оказался соседом Майерса, более того, самым близким ему человеком, почти другом.
   – Почти? А настоящих друзей у него не имелось?
   – У меня сложилось впечатление, что ладить с Майерсом стоило большого труда, уж слишком много в нем было амбиций. Общался он весьма неохотно, предпочитал сидеть в квартире, читать пальцами и слушать джаз. Сосед, представь себе, тоже помешан на джазе, тут они и сошлись. У него паралич, разъезжает по дому в инвалидной коляске. Сказал, что Майерс заботился о нем, заставлял проделывать всякие упражнения, пихал витамины, советовал попробовать альтернативную медицину. Паралич наступил в результате пулевого ранения позвоночника, вот парень и говорит про Майерса, будто тот чуть ли не рассчитывал «вырастить» ему новый. И все-таки они уживались. Еще он вспомнил, что Майерс собирался учиться на психолога, причем рассуждал об этом очень серьезно. Уж словами на ветер он не бросался. Но самое главное – я выяснил, что Майерс терпеть не мог школу, наоборот, он ненавидел ее, намеревался писать о ней статью по окончании.
   – Гневно-обличительную?
   – Во всяком случае, так выходит из слов соседа. Деталей Майерс ему не раскрыл. В принципе, ничего примечательного в этом нет, однако жертва наша выглядит теперь личностью, у которой потенциал недоброжелательности намного выше среднего. Думаю, необходимо выяснить, нет ли в школе человека, враждовавшего с Майерсом. Это имеет смысл еще и потому, что тот, кто истыкал его ножом, должен был тоже неплохо ориентироваться в округе.
   – Директриса уверяет, что у Майерса не было никаких проблем во взаимоотношениях.
   – Либо не в курсе, либо врет, чтобы уберечь свое заведение от нежелательного внимания общественности. Откуда нам знать, может, этот Уилсон Тенни устроился в школу сторожем и повздорил с Майерсом? Скажем, воровал какую-нибудь мелочь, а Майерс засек его. С одной стороны Тенни, убивший уже троих – не белых! С другой – слепой Майерс с дурным характером, пообещавший устроить скандал.
   Даниэл молчал.
   – Гипотеза дикая, но не абсурдная. – Жене испытующе посмотрел на друга. – Согласись, ее стоит проверить.
   – Проверю.
   – У меня полно времени, мне нечего делать. Могу смотаться в школу под видом престарелого джентльмена, готового предложить свои услуги по... – Жене вновь заворочался на сиденье.
   – Спасибо, но нет.
   – Ты уверен?
   – Уверен. У меня самое совершенное оборудование. – Даниэл помахал в воздухе искалеченной рукой.
   – Как ты собираешься все устроить, не вызвав негодования Стерджиса?
   – Найду способ.
   – Хорошо. – Жене вздохнул. – Дай мне знать, если передумаешь.
   – Обещаю. И еще, Жене...
   – Понял, понял. Не совать свой нос.
   – Я очень благодарен тебе за то, что ты сделал, но...
   – Держись в сторонке, – закончил за него Жене и рассмеялся.
   – Вещи пакуешь?
   – Хочешь сменить тему? Уже упаковал. Вся моя яркая жизнь теперь покоится в коробках и ящиках. Есть новости от агента по недвижимости. Она подыскала супружескую пару, которая будет снимать дом до той поры, пока ситуация на рынке не улучшится. Оба – врачи-терапевты, работают в госпитале Лютера Кинга, так что плата будет им по карману. Сам я в отличной форме, готов наслаждаться жизнью в краю, где много песка и солнца.
   – Замечательно. – Даниэл был рад, что Жене даже после смерти Луанны не утратил своего оптимизма. Хотя бы и чуточку деланного. – Значит, новое жилище вот-вот закончат?
   – Они обещают уложиться в пять дней. – Внезапно Жене сник. – Придется привыкать к собственной никчемности.
   – Ты мне просто необходим, Жене.
   – Ну уж. Папка, кроссовки – велика услуга... Честно говоря, Дэнни, меня очень беспокоит это дело. Оно отвратительно. Даже для таких, как мы с тобой. Чересчур. И прости меня, старика, но не похоже, чтобы у тебя намечались сдвиги.

Глава 42

   В среду утром явился Майло, рассказал о встрече с Лори-ном Буковски, руководителем местного отделения «Менсы».
   – Неплохой парень, Алекс. Был удивлен моим интересом к «Мете». Я сказал ему, что занимаюсь негласным финансовым расследованием, намекнул на кражу компьютеров и попросил не распространяться на эту тему. Он обещал держать язык за зубами, и, я думаю, ему можно верить. «Мету» он не любит из-за невыносимого, по его словам, снобизма членов клуба. Считает, будто они смотрят на «Менсу» сверху вниз.
   – Потому что «Менса» для них недостаточно интеллектуальна?
   – Буковски категорически с этим не согласен.
   – А вдруг он не выдержит и проболтается кому-нибудь из «Меты»?
   – Будем готовы и к такому повороту событий. Это может даже обернуться преимуществом; мы точно узнаем, с кем имеем дело. Уже что-то.
   – Не слишком ли ты рационален?
   – Нет, Алекс, это не рационализм, а реальность. Мы ничего не испортим. В данный момент о «Мете» ничего не известно. Даже Буковски, при всей его неприязни к членам организации, знает крайне мало. Да, они пробрались сюда с востока, обосновались в Лос-Анджелесе года два-три назад, перетянули к себе кое-кого из «Менсы» и затаились.
   – Два года. Примерно в то же время, когда вышла статья Санджера и «Утечка мозгов». А имен перебежчиков Буковски тебе не назвал?
   – Сказал, что не может. Списки конфиденциальны. Если я передумаю и решусь действовать более открыто, он согласен допустить меня на одно из собраний «Менад», где можно будет поговорить с другими. Представляешь ситуацию – элита общается с уличной чернью?
   – По-моему, для них это будет уроком.
   – Ну да. Следующий пункт: добыл налоговые декларации Зины Ламберт за последние три года. До этого весь ее доход составляла зарплата, которую она получала в лаборатории. Как ей удалось открыть магазин, пока остается загадкой.
   – Может, наследство? Нечто вроде Эндрю Десмонда?
   – У Эндрю оказались богатенькие родители? – Майло взглянул на меня.
   – Более или менее. – Я поделился деталями своей новой биографии.
   – Очаровательная личность. Да, могу сообщить, что в теле Мелвина Майерса не обнаружено никаких следов наркотика. Пирс говорит, местные дельцы его не знали, так что в улочку он зашел вовсе не для того, чтобы купить себе дозу... Значит, ты уже полностью вошел в роль секретного агента?
   – У меня каблуки напичканы микрофонами.

* * *

   В четыре позвонил Даниэл.
   – Хочу показать вам квартиру на Женесси. Пользоваться ею, возможно, и не придется, но побывать все-таки нужно.
   – Там и встретимся. Точный адрес?
   – Я нахожусь неподалеку. Если вы не против, заеду.
   Он прибыл минут через десять с большим пакетом из коричневой бумаги. Внутри оказалась одежда: легкие черные брюки, черная водолазка, после многочисленных стирок ставшая почти серой, серебристая спортивная куртка с фирменным ярлыком магазина в Сент-Луисе и черные туфли на резиновой подошве.
   – Предстоит маскарад?
   – Нечто вроде этого.
   – А нижнее белье?
   – Подберете по своему вкусу.
   – Действительно. Мне кажется, Эндрю носит трусы из розового шелка.
   Я осмотрел куртку. От подкладки исходил слабый сладковатый запах одеколона.
   – Сент-Луис, конечно, неплохой город, но Эндрю живет в Лос-Анджелесе.
   – Он не любитель ходить по магазинам. Куртку ему прислала мать.
   – Старая добрая мамочка. – Я переоделся. Куртка оказалась чуть великовата, но сидела неплохо.
   В зеркале я увидел мужчину в неброской ношеной одежде – таких в городе десятки тысяч. Бородка тоже вписывалась в образ, жесткая и густая, вот только седых волос в ней оказалось больше, чем я ожидал. Всю нижнюю часть лица, от скул до кадыка на шее, покрывала непроницаемая, хотя и коротковатая, щетина.
   Серая «тойота» стояла рядом с домом.
   Проезжая мимо Беверли-Хиллз, Даниэл протянул мне очки – круглые едва затемненные стекла в металлической бронзового цвета оправе. Я надел их.
   – Неплохо, – заметил Даниэл. – Только время от времени их стоит снимать. У вас сейчас очень подходящие для роли глаза – уставшие и красные. Ночью спали?
   – Да, – соврал я.
   – А выглядите измученным.
   – Вживаюсь.
   – У Эндрю бессонница?
   – Эндрю – не самый счастливый на земле человек.
   Даниэл улыбнулся.

* * *

   Дом на Женесси представлял собой двухэтажное серое, как наша «тойота», здание на четыре семьи, расположенное почти точно посередине между Беверли и Роузвудом. Плоская крыша, решетки на окнах – ни дать ни взять складское помещение. Входная дверь закрыта.
   – Маленький круглый ключ, – подсказал Шарави.
   Мы вошли. В покрытом дешевым синтетическим ковром коридоре пахло жареным луком. У дальней стены лестница на второй этаж.
   На двери с номером 2 висела картонная карточка – Десмонд. Моими соседями оказались Вайнштейн, Палья и Левин.
   – Оба замка открываются квадратным ключом, – негромко подсказал Даниэл.
   Квартира была темной и душной, в воздухе витал аромат уже знакомого мне одеколона, к которому примешивался легкий запах нафталина и плесени.
   Голым деревянным полам не помешал бы новый слой лака, отдельные доски чуть коробились. Белые стены, белые шторы на маленьких окнах, давно бывшая в употреблении землисто-серых тонов мебель, довольно скудная.
   Одну стену гостиной занимали полные книг стеллажи из толстой прессованной фанеры. Меж томов втиснута небольшая стереосистема тайваньского производства. Кухня, несмотря на свой убогий вид, оказалась вполне чистой. В конце узенького коридора располагалась спальня с брошенным на пол матрасом и ванная комната, где плитка местами потрескалась, а местами просто отвалилась. Рядом с ванной задняя дверь, за ней – крошечный дворик: провисшая веревка для белья и гараж на три машины.
   Я вспомнил жилище Нолана Дала. Жизнь одинокого холостяка. Куда она ведет...
   – Ну как? – спросил Шарави.
   Я осмотрелся. Старые, покрытые пятнами, потертые вещи. Никому и в голову не придет, что все это бутафория. Кто, интересно, здесь живет?
   – Отлично.
   Мы вышли во дворик. Почти засохшая трава, загаженная птицами бетонная площадка перед гаражом.
   – Позади участка небольшая улочка, – сообщил Даниэл. – У гаража два выезда – туда и сюда.
   Он достал из брюк пульт дистанционного управления, нажал кнопку. Дверь гаража поползла вверх, и я увидел небольшой желтый автомобиль – «карманн-гиа».
   Даниэл отдал мне пульт, и мы вернулись в дом. Я направился к стеллажу. Подборка музыки представляла собой небольшую коллекцию пластинок, кассет и лазерных дисков, всего штук пятьдесят: Бетховен, Вагнер, Брукнер, Малер, Бах, Кэт Стивене, Джимми Хендрикс, «Битлз», «Дорз». Ни одного современного исполнителя. Отдельные записи были помечены ярлычками музыкального магазина Аарона с Мелроуз-стрит, который уже несколько лет как закрылся.
   Библиотека оказалась более богатой: психология, социология, история, несколько изданий по антропологии, мешанина других научных дисциплин. Художественную литературу на самых нижних полках представляли Хемингуэй, Фолкнер, Керуак, Берроуз, Камю, Сартр, Беккет. Подшивки старых журналов «Эвергрин ревю», «Эрос», «Харперс», «Атлантик мансли», стопка «Нэйшн» на стопке «Нэшнл ревю». Как и Нолан, Эндрю Десмонд демонстрировал необычайную широту интересов.
   Примерно такое же беспорядочное собрание, за исключением, пожалуй, книг по политике, скопилось за студенческие годы и у меня, только квартирка на Оверленд, где я тогда жил, душная клетушка по соседству с авторемонтной мастерской, была раза в два меньше. Чтобы платить за нее девяносто долларов в месяц, мне приходилось считать каждый цент. Никакого семейного наследства, хотя бы и небольшого...
   Я раскрыл сборник тестов по психологии. От покрытых бурыми пятнами страниц исходил слабый, но какой-то тошнотворный запах, который со временем приобретают иногда старые книги... Кое-где мелькал синий чернильный штамп букинистического магазина университета штата Миссури – продавалась трижды. Текст на отдельных страницах построчно подчеркнут желтым фломастером.
   Томик поновее на ту же тему был куплен в магазине технической литературы на бульваре Вествуд, уже здесь, в Лос-Анджелесе, десять лет назад.
   Какая продуманность.
   – Чеки из магазинов тоже сохранились?
   – По-моему, Эндрю не производит впечатление человека, хранящего чеки на свои покупки.
   – То есть он не сентиментален?
   Даниэл опустился в старое кресло, и из подушки поднялось прозрачное облачко пыли.
   – Я рад, что не страдаю аллергией.
   – Да, удача. Мне следовало спросить вас об этом.
   – Все предусмотреть невозможно.
   – Вы не хотите здесь что-нибудь изменить, Алекс?
   – Во всяком случае, не сейчас. А где жучки?
   Даниэл скрестил ноги, устроив больную руку на колене, где она выглядела уродливым обгоревшим поленом.
   – В телефоне, настольной лампе в спальне и здесь. – Он ткнул большим пальцем поверх плеча в сторону оконной рамы.
   – Сколько здесь телефонов?
   – Два. Один здесь, другой в спальне.
   – Оба прослушиваются?
   – Ими, собственно, еще не пользовались. Прослушивается вся линия.
   – А что это за одеколон?
   – Простите?
   – В воздухе чувствуется запах, такой же, как от куртки.
   – Я выясню. – Ноздри Даниэла расширились.
   В наступившей тишине я различил доносившийся сверху шелест кондиционера. Где-то за окном проехала машина, слышались далекие голоса прохожих.
   – Что-нибудь еще? – спросил я.
   – Предложите.
   – Нечего.
   Даниэл поднялся, и мы направились к двери. На полпути он остановился, сунул руку в карман и вытащил листок бумаги.
   – Извините, мне нужно позвонить.
   Он вернулся к телефону, набрал номер, сказал в трубку «алло» и выслушал кого-то, еще выше подняв свои дугообразные брови. Затем, прижав трубку плечом, достал из внутреннего кармана куртки записную книжку с шариковой ручкой.
   – О'кей. Американец – eyzeh mispar? -Ручка забегала по бумаге. – Todah Lehitra'ot.
   Разговор закончился. Книжка вернулась на место, и я заметил в кобуре под мышкой матово блеснувшую рукоятку пистолета.
   – Это нью-йоркский агент, – объяснил Шарави. – Наш друг Фэрли Санджер заказал на пятницу билет до Лос-Анджелеса. Компания «Америкэн эрлайнс», рейс ноль-ноль-пять, прибывает по расписанию в семь вечера. Мы чуть было не упустили его, билет заказывался не через его фирму. Один из наших проследовал за Санджером, когда тот должен был встретиться с Хеллой Крэйнпул. Они поужинали в ресторане отеля «Карлайл», а затем отправились на такси в южный Манхэттен, в транспортное агентство, о котором мы ничего не знали. Это значит, что у него могли быть и другие поездки, нам неизвестные. За его билет платила она. Летит адвокат под чужим именем – Гальтон.
   – Фрэнсис Гальтон?
   – Почти. Фрэнк.

Глава 43

   – Пятница, – проговорил Майло. – Но Хелла остается в Нью-Йорке.
   – Продолжает заниматься своими делами, – продолжил Даниэл. – Из дома на работу и обратно, рутина. По вечерам смотрит телевизор – слышно через дверь. Предпочитает новости по Си-эн-эн и комедии. Ложится спать ровно в десять.
   Был вечер среды, мы втроем сидели у меня за кухонным столом, а Робин устроилась на высоком табурете чуть в стороне, рассеянно листая журнал «Искусство и аукционы».
   – Фрэнк Гальтон. Мерзавец возомнил себя столпом евгеники, – рассуждал Майло. – Она платит за его билет, значит, поездка связана с «Метой» или институтом Лумиса, может быть, с очереднымубийством, которое спланировано в Нью-Йорке и будет осуществлено здесь. Темп ускоряется. Если Алекс хочет сходить в книжный, то это необходимо сделать в четверг.
   – Согласен, – отозвался Даниэл.
   – А на следующий день мы сядем на хвост Санджеру. Кто отправится в аэропорт?
   – Тебе виднее, – сказал Шарави. – Насколько нам известно, лимузин к трапу он не заказывал, это оставляет нам три варианта: наемный автомобиль, такси или приятель с машиной. Если мне выдать себя за таксиста, а он сядет к приятелю, я его потеряю.
   – Значит, требуются двое. Один у выхода из зала, другой ближе к машинам.
   – Так надежнее.
   – Возьмем твоих людей?
   – Если ты не против.
   – Мне виднее, да? Еще чуть-чуть, и я поверю в безграничную свободу воли. Вот что, в аэропорт я дам тебе Петру Коннор. Ей не терпится завязнуть в деле поглубже, и она мне нравится. Вас там будет двое, делитесь, как захотите. Сам я займусь страховкой Алекса, как только он отправится к Зине Ламберт в «Спазм». Может, в четверг все закончится, а может, и нет. Никаких разговоров по телефону. Слишком многое поставлено на карту, чтобы рисковать, так?
   – Так.
   – В «карманн-гиа» установлен радиомаячок?
   – Установим.
   – Побыстрее.
   Робин на мгновение подняла голову от журнала.
   Здоровой рукой Даниэл подпер щеку; вид у него был несколько смущенный, и Майло заметил это.
   – В чем дело?
   – У меня есть кое-что о Мелвине Майерсе. Его сосед по дому говорит, будто Майерс ненавидел школу, собирался даже статью о ней написать по окончании.
   – У тебя, -ехидно заметил Майло. – Голубок на хвосте принес?
   – Голубь. Прости, Майло, мне очень жаль...
   – Большой черныйголубь?
   – Он сам захотел участвовать, Майло. Еще раз, изви...
   – Что за статью думал писать Майерс?
   – Обличительную, насколько я понял. Это может ровным счетом ничего не значить, но мне показалось, что ты должен знать.
   – когда точно тебе стало это известно?
   – Вчера вечером.
   – Я и сам собирался сходить к нему домой. И в школу тоже. Но теперь, когда ты займешься Санджером, а я буду опекать Алекса и пытаться найти Уилсона Тенни, силы наши распылятся.
   – Если ты видишь в этом смысл, я мог бы сходить в школу еще до прилета Санджера. – Даниэл тряхнул увечной кистью. – Расскажу им печальную историю ранения, поведаю о надежде начать новую жизнь.
   Майло посмотрел на искалеченную ладонь.
   – Расхаживать всюду и задавать вопросы – роль более активная, чем мы договаривались.
   – Знаю.
   – Хорошо. Но речь идет только о кратком деловом визите. Тебя интересует возможность получения профессии, пришел узнать, что они тебе смогут предложить. Все.
   – Майерс изучал компьютер. – Даниэл согласно кивнув. – Скажу, что интересуюсь тем же. Это мне знакомо, я же посещал центр реабилитации в Израиле.
   Я вспомнил, как ловко он одной рукой управлялся с клавиатурой.
   – У них не возникнет никаких подозрений, – продолжал Шарави.
   – Ладно. Пусти слезу. Затронь самые тонкие струны их сердец. Но будь осторожен. Не хватало еще дурацких международных инцидентов.

Глава 44

   Четверг.
   Спал я спокойно и крепко, однако проснулся в шесть, отняв пальму первенства у Робин. Лежа на спине, я вслушивался в ее мерное дыхание и думал о том, каково быть Эндрю Десмондом.
   В половине седьмого Робин открыла глаза и посмотрела на меня. Мы поцеловались.
   – Сегодня, – бросила Робин.
   – Просто зайду в книжный магазин. Много времени это не отнимет.
   – Надеюсь. А в какое время Даниэл подъедет?
   – В девять.
   Робин взъерошила мои волосы и перевернулась на бок. Мы оба поднялись с постели. Она накинута халат, туго перетянув талию пояском. Я положил руки на ее плечи.
   – Все будет нормально.
   – Знаю. – Робин повернулась ко мне лицом, крепко, едва ли не яростно поцеловала в щеку и как ни в чем не бывало направилась в ванную.
   Любовью мы занимались вчера дважды, и во второй раз она сказала, что чувствует себя грешницей.
   Подъехавший ровно в девять. Даниэл уездил меня в кухне, накрыл мои плечи черной простыней и защелкал ножницами, в результате чего минут через пять я стал походитъ на новобранца.
   – Вы ко всему прочему еще и парикмахер?
   – Был им в армии. Там учишься многому. Хотя открыть салон модной прически мне не по сипам.
   Он протянул мне ручное зеркальце.
   После стрижки седина проступила заметнее, на черепе я увидел какие-то выступы и шишки, о которых раньше и не подозревал. Я стал выглядеть лет на десять старше, но зато фунтов на десять худее. Короткие волосы и бородка наводили на мысль о яром приверженце ислама.
   Я надел затемненные очки. Скорчил гримасу.
   – Улыбнись, – послышалось из-за спины.
   У двери в кухню стояла Робин. Мне оставалось лишь подчиниться.
   – О'кей, я рада, что ты – это все-таки ты.
   Но ответной улыбки не было.

* * *

   Даниэл установил на треноге профессиональный «поляроид», сделал не меньше трех десятков снимков, исчез и вернулся через час с готовыми водительскими правами на имя Эндрю Десмонда. Отличить их от настоящих было, на мой взгляд, невозможно. Я сунул права в бумажник, где уже лежали все остальные фальшивки.
   – Очень рассчитываю на то, что полиция меня не остановит.
   – Не произойдет ничего страшного – мы смогли ввести номер и серию прав в их компьютер. Ты закончил Институт психологии Западного побережья. Слышал о таком?
   – Не приходилось.
   – Он прекратил свое существование десять лет назад. Специализировался в заочной подготовке кандидатов и докторов по педагогическим наукам и психологии. Офис занимал однокомнатную квартирку в Вествуд-Виллидж. Пятьдесят три выпускника, и ни один, по нашим сведениям, не получил лицензию на практическую деятельность.
   – Значит, работают профессиональными друзьями человека и денег имеют на этом в два раза больше.
   – Может быть. Доступ к чужой душе иногда неплохо окупает себя. А диплом, кстати, недешев. Обучение стоило девятнадцать тысяч в год.
   – Действительно дорого. Поэтому они и закрылись?
   – Набор ежегодно падал. – Даниэл пожал плечами. – Бывший декан занимается сейчас страховым бизнесом в Орегоне. Ученую степень он присвоил себе сам. Сначала институт получал определенную дотацию из федерального бюджета, но потом правительство решило сэкономить.
   – А вы детально подготовились.
   – Более детально, чем предполагалось. Разрабатывая вашу легенду, я выяснил, что институт Лумиса тоже принимал участие в организации подобных курсов, их прозвали пекарнями дипломов. Одна школа была открыта во Флориде, другая – на Виргинских островах. Это облегчало освобождение от налогов, хотя в данный момент нам известно лишь то, что Лумис предоставлял стипендии слушателям.
   – Где же вы все это разузнали?
   – Из книги, которая явилась ответом на «Утечку мозгов». Единственная стоящая находка в Интернете. Сборник статей. Мое внимание привлекла одна из них, написанная профессором университета в Миссисипи, там он рассуждает о защите дипломных работ. Так вот именно этот профессор раскопал, что школа на островах как-то связана с Лумисом, и вполне вероятно, что там велись исследования по евгенике.
   – Сборник – это случайно не «Наука наизнанку»?
   – Да. Вы читали его?
   – Отыскал, но до чтения не дошло: подумал, зачем это нужно, если я априори согласен с авторами. Как зовут профессора?
   – Бернард Юстэйс.
   – Думаю, вы уже вошли с ним в контакт.
   – Мы пытались. – Взгляд Шарави стал жестким. – Но он умер четырнадцать месяцев назад.
   – Как?
   – Автомобильная авария. Навещал родителей в Миссисипи, и поздней ночью машину на дороге занесло.
   – О Господи.
   – В полицейском протоколе зафиксирована смерть в результате дорожной аварии, Алекс. Может, так оно и было. Мы с Майло решили, что на данном этапе уточнять детали слишком рискованно, поскольку все случилось в сельской местности, и вопросы, задаваемые чужими полицейскими, могут кого-нибудь насторожить. – Пальцы его здоровой руки теребили край скатерти.