Керк Синтия. Леди и лев

   – Но все это время вы вели себя как истинный джентльмен.
   Он не мог удержаться от смеха, хотя и чувствовал растущее беспокойство. Неужели он ошибся? Может быть, дерзкая миссис Фэрчайлд не такая самоуверенная, какой кажется? Со вздохом он отпустил ее руку.
   – Я считаю, что большинство джентльменов слабые и лживые. Мне будет обидно, если вы посчитаете меня одним из них.
   – Нет, вы настоящий джентльмен. И хороший человек. Он вздохнул:
   – Кажется, мое чутье притупилось. Я думал, вы тоже симпатизируете мне, Шарлотта. Простите меня.
   У нее перехватило дыхание.
   – Вам нет нужды просить у меня прощения.
   – Что вы этим хотите сказать?
   Он внезапно почувствовал себя беззащитным, как мальчишка. Ему нравилась эта неопределенность, она позволяла ему еще раз почувствовать себя юным, наивным, когда слова вылетают прежде мыслей, а весь мир лежит перед ним, полный скрытых возможностей. Шарлотта теперь казалась ему одной из этих возможностей.
   – Вы мне нравитесь, Дилан. Много раз я говорила себе, что вы мне нравитесь больше всех мужчин, каких я когда-либо знала.
   Он снова потянулся к ее руке. Ее пальцы дрожали, он гладил их, наслаждаясь их нежной кожей и трепетом. Он прикоснулся губами к ее руке. Когда он дошел до безымянного пальца, то остановился. Мягким, но быстрым движением он быстро снял с нее обручальное кольцо.
   – Мое кольцо! Верните его мне.
   Он сунул кольцо в жилетный карман.
   – Это мое обручальное кольцо! Оно не может оставаться у вас.
   – Я спрячу его всего на несколько минут. Мне необходимо узнать, что мы чувствуем друг к другу, моя дорогая. И я не хочу, чтобы кольцо напоминало нам вашего покойного мужа.
   – Но оттого, что вы сняли кольцо, я не забуду Йена. В этот момент он взял обе ее руки в свои ладони.
   – Я немножко знаю женщин. Но я мало знаю вас. Не так, как мне бы хотелось, – он поцеловал ее руки, – и не так, как мне следовало бы.
   Она не отпрянула от него.
   – Я вдова. Это неправильно, что я…
   – К черту манеры и правильные речи. Вы не сделали еще ни одной правильной вещи в своей жизни, кроме этой бесконечной скорби, в которую вы себя сами погрузили. – Он притянул ее к себе.
   Ее лицо оказалось всего в нескольких дюймах от его лица. Он мог ощущать ее сладкое дыхание на своем лице, запах жасмина, который исходил от ее бледно-золотистых волос.
   – Я мечтал о вас с того самого момента, когда вы выехали навстречу мне в песках. – Коснувшись ее ладони губами, он ее слегка укусил. Она вздрогнула, но руки не отняла.
   – Горячая молодая женщина на верблюде, накачанная бренди, готовая вцепиться мне в волосы. Удивляюсь, почему я тогда не перекинул вас через седло и не ускакал прочь.
   – Я ничего не помню из этой встречи, – прошептала она, едва дыша. – Мне кажется, вы именно это и сделали.
   Он повернул ее к себе, и их губы почти соединились.
   – Так, значит, вы думаете, я поскакал с вами в пустыню?
   – Да?! – прошептала она.
   – Может быть. Может быть, я увез вас и положил на песок в углубление между барханами. Может быть, я стащил с вас ботинки и поцеловал ваши обнаженные пятки.
   У нее вырвался нервный смешок.
   – Вы этого не делали!
   – Откуда вам знать? – Он наклонился и поцеловал ее в щеку. У нее вырвался болезненно сладкий вздох. – Может быть, вы позволили мне снять с вас вашу амазонку и эту пропотевшую блузку, которая тогда была на вас. Потом вы позволили мне распустить ваш корсет.
   И он поцеловал ее другую щеку.
   – Я никогда не ношу корсет в пустыне. – Она погладила его по щеке. Он почувствовал, что дрожит. Ни одна женщина еще не заставляла его дрожать от страсти.
   – В тот день вы были пьяны, моя дорогая. Вы могли надеть десять корсетов и даже не вспомнили бы об этом.
   Она засмеялась и прижалась щекой к его щеке. И неожиданно показалась ему очень хрупкой. И очень ранимой. И такой желанной – как спрятанное в горячих песках сокровище.
   – Наверное, я снял с вас одну за другой все тряпицы, что на вас были надеты, а потом сбросил свою одежду, – продолжал он. – И мы занимались любовью посреди пустыни, под ярким солнцем, совершенно нагие.
   – Нагие, – отозвалась она как эхо, озадаченно и удивленно.
   – Барханы мягче пирамид, дорогая моя. Ведь вы не отказали бы мне в любви на песчаных барханах, правда? – Он провел губами по ее губам.
   Проклятие, он должен попробовать ее на вкус. Он должен узнать, как это бывает, когда она чувствует к нему то же, что и он к ней.
   Первый поцелуй испугал его своей грубой силой, страстью, желанием, которую они не в состоянии были скрыть. У нее был грешный рот, мягкий, влажный и податливый. Он едва перевел дыхание и снова прильнул к ней. И почти в это же мгновение он почувствовал, что ее губы раскрылись ему.
   Он и не представлял, что настолько голоден, настолько близок к тому, чтобы потерять над собой контроль. Эти месяцы в Британии притупили его инстинкты, так что он даже не осознавал, как сильно его может захлестнуть жажда женщины. Он крепко прижал ее к себе. Это было единственное, что он мог сделать, чтобы заставить себя сдержаться, чтобы не сдернуть с нее ее черные шелка и не погрузиться в ее плоть.
   Он был очарован ею с того самого мгновения, когда увидел ее скачущей по пустыне ему навстречу. И все эти недели в Британии постепенно подтачивали его обычное презрение к европейским женщинам, к их высокомерию и благовоспитанности.
   Но Шарлотта Фэрчайлд была совсем другая. Ни одна женщина – ни европейская, ни туземная – не была похожа на нее. Она была ослеплена Египтом и была безразлична ко всему остальному. Точно так же, как и он. То, что она все эти два с половиной года оставалась в тисках общественного мнения, нисколько не повредило ее натуре.
   Но он знал, что львица только и ждет случая, чтобы показать свои когти.
   Он приподнял ее и обнял. Она не сопротивлялась. Напротив, ее руки обвили его шею, и она прижалась к нему. Он наслаждался ощущением ее тела. Волнение ее груди, биение сердца, мягкое прикосновение ее рук.
   Его язык проник в ее рот, и он застонал, когда почувствовал, что она отвечает ему. По вкусу она была похожа на шербет, который подавали на десерт. Как он терпел столько времени? Тот Дилан, каким он был пять лет назад, не стал бы так долго ждать. Он давно взял бы ее в Ассирийской галерее или раздел посреди внутреннего дворика в музее, и полуденное солнце осветило бы каждый дюйм ее желанной плоти.
   – Дилан… – простонала она.
   Он стал действовать настойчивее, горячее. Под вдовьим трауром скрывалась женщина, которая разгорелась от мужского прикосновения. От его прикосновения. А он так долго не был с женщиной. Сначала многие месяцы тяжелой работы в пустыне, затем работа с Коллекцией в Лондоне. Но больше он не может терпеть.
   Он целовал ее шею, а руки расстегивали мелкие пуговки ее, платья. Удивляясь собственному самообладанию, Дилан осторожно потянул шуршащий черный материал и освободил ее плечи. С каким наслаждением он целовал ее. Ее кожа была солоноватой и пахла духами. Он сдерживался, чтобы не впиться в нее зубами. Ему хотелось не только целовать ее, но и поглотить всю целиком.
   – Вам не следует раздевать меня, – прошептала она. Но через мгновение она сама вытянула вверх руки и помогла ему спустить платье еще ниже.
   Ее дыхание стало быстрым и прерывистым, и он становился все более настойчивым с каждым ее стоном. Под расстегнутым платьем он увидел ее грудь, выступающую над корсетом. Он стал ее ласкать, легонько целуя то одну, то другую грудь. Она так вздрогнула, что страстное желание захлестнуло его с новой силой.
   Прикосновения к Шарлотте доставляли ему такое же наслаждение, как если бы он взбирался на пирамиду Хеопса или впервые рассматривал древние статуи в Абу-Симбеле. Это было необыкновенно и восхитительно. Кожа ее была нежной, как шелк.
   – Как ты прекрасна, – пробормотал он, и его губы прижались к ней.
   Он почувствовал, как ее пальцы погрузились в его волосы. Она была напряжена, как будто тоже изо всех сил старалась сохранить контроль над собой.
   В этот момент экипаж резко дернулся и остановился, так что они чуть не упали.
   Во внезапной тишине единственным звуком, который он слышал, было затрудненное дыхание Шарлотты.
   – Мы дома. – С разочарованием он смотрел, как она торопливо вдевает платье в рукава, ловко застегивает пуговицы сзади на спине. В голове Дилана был туман, но он сообразил, что его одежда тоже не совсем в порядке, и постарался расправить ее.
   У них было всего несколько секунд, чтобы привести себя в порядок. Дверца экипажа почти сразу же распахнулась.
   – Надеюсь, это ты, Шарлотта? – У раскрытой дверцы стояла Кэтрин. – Ты не представляешь, случилось что-то ужасное!
   Забыв обо всем, Шарлотта бросилась к сестре:
   – Что-то с мамой? С Майклом? – Она была уже на полпути к крыльцу, когда Кэтрин остановила ее.
   – С ними все в порядке, – уверила ее сестра. Дилан выпрыгнул из кареты.
   – Так что же стряслось?
   – Нефер. Она пропала. – Кэтрин схватила Шарлотту за руку. – Я уверена, ее украли.

Глава 9

   – И ты пришел в Скотланд-Ярд, потому что кто-то украл кошку? – Детектив-инспектор Самсон Поуп, казалось, не знал, смеяться или выставить Дилана из кабинета.
   – Я понимаю, тебе смешно, но это животное значит очень много для своей хозяйки. – Дилан чувствовал себя неловко под недоверчивым взглядом приятеля.
   – Так кому принадлежит эта кошка?
   – Шарлотте Фэрчайлд.
   Полицейский инспектор насмешливо улыбнулся, чем еще больше смутил Дилана.
   – Понятно. У хорошенькой молодой вдовы сбежало полосатое сокровище, и она послала тебя в Скотланд-Ярд, чтобы организовать поиски.
   – Не болтай глупостей. Шарлотта не знает, что я здесь.
   – О, я не осуждаю тебя, что ты хочешь оказать ей услугу. Миссис Фэрчайлд очаровательная женщина. У нее такие изумительные золотые волосы.
   Дилану не понравился поворот, который принимал их разговор.
   – Извини, но дело не в Шарлотте, а в ее кошке.
   – Ну что ж, тогда продолжим. Дилан подался вперед на стуле.
   – Она привезла эту кошку с собой из Долины Амона. Нефер напоминает ей о Египте, поэтому она всегда старается держать ее при себе. Я еле уговорил ее не брать кошку с собой на представление в театр. – Дилан нахмурился. – Я уже готов винить себя за то, что случилось.
   – Почему ты должен себя винить? Если мне не изменяет память, она говорила, что вдовствует уже два года или даже больше. Я хочу сказать, что не понимаю, почему ты так беспокоишься о том, что нарушил ее траур.
   – Нет, я переживаю совсем не из-за этого. Самсон удивленно поднял брови.
   – Да, совсем не поэтому, Сэм. Позволь, я сначала объясню тебе, каким образом я имею отношение к тому, как она стала вдовой.
   – Может быть, ты хочешь, чтобы я допросил тебя? – Самсон указал на кучу папок, лежавших на столе и на полках по всем стенам его кабинета. – В моей практике было с полдюжины дел, когда жена и ее возлюбленный отправили на тот свет опостылевшего мужа. Если ты готов дать признательные показания, то сэкономишь мне кучу времени и избавишь от писанины.
   – Очень остроумно. – Дилан отпил чай, который налил ему Самсон, и поморщился. Это было какое-то странное зеленое варево с резким металлическим привкусом.
   – Почему ты не можешь предположить, что кошка убежала по своим кошачьим делам?
   – Нефер никогда не покидала дом без поводка. И к тому же она слишком предана Шарлотте. Она не из тех животных, что гуляют сами по себе. В любом случае в доме налицо явные доказательства вторжения. Окно около буфетной вскрыто снаружи.
   – Значит, мы можем предположить, что некто проник в дом перед тем, как вы приехали приблизительно в полночь. – Самсон отхлебнул из своей чашки. – Но почему слуги ничего не слышали?
   – В доме прошлой ночью никого не было, только кошка. Поскольку леди Маргарет и все остальное семейство собирались провести весь вечер в театре, они отпустили слуг на ночь. – Дилан пожал плечами. – В это время кто-то мог проникнуть в дом.
   Самсон встал, чтобы налить себе еще чаю.
   – Хорошо, я подумаю, что тут можно сделать. – Он указал на пачку бумаг у себя на столе. – У меня застопорилось расследование дела об убийстве на дороге Ватерлоо, так что не могу поручиться, что смогу уделить много времени этому подлому похищению.
   Дилан почувствовал себя идиотом, но продолжал стоять на своем:
   – Я высоко оценю любое время, которое ты или твои люди смогут посвятить этому делу.
   – Пожалуй, я сам за него возьмусь. Не осмелюсь попросить ветеранов Скотланд-Ярда за него взяться. Если я пошлю своего сотрудника выслеживать какую-то плюшевую кошку, это будет означать конец моей карьеры. – Самсон хмыкнул.
   – Она не плюшевая. Нефер очень крупное животное, рыжевато-коричневая кошка с янтарными глазами. У нее на шее ошейник с рубинами.
   – Рубины настоящие? – быстро спросил Самсон. Дилан кивнул.
   – Так, может быть, мы здесь имеем дело с воровством драгоценностей, а не с похищением кошки?
   – Если это убедит тебя предпринять хоть какие-то усилия, чтобы найти кошку, можешь считать и так. – Дилан со вздохом откинулся на спинку стула. – Прошу тебя, сделай все, что в твоих силах. Шарлотта ужасно расстроена. Если с Нефер что-нибудь случится, ее ничто не сможет утешить.
   – А я-то всегда думал, что у тебя огромный опыт по части утешения женщин.
   – Ничего ты не понимаешь. – Дилан поднялся, поставив чашку на стол. – У меня довольно странные чувства по этому поводу.
   – Пожалуй, это из-за чая, что я тебе заварил, – шутливо заметил Самсон, хотя его проницательные глаза внимательно следили за взволнованным другом. – В Индии требуется целый день работать, чтобы по достоинству оценить его. Никак не могу научиться правильно его готовить.
   – Это не из-за твоего ужасного чая. Мне кажется, я знаю, кто украл кошку.
   – Ну так, значит, ты сам раскрыл дело. И я тебе совсем не нужен.
   – Хотелось бы, чтобы так оно и было. – Дилан тряхнул головой. – Все спуталось в каком-то дьявольском клубке.
   – Послушай, Дилан, это же обычная пропавшая кошка. Я понимаю, Шарлотта от нее без ума, но только за один последний месяц мы выудили из Темзы девяносто три мертвых тела. Большинство из них со следами насильственной смерти. – Самсон подошел к открытому окну, которое выходило на реку. – По сравнению с этим дело о сбежавшей кошке кажется смешным недоразумением.
   Дилан тоже подошел к окну. День был облачным, но теплым. Легкий ветерок проникал через окно в небольшой кабинет, принося с собой запахи рыбы и отбросов, гудки пароходов и звуки толпы.
   – Если бы дело касалось только кошки, Сэм, я бы справился сам. Сейчас в Лондоне находится один турок, которого зовут Ахмед Вартан. У меня есть сильное подозрение, что именно он украл кошку. Но есть кое-что еще. – Дилан сунул руку в карман. – Прошлой ночью я снял вот это с пальца Шарлотты и забыл вернуть ей обратно.
   Он раскрыл кулак. Посередине ладони лежало золотое кольцо.
   – Могу я поинтересоваться, зачем ты его снял?
   – Это не так важно. Иди сюда, посмотри на него.
   Самсон взял кольцо из рук Дилана и поднес его к окну. Провел пальцем по гравировке, которая опоясывала кольцо по окружности.
   – Похоже на старинное.
   – Да уж наверное, кольцо, которому больше четырех тысяч лет, будет казаться старинным.
   – Египетское? Дилан кивнул:
   – Найдено при раскопках в Секкаре четыре года назад. Я как раз в то время руководил там раскопками.
   – Значит, его украли?
   – Да, и боюсь, что знаю, кто украл его, – криво усмехнувшись, произнес Дилан.
   – Ты сказал, что кольцо принадлежит миссис Фэрчайлд?
   – Это ее обручальное кольцо.
   – Понятно. – Самсон нахмурился. – Значит, это ее муж украл его?
   – Сомневаюсь, чтобы Йен Фэрчайлд сам проник ночью в наш лагерь и украл его. Но тем не менее на нем лежит определенная ответственность.
   Самсон еще раз внимательно рассмотрел украшение.
   – Я не эксперт по египетским древностям, но сдается мне, что там, в пустыне, порядочно закопано золотых колец. Может быть, это кольцо просто похоже на то, что выкопал ты?
   – На нем выгравировано: «Возлюбленная жена, возлюбленная голубка, возлюбленная Нахепсат». Это кольцо из гробницы царицы Нахепсат. Я знаю это совершенно точно, потому что своими руками распечатал эту гробницу. И я нашел это кольцо. – Дилан взял кольцо из рук Самсона. – Нахепсат была женой фараона Акербада III, который умер на семь месяцев раньше ее. Она была первой и последней его женой. Таких колец в пустыне больше нет. И его украли.
   Самсон присел на подоконник. Речной ветерок взъерошил его волосы.
   – Я слышал, ты в Египте занимался подобным бизнесом.
   Лицо Дилана сделалось жестким.
   – Откуда ты это знаешь?
   – Ты забываешь, мой друг, что с тех пор, как мы покинули Кембридж, я стал профессиональным полицейским. Семь лет в индийской полиции. По нашим каналам циркулирует много полезной информации.
   Дилан спрятал кольцо в карман.
   – Значит, я все эти годы из кожи вон лезу, чтобы никто ничего не пронюхал, а тут всей полиции известно, за что я отвечаю в Египте.
   – Нет, не всей полиции. Знают только те, кто такой же ловкий и умный, как и ты. И конечно, те, кто еще ловчее.
   – Как-нибудь нам с тобой надо пообедать вместе и порассказать друг другу обо всех своих приключениях.
   – Это еще успеется. – Самсон, казалось, был явно озадачен. – Но я не понимаю, что такого ужасного ты увидел в этом кольце. Йен Фэрчайлд мертв, так что, даже если он руководил вором, какой тебе сейчас от этого прок?
   – Он наверняка работал не один. В одиночку обшарить такой раскоп, как Секкара, невозможно. – Дилан подошел к столу и взялся за шляпу. – Единственное, что я от тебя хотел бы получить, – это информацию.
   – Информацию о грабителях и расхитителях гробниц в Египте?
   – Мне нужна информация о грабителях и скупщиках драгоценностей в Лондоне. – Дилан пригладил волосы и надел шляпу. – Мне уже казалось, что я покончил со всем этим. Теперь я хочу стать наконец настоящим ученым.
   – Да, я слышал, – сказал Самсон тихо. – Похоже, что эта работа у тебя тоже неплохо получается.
   – Не слишком хорошо. Когда ты долгое время вел определенный образ жизни, потом очень тяжело свернуть с привычного пути. – Дилан потрогал листок бумаги в своем кармане. Было видно, что он колебался. – Я ужасно себя чувствую.
   – Ты действительно неважно сегодня выглядишь. Снова малярия?
   – Нет. Я совсем не спал предыдущей ночью. – Дилан сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. После всего, что он пережил в Египте, ему нельзя сейчас быть нерешительным. – Тебе не кажется, что я сошел с ума?
   – Действительно, есть немного. Но я это отношу на счет того, что тебе много лет слишком сильно пекло голову.
   – И слишком много лет я провел в обществе воров и мерзавцев. Мне кажется, что некоторые из них преследуют меня и здесь.
   – Ты думаешь, они теперь действуют на черном рынке в Лондоне?
   Дилан кивнул.
   – Надеюсь, что пропажа кошки связана с попыткой Ахмеда запугать нас и заставить отказаться от выставки по Долине Амона. Но может быть, все гораздо серьезнее. Мне не нравится, что у Шарлотты оказалось ворованное кольцо. Мне все это ужасно не нравится. Такое ощущение, что вокруг меня кругами ходит какой-то давнишний враг и круги становятся все уже и уже… – Голос Дилана дрогнул: он снова вспомнил о пожаре в Каире.
   – Ты, наверное, думал, что жизнь ученого гораздо легче, – сказал Самсон, сочувственно улыбаясь.
   – Смешно, как иногда некоторые вещи выплывают наружу. Именно тогда, когда ты решил наконец в корне изменить свою жизнь, прошлое встает перед тобой и призывает к ответу… – Дилан умолк.
   – Так о ком же мне надо навести справки? – нарушил молчание Самсон.
   Дилан вытащил из кармана пиджака листок бумаги.
   – Я написал список. Здесь Ахмед Вартан, затем Йен Фэрчайлд, Барнабас Хьюз, сэр Томас Хэйверс, – он сделал паузу, – сэр Реджинальд Грейнджер.
   – Грейнджер? Это не отец миссис Фэрчайлд?
   – Все они большие знатоки египетской древности. Мало кто может превзойти сэра Реджинальда в этой сфере.
   Самсон взял из рук Дилана список. Пробежав его глазами, он помрачнел.
   В такие моменты Дилан хотел бы стать беспринципным и аморальным, каким его изображали в бесчисленных рассказах. Тогда он смог бы придумать другой способ выяснить, почему бесценное произведение искусства было украдено и продано на черном рынке. Но он не был тем безответственным негодяем и развратником, каким его представляли.
   Ну что ему стоило удержать себя в руках прошлой ночью?! Он совсем потерял над собой контроль. С чего ему пришло в голову снять с нее кольцо? Если бы он этого не сделал, его совесть была бы сейчас совершенно чиста и его не терзали бы сомнения. Но он не хотел вечно помнить о ее трауре. Ему надоели ее мрачные одеяния. У него не было возможности сдернуть с нее это отвратительное черное платье (хотя он и страстно желал этого) – поэтому он снял только обручальное кольцо.
   В особняке их встретил переполох, поднявшийся из-за пропажи Нефер, и он совершенно забыл, что оно у него в кармане. Он обнаружил это, когда вернулся в свои меблированные комнаты на Рассел-сквер.
   И вот теперь с этим кольцом он пришел в Скотланд-Ярд.
   – Если существует контрабандный канал по доставке в Лондон украденных древностей, – продолжал рассуждать Дилан, – то сэр Томас или Ахмед Вартан – самые первые кандидаты на роль посредников. У меня есть подозрения и насчет Барнабаса Хьюза. Он сейчас работает ассистентом в музее. Мне необходимо знать все их связи в прошлом и настоящем, с живыми людьми и с уже умершими.
   Дилан открыл дверь кабинета.
   – Я попробую тебе помочь, Дилан. Воровство на таком высоком уровне – это серьезное преступление. Пожалуй, на поиски этой кошки стоит потратить немного времени.
   – Спасибо. Да, еще одно. Дай мне слово, что любая обнаруженная тобой информация сначала станет известна мне. И только после этого ты будешь предпринимать официальные действия, если в этом возникнет необходимость.
   – Согласен. Но все равно, даже если я сначала по-дружески передам тебе собранную информацию, потом мне все равно придется выполнить свой долг полицейского.
   – Договорились.
   Уже в дверях Дилан обернулся:
   – Да, Сэм, мне нужна информация обо всех лицах, указанных в списке.
   – Хорошо. Если обнаружится какой-нибудь криминал, я сам этим займусь.
   – Отлично, полагаюсь на твое слово.
   Это было именно то, на что Дилан надеялся. И чего опасался.
 
   Когда Дилан ушел, Самсон снова подошел к окну. Он любил свой кабинет, ему нравился вид, открывавшийся из его окна. У его начальника, который работал на втором этаже, не было возможности отдыхать, глядя на скользящие по реке лодки и чистую, прохладную воду. Может быть, когда он поднимется еще на одну ступеньку служебной лестницы, то не станет менять кабинета. Но сначала ему надо разобраться с убийствами на дороге Ватерлоо. А также с исчезновением кошки и операциями на черном рынке.
   Действительно, теперь это дело о пропавшей кошке казалось ему весьма интересным. Дилана Пирса товарищи по Кембриджу в свое время называли Дон-Жуаном Тринити-колледжа. Теперь он сам, видимо, попался в сети молодой вдовушке-блондинке, которая без ума от кошек. Самсон подивился безрассудству своего друга. Не хотел бы он оказаться на его месте.
   Этажом ниже часы пробили один раз. Это были фамильные часы, принадлежавшие комиссару. Ее величество наградило ими его деда за то, что тот раскрыл дело об убийстве ее ливрейного лакея. Самсон был детективом, который отвечал за расследование убийств, но благодарность – и вместе с ней часы – всегда доставалась комиссару. Он поклялся себе, что так не будет продолжаться вечно. Если он раскроет убийство на дороге Ватерлоо, тот кабинет начальника в башенке на втором этаже – не важно, решит он оставить его за собой или нет – в один прекрасный день станет его. Да, Самсону Поупу не нужны женщины, чтобы пробить себе путь наверх. Честолюбие в этом деле гораздо важнее любви.
   Значит, дело совсем плохо, если Дилан включил в список подозреваемых даже отца миссис Фэрчайлд. Он, наверное, очень любит эту вдову. Можно даже сказать, что он просто потерял голову. Прошлой ночью он обратил внимание, как Дилан жадно ловил каждое слово этой молодой женщины, как его глаза загорались всякий раз, когда она смотрела в его сторону.
   И вот теперь, в этом кабинете, он просил Скотланд-Ярд собрать информацию не только о ее покойном муже, но также и об отце. Самсону стало жалко обоих – и Дилана, и Шарлотту. Ясно, что их отношения не так безоблачны, как ему показалось.
   Самсон еще раз просмотрел список подозреваемых и удивленно присвистнул.
   Последней в списке была Шарлотта Фэрчайлд.
   Он покачал головой.
   Было бы гораздо лучше, если бы эти двое еще не успели друг в друга влюбиться. Потому что Самсон опасался, что их романтические чувства не имеют будущего.
 
   Такого искреннего горя Шарлотта не испытывала с того дня, когда Йен остался погребенным в гробнице. Прошлой ночью ее несколько раз захлестывал стыд, когда она замечала, что даже больше переживает из-за пропажи Нефер, чем тогда, когда погиб ее муж. Это заставляло ее снова и снова казнить себя. Она обманщица и лгунья, расчетливая, самовлюбленная лицемерка.