Керк Синтия. Леди и лев

   – Как вы смеете?! – Голос пожилого мужчины дрожал. – Йен был прекрасным археологом, достаточно квалифицированным, чтобы предпринять все меры предосторожности. Нет, гробница все равно рухнула бы, независимо от того, сколько подпорок там было бы еще поставлено. Но Йена там не было бы, если бы в дело не вмешалась его жена.
   – Если вам обязательно надо кого-то обвинить, вы можете с таким же успехом обвинить в смерти Йена Фэрчайлда и меня. В конце концов именно я расторг соглашение о покупке участка.
   – Да, но только после того, как эта упрямая самка отговорила вас от этой сделки. Что она такое сделала, чтобы уговорить вас? Наверное, пустила в ход слезы? Или, может быть, предложила вам себя в качестве выкупа, как ваши каирские танцовщицы?
   – Держите себя в руках!
   – Время меня достаточно потрепало, мне теперь ни к чему стремиться быть джентльменом. Она пыталась совратить вас, не правда ли? Вы же были совсем одни там, в пустыне. Да к тому же она была пьяна.
   – Да, но зато я был трезв! – Дилан заставил себя вспомнить, что сэру Томасу почти семьдесят. Будь на его месте любой другой мужчина, он уже давно бы заткнул ему глотку.
   – Вы так уверены в этом?
   – Не хотелось бы доставлять вам удовольствия, но вот уже три года я выпиваю не больше двух рюмок ликера за один раз. Если вы уверены в обратном, значит, вы так же заблуждаетесь на мой счет, как и в отношении Шарлотты.
   Сэр Томас еще больше нахмурился:
   – Ах вот как, уже и Шарлотта? Я заметил, что и вас она называет Диланом. Можно вообразить, какие нежности вы проявляете друг к другу, когда никого нет поблизости.
   – Мне кажется, у вас слишком буйная фантазия. Вам стоит дать отдых вашему воспаленному воображению.
   – Только после того, как я получу от вас заверение, что миссис Фэрчайлд больше не появится на территорию музея.
   Дилан скрестил руки на груди.
   – Она приходит сюда каждый день. Так будет продолжаться и впредь.
   – Я пожалуюсь Колвиллам и посоветую им прикрыть этот балаган.
   Дилан в ответ пожал плечами:
   – Делайте что хотите. Но Колвиллы суеверные люди и близко к сердцу принимают все, что им говорит их астролог. Они и шагу не ступят без ее совета.
   – Неужели?
   – А астролог у них – тетушка Шарлотты. – Дилан не мог сдержать усмешки. – И тетушка Хейзл непременно заставит Колвиллов поверить, что ее любимая племянница и я – обязательное условие успеха выставки.
   – Астролог! – Старик скривил губы и стал до смешного похож на страдающего барсука. – Так вот, значит, каким образом вы получили свое назначение. Я просто не мог поверить, когда получил в Каире телеграмму, где говорилось, что вам поручили руководить выставкой.
   Бедный Хьюз чуть не тронулся умом. Он имел достаточно оснований надеяться на эту должность, ведь тема выставки относится к его компетенции.
   – Меня не интересует Хьюз. – Дилан успел проработать с Барнабасом Хыозом всего пару недель, прежде чем ассистент уехал в Каир. Этого хватило, чтобы двое мужчин почувствовали друг к другу сильнейшую неприязнь. – Очевидно, отзывы о моей работе в качестве археолога произвели на Колвиллов большее впечатление.
   – Да, но сначала вы постарались произвести впечатление на читающую в небесах тетушку-хиромантку. Может быть, вы и ее соблазнили, как племянницу, чтобы получить эту работу? Неужели у вас совсем нет стыда?
   – Оставляю весь свой стыд вам, сэр Томас.
   – Следовало бы его одолжить Шарлотте Фэрчайлд. Сначала она убивает своего мужа, а теперь…
   – Я уже сказал: довольно! – Дилан поднялся.
   – Она превратит вас и всю эту Коллекцию в абсолютную развалину!
   – Если меня не превратили в развалину десять лет развратной и скандальной жизни, я сомневаюсь, что это окажется под силу одной-единственной ученой вдове.
   – Вы могли обмануть Колвиллов своим сегодняшним респектабельным положением, но не меня. Я помню те дни, когда у вас на уме не было ничего, кроме золота, виски и шлюх. Я не удивлюсь, если окажется, что вы между развлечениями с женой моего покойного друга приторговываете экспонатами Коллекции на черном рынке.
   Дилан сжал зубы.
   – Должно быть, вы подхватили в Египте тропическую лихорадку. Только в болезненном бреду можно нести подобную чушь.
   – Не стоит опекать меня. Я уже занимался раскопками династических гробниц, когда вы были еще глупым ребенком и бегали без штанов вместе с овцами у себя в грязном Уэльсе.
   – Но сейчас я уже не ребенок. Я директор выставки по Долине Амона. Пожалуйста, не забывайте об этом.
   Сэр Томас выглядел так, будто только что съел лимон.
   – Вы не годитесь даже на то, чтобы подметать заднее крыльцо музея.
   – Тогда зачем вы отыскали меня два года назад и умоляли взяться за раскопки в Долине Амона? Мне это до сих пор не дает покоя.
   – Тогда я был настолько наивен, что попытался помочь вам. Я надеялся, что подобное предложение сможет сделать приличного ученого из человека, который предпочитает зря тратить время, занимаясь похотливой поэзией и берберийскими девушками. Сейчас мне совершенно очевидно, что я ошибался.
   Дилан не собирался поддаваться на провокации старика и вступать с ним в пререкания.
   – Где сейчас находятся ящики из Египта? – Возможно, изменение темы разговора предотвратит потасовку, в которой двое мужчин уже готовы были сцепиться, как неразумные школяры.
   Сэр Томас с удивлением воззрился на него.
   – На вокзале Виктория.
   – Мне необходимо сделать распоряжения, чтобы их со всеми возможными предосторожностями доставили сюда. – Дилан взглянул на лотки с амулетами. Полированная поверхность старинных изделий мерцала, освещенная солнцем.
   Как только сэр Томас уйдет, ему обязательно нужно будет найти Шарлотту. Он не верил, что она перегрелась на солнце. Это совсем на нее не похоже, ведь она провела большую часть своей жизни в африканской пустыне. Просто этот старый дурак расстроил ее.
   – Я вас предупреждаю: эту женщину и на милю нельзя подпускать к материалам из Долины Амона. Она не имеет права прикасаться к ним.
   – Надеюсь, вы сами найдете выход, сэр?
   – Я расскажу Колвиллам, что на Шарлотте Фэрчайлд лежит проклятие.
   Дилан медленно повернулся к сэру Томасу.
   – На ком действительно лежит проклятие, так это на вас. Проклятие упрямства.
   – Вы только представьте себе, как я могу изложить все дело. – Глаза сэра Томаса загорелись под нависшими седыми бровями. – Живет некая молодая женщина, чей отец таинственным образом умер от лихорадки, причем ее саму лихорадка не коснулась. Их первый мастер-прораб одним не очень прекрасным утром был найден умершим от укуса скорпиона неподалеку от палатки этой молодой дамы. А потом, год спустя, ее муж погибает, засыпанный в пещере, в тот самый день, когда ей самой запретили туда входить. Да, миссис Фэрчайлд кажется очень несчастной – по крайней мере для окружающих ее воздыхателей. Не думаю, что мистер или миссис Колвилл подозревают, что все эти ужасы находятся с ними в такой опасной близости. Держу пари, этого будет достаточно, чтобы перебить выдумки вашей хиромантки Хейзл.
   – Отправляйтесь обратно в Египет, сэр Томас. И оставайтесь там. – Дилан, не оборачиваясь, пошел к Римской галерее.
   – Я еще сюда вернусь! – прокричал ему вслед сэр Томас. – И когда я здесь появлюсь, эта бесстыжая вдовушка вылетит отсюда, как пробка из бутылки.
 
   Шарлотты не было в Ассирийской галерее. Он не нашел ее и за персидскими статуями. Хорошо, что был понедельник, день, когда Коллекция закрыта для посещения публики.
   Он остановился перевести дыхание перед входом в Египетские галереи. Они были отгорожены канатом, потому что там готовилась выставка из Долины Амона.
   Солнечный свет, проникапщий через застекленную крышу, отбрасывал яркие блики на огромный саркофаг и базальтовые статуи, стоявшие в галерее. Но самое большое внимание привлекала экспозиция в центре – реконструкция древней гробницы. Дилан подошел к склепу, в котором когда-то была погребена мумия жреца бога Амон-Ра. Когда выставка откроется, эта гробница будет центром экспозиции, и по праву. После того как реконструкция будет завершена, посетители смогут проникнуть по узкому коридору в самое сердце гробницы – туда, где будет лежать мумия в позолоченном саркофаге. Это все было сделано так, чтобы вызвать у посетителей одновременно благоговейный ужас и обычный страх.
   Такая выставка могла принести ему известность в кругах египтологов. Дилан на это надеялся. Ему совсем не хотелось, чтобы его запомнили лишь как расхитителя гробниц, алкоголика и любителя скабрезной поэзии.
   В нескольких футах от входа в гробницу стояли две колонны из известняка. Сверху их венчала каменная балка, исписанная иероглифами.
   Дилан громко прочел надпись, написанную иероглифами на гладко отшлифованном известняке:
   – «Остерегайся, жадный человек, дерзающий посягнуть на мертвого жреца. Пусть крокодил будет преследовать тебя по воде, а змея будет гнаться за тобой на суше. Тысячи мучений ты претерпишь, прежде чем дух твой сокрушат твои собственные преступления. И твой обреченный дух никогда не будет допущен в блистающие чертоги Амон-Ра».
   Конечно, Дилан не верил в проклятия, по крайней мере в эти. Давно умершие фараоны и жрецы хотели всего лишь защитить от разграбления свои погребальные принадлежности. Но над египтологами и в самом деле тяготело проклятие. Оно заставляло их проникать в прошлое, откапывать и вытаскивать на солнечный свет то, что могло вечно покоиться в песках.
   И в этом смысле Шарлотта Фэрчайлд казалась более проклятой, чем все остальные. За эти пять недель она доказала, что может работать без устали. Кажется, она, наоборот, оживала среди этих древних кувшинов, фаянсовых статуэток и неподвижных мумий. Ее лицо уже давно не было бледным, она порхала по музею с такой энергией, что временами Дилан даже боялся, что она от переизбытка энтузиазма разобьет какой-нибудь экспонат. Но ее счастье делало счастливым и его. К тому же каждый день он снова – и снова восхищался ее богатейшей эрудицией.
   Дилан был доволен, что Шарлотта согласилась проводить часть дня, разбирая экспонаты на свежем воздухе во внутреннем дворике музея. Ее волосы успели немного выгореть на солнце, а лицо покрылось легким загаром. Шарлотта не принадлежала этому миру, так же как базальтовые статуи и драгоценные лотосы. Она принадлежала Египту. Она была дитя пустыни, и чтобы засверкать всеми своими гранями, ей нужно было солнце и раскаленный песок.
   – Я тоже не принадлежу этому миру, – сказал он громко.
   – Да, это так! – Голос Шарлотты эхом разлетелся в галерее, напоминавшей пещеру. Откуда-то выскочила Нефер и снова исчезла за фигурой Тота.
   – Где вы, Шарлотта?
   Она выглянула из-за края позолоченного ящика для мумии.
   – Никогда бы не подумал, что вы будете искать защиты у царицы Дендеры. – Он подошел туда, где она сидела, прислонившись к саркофагу. – Если верить древним писцам, она была бесстрашной женщиной, которая построила много храмов для бога Амон-Ра.
   Несмотря на то что ее глаза были красными от слез, Шарлотта попыталась улыбнуться.
   – Дендера умерла в возрасте двадцати лет, через месяц после того, как вышла замуж за фараона. Бедняжка, наверное, ни разу не была в храме Амона.
   – Вот видите, как вы мне необходимы. Если бы вы не обнаружили ошибку, я бы перепутал все династии.
   – Единственной вашей ошибкой было то, что вы пустили меня сюда.
   Дилан присел рядом с ней на пол.
   – Вам не стоит так расстраиваться из-за бредней сэра Томаса. Кстати, что вы успели услышать?
   – Мне достаточно и того, что я услышала. – Ее серые глаза снова почернели.
   Она казалась такой несчастной и печальной, что он обнял ее. Через мгновение он почувствовал, как Шарлотта обмякла. Он притянул ее к себе, удивляясь, как удобно она устроилась у него в объятиях. Вздрогнув, он осознал вдруг, что мечтал об этом все пять недель их совместной работы.
   – Я никогда не видел его в таком состоянии. Сегодня он говорил совершенно невозможные вещи.
   Шарлотта глубоко вздохнула.
   – Он сказал только то, что я сама себе твержу все эти два с половиной года. Сейчас Йен был бы жив, если бы не я.
   – Но это же просто смешно, дорогая моя! – Он уловил аромат жасмина и коснулся губами ее волос. Они были мягкими, как шелк. – Вы не должны винить себя за то, что случилось.
   – Если бы я не уговорила вас отказаться от раскопок, обвал в гробнице произошел бы, когда Йен уже плыл бы на корабле, следующем в Портсмут. – Ее голос звучал сейчас еще более подавленно. – И тогда вместо Йена в завале оказались бы вы.
   Чувство, которое он уловил в ее голосе, заставило его сердце забиться сильнее. Так, значит, мысль о его смерти была для Шарлотты столь же невыносимой, как и воспоминание о покойном муже.
   – Я бы не остался там погребенным заживо.
   – Остались бы. Подземелье все равно обвалилось бы, закрыв вам путь наверх, как это случилось с Йеном. – Она вздрогнула, и он еще крепче прижал ее к себе. – Это было так ужасно! Вы просто не представляете, как это было!
   – Ш-ш-ш, дорогая моя, не думайте об этом. – Он нежно поцеловал ее в макушку. – В том, что осталось в прошлом, ничего нельзя изменить. Надо просто смириться с этим и жить дальше.
   Он приподнял ее подбородок, чтобы посмотреть ей в лицо. Вид ее печальных глаз, так доверчиво глядящих на него, заставил его вздрогнуть. Ему пришлось сдержать себя, чтобы не стиснуть ее в своих объятиях, не впиться в эти восхитительные губы. Другой Дилан в другое время так бы и поступил. Сейчас он не мог воспользоваться беззащитностью Шарлотты, ведь это была не танцовщица с колокольчиками или девчонка с каирской улицы.
   Она доверяла ему, считала своим другом и коллегой. Дилан наслаждался тем, что Шарлотта устроилась в его руках, как в гнездышке. Немногие женщины могли так доверять Дилану. Но только подлец с камнем вместо сердца воспользовался бы в такой момент своим преимуществом.
   Он снова поцеловал ее в макушку.
   – Вы верный друг, Дилан, – прошептала она, и он еще четче осознал, какие преступные мысли роятся у него в голове.
   Он немного отодвинулся от нее. Если им суждено остаться хорошими друзьями, между ними должна быть хоть какая-то дистанция.
   – Значит, вы должны мне поверить как другу. Если бы я был там в тот ужасный день, я бы ни за что не погиб в завале. – Она начала было возражать, но он протянул ей руку. – Квалифицированный археолог должен знать, когда подземный тоннель не представляет опасности, моя дорогая. Как мне рассказывали, стены обрушились через несколько минут после того, как ваш муж вошел в гробницу. Это означает, что он небрежно подошел к проведению работ, начиная с организации раскопок. Вход даже не был укреплен подпорками.
   Шарлотта склонилась к коленям и закрыла лицо руками.
   – Вы не должны бросать Йену упреки. Он не может оправдаться перед вами или что-то объяснить. Он мертв.
   – Он мертв, но вы-то живы. – Дилан помолчал. – Тем не менее я очень хорошо понимаю, что вы чувствуете. Даже слишком хорошо.
   – Пожалуйста, не вините себя за смерть Йена. Ведь это я уговорила вас отказаться от раскопок.
   Дилан не был уверен, стоит ли продолжать.
   – Я имел в виду не этот случай, даже если и считаю, что мог бы предотвратить несчастье. Мне не дает покоя другой ужасный инцидент, который случился, когда я был в Египте.
   – На одном из раскопов?
   – Нет, это случилось в Каире три года назад. – Дилан глубоко вздохнул. – Пожар, из-за которого сгорел дотла целый рынок.
   На какое-то мгновение он увидел языки пламени и даже почувствовал запах дыма. И как всегда, когда он вспоминал этот случай, в его ушах зазвучали крики людей, метавшихся в огненной ловушке.
   – Мы с Йеном были тогда в городе. Я помню. – Шарлотта уставилась в пол, будто не желая встречаться с ним взглядом. – Говорили, что огонь начался, когда вы спьяну ввязались в драку с каким-то танцором.
   – Я не был пьян!
   Шарлотта даже подпрыгнула, так сильно она удивилась.
   – Я не был пьян, – повторил он уже тише. – На самом деле меня даже там не было, когда пожар начался. Мне неинтересно, каких мрачных небылиц вам наговорили про мои похождения. Пьяная драка с танцором! Что за чушь! К пожару это совершенно не относилось!
   – Тогда… тогда почему вы говорили, что чувствуете свою вину?
   – Я чувствую себя виноватым, потому что три торговца погибли в драке; я чувствую себя виноватым, потому что египетский юноша сильно обгорел и никогда не сможет ходить. – Дилан почувствовал, что его голос начал дрожать, и замолчал. Успокоившись, он продолжил: – Я чувствую себя виноватым, хотя никто не знает, сколько денег я дал семье этого юноши, сколько счетов от докторов я оплатил. Но этот ребенок все равно останется инвалидом, – он закрыл глаза, – и к тому же сильно изуродованным.
   Внезапно откуда-то появилась Нефер и стала тереться о его ногу, как бы стараясь его утешить.
   – Я все равно чувствую себя виноватым, потому что этот огонь должен был убить меня. Пожар умышленно устроил человек, который желал мне смерти.
   – Но кто же хотел вас убить?
   – Кое-кто очень похожий на меня самого, – ответил Дилан мрачно. – Такой же охотник за сокровищами, алчущий золота. Человек, который завидовал моей удаче и желал убрать меня с дороги любым способом. И ему это почти удалось. Я как раз ехал на рынок, чтобы встретиться там с торговцем, который перепродавал древности. Но мой возница налетел на верблюда. Это задержало меня почти на целый час. – Он коротко рассмеялся. – Верблюд скончался, чем спас жизнь мне.
   – Что же случилось с тем человеком, который хотел убить вас? Кто это был?
   – Не знаю. Я никогда не знал его настоящего имени. – Дилан выдавил из себя улыбку. Он ведь хотел только успокоить Шарлотту, а получилось, что она еще больше обеспокоилась. – Это было три года назад… совсем на другом континенте. А сейчас я обычный низкооплачиваемый археолог и не представляю интереса для охотников за сокровищами, которые остались в Египте.
   Она посмотрела на него долгим изучающим взглядом.
   – Так вот почему вы решили стать честным ученым, не так ли? Из-за людей, которые погибли в огне, и из-за этого изуродованного юноши?
   – Лучше сказать по-другому. Я тогда понял, что есть вещи, которых даже золото не в состоянии вернуть. – Он стиснул ее плечо. – Я понял, как ужасно жить с виной в душе, Шарлотта. Это может изменить всю жизнь. Но не давайте своей вине истреблять будущее, не позволяйте ей отнимать у вас последнюю надежду на счастье.
   – Вы ничего не понимаете. Я чувствую себя виноватой именно потому, что хочу жить снова. Я хочу вернуться в Египет, в свою любимую Долину Амона. Я хочу откопать ту самую гробницу, которая убила моего мужа. – Она вздохнула. – И если сэр Томас когда-нибудь догадается об этом, он собственными руками бросит меня на погребальный костер.
   Она встала, и он тоже быстро поднялся на ноги.
   – Вы слишком много времени провели в музее. Здесь все эти статуи и мумии – пленники. Они тоже лишены родного египетского солнца. От этого тоска может поселиться и в самой жизнерадостной душе. – Дилан указал рукой на гробницу, стоящую в центре зала под стеклянной крышей. – А для вас ежедневное лицезрение египетских гробниц – нелегкое испытание.
   Она тряхнула головой:
   – Я и без древних гробниц каждый день помню о своей вине. К сожалению, у меня хорошая память.
   – Значит, вам нужны другие, более веселые воспоминания. Я вас приглашу как-нибудь в оперетту, а потом мы поужинаем в пивной у докеров.
   – Так вы думаете, что тарелка жареной рыбы и бокал хорошего вина исцелят мою больную совесть? – Она слабо улыбнулась. – Не помню, когда последний раз ходила в театр, а кроме монографий, я уже давно ничего не читаю.
   Дилан поднял брови в притворном ужасе:
   – Так вы хотите сказать, что даже не читали моих скандальных стихов?
   – Не потому, что не пыталась. Кэтрин нашла матушкин экземпляр «Песен раджи», но не захотела делиться со мной.
   – Мне надо подарить вам экземпляр с автографом. Завернутый в коричневую бумагу, конечно. Чтобы никто не начал по углам шептаться о высокоученой миссис Фэрчайлд.
   – Боюсь, обо мне и так давно шепчутся. – Шарлотта взглянула вверх, на потемневший стеклянный колпак крыши. – Уже поздно. Мне пора домой.
   – Но вы придете завтра, не так ли?
   – Да, я приду. Мой последний долг перед Йеном и отцом – сделать выставку, достойную их памяти. И никакие сэры Томасы меня не остановят.
   Дилан еще долго стоял в галерее, слушая, как ее шаги стихают в отдалении. Он понял, что страдает не только от тоски по Египту и его сокровищам.
   Он страдал от страсти к Шарлотте Фэрчайлд.
 
   Сэр Томас не мог поверить, что жене Йена разрешили принимать участие в подготовке выставки. В его время молодые вдовы сидели дома и занимались вышиванием или благотворительными фондами. Правда, он упустил из виду, что урожденные Грейнджеры всегда отличались эксцентричностью – все эти демагоги, журналистки, хиромантки-астрологи. Но такое может присниться только в страшном сне – женщина, вообразившая себя египтологом.
   Просто удивительно, что у него не случилось апоплексического удара, когда он увидел, как эта нахальная баба роется в экспонатах, по колено стоя в драгоценнейших амулетах. И еще смеет кокетничать с этим отвратительным подонком Пирсом! Где это только видано?
   И этот Пирс выглядит совершенно счастливым. Сэр Томас ожидал увидеть скандального, вульгарного парня, который интересуется только туземками. Однако он сильно переменился. Ну что ж, все это не имеет значения. Больше всего его взбесило присутствие тут этой женщины, которая всегда вмешивается не в свои дела. Ее давно пора убрать отсюда.
   Сэр Томас сел в поджидавший его экипаж.
   – Шарлотта работает в Коллекции, – сказал он сидевшему внутри пассажиру.
   – Что?!
   – Она сейчас здесь. Сидят с Пирсом чуть не в обнимку, как голубки, играют в амулеты. Он поручил ей составление каталога материалов, найденных в Долине Амона.
   – Вот незадача! А что произойдет, если…
   – С нами ничего не произойдет. Пусть только Шарлотта наткнется на что-нибудь, тогда поймет, в чем ее счастье. – Сэр Томас постучал тростью в крышу экипажа. – И это может произойти очень скоро.

Глава 7

   Шайка пиратов подкрадывалась к стайке молодых девушек, которые распевали песенку о дожде и теплом лете. Наконец пираты набросились на ничего не подозревающих девушек, что вызвало в публике взрыв смеха.
   Однако Дилан больше смотрел на Шарлотту, чем на сцену. Лицо молодой женщины горело от возбуждения и удовольствия. Дилан был рад, что ему удалось достать билеты на вечернее представление, несмотря на то что уличный спекулянт с Дин-стрит запросил за них умопомрачительную сумму.
   Сидящий по другую сторону от него Майкл надрывался от смеха.
   – Я думал, что ты не любишь оперетту, – шепнул Дилан подростку.
   – Вы мне не говорили, что Гилберт и Салливан такие веселые. – Двенадцатилетний мальчик снова зашелся в приступе смеха, увлеченный блестящим представлением оперетты «Пираты из Пензанса».
   Дилан откинулся на спинку кресла, чувствуя себя отцом семейства, который вывел своих детишек вечером в театр. Это было непривычное ощущение, однако не лишенное приятности. Если Дилан и жалел поначалу, что пригласил в театр все семейство Шарлотты, то теперь был вознагражден тем, как она по-детски радовалась представлению.
   Он снова взглянул на Шарлотту. Она сидела к нему в профиль, который напомнил ему изящную итальянскую камею семнадцатого века. Сегодня вечером Шарлотта отважилась оживить свой обычный черный костюм ниткой жемчуга и украсила гладко зачесанные волосы красивым изящным гребнем. В мерцающем свете газовых рожков ее волосы приобрели тот самый восхитительный лунный оттенок, который так поразил его два года назад в Египте.
   Его взгляд медленно скользнул вниз. Хотя она все еще была одета в черное, дорогой шелк платья в совершенстве облегал ее стройную фигуру. Руки до самых запястий обтягивали тугие рукава, а плечи и шею украшала вставка из прозрачной ткани. Если бы он чуть наклонил голову, то мог бы рассмотреть округлость ее груди под прозрачным шифоном. Дилан вспомнил полуобнаженных девушек, исполнявших в Египте танец живота, и решил, что они выглядели не так соблазнительно.
   Прикрыв глаза, он глубоко вздохнул. Он твердо знал, что до конца его дней запах жасмина будет напоминать ему эту молодую вдову. Даже несмотря на то что в тесноте театра это изысканное благоухание почти нельзя было различить среди десятков разнообразных парфюмов и запаха газа из светильников на сцене.
   – Это просто великолепно, Дилан! Я так рада, что вы сделали нам такой подарок. Я никогда раньше не бывала в оперетте.
   Он открыл глаза. Шарлотта наклонилась к нему, так что он мог видеть сладостные округлости сквозь полупрозрачную ткань. Она была довольна, как ребенок.
   – А мне казалось, что они поют недостаточно чисто, чтобы удовлетворить высокие требования семейства Грейнджер, – шепнул Дилан ей в ответ.
   Она улыбнулась.
   До этого момента он видел Шарлотту оживленной, только когда она говорила о династии Рамсесов или когда занималась экспертизой художественной росписи папирусных свитков. Эта женщина провела большую часть своей жизни в Египте и обожала все, с ним связанное. Нельзя сказать, что он не понимал подобной одержимости, но в жизни есть и другие удовольствия, кроме мумий и жуков-скарабеев. Может быть, ее покойный муж не решился объяснить ей это?