Страница:
– У отца никогда не было таких сильных приступов, – произнес его мираж.
– Инфекция от ран на его лице усугубила ситуацию, – ответил грубоватый голос в отдалении. – Полагаю, что в последнее время он принимал недостаточно хинина.
Его тряхнуло, как будто весь мир вокруг него рушился. Удивительно, как песчаная буря может так его разозлить. Снова что-то прохладное коснулось его лба.
– Он как в огне, доктор.
Дилан прислонился к чему-то прохладному, слабый и изнемогающий от боли.
– Помнится, один капитан с немецкого судна однажды…
Голоса постепенно затихли. Какая, в сущности, разница, о чем говорят его призраки? Его снова охватил жар, он погрузился в запах жасмина, которым пах обжигающий хамсин. Это напомнило ему о Шарлотте, его смелой женщине с длинными волосами цвета белого золота. Если он сможет разлепить веки, то представит себе, что смотрит в ее серые глаза, а они смотрят на него, и у них такой неземной оттенок, какого еще никогда не было…
Но долго он не мог смотреть. Его веки сомкнулись, и в его горячечное сознание ворвались другие видения, он все больше приходил в замешательство. То он видел свою обожаемую Шарлотту, а в следующий момент перед ним вырастали огромные пирамиды. Он тряс головой, но странные видения продолжали преследовать его: хрустальный шар в руках, унизанных кольцами, свирепое лицо Барнабаса Хьюза, поющие пираты, размахивающие саблями, рычащие коты…
Это было слишком странно и утомительно. Наверное, он сойдет с ума, если эти видения не прекратятся. Скорпионы карабкались по его обнаженному телу, и женщина с оранжевыми перьями в волосах не переставала хохотать. Она хохотала и хохотала, и звук ее смеха был хрупким, как мел.
Он взмахнул руками, когда на него прыгнул огромный лев, его голодная, широко раскрытая клыкастая пасть нависла над ним. Он умирал. Его мучило раскаяние, но больше всего он сокрушался о Шарлотте.
– Прости меня, Шарлотта, – прохрипел он, – я люблю тебя.
И он отдал себя на волю судьбы, той судьбы, которую, к несчастью, по праву заслужил.
Годы, проведенные в Африке, подготовили ее к этому. Шарлотта не очень сильно испугалась, поняв, что у Дилана приступ малярии. Ее отец тоже страдал от малярии, и она хорошо знала все признаки этой мучительной болезни: озноб, головная боль, жестокая лихорадка, ломота в мышцах, изнуряющий кризис. Она уже три дня ухаживала за Диланом и поняла, что лучше разбирается в течении этой тропической болезни, чем их семейный доктор, который привык иметь дело с болезнями типа подагры.
Да, несмотря на то что она не впервые видела приступы лихорадки, последний показался ей необычно сильным. Потому что Дилан страдал не только от малярии, но и от заражения, вызванного этими ужасными порезами. Она не винила Нефер, да как она могла? Ревнивая кошка всего лишь пыталась защитить ее.
Необходимость ухаживать за Диланом мало-помалу смягчила ее гнев. Было трудно продолжать сердиться на человека, который звал ее в бреду, который все время умолял ее простить его. Он таким жалким шепотом признавался ей в своей любви…
Она пыталась подогревать свое негодование. Ее никогда никто не обманывал так коварно, да к тому же именно тот человек, которого она любила. Можно еще понять, когда он обвинял Йена, что он вор и контрабандист. Просто он позволил своей ревности взять на себя роль судьи. Но подозревать ее отца и ее саму в таких преступлениях – это просто необъяснимо. Особенно после того, что было между ними.
– Я люблю его, как люблю Египет, – громко произнесла она.
Потому что она всегда прощала Египту все испытания и трудности, которые выпали на ее долю за годы, прожитые в пустыне. То, что она чувствовала к Египту, было безоговорочным и неизменным. Шарлотту потрясло осознание, что ее любовь к Дилану так же сильна.
Этим утром он выглядел немного лучше, мирно спал, впервые с тех пор, как она привезла его к себе домой на Белгрейв-сквер. Его лоб был блаженно прохладен, и она заметила с облегчением, что дрожь и испарина прошли. Она снова и снова благодарила небо, что оно дало людям хинин.
Она была так успокоена улучшением состояния Дилана, что решила вернуться к своей работе в Коллекции. Ей еще многое предстояло сделать, чтобы подготовить выставку к открытию, которое намечалось через четыре недели. Она чувствовала еще большую ответственность за ее успех, с тех пор как Колвиллы взяли ее в штат. Все эти дни она передавала в музей, что не может там появиться, но больше уже не могла оставаться дома. В музее было много дел, которые требовали ее личного присутствия.
Рэнделл и Лори могли бы сегодня по очереди присматривать за Диланом. Шарлотта уже распорядилась, чтобы дом как следует проветрили. Утро было ясным и солнечным, дождя не было и в помине. Свежий воздух и солнце могут сотворить чудеса.
Уже одевшись и собираясь выходить, Шарлотта присела рядом с Диланом на краешек кровати. Она поморщилась при взгляде на раны, которые наконец начали затягиваться. Во время лихорадки он все время хватался за ее руку и звал по имени. Тысячи извинений, произнесенных в здравом уме, не тронули бы ее так глубоко, как мольбы и слова раскаяния, которые он заплетающимся языком бормотал в бреду.
Она услышала, что в дверь кто-то царапается. Потом дверь приоткрылась.
– Нефер, я же говорила, тебе сюда нельзя!
Кошка уселась на полу, ее янтарные глаза невинно сияли.
– Ты же знаешь, тебе надо оставить Дилана в покое. Нефер горестно мяукнула, будто доказывая, что она не хочет причинить валлийцу вреда, и запрыгнула на кровать.
– Нет, тебе нельзя, – снова сказала Шарлотта, готовая схватить свою любимицу.
Кошка подняла лапку и, спрятав коготки, осторожно тронула руку Дилана. Затем с громким мурлыканьем она уютно устроилась у него под боком.
Хотя Шарлотта была рада видеть, что Нефер хочет исправиться, она беспокоилась, что Дилан может переволноваться, если проснется от того, что на него опять взобралась кошка.
– Ты можешь полежать здесь всего несколько минут, – предупредила ее Шарлотта и направилась к туалетному столику. Она взяла в руки шляпку и вытащила шпильку, воткнутую в ее зеленый бархат. – Нам с тобой нужно идти в музей. Мне предстоит сегодня большая работа.
– Шарлотта! Это ты?
Она резко повернулась. Дилан проснулся, и, хотя выглядел бледным и изможденным, его глаза горели не от лихорадки.
– Дилан, ну наконец-то! – Она бросила шляпку обратно на туалетный столик и поспешила к нему.
– Где я? – Он уставился на биту для крикета, которая висела перед ним на стене.
– На Белгрейв-сквер. – Она потрогала его лоб. Он был влажный, но прохладный. – Мы положили тебя в спальне Майкла. У тебя был страшный приступ малярии.
– Клянусь громом, это кошка! – Его удивленный взгляд остановился на Нефер, лежащей чуть ли не у него на груди.
– Все в порядке. Она не причинит тебе вреда. – Подняв кошку с кровати, Шарлотта добавила: – Я уверена, что она пришла сюда, чтобы сказать, как сильно огорчена.
Она что-то прошептала на ухо животному. Нефер еще раз посмотрела на Дилана, затем спрыгнула на пол и рысью выбежала из комнаты.
Он попытался сесть. Шарлотта бросилась к нему, чтобы подоткнуть подушку ему под спину.
– Значит, она приходила извиняться, так, что ли? – устало спросил он.
– Я думаю, она действительно сожалеет о том, что напала на тебя. У нее совсем не было аппетита все эти дни. Даже любимые оладьи ее не прельщали.
Шарлотта присела рядом с ним на кровать. Теперь, когда он проснулся, она внезапно почувствовала себя стесненно.
Дилан внимательно смотрел на Шарлотту, его глаза как будто изучали ее.
– Не только одна кошка хочет извиниться. – Он потянулся к ее руке. – Мне очень жаль, дорогая. Я ни за что не должен был ходить в Скотланд-Ярд, я просто сумасшедший, что просил их копаться в вашем прошлом.
Шарлотта опустила глаза и рассматривала теперь его руку.
– Мы очень беспокоились о тебе все эти дни. Я привезла тебя сюда прямо из музея. У тебя была высоченная температура. Хорошо еще, что на твой организм действует хинин.
Он потянул ее за руку.
– Посмотри мне в глаза.
После небольшого колебания она посмотрела на него.
– Я могу только умолять тебя о прощении. Ты не обязана меня прощать, но тогда ты разобьешь мое сердце.
Она проглотила комок в горле.
– Боюсь, ты уже разбил мое.
– Признаю, я убийственный идиот. Мне надо научиться доверять людям. Особенно тем, кого люблю. Потому что я в самом деле очень люблю тебя. – Он попытался подняться, но упал обратно на подушки. – К черту все! Шарлотта, клянусь, я никогда, до самой смерти не посмею больше сомневаться в тебе. Клянусь тебе!
– Как мне хотелось бы, чтобы все было так просто. – Она отвела от него взгляд. Его глаза были полны страха – и надежды.
– Но я люблю тебя.
– И я люблю тебя.
Она почувствовала, что напряжение его спало.
– Тогда давай попробуем все это забыть, любовь моя. Мы начнем все сначала. – Он притянул ее к себе и заключил в объятия. – Больше между нами не будет никаких секретов, никаких обманов. Выходи за меня замуж или не выходи – как ты хочешь, – но мы с тобой должны быть вместе до самой смерти. И когда мне станет лучше, мы снова вернемся в Египет. Обратно в Долину Амона или в какое-нибудь другое место, куда ты захочешь. – Он поцеловал ее волосы. – Это будет совершенно не важно, – если мы снова будем вместе.
Она позволила себе прильнуть к нему на короткое мгновение, с удовлетворением отметив, что лихорадка его прошла и что его сердце бьется ровно, а тело не сотрясается болезненной дрожью. Он жив и здоров, и она любит его. Но это не важно.
Она заставила себя отодвинуться от него и снова подошла к зеркалу. Стараясь унять дрожь в руках, она поправила воротник жакета.
– Ты все еще сердишься на меня? – Его голос звучал, как у маленького мальчика, которого мать лишила любимого десерта.
В зеркале она видела отражение Дилана за своей спиной.
– Нет, я не сержусь. Больше не сержусь.
– Но все равно что-то не так? Клянусь, я никогда не буду сомневаться в тебе.
Она повернулась к нему.
– Дело в том, что теперь я больше не доверяю тебе.
– Да, я понимаю. – Он выглядел так, будто она его ударила.
– Если я не верю тебе, как можем мы надеяться на совместное будущее?
– Это ужасно, Шарлотта! Я же объяснял тебе, почему пошел в Скотланд-Ярд. Твое обручальное кольцо было украдено из моего раскопа. Это ведь естественно, что я просто попытался выяснить все о тебе и о Фэрчайлде.
– Может быть, это и естественно, по крайней мере для человека, который когда-то занимался поимкой контрабандистов. Но я нахожу неестественным, что ты мог лгать мне, рассказывая, как ты встречался с детективом Поупом по поводу Нефер. Я считаю неестественным, что ты пошел в полицию и просил собрать на меня досье, а потом затащил к себе в постель. И при этом еще говорил, что любишь меня.
– Так оно и есть!
– И все это время полиция исследовала мое прошлое, мое и моего отца. И все потому, что ты подозревал, будто я имею какое-то отношение к краже. Ты мог допустить, что я буду воровать в Египте, в той стране, перед которой я благоговею. – Она долго изучала его взглядом. – Что бы ты стал делать, если бы полиция обнаружила что-нибудь подозрительное?
– Не знаю, – произнес Дилан упавшим голосом. Ей было тяжело дышать.
– Вот еще одна ложь, в которую ты пытаешься заставить меня поверить. Ты знаешь. Ты бы привел меня в полицию. Ты бы надругался над памятью моего отца. Неужели ты позволил бы им отправить меня в тюрьму?
– Что за чепуха! Теперь я понимаю, что ты и твой отец никогда не могли быть причастны к контрабанде. Она попыталась рассмеяться, но не смогла.
– Я не об этом спрашиваю. Он помрачнел:
– Я бы предусмотрел, чтобы памяти твоего отца – и тебе – было нанесено как можно меньше вреда. Как только возможно. Именно поэтому я и пошел к Самсону. Как друг, я знал, что могу положиться на его благоразумие. Если бы ты оказалась виноватой, Сэм и я могли бы выхлопотать для тебя более мягкую статью.
– Благодарю вас! Я восхищена такой предусмотрительностью!
– Ты требуешь от меня слишком многого, Шарлотта Я ведь рассказывал тебе, как жил в Египте. Все мое существование было пропитано ложью и притворством. Иначе и не могло быть, если я хотел выжить. Но последние три года доказали мне, что я могу жить нормальной жизнью. Это было нелегко. Бывали времена, когда я просто хотел забросить все это и сбежать обратно в Египет. Навстречу опасности, восторгу, может быть, даже хитрости и обману.
Она кивнула:
– Да, ты вряд ли смог бы полностью отказаться от хитрости.
Он нащупал кувшин рядом с кроватью, налил себе стакан воды. Его руки дрожали. Шарлотта еле остановила себя, чтобы не броситься ему на помощь.
Он сделал несколько глотков и поставил стакан обратно на столик.
– Прости меня за все. Я забыл, что твой муж был образцом совершенства.
– Я никогда этого не говорила.
– А ты и не должна была это говорить. И так ясно, что ты любила этого человека. Не важно, какие слова ты говорила мне. Я просто не верю, что все это время ты одевалась в черный бомбазин только из-за чувства вины.
– Я думала, что ты все-таки начнешь мне доверять.
– Конечно, я верю тебе. Я просто не думаю, что ты была до конца откровенной со мной.
Она не хотела пререкаться. Он был еще очень слаб, и такие встряски ему пока не по силам.
– Йен не был образцом совершенства, он был обыкновенным человеком. И если говорить всю правду, боюсь, он тоже иногда что-то скрывал от меня, как и ты.
Дилан посмотрел на нее в недоумении.
– Я не знала, что он получил место хранителя Коллекции Колвилла, пока он не стал укладывать вещи, – продолжала она. – Просто в одно прекрасное утро в Долину Амона приехали сэр Томас и леди Хэйверс и объявили, что ты уже едешь туда, чтобы принять раскопки на моем участке. Я единственная к тому моменту не знала, что через две недели мы уезжаем в Англию. Позже я узнала, что даже Ахмеду они сказали об этом раньше меня.
Воспоминания о тех днях до сих пор причиняли ей боль. Даже по прошествии стольких лет она все еще помнила свое потрясение, когда узнала, что Йен отказался от Долины Амона. Отказался от ее прошлого и ее будущего, не позволив ей высказать свое мнение при таком важном решении. Она вздохнула. Наверное, мужчины не могут не быть эгоистами. Вся жизнь убеждает, что мир крутится вокруг них, вокруг их работы, их нужд, их обязанностей. Никогда Йен не принимал во внимание ее чувства. Точно так же и Дилан, когда отправился в Скотланд-Ярд.
Только пустыня, кажется, всегда правдива.
Она одернула жакет и стала застегивать агатовые пуговицы. Все, что угодно, только бы не смотреть на израненное лицо Дилана.
– Но ты любила его, ведь так? – Его голос звучал слабо. – Ты очень сильно любила его, даже несмотря на то что он все-таки решил покинуть Египет.
Что пользы притворяться дальше? Пусть мужчины притворяются.
– Я никогда не любила Йена, – произнесла она тихо. Он недоверчиво покачал головой:
– Почему тогда ты так убивалась по человеку, которого не любила?
– Я чувствовала свою вину именно потому, что никогда не любила его. О, я говорила себе когда-то, что люблю его. И он был очень добр ко мне, особенно первое время после смерти отца. Не было человека добрее и нежнее его. Но теперь я понимаю, что вышла за него замуж только для того, чтобы остаться в Египте.
– Не понимаю.
– Я была молодой незамужней женщин. Мне нельзя было оставаться в Долине без сопровождения, в окружении рабочих-туземцев и в обществе молодого холостого англичанина с привлекательной внешностью. Моя мать, может быть, не совсем обычная, но она вовсе не сумасшедшая. Она собиралась послать в Египет Рэнделла, чтобы он привез меня обратно в Англию. Так что у меня не оставалось выбора. Мне нужно было либо покинуть Египет, либо выйти замуж. Когда Колвиллы узнали о нашей свадьбе, они сразу же спросили Йена, возьмется ли он за раскопки. Он согласился, и лицензия перешла к нему.
Дилан снова упал на подушки.
– Но я помню, что твоя мать говорила о том, как ты влюбилась в него. Она даже рассказывала, что это было похоже на пустынный ураган.
– Ну конечно! Я же не буду признаваться матери, что вышла замуж за Йена только потому, что мне просто хотелось остаться работать в пустыне.
– Так, значит, ты вообще ничего к нему не испытывала? – В его голосе прозвучала надежда.
– Я не такое каменное чудовище, как ты думаешь. Мне нравилось его общество, он больше года работал с отцом и со мной. Мы отлично поладили. – В самом деле, только после свадьбы между ними начались ссоры. – Он мне нравился больше, чем другие мужчины, с которыми я к тому времени была знакома. Без него я бы осталась совершенно безутешной после смерти отца. – Она помолчала. – И у него были такие чудные карие глаза.
Дилан нахмурился:
– Я только один раз встречался с Фэрчайлдом, он мне показался вполне нормальным парнем.
Шарлотта глубоко вздохнула. Она не могла спокойно говорить о Йене. Ей было тяжело вспоминать своего покойного мужа как привлекательного, жизнерадостного молодого человека.
– Он был больше чем просто привлекательный мужчина. Он заслуживал того, чтобы взять замуж женщину, которая действительно любила бы его. Вместо этого он связался с женщиной, которая больше заботилась о пустыне, чем о нем.
– Ты изображаешь из себя какую-то злодейку.
– Так оно и есть. – Она рывком натянула перчатки. – Я не горжусь тем, что рассказываю о себе такие вещи. Господь свидетель, я бы вышла замуж за мумию Тутмоса Третьего, если бы это могло помочь мне остаться в Египте.
– Но ты не хочешь выходить за меня?
– Нет, не хочу. – Знакомая боль кольнула ей грудь. Вина, угрызения совести. И жесткая уверенность, что ей не суждено быть счастливой в любви. – Я вышла замуж за человека, которому доверяла, но которого не любила. Это закончилось несчастьем. Я не хочу совершить похожую ошибку, выйдя замуж за человека, которого люблю, но которому не доверяю.
– Шарлотта, я же говорил тебе, как я раскаиваюсь…
– Знаю. Я тоже раскаиваюсь. Мне жаль, что я не встретила тебя много лет назад, когда отец еще был жив. Мы бы тогда составили изумительную партию, и между нами не было бы никаких подозрений. – Она тяжело вздохнула, опасаясь, что сейчас заплачет.
– У меня в голове путаница от всего этого. – Дилан откинул назад взмокшие волосы, вид у него был несчастный.
– Мы оба запутались. Давай не будем запутываться дальше. – Она пошла к двери. – Эти царапины до сих пор выглядят неважно. Прежде чем уйти, я попрошу Лори положить немного бальзама на твое лицо.
– Уйти? Куда ты собираешься уходить?
– Я присматривала за тобой все эти три дня, Дилан. Мне надо снова продолжить работу в музее, не то Колвиллы откажутся от выставки.
– Ты не можешь идти в музей без меня. – С видимым усилием он откинул в сторону одеяло. С удивлением посмотрел на свои голые ноги. – Что на мне надето?
– Это пижама Майкла. Я знаю, она немного тебе коротка, но это было все, чем мы располагали. – Шарлотта услышала, как кто-то позади нее деликатно прокашлялся. Она повернулась и увидела верного дворецкого, стоящего в дверях. – Рэнделл, как хорошо, что ты здесь.
Дилан попытался встать, но колени у него подогнулись.
Она жестом указала Рэнделлу, чтобы он помог ему лечь обратно в кровать.
– Сейчас ты еще не в состоянии спуститься вниз, не говоря уже о том, чтобы идти в музей.
– Мне нужна одежда, Рэнделл. – Дилан оттолкнул дворецкого в сторону и, шатаясь, сделал несколько шагов. Но даже это небольшое усилие было чрезмерным, и ему пришлось опереться на высокую спинку кровати. – Я собираюсь проводить вашу хозяйку до музея.
Шарлотта вздохнула:
– Как вы можете видеть, мистер Пирс сегодня нуждается в отдыхе. Пришлите сюда завтрак и позаботьтесь, чтобы он не перенапрягался слишком сильно.
– Хорошо, мадам. – Рэнделл еще раз озабоченно посмотрел на Дилана, прежде чем выйти из комнаты.
– У тебя снова начнется лихорадка, Дилан. Пожалуйста, вернись в постель.
– Но ты не можешь уйти! Нам надо еще о многом поговорить. – Дилан сел на кровать. Его голые ноги торчали из короткой пижамы, он выглядел таким беспомощным и жалким.
Ей не следовало соглашаться работать с ним в Коллекции. И уж конечно, не следовало становиться его любовницей. Хуже всего, что она по-настоящему влюбилась в него и, к несчастью, вызвала в нем ответное чувство. Казалось, что ей на роду написано приносить несчастье и причинять боль всем мужчинам, которые любят ее: сначала Йену, а теперь вот Дилану. Она поклялась, что отныне только Египет будет в ее сердце.
– Он был инженером. Ты об этом знала? – спросил Дилан, обессиленной своей краткой попытки пройтись.
– Йен? Конечно. Я знала, что он инженер. – Она уложила его обратно на подушки. – Его отец был инженером в армии, и он хотел, чтобы Йен последовал по его стопам. Но ему никогда не нравилось это занятие. Потому-то он и занялся египтологией.
– Как ты не понимаешь? Если он был инженером, то не мог не увидеть, что стены гробницы недостаточно надежно укреплены!
Она отпрянула.
– Это был несчастный случай. Они каждый сезон случаются в археологических экспедициях. Я не хочу, чтобы ты снова начал его обвинять.
– Я не обвиняю его. Но инженер должен был заметить, что гробница плохо укреплена.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, что кто-то поработал в гробнице перед тем, как он зашел в нее в последний раз. – Дилан отер покрытый испариной лоб тыльной стороной руки. – Кто-то хотел его смерти.
Слезы поднялись к ее глазам, и она затряслась. Шарлотта думала, что больше не будет переживать из-за смерти Йена, снова вспоминать ужасный звук обрушивающейся гробницы. Она думала, что уже давно примирилась с этой смертью – и со своей собственной виной.
– Это был несчастный случай, – произнесла она судорожно. – Несчастный случай.
Дилан попробовал дотянуться до нее, но она оттолкнула его руку.
– Неужели ты не можешь оставить память этого несчастного человека в покое? – вырвалось у нее. – Сначала ты раскапываешь память отца, пытаясь найти что-нибудь грязное… и нечестное. Теперь добрался до могилы Йена и хочешь разворошить ее.
– Шарлотта, пожалуйста… Я только хочу защитить тебя. У меня есть подозрения, что, кто бы ни убил Йена, этот человек где-то рядом, он еще жив.
– Да, – она попятилась к двери, – я виновата в смерти Йена, и я все еще жива! Неужели ты думаешь, что я об этом забыла?
– Это совсем не то, что я хотел сказать!
Но Шарлотта не хотела больше ничего слушать. Не обращая внимания на крики Дилана, она выбежала в прихожую – туда, где только Нефер могла видеть ее слезы.
Глава 18
– Инфекция от ран на его лице усугубила ситуацию, – ответил грубоватый голос в отдалении. – Полагаю, что в последнее время он принимал недостаточно хинина.
Его тряхнуло, как будто весь мир вокруг него рушился. Удивительно, как песчаная буря может так его разозлить. Снова что-то прохладное коснулось его лба.
– Он как в огне, доктор.
Дилан прислонился к чему-то прохладному, слабый и изнемогающий от боли.
– Помнится, один капитан с немецкого судна однажды…
Голоса постепенно затихли. Какая, в сущности, разница, о чем говорят его призраки? Его снова охватил жар, он погрузился в запах жасмина, которым пах обжигающий хамсин. Это напомнило ему о Шарлотте, его смелой женщине с длинными волосами цвета белого золота. Если он сможет разлепить веки, то представит себе, что смотрит в ее серые глаза, а они смотрят на него, и у них такой неземной оттенок, какого еще никогда не было…
Но долго он не мог смотреть. Его веки сомкнулись, и в его горячечное сознание ворвались другие видения, он все больше приходил в замешательство. То он видел свою обожаемую Шарлотту, а в следующий момент перед ним вырастали огромные пирамиды. Он тряс головой, но странные видения продолжали преследовать его: хрустальный шар в руках, унизанных кольцами, свирепое лицо Барнабаса Хьюза, поющие пираты, размахивающие саблями, рычащие коты…
Это было слишком странно и утомительно. Наверное, он сойдет с ума, если эти видения не прекратятся. Скорпионы карабкались по его обнаженному телу, и женщина с оранжевыми перьями в волосах не переставала хохотать. Она хохотала и хохотала, и звук ее смеха был хрупким, как мел.
Он взмахнул руками, когда на него прыгнул огромный лев, его голодная, широко раскрытая клыкастая пасть нависла над ним. Он умирал. Его мучило раскаяние, но больше всего он сокрушался о Шарлотте.
– Прости меня, Шарлотта, – прохрипел он, – я люблю тебя.
И он отдал себя на волю судьбы, той судьбы, которую, к несчастью, по праву заслужил.
Годы, проведенные в Африке, подготовили ее к этому. Шарлотта не очень сильно испугалась, поняв, что у Дилана приступ малярии. Ее отец тоже страдал от малярии, и она хорошо знала все признаки этой мучительной болезни: озноб, головная боль, жестокая лихорадка, ломота в мышцах, изнуряющий кризис. Она уже три дня ухаживала за Диланом и поняла, что лучше разбирается в течении этой тропической болезни, чем их семейный доктор, который привык иметь дело с болезнями типа подагры.
Да, несмотря на то что она не впервые видела приступы лихорадки, последний показался ей необычно сильным. Потому что Дилан страдал не только от малярии, но и от заражения, вызванного этими ужасными порезами. Она не винила Нефер, да как она могла? Ревнивая кошка всего лишь пыталась защитить ее.
Необходимость ухаживать за Диланом мало-помалу смягчила ее гнев. Было трудно продолжать сердиться на человека, который звал ее в бреду, который все время умолял ее простить его. Он таким жалким шепотом признавался ей в своей любви…
Она пыталась подогревать свое негодование. Ее никогда никто не обманывал так коварно, да к тому же именно тот человек, которого она любила. Можно еще понять, когда он обвинял Йена, что он вор и контрабандист. Просто он позволил своей ревности взять на себя роль судьи. Но подозревать ее отца и ее саму в таких преступлениях – это просто необъяснимо. Особенно после того, что было между ними.
– Я люблю его, как люблю Египет, – громко произнесла она.
Потому что она всегда прощала Египту все испытания и трудности, которые выпали на ее долю за годы, прожитые в пустыне. То, что она чувствовала к Египту, было безоговорочным и неизменным. Шарлотту потрясло осознание, что ее любовь к Дилану так же сильна.
Этим утром он выглядел немного лучше, мирно спал, впервые с тех пор, как она привезла его к себе домой на Белгрейв-сквер. Его лоб был блаженно прохладен, и она заметила с облегчением, что дрожь и испарина прошли. Она снова и снова благодарила небо, что оно дало людям хинин.
Она была так успокоена улучшением состояния Дилана, что решила вернуться к своей работе в Коллекции. Ей еще многое предстояло сделать, чтобы подготовить выставку к открытию, которое намечалось через четыре недели. Она чувствовала еще большую ответственность за ее успех, с тех пор как Колвиллы взяли ее в штат. Все эти дни она передавала в музей, что не может там появиться, но больше уже не могла оставаться дома. В музее было много дел, которые требовали ее личного присутствия.
Рэнделл и Лори могли бы сегодня по очереди присматривать за Диланом. Шарлотта уже распорядилась, чтобы дом как следует проветрили. Утро было ясным и солнечным, дождя не было и в помине. Свежий воздух и солнце могут сотворить чудеса.
Уже одевшись и собираясь выходить, Шарлотта присела рядом с Диланом на краешек кровати. Она поморщилась при взгляде на раны, которые наконец начали затягиваться. Во время лихорадки он все время хватался за ее руку и звал по имени. Тысячи извинений, произнесенных в здравом уме, не тронули бы ее так глубоко, как мольбы и слова раскаяния, которые он заплетающимся языком бормотал в бреду.
Она услышала, что в дверь кто-то царапается. Потом дверь приоткрылась.
– Нефер, я же говорила, тебе сюда нельзя!
Кошка уселась на полу, ее янтарные глаза невинно сияли.
– Ты же знаешь, тебе надо оставить Дилана в покое. Нефер горестно мяукнула, будто доказывая, что она не хочет причинить валлийцу вреда, и запрыгнула на кровать.
– Нет, тебе нельзя, – снова сказала Шарлотта, готовая схватить свою любимицу.
Кошка подняла лапку и, спрятав коготки, осторожно тронула руку Дилана. Затем с громким мурлыканьем она уютно устроилась у него под боком.
Хотя Шарлотта была рада видеть, что Нефер хочет исправиться, она беспокоилась, что Дилан может переволноваться, если проснется от того, что на него опять взобралась кошка.
– Ты можешь полежать здесь всего несколько минут, – предупредила ее Шарлотта и направилась к туалетному столику. Она взяла в руки шляпку и вытащила шпильку, воткнутую в ее зеленый бархат. – Нам с тобой нужно идти в музей. Мне предстоит сегодня большая работа.
– Шарлотта! Это ты?
Она резко повернулась. Дилан проснулся, и, хотя выглядел бледным и изможденным, его глаза горели не от лихорадки.
– Дилан, ну наконец-то! – Она бросила шляпку обратно на туалетный столик и поспешила к нему.
– Где я? – Он уставился на биту для крикета, которая висела перед ним на стене.
– На Белгрейв-сквер. – Она потрогала его лоб. Он был влажный, но прохладный. – Мы положили тебя в спальне Майкла. У тебя был страшный приступ малярии.
– Клянусь громом, это кошка! – Его удивленный взгляд остановился на Нефер, лежащей чуть ли не у него на груди.
– Все в порядке. Она не причинит тебе вреда. – Подняв кошку с кровати, Шарлотта добавила: – Я уверена, что она пришла сюда, чтобы сказать, как сильно огорчена.
Она что-то прошептала на ухо животному. Нефер еще раз посмотрела на Дилана, затем спрыгнула на пол и рысью выбежала из комнаты.
Он попытался сесть. Шарлотта бросилась к нему, чтобы подоткнуть подушку ему под спину.
– Значит, она приходила извиняться, так, что ли? – устало спросил он.
– Я думаю, она действительно сожалеет о том, что напала на тебя. У нее совсем не было аппетита все эти дни. Даже любимые оладьи ее не прельщали.
Шарлотта присела рядом с ним на кровать. Теперь, когда он проснулся, она внезапно почувствовала себя стесненно.
Дилан внимательно смотрел на Шарлотту, его глаза как будто изучали ее.
– Не только одна кошка хочет извиниться. – Он потянулся к ее руке. – Мне очень жаль, дорогая. Я ни за что не должен был ходить в Скотланд-Ярд, я просто сумасшедший, что просил их копаться в вашем прошлом.
Шарлотта опустила глаза и рассматривала теперь его руку.
– Мы очень беспокоились о тебе все эти дни. Я привезла тебя сюда прямо из музея. У тебя была высоченная температура. Хорошо еще, что на твой организм действует хинин.
Он потянул ее за руку.
– Посмотри мне в глаза.
После небольшого колебания она посмотрела на него.
– Я могу только умолять тебя о прощении. Ты не обязана меня прощать, но тогда ты разобьешь мое сердце.
Она проглотила комок в горле.
– Боюсь, ты уже разбил мое.
– Признаю, я убийственный идиот. Мне надо научиться доверять людям. Особенно тем, кого люблю. Потому что я в самом деле очень люблю тебя. – Он попытался подняться, но упал обратно на подушки. – К черту все! Шарлотта, клянусь, я никогда, до самой смерти не посмею больше сомневаться в тебе. Клянусь тебе!
– Как мне хотелось бы, чтобы все было так просто. – Она отвела от него взгляд. Его глаза были полны страха – и надежды.
– Но я люблю тебя.
– И я люблю тебя.
Она почувствовала, что напряжение его спало.
– Тогда давай попробуем все это забыть, любовь моя. Мы начнем все сначала. – Он притянул ее к себе и заключил в объятия. – Больше между нами не будет никаких секретов, никаких обманов. Выходи за меня замуж или не выходи – как ты хочешь, – но мы с тобой должны быть вместе до самой смерти. И когда мне станет лучше, мы снова вернемся в Египет. Обратно в Долину Амона или в какое-нибудь другое место, куда ты захочешь. – Он поцеловал ее волосы. – Это будет совершенно не важно, – если мы снова будем вместе.
Она позволила себе прильнуть к нему на короткое мгновение, с удовлетворением отметив, что лихорадка его прошла и что его сердце бьется ровно, а тело не сотрясается болезненной дрожью. Он жив и здоров, и она любит его. Но это не важно.
Она заставила себя отодвинуться от него и снова подошла к зеркалу. Стараясь унять дрожь в руках, она поправила воротник жакета.
– Ты все еще сердишься на меня? – Его голос звучал, как у маленького мальчика, которого мать лишила любимого десерта.
В зеркале она видела отражение Дилана за своей спиной.
– Нет, я не сержусь. Больше не сержусь.
– Но все равно что-то не так? Клянусь, я никогда не буду сомневаться в тебе.
Она повернулась к нему.
– Дело в том, что теперь я больше не доверяю тебе.
– Да, я понимаю. – Он выглядел так, будто она его ударила.
– Если я не верю тебе, как можем мы надеяться на совместное будущее?
– Это ужасно, Шарлотта! Я же объяснял тебе, почему пошел в Скотланд-Ярд. Твое обручальное кольцо было украдено из моего раскопа. Это ведь естественно, что я просто попытался выяснить все о тебе и о Фэрчайлде.
– Может быть, это и естественно, по крайней мере для человека, который когда-то занимался поимкой контрабандистов. Но я нахожу неестественным, что ты мог лгать мне, рассказывая, как ты встречался с детективом Поупом по поводу Нефер. Я считаю неестественным, что ты пошел в полицию и просил собрать на меня досье, а потом затащил к себе в постель. И при этом еще говорил, что любишь меня.
– Так оно и есть!
– И все это время полиция исследовала мое прошлое, мое и моего отца. И все потому, что ты подозревал, будто я имею какое-то отношение к краже. Ты мог допустить, что я буду воровать в Египте, в той стране, перед которой я благоговею. – Она долго изучала его взглядом. – Что бы ты стал делать, если бы полиция обнаружила что-нибудь подозрительное?
– Не знаю, – произнес Дилан упавшим голосом. Ей было тяжело дышать.
– Вот еще одна ложь, в которую ты пытаешься заставить меня поверить. Ты знаешь. Ты бы привел меня в полицию. Ты бы надругался над памятью моего отца. Неужели ты позволил бы им отправить меня в тюрьму?
– Что за чепуха! Теперь я понимаю, что ты и твой отец никогда не могли быть причастны к контрабанде. Она попыталась рассмеяться, но не смогла.
– Я не об этом спрашиваю. Он помрачнел:
– Я бы предусмотрел, чтобы памяти твоего отца – и тебе – было нанесено как можно меньше вреда. Как только возможно. Именно поэтому я и пошел к Самсону. Как друг, я знал, что могу положиться на его благоразумие. Если бы ты оказалась виноватой, Сэм и я могли бы выхлопотать для тебя более мягкую статью.
– Благодарю вас! Я восхищена такой предусмотрительностью!
– Ты требуешь от меня слишком многого, Шарлотта Я ведь рассказывал тебе, как жил в Египте. Все мое существование было пропитано ложью и притворством. Иначе и не могло быть, если я хотел выжить. Но последние три года доказали мне, что я могу жить нормальной жизнью. Это было нелегко. Бывали времена, когда я просто хотел забросить все это и сбежать обратно в Египет. Навстречу опасности, восторгу, может быть, даже хитрости и обману.
Она кивнула:
– Да, ты вряд ли смог бы полностью отказаться от хитрости.
Он нащупал кувшин рядом с кроватью, налил себе стакан воды. Его руки дрожали. Шарлотта еле остановила себя, чтобы не броситься ему на помощь.
Он сделал несколько глотков и поставил стакан обратно на столик.
– Прости меня за все. Я забыл, что твой муж был образцом совершенства.
– Я никогда этого не говорила.
– А ты и не должна была это говорить. И так ясно, что ты любила этого человека. Не важно, какие слова ты говорила мне. Я просто не верю, что все это время ты одевалась в черный бомбазин только из-за чувства вины.
– Я думала, что ты все-таки начнешь мне доверять.
– Конечно, я верю тебе. Я просто не думаю, что ты была до конца откровенной со мной.
Она не хотела пререкаться. Он был еще очень слаб, и такие встряски ему пока не по силам.
– Йен не был образцом совершенства, он был обыкновенным человеком. И если говорить всю правду, боюсь, он тоже иногда что-то скрывал от меня, как и ты.
Дилан посмотрел на нее в недоумении.
– Я не знала, что он получил место хранителя Коллекции Колвилла, пока он не стал укладывать вещи, – продолжала она. – Просто в одно прекрасное утро в Долину Амона приехали сэр Томас и леди Хэйверс и объявили, что ты уже едешь туда, чтобы принять раскопки на моем участке. Я единственная к тому моменту не знала, что через две недели мы уезжаем в Англию. Позже я узнала, что даже Ахмеду они сказали об этом раньше меня.
Воспоминания о тех днях до сих пор причиняли ей боль. Даже по прошествии стольких лет она все еще помнила свое потрясение, когда узнала, что Йен отказался от Долины Амона. Отказался от ее прошлого и ее будущего, не позволив ей высказать свое мнение при таком важном решении. Она вздохнула. Наверное, мужчины не могут не быть эгоистами. Вся жизнь убеждает, что мир крутится вокруг них, вокруг их работы, их нужд, их обязанностей. Никогда Йен не принимал во внимание ее чувства. Точно так же и Дилан, когда отправился в Скотланд-Ярд.
Только пустыня, кажется, всегда правдива.
Она одернула жакет и стала застегивать агатовые пуговицы. Все, что угодно, только бы не смотреть на израненное лицо Дилана.
– Но ты любила его, ведь так? – Его голос звучал слабо. – Ты очень сильно любила его, даже несмотря на то что он все-таки решил покинуть Египет.
Что пользы притворяться дальше? Пусть мужчины притворяются.
– Я никогда не любила Йена, – произнесла она тихо. Он недоверчиво покачал головой:
– Почему тогда ты так убивалась по человеку, которого не любила?
– Я чувствовала свою вину именно потому, что никогда не любила его. О, я говорила себе когда-то, что люблю его. И он был очень добр ко мне, особенно первое время после смерти отца. Не было человека добрее и нежнее его. Но теперь я понимаю, что вышла за него замуж только для того, чтобы остаться в Египте.
– Не понимаю.
– Я была молодой незамужней женщин. Мне нельзя было оставаться в Долине без сопровождения, в окружении рабочих-туземцев и в обществе молодого холостого англичанина с привлекательной внешностью. Моя мать, может быть, не совсем обычная, но она вовсе не сумасшедшая. Она собиралась послать в Египет Рэнделла, чтобы он привез меня обратно в Англию. Так что у меня не оставалось выбора. Мне нужно было либо покинуть Египет, либо выйти замуж. Когда Колвиллы узнали о нашей свадьбе, они сразу же спросили Йена, возьмется ли он за раскопки. Он согласился, и лицензия перешла к нему.
Дилан снова упал на подушки.
– Но я помню, что твоя мать говорила о том, как ты влюбилась в него. Она даже рассказывала, что это было похоже на пустынный ураган.
– Ну конечно! Я же не буду признаваться матери, что вышла замуж за Йена только потому, что мне просто хотелось остаться работать в пустыне.
– Так, значит, ты вообще ничего к нему не испытывала? – В его голосе прозвучала надежда.
– Я не такое каменное чудовище, как ты думаешь. Мне нравилось его общество, он больше года работал с отцом и со мной. Мы отлично поладили. – В самом деле, только после свадьбы между ними начались ссоры. – Он мне нравился больше, чем другие мужчины, с которыми я к тому времени была знакома. Без него я бы осталась совершенно безутешной после смерти отца. – Она помолчала. – И у него были такие чудные карие глаза.
Дилан нахмурился:
– Я только один раз встречался с Фэрчайлдом, он мне показался вполне нормальным парнем.
Шарлотта глубоко вздохнула. Она не могла спокойно говорить о Йене. Ей было тяжело вспоминать своего покойного мужа как привлекательного, жизнерадостного молодого человека.
– Он был больше чем просто привлекательный мужчина. Он заслуживал того, чтобы взять замуж женщину, которая действительно любила бы его. Вместо этого он связался с женщиной, которая больше заботилась о пустыне, чем о нем.
– Ты изображаешь из себя какую-то злодейку.
– Так оно и есть. – Она рывком натянула перчатки. – Я не горжусь тем, что рассказываю о себе такие вещи. Господь свидетель, я бы вышла замуж за мумию Тутмоса Третьего, если бы это могло помочь мне остаться в Египте.
– Но ты не хочешь выходить за меня?
– Нет, не хочу. – Знакомая боль кольнула ей грудь. Вина, угрызения совести. И жесткая уверенность, что ей не суждено быть счастливой в любви. – Я вышла замуж за человека, которому доверяла, но которого не любила. Это закончилось несчастьем. Я не хочу совершить похожую ошибку, выйдя замуж за человека, которого люблю, но которому не доверяю.
– Шарлотта, я же говорил тебе, как я раскаиваюсь…
– Знаю. Я тоже раскаиваюсь. Мне жаль, что я не встретила тебя много лет назад, когда отец еще был жив. Мы бы тогда составили изумительную партию, и между нами не было бы никаких подозрений. – Она тяжело вздохнула, опасаясь, что сейчас заплачет.
– У меня в голове путаница от всего этого. – Дилан откинул назад взмокшие волосы, вид у него был несчастный.
– Мы оба запутались. Давай не будем запутываться дальше. – Она пошла к двери. – Эти царапины до сих пор выглядят неважно. Прежде чем уйти, я попрошу Лори положить немного бальзама на твое лицо.
– Уйти? Куда ты собираешься уходить?
– Я присматривала за тобой все эти три дня, Дилан. Мне надо снова продолжить работу в музее, не то Колвиллы откажутся от выставки.
– Ты не можешь идти в музей без меня. – С видимым усилием он откинул в сторону одеяло. С удивлением посмотрел на свои голые ноги. – Что на мне надето?
– Это пижама Майкла. Я знаю, она немного тебе коротка, но это было все, чем мы располагали. – Шарлотта услышала, как кто-то позади нее деликатно прокашлялся. Она повернулась и увидела верного дворецкого, стоящего в дверях. – Рэнделл, как хорошо, что ты здесь.
Дилан попытался встать, но колени у него подогнулись.
Она жестом указала Рэнделлу, чтобы он помог ему лечь обратно в кровать.
– Сейчас ты еще не в состоянии спуститься вниз, не говоря уже о том, чтобы идти в музей.
– Мне нужна одежда, Рэнделл. – Дилан оттолкнул дворецкого в сторону и, шатаясь, сделал несколько шагов. Но даже это небольшое усилие было чрезмерным, и ему пришлось опереться на высокую спинку кровати. – Я собираюсь проводить вашу хозяйку до музея.
Шарлотта вздохнула:
– Как вы можете видеть, мистер Пирс сегодня нуждается в отдыхе. Пришлите сюда завтрак и позаботьтесь, чтобы он не перенапрягался слишком сильно.
– Хорошо, мадам. – Рэнделл еще раз озабоченно посмотрел на Дилана, прежде чем выйти из комнаты.
– У тебя снова начнется лихорадка, Дилан. Пожалуйста, вернись в постель.
– Но ты не можешь уйти! Нам надо еще о многом поговорить. – Дилан сел на кровать. Его голые ноги торчали из короткой пижамы, он выглядел таким беспомощным и жалким.
Ей не следовало соглашаться работать с ним в Коллекции. И уж конечно, не следовало становиться его любовницей. Хуже всего, что она по-настоящему влюбилась в него и, к несчастью, вызвала в нем ответное чувство. Казалось, что ей на роду написано приносить несчастье и причинять боль всем мужчинам, которые любят ее: сначала Йену, а теперь вот Дилану. Она поклялась, что отныне только Египет будет в ее сердце.
– Он был инженером. Ты об этом знала? – спросил Дилан, обессиленной своей краткой попытки пройтись.
– Йен? Конечно. Я знала, что он инженер. – Она уложила его обратно на подушки. – Его отец был инженером в армии, и он хотел, чтобы Йен последовал по его стопам. Но ему никогда не нравилось это занятие. Потому-то он и занялся египтологией.
– Как ты не понимаешь? Если он был инженером, то не мог не увидеть, что стены гробницы недостаточно надежно укреплены!
Она отпрянула.
– Это был несчастный случай. Они каждый сезон случаются в археологических экспедициях. Я не хочу, чтобы ты снова начал его обвинять.
– Я не обвиняю его. Но инженер должен был заметить, что гробница плохо укреплена.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, что кто-то поработал в гробнице перед тем, как он зашел в нее в последний раз. – Дилан отер покрытый испариной лоб тыльной стороной руки. – Кто-то хотел его смерти.
Слезы поднялись к ее глазам, и она затряслась. Шарлотта думала, что больше не будет переживать из-за смерти Йена, снова вспоминать ужасный звук обрушивающейся гробницы. Она думала, что уже давно примирилась с этой смертью – и со своей собственной виной.
– Это был несчастный случай, – произнесла она судорожно. – Несчастный случай.
Дилан попробовал дотянуться до нее, но она оттолкнула его руку.
– Неужели ты не можешь оставить память этого несчастного человека в покое? – вырвалось у нее. – Сначала ты раскапываешь память отца, пытаясь найти что-нибудь грязное… и нечестное. Теперь добрался до могилы Йена и хочешь разворошить ее.
– Шарлотта, пожалуйста… Я только хочу защитить тебя. У меня есть подозрения, что, кто бы ни убил Йена, этот человек где-то рядом, он еще жив.
– Да, – она попятилась к двери, – я виновата в смерти Йена, и я все еще жива! Неужели ты думаешь, что я об этом забыла?
– Это совсем не то, что я хотел сказать!
Но Шарлотта не хотела больше ничего слушать. Не обращая внимания на крики Дилана, она выбежала в прихожую – туда, где только Нефер могла видеть ее слезы.
Глава 18
Только увидев мраморные колонны здания Коллекции Колвилла, она перевела дух. Теперь по крайней мере несколько часов ей не придется больше думать о смерти Йена или пытаться найти оправдания лжи Дилана. Работа всегда доставляла ей самое большое удовольствие и надежно защищала от всех невзгод.
Дилан так расстроил ее, что она решила пройти две мили, отделявшие ее дом от музея, пешком. Она наслаждалась свежим утренним воздухом и лучами нежаркого осеннего солнца. Ее толкали люди, которые ничего не знали ни о ней, ни о Йене, ни об этом проклятом валлийце, и это было ей даже приятно. Нефер семенила с ней рядом, ее большие лапы шуршали листьями, которые уже начали опадать с деревьев.
Шарлотта остановилась под кроной большого бука. Здание музея окружал небольшой парк, в котором росли эти могучие деревья. Она подняла лицо к небу и позволила себе немного задержаться здесь, чтобы полюбоваться оранжевыми и золотистыми кронами. Единственное, что могло примирить ее с тем, что она живет здесь, была английская осень. Разноцветье увядающих листьев и мягкий свет осеннего неба заставляли ее иногда забывать о милой ее сердцу египетской зиме в дельте Нила. Она благодарно подставила лицо ветерку, который холодил ее щеки и высушивал слезы.
Что такое случилось с ней? Разразилась слезами, как инженю в примитивной мелодраме. Она позволяла себе оплакивать только смерть близких людей, но, как ей казалось, уже давно выплакала все слезы по отцу и по Йену.
После всего, что произошло за последние несколько дней, ее потрясло, когда Дилан снова напомнил ей о смерти Йена. Почему она решила, что может когда-нибудь забыть про это? Разве можно отложить в сторону свою кровоточащую совесть, как хозяйка убирает после Рождества праздничное серебро в дальний ящик буфета?
Нет, ей придется нести свою вину за смерть Йена еще очень-очень долго, до самой своей смерти. Когда сегодня вечером она снова увидит Дилана, ей надо оставаться спокойной, не обращая внимания на то, как ее расстраивают их разговоры. К счастью, через день-другой он встанет на ноги и вернется в свой дом. Чем скорее их будет разделять расстояние, тем быстрее оба они осознают, что их отношения закончились.
– Закончились, – пробормотала она, съеживаясь от бесповоротности этого слова.
Дилан так расстроил ее, что она решила пройти две мили, отделявшие ее дом от музея, пешком. Она наслаждалась свежим утренним воздухом и лучами нежаркого осеннего солнца. Ее толкали люди, которые ничего не знали ни о ней, ни о Йене, ни об этом проклятом валлийце, и это было ей даже приятно. Нефер семенила с ней рядом, ее большие лапы шуршали листьями, которые уже начали опадать с деревьев.
Шарлотта остановилась под кроной большого бука. Здание музея окружал небольшой парк, в котором росли эти могучие деревья. Она подняла лицо к небу и позволила себе немного задержаться здесь, чтобы полюбоваться оранжевыми и золотистыми кронами. Единственное, что могло примирить ее с тем, что она живет здесь, была английская осень. Разноцветье увядающих листьев и мягкий свет осеннего неба заставляли ее иногда забывать о милой ее сердцу египетской зиме в дельте Нила. Она благодарно подставила лицо ветерку, который холодил ее щеки и высушивал слезы.
Что такое случилось с ней? Разразилась слезами, как инженю в примитивной мелодраме. Она позволяла себе оплакивать только смерть близких людей, но, как ей казалось, уже давно выплакала все слезы по отцу и по Йену.
После всего, что произошло за последние несколько дней, ее потрясло, когда Дилан снова напомнил ей о смерти Йена. Почему она решила, что может когда-нибудь забыть про это? Разве можно отложить в сторону свою кровоточащую совесть, как хозяйка убирает после Рождества праздничное серебро в дальний ящик буфета?
Нет, ей придется нести свою вину за смерть Йена еще очень-очень долго, до самой своей смерти. Когда сегодня вечером она снова увидит Дилана, ей надо оставаться спокойной, не обращая внимания на то, как ее расстраивают их разговоры. К счастью, через день-другой он встанет на ноги и вернется в свой дом. Чем скорее их будет разделять расстояние, тем быстрее оба они осознают, что их отношения закончились.
– Закончились, – пробормотала она, съеживаясь от бесповоротности этого слова.