Страница:
– Что ты имеешь в виду?
– Ты сам отлично все понимаешь. Я никому не доверяю, Самсон. Я даже не могу представить, что вообще когда-нибудь смогу доверять людям.
– Это можно понять. Ты провел десять лет как разведчик в стане врага, и всегда тебя окружали люди, которым нельзя было доверять. Почему ты думаешь, что я живу в безвоздушном пространстве? – Самсон затянулся трубкой, его глаза потемнели. – Я тоже видел в своей жизни много грубого и бесчеловечного и тоже имею веские причины потерять доверие к людям.
Дилан потер лоб. Хотя его друг пришел навестить его с самыми лучшими намерениями, но ему стало только хуже.
– Если говорить правду, мне кажется, что единственный, кому я не верю, – так это я сам. Единственный человек, которому я не могу доверять.
– Ты просто устал и переживаешь за Шарлотту. Тебе станет лучше, как только эти раны заживут.
Но Дилан опасался, что они не заживут, по крайней мере раны, которыми кровоточили его сердце и душа. Он прожил до тридцати трех лет в одиночестве и рассчитывал наслаждаться им и дальше. Ему хватало своего собственного общества, и он даже бравировал тем, что ему ничего не нужно, кроме пустыни. Он легко вступал в связи с женщинами и так же легко рвал их. Только иногда чувствовал он тоску по чему-то неосуществимому и надеялся, что не всегда жизнь его будет похожа на одинокое перекати-поле. Кроме Египта с его чудесами и великолепием, в его жизни не было никого или ничего, что имело бы смысл. Но это было прежде, до того, как он встретил женщину с волосами цвета лунного света.
А теперь он своими собственными руками разрушил возможность быть рядом с ней.
– Хотя она меня теперь ненавидит, я все равно должен рассказать ей, как на самом деле умер Фэрчайлд.
– Мы не знаем наверняка, что обрушение пещеры кто-то подстроил.
Дилан посмотрел на него недоуменно. Самсон пожал плечами:
– Действительно, это очень похоже на убийство. Но все это произошло больше двух с половиной лет назад и к тому же на другом континенте. Как говорят в Скотланд-Ярде, «холодный след».
– Я думаю, что кто бы ни убил Фэрчайлда, сейчас он находится здесь, в Лондоне. Я думаю, что это он устроил похищение Нефер и подбросил скорпионов в музей. – Дилан замолчал, припомнив, с какой свирепостью сэр Томас и Хьюз добивались удаления его и Шарлотты из музея. – Нет, причины убийства Фэрчайлда нужно искать здесь, в Коллекции. Мне необходимо пробраться в музей и проверить каждый экспонат, который был найден в Долине Амона.
– Но ведь тебе запрещено входить туда.
– Как будто я не могу проникнуть в музей, минуя охрану и полицейских. Мне известно одно окно или даже два, через которые я смогу легко проникнуть в помещение музея, если мне удастся поддеть раму ломом.
– Лучше бы ты не говорил мне, что собираешься нарушать закон.
Дилан медленно поднялся. Все его тело болело, и он стал подозревать, что у него все-таки началась лихорадка. Он надеялся только, что это не новый приступ малярии.
– Я всего лишь собираюсь ненадолго зайти туда. Кроме того, мне необходимо хоть одним глазком взглянуть на Шарлотту.
– Неужто она позволит тебе приблизиться к себе так близко?
– Я не буду ее об этом спрашивать.
Самсон тоже встал.
– Может быть, ты отложишь штурм музея до завтра? Ты сейчас в таком состоянии, что даже моя полуслепая бабушка успеет заметить, как ты заползаешь в окно.
– Очень остроумно! Послушай, ты не сможешь сделать мне второй экземпляр своего доклада? Хьюз украл тот, который ты тогда отдал мне, а у меня не было возможности прочитать его. Сейчас он находится у сэра Томаса. Я хотел было отобрать у него папку, когда мы были у Колвиллов, но тут Нефер вцепилась мне в лицо, и я едва мог что-либо видеть сквозь потоки крови.
Самсон пожал плечами:
– Я чрезвычайно тебе благодарен. Оказывается, я все это раскапывал только для того, чтобы у сэра Томаса было увлекательное чтиво. Уверен, что старикашке особенно понравится та глава, которая касается связи его жены с Хыозом.
– Ладно, я ведь не просил тебя собирать сведения о леди Хэйверс. – Дилан снова почувствовал себя виноватым. Черт его дернул заняться сбором информации. – Наверное, именно поэтому ее не было на обеде у Колвиллов в тот вечер. Может быть, он ее побил или еще хуже…
– Я послал вчера своего человека на Мейфэр, чтобы быть в курсе, как там идут дела, но ни сэра Томаса, ни леди Хэйверс он не застал. Или, во всяком случае, они приказали слугам отвечать именно так. – Самсон нахмурился. – Пожалуй, мне следует самому нанести им визит. Мне не нравится, что этот доклад оказался в руках у сэра Томаса. Или у Хьюза.
– Да. Пожалуй, во всем Лондоне я единственный не успел прочитать, что было в этот проклятой папке. – Дилан нахмурился. – Если они оба знают, что содержится в докладе, почему на обеде они держались как закадычные друзья? Сэру Томасу вряд ли было приятно узнать, что жена ему изменяет.
– Может быть, все трое, как говорят французы, «нашли общий язык». Безнравственные типы эти французы. – Самсон встряхнул свой все еще мокрый зонтик. – Что же касается докладной записки, я уверен, что могу прислать тебе второй экземпляр.
– А я тем временем постараюсь увидеться с Шарлоттой. И не важно, что она меня теперь ненавидит. Кто-то ведь должен сказать ей, что ее муж скорее всего был убит.
– Потерпи по меньшей мере денька два. – Самсон направился к двери. – Я тебе советую посидеть дома, никаких вылазок в течение ближайших двадцати четырех часов. Сейчас такая погода, что хороший хозяин на улицу собаку не выгонит, дождь хлещет как из ведра, так что я даже вспомнил тайфуны в Индии, а у тебя такой вид, будто ты только что спасся после кораблекрушения.
– Это снова малярия. Большое количество алкоголя обычно вызывает рецидив, а я последние два дня только и делаю, что пью виски. К тому же у меня кончился хинин.
– Малярия, любовь, убийство!.. – Самсон отворил входную дверь, и порыв холодного, яростного дождя ворвался в прихожую. – Ничего удивительного, что ты заболел. У меня всего лишь убийство, и то голова кругом.
После того как Самсон ушел, Дилан снова повалился на диван. Если бы только его друг в этом хоть что-нибудь понимал, подумал он.
Любовь во много раз опаснее убийства.
На земле лежал мертвый человек. Его убийца стоял позади него с поднятым в руке мечом.
– Везде предательство, – пробормотала Шарлотта, закончив изучать папирус, на котором была изображена сцена убийства фараона Хотепа.
Предательство может грозить каждому, будь это молодой фараон или глупая, безмозглая женщина, которая доверилась лживому валлийцу и отдала ему свое сердце.
Нефер пронеслась у ее ног, охотясь за колечком стружки, выпавшим из упаковочного ящика.
Шарлотта была благодарна своей любимице, что та отвлекла ее от мрачных мыслей, отложила в сторону папирус и стала смотреть, как она играет со стружками. Она не знала, надо ли ей наградить Нефер за то, что она напала на Дилана, или оттрепать ее за хвост.
– Сдается мне, что ты неплохо поработала над его внешностью, – произнесла она громко.
Кошка подняла голову, вопросительно посмотрела на нее и тихонько мяукнула.
Шарлотта надеялась, что раны, которые нанесла Нефер Дилану, не слишком серьезны. С другой стороны, она была уверена, что он заслуживает каких-либо знаков внимания с ее стороны. Рэнделл вчера достаточно о нем позаботился, принес ему чистую марлю, когда Дилан просидел на ее ступеньках несколько часов. Правда, в некоторые глубокие царапины может попасть инфекция.
– Ну, уж это его дело, – пробормотала она. – Зачем ему надо было лгать мне все это время, бегать за моей спиной в полицию, подозревать отца и меня в том, что мы занимались контрабандой?..
Она была настолько шокирована новостью о том, что Дилан обратился в Скотланд-Ярд с просьбой собрать сведения о ней и ее отце, что не обратила внимания, когда из-под стола раздалось угрожающее урчание Нефер. Слишком поздно она вспомнила, что ее кошка всегда с яростью встает на ее защиту.
Ну что ж, зато предатель получил по заслугам. Это было неплохое кровопускание. Чем больше она думала о Дилане, тем злее и печальнее становилась. После двух с половиной лет вдовства она наконец позволила себе на что-то еще надеяться. Ей следовало бы знать, что такая внезапная, дикая страсть никогда не бывает искренней. И вообще, как она могла довериться смазливому валлийцу, балующемуся стихосложением?..
Она вернулась к своим записям, но никак не могла снова сосредоточиться. Каждый раз, когда ее взгляд останавливался на росписи кувшина или на списке экспонатов, присланных из Каира, ее мысль соскальзывала на отношения с Диланом. Как мог он поверить, что она способна на противозаконную деятельность, на контрабанду? Неужели он так плохо ее знал, так не доверял ей?
Ей было невероятно больно, что он не доверял ей, однако это она еще могла бы ему простить. Но у нее в голове не укладывалось, как он мог подозревать ее отца.
Реджинальд Грейнджер был единственным ребенком в семье священника города Солсбери. Его матерью была руководительница церковного хора. Он окончил школу и самостоятельно подготовился к поступлению в университет. У этого молодого человека было огромное желание учиться, и он подавал большие надежды. Перед смертью он был известен во всем мире как один из самых выдающихся египтологов своего времени. Королева Виктория возвела его в рыцарское звание, ученые трех континентов уважали его и считали светилом науки. Никто никогда не позволял по отношению к нему критики или сплетен – до тех пор, пока Дилан Пирс не обратился в полицию с просьбой покопаться в его прошлом.
Мысль о том, что Скотланд-Ярд осквернил память ее отца, снова заставила ее рассвирепеть. Как он посмел натравить на ее отца полицию?! Сам факт, что сэр Реджинальд включен в список, означает, что кто-то всерьез подозревает его в причастности к низкой, противозаконной деятельности. За это Шарлотта собственными руками была готова выцарапать Дилану глаза.
Но еще сильнее она хотела вырвать его из своего сердца. Боль, которую причинил ей Дилан, была сильнее, чем от сотни царапин. Ее захлестнуло горестное осознание того, что ее снова ждет потеря, что они теперь расстанутся. Господи, она так надеялась, что наконец нашла того единственного мужчину, рядом с которым можно прожить жизнь! Но подозрения Дилана разрушили эфемерную возможность счастья.
Глубоко вздохнув, она подняла голову и осмотрела выставочный зал, в котором были размещены экспонаты из Долины Амона.
Раскрашенные саркофаги стояли в тени вдоль стен. В каждом лежала мумия члена царской фамилии или священника. Канопы, фигурки божеств и животных, алебастровая посуда – все эти экспонаты заполняли бесчисленное количество стеклянных шкафов. Невидящими глазами на нее уставились головы фаянсовых фигурок и базальтовых статуй. Даже при дневном освещении они внушали благоговейный ужас. Можно представить, как загадочно они будут выглядеть при свете газовых рожков, которыми планировалось освещать выставку.
Но самым замечательным экспонатом, гвоздем выставки была гробница из полированного известняка, которая стояла в центре помещения. Чтобы успеть вовремя завершить реконструкцию гробницы, Дилан работал как самый последний раб на строительстве пирамид. Он не зря старался – до открытия выставки оставался еще целый месяц, а гробница почти полностью готова к экспозиции. Рабочим оставалось только стянуть ее металлическими прутьями, чтобы каменные блоки крепче держались.
По спине Шарлотты пробежал холодок. На какое-то мгновение темный вход в склеп напомнил ей тот, в который в последний раз в своей жизни вошел Йен, чтобы исчезнуть там навсегда.
Какая чепуха, оборвала она себя. Почти три года прошло с той катастрофы, и она не позволяла печальным воспоминаниям отравлять свою жизнь. Неужели ей мало несчастий в сегодняшней жизни, чтобы еще ворошить прошлое? Кроме того, строители постарались очень тщательно восстановить гробницу, сделали ее настолько надежной, чтобы она выдержала наплыв тысяч посетителей. У Дилана было много новых интереснейших планов по организации выставочного пространства. Он не только ученый, но и художник.
Она могла лишь посочувствовать, что он упустил шанс получить пост директора Коллекции. Потому что как только Коллвилы услышали, что Дилан обращался в полицию за информацией об их частной жизни, они тут же забрали обратно свое предложение. Более того, они просто запретили пускать Дилана в музей. Если бы она не чувствовала себя оскорбленной его вопиющим недоверием, она бы посочувствовала, что судьба так несчастливо с ним обошлась. Хотя сама она оказалась в выигрыше в результате этого скандала. Следуя рекомендациям тетушки Хейзл, Колвиллы поручили ей возглавить подготовку выставки по Долине Амона. На сердце у нее было тяжело, но она хотела сделать все, что от нее зависело, чтобы воздать должное Долине – и своему отцу.
Она услышала приближающиеся шаги, гулко раздававшиеся в пустынных галереях музея. В проеме дверей показался один из музейных охранников. Он явно колебался, стоит ли ему входить. Шарлотта подумала, что сейчас не до конца оформленная выставка и в самом деле выглядит угрожающе и отталкивающе, особенно если за окнами стучит дождь и завывает ветер.
– Мистер Пирс снова в музее, миссис Фэрчайлд. Она поежилась, когда услышала имя Дилана.
– Пожалуйста, выставьте его за дверь. Колвиллы недвусмысленно запретили пускать его сюда.
– Боюсь, этот джентльмен уже где-то в залах. – Казалось, охраннику было неприятно, что ему приходится выставлять за дверь человека, который в течение последних нескольких месяцев был его начальником. – Его невозможно остановить, мэм.
– Тогда возьмите себе в помощь кого-нибудь из полицейских и выведите его.
– Они пытаются, но разбитое стекло… Один из полицейских поранил руку…
– Что такое вы говорите? Какое стекло?
– Это мистер Пирс, мэм. Он где-то достал лом и разбил окно в Ассирийской галерее.
– Он… что?
– Он устроил настоящий переполох. Мы прибежали на звон стекла и увидели, что он уже наполовину влез в окно.
– Кто-нибудь серьезно пострадал?
– Всего несколько царапин у полицейского, мэм. Но нам нужно как можно скорее заделать разбитое окно. Дождь льет как из ведра.
– Где сейчас мистер Пирс? – Она отбросила блокнот, который держала в руках.
– Все еще в Ассирийской галерее. Мне кажется, он вряд ли будет искать еще каких-нибудь приключений на свою голову. Он неважно выглядит, такое впечатление, что он не в себе.
– Пойду найду его. Я скоро вернусь, но хотела бы попросить вас, чтобы вы побыли здесь и посторожили Нефер. – Она кивнула в сторону кошки, которая теперь грызла стружки. – Боюсь, как бы кошка снова не бросилась на мистера Пирса.
– Хорошо, мэм.
Но Шарлотта обратила внимание, что музейный охранник остался недалеко от выхода, чтобы в случае чего успеть ретироваться.
– Сиди здесь, Нефер, и будь умницей, не трогай этого человека – приказала она кошке по-арабски. – Я не хочу, когда вернусь, увидеть, что ты напугала его.
В ответ ей раздалось игривое рычание.
Она ободряюще улыбнулась охраннику и вышла.
Войдя в Ассирийскую галерею, она сразу же обратила внимание на то, что там страшно холодно. Через разбитое окно задувал сильный ветер и хлестал неистовый ливень. К счастью, вода попадала только на спину каменного изваяния, изображавшего крылатого буйвола.
– Сходите скорее в рабочую комнату и принесите крышку от упаковочных ящиков, – велела она двум полицейским, у одного из которых запястье было обернуто тряпкой. – Мы пока приспособим ее, чтобы загородить окно, а потом я вызову стекольщика.
Оба полицейских поспешили уйти. Она окинула взглядом галерею и убедилась, что посетителей в ней нет. За это ей следовало благодарить плохую погоду. Даже любителям древностей не хотелось в такой дождь выходить на улицу, чтобы насладиться общением с искусством. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь из посетителей поранился.
Интересно, куда девался Дилан? От этого человека больше хлопот, чем от дюжины пустынных кошек. Шарлотта заметила ломик, валяющийся рядом с изразцовой панелью из дворца Артаксерксов.
– Дилан, где вы? – Ее голос эхом прокатился под высоким потолком галереи. – Я бы на вашем месте не стала ходить по музею. Нефер бегает без привязи.
– Шарлотта? – произнес кто-то позади изразцовой панели.
Ей не понравился слабый, хриплый звук знакомого голоса.
– Дилан, в чем дело? С вами все в порядке? Почему вы не выходите?
Она решительно направилась к нему, собираясь прочесть ему лекцию. Все в ней кипело от возмущения. Сейчас он получит выговор, каких не слыхивал с тех пор, как ходил в коротеньких штанишках. Но слова застряли у нее в горле, когда она увидела Дилана, дрожащего в углу на холодном мраморном полу.
Он поднял голову.
– Меня просто не держат ноги, дорогая.
Хотя на нем был дождевой плащ, он был насквозь мокрый. А под широкими полями шляпы она ясно могла разглядеть ужасные порезы – следы когтей Нефер.
Шарлотта поежилась, увидев ярко-красные полосы вдоль щеки, одна проходила почти рядом с левым глазом.
– Я не знала, что Нефер поранила вас так сильно…
Она вспомнила, какой переполох начался, когда Нефер выскочила из-под стола и напала на Дилана. Миссис Колвилл завизжала, Хьюз и сэр Томас изрыгали проклятия, Дилан изо всей силы размахивал руками, пытаясь сбросить с себя кошку, но попадал только по столу, так что тарелки подскакивали в воздух. Нефер рычала и царапалась как тигр, пока Шарлотта в конце концов не оттащила ее. Шарлотта была так расстроена, что уехала от Колвиллов почти сразу же. Она не успела тогда разглядеть, что сделала с Диланом Нефер. Но она все же чувствовала за собой вину, как будто сама исцарапала его так.
– Вы совершенно промокли. – Она присела на корточки рядом с ним. Вода лила с него ручьями, а ботинки были все в грязи.
– Там идет дождь, – еле выговорил Дилан охрипшим голосом.
– Я и так это вижу. На улице холодно, как на Святках. Ради всего святого, что вам взбрело в голову выходить на улицу в такую погоду? Не говоря уже о том, что вы разбили окно в музее.
– Мне нужно было видеть вас, а я знал, что меня просто так не впустят.
– И вы решили, что проще будет выбить парочку стекол? Он потряс головой:
– Я только хотел вытащить оконную раму, но потерял равновесие. Все, что я помню, – это как окно разбилось вдребезги и я свалился вниз.
Она сняла с себя шерстяную шаль и стала вытирать его лицо. Он раз или два вздрогнул, но в остальном казался необъяснимо бесчувственным и почти не реагировал на ее прикосновения.
– Вы дрожите. – Шарлотта вздохнула. Да, он предал ее и ее отца, но сердце у нее не каменное, и ему надо помочь. – Снимайте ваше пальто, иначе вы простудитесь.
Он попытался стащить пальто, но руки его сильно дрожали. Ей пришлось помочь ему справиться с пуговицами.
Она закусила губу, когда увидела вблизи порезы на его лице.
– О, мне очень жаль, что вы так пострадали! Я не могла предположить, что Нефер вздумает напасть на вас.
Его зубы клацнули.
– Не беспокойтесь об этом.
– Безусловно, об этом надо беспокоиться. Просто удивительно, что она не выцарапала вам глаза. Раньше она никогда не вытворяла ничего подобного. – Шарлотта закутала его в свою шаль до самого подбородка. – Наверное, она просто решила, что вы хотите причинить мне вред. Если бы вы отпустили тогда мою руку, ничего бы не случилось.
– Нефер не виновата. Я виню во всем только себя. Теперь, когда он дотронулся до нее, она почувствовала, что его бьет озноб.
Она потрогала рукой его лоб. Даже несмотря на то что он был мокрым от ледяного дождя, ее испугал его жар.
– У вас лихорадка.
Шарлотта выругалась про себя. Наверняка это из-за того, что в рану попала инфекция. Она никогда не простит себе, если он из-за нее серьезно заболеет. Как ни была она разгневана и уязвлена его подозрениями, Дилан не заслуживал таких страданий. Кошке предстоит выслушать строгую лекцию.
– Пойдемте в коридор, там теплее.
С невероятным усилием она подняла его на ноги. Он оперся рукой о ее плечо, и она медленно повела его к одной из мраморных скамеек, стоявших в коридоре.
Он безвольно повалился на нее.
– Лихорадка у меня не из-за порезов… Это малярия.
– И вы бежали через весь Лондон с приступом малярии! Что теперь я с вами буду делать?
Она попыталась снова дотронуться до его лба, но он схватил ее руку.
– Вы должны простить меня. – Он дрожал так сильно, что было удивительно, как он еще может сидеть.
Слезы, которые она до сих пор старалась сдерживать, предательски побежали по ее щекам.
– Дилан, я не думаю, что сейчас подходящее время говорить о том, что произошло. Вы больны и…
Он сжал ее пальцы. Его рука была пугающе горячей.
– Я не хотел причинить вам зла. Клянусь вам в этом. Просто ваше обручальное кольцо было украдено из моего раскопа. Что мне оставалось делать? Я не мог не подозревать…
– Не надо снова про кольцо.
– Может быть, и ваш муж тоже не крал этого кольца, – продолжал он хрипло. – Может быть, он просто купил его у торговца в Луксоре… но это кольцо было украдено в Секкаре. – На мгновение он остановился, не в силах сдержать дрожь. – Его украли у меня из раскопа.
Шарлотта вздохнула. Он оставался самим собой: ищейкой, которая в течение десяти лет вынюхивала следы контрабандистов. Он привык никому не доверять, работая в Службе древностей. Даже ей. Это разбило ей сердце, но сейчас оно болело от того, что он был такой больной и слабый.
– Все это сейчас не важно. Я хочу вызвать экипаж и отвезти вас домой. Потом пошлю за доктором.
– Мне просто нужен хинин. – Он схватил ее за руки. – Я хотел рассказать вам, как я сожалею… Я люблю тебя, Шарлотта, я не хотел огорчить тебя.
Отведя взгляд, она смотрела поверх его изуродованного лица, сосредоточив свое внимание на мраморных бюстах греческих философов, которые стояли вдоль стен. Все, что угодно, только бы не видеть его искаженного болью лица.
– Да, вы не хотели огорчить меня, – проговорила она наконец. – Но все-таки огорчили, и очень сильно.
– Я… я хочу доверять людям. – Он снова сжал зубы, и слезы еще сильнее хлынули из глаз Шарлотты. – Я хочу доверять, мне нужно доверять тебе. Просто это невероятно тяжело для меня.
Она заставила себя посмотреть на него. Господи, она не может больше любить его, особенно после того, как он обвинил ее в воровстве. И отца тоже. Конечно, он никогда по-настоящему не знал ее отца. Если бы он знал, то понимал бы, что такое просто невозможно представить. И еще у нее в голове не укладывалось, как он мог сначала говорить ей слова любви, а потом со всех ног побежать в полицию, чтобы собирать на нее досье.
Но если даже он по-прежнему думает, что она виновата в краже обручального кольца, сейчас в ее сердце не было на него ярости. Сейчас, когда он весь горит в лихорадке.
– Не надо об этом сейчас беспокоиться. Сидите здесь. Я пойду вызову экипаж.
Но когда она попыталась встать, он дернул ее, чтобы она снова села.
– Сначала скажите, что вы простили меня. Мне необходимо услышать это, дорогая.
– Вы больны. Вам нужно в постель. Сейчас нет времени вести разговоры. Он затряс головой, дрожь становилась все сильнее.
– Но я должен тебе сказать… Я должен сказать тебе о Долине Амона. Эта катастрофа вовсе не катастрофа…
– У вас бред. – Она огляделась вокруг, ища глазами музейного охранника или полицейского, кого-нибудь, кто мог бы вызвать экипаж.
Он схватил ее дрожащей рукой за подбородок и заставил посмотреть прямо ему в глаза.
– Вы в опасности. Он тоже был.
– О чем вы говорите?
– Его убили. Я думаю, его убили.
– Кого убили? – спросила она, не понимая, что он бормочет.
Но в этот момент Дилан без сознания упал ей на колени.
Глава 17
– Ты сам отлично все понимаешь. Я никому не доверяю, Самсон. Я даже не могу представить, что вообще когда-нибудь смогу доверять людям.
– Это можно понять. Ты провел десять лет как разведчик в стане врага, и всегда тебя окружали люди, которым нельзя было доверять. Почему ты думаешь, что я живу в безвоздушном пространстве? – Самсон затянулся трубкой, его глаза потемнели. – Я тоже видел в своей жизни много грубого и бесчеловечного и тоже имею веские причины потерять доверие к людям.
Дилан потер лоб. Хотя его друг пришел навестить его с самыми лучшими намерениями, но ему стало только хуже.
– Если говорить правду, мне кажется, что единственный, кому я не верю, – так это я сам. Единственный человек, которому я не могу доверять.
– Ты просто устал и переживаешь за Шарлотту. Тебе станет лучше, как только эти раны заживут.
Но Дилан опасался, что они не заживут, по крайней мере раны, которыми кровоточили его сердце и душа. Он прожил до тридцати трех лет в одиночестве и рассчитывал наслаждаться им и дальше. Ему хватало своего собственного общества, и он даже бравировал тем, что ему ничего не нужно, кроме пустыни. Он легко вступал в связи с женщинами и так же легко рвал их. Только иногда чувствовал он тоску по чему-то неосуществимому и надеялся, что не всегда жизнь его будет похожа на одинокое перекати-поле. Кроме Египта с его чудесами и великолепием, в его жизни не было никого или ничего, что имело бы смысл. Но это было прежде, до того, как он встретил женщину с волосами цвета лунного света.
А теперь он своими собственными руками разрушил возможность быть рядом с ней.
– Хотя она меня теперь ненавидит, я все равно должен рассказать ей, как на самом деле умер Фэрчайлд.
– Мы не знаем наверняка, что обрушение пещеры кто-то подстроил.
Дилан посмотрел на него недоуменно. Самсон пожал плечами:
– Действительно, это очень похоже на убийство. Но все это произошло больше двух с половиной лет назад и к тому же на другом континенте. Как говорят в Скотланд-Ярде, «холодный след».
– Я думаю, что кто бы ни убил Фэрчайлда, сейчас он находится здесь, в Лондоне. Я думаю, что это он устроил похищение Нефер и подбросил скорпионов в музей. – Дилан замолчал, припомнив, с какой свирепостью сэр Томас и Хьюз добивались удаления его и Шарлотты из музея. – Нет, причины убийства Фэрчайлда нужно искать здесь, в Коллекции. Мне необходимо пробраться в музей и проверить каждый экспонат, который был найден в Долине Амона.
– Но ведь тебе запрещено входить туда.
– Как будто я не могу проникнуть в музей, минуя охрану и полицейских. Мне известно одно окно или даже два, через которые я смогу легко проникнуть в помещение музея, если мне удастся поддеть раму ломом.
– Лучше бы ты не говорил мне, что собираешься нарушать закон.
Дилан медленно поднялся. Все его тело болело, и он стал подозревать, что у него все-таки началась лихорадка. Он надеялся только, что это не новый приступ малярии.
– Я всего лишь собираюсь ненадолго зайти туда. Кроме того, мне необходимо хоть одним глазком взглянуть на Шарлотту.
– Неужто она позволит тебе приблизиться к себе так близко?
– Я не буду ее об этом спрашивать.
Самсон тоже встал.
– Может быть, ты отложишь штурм музея до завтра? Ты сейчас в таком состоянии, что даже моя полуслепая бабушка успеет заметить, как ты заползаешь в окно.
– Очень остроумно! Послушай, ты не сможешь сделать мне второй экземпляр своего доклада? Хьюз украл тот, который ты тогда отдал мне, а у меня не было возможности прочитать его. Сейчас он находится у сэра Томаса. Я хотел было отобрать у него папку, когда мы были у Колвиллов, но тут Нефер вцепилась мне в лицо, и я едва мог что-либо видеть сквозь потоки крови.
Самсон пожал плечами:
– Я чрезвычайно тебе благодарен. Оказывается, я все это раскапывал только для того, чтобы у сэра Томаса было увлекательное чтиво. Уверен, что старикашке особенно понравится та глава, которая касается связи его жены с Хыозом.
– Ладно, я ведь не просил тебя собирать сведения о леди Хэйверс. – Дилан снова почувствовал себя виноватым. Черт его дернул заняться сбором информации. – Наверное, именно поэтому ее не было на обеде у Колвиллов в тот вечер. Может быть, он ее побил или еще хуже…
– Я послал вчера своего человека на Мейфэр, чтобы быть в курсе, как там идут дела, но ни сэра Томаса, ни леди Хэйверс он не застал. Или, во всяком случае, они приказали слугам отвечать именно так. – Самсон нахмурился. – Пожалуй, мне следует самому нанести им визит. Мне не нравится, что этот доклад оказался в руках у сэра Томаса. Или у Хьюза.
– Да. Пожалуй, во всем Лондоне я единственный не успел прочитать, что было в этот проклятой папке. – Дилан нахмурился. – Если они оба знают, что содержится в докладе, почему на обеде они держались как закадычные друзья? Сэру Томасу вряд ли было приятно узнать, что жена ему изменяет.
– Может быть, все трое, как говорят французы, «нашли общий язык». Безнравственные типы эти французы. – Самсон встряхнул свой все еще мокрый зонтик. – Что же касается докладной записки, я уверен, что могу прислать тебе второй экземпляр.
– А я тем временем постараюсь увидеться с Шарлоттой. И не важно, что она меня теперь ненавидит. Кто-то ведь должен сказать ей, что ее муж скорее всего был убит.
– Потерпи по меньшей мере денька два. – Самсон направился к двери. – Я тебе советую посидеть дома, никаких вылазок в течение ближайших двадцати четырех часов. Сейчас такая погода, что хороший хозяин на улицу собаку не выгонит, дождь хлещет как из ведра, так что я даже вспомнил тайфуны в Индии, а у тебя такой вид, будто ты только что спасся после кораблекрушения.
– Это снова малярия. Большое количество алкоголя обычно вызывает рецидив, а я последние два дня только и делаю, что пью виски. К тому же у меня кончился хинин.
– Малярия, любовь, убийство!.. – Самсон отворил входную дверь, и порыв холодного, яростного дождя ворвался в прихожую. – Ничего удивительного, что ты заболел. У меня всего лишь убийство, и то голова кругом.
После того как Самсон ушел, Дилан снова повалился на диван. Если бы только его друг в этом хоть что-нибудь понимал, подумал он.
Любовь во много раз опаснее убийства.
На земле лежал мертвый человек. Его убийца стоял позади него с поднятым в руке мечом.
– Везде предательство, – пробормотала Шарлотта, закончив изучать папирус, на котором была изображена сцена убийства фараона Хотепа.
Предательство может грозить каждому, будь это молодой фараон или глупая, безмозглая женщина, которая доверилась лживому валлийцу и отдала ему свое сердце.
Нефер пронеслась у ее ног, охотясь за колечком стружки, выпавшим из упаковочного ящика.
Шарлотта была благодарна своей любимице, что та отвлекла ее от мрачных мыслей, отложила в сторону папирус и стала смотреть, как она играет со стружками. Она не знала, надо ли ей наградить Нефер за то, что она напала на Дилана, или оттрепать ее за хвост.
– Сдается мне, что ты неплохо поработала над его внешностью, – произнесла она громко.
Кошка подняла голову, вопросительно посмотрела на нее и тихонько мяукнула.
Шарлотта надеялась, что раны, которые нанесла Нефер Дилану, не слишком серьезны. С другой стороны, она была уверена, что он заслуживает каких-либо знаков внимания с ее стороны. Рэнделл вчера достаточно о нем позаботился, принес ему чистую марлю, когда Дилан просидел на ее ступеньках несколько часов. Правда, в некоторые глубокие царапины может попасть инфекция.
– Ну, уж это его дело, – пробормотала она. – Зачем ему надо было лгать мне все это время, бегать за моей спиной в полицию, подозревать отца и меня в том, что мы занимались контрабандой?..
Она была настолько шокирована новостью о том, что Дилан обратился в Скотланд-Ярд с просьбой собрать сведения о ней и ее отце, что не обратила внимания, когда из-под стола раздалось угрожающее урчание Нефер. Слишком поздно она вспомнила, что ее кошка всегда с яростью встает на ее защиту.
Ну что ж, зато предатель получил по заслугам. Это было неплохое кровопускание. Чем больше она думала о Дилане, тем злее и печальнее становилась. После двух с половиной лет вдовства она наконец позволила себе на что-то еще надеяться. Ей следовало бы знать, что такая внезапная, дикая страсть никогда не бывает искренней. И вообще, как она могла довериться смазливому валлийцу, балующемуся стихосложением?..
Она вернулась к своим записям, но никак не могла снова сосредоточиться. Каждый раз, когда ее взгляд останавливался на росписи кувшина или на списке экспонатов, присланных из Каира, ее мысль соскальзывала на отношения с Диланом. Как мог он поверить, что она способна на противозаконную деятельность, на контрабанду? Неужели он так плохо ее знал, так не доверял ей?
Ей было невероятно больно, что он не доверял ей, однако это она еще могла бы ему простить. Но у нее в голове не укладывалось, как он мог подозревать ее отца.
Реджинальд Грейнджер был единственным ребенком в семье священника города Солсбери. Его матерью была руководительница церковного хора. Он окончил школу и самостоятельно подготовился к поступлению в университет. У этого молодого человека было огромное желание учиться, и он подавал большие надежды. Перед смертью он был известен во всем мире как один из самых выдающихся египтологов своего времени. Королева Виктория возвела его в рыцарское звание, ученые трех континентов уважали его и считали светилом науки. Никто никогда не позволял по отношению к нему критики или сплетен – до тех пор, пока Дилан Пирс не обратился в полицию с просьбой покопаться в его прошлом.
Мысль о том, что Скотланд-Ярд осквернил память ее отца, снова заставила ее рассвирепеть. Как он посмел натравить на ее отца полицию?! Сам факт, что сэр Реджинальд включен в список, означает, что кто-то всерьез подозревает его в причастности к низкой, противозаконной деятельности. За это Шарлотта собственными руками была готова выцарапать Дилану глаза.
Но еще сильнее она хотела вырвать его из своего сердца. Боль, которую причинил ей Дилан, была сильнее, чем от сотни царапин. Ее захлестнуло горестное осознание того, что ее снова ждет потеря, что они теперь расстанутся. Господи, она так надеялась, что наконец нашла того единственного мужчину, рядом с которым можно прожить жизнь! Но подозрения Дилана разрушили эфемерную возможность счастья.
Глубоко вздохнув, она подняла голову и осмотрела выставочный зал, в котором были размещены экспонаты из Долины Амона.
Раскрашенные саркофаги стояли в тени вдоль стен. В каждом лежала мумия члена царской фамилии или священника. Канопы, фигурки божеств и животных, алебастровая посуда – все эти экспонаты заполняли бесчисленное количество стеклянных шкафов. Невидящими глазами на нее уставились головы фаянсовых фигурок и базальтовых статуй. Даже при дневном освещении они внушали благоговейный ужас. Можно представить, как загадочно они будут выглядеть при свете газовых рожков, которыми планировалось освещать выставку.
Но самым замечательным экспонатом, гвоздем выставки была гробница из полированного известняка, которая стояла в центре помещения. Чтобы успеть вовремя завершить реконструкцию гробницы, Дилан работал как самый последний раб на строительстве пирамид. Он не зря старался – до открытия выставки оставался еще целый месяц, а гробница почти полностью готова к экспозиции. Рабочим оставалось только стянуть ее металлическими прутьями, чтобы каменные блоки крепче держались.
По спине Шарлотты пробежал холодок. На какое-то мгновение темный вход в склеп напомнил ей тот, в который в последний раз в своей жизни вошел Йен, чтобы исчезнуть там навсегда.
Какая чепуха, оборвала она себя. Почти три года прошло с той катастрофы, и она не позволяла печальным воспоминаниям отравлять свою жизнь. Неужели ей мало несчастий в сегодняшней жизни, чтобы еще ворошить прошлое? Кроме того, строители постарались очень тщательно восстановить гробницу, сделали ее настолько надежной, чтобы она выдержала наплыв тысяч посетителей. У Дилана было много новых интереснейших планов по организации выставочного пространства. Он не только ученый, но и художник.
Она могла лишь посочувствовать, что он упустил шанс получить пост директора Коллекции. Потому что как только Коллвилы услышали, что Дилан обращался в полицию за информацией об их частной жизни, они тут же забрали обратно свое предложение. Более того, они просто запретили пускать Дилана в музей. Если бы она не чувствовала себя оскорбленной его вопиющим недоверием, она бы посочувствовала, что судьба так несчастливо с ним обошлась. Хотя сама она оказалась в выигрыше в результате этого скандала. Следуя рекомендациям тетушки Хейзл, Колвиллы поручили ей возглавить подготовку выставки по Долине Амона. На сердце у нее было тяжело, но она хотела сделать все, что от нее зависело, чтобы воздать должное Долине – и своему отцу.
Она услышала приближающиеся шаги, гулко раздававшиеся в пустынных галереях музея. В проеме дверей показался один из музейных охранников. Он явно колебался, стоит ли ему входить. Шарлотта подумала, что сейчас не до конца оформленная выставка и в самом деле выглядит угрожающе и отталкивающе, особенно если за окнами стучит дождь и завывает ветер.
– Мистер Пирс снова в музее, миссис Фэрчайлд. Она поежилась, когда услышала имя Дилана.
– Пожалуйста, выставьте его за дверь. Колвиллы недвусмысленно запретили пускать его сюда.
– Боюсь, этот джентльмен уже где-то в залах. – Казалось, охраннику было неприятно, что ему приходится выставлять за дверь человека, который в течение последних нескольких месяцев был его начальником. – Его невозможно остановить, мэм.
– Тогда возьмите себе в помощь кого-нибудь из полицейских и выведите его.
– Они пытаются, но разбитое стекло… Один из полицейских поранил руку…
– Что такое вы говорите? Какое стекло?
– Это мистер Пирс, мэм. Он где-то достал лом и разбил окно в Ассирийской галерее.
– Он… что?
– Он устроил настоящий переполох. Мы прибежали на звон стекла и увидели, что он уже наполовину влез в окно.
– Кто-нибудь серьезно пострадал?
– Всего несколько царапин у полицейского, мэм. Но нам нужно как можно скорее заделать разбитое окно. Дождь льет как из ведра.
– Где сейчас мистер Пирс? – Она отбросила блокнот, который держала в руках.
– Все еще в Ассирийской галерее. Мне кажется, он вряд ли будет искать еще каких-нибудь приключений на свою голову. Он неважно выглядит, такое впечатление, что он не в себе.
– Пойду найду его. Я скоро вернусь, но хотела бы попросить вас, чтобы вы побыли здесь и посторожили Нефер. – Она кивнула в сторону кошки, которая теперь грызла стружки. – Боюсь, как бы кошка снова не бросилась на мистера Пирса.
– Хорошо, мэм.
Но Шарлотта обратила внимание, что музейный охранник остался недалеко от выхода, чтобы в случае чего успеть ретироваться.
– Сиди здесь, Нефер, и будь умницей, не трогай этого человека – приказала она кошке по-арабски. – Я не хочу, когда вернусь, увидеть, что ты напугала его.
В ответ ей раздалось игривое рычание.
Она ободряюще улыбнулась охраннику и вышла.
Войдя в Ассирийскую галерею, она сразу же обратила внимание на то, что там страшно холодно. Через разбитое окно задувал сильный ветер и хлестал неистовый ливень. К счастью, вода попадала только на спину каменного изваяния, изображавшего крылатого буйвола.
– Сходите скорее в рабочую комнату и принесите крышку от упаковочных ящиков, – велела она двум полицейским, у одного из которых запястье было обернуто тряпкой. – Мы пока приспособим ее, чтобы загородить окно, а потом я вызову стекольщика.
Оба полицейских поспешили уйти. Она окинула взглядом галерею и убедилась, что посетителей в ней нет. За это ей следовало благодарить плохую погоду. Даже любителям древностей не хотелось в такой дождь выходить на улицу, чтобы насладиться общением с искусством. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь из посетителей поранился.
Интересно, куда девался Дилан? От этого человека больше хлопот, чем от дюжины пустынных кошек. Шарлотта заметила ломик, валяющийся рядом с изразцовой панелью из дворца Артаксерксов.
– Дилан, где вы? – Ее голос эхом прокатился под высоким потолком галереи. – Я бы на вашем месте не стала ходить по музею. Нефер бегает без привязи.
– Шарлотта? – произнес кто-то позади изразцовой панели.
Ей не понравился слабый, хриплый звук знакомого голоса.
– Дилан, в чем дело? С вами все в порядке? Почему вы не выходите?
Она решительно направилась к нему, собираясь прочесть ему лекцию. Все в ней кипело от возмущения. Сейчас он получит выговор, каких не слыхивал с тех пор, как ходил в коротеньких штанишках. Но слова застряли у нее в горле, когда она увидела Дилана, дрожащего в углу на холодном мраморном полу.
Он поднял голову.
– Меня просто не держат ноги, дорогая.
Хотя на нем был дождевой плащ, он был насквозь мокрый. А под широкими полями шляпы она ясно могла разглядеть ужасные порезы – следы когтей Нефер.
Шарлотта поежилась, увидев ярко-красные полосы вдоль щеки, одна проходила почти рядом с левым глазом.
– Я не знала, что Нефер поранила вас так сильно…
Она вспомнила, какой переполох начался, когда Нефер выскочила из-под стола и напала на Дилана. Миссис Колвилл завизжала, Хьюз и сэр Томас изрыгали проклятия, Дилан изо всей силы размахивал руками, пытаясь сбросить с себя кошку, но попадал только по столу, так что тарелки подскакивали в воздух. Нефер рычала и царапалась как тигр, пока Шарлотта в конце концов не оттащила ее. Шарлотта была так расстроена, что уехала от Колвиллов почти сразу же. Она не успела тогда разглядеть, что сделала с Диланом Нефер. Но она все же чувствовала за собой вину, как будто сама исцарапала его так.
– Вы совершенно промокли. – Она присела на корточки рядом с ним. Вода лила с него ручьями, а ботинки были все в грязи.
– Там идет дождь, – еле выговорил Дилан охрипшим голосом.
– Я и так это вижу. На улице холодно, как на Святках. Ради всего святого, что вам взбрело в голову выходить на улицу в такую погоду? Не говоря уже о том, что вы разбили окно в музее.
– Мне нужно было видеть вас, а я знал, что меня просто так не впустят.
– И вы решили, что проще будет выбить парочку стекол? Он потряс головой:
– Я только хотел вытащить оконную раму, но потерял равновесие. Все, что я помню, – это как окно разбилось вдребезги и я свалился вниз.
Она сняла с себя шерстяную шаль и стала вытирать его лицо. Он раз или два вздрогнул, но в остальном казался необъяснимо бесчувственным и почти не реагировал на ее прикосновения.
– Вы дрожите. – Шарлотта вздохнула. Да, он предал ее и ее отца, но сердце у нее не каменное, и ему надо помочь. – Снимайте ваше пальто, иначе вы простудитесь.
Он попытался стащить пальто, но руки его сильно дрожали. Ей пришлось помочь ему справиться с пуговицами.
Она закусила губу, когда увидела вблизи порезы на его лице.
– О, мне очень жаль, что вы так пострадали! Я не могла предположить, что Нефер вздумает напасть на вас.
Его зубы клацнули.
– Не беспокойтесь об этом.
– Безусловно, об этом надо беспокоиться. Просто удивительно, что она не выцарапала вам глаза. Раньше она никогда не вытворяла ничего подобного. – Шарлотта закутала его в свою шаль до самого подбородка. – Наверное, она просто решила, что вы хотите причинить мне вред. Если бы вы отпустили тогда мою руку, ничего бы не случилось.
– Нефер не виновата. Я виню во всем только себя. Теперь, когда он дотронулся до нее, она почувствовала, что его бьет озноб.
Она потрогала рукой его лоб. Даже несмотря на то что он был мокрым от ледяного дождя, ее испугал его жар.
– У вас лихорадка.
Шарлотта выругалась про себя. Наверняка это из-за того, что в рану попала инфекция. Она никогда не простит себе, если он из-за нее серьезно заболеет. Как ни была она разгневана и уязвлена его подозрениями, Дилан не заслуживал таких страданий. Кошке предстоит выслушать строгую лекцию.
– Пойдемте в коридор, там теплее.
С невероятным усилием она подняла его на ноги. Он оперся рукой о ее плечо, и она медленно повела его к одной из мраморных скамеек, стоявших в коридоре.
Он безвольно повалился на нее.
– Лихорадка у меня не из-за порезов… Это малярия.
– И вы бежали через весь Лондон с приступом малярии! Что теперь я с вами буду делать?
Она попыталась снова дотронуться до его лба, но он схватил ее руку.
– Вы должны простить меня. – Он дрожал так сильно, что было удивительно, как он еще может сидеть.
Слезы, которые она до сих пор старалась сдерживать, предательски побежали по ее щекам.
– Дилан, я не думаю, что сейчас подходящее время говорить о том, что произошло. Вы больны и…
Он сжал ее пальцы. Его рука была пугающе горячей.
– Я не хотел причинить вам зла. Клянусь вам в этом. Просто ваше обручальное кольцо было украдено из моего раскопа. Что мне оставалось делать? Я не мог не подозревать…
– Не надо снова про кольцо.
– Может быть, и ваш муж тоже не крал этого кольца, – продолжал он хрипло. – Может быть, он просто купил его у торговца в Луксоре… но это кольцо было украдено в Секкаре. – На мгновение он остановился, не в силах сдержать дрожь. – Его украли у меня из раскопа.
Шарлотта вздохнула. Он оставался самим собой: ищейкой, которая в течение десяти лет вынюхивала следы контрабандистов. Он привык никому не доверять, работая в Службе древностей. Даже ей. Это разбило ей сердце, но сейчас оно болело от того, что он был такой больной и слабый.
– Все это сейчас не важно. Я хочу вызвать экипаж и отвезти вас домой. Потом пошлю за доктором.
– Мне просто нужен хинин. – Он схватил ее за руки. – Я хотел рассказать вам, как я сожалею… Я люблю тебя, Шарлотта, я не хотел огорчить тебя.
Отведя взгляд, она смотрела поверх его изуродованного лица, сосредоточив свое внимание на мраморных бюстах греческих философов, которые стояли вдоль стен. Все, что угодно, только бы не видеть его искаженного болью лица.
– Да, вы не хотели огорчить меня, – проговорила она наконец. – Но все-таки огорчили, и очень сильно.
– Я… я хочу доверять людям. – Он снова сжал зубы, и слезы еще сильнее хлынули из глаз Шарлотты. – Я хочу доверять, мне нужно доверять тебе. Просто это невероятно тяжело для меня.
Она заставила себя посмотреть на него. Господи, она не может больше любить его, особенно после того, как он обвинил ее в воровстве. И отца тоже. Конечно, он никогда по-настоящему не знал ее отца. Если бы он знал, то понимал бы, что такое просто невозможно представить. И еще у нее в голове не укладывалось, как он мог сначала говорить ей слова любви, а потом со всех ног побежать в полицию, чтобы собирать на нее досье.
Но если даже он по-прежнему думает, что она виновата в краже обручального кольца, сейчас в ее сердце не было на него ярости. Сейчас, когда он весь горит в лихорадке.
– Не надо об этом сейчас беспокоиться. Сидите здесь. Я пойду вызову экипаж.
Но когда она попыталась встать, он дернул ее, чтобы она снова села.
– Сначала скажите, что вы простили меня. Мне необходимо услышать это, дорогая.
– Вы больны. Вам нужно в постель. Сейчас нет времени вести разговоры. Он затряс головой, дрожь становилась все сильнее.
– Но я должен тебе сказать… Я должен сказать тебе о Долине Амона. Эта катастрофа вовсе не катастрофа…
– У вас бред. – Она огляделась вокруг, ища глазами музейного охранника или полицейского, кого-нибудь, кто мог бы вызвать экипаж.
Он схватил ее дрожащей рукой за подбородок и заставил посмотреть прямо ему в глаза.
– Вы в опасности. Он тоже был.
– О чем вы говорите?
– Его убили. Я думаю, его убили.
– Кого убили? – спросила она, не понимая, что он бормочет.
Но в этот момент Дилан без сознания упал ей на колени.
Глава 17
Дилан лежал на песчаном бархане. Каждый вдох опалял его грудь огнем. Казалось, его тело лишено кожи и в пылающую плоть вонзаются горячие осколки стекла. Он чувствовал себя обнаженным, незащищенным. Где тент? Куда девался его проклятый верблюд? Голова раскалывалась на мелкие кусочки, и он вспомнил, что вышел в пустыню, даже не захватив с собой шляпу, чтобы защитить голову от палящих лучей солнца. Его лицо горело, и когда он попытался сесть, то понял, что совершенно голый.
Он закричал и повалился обратно. На него напали египетские разбойники. Наверное, так оно и было. Отобрали у него ценности и оставили умирать голым и одиноким в пустыне. Этого он всегда боялся. Его всегда окружали ненадежные и вероломные подлецы. Он никогда не знал наверняка, кому можно верить. Теперь злая судьба его настигла. Он попробовал дотянуться рукой до своего пылающего лица, но что-то мешало ему. У него не было сил, чтобы предпринять еще одну попытку. Лучше покориться неизбежности. Все люди умирают, а он по крайней мере сможет умереть в своей любимой пустыне. Но умирать в одиночестве так печально, неутешительно… Если бы только он в последний раз мог увидеть Шарлотту! Он должен что-то сказать ей, нужно так много сказать ей, но теперь слишком поздно.
– Шарлотта, – пробормотал он спекшимися губами.
– Ш-ш-ш, не надо говорить.
Эти ласковые слова были, очевидно, последней стадией предсмертной лихорадки, которая началась от солнечного удара. Он почувствовал влажное и прохладное прикосновение к своему лицу, успокаивающее боль и жар. Застонав, он вернулся к своему бреду и миражам, которые разговаривали с ним мягкими голосами. У самого главного миража были нежные руки, которые пахли жасмином. Оказывается, умирать не так уж и плохо. Жаль только, что он не смог прожить лучшую жизнь.
Он закричал и повалился обратно. На него напали египетские разбойники. Наверное, так оно и было. Отобрали у него ценности и оставили умирать голым и одиноким в пустыне. Этого он всегда боялся. Его всегда окружали ненадежные и вероломные подлецы. Он никогда не знал наверняка, кому можно верить. Теперь злая судьба его настигла. Он попробовал дотянуться рукой до своего пылающего лица, но что-то мешало ему. У него не было сил, чтобы предпринять еще одну попытку. Лучше покориться неизбежности. Все люди умирают, а он по крайней мере сможет умереть в своей любимой пустыне. Но умирать в одиночестве так печально, неутешительно… Если бы только он в последний раз мог увидеть Шарлотту! Он должен что-то сказать ей, нужно так много сказать ей, но теперь слишком поздно.
– Шарлотта, – пробормотал он спекшимися губами.
– Ш-ш-ш, не надо говорить.
Эти ласковые слова были, очевидно, последней стадией предсмертной лихорадки, которая началась от солнечного удара. Он почувствовал влажное и прохладное прикосновение к своему лицу, успокаивающее боль и жар. Застонав, он вернулся к своему бреду и миражам, которые разговаривали с ним мягкими голосами. У самого главного миража были нежные руки, которые пахли жасмином. Оказывается, умирать не так уж и плохо. Жаль только, что он не смог прожить лучшую жизнь.