Страница:
– Нефер? Значит, она и в самом деле египтянка?
– Да, это редкая порода североафриканских кошек. Я взяла ее с собой, когда возвращалась из Египта.
Кошка потерлась о юбку хозяйки. Ее янтарные глаза были полуприкрыты от удовольствия.
– Ну, уж я-то ни за что не рискнул бы причинить вред этой обитательнице пустыни, миссис Фэрчайлд. Вы лучше меня должны знать, какие проклятия могут обрушиться на того, кто отважится на такое чудовищное злодеяние.
Дилан, видимо, надеялся своими словами вызвать у нее улыбку, но миссис Фэрчайлд лишь отрешенно посмотрела на него. Ее угрюмый взгляд привел Дилана в замешательство.
Сейчас, более внимательно ее разглядев, Дилан должен был признаться себе, что удивительно, как он узнал ее. Ее волосы уже не были выгоревшими на солнце – их цвет показался ему тогда таким необыкновенным. Теперь они были бледно-золотыми – прелестного, но совсем обычного оттенка. Лицо, когда-то загорелое, сейчас приобрело аристократическую бледность. Ему даже пришло в голову, что, наверное, в последнее время она вообще редко показывается на солнце. Ее черное траурное платье обтягивало хрупкую и тонкую фигуру. Словом, ныне она производила гораздо более слабое впечатление, чем та женщина, с которой он сцепился два года назад в пустыне.
Но больше всего изменилась ее манера поведения. Та Шарлотта Фэрчайлд, которая отговорила его покупать участок ее отца, была страстной, самоуверенной и сильной. Молодая женщина, стоящая сейчас рядом с ним, казалась униженной и слабой. Без сомнения, она превратилась в обычную женщину, в раздражительную и вечно чем-то недовольную особу.
Однако нельзя забывать, что бедняжка потеряла мужа. И несчастье произошло именно на том самом участке, от которого она тогда уговорила его отказаться. Так что совсем неудивительно, что она так странно себя ведет. Да и какой нормальный человек смог бы без потерь перенести подобный удар судьбы? Дилан должен был признать, что его отношение к жизни тоже сильно изменилось, когда он столкнулся с такой несправедливостью, как страдания невинных людей. Однако сейчас он ничем не мог смягчить горечь утраты этой странной женщины.
Шарлотта пыталась привести в порядок растрепавшиеся волосы, но, видимо, в потасовке, которая случилась в лекционном зале, растеряла все свои шпильки. Со вздохом она уложила волосы в узел и постаралась засунуть их под шляпку.
– Я тогда действовала импульсивно, мистер Пирс. Мне не следовало так накачиваться бренди, не говоря уже о том, чтобы упрашивать вас отказаться от участка.
Ее светлые глаза потемнели. Что ж, глаза по крайней мере остались такими же прекрасными.
– Вы не представляете, как я проклинаю себя за все, что натворила в тот злосчастный день.
– А я, напротив, восхищался вами. Вы просто боролись за то, чего очень хотели.
Выражение ее лица стало суровым.
– К несчастью, это было совсем не то, чего хотел мой муж.
На мгновение она застыла, и он испугался, как бы ей не стало дурно. Неужели прошедшие годы сделали из нее истеричку, склонную к болезненной смене настроений и обморокам?
– Надеюсь, вы позволите выразить вам свои искренние соболезнования по поводу безвременной кончины мистера Фэрчайлда. Когда до меня дошли эти печальные новости, я находился в Верхнем Египте. Я вернулся в Долину Амона, но к тому времени вы уже уехали в Англию.
– Да, я постаралась уехать оттуда как можно быстрее. – Она глубоко вздохнула, и ее лицо еще больше побледнело. – Мне сказали, что потребуется много месяцев, чтобы откопать тело. Я должна была уехать. Мне невыносимо было оставаться там. Ведь это я заставила Йена изменить свои планы. Если бы не я, он был бы жив.
Повисло неловкое молчание, нарушаемое только мурлыканьем кошки. Выражение лица миссис Фэрчайлд смягчилось. Она взяла кошку на руки и крепко прижала ее к себе. Лицо молодой женщины, обрамленное пушистой шерсткой, преобразилось.
– Я давно хотела поблагодарить вас за соболезнования, которые вы мне прислали тогда. Это было очень любезно с вашей стороны.
– Я считаю, что тоже в какой-то мере виноват в том, что произошло. Если бы там был я, то обратил бы внимание, что крепления стенок недостаточно надежны. Может быть, обвал тоннеля удалось бы предотвратить.
Она резко прервала его:
– Это несчастный случай, и вы ни в чем не виноваты. Я больше не хочу об этом говорить.
«Судя по всему, она уверена, что виновата во всем сама», – подумал он. Поэтому-то она и ходит до сих пор в трауре, и в этом причина ее нездоровой бледности. Эта казнь себя гораздо более жестокая, чем самопожертвование индийских женщин, поднимающихся на погребальный костер вместе со своим усопшим супругом.
– Я рад по крайней мере, что вы не утратили своего интереса к египтологии.
– Что вы имеете в виду? – спросила она резко. – Безусловно, утратила.
– Но ваше присутствие на моей лекции сегодня…
– Уверяю вас, это никак не связано с темой вашего доклада. Мы с сестрой пришли сюда лишь для того, чтобы получить медаль, которой Общество собиралось отметить заслуги моего покойного отца. К сожалению, матушка не смогла присутствовать. Все эти годы я и не помышляла о мумиях и династических гробницах.
Но ее большие серые глаза утверждали обратное.
– Как жаль, что вы отказались от того, чем когда-то с такой страстью занимались.
– Не вижу в этом ничего необычного, мистер Пирс. А сейчас прошу вас извинить меня. Мы с Нефер злоупотребляем вашим вниманием.
Дилан указал на дверь.
– Там все еще неспокойно. Я бы не советовал вам выходить сейчас. Если только вы не хотите посмотреть, как опять во все стороны полетят пух и перья.
Наконец-то на ее лице появилось некое подобие улыбки.
– Это был настоящий скандал, не правда ли?
– Что же вызвало весь этот шум?
Улыбка теперь осветила все ее лицо. Черт возьми, ей следует чаще улыбаться. Глядя на нее сейчас, он представил, как очаровательно она может смеяться.
Теперь она больше похожа на девочку, не хватает только румянца на щеках и более яркого платья. Не может быть, чтобы горе и ощущение вины до конца иссушили ее.
– Одна молодая дама в аудитории имела несчастье надеть шляпку, украшенную тряпичной птичкой, а Нефер так любит охотиться на птиц!
Он усмехнулся:
– Неужели кошка подумала, что она настоящая?
Она рассмеялась. Смех ее был похож на журчание ручья.
– Нефер не такая безмозглая. – С этими словами Шарлотта указала на чучело сокола, стоявшее на каминной полке. – Убей эту птицу! – скомандовала она на чистейшем арабском.
Кошка прыгнула на каминную полку, и ее когти впились в набитое опилками тело птицы. Со злобным рычанием она вонзила свои острые клыки в безжизненные перья.
Дилан рассмеялся, смахнув с глаз выступившие от смеха слезы:
– Разрази меня гром, вам надо было стать дрессировщицей львов в цирке!
Он внимательно посмотрел на нее. Казалось, она была чрезвычайно довольна своей выходкой, совсем как маленькая девочка. Без сомнения, она просто вбила себе в голову, что ей больше пристало изображать безутешную вдову. Но на самом деле под черным траурным платьем скрывалась трепетная женщина.
– Понимаю, как ужасно то, что я сделала. Но эта молодая дама не дала мне услышать из вашей лекции и двух слов.
– И тогда вы натравили на нее кошку, чтобы обеспечить лекции достойный финал.
– Я искренне сожалею об этом. Правда, мне все же удалось расслышать в вашем докладе несколько неточностей, так что, пожалуй, это и к лучшему.
– Что?
Шарлотта кашлянула.
– Я не согласна с вашей интерпретацией находок изделий из полевого шпата. Вы, должно быть, читали последнюю монографию сэра Лайонелла Кола, посвященную его раскопкам в Фивах. Вы можете положиться на мою осведомленность в этом вопросе. Скарабеи и амулеты довольно долго были сферой моих интересов.
Он подошел к ней ближе. На него пахнуло приятным весенним ароматом. Жасмин, определил он.
– Для человека, который совершенно не интересуется египтологией, вы, кажется, слишком хорошо осведомлены о последних теориях.
Она не отступила от него, хотя теперь он стоял к ней так близко, что ее волосы шевелились от его дыхания.
– Хотя я больше не занимаюсь этим вплотную, но не забыла того, что знала раньше.
– Что очень знаменательно.
– Да. – Она наконец отступила назад. – А сейчас мне и в самом деле надо идти.
Ему не хотелось, чтобы она уходила. Внезапно он подумал, что она самая пленительная женщина во всем Лондоне.
– Но за этой дверью все еще находятся разгневанные фурии, которые жаждут вашей крови. Цивилизованному жителю Лондона и в голову не может прийти, что вы просто дрессировали вашу кошку нападать по команде.
– Увы, Лондон ничего не знает ни о моей кошке, ни обо мне.
Нет, он определенно не хочет, чтобы эта необыкновенная женщина лишала его своего общества. Но он уже и так неприлично долго остается с ней взаперти в библиотеке.
Еще немного, и пойдут сплетни.
Он взглянул на Нефер, которая на полу продолжала терзать птицу.
– Я предлагаю вам оставаться здесь до тех пор, пока у толпы не иссякнет жажда крови и все не разойдутся. – Он взглянул на свои карманные часы. – Держу пари, что это произойдет не раньше чем через полчаса.
– Как раз в файф-о-клок? Дилан рассмеялся:
– Да, в самом деле. А мы оба знаем, что англичане никогда не откажутся от своего чая и овсянки по утрам.
– Я и сама не собираюсь их пропускать. – Шарлотта оглядела библиотеку. – Здесь есть еще одна дверь. Уверена, она выходит прямо на улицу. Моя сестра достаточно сообразительна, чтобы самой выбраться отсюда. Так что у меня нет никаких причин оставаться здесь дольше. Благодарю вас за весьма интересную лекцию.
– Вы позволите мне навестить вас на этой неделе? – Слова вырвались у него прежде, чем он осознал, что говорит.
Она посмотрела на него озадаченно.
– Конечно, нет. Я же говорила вам, что больше не интересуюсь археологией. Я веду сейчас довольно уединенную жизнь и не поддерживаю светских знакомств. Всего хорошего, мистер Пирс.
С этими словами Шарлотта направилась к боковой двери, а кошка трусцой последовала за ней.
– Подождите, вам необходимо задержаться еще ненадолго. Вы не можете уйти, не получив медали вашего отца.
Она остановилась.
– Да, я совсем забыла об этом.
– Подождите меня здесь. Я сейчас заберу ее у миссис Румпельман. Вам придется задержаться всего на несколько минут. Ради вашего отца.
Шарлотта подняла на руки кошку, которая тут же громко замурлыкала.
– Что ж, я подожду.
Дилан колебался, стоит ли верить ей. Вполне возможно, что она так же непредсказуема, как и ее египетская кошка.
Он подошел к запертой двери. Шум, кажется, затих, хотя он еще слышал чей-то визгливый голос, причитающий по поводу оцарапанной щеки.
– Я вернусь очень быстро, миссис Фэрчайлд.
В этот момент дождевые тучи за окном рассеялись, бледный луч солнца проник в широкое окно библиотеки. На короткое мгновение он осветил волосы Шарлотты, и они снова превратились в серебряный огонь, который запечатлелся в памяти Дилана. В черном с ног до головы, она стояла выпрямившись, тонкая и стройная, поглаживая кошку по лоснящейся шкурке. Умное животное повернуло к Дилану мордочку и устремило на него неподвижный взгляд своих янтарных глаз. Ему показалось, что на него смотрит ожившее древнее изваяние таинственной богини. Быть может, даже опасной.
– Я мигом вернусь. Она кивнула.
К несчастью, он целых десять минут пытался отыскать миссис Румпельман в толпе. И еще пять минут потребовалось ей, чтобы отыскать, куда запропастилась медаль.
– Кто-нибудь видел мою сестру, миссис Фэрчайлд? – громко произнес кто-то рядом с ним.
Он не разглядел, кому принадлежит голос, и поспешил к библиотеке. Щелкнув ключом в замке, он проскользнул внутрь, чувствуя себя вором, который только что провернул удачное дельце.
– Вот и я, миссис Фэрчайлд. Я принес медаль, как и обещал, хотя должен извиниться, что это заняло так много…
В комнате никого не было.
– Ну что ж. Теперь, боюсь, вам не удастся избежать моего визита, барышня! – в сердцах произнес он. Его голос громко прозвучал в опустевшей библиотеке.
Дилан Пирс был не из тех мужчин, которые позволяют кому-то выскользнуть у него из рук.
Особенно если это женщина – непредсказуемая и загадочная. Такая, как Шарлотта Фэрчайлд.
Глава 4
– Да, это редкая порода североафриканских кошек. Я взяла ее с собой, когда возвращалась из Египта.
Кошка потерлась о юбку хозяйки. Ее янтарные глаза были полуприкрыты от удовольствия.
– Ну, уж я-то ни за что не рискнул бы причинить вред этой обитательнице пустыни, миссис Фэрчайлд. Вы лучше меня должны знать, какие проклятия могут обрушиться на того, кто отважится на такое чудовищное злодеяние.
Дилан, видимо, надеялся своими словами вызвать у нее улыбку, но миссис Фэрчайлд лишь отрешенно посмотрела на него. Ее угрюмый взгляд привел Дилана в замешательство.
Сейчас, более внимательно ее разглядев, Дилан должен был признаться себе, что удивительно, как он узнал ее. Ее волосы уже не были выгоревшими на солнце – их цвет показался ему тогда таким необыкновенным. Теперь они были бледно-золотыми – прелестного, но совсем обычного оттенка. Лицо, когда-то загорелое, сейчас приобрело аристократическую бледность. Ему даже пришло в голову, что, наверное, в последнее время она вообще редко показывается на солнце. Ее черное траурное платье обтягивало хрупкую и тонкую фигуру. Словом, ныне она производила гораздо более слабое впечатление, чем та женщина, с которой он сцепился два года назад в пустыне.
Но больше всего изменилась ее манера поведения. Та Шарлотта Фэрчайлд, которая отговорила его покупать участок ее отца, была страстной, самоуверенной и сильной. Молодая женщина, стоящая сейчас рядом с ним, казалась униженной и слабой. Без сомнения, она превратилась в обычную женщину, в раздражительную и вечно чем-то недовольную особу.
Однако нельзя забывать, что бедняжка потеряла мужа. И несчастье произошло именно на том самом участке, от которого она тогда уговорила его отказаться. Так что совсем неудивительно, что она так странно себя ведет. Да и какой нормальный человек смог бы без потерь перенести подобный удар судьбы? Дилан должен был признать, что его отношение к жизни тоже сильно изменилось, когда он столкнулся с такой несправедливостью, как страдания невинных людей. Однако сейчас он ничем не мог смягчить горечь утраты этой странной женщины.
Шарлотта пыталась привести в порядок растрепавшиеся волосы, но, видимо, в потасовке, которая случилась в лекционном зале, растеряла все свои шпильки. Со вздохом она уложила волосы в узел и постаралась засунуть их под шляпку.
– Я тогда действовала импульсивно, мистер Пирс. Мне не следовало так накачиваться бренди, не говоря уже о том, чтобы упрашивать вас отказаться от участка.
Ее светлые глаза потемнели. Что ж, глаза по крайней мере остались такими же прекрасными.
– Вы не представляете, как я проклинаю себя за все, что натворила в тот злосчастный день.
– А я, напротив, восхищался вами. Вы просто боролись за то, чего очень хотели.
Выражение ее лица стало суровым.
– К несчастью, это было совсем не то, чего хотел мой муж.
На мгновение она застыла, и он испугался, как бы ей не стало дурно. Неужели прошедшие годы сделали из нее истеричку, склонную к болезненной смене настроений и обморокам?
– Надеюсь, вы позволите выразить вам свои искренние соболезнования по поводу безвременной кончины мистера Фэрчайлда. Когда до меня дошли эти печальные новости, я находился в Верхнем Египте. Я вернулся в Долину Амона, но к тому времени вы уже уехали в Англию.
– Да, я постаралась уехать оттуда как можно быстрее. – Она глубоко вздохнула, и ее лицо еще больше побледнело. – Мне сказали, что потребуется много месяцев, чтобы откопать тело. Я должна была уехать. Мне невыносимо было оставаться там. Ведь это я заставила Йена изменить свои планы. Если бы не я, он был бы жив.
Повисло неловкое молчание, нарушаемое только мурлыканьем кошки. Выражение лица миссис Фэрчайлд смягчилось. Она взяла кошку на руки и крепко прижала ее к себе. Лицо молодой женщины, обрамленное пушистой шерсткой, преобразилось.
– Я давно хотела поблагодарить вас за соболезнования, которые вы мне прислали тогда. Это было очень любезно с вашей стороны.
– Я считаю, что тоже в какой-то мере виноват в том, что произошло. Если бы там был я, то обратил бы внимание, что крепления стенок недостаточно надежны. Может быть, обвал тоннеля удалось бы предотвратить.
Она резко прервала его:
– Это несчастный случай, и вы ни в чем не виноваты. Я больше не хочу об этом говорить.
«Судя по всему, она уверена, что виновата во всем сама», – подумал он. Поэтому-то она и ходит до сих пор в трауре, и в этом причина ее нездоровой бледности. Эта казнь себя гораздо более жестокая, чем самопожертвование индийских женщин, поднимающихся на погребальный костер вместе со своим усопшим супругом.
– Я рад по крайней мере, что вы не утратили своего интереса к египтологии.
– Что вы имеете в виду? – спросила она резко. – Безусловно, утратила.
– Но ваше присутствие на моей лекции сегодня…
– Уверяю вас, это никак не связано с темой вашего доклада. Мы с сестрой пришли сюда лишь для того, чтобы получить медаль, которой Общество собиралось отметить заслуги моего покойного отца. К сожалению, матушка не смогла присутствовать. Все эти годы я и не помышляла о мумиях и династических гробницах.
Но ее большие серые глаза утверждали обратное.
– Как жаль, что вы отказались от того, чем когда-то с такой страстью занимались.
– Не вижу в этом ничего необычного, мистер Пирс. А сейчас прошу вас извинить меня. Мы с Нефер злоупотребляем вашим вниманием.
Дилан указал на дверь.
– Там все еще неспокойно. Я бы не советовал вам выходить сейчас. Если только вы не хотите посмотреть, как опять во все стороны полетят пух и перья.
Наконец-то на ее лице появилось некое подобие улыбки.
– Это был настоящий скандал, не правда ли?
– Что же вызвало весь этот шум?
Улыбка теперь осветила все ее лицо. Черт возьми, ей следует чаще улыбаться. Глядя на нее сейчас, он представил, как очаровательно она может смеяться.
Теперь она больше похожа на девочку, не хватает только румянца на щеках и более яркого платья. Не может быть, чтобы горе и ощущение вины до конца иссушили ее.
– Одна молодая дама в аудитории имела несчастье надеть шляпку, украшенную тряпичной птичкой, а Нефер так любит охотиться на птиц!
Он усмехнулся:
– Неужели кошка подумала, что она настоящая?
Она рассмеялась. Смех ее был похож на журчание ручья.
– Нефер не такая безмозглая. – С этими словами Шарлотта указала на чучело сокола, стоявшее на каминной полке. – Убей эту птицу! – скомандовала она на чистейшем арабском.
Кошка прыгнула на каминную полку, и ее когти впились в набитое опилками тело птицы. Со злобным рычанием она вонзила свои острые клыки в безжизненные перья.
Дилан рассмеялся, смахнув с глаз выступившие от смеха слезы:
– Разрази меня гром, вам надо было стать дрессировщицей львов в цирке!
Он внимательно посмотрел на нее. Казалось, она была чрезвычайно довольна своей выходкой, совсем как маленькая девочка. Без сомнения, она просто вбила себе в голову, что ей больше пристало изображать безутешную вдову. Но на самом деле под черным траурным платьем скрывалась трепетная женщина.
– Понимаю, как ужасно то, что я сделала. Но эта молодая дама не дала мне услышать из вашей лекции и двух слов.
– И тогда вы натравили на нее кошку, чтобы обеспечить лекции достойный финал.
– Я искренне сожалею об этом. Правда, мне все же удалось расслышать в вашем докладе несколько неточностей, так что, пожалуй, это и к лучшему.
– Что?
Шарлотта кашлянула.
– Я не согласна с вашей интерпретацией находок изделий из полевого шпата. Вы, должно быть, читали последнюю монографию сэра Лайонелла Кола, посвященную его раскопкам в Фивах. Вы можете положиться на мою осведомленность в этом вопросе. Скарабеи и амулеты довольно долго были сферой моих интересов.
Он подошел к ней ближе. На него пахнуло приятным весенним ароматом. Жасмин, определил он.
– Для человека, который совершенно не интересуется египтологией, вы, кажется, слишком хорошо осведомлены о последних теориях.
Она не отступила от него, хотя теперь он стоял к ней так близко, что ее волосы шевелились от его дыхания.
– Хотя я больше не занимаюсь этим вплотную, но не забыла того, что знала раньше.
– Что очень знаменательно.
– Да. – Она наконец отступила назад. – А сейчас мне и в самом деле надо идти.
Ему не хотелось, чтобы она уходила. Внезапно он подумал, что она самая пленительная женщина во всем Лондоне.
– Но за этой дверью все еще находятся разгневанные фурии, которые жаждут вашей крови. Цивилизованному жителю Лондона и в голову не может прийти, что вы просто дрессировали вашу кошку нападать по команде.
– Увы, Лондон ничего не знает ни о моей кошке, ни обо мне.
Нет, он определенно не хочет, чтобы эта необыкновенная женщина лишала его своего общества. Но он уже и так неприлично долго остается с ней взаперти в библиотеке.
Еще немного, и пойдут сплетни.
Он взглянул на Нефер, которая на полу продолжала терзать птицу.
– Я предлагаю вам оставаться здесь до тех пор, пока у толпы не иссякнет жажда крови и все не разойдутся. – Он взглянул на свои карманные часы. – Держу пари, что это произойдет не раньше чем через полчаса.
– Как раз в файф-о-клок? Дилан рассмеялся:
– Да, в самом деле. А мы оба знаем, что англичане никогда не откажутся от своего чая и овсянки по утрам.
– Я и сама не собираюсь их пропускать. – Шарлотта оглядела библиотеку. – Здесь есть еще одна дверь. Уверена, она выходит прямо на улицу. Моя сестра достаточно сообразительна, чтобы самой выбраться отсюда. Так что у меня нет никаких причин оставаться здесь дольше. Благодарю вас за весьма интересную лекцию.
– Вы позволите мне навестить вас на этой неделе? – Слова вырвались у него прежде, чем он осознал, что говорит.
Она посмотрела на него озадаченно.
– Конечно, нет. Я же говорила вам, что больше не интересуюсь археологией. Я веду сейчас довольно уединенную жизнь и не поддерживаю светских знакомств. Всего хорошего, мистер Пирс.
С этими словами Шарлотта направилась к боковой двери, а кошка трусцой последовала за ней.
– Подождите, вам необходимо задержаться еще ненадолго. Вы не можете уйти, не получив медали вашего отца.
Она остановилась.
– Да, я совсем забыла об этом.
– Подождите меня здесь. Я сейчас заберу ее у миссис Румпельман. Вам придется задержаться всего на несколько минут. Ради вашего отца.
Шарлотта подняла на руки кошку, которая тут же громко замурлыкала.
– Что ж, я подожду.
Дилан колебался, стоит ли верить ей. Вполне возможно, что она так же непредсказуема, как и ее египетская кошка.
Он подошел к запертой двери. Шум, кажется, затих, хотя он еще слышал чей-то визгливый голос, причитающий по поводу оцарапанной щеки.
– Я вернусь очень быстро, миссис Фэрчайлд.
В этот момент дождевые тучи за окном рассеялись, бледный луч солнца проник в широкое окно библиотеки. На короткое мгновение он осветил волосы Шарлотты, и они снова превратились в серебряный огонь, который запечатлелся в памяти Дилана. В черном с ног до головы, она стояла выпрямившись, тонкая и стройная, поглаживая кошку по лоснящейся шкурке. Умное животное повернуло к Дилану мордочку и устремило на него неподвижный взгляд своих янтарных глаз. Ему показалось, что на него смотрит ожившее древнее изваяние таинственной богини. Быть может, даже опасной.
– Я мигом вернусь. Она кивнула.
К несчастью, он целых десять минут пытался отыскать миссис Румпельман в толпе. И еще пять минут потребовалось ей, чтобы отыскать, куда запропастилась медаль.
– Кто-нибудь видел мою сестру, миссис Фэрчайлд? – громко произнес кто-то рядом с ним.
Он не разглядел, кому принадлежит голос, и поспешил к библиотеке. Щелкнув ключом в замке, он проскользнул внутрь, чувствуя себя вором, который только что провернул удачное дельце.
– Вот и я, миссис Фэрчайлд. Я принес медаль, как и обещал, хотя должен извиниться, что это заняло так много…
В комнате никого не было.
– Ну что ж. Теперь, боюсь, вам не удастся избежать моего визита, барышня! – в сердцах произнес он. Его голос громко прозвучал в опустевшей библиотеке.
Дилан Пирс был не из тех мужчин, которые позволяют кому-то выскользнуть у него из рук.
Особенно если это женщина – непредсказуемая и загадочная. Такая, как Шарлотта Фэрчайлд.
Глава 4
Сверху раздался такой громкий звук французского рожка, что задребезжали оконные стекла.
Шарлотта выглянула из ванной. Хотя было всего только девять часов, ее брат Майкл уже начал свой утренний урок музыки. Потом за ним непрерывной чередой последуют различные игры, в том числе война с индейцами и битва подушками. Вся эта физическая активность будет происходить на первом этаже, рядом с общей гостиной, где Кэтрин печатала на своей новенькой печатной машинке. Ее сестре взбрело в голову стать внештатным корреспондентом «Газеты свободных женщин», и теперь целыми днями в доме раздается стук ее пишущей машинки.
Еще один душераздирающий звук донесся сверху, и Шарлотта съежилась. Интересно, есть на свете более шумная семейка? Даже слуги в их доме с каким-то ожесточением гремят столовыми приборами и хлопают дверями. Слава Богу, что она не занимается научными исследованиями, потому что только святой мог бы сосредоточиться в том бедламе, который царил в их особняке на Белгрейв-сквер.
Кошка не могла усидеть на месте в продолжение всего урока музыки. Прижав ушки к голове, Нефер запрыгнула на подоконник и спряталась за флаконами из-под духов и горшками с цветами. Шарлотта вздохнула. Честно говоря, она считала, что ее брат занимается музыкой ничем не хуже любого другого двенадцатилетнего подростка, чье сердце целиком и полностью отдано крикету. Правда, она не могла понять, что же он сейчас пытается сыграть на французском рожке – гимн Британии или «Зеленые рукава».
Она погрузилась в теплую пенистую воду, с улыбкой вспоминая, как вчера Нефер разделалась со шляпкой той дамы. Конечно, ей не следовало потворствовать этому. Нужно помнить, что она уже давно не беззаботная девочка, у которой вся жизнь впереди. Но, даже не переставая носить траур, Шарлотта иногда ловила себя на том, что хочет выйти из скорбной роли вдовы.
– Я никогда не должна об этом забывать, – громко произнесла она. – Потому что я никогда не должна забывать своего мужа.
Привычное уныние овладело ею, и она почувствовала умиротворение. Вот такой она и должна быть: скорбной и безутешной. Ей совершенно ни к чему было идти на эту лекцию. Мало того что она касалась египтологии, но ее к тому же читал тот самый человек. Именно ему одному судьбой было предназначено остаться в тоннеле, когда там не выдержал крепеж. Так оно и было бы, если бы не ее вмешательство.
Конечно, это было ужасно – так думать. Мистер Пирс еще меньше, чем Йен, заслуживал быть заживо похороненным в гробнице. Даже если он когда-то и в самом деле подорвал динамитом усыпальницу фараона Тутмоса.
Почему же тогда она чувствует себя обманщицей? Неужели она в самом деле готова предать забвению свою скорбь после двух лет и семи месяцев вдовства? Если это так, значит, она еще более безнравственна, чем подозревала. Просто упрямая, самовлюбленная, легкомысленная дурочка, ничем не лучше тех двух кумушек на вчерашней лекции. И, натравив на них Нефер, она только испортила всю церемонию, посвященную памяти ее отца.
Больше всего ее огорчало, что она получила ни с чем не сравнимое удовольствие от того небольшого отрывка доклада, который ей все-таки удалось услышать. Какое невыразимое наслаждение она испытала, когда Пирс перечислял имена фараонов восемнадцатой династии! Его описания скарабеев заставляли ее сердце биться от возбуждения. Для нее перечисление амулетов и мумий было таким же соблазнительным и ласкающим слух, как сонеты Петрарки. На лекции мистера Пирса она как будто открывала сундучок с сокровищами и разглядывала его великолепное содержимое. Это было то богатство, которым она когда-то владела и которого больше не заслуживает.
И совсем уж не следовало ей разговаривать с человеком, который читал лекцию. К своему стыду, она получила удовольствие от их беседы в библиотеке. Ей сейчас редко случалось видеть молодых мужчин. Кроме воспитателей и инструкторов Майкла и духовных лиц, которые руководили ее благотворительным фондом, ее окружение состояло в основном из женщин. Но Дилан Пирс был настоящим мужчиной. С его лица еще не сошел загар Египта. Этот мужественный и уверенный в успехе человек странно смотрелся в мрачном дождливом Лондоне – совсем как Игла Клеопатры – обелиск на набережной Королевы Виктории.
Шарлотта сжала в кулаке пахнущую жасмином мочалку, поливая ароматной пеной свои обнаженные руки. У него хорошие глаза, они ей понравились. Правда, она не смогла бы с уверенностью сказать, какого они цвета, голубые или карие, но это были веселые глаза. Трепетные и все время меняющиеся – как и вообще этот человек.
– Отцу бы он понравился, – пробормотала она.
Сэр Реджинальд наверняка бы одобрил его методику раскопок. Судя по доходящим до нее сведениям, за два прошедших года Пирс стал респектабельным археологом. Теперь о нем отзывались как о кропотливом, рассудительном ученом, который с таким же рвением защищает историческую ценность древних памятников, с каким раньше разрушал их ради своего обогащения. Конечно, ей было приятно, что он так переменился. Египет устал от расхитителей гробниц и охотников за сокровищами. Интересно, что же именно заставило его так разительно перемениться?
Дверь ванной комнаты со стуком отворилась. Нефер от неожиданности спрыгнула с подоконника, перевернув цветочный горшок. Оказалось, что кошку испугала веснушчатая девушка.
– Простите, мэм, но леди Маргарет просит вас спуститься вниз, – произнесла служанка запыхавшись. – И вам надо поторопиться.
– Что-то случилось, Лори? – Шарлотта вышла из ванны и позволила служанке накинуть на нее купальную простыню. – Что, бабуля опять приковала себя к номеру десять на Даунинг-стрит?
– Нет, мэм. – Девушка досуха вытерла ее плечи небольшим полотенцем. – Гораздо интереснее – к вам посетитель, молодой мужчина, мистер Пирс.
Шарлотту как будто окатили холодной водой. – Кто?!
– Мистер Пирс, такой высоченный рыжий парень. Выговор у него как у валлийца, это точно. Он сейчас внизу, в передней гостиной. Кажется, он тоже откапывает мумии, совсем как ваш покойный батюшка. Леди Маргарет и ваша сестрица ужасно обрадовались, когда его увидели, несмотря на то что он заявился в такую рань. – Лори вытащила из шкафа кашемировый халат. – Не сказать, что я их осуждаю. Уж больше двух лет прошло, как мистер Фэрчайлд умер, и пора бы молодым джентльменам снова начать вокруг вас крутиться, если вы хотите знать мое мнение.
– Более неуместное рассуждение трудно придумать. Служанка подтолкнула Шарлотту к спальне.
– Я только повторяю то, что все вокруг твердят. Даже мастер Майкл.
– Мастер Майкл еще не вырос из коротких штанишек. У него не может быть никаких мнений, к которым стоит прислушиваться, еще по крайней мере лет пять. Послушай, Лори… Ты сейчас спустишься вниз и скажешь матушке, что я не могу сегодня принимать посетителей. – Она присела на кровать. – Скажи ей, что у меня раскалывается голова. В самом деле, я только что почувствовала, что у меня страшно болит голова.
Лори взялась за дверную ручку.
– Простите, мэм, но леди Маргарет сказала, что, если вы не спуститесь через десять минут, она пошлет за вами Рэнделла, чтобы тот привел вас силой.
– Она не посмеет!
Рэнделл был дворецким. В нем было примерно семь футов росту; это был молчаливый, отличающийся невиданной силой, но добрейший член их семейства, до глубины души преданный ее матери. Если Маргарет Грейнджер прикажет ему переплыть Ла-Манш, он не задумываясь бросится в воду со скал в Дувре.
– И вы не сомневайтесь, она так и сделает. Она ждет не дождется, когда вы наконец перестанете прятаться от людей. А сейчас этот молодой человек пришел выразить вам свое почтение, и она ни перед чем не остановится и заставит вас спуститься вниз.
Шарлотта затянула кушак халата, обдумывая сложившееся положение. Если она совсем откажется спуститься вниз, это может показаться странным, как будто она боится встретиться с Диланом Пирсом. Без сомнения, она и не думает его бояться. Вчера вечером она уже разговаривала с ним наедине.
«И тебе это очень понравилось», – укорила она себя. Она испытала от этого разговора гораздо больше удовольствия, чем положено вдове. Конечно, ей было интересно побеседовать со специалистом-египтологом. Это естественно. Больше двух лет она не позволяла себе этого.
Вышколенная горничная уже вытащила из ящика комода чулки, нижние юбки пенились в ее проворных руках.
– Я слышу, Рэнделл уже шаркает по лестнице. Если вы не поспешите одеться, этот верзила снесет вас в гостиную в одном белье.
– Что же делать, придется одеваться. – Шарлотта поднялась с кровати и развязала поясок халата. – Я надену свое черное шелковое платье.
Лори нахмурилась:
– Почему вы не хотите надеть что-нибудь повеселее? На прошлой неделе я выгладила ваше узорчатое лиловое платье.
– Черное шелковое, пожалуйста.
– А еще есть платье цвета чайной розы. Оно будет очень вам к лицу, мэм.
Шарлотта покачала головой:
– Я не имею права носить ничего, кроме черного. Вспомни ее величество королеву.
– Но вы-то не королева, – пробормотала девушка. Да, она действительно не королева Виктория, но она тоже вдова. И если ее величество носит траур все сорок лет вдовства, значит, Шарлотта тоже должна. К тому же королева не виновата в смерти принца Альберта. Шарлотта не должна обманывать себя и забывать, что она своими руками подтолкнула мужа к гибели. И никто не сможет заставить ее забыть это.
Дилан пытался вспомнить, когда он чувствовал себя настолько не в своей тарелке, как сейчас. Пожалуй, это было четыре года назад, когда на него напали уличные воришки в Порт-Саиде. Поэтому он испытал настоящую благодарность к Шарлотте Фэрчайлд, когда она наконец соблаговолила спуститься. Он был бы рад, если бы его визит прошел незамеченным матерью и сестрой Шарлотты, потому что любопытные женщины устроили ему допрос почище инспекторов Скотланд-Ярда.
Не успел он выпить и одной чашки чая, как леди Маргарет выудила у него все подробности его семейной истории и родословной. Он уже рассказал ей, какое у него образование, а также поделился своим мнением по вопросу всеобщего избирательного права. А когда леди Маргарет на минутку замолкла, чтобы перевести дух, ее младшая дочь Кэтрин взялась критиковать опасные заблуждения по поводу представительства в палате лордов. Ни та ни другая не обратили особенного внимания на медаль Общества любителей древностей, ради которой он, собственно, и пришел.
Их пулеметные расспросы продолжалась, но Дилан все же умудрялся украдкой бросать взгляды на Шарлотту. И должен был признаться самому себе, что ему доставляло удовольствие смотреть на нее.
Этим утром она выглядела не такой изнуренной и хрупкой, как вчера. Ее щеки даже покрывал легкий румянец. И хотя в просторной гостиной он сидел от нее довольно далеко, до него все же долетал хмельной запах жасмина. Этот пьянящий аромат совершенно не вязался с ее черным платьем – ничто, ни украшение, ни кружевная отделка, не скрашивало мрачности ее наряда. Его придирчивый взгляд, однако, заметил сбившийся локон и влажные завитки волос на затылке. Может быть, перед тем как спуститься, она принимала ванну? Он представил себе Шарлотту обнаженной, лежащей в ароматной ванне с благоухающей жасмином пеной… Это видение заставило его смущенно усмехнуться.
– Так почему же вы до сих пор не женаты, мистер Пирс? – спрашивала между тем леди Маргарет.
Дилан чуть не подавился тартинкой с крыжовенным джемом.
– Простите?
– Матушка, ну что вы, в самом деле! – Шарлотта бросила на главу семейства неодобрительный взгляд. – Из всех возможных вопросов вы выбрали самый неуместный.
Леди Маргарет не обратила на нее ни малейшего внимания.
– Этот вопрос всегда задают женщины, которым давно перевалило за двадцать. Почему нашего гостя надо ограждать от любопытства такой пожилой дамы, как я?
– Вовсе не пожилой, – вставил Дилан, надеясь увести разговор в другое, более безопасное русло.
В самом деле, несмотря на седые волосы и немного расплывшуюся фигуру, леди Маргарет была довольно привлекательной женщиной. Наверное, ей еще нет и пятидесяти. Правда, он отметил про себя, что она выглядела бы гораздо привлекательнее, если бы не нарядилась в пышные шаровары цвета морской волны. Пожалуй, в молодости она была такая же, как ее младшая дочь, Кэтрин: такая же пышущая здоровьем брюнетка с большими выразительными карими глазами. Он недоумевал, в кого у Шарлотты Фэрчайлд ее поразительного оттенка волосы.
– Оставьте ваши комплименты для дам, которые на них реагируют. Я уже вышла из этого возраста. – Леди Маргарет одарила его милой улыбкой. – Думаю, дурная слава, которую вы заработали благодаря своим переводам стихов, обеспечила вам в Лондоне толпы поклонниц. И каждая из них жаждет стать миссис Пирс.
Шарлотта выглянула из ванной. Хотя было всего только девять часов, ее брат Майкл уже начал свой утренний урок музыки. Потом за ним непрерывной чередой последуют различные игры, в том числе война с индейцами и битва подушками. Вся эта физическая активность будет происходить на первом этаже, рядом с общей гостиной, где Кэтрин печатала на своей новенькой печатной машинке. Ее сестре взбрело в голову стать внештатным корреспондентом «Газеты свободных женщин», и теперь целыми днями в доме раздается стук ее пишущей машинки.
Еще один душераздирающий звук донесся сверху, и Шарлотта съежилась. Интересно, есть на свете более шумная семейка? Даже слуги в их доме с каким-то ожесточением гремят столовыми приборами и хлопают дверями. Слава Богу, что она не занимается научными исследованиями, потому что только святой мог бы сосредоточиться в том бедламе, который царил в их особняке на Белгрейв-сквер.
Кошка не могла усидеть на месте в продолжение всего урока музыки. Прижав ушки к голове, Нефер запрыгнула на подоконник и спряталась за флаконами из-под духов и горшками с цветами. Шарлотта вздохнула. Честно говоря, она считала, что ее брат занимается музыкой ничем не хуже любого другого двенадцатилетнего подростка, чье сердце целиком и полностью отдано крикету. Правда, она не могла понять, что же он сейчас пытается сыграть на французском рожке – гимн Британии или «Зеленые рукава».
Она погрузилась в теплую пенистую воду, с улыбкой вспоминая, как вчера Нефер разделалась со шляпкой той дамы. Конечно, ей не следовало потворствовать этому. Нужно помнить, что она уже давно не беззаботная девочка, у которой вся жизнь впереди. Но, даже не переставая носить траур, Шарлотта иногда ловила себя на том, что хочет выйти из скорбной роли вдовы.
– Я никогда не должна об этом забывать, – громко произнесла она. – Потому что я никогда не должна забывать своего мужа.
Привычное уныние овладело ею, и она почувствовала умиротворение. Вот такой она и должна быть: скорбной и безутешной. Ей совершенно ни к чему было идти на эту лекцию. Мало того что она касалась египтологии, но ее к тому же читал тот самый человек. Именно ему одному судьбой было предназначено остаться в тоннеле, когда там не выдержал крепеж. Так оно и было бы, если бы не ее вмешательство.
Конечно, это было ужасно – так думать. Мистер Пирс еще меньше, чем Йен, заслуживал быть заживо похороненным в гробнице. Даже если он когда-то и в самом деле подорвал динамитом усыпальницу фараона Тутмоса.
Почему же тогда она чувствует себя обманщицей? Неужели она в самом деле готова предать забвению свою скорбь после двух лет и семи месяцев вдовства? Если это так, значит, она еще более безнравственна, чем подозревала. Просто упрямая, самовлюбленная, легкомысленная дурочка, ничем не лучше тех двух кумушек на вчерашней лекции. И, натравив на них Нефер, она только испортила всю церемонию, посвященную памяти ее отца.
Больше всего ее огорчало, что она получила ни с чем не сравнимое удовольствие от того небольшого отрывка доклада, который ей все-таки удалось услышать. Какое невыразимое наслаждение она испытала, когда Пирс перечислял имена фараонов восемнадцатой династии! Его описания скарабеев заставляли ее сердце биться от возбуждения. Для нее перечисление амулетов и мумий было таким же соблазнительным и ласкающим слух, как сонеты Петрарки. На лекции мистера Пирса она как будто открывала сундучок с сокровищами и разглядывала его великолепное содержимое. Это было то богатство, которым она когда-то владела и которого больше не заслуживает.
И совсем уж не следовало ей разговаривать с человеком, который читал лекцию. К своему стыду, она получила удовольствие от их беседы в библиотеке. Ей сейчас редко случалось видеть молодых мужчин. Кроме воспитателей и инструкторов Майкла и духовных лиц, которые руководили ее благотворительным фондом, ее окружение состояло в основном из женщин. Но Дилан Пирс был настоящим мужчиной. С его лица еще не сошел загар Египта. Этот мужественный и уверенный в успехе человек странно смотрелся в мрачном дождливом Лондоне – совсем как Игла Клеопатры – обелиск на набережной Королевы Виктории.
Шарлотта сжала в кулаке пахнущую жасмином мочалку, поливая ароматной пеной свои обнаженные руки. У него хорошие глаза, они ей понравились. Правда, она не смогла бы с уверенностью сказать, какого они цвета, голубые или карие, но это были веселые глаза. Трепетные и все время меняющиеся – как и вообще этот человек.
– Отцу бы он понравился, – пробормотала она.
Сэр Реджинальд наверняка бы одобрил его методику раскопок. Судя по доходящим до нее сведениям, за два прошедших года Пирс стал респектабельным археологом. Теперь о нем отзывались как о кропотливом, рассудительном ученом, который с таким же рвением защищает историческую ценность древних памятников, с каким раньше разрушал их ради своего обогащения. Конечно, ей было приятно, что он так переменился. Египет устал от расхитителей гробниц и охотников за сокровищами. Интересно, что же именно заставило его так разительно перемениться?
Дверь ванной комнаты со стуком отворилась. Нефер от неожиданности спрыгнула с подоконника, перевернув цветочный горшок. Оказалось, что кошку испугала веснушчатая девушка.
– Простите, мэм, но леди Маргарет просит вас спуститься вниз, – произнесла служанка запыхавшись. – И вам надо поторопиться.
– Что-то случилось, Лори? – Шарлотта вышла из ванны и позволила служанке накинуть на нее купальную простыню. – Что, бабуля опять приковала себя к номеру десять на Даунинг-стрит?
– Нет, мэм. – Девушка досуха вытерла ее плечи небольшим полотенцем. – Гораздо интереснее – к вам посетитель, молодой мужчина, мистер Пирс.
Шарлотту как будто окатили холодной водой. – Кто?!
– Мистер Пирс, такой высоченный рыжий парень. Выговор у него как у валлийца, это точно. Он сейчас внизу, в передней гостиной. Кажется, он тоже откапывает мумии, совсем как ваш покойный батюшка. Леди Маргарет и ваша сестрица ужасно обрадовались, когда его увидели, несмотря на то что он заявился в такую рань. – Лори вытащила из шкафа кашемировый халат. – Не сказать, что я их осуждаю. Уж больше двух лет прошло, как мистер Фэрчайлд умер, и пора бы молодым джентльменам снова начать вокруг вас крутиться, если вы хотите знать мое мнение.
– Более неуместное рассуждение трудно придумать. Служанка подтолкнула Шарлотту к спальне.
– Я только повторяю то, что все вокруг твердят. Даже мастер Майкл.
– Мастер Майкл еще не вырос из коротких штанишек. У него не может быть никаких мнений, к которым стоит прислушиваться, еще по крайней мере лет пять. Послушай, Лори… Ты сейчас спустишься вниз и скажешь матушке, что я не могу сегодня принимать посетителей. – Она присела на кровать. – Скажи ей, что у меня раскалывается голова. В самом деле, я только что почувствовала, что у меня страшно болит голова.
Лори взялась за дверную ручку.
– Простите, мэм, но леди Маргарет сказала, что, если вы не спуститесь через десять минут, она пошлет за вами Рэнделла, чтобы тот привел вас силой.
– Она не посмеет!
Рэнделл был дворецким. В нем было примерно семь футов росту; это был молчаливый, отличающийся невиданной силой, но добрейший член их семейства, до глубины души преданный ее матери. Если Маргарет Грейнджер прикажет ему переплыть Ла-Манш, он не задумываясь бросится в воду со скал в Дувре.
– И вы не сомневайтесь, она так и сделает. Она ждет не дождется, когда вы наконец перестанете прятаться от людей. А сейчас этот молодой человек пришел выразить вам свое почтение, и она ни перед чем не остановится и заставит вас спуститься вниз.
Шарлотта затянула кушак халата, обдумывая сложившееся положение. Если она совсем откажется спуститься вниз, это может показаться странным, как будто она боится встретиться с Диланом Пирсом. Без сомнения, она и не думает его бояться. Вчера вечером она уже разговаривала с ним наедине.
«И тебе это очень понравилось», – укорила она себя. Она испытала от этого разговора гораздо больше удовольствия, чем положено вдове. Конечно, ей было интересно побеседовать со специалистом-египтологом. Это естественно. Больше двух лет она не позволяла себе этого.
Вышколенная горничная уже вытащила из ящика комода чулки, нижние юбки пенились в ее проворных руках.
– Я слышу, Рэнделл уже шаркает по лестнице. Если вы не поспешите одеться, этот верзила снесет вас в гостиную в одном белье.
– Что же делать, придется одеваться. – Шарлотта поднялась с кровати и развязала поясок халата. – Я надену свое черное шелковое платье.
Лори нахмурилась:
– Почему вы не хотите надеть что-нибудь повеселее? На прошлой неделе я выгладила ваше узорчатое лиловое платье.
– Черное шелковое, пожалуйста.
– А еще есть платье цвета чайной розы. Оно будет очень вам к лицу, мэм.
Шарлотта покачала головой:
– Я не имею права носить ничего, кроме черного. Вспомни ее величество королеву.
– Но вы-то не королева, – пробормотала девушка. Да, она действительно не королева Виктория, но она тоже вдова. И если ее величество носит траур все сорок лет вдовства, значит, Шарлотта тоже должна. К тому же королева не виновата в смерти принца Альберта. Шарлотта не должна обманывать себя и забывать, что она своими руками подтолкнула мужа к гибели. И никто не сможет заставить ее забыть это.
Дилан пытался вспомнить, когда он чувствовал себя настолько не в своей тарелке, как сейчас. Пожалуй, это было четыре года назад, когда на него напали уличные воришки в Порт-Саиде. Поэтому он испытал настоящую благодарность к Шарлотте Фэрчайлд, когда она наконец соблаговолила спуститься. Он был бы рад, если бы его визит прошел незамеченным матерью и сестрой Шарлотты, потому что любопытные женщины устроили ему допрос почище инспекторов Скотланд-Ярда.
Не успел он выпить и одной чашки чая, как леди Маргарет выудила у него все подробности его семейной истории и родословной. Он уже рассказал ей, какое у него образование, а также поделился своим мнением по вопросу всеобщего избирательного права. А когда леди Маргарет на минутку замолкла, чтобы перевести дух, ее младшая дочь Кэтрин взялась критиковать опасные заблуждения по поводу представительства в палате лордов. Ни та ни другая не обратили особенного внимания на медаль Общества любителей древностей, ради которой он, собственно, и пришел.
Их пулеметные расспросы продолжалась, но Дилан все же умудрялся украдкой бросать взгляды на Шарлотту. И должен был признаться самому себе, что ему доставляло удовольствие смотреть на нее.
Этим утром она выглядела не такой изнуренной и хрупкой, как вчера. Ее щеки даже покрывал легкий румянец. И хотя в просторной гостиной он сидел от нее довольно далеко, до него все же долетал хмельной запах жасмина. Этот пьянящий аромат совершенно не вязался с ее черным платьем – ничто, ни украшение, ни кружевная отделка, не скрашивало мрачности ее наряда. Его придирчивый взгляд, однако, заметил сбившийся локон и влажные завитки волос на затылке. Может быть, перед тем как спуститься, она принимала ванну? Он представил себе Шарлотту обнаженной, лежащей в ароматной ванне с благоухающей жасмином пеной… Это видение заставило его смущенно усмехнуться.
– Так почему же вы до сих пор не женаты, мистер Пирс? – спрашивала между тем леди Маргарет.
Дилан чуть не подавился тартинкой с крыжовенным джемом.
– Простите?
– Матушка, ну что вы, в самом деле! – Шарлотта бросила на главу семейства неодобрительный взгляд. – Из всех возможных вопросов вы выбрали самый неуместный.
Леди Маргарет не обратила на нее ни малейшего внимания.
– Этот вопрос всегда задают женщины, которым давно перевалило за двадцать. Почему нашего гостя надо ограждать от любопытства такой пожилой дамы, как я?
– Вовсе не пожилой, – вставил Дилан, надеясь увести разговор в другое, более безопасное русло.
В самом деле, несмотря на седые волосы и немного расплывшуюся фигуру, леди Маргарет была довольно привлекательной женщиной. Наверное, ей еще нет и пятидесяти. Правда, он отметил про себя, что она выглядела бы гораздо привлекательнее, если бы не нарядилась в пышные шаровары цвета морской волны. Пожалуй, в молодости она была такая же, как ее младшая дочь, Кэтрин: такая же пышущая здоровьем брюнетка с большими выразительными карими глазами. Он недоумевал, в кого у Шарлотты Фэрчайлд ее поразительного оттенка волосы.
– Оставьте ваши комплименты для дам, которые на них реагируют. Я уже вышла из этого возраста. – Леди Маргарет одарила его милой улыбкой. – Думаю, дурная слава, которую вы заработали благодаря своим переводам стихов, обеспечила вам в Лондоне толпы поклонниц. И каждая из них жаждет стать миссис Пирс.