Керр Катарина. Чары тьмы

   – Господин! – крикнул первый помощник. – С вами хотят поговорить таможенники.
   – Я буду здесь.
   На деревянном причале ждали три светловолосых, голубоглазых человека из Дэверри. Их было так трудно отличить друг от друга, как и большинство варваров из Кермора. Когда Элейно приблизился, на их лицах проступило удивление, быстро сменившееся тщательно изображаемой вежливостью. Он к этому привык. Так на него смотрели даже на островах, которые люди Дэверри соединяют под единым названием Бардек. Как и многие люди на его родном острове, Элейно достигал почти семи футов ростом, он был тяжелым и крупным мужчиной, с кожей густого черного цвета с синеватым отливом.
   – Доброе утро, капитан, – поздоровался один из варваров. – Меня зовут лорд Меррин. Я возглавляю таможенную службу их светлости, гвербрета Ладоика из Кермора.
   – И вам доброе утро, лорд. Что вам нужно от меня?
   – Разрешение обыскать корабль после того, как разгрузка будет завершена. Я понимаю, что это в некотором роде оскорбительно, но у нас проблемы с контрабандой определенного рода. Если вы настаиваете, то мы можем освободить ваш корабль от досмотра, но в таком случае ни вы, ни ваши люди не смогут сойти на берег.
   – Я не возражаю. Готов поспорить, что лорд имеет в виду опиум и яды, а я не имею никакого отношения к этой мерзости.
   – Благодарю. Мой долг предупредить вас о том, что если у вас на борту есть рабы, то мы не станем ловить их для вас, если они попытаются убежать на свободу.
   – Люди моего острова не держат рабов, – Элейно невольно рассердился, но тут же взял себя в руки. – Простите, лорд. Вы не можете знать, насколько это болезненный вопрос у нас.
   – Простите, капитан. Я этого действительно не знал.
   Два других чиновника казались сильно смущенными. Сам Элейно чувствовал себя неуютно. Он был не лучше их. Для него, как и для них, иностранцы всегда на одно лицо.
   – Я должен сделать вам комплимент. Вы прекрасно владеете нашим языком, – сказал Меррин через минуту.
   – Спасибо. Видите ли, я выучил его ребенком. Моя семья взяла жильца из Дэверри, травника, который приехал учиться у наших лекарей. Поскольку наша семья представляет торговый дом, то мой отец за проживание брал у него уроки.
   – Неплохая сделка.
   – Именно, – Элейно полагал, что сделка оказалась лучше, чем может догадываться кто-либо из его собеседников.
   После того, как товар выгрузили на причал, одна группа таможенников досматривала груз и спорила с Масупо о сумме таможенных пошлин. Несколько человек обыскивали корабль. Элейно стоял на корме, удобно прислонившись к палубному ограждению, наблюдал, как солнце отражается от морской поверхности, и вдыхал запах моря. Поскольку вода была самой близкой ему стихией, он легко связался с сознанием Невина и уловил мысль старика. Ему потребовалось мгновение, чтобы сфокусироваться. Вскоре на воде выстроился образ Невина.
   «Итак, ты в Дэверри?» – послал он ментальный импульс Элейно.
   «Да, в Керморе. Скорее всего мы будем стоять в порту две недели.»
   «Отлично. Сейчас я нахожусь на пути в Кермор. Вероятно, прибуду через пару дней. Ты получил мое письмо перед отъездом?»
   «Да. Печальная новость. Я поспрашивал в различных гаванях, и у меня есть для тебя информация.»
   «Прекрасно, но не говори ничего сейчас. Нас могут подслушать.»
   «Увидимся, когда ты доберешься до города. Пока мы стоим в порту, я буду жить на корабле.»
   «Очень хорошо. О, послушай, в Керморе находится Саламандр. Он остановился в гостинице „Голубой попугай“, очень подходящее название для нашего парня.»
   «»Болтливая сорока» – было бы даже лучше. Боже, трудно поверить, что он обладает настоящим двеомером.»
   «А чего ты ожидаешь от сына эльфийского барда? Но от нашего Эвани есть своя польза, хотя он, конечно, повеса.»
   Образ Невина исчез. Сложив руки за спиной, Элейно в задумчивости начал расхаживать взад-вперед. Если Невин опасается шпионов, значит, ситуация на самом деле серьезная. Элейно чувствовал злость, как и всегда при мысли о черном двеомере.
   С каким огромным удовольствием в один прекрасный день он сомкнул бы свои огромные ручищи на шее какого-нибудь гнусного мастера черного двеомера! Но конечно лучше сражаться с ними более утонченным оружием.
 
   Три дня спустя Саркин болтался у таверны на самом краю Дна. Его аура была плотно прижата к телу. Подпирая стену, он ждал курьера. Людям, которые контрабандой Поставляли в Дэверри наркотики и яды, Сарин никогда не сообщал, где именно остановился в Керморе, но они знали, что его следует искать здесь. Потом он обычно отводил их в безопасное место для совершения сделки. Через несколько минут он увидел на узкой улочке тучную фигуру Дрина. Саркин только собирался высвободить ауру и открыть себя, когда из переулка появились шесть городских стражников. Они окружили купца.
   – Стоять! – рявкнул один. – Именем гвербрета!
   – Что случилось, стражник? – Дрин попытался изобразить улыбку.
   – Мы выясним это в участке.
   Саркин не стал больше ждать. Он услышал все, что требовалось. Саркин проскользнул за таверну, затем быстро пошел по лабиринту Дна. Он петлял по узким переулкам, лавируя между зданий, затем вошел в переднюю дверь заведения Гвенхи и вышел через чёрный ход. И после этого еще долго запутывал следы, пока наконец не вышел из Дна на северной стороне и не направился в свою гостиницу. Он не сомневался, что Дрин в попытке спасти свою шкуру выдаст все, что знает.
   Но задолго до того, как стражники выколотили из Дрина имя Саркина и описание его внешности, Саркин уже выезжал из городских ворот и направлялся на север в безопасное место.
 
   В зале правосудия гвербрет Ладоик проводил полный маловер. Гвербрет сидел за полированным столом из черного дерева под знаменем своего рана. Перед ним возлежал золотой церемониальный меч. По обеим сторонам сидели священники культа Бела. Справа находились свидетель, лорд Меррин, три городских стражника, Невин и Элейно. Перед ним на коленях стояли обвиняемые, торговец специями Дрин, и некто Эдикл, капитан торгового корабля «Яркая звезда». Гвербрет откинулся на спинку стула, раздумывая о представленных ему доказательствах. В свои тридцать лет Ладоик был внушительным мужчиной, высоким и мускулистым, со стальными серыми глазами и высокими скулами – типичный южанин.
   – Доказательства достаточно ясные, – сказал он. – Дрин, ты нашел травника и предложил ему купить запрещенный товар. К счастью, Невин – честный человек. Он посоветовался с Элейно, который тут же связался с начальником таможни.
   – Я вовсе не разыскивал этого проклятого старика, ваша светлость! – вскрикнул Дрин. – Напротив, это он делал мне намеки.
   – Возможно. Но даже если и так, это не играет роли. Станешь ли ты отрицать, что во время ареста городские стражники нашли при тебе четыре различных вида яда?
   Дрин опустил плечи и с несчастным видом уставился в пол.
   – Теперь о тебе, Эдикл, – гвербрет обратил холодный взгляд на капитана. – Ты заявляешь, что Дрин перевозил на твоем корабле запрещенные травы, не поставив тебя в известность. Очень хорошо. Но почему, в таком случае, таможенники нашли тайник с опиумом в стенах твоей собственной каюты?
   Эдикл задрожал всем телом, у него на лбу выступил пот.
   – Признаюсь, ваша светлость. Не надо меня пытать, ваша светлость. Дело в деньгах. Он предложил мне столько распроклятых денег, а мне требовалось ремонтировать корабль, и я…
   – Достаточно, – Ладоик повернулся к священнику. – Что скажете, ваше преосвященство?
   Престарелый священник встал и откашлялся, устремив взор в пустоту.
   – Яды отвратительны богам. Почему? Потому что их можно использовать лишь для убийства и никогда – в целях самообороны. Следовательно, они никому не нужны, если только человек не планирует убийство. Поэтому пусть в наших землях не будет ничего из этих гнусных веществ. Так говорится в «Указах короля Кинана» 1048 года. – Он снова откашлялся. – Какое наказание следует назначить тому, кто ввез яды контрабандой? Самое подходящее – заставить его принять что-то из его собственного мерзкого товара. Это постановление Мабина, высшего духовного лица дана Дэверри.
   Когда священник сел, Дрин молча заплакал. Слезы градом полились по его щекам. Невину стало жаль его; бедняга не был злым человеком, просто жадным. А вот те, кто купил его, – те злые по-настоящему. Однако не в его власти решать судьбу Дрина. Ладоик взял золотой меч, подняв его острием кверху.
   – Нам растолковали положения закона, Дрин. В качестве акта милосердия тебе будет разрешено выбрать наименее болезненный яд из твоего товара. Что касается тебя, Эдикл, то, как мне сообщили, у тебя четверо маленьких детей, и на перевозку этого товара тебя действительно толкнула бедность. Тебе я назначаю двадцать ударов кнутом на центральной площади.
   Дрин поднял голову и зарыдал в голос. Он бился и метался из стороны в сторону, словно уже чувствовал, как яд сжигает его изнутри. Стражник шагнул вперед, с силой ударил его, а затем поднял на ноги. Ладоик встал и постучал рукояткой меча по столу, призывая к тишине.
   – Гвербрет сказал свое слово. Маловер закончен.
   Стражники утащили Дрина прочь, оставив Эдикла, скорчившегося у ног гвербрета. Зал быстро опустел. Вместе с лордом и пленником остались лишь Невин и Элейно. Ладоик посмотрел вниз на Эдикла, словно на помои, разлитые на улице.
   – Двадцать ударов плетью могут убить человека, – заметил он небрежно. – Но если ты расскажешь этим людям то, что они хотят знать, я смягчу наказание до десяти.
   – Спасибо, ваша светлость, о, боги, спасибо. Я расскажу им все, что смогу.
   – В прошлом году ты провел зиму на Ористинне, – заговорил Элейно. – После того, как в самом конце сезона пересек море. Почему?
   – Это было очень странное дело, черт побери, – Эдикл задумчиво сдвинул брови. – Да, навигация заканчивалась и я уже думал поставить «Звезду» в сухие верфи, когда меня нашел этот тип из Бардека и сказал, что его приятель, очень богатый человек, должен добраться до Милетона до начала зимы. Будь я проклят, он предложил мне очень высокую оплату за перевозку. Большая прибыль, даже если придется провести зиму в Бардеке, поэтому я и согласился. Я провел зиму в Ористинне, поскольку жизнь там дешевле, чем в Милетоне.
   – Понятно. И как выглядели те люди?
   – Тот, что меня нанимал, был типичным уроженцем Милетона, с довольно светлой кожей. Судя по знакам на лице – из дома Оноданна. Другой был из Дэверри. Называл себя Прокир, но сомневаюсь, что это его настоящее имя. В нем было что-то такое, от чего у меня холодок пробегал по коже, но будь я проклят, если знаю, почему. Разговаривал он вежливо и не доставлял никаких хлопот. По большей части он проводил время в своей каюте, поскольку тогда штормило и, готов поспорить, он на протяжении всего путешествия блевал, как свинья.
   – Как выглядел этот Прокир? – вставил Невин.
   – Ну, господин хороший, вряд ли я сумею его описать, как следует. В это время года в море холодно, и этот Прокир все время кутался в плащ и накидывал капюшон. Но я сказал бы, что ему около пятидесяти, довольно плотный. Седые волосы, узкие губы, голубые глаза. Зато я хорошо помню его голос. Слащавый и слишком мягкий для мужчины. От него у меня мурашки пробегали по коже.
   – Несомненно, – пробормотал Невин. – Да, ваша светлость, мы с Элеино уверены: человек, которого описал Эдикл, занимает важное положение в торговле наркотиками.
   – Ну тогда я отдам приказ ждать его появления и арестовать по прибытии, – сказал Ладоик. – Учитывая его голос, прикажу своим людям прислушиваться к речи всех прибывающих.
   Конечно, предполагаемый Прокир занимал куда более высокое положение, чем простой перевозчик наркотиков. Невин был почти уверен, что он – мастер черного двеомера, который начал войну Лослейна прошлым летом и, как представляется, намерен убить Родри. И уже в тысячный раз Невин задал себе один и тот же вопрос: для чего? Для чего ему желать смерти Родри?
 
   Саламандр, или Эвани Саломондериэль тран Девабериэль, если называть его полным эльфийским именем, остановился в одной из самых дорогих гостиниц Кермора.
   В просторной комнате на полированных деревянных полах красовались ковры из Бардека; посетителям он предлагал полукруглые стулья с мягкими сиденьями, а в окнах стояли стекла.
   Когда пришли гости, он налил им меда из серебряного кувшина в стеклянные кубки. Элеино и Невин мрачно огляделись вокруг.
   – Как я понимаю, твои рассказы в эти дни хорошо оплачиваются, – заметил Невин.
   – Это так. Я знаю, что вы всегда ругаете меня, такого скромного, за мои общепризнанно вульгарные, кричащие, экстравагантные и фривольные вкусы, но лично я не вижу в этом зла.
   – В них нет зла. Но также нет и добра. Впрочем, это не мое дело. Я не твой начальник и не твой учитель.
   – Именно так, хотя по правде говоря, для меня было бы честью стать вашим учеником, но я этого, видать, не достоин.
   – Вот именно, – вставил Элеино. – Я имел в виду ту часть твоего высказывания, где ты говоришь «не достоин».
   Саламандр просто улыбнулся. Он наслаждался, подтрунивая над огромным бардекианцем, хотя сомневался, что Элеино получает равноценное удовольствие от игры.
   – Я знаю, что мои таланты скромны, – вздохнул Саламандр. – Если бы я обладал силой Мастера Эфира, то был бы так же предан ремеслу, как и он. К сожалению, боги посчитали, что мне следует дать вкусить лишь пару глоточков двеомера перед тем, как они вырвут эту сладкую, как мед, чашу из моих рук.
   – Это не совсем так, – заметил Невин. – Валандарио сказала мне, что ты с легкостью мог бы пойти дальше и развить свои умения – если бы только над этим работал.
   Саламандр поморщился. Он не подозревал, что его учительница двеомера столько рассказала старику.
   – Но теперь это не играет роли, – продолжал Невин. – Я хочу знать, почему ты находишься в Дэверри.
   – А почему бы мне не быть в Дэверри? Я люблю странствовать среди народа моей матери. Всегда можно увидеть что-то любопытное на ваших дорогах, Кроме того, это позволяет мне держаться далеко, очень далеко от моего уважаемого отца-барда, который всегда, причем только в прозе, укоряет меня за какую-нибудь ошибку, иногда настоящую, а иногда – воображаемую.
   – Я бы сказал, по большей части, первое, – пробормотал Элеино.
   – О, несомненно. Но если я могу сослужить какую-то службу или тебе, или Мастеру Эфира, то вам следует только попросить.
   – Хорошо, – сказал Невин. – Потому что ты можешь сослужить нам добрую службу. Для разнообразия твои странствия иногда оказываются очень кстати. У меня есть все основания считать, что в королевстве находится несколько мастеров черного двеомера. Учти, я не хочу, чтобы ты с ними имел какие-то дела. Они слишком сильны для этого. Но они зарабатывают большие деньги, контрабандным путем ввозя в королевство наркотики и яды. Я хочу знать, где продается товар. Если мы сможем задавить эту мерзкую торговлю, то это сильно ударит по нашим врагам. Я хочу, чтобы ты постоянно держался настороже, подмечая следы этой нечестивой торговли. Гертсина приглашают всюду. Ты можешь случайно подслушать что-то интересное.
   – Могу. Ради вас с радостью суну свой длинный эльфийский нос в это дело.
   – Только не стоит засовывать его слишком далеко, чтобы его не отрезали, – добавил Элейно. – Помни: эти люди опасны.
   – Я буду сама осторожность, хитрость, ухищрения и уловки.
 
   Примерно в десяти милях к востоку от дана Дэверри жила женщина по имени Ангариад, которая после многих лет службы при королевском дворе получила небольшой участок земли в награду.
   Никто из ее соседей толком не знал, что именно она на самом деле делала при дворе, поскольку она держала язык за зубами.
   В конце концов окружающие пришли к общему мнению, что она была повитухой или травницей, потому что хорошо знала лекарственные растения.
   Деревенские жители частенько предпочитали заплатить ей за лечение продуктами или курами, вместо того, чтобы отправляться в долгий и тяжелый путь в город к аптекарю.
   Тем не менее заходя к ней в дом, они всегда скрещивали пальцы, чтобы отогнать колдовские чары, поскольку женщина была странная, с блестящими темными глазами и впалыми щеками.
   Очевидно, господа благородного происхождения также не забыли женщину, которая когда-то служила им. Было обычным делом видеть пару прекрасных лошадей с отличной сбруей, привязанных возле ее домика, или даже какую-нибудь даму благородного происхождения, которая с серьезным видом разговаривала с Ангариад в ее садике, где та выращивала травы. Деревенские жители задумывались: что такого господа благородного происхождения могли сказать старухе?
   А если бы узнали, то пришли бы в ужас. Для крестьян, у которых каждый ребенок считался ценной парой рук для работы на земле, сама идея избавления от зачатых детей была отвратительной.
   Кроме средств, вызывающих выкидыши, у Ангариад имелись другие странные вещи на продажу. Этим вечером она была очень недовольна: Саркин привез ей слишком мало товара.
   – Ничего не могу поделать, – сказал он. – Одного из наших курьеров схватили в Керморе. Тебе и так повезло, черт побери, чтобы ты получила хоть сколько-то опиума.
   Старуха взяла в руки черный брусок и соскоблила кусочек ногтем, затем внимательно посмотрела, как он крошится.
   – Я предпочитаю более высокое качество, – проворчала она. – У благородных господ более изысканные вкусы, чем у рабочих на верфи в Бардеке.
   – Я сказал уже: тебе, черт побери, повезло, что ты вообще хоть сколько-то получила. А теперь слушай. Если ты окажешь мне услугу, я отдам его тебе бесплатно.
   Внезапно она заулыбалась и стала слушать очень внимательно.
   – Я знаю некоторых из твоих постоянных покупателей, – Саркин склонился поближе. – Один из них интересует меня особенно. Я хочу с ним встретиться. Отправь лорду Камделю извести о поступившем товаре. Скажи, чтобы он приехал сюда один.
 
   – О, боги, – проворчал Родри. – Наконец мы нашли таверну, где подают приличный мед, – и вот ты говоришь мне, что мы не можем себе его позволить.
   – Если бы ты не был слишком гордым и не отказался охранять караван… – начала Джилл.
   – При чем тут гордость! Это дело чести.
   Джилл закатила глаза, словно призывая богов в свидетели неслыханного упрямства, после чего замяла спор. На самом деле у них осталось достаточно денег, но она не собиралась сообщать ему это. Родри очень походил на ее отца, который мог все пропить или раздать нищим, совершенно не заботясь о завтрашнем дне. Поэтому Джилл позволила Родри считать, что они близки к тому, чтобы самим стать нищими и просить милостыню.
   Точно такой же трюк некогда она проделывала с Каллином.
   – Если ты сейчас потратишь деньги на выпивку, то как будешь чувствовать себя потом, когда нам придется отправиться в путь голодными и у нас не будет даже медяка на кусок хлеба? – продолжала она. – Готова поспорить: тогда воспоминание о меде станут очень горьким.
   – О, ладно! Выбираю эль!
   Джилл вручила Родри четыре медяка, и он отправился покупать эль.
   Они сидели в таверне дешевой гостиницы в дане Эйдин, процветающем торговом городе, расположенном посреди самых богатых сельскохозяйственных угодий в королевстве.
   Покинув Кермор, они направились сюда, поскольку до них дошли слухи о вражде, закипающей между городским лордом и одним из его соседей, но к сожалению местный гвербрет уладил вопрос еще до их прибытия. Дан Эйдин был слишком важен для рана, чтобы сюзерен оставался в стороне, пока в нем бушует война.
   Родри вернулся с двумя кружками, поставил их на стол, затем уселся на скамью рядом с Джилл.
   – Знаешь, мы можем поехать на восток, к Йиру Аусглин, – сказала она. – Они должны этим летом участвовать в сражениях.
   – Ты права. Кроме того, это значительно ближе к Кергони. Поедем прямо через приграничные возвышенности?
   Поскольку путь через горы был короче, чем южная дорога вдоль побережья, Джилл собиралась уже согласиться, когда внезапно ощутила, как невидимая рука закрыла ей рот, чтобы она промолчала. Каким-то образом, иррационально, она знала, что они должны направляться в дан Маннаннан перед тем, как ехать в Аусглин.
   «Снова двеомер, будь он проклят!» – подумала она. Мгновение Джилл сопротивлялась ему. Она даже решила, что они, черт побери, прекрасно проедут через горы, если захотят. Но при этом она отчетливо сознавала: их ждет что-то важное в дане Маннаннан.
   – Ты слышала, что я сказал? – рявкнул Родри.
   – Да. Прости. Послушай, любовь моя. Я хочу поехать по дороге вдоль побережья. Я знаю, она длиннее, но… а, ну – я хочу кое-что спросить у Отто, серебряных дел мастера.
   – Ладно. Но хватит ли нам денег, чтобы поехать кружным путем?
   – Их было бы достаточно, если бы ты согласился охранять караван. Купцы как раз отправляются к побережью, – Джилл положила руки ему на плечи и улыбнулась, глядя в глаза. – Пожалуйста, любовь моя!
   – Я не хочу.
   Она остановила его ворчание поцелуем.
   – О, очень хорошо, – произнес он со вздохом. – Я прямо сейчас пойду искать купца.
   После того, как Родри ушел, Джилл осталась одна потягивать эль маленькими глотками. Странная мысль пришла ей в голову сама по себе.
   Стоило поразмыслить над этим. Девушка также пыталась понять, почему она руководствовалась внезапным импульсом. Ответ пришел легко: простое любопытство. Если бы они не отправились в дан Маннаннан, то она обрекла бы себя на пожизненное терзание и так никогда бы и не узнала, что их там поджидало.
 
   Поскольку король пришел бы в ярость, узнай он, что его благородные вассалы балуются бардекианским опиумом, те немногие, кто приобрел эту опасную привычку, никогда не курили опиум внутри дана.
   Внизу, в самом городе, прилегающем к дану Дэверри, находилась роскошная гостиница, верхний этаж которой как раз и сдавали избранным господам благородного происхождения, которым по какой-то причине требовалась комната для уединения.
   Немало симпатичных городских девушек потеряли там свою невинность, множество опиумных трубок выпускали дым в этих номерах.
   Для своей второй встречи с лордом Камделем, начальником королевских бань, Саркин снял номер именно там.
   Молодой лорд, откинувшись на груду подушек на диване, сделанном в бардекианском стиле, крутил пустую глиняную трубку между длинными пальцами. Камделю, стройному молодому человеку с густыми каштановыми волосами, глубоко посаженными карими глазами и надменной улыбкой, было около двадцати лет. Во время их первой встречи Камдель отнесся к Саркину, как к слуге, щелкал пальцами, когда требовал выпить или подать лучший стул.
   – Лорд кажется как раз таким честолюбивым молодым человеком, которого мы искали, – сказал Саркин. – Для вас может быть очень выгодно присоединиться к нам.
   С легким кивком Камдель поднял глаза. Расширенные зрачки были затуманены.
   – Я не буду возражать, если совсем отделаюсь от Ангариад, – заявил Камдель. – Товар очень дорого стоит, черт побери.
   – Именно так, а если вы сами начнете продавать его, то получите от нас гораздо лучшую цену. Надеюсь, не нужно предупреждать, чтобы вы действовали осторожно.
   – Конечно. Я же рискую собственной шеей, не так ли?
   Саркин улыбнулся, представив Камделя в петле. Эту позицию он считал для молодого лорда весьма подходящей.
   – Но перед тем, как согласиться, я настаиваю на личной беседе с кем-то более важным, чем простой курьер, – продолжал Камдель.
   – Конечно, лорд. Меня послали только для того, чтобы выяснить, заинтересуется ли лорд нашим предложением. Уверяю вас: человек, который командует нами всеми, лично поговорит с вами. Он прибудет в дан Дэверри через неделю.
   – Хорошо. Скажи ему, чтобы он организовал встречу здесь.
   Саркин низко склонил голову, показывая свою покорность. А он-то все ломал голову, как свести лорда с Аластиром. Как мило, что эту работу за него выполнит надменность Камделя!
 
   Караван передвигался медленно. Ему потребовалось четыре дня, чтобы добраться до дана Маннаннан. Длинная вереница людей и мулов зашла на просторную рыночную площадь. Получив деньги за работу, Родри с Джилл направили своих лошадей в дешевую маленькую гостиницу возле реки, где они останавливались прошлой осенью, – и обнаружили, что она сгорела.
   Несколько черных столбов уныло смотрели в небо.
   Проходившая мимо женщина сообщила, что пожар случился оттого, что пара местных парней устроила здесь драку – свечу сбили прямо на солому на полу.
   – О, черт побери! – воскликнула Джилл. – Теперь нам придется разбивать лагерь у дороги.
   – Что? – возмутился Родри. – На другой стороне города есть хорошая гостиница.
   – Но она дорогая.
   – Меня это не волнует, моя скупая любовь. После нескольких дней жизни среди этих вонючих мулов я хочу принять ванну. И я ее приму.