Страница:
Он быстро отвернулся. Если у него начнется бред или он сойдет с ума, то потеряет остатки воли и не сможет больше противостоять мучителям. Он сосредоточился на дыхании и попытался отвести сознание от разбитого, пульсирующего тела. Тени стали еще гуще. Ночь приближалась.
Они разбили лагерь в такой узкой долине, что она скорее напоминала расщелину между скалами. Саркин сидел на земле и следил за каждым шагом Деканни, когда два ястреба разводили костер и давали лошадям двойную порцию овса. Скоро, очень скоро он четыре раза испытает на себе прикосновение раскаленного лезвия.
– Пусть вначале поест, – наконец распорядился Карлупо. – Он не сможет ничего проглотить после того, как ты с ним закончишь.
– Хорошо. Я дам ему отдохнуть между каждым прикосновением.
Саркин закусил кровоточащую губу и уставился в землю, словно мог уменьшить весь мир до этого маленького кусочка.
Внезапно он услышал крик Деканни. Саркин поднял голову и увидел, как ястреб шатается – стрела вонзилась ему в левое плечо. В долину вбегали люди. Они были невысокого роста, самое большее пять футов, но массивного телосложения и хорошо вооружены. Их длинные топоры наносили смертоносные удары – один, два, три раза, и вот уже Карлупо лежит мертвым, с отрубленной головой и отсеченными ногами. Деканни пытался бежать, но огромный топор ударил откуда-то снизу и вошел ему глубоко между ног. Он закричал, упал и тут ему аккуратно перерезали глотку самым краем лезвия. Низкорослые воины улыбнулись друг другу и собрались кругом, чтобы посмотреть на трупы. Только тогда Саркин понял, что во время неравного сражения ни один из них не издал ни звука.
Сняв шлем, по форме напоминающий горшок, один из незнакомцев подошел к Саркину. У него было изрезанное морщинами, загорелое лицо, густая седая борода и кустистые черные брови.
– Ты говоришь по-дэверрийски? – обратился он к пленнику.
– Да.
– Хорошо. И я говорю. Не очень хорошо, но говорю. Другие говорят хорошо, там, внутри. Они с тобой поговорят. Я – Джорл. Можешь встать?
– Не знаю. Послушай, добрый Джорл. Я не понимаю. Вы кто?
– Горные люди. Не беспокойся. Мы – спасители. Ты в безопасности.
Саркин опустил голову и расплакался. Слезы лились у него, как у ребенка. Джорл перерезал его путы маленьким кинжалом.
Потребовались усилия нескольких карликов, чтобы усадить Саркина в седло. Они забрали всех лошадей, а сами тронулись пешком, ведя в поводу коня Саркина. Поначалу он пытался догадаться, почему они спасли его, но ему потребовались вся его воля, чтобы просто удержаться в седле. Наконец, когда сумерки сгустились, они начали спускаться по узкой долине, приближаясь к отвесной скале. Внезапно Саркин услышал скрежет.
– О, боги!
В скале медленно открывалась огромная дверь. Когда они достигли ее, она полностью распахнулась и замерла. Джорл, а за ним и остальные вошли в высокий квадратный туннель. Им навстречу вышли другие горные жители с фонарями в руках. Они переговаривались на языке, которого Саркин никогда раньше не слышал. Он бросил взгляд назад и увидел, как дверь медленно закрывается у него за спиной. Вид исчезающей щелочки света вызвал головокружение. Внезапно к нему протянулись руки и схватили его, чтобы осторожно опустить вниз. Над ним склонилось лицо Джорла.
– Мы принесем носилки. Понесем тебя.
Саркин хотел его поблагодарить, но провалился во тьму.
Когда он очнулся, то обнаружил, что лежит на узком тюфяке в кромешной тьме. Он испытал чувство острого ужаса, потому что здесь не было никакого света, и даже тьма была везде одинаковой. В обычной комнате в ночное время темнота неоднородна: в углу она гуще, возле окна – светлее. А здесь… Постепенно Саркин осознал, что его вымыли и он лежит обнаженным под мягким одеялом, а ожоги почти не болят. Через несколько минут дверь открылась и вошел человек ростом в четыре фута, с лампой в руке.
– Дикие сказали, ты проснулся, – объявил он. – Ты можешь есть?
– Думаю, да.
– Я принесу тебе еду.
Он поставил лампу на небольшой столик и вышел, заперев дверь за собой.
Саркин услышал, как снаружи опустилась тяжелая щеколда. Значит, он пленник. Хотя длина комнаты составляла всего десять футов и была вырублена прямо в скальной породе, все же это помещение мало напоминало тюремную камеру. На полу лежал толстый красный ковер, рядом с тюфяком и столом находился стул с высокой спинкой. На сиденье лежала подушка. Вся эта мебель была предназначена для человека с очень короткими ногами. У двери стоял ночной горшок, прикрытый тканью, а рядом лежала одежда Саркина, выстиранная, высушенная и аккуратно сложенная.
Двигаясь медленно, потому что голова у него все еще кружилась, Саркин встал и оделся. Он не удивился, не обнаружив своего оружия. Он как раз заканчивал одеваться, когда вернулся тот же человек с деревянным подносом, на котором стояли две миски.
– Ты любишь грибы?
– Да.
– Хорошо, – он поставил поднос на стол. – Тут все мало для тебя? Ты здесь ненадолго.
– А ты можешь мне сказать, куда я отправлюсь потом?
Низкорослый человек молчал, склонив голову набок, пока думал, а после просто пожал плечами и пошел к двери. Он открыл ее как можно шире, чтобы Саркин смог увидеть двух охраняющих его вооруженных солдат. Потом ответил:
– За тобой приедет Мастер Эфира.
Он вышел и захлопнул тяжелую дверь как раз в тот миг, когда Саркин прыгнул на нее – скорее, в ужасе, чем в безнадежной попытке убежать.
Он сильно ударился о дверь, постоял, широко расставив ноги и раскинув руки и слушая, как задвигается щеколда, затем разрыдался.
Наконец он оторвался от двери и заметался по комнате. Сверху, рядом с высоким потолком находилось отверстие, которое служило вентиляционной шахтой. Слишком маленькое, чтобы в него протиснуться. Может, ему притвориться больным и попытаться справиться с тюремщиком?
Но оставались еще стражники. Может, ему удастся убрать свою ауру и выскользнуть – если они еще когда-нибудь откроют дверь до того, как появится Невин. Или призвать Диких и устроить отвлекающий маневр? Может, ему даже удастся заставить кого-то из Диких отодвинуть щеколду!
Внезапно Саркин остановился. Ему в голову ударила мысль. Она пронзила его, как стрела: он не хочет убегать.
Очень медленно он сел на пол, снова и снова обдумывая эту новую мысль. Нет, он не хочет быть свободным.
Он истощен до самой глубины души, он слишком устал, чтобы бежать, и если он убежит, то будет убегать вечно – от Невина, закона, ястребов, ужаса собственных воспоминаний. Бежать, всегда бежать, всегда врать, всегда настороже.
– Оленю в охотничьем заповеднике спокойнее живется.
Он улыбнулся горькой кривой улыбкой. Значит, он умрет. Невин, несомненно, сдаст его гвербрету, и его убьют.
Конечно, это лучше, чем попасть в лапы ястребов. Самое худшее, – это если его колесуют, но он слышал о Блейне достаточно, чтобы знать: вероятнее всего, его милостиво повесят.
Саркин также почувствовал определенное извращенное удовольствие, поняв, что все факты, которые он собрал, умрут вместе с ним. И Старец никогда не узнает о смешанной крови Родри.
Когда Саркин улыбнулся этой мысли, то понял, что ненавидел Старца много лет, он ненавидел их всех, каждого мастера черного двеомера, и ученика, и ястреба, которых когда-либо встречал, ненавидел их так, как они, никогда бы не могли возненавидеть его. А теперь он от них наконец избавится.
Когда Саркин посмотрел на свои руки, то ожидал увидеть, как они трясутся, но они лежали спокойно. Он хотел умереть.
Внезапно он понял, что его неизбежная смерть будет не казнью, а самоубийством. Столько бесконечных лет он чувствовал себя опустошенным. Все эти годы он был фарсом, а не человеком. А теперь тонкая, ложная оболочка, которую он представлял миру, разрушится и исчезнет, и вместе с нею растворится та пустота, которая заполняла него. С долгой усталостью будет покончено.
Саркин снова улыбнулся и почувствовал, как его омывает тепло и ему становится спокойно, словно он плавает в горячей ароматической ванне, или летает в нескольких дюймах от пола, легкий и невесомый. Он чувствовал себя умиротворенно. Никто никогда не заставит его больше снова идти против своей воли, никто больше не причинит ему боль.
Все еще улыбаясь, Саркин подошел к подносу с едой. Он был совершенно спокоен и очень голоден.
Покончив с трапезой, Саркин улегся на живот, положил голову на сложенные руки и стал следить за тенями, отбрасываемыми на пол лампой.
Временами он выплывал из тела, затем проскальзывал назад, двигаясь взад и вперед между эфирной плоскостью и физической без какого-то либо сознательного усилия.
Фактически он находился вне тела, когда дверь в камеру открылась и вошел Невин в сопровождении карлика.
Хотя Саркин никогда раньше не видел старика, он знал, что видит перед собой Мастера Эфира – по его ауре, почти слепящему свечению бледно-золотого цвета.
– Черви и слизь! – рявкнул карлик. – Он мертв?
– Сомневаюсь, – Невин встал на колени рядом с телом Саркина и положил руку на шею сзади. – Нет, он в трансе.
Внезапно Саркин почувствовал, как вокруг него закружился голубой свет. Тело тянуло его назад за серебряную нить, пока он наконец не услышал щелчок. Саркин со стоном открыл глаза и увидел, как над ним склоняется Невин.
– Хорошо, – сказал карлик. – Ну, я буду снаружи, если понадоблюсь.
Саркин глядел в пол, пока не услышал, как захлопнулась дверь, затем очень медленно повернул голову и посмотрел на соперника. Казалось, ему следует сказать что-то, возможно, вызывающе крикнуть, или сделать простое замечание, что он готов и хочет умереть. Но он снова почувствовал усталость и не произнес ничего. Невин долго смотрел на него.
– Я организовал твое спасение, – наконец заговорил Невин. – Они сказали тебе об этом?
– Да. Спасение? Или еще одну ловушку?
– Ты, молодой дурак! Что ты думаешь, я собираюсь пытать тебя?
– Уверен, тебе нет необходимости… кого-то пытать.
– Боги, разве между твоими двумя ушами нет мозгов? Это я говорил с тобой через огонь, я предлагал тебе призвать Свет. Ты это сделал и вот я здесь.
Невин улыбнулся. Саркин долго думал об услышанном.
– Ты хочешь исправить содеянное зло? – продолжал старик.
– Все, что я хочу, – это умереть.
– Боюсь, что это твое желание исполнится, – Невин стал грустным. – Но ты получишь шанс навсегда избавиться от Тьмы.
– Что? Где? В проклятых Других Землях?
– Перестань! Ты в самом деле веришь, что когда человек умирает, то ему приходит конец? Чему тебя учили?
Саркин уставился на Невина в растерянности. И тем не менее внезапно начал вспоминать намеки и подсказки – путешествие на эфирной плоскости после сознательного освобождения от плоти, хвастовство Аластира о вечной жизни в Земле Оболочки и Коры. Ненависть вскипела внутри Саркина, когда он понял, чего его лишил Аластир и как обманул.
– Я избавлюсь от Тьмы! Не в Других Землях, а в моей следующей жизни!
– Именно так. Это будет вызов, парень. Это будет борьба. Ничто великое не дается бесплатно. Ты откажешься от Тьмы и повернешься к Свету?
Саркин не колебался.
– Да, Мастер Эфира. Отрекусь и повернусь.
И он заплакал, съежившись на полу. Он долго рыдал, без слов и мыслей.
Хотя Невин настаивал на том, что способен сам привезти назад опасного преступника, ни Джилл, ни Родри не хотели его отпускать.
Однако теперь они понимали, почему мастер двеомера запретил кому-либо из людей Блейна сопровождать их.
В молчании и благоговении они сидели на длинной каменной скамье у стены огромной пещеры и наблюдали за ярмаркой карликов.
Пещера составлял ярдов сто в диаметре и примерно в два раза больше в высоту. Она освещалась лучами солнечного света, которые проникали в отверстия, вырубленные высоко наверху.
Прямо напротив них вода струилась по стене, собираясь в искусственные резервуары. Время от времени какой-нибудь карлик наполнял ведро у озерца и уносил его домой.
В центре пещеры шел бойкий, многолюдный торг. Больше всего продавалось еды: грибы, летучие мыши, корешки, которые украдкой выращивали на поверхности, дичь, на которую охотились, не привлекая к себе внимания.
– Эти люди живут трудной жизнью, – заметила Джилл.
– Они заслужили ее.
– О, послушай, любовь моя. Постарайся воспринимать это с честью и любезно.
Родри просто нахмурился.
Когда они подъехали к двери, ведущей в жилище карликов, один из стражников поднес к ним небольшой кинжал. Как только кинжал приблизился к Родри, то засветился, что вызвало поток ругательств и криков. Только вмешательство Невина не позволило карликам оставить Родри снаружи. Хотя время от времени кто-то подходил к ним и говорил Джилл несколько слов, все игнорировали Родри, словно он был опасным животным, которое она держала при себе.
К ним приблизилась маленькая женщина в грубом коричневом платье, ростом не более трех футов. К ее спине ремнями крепился крохотный стульчик, в котором сидел ребенок. Поскольку Джилл не представляла себе, сколько живут карлики и как быстро они растут, то не могла определить возраст ребенка, но он сидел прямо и оглядывался внимательно. По человеческим меркам ему можно было дать годик.
– А-а, – сказала женщина. – Ты, вероятно, и есть та девушка, которая приехала с Мастером Эфира.
– Да, это я. Это мальчик или девочка?
– Девочка.
– Очень хорошенькая.
При похвале ребенок улыбнулся, показал ямочки и загукал. У девочки был низкий лоб под вьющимися черными волосами и толстый нос.
Она источала столько жизненных сил, что Джилл захотелось подержать ее.
– Могу я спросить тебя кое о чем? – продолжала Джилл. – Откуда столько ваших знают дэверрийский?
– Мы торгуем с фермерами в предгорьях. Они – мирные люди и хранят наши тайны в обмен на серебро. Нет ничего лучше, чем драгоценные металлы, чтобы завести друзей. Или жестоких врагов.
С последними словами она посмотрела на Родри.
– Пожалуйста, объясни мне, что не так с моим мужчиной? – попросила Джилл.
– Охранный талисман засветился рядом с ним, не так ли?
– Да, но что это значит?
– Ну… – женщина задумалась на мгновение. – Честно говоря, не знаю. Готова поспорить: никто не знает. Но у нас есть поговорка, древняя поговорка, – тут она что-то быстро произнесла на своем языке. – Это означает: «Когда охранное лезвие сверкает, враг близко».
– Понятно. Как мне кажется.
Женщина кивнула, затем пошла дальше, прижимая к себе ребенка.
– Молюсь всем богам, чтобы Невин побыстрее вернулся! – рявкнул Родри.
Его желание исполнилось через несколько минут, когда мастер двеомера появился из туннеля на другой стороне пещеры.
Его сопровождал карлик по имени Ларн, за ними следовали два воина с топорами и Саркин, который шел согнувшись, как очень старый человек. Джилл с Родри встали и поспешили им навстречу. Саркин посмотрел на Джилл и в его глазах она увидела такую глубокую усталость, что даже отшатнулась. Он улыбнулся, едва шевельнув губами.
– Я не доставлю хлопот.
Саркин выполнил свое обещание. Он не произнес ни слова на протяжении долгого пути назад в дан Хиррейд.
Плавая над огнем, лицо Саламандра улыбалось. Невин всем сердцем желал, чтобы хотя бы раз за всю свою долгую жизнь гертсин хоть к чему-то отнесся серьезно.
«Итак, свидетельства Камделя означают, что насчет опиума я был прав», – пришел ментальный импульс Саламандра.
«Прав, – согласился Невин. – Я хочу, чтобы ты незамедлительно отправился к некому лорду Гвалдину. Он постоянно общается с королевским провостом и хорошо меня знает. Пусть Гвалдин как можно быстрее организует арест этой Ангариад. Скажи ему, чтобы ее тщательно охраняли. Готов поспорить: при дворе окажется много господ благородного происхождения, которые захотят отравить ее, чтобы она не наболтала лишнего.»
«Я пойду к нему завтра прямо с утра. Сколько времени мне оставаться в дане Дэверри?»
«Пока я не приеду. Лиддин-аптекарь – я думаю, ты с ним встречался – находится на пути сюда из дана Кантрейя. Я передам Камделя ему, затем верну Великий Камень королю. Ты не возражаешь против того, чтобы подождать там?»
«Ни в коей мере. То, что ты просишь меня остаться, – в некотором роде награда, поскольку мой любимый и уважаемый отец хочет, чтобы я вернулся домой.»
«Ну, если ты ему требуешься, я могу отправить в столицу кого-то другого.»
«Не надо беспокоиться, о Мастер Эфира, – Саламандр стал показательно меланхоличным. – Догадываюсь, в чем дело: отец хочет укорить меня за мое поведение. Я сказал, что вернусь осенью. Это и так будет достаточно скоро, чтобы выслушать еще одну тщательно составленную и точно сформулированную песнь о моих недостатках, которую полновесным гласом исполнит бард.»
Когда они закончили разговор, Невин затушил огонь, потому что летняя ночь была теплой.
На каминной доске лежали три книги Аластира, которые Невину передали карлики.
Одна была экземпляром «Тайной книги друида Кадваллона», другие, на бардекианском языке, назывались «Путь к власти» и «Меч воина» – отчасти претенциозная чушь, отчасти – описание исключительно опасных процедур и ритуалов.
Невин лениво открыл «Меч воина».
«Поскольку все должно поглощаться Волей истинного Воина, даже тайные места Тьмы, забытая Истина вызывает наибольшее восхищение, и те, кто в схватке сошлись под Сигилом…»
Фыркнув, Невин закрыл книгу и отбросил в сторону.
– Интересно, почему эти люди всегда пишут такой бред? – заметил он, обращаясь к желтому гному.
Гном привычным жестом почесал живот, затем схватил несколько угольков из камина и разбросал их везде по ковру. До того, как Невин смог его схватить, гном исчез. Старик поднимал последний из угольков, когда в дверь постучали.
– Это Джилл.
– Заходи, дитя, заходи.
Она вошла, закрыла дверь, потом прислонилась к ней, словно чувствовала себя очень утомленной.
– Я пришла попрощаться. Мы с Родри уезжаем завтра.
– Боги! Так скоро?
– Так скоро. Дело в том, как Блейн относится к Родри. Вся его щедрость заставляет Родри острее чувствовать свой позор. Иногда я совсем не понимаю этих мужчин, связанных своей честью.
– Им приходится вспахивать поле, полное камней. Но я надеялся, что вы задержитесь здесь по крайней мере до того, пока я не закончу свои дела.
– Мне будет тебя не хватать.
– Правда? – Невин почувствовал, как у него перехватывает горло. – Мне тоже будет тебя не хватать, но ты всегда сможешь связаться со мной через огонь.
– Да. – Джилл так долго молчала, что Невин подошел поближе и внимательно посмотрел на нее. – Я много думала о разных вещах. Временами мне так жаль, что я не отправилась с тобой, когда ты хотел, чтобы я изучала травы. А теперь слишком поздно.
– Из-за Родри?
Она кивнула, о чем-то думая.
– Когда-нибудь я забеременею и не смогу больше ездить с ним, – сказала она наконец. – Если я отправлюсь в дан Гвербин, чтобы жить с отцом, то Родри даже не сможет меня навещать – из-за ссылки. Но будь я проклята, если закончу свою жизнь девушкой в таверне, как мама. Поэтому, видишь ли, я думала, может…
– Конечно, дитя! – Невин чувствовал, что ему хочется плясать от радости. – Почему бы тебе, мне и малышу не устроиться где-нибудь в таких краях, где людям требуются травник и ученица? Кто нам может это запретить?
Джилл улыбнулась так радостно и с таким облегчением, что показалась Невину ребенком.
– Если бы не упрямство Родри, то мы могли бы сделать это прямо сейчас, – продолжал Невин. – Но я не могу представить его копающимся среди трав.
– Он может и согласиться – в ночь, когда Луна становится пурпурной и падает с неба.
– Будем иметь это в виду. В северных провинциях есть несколько городов, которым очень нужен травник. Они готовы закрыть глаза на тот факт, что с ним проводит зиму серебряный кинжал.
После того, как Джилл ушла, Невин долго стоял у окна и улыбался сам себе. «Наконец-то! – подумал он. Скоро его вирд начнет развязываться. Скоро он сможет обучать ее двеомеру. Скоро. Но даже в радости он почувствовал холодное предупреждение. В его жизни, наполненной двеомером, ничто больше не будет простым.
ЭПИЛОГ, 1063
– Почему ты не сказал Валандарио, чтобы она приказала Эвани вернуться домой? – спросил Калондериэль. – С тех пор, как он выполнял поручение Мастера Эфира, прошло уже несколько месяцев.
– Поскольку в глубине души я надеялся: он сделает это просто потому, что я его попросил, – ответил Девабериэль. – Всего один раз.
Калондериэль серьезно задумался над словами друга. Они сидели в шатре Девабериэля у огня; дым выходил через отверстие в крыше. Время от времени капля дождя проникала внутрь и шипела в углях.
– Мне кажется, напрасно ты все время бранишь его, – наконец высказал свое мнение военачальник. – Клянусь, бард, когда ты орешь в полный голос, у любого разболится голова.
– Разве я спрашивал твоего совета?
– Нет, но ты в любом случае его получил.
– Ты единственный зачем-то мне его дал.
– А-а, я очень хорошо знаю нас обоих. Разве не поэтому ты сейчас на меня злишься?
Девабериэль проглотил яростный ответ.
– Ну да, – вымолвил бард наконец. – Наверное так.
Калондериэль улыбнулся и похлопал по бурдюку с медом.
Заканчивалась осень. Усталое солнце всходило поздно и оставалось на небе не более шести часов, а потом исчезало среди дождевых облаков. Хотя Народ уже перебрался на юг, к зимним становищам, Девабериэль с несколькими друзьями ждали у границы с Элдисом, переходя с луга на луг, в поисках свежей травы для лошадей и охотясь на серых оленей и одичавший скот, который остался здесь с тех времен, когда люди Элдиса пытались захватить приграничные территории. Несмотря на угрозы в адрес сына, Девабериэль беспокоился о нем. А что если Эвани заболел в этих грязных людских городах? А вдруг его убили бандиты?
Наконец, когда до самого темного времени года оставалось два дня, когда шел проливной дождь и ветер завывал вокруг шатров, приехал Эвани. Он промок до нитки и дрожал от холода, и выглядел таким несчастным, что у Девабериэля не нашлось мужества наброситься на него с руганью. Он помог сыну стреножить лошадей, привел его в теплый шатер и дал ему сухую одежду. Эвани устроился возле огня и благодарно схватил бурдюк с медом.
– Достаточно потрудился для одного лета? – осведомился бард.
– О, да, и это было странное дело, – Эвани вытер рот тыльной стороной ладони и вернул бурдюк отцу. – Ну вот, я взял себя в руки, о уважаемый родитель. Ты можешь читать мне лекцию, бранить меня, унижать и устраивать разнос до полного своего удовлетворения. Я осознаю, что прибыл к тебе «осенью» только в самом ограниченном, жалком и узком смысле этого слова.
– Я просто о тебе беспокоился, и это все.
Эвани удивленно поднял голову и опять потянулся к бурдюку.
– Дэверри – опасное место, – продолжал Девабериэль так спокойно, как только мог.
– Ты прав. Прости. Видишь ли, по дороге домой я нашел в Пирдоне девушку, и она посчитала меня, такого скромного, очень забавным.
– О-о. Это разумное оправдание.
И снова Эвани посмотрел на него широко раскрытыми глазами. Девабериэль улыбнулся, наслаждаясь производимым эффектом.
– Разве тебе не интересно узнать, почему я призвал тебя домой?
– Я предполагал, что ты хочешь повоспитывать меня, поскольку я такой никчемный негодяй, лентяй и, в общем и целом, полный дурак.
– Ничего подобного. У меня есть важные новости. Этой весной я обнаружил, что у тебя имеется сводный брат, о существовании которого я сам даже не знал. Его мать – из Дэверри, как и твоя, а он в конце концов сделался серебряным кинжалом.
– Родри.
– Да, так его зовут. А ты откуда знаешь?
– Клянусь самой Богиней Черным Солнцем, я встречался с ним нынешней весной. Я смотрел на него и думал, почему мне кажется, будто я его знаю. Послушай, отец, он очень на тебя похож.
– Так мне и сказали. Ты помнишь то серебряное кольцо с розами? Оно – для него. А теперь послушай, я не могу путешествовать по королевству. Поэтому ты отвезешь ему кольцо, когда наступит весна… Ты сделаешь это?
– Конечно. В конце концов после того, как я с ним встречался лично, мне легко до него добраться через дальновидение, – внезапно Эвани вздрогнул.
– Мне кажется, ты простудился. Я добавлю дров в огонь.
– Дело не в этом. Это был холод двеомера.
Девабериэль и сам ощутил дрожь. Он понял, что его сын относится к числу тех, кого эльфы называют «друзьями духов», и от этого у него мурашки побежали по коже. Девабериэль занялся поисками кожаного мешочка с кольцом, а затем бросил его Эвани. Тот извлек оттуда кольцо и положил его на ладонь.
– Странная штуковина, – Эвани перешел на дэверрийский. – Я помню, как ты показывал его мне много лет назад. По непонятной причине я так сильно хотел его получить… И тем не менее я откуда-то знаю, что оно не мое.
Они разбили лагерь в такой узкой долине, что она скорее напоминала расщелину между скалами. Саркин сидел на земле и следил за каждым шагом Деканни, когда два ястреба разводили костер и давали лошадям двойную порцию овса. Скоро, очень скоро он четыре раза испытает на себе прикосновение раскаленного лезвия.
– Пусть вначале поест, – наконец распорядился Карлупо. – Он не сможет ничего проглотить после того, как ты с ним закончишь.
– Хорошо. Я дам ему отдохнуть между каждым прикосновением.
Саркин закусил кровоточащую губу и уставился в землю, словно мог уменьшить весь мир до этого маленького кусочка.
Внезапно он услышал крик Деканни. Саркин поднял голову и увидел, как ястреб шатается – стрела вонзилась ему в левое плечо. В долину вбегали люди. Они были невысокого роста, самое большее пять футов, но массивного телосложения и хорошо вооружены. Их длинные топоры наносили смертоносные удары – один, два, три раза, и вот уже Карлупо лежит мертвым, с отрубленной головой и отсеченными ногами. Деканни пытался бежать, но огромный топор ударил откуда-то снизу и вошел ему глубоко между ног. Он закричал, упал и тут ему аккуратно перерезали глотку самым краем лезвия. Низкорослые воины улыбнулись друг другу и собрались кругом, чтобы посмотреть на трупы. Только тогда Саркин понял, что во время неравного сражения ни один из них не издал ни звука.
Сняв шлем, по форме напоминающий горшок, один из незнакомцев подошел к Саркину. У него было изрезанное морщинами, загорелое лицо, густая седая борода и кустистые черные брови.
– Ты говоришь по-дэверрийски? – обратился он к пленнику.
– Да.
– Хорошо. И я говорю. Не очень хорошо, но говорю. Другие говорят хорошо, там, внутри. Они с тобой поговорят. Я – Джорл. Можешь встать?
– Не знаю. Послушай, добрый Джорл. Я не понимаю. Вы кто?
– Горные люди. Не беспокойся. Мы – спасители. Ты в безопасности.
Саркин опустил голову и расплакался. Слезы лились у него, как у ребенка. Джорл перерезал его путы маленьким кинжалом.
Потребовались усилия нескольких карликов, чтобы усадить Саркина в седло. Они забрали всех лошадей, а сами тронулись пешком, ведя в поводу коня Саркина. Поначалу он пытался догадаться, почему они спасли его, но ему потребовались вся его воля, чтобы просто удержаться в седле. Наконец, когда сумерки сгустились, они начали спускаться по узкой долине, приближаясь к отвесной скале. Внезапно Саркин услышал скрежет.
– О, боги!
В скале медленно открывалась огромная дверь. Когда они достигли ее, она полностью распахнулась и замерла. Джорл, а за ним и остальные вошли в высокий квадратный туннель. Им навстречу вышли другие горные жители с фонарями в руках. Они переговаривались на языке, которого Саркин никогда раньше не слышал. Он бросил взгляд назад и увидел, как дверь медленно закрывается у него за спиной. Вид исчезающей щелочки света вызвал головокружение. Внезапно к нему протянулись руки и схватили его, чтобы осторожно опустить вниз. Над ним склонилось лицо Джорла.
– Мы принесем носилки. Понесем тебя.
Саркин хотел его поблагодарить, но провалился во тьму.
Когда он очнулся, то обнаружил, что лежит на узком тюфяке в кромешной тьме. Он испытал чувство острого ужаса, потому что здесь не было никакого света, и даже тьма была везде одинаковой. В обычной комнате в ночное время темнота неоднородна: в углу она гуще, возле окна – светлее. А здесь… Постепенно Саркин осознал, что его вымыли и он лежит обнаженным под мягким одеялом, а ожоги почти не болят. Через несколько минут дверь открылась и вошел человек ростом в четыре фута, с лампой в руке.
– Дикие сказали, ты проснулся, – объявил он. – Ты можешь есть?
– Думаю, да.
– Я принесу тебе еду.
Он поставил лампу на небольшой столик и вышел, заперев дверь за собой.
Саркин услышал, как снаружи опустилась тяжелая щеколда. Значит, он пленник. Хотя длина комнаты составляла всего десять футов и была вырублена прямо в скальной породе, все же это помещение мало напоминало тюремную камеру. На полу лежал толстый красный ковер, рядом с тюфяком и столом находился стул с высокой спинкой. На сиденье лежала подушка. Вся эта мебель была предназначена для человека с очень короткими ногами. У двери стоял ночной горшок, прикрытый тканью, а рядом лежала одежда Саркина, выстиранная, высушенная и аккуратно сложенная.
Двигаясь медленно, потому что голова у него все еще кружилась, Саркин встал и оделся. Он не удивился, не обнаружив своего оружия. Он как раз заканчивал одеваться, когда вернулся тот же человек с деревянным подносом, на котором стояли две миски.
– Ты любишь грибы?
– Да.
– Хорошо, – он поставил поднос на стол. – Тут все мало для тебя? Ты здесь ненадолго.
– А ты можешь мне сказать, куда я отправлюсь потом?
Низкорослый человек молчал, склонив голову набок, пока думал, а после просто пожал плечами и пошел к двери. Он открыл ее как можно шире, чтобы Саркин смог увидеть двух охраняющих его вооруженных солдат. Потом ответил:
– За тобой приедет Мастер Эфира.
Он вышел и захлопнул тяжелую дверь как раз в тот миг, когда Саркин прыгнул на нее – скорее, в ужасе, чем в безнадежной попытке убежать.
Он сильно ударился о дверь, постоял, широко расставив ноги и раскинув руки и слушая, как задвигается щеколда, затем разрыдался.
Наконец он оторвался от двери и заметался по комнате. Сверху, рядом с высоким потолком находилось отверстие, которое служило вентиляционной шахтой. Слишком маленькое, чтобы в него протиснуться. Может, ему притвориться больным и попытаться справиться с тюремщиком?
Но оставались еще стражники. Может, ему удастся убрать свою ауру и выскользнуть – если они еще когда-нибудь откроют дверь до того, как появится Невин. Или призвать Диких и устроить отвлекающий маневр? Может, ему даже удастся заставить кого-то из Диких отодвинуть щеколду!
Внезапно Саркин остановился. Ему в голову ударила мысль. Она пронзила его, как стрела: он не хочет убегать.
Очень медленно он сел на пол, снова и снова обдумывая эту новую мысль. Нет, он не хочет быть свободным.
Он истощен до самой глубины души, он слишком устал, чтобы бежать, и если он убежит, то будет убегать вечно – от Невина, закона, ястребов, ужаса собственных воспоминаний. Бежать, всегда бежать, всегда врать, всегда настороже.
– Оленю в охотничьем заповеднике спокойнее живется.
Он улыбнулся горькой кривой улыбкой. Значит, он умрет. Невин, несомненно, сдаст его гвербрету, и его убьют.
Конечно, это лучше, чем попасть в лапы ястребов. Самое худшее, – это если его колесуют, но он слышал о Блейне достаточно, чтобы знать: вероятнее всего, его милостиво повесят.
Саркин также почувствовал определенное извращенное удовольствие, поняв, что все факты, которые он собрал, умрут вместе с ним. И Старец никогда не узнает о смешанной крови Родри.
Когда Саркин улыбнулся этой мысли, то понял, что ненавидел Старца много лет, он ненавидел их всех, каждого мастера черного двеомера, и ученика, и ястреба, которых когда-либо встречал, ненавидел их так, как они, никогда бы не могли возненавидеть его. А теперь он от них наконец избавится.
Когда Саркин посмотрел на свои руки, то ожидал увидеть, как они трясутся, но они лежали спокойно. Он хотел умереть.
Внезапно он понял, что его неизбежная смерть будет не казнью, а самоубийством. Столько бесконечных лет он чувствовал себя опустошенным. Все эти годы он был фарсом, а не человеком. А теперь тонкая, ложная оболочка, которую он представлял миру, разрушится и исчезнет, и вместе с нею растворится та пустота, которая заполняла него. С долгой усталостью будет покончено.
Саркин снова улыбнулся и почувствовал, как его омывает тепло и ему становится спокойно, словно он плавает в горячей ароматической ванне, или летает в нескольких дюймах от пола, легкий и невесомый. Он чувствовал себя умиротворенно. Никто никогда не заставит его больше снова идти против своей воли, никто больше не причинит ему боль.
Все еще улыбаясь, Саркин подошел к подносу с едой. Он был совершенно спокоен и очень голоден.
Покончив с трапезой, Саркин улегся на живот, положил голову на сложенные руки и стал следить за тенями, отбрасываемыми на пол лампой.
Временами он выплывал из тела, затем проскальзывал назад, двигаясь взад и вперед между эфирной плоскостью и физической без какого-то либо сознательного усилия.
Фактически он находился вне тела, когда дверь в камеру открылась и вошел Невин в сопровождении карлика.
Хотя Саркин никогда раньше не видел старика, он знал, что видит перед собой Мастера Эфира – по его ауре, почти слепящему свечению бледно-золотого цвета.
– Черви и слизь! – рявкнул карлик. – Он мертв?
– Сомневаюсь, – Невин встал на колени рядом с телом Саркина и положил руку на шею сзади. – Нет, он в трансе.
Внезапно Саркин почувствовал, как вокруг него закружился голубой свет. Тело тянуло его назад за серебряную нить, пока он наконец не услышал щелчок. Саркин со стоном открыл глаза и увидел, как над ним склоняется Невин.
– Хорошо, – сказал карлик. – Ну, я буду снаружи, если понадоблюсь.
Саркин глядел в пол, пока не услышал, как захлопнулась дверь, затем очень медленно повернул голову и посмотрел на соперника. Казалось, ему следует сказать что-то, возможно, вызывающе крикнуть, или сделать простое замечание, что он готов и хочет умереть. Но он снова почувствовал усталость и не произнес ничего. Невин долго смотрел на него.
– Я организовал твое спасение, – наконец заговорил Невин. – Они сказали тебе об этом?
– Да. Спасение? Или еще одну ловушку?
– Ты, молодой дурак! Что ты думаешь, я собираюсь пытать тебя?
– Уверен, тебе нет необходимости… кого-то пытать.
– Боги, разве между твоими двумя ушами нет мозгов? Это я говорил с тобой через огонь, я предлагал тебе призвать Свет. Ты это сделал и вот я здесь.
Невин улыбнулся. Саркин долго думал об услышанном.
– Ты хочешь исправить содеянное зло? – продолжал старик.
– Все, что я хочу, – это умереть.
– Боюсь, что это твое желание исполнится, – Невин стал грустным. – Но ты получишь шанс навсегда избавиться от Тьмы.
– Что? Где? В проклятых Других Землях?
– Перестань! Ты в самом деле веришь, что когда человек умирает, то ему приходит конец? Чему тебя учили?
Саркин уставился на Невина в растерянности. И тем не менее внезапно начал вспоминать намеки и подсказки – путешествие на эфирной плоскости после сознательного освобождения от плоти, хвастовство Аластира о вечной жизни в Земле Оболочки и Коры. Ненависть вскипела внутри Саркина, когда он понял, чего его лишил Аластир и как обманул.
– Я избавлюсь от Тьмы! Не в Других Землях, а в моей следующей жизни!
– Именно так. Это будет вызов, парень. Это будет борьба. Ничто великое не дается бесплатно. Ты откажешься от Тьмы и повернешься к Свету?
Саркин не колебался.
– Да, Мастер Эфира. Отрекусь и повернусь.
И он заплакал, съежившись на полу. Он долго рыдал, без слов и мыслей.
Хотя Невин настаивал на том, что способен сам привезти назад опасного преступника, ни Джилл, ни Родри не хотели его отпускать.
Однако теперь они понимали, почему мастер двеомера запретил кому-либо из людей Блейна сопровождать их.
В молчании и благоговении они сидели на длинной каменной скамье у стены огромной пещеры и наблюдали за ярмаркой карликов.
Пещера составлял ярдов сто в диаметре и примерно в два раза больше в высоту. Она освещалась лучами солнечного света, которые проникали в отверстия, вырубленные высоко наверху.
Прямо напротив них вода струилась по стене, собираясь в искусственные резервуары. Время от времени какой-нибудь карлик наполнял ведро у озерца и уносил его домой.
В центре пещеры шел бойкий, многолюдный торг. Больше всего продавалось еды: грибы, летучие мыши, корешки, которые украдкой выращивали на поверхности, дичь, на которую охотились, не привлекая к себе внимания.
– Эти люди живут трудной жизнью, – заметила Джилл.
– Они заслужили ее.
– О, послушай, любовь моя. Постарайся воспринимать это с честью и любезно.
Родри просто нахмурился.
Когда они подъехали к двери, ведущей в жилище карликов, один из стражников поднес к ним небольшой кинжал. Как только кинжал приблизился к Родри, то засветился, что вызвало поток ругательств и криков. Только вмешательство Невина не позволило карликам оставить Родри снаружи. Хотя время от времени кто-то подходил к ним и говорил Джилл несколько слов, все игнорировали Родри, словно он был опасным животным, которое она держала при себе.
К ним приблизилась маленькая женщина в грубом коричневом платье, ростом не более трех футов. К ее спине ремнями крепился крохотный стульчик, в котором сидел ребенок. Поскольку Джилл не представляла себе, сколько живут карлики и как быстро они растут, то не могла определить возраст ребенка, но он сидел прямо и оглядывался внимательно. По человеческим меркам ему можно было дать годик.
– А-а, – сказала женщина. – Ты, вероятно, и есть та девушка, которая приехала с Мастером Эфира.
– Да, это я. Это мальчик или девочка?
– Девочка.
– Очень хорошенькая.
При похвале ребенок улыбнулся, показал ямочки и загукал. У девочки был низкий лоб под вьющимися черными волосами и толстый нос.
Она источала столько жизненных сил, что Джилл захотелось подержать ее.
– Могу я спросить тебя кое о чем? – продолжала Джилл. – Откуда столько ваших знают дэверрийский?
– Мы торгуем с фермерами в предгорьях. Они – мирные люди и хранят наши тайны в обмен на серебро. Нет ничего лучше, чем драгоценные металлы, чтобы завести друзей. Или жестоких врагов.
С последними словами она посмотрела на Родри.
– Пожалуйста, объясни мне, что не так с моим мужчиной? – попросила Джилл.
– Охранный талисман засветился рядом с ним, не так ли?
– Да, но что это значит?
– Ну… – женщина задумалась на мгновение. – Честно говоря, не знаю. Готова поспорить: никто не знает. Но у нас есть поговорка, древняя поговорка, – тут она что-то быстро произнесла на своем языке. – Это означает: «Когда охранное лезвие сверкает, враг близко».
– Понятно. Как мне кажется.
Женщина кивнула, затем пошла дальше, прижимая к себе ребенка.
– Молюсь всем богам, чтобы Невин побыстрее вернулся! – рявкнул Родри.
Его желание исполнилось через несколько минут, когда мастер двеомера появился из туннеля на другой стороне пещеры.
Его сопровождал карлик по имени Ларн, за ними следовали два воина с топорами и Саркин, который шел согнувшись, как очень старый человек. Джилл с Родри встали и поспешили им навстречу. Саркин посмотрел на Джилл и в его глазах она увидела такую глубокую усталость, что даже отшатнулась. Он улыбнулся, едва шевельнув губами.
– Я не доставлю хлопот.
Саркин выполнил свое обещание. Он не произнес ни слова на протяжении долгого пути назад в дан Хиррейд.
Плавая над огнем, лицо Саламандра улыбалось. Невин всем сердцем желал, чтобы хотя бы раз за всю свою долгую жизнь гертсин хоть к чему-то отнесся серьезно.
«Итак, свидетельства Камделя означают, что насчет опиума я был прав», – пришел ментальный импульс Саламандра.
«Прав, – согласился Невин. – Я хочу, чтобы ты незамедлительно отправился к некому лорду Гвалдину. Он постоянно общается с королевским провостом и хорошо меня знает. Пусть Гвалдин как можно быстрее организует арест этой Ангариад. Скажи ему, чтобы ее тщательно охраняли. Готов поспорить: при дворе окажется много господ благородного происхождения, которые захотят отравить ее, чтобы она не наболтала лишнего.»
«Я пойду к нему завтра прямо с утра. Сколько времени мне оставаться в дане Дэверри?»
«Пока я не приеду. Лиддин-аптекарь – я думаю, ты с ним встречался – находится на пути сюда из дана Кантрейя. Я передам Камделя ему, затем верну Великий Камень королю. Ты не возражаешь против того, чтобы подождать там?»
«Ни в коей мере. То, что ты просишь меня остаться, – в некотором роде награда, поскольку мой любимый и уважаемый отец хочет, чтобы я вернулся домой.»
«Ну, если ты ему требуешься, я могу отправить в столицу кого-то другого.»
«Не надо беспокоиться, о Мастер Эфира, – Саламандр стал показательно меланхоличным. – Догадываюсь, в чем дело: отец хочет укорить меня за мое поведение. Я сказал, что вернусь осенью. Это и так будет достаточно скоро, чтобы выслушать еще одну тщательно составленную и точно сформулированную песнь о моих недостатках, которую полновесным гласом исполнит бард.»
Когда они закончили разговор, Невин затушил огонь, потому что летняя ночь была теплой.
На каминной доске лежали три книги Аластира, которые Невину передали карлики.
Одна была экземпляром «Тайной книги друида Кадваллона», другие, на бардекианском языке, назывались «Путь к власти» и «Меч воина» – отчасти претенциозная чушь, отчасти – описание исключительно опасных процедур и ритуалов.
Невин лениво открыл «Меч воина».
«Поскольку все должно поглощаться Волей истинного Воина, даже тайные места Тьмы, забытая Истина вызывает наибольшее восхищение, и те, кто в схватке сошлись под Сигилом…»
Фыркнув, Невин закрыл книгу и отбросил в сторону.
– Интересно, почему эти люди всегда пишут такой бред? – заметил он, обращаясь к желтому гному.
Гном привычным жестом почесал живот, затем схватил несколько угольков из камина и разбросал их везде по ковру. До того, как Невин смог его схватить, гном исчез. Старик поднимал последний из угольков, когда в дверь постучали.
– Это Джилл.
– Заходи, дитя, заходи.
Она вошла, закрыла дверь, потом прислонилась к ней, словно чувствовала себя очень утомленной.
– Я пришла попрощаться. Мы с Родри уезжаем завтра.
– Боги! Так скоро?
– Так скоро. Дело в том, как Блейн относится к Родри. Вся его щедрость заставляет Родри острее чувствовать свой позор. Иногда я совсем не понимаю этих мужчин, связанных своей честью.
– Им приходится вспахивать поле, полное камней. Но я надеялся, что вы задержитесь здесь по крайней мере до того, пока я не закончу свои дела.
– Мне будет тебя не хватать.
– Правда? – Невин почувствовал, как у него перехватывает горло. – Мне тоже будет тебя не хватать, но ты всегда сможешь связаться со мной через огонь.
– Да. – Джилл так долго молчала, что Невин подошел поближе и внимательно посмотрел на нее. – Я много думала о разных вещах. Временами мне так жаль, что я не отправилась с тобой, когда ты хотел, чтобы я изучала травы. А теперь слишком поздно.
– Из-за Родри?
Она кивнула, о чем-то думая.
– Когда-нибудь я забеременею и не смогу больше ездить с ним, – сказала она наконец. – Если я отправлюсь в дан Гвербин, чтобы жить с отцом, то Родри даже не сможет меня навещать – из-за ссылки. Но будь я проклята, если закончу свою жизнь девушкой в таверне, как мама. Поэтому, видишь ли, я думала, может…
– Конечно, дитя! – Невин чувствовал, что ему хочется плясать от радости. – Почему бы тебе, мне и малышу не устроиться где-нибудь в таких краях, где людям требуются травник и ученица? Кто нам может это запретить?
Джилл улыбнулась так радостно и с таким облегчением, что показалась Невину ребенком.
– Если бы не упрямство Родри, то мы могли бы сделать это прямо сейчас, – продолжал Невин. – Но я не могу представить его копающимся среди трав.
– Он может и согласиться – в ночь, когда Луна становится пурпурной и падает с неба.
– Будем иметь это в виду. В северных провинциях есть несколько городов, которым очень нужен травник. Они готовы закрыть глаза на тот факт, что с ним проводит зиму серебряный кинжал.
После того, как Джилл ушла, Невин долго стоял у окна и улыбался сам себе. «Наконец-то! – подумал он. Скоро его вирд начнет развязываться. Скоро он сможет обучать ее двеомеру. Скоро. Но даже в радости он почувствовал холодное предупреждение. В его жизни, наполненной двеомером, ничто больше не будет простым.
ЭПИЛОГ, 1063
Вирд – тот ветр неукротимый, что промчит тебя по жизни;
Кто провидит, кто узнает, где его дорога ляжет?
Глуп тот горестный невежда, что твердит: мол, видит ясно
Дикий вирд неукротимый, что его судьбою правит.
В мраке зеркала немого неустанно наблюдает
Вирд за глупым человеком; вирд тобою, глупый, правит.
«Гномические строфы Гверана барда из Блейда.»
– Почему ты не сказал Валандарио, чтобы она приказала Эвани вернуться домой? – спросил Калондериэль. – С тех пор, как он выполнял поручение Мастера Эфира, прошло уже несколько месяцев.
– Поскольку в глубине души я надеялся: он сделает это просто потому, что я его попросил, – ответил Девабериэль. – Всего один раз.
Калондериэль серьезно задумался над словами друга. Они сидели в шатре Девабериэля у огня; дым выходил через отверстие в крыше. Время от времени капля дождя проникала внутрь и шипела в углях.
– Мне кажется, напрасно ты все время бранишь его, – наконец высказал свое мнение военачальник. – Клянусь, бард, когда ты орешь в полный голос, у любого разболится голова.
– Разве я спрашивал твоего совета?
– Нет, но ты в любом случае его получил.
– Ты единственный зачем-то мне его дал.
– А-а, я очень хорошо знаю нас обоих. Разве не поэтому ты сейчас на меня злишься?
Девабериэль проглотил яростный ответ.
– Ну да, – вымолвил бард наконец. – Наверное так.
Калондериэль улыбнулся и похлопал по бурдюку с медом.
Заканчивалась осень. Усталое солнце всходило поздно и оставалось на небе не более шести часов, а потом исчезало среди дождевых облаков. Хотя Народ уже перебрался на юг, к зимним становищам, Девабериэль с несколькими друзьями ждали у границы с Элдисом, переходя с луга на луг, в поисках свежей травы для лошадей и охотясь на серых оленей и одичавший скот, который остался здесь с тех времен, когда люди Элдиса пытались захватить приграничные территории. Несмотря на угрозы в адрес сына, Девабериэль беспокоился о нем. А что если Эвани заболел в этих грязных людских городах? А вдруг его убили бандиты?
Наконец, когда до самого темного времени года оставалось два дня, когда шел проливной дождь и ветер завывал вокруг шатров, приехал Эвани. Он промок до нитки и дрожал от холода, и выглядел таким несчастным, что у Девабериэля не нашлось мужества наброситься на него с руганью. Он помог сыну стреножить лошадей, привел его в теплый шатер и дал ему сухую одежду. Эвани устроился возле огня и благодарно схватил бурдюк с медом.
– Достаточно потрудился для одного лета? – осведомился бард.
– О, да, и это было странное дело, – Эвани вытер рот тыльной стороной ладони и вернул бурдюк отцу. – Ну вот, я взял себя в руки, о уважаемый родитель. Ты можешь читать мне лекцию, бранить меня, унижать и устраивать разнос до полного своего удовлетворения. Я осознаю, что прибыл к тебе «осенью» только в самом ограниченном, жалком и узком смысле этого слова.
– Я просто о тебе беспокоился, и это все.
Эвани удивленно поднял голову и опять потянулся к бурдюку.
– Дэверри – опасное место, – продолжал Девабериэль так спокойно, как только мог.
– Ты прав. Прости. Видишь ли, по дороге домой я нашел в Пирдоне девушку, и она посчитала меня, такого скромного, очень забавным.
– О-о. Это разумное оправдание.
И снова Эвани посмотрел на него широко раскрытыми глазами. Девабериэль улыбнулся, наслаждаясь производимым эффектом.
– Разве тебе не интересно узнать, почему я призвал тебя домой?
– Я предполагал, что ты хочешь повоспитывать меня, поскольку я такой никчемный негодяй, лентяй и, в общем и целом, полный дурак.
– Ничего подобного. У меня есть важные новости. Этой весной я обнаружил, что у тебя имеется сводный брат, о существовании которого я сам даже не знал. Его мать – из Дэверри, как и твоя, а он в конце концов сделался серебряным кинжалом.
– Родри.
– Да, так его зовут. А ты откуда знаешь?
– Клянусь самой Богиней Черным Солнцем, я встречался с ним нынешней весной. Я смотрел на него и думал, почему мне кажется, будто я его знаю. Послушай, отец, он очень на тебя похож.
– Так мне и сказали. Ты помнишь то серебряное кольцо с розами? Оно – для него. А теперь послушай, я не могу путешествовать по королевству. Поэтому ты отвезешь ему кольцо, когда наступит весна… Ты сделаешь это?
– Конечно. В конце концов после того, как я с ним встречался лично, мне легко до него добраться через дальновидение, – внезапно Эвани вздрогнул.
– Мне кажется, ты простудился. Я добавлю дров в огонь.
– Дело не в этом. Это был холод двеомера.
Девабериэль и сам ощутил дрожь. Он понял, что его сын относится к числу тех, кого эльфы называют «друзьями духов», и от этого у него мурашки побежали по коже. Девабериэль занялся поисками кожаного мешочка с кольцом, а затем бросил его Эвани. Тот извлек оттуда кольцо и положил его на ладонь.
– Странная штуковина, – Эвани перешел на дэверрийский. – Я помню, как ты показывал его мне много лет назад. По непонятной причине я так сильно хотел его получить… И тем не менее я откуда-то знаю, что оно не мое.