Страница:
Двое других приехали из Дэверри. Аластир, плотный человек с квадратным лицом и седыми волосами, выглядел на пятьдесят, но на самом деле ему было ближе к семидесяти. На первый взгляд он казался типичным купцом из Кермора, в бриггах в клетку и красиво вышитой рубашке. Он действительно прилагал усилия, чтобы выглядеть похожим на торговца.
Второго звали Саркин; ему только что исполнилось тридцать. Его отличали густые светлые волосы, синие глаза и правильные черты лица, которые должны были бы сделать его красивым, если бы что-то в улыбке, в выражении горящих глаз не заставляло большинство людей находить его отталкивающим.
Они оба не произнесли ни слова, пока Старец не поднял голову и не откинул ее назад, чтобы видеть обоих своих собеседников.
– Я прошелся по всем главным расчетам, – голос Старца напоминал шуршание трущихся друг о друга двух старых прутьев. – Здесь работает какой-то скрытый фактор, которого я не понимаю. Имеется некий секрет, возможно, определенная сила Судьбы, которая вмешалась в наши планы.
– А это может быть просто Мастер Эфира? – спросил Аластир. – Война Лослейна шла прекрасно, пока не вмешался Невин.
Старец покачал головой и взял в руки лист пергамента.
– Это гороскоп Тингира, отца Родри. Мое искусство очень сложное, Аластир. Простой гороскоп открывает мало тайн.
– Понятно. Я этого не осознавал.
– Несомненно, поскольку лишь немногие знают звезды так, как я. Большинство дураков думают, что когда человек умирает, от его гороскопа больше нет толка, но астрология – это искусство изучения начал. На все начатое человеком в жизни – например, рождение сына – влияют звезды, даже после его смерти. Теперь, когда я сопоставил этот гороскоп с кое-какими прохождениями планет через меридианы, мне стало ясно, что нынешним летом Тингир потеряет сына из-за обмана. Гороскоп старшего брата показал, что он в опасности, поэтому, очевидно, Родри должен был бы быть потерянным сыном.
– Ну, год еще не закончился. Будет легко послать за ним наемных убийц.
– Легко и почти бесполезно. Знаки ясно показывают, что он умрет в сражении. Вы забыли все, что я вам когда-то рассказывал?
– Нижайше прошу меня извинить.
– Кроме того, год в Дэверри заканчивается в праздник Самхайн. Теперь у нас осталось меньше месяца. Нет, все так, как я сказал. Здесь работает какой-то тайный фактор. – Взгляд Старца остановился на столе, заваленном свитками. – И тем не менее кажется, будто у меня имеется вся информация, какая только может понадобиться. Это знаменует зло – для всех нас. Нет, Аластир, мы не станем отправлять наемных убийц. Никаких поспешных решений, пока я не разгадаю эту загадку.
– Конечно, как ты хочешь.
– Конечно, – Старец взял костяное перо и лениво постучал им по пергаменту. – И эта женщина тоже ставит меня в тупик. Очень сильно эта Джилл ставит меня в тупик. В знаках не было ничего о женщине, которая умеет сражаться, как мужчина. Мне хотелось бы получить побольше информации о ней, если возможно – ее дату рождения, чтобы я смог просчитать ее гороскоп.
– Я приложу все усилия, чтобы раздобыть ее для тебя, когда вернусь.
Старец одобрительно кивнул, от чего все его подбородки задрожали, а потом переменил позу.
– Отправь своего ученика. Пусть принесет мне поесть.
Аластир кивнул Саркину, который встал и покорно покинул комнату. Старец мгновение задумчиво смотрел на дверь.
– Он тебя ненавидит, – сказал он наконец.
– Ненавидит? Я этого не осознавал.
– Несомненно, он прилагает большие усилия, чтобы скрыть это. Подобающе и правильно, когда ученик сражается со своим учителем. Никто не учится на Темной Тропе, если не сражается за знания. Но ненависть? Это очень опасно.
Аластир задумался: не увидел ли Старец какой-то знак, свидетельствующий о том, что Саркин представляет настоящую угрозу. Мастер никогда об этом не скажет, разве что за высокую цену. Старец считался величайшим из ныне живущих экспертов в одной определенной части черного двеомера. Ему не было равных в искусстве выдергивать намеки о будущих событиях из Вселенной, не желающей открывать свои тайны. Его личное извращение астрологии являлось только частью искусства, которое включало в себя медитацию и опасный вид астрального дальновидения. На свой лад он был безукоризненно честен, а как мастер представлял собою большую ценность. Поэтому Старец пользовался уважением и преданностью – редкими среди мастеров двеомера левой тропы. В определенном смысле он даже считался лидером их «братства» – насколько оно вообще могло иметь лидера.
Поскольку почтенный возраст и тучность привязывали Старца к усадьбе, Аластир заключил с ним сделку. Мастер помогает своему союзнику в выполнении его собственных планов, а в ответ Аластир делает ту часть работы Старца, которая требует путешествий.
Через несколько минут Саркин вернулся с миской на подносе и поставил ее перед Старцем, а затем занял место рядом с Аластиром. В миске лежало сырое мясо недавно убитого животного. Оно плескалось в еще теплой крови – необходимая пища для пожилых мастеров темных искусств. Старец опустил палец в кровь и облизал его.
– Теперь что касается твоей работы, – продолжал он. – Приближается лучшее время для получения того, что ты ищешь, но ты должен быть очень осторожен. Я знаю: ты предпринял много предосторожностей. Вспомни, как тщательно мы работали над тем, чтобы убрать Родри. Ты прекрасно знаешь, как все закончилось.
– Уверяю тебя, что буду постоянно настороже.
– Хорошо. Следующим летом конфигурация планет расположится враждебно для гороскопа короля Дэверри. На это расположение в свою очередь оказывают влияние сложные факторы, которые находятся выше пределов твоего понимания. Все эти знаки, взятые вместе, показывают: король может потерять могущественного защитника, если кто-нибудь поработает над этим вопросом.
– Отлично! Камень, который я ищу, как раз является таким защитником.
Старец замолчал, чтобы еще раз опустить палец в чащу и облизать.
– Все это очень интересно, Аластир. До сих пор ты выполнял свою часть нашей сделки. Возможно, ты работал даже лучше, чем осознаешь сам. Так много странных вещей, – голос Старца звучал почти мечтательно. – Очень, очень интересно. Когда ты вернешься в Дэверри, посмотрим, не попадется ли тебе на пути еще больше странных вещей. Видишь, что я имею в виду? Ты должен быть настороже каждую минуту.
Аластир почувствовал, как ледяная рука сжала его живот. Его уже предупреждали – правда, очень осторожно, – что Старец больше не может полностью доверять собственным предсказаниям.
Девабериэль Серебряная Рука стоял на коленях в своем красном кожаном шатре и методично рылся в мешке, вышитом виноградной лозой и розами. Поскольку мешок был довольно большим, ему потребовалось какое-то время, чтобы найти то, что он искал. Он раздраженно разгребал старые трофеи с певческих соревнований, первую, не очень удачную вышивку дочери, две не подходящие друг другу серебряные пряжки и, бутылочку с духами из Бардека и деревянную лошадку, которую ему подарила его любовница, имя которой он позабыл. В самом низу он откопал наконец маленький кожаный кошель, такой старый, что он потрескался.
Девабериэль открыл его и достал оттуда кольцо. Хотя оно было сделано из серебра карликов и поэтому все еще светилось – так же, как в тот день, когда он убрал его в кошель, – в нем не присутствовало двеомера. Во всяком случае, такого, который мог быть со временем открыт каким-либо мастером двеомера.
И вот теперь бард задумчиво разглядывал серебряное кольцо, шириной примерно в треть дюйма, на котором снаружи были выгравированы розы, а внутри написано несколько слов – эльфийскими буквами, но на неизвестном языке. За те двести лет, что у него хранилось кольцо, Девабериэль так и не нашел мудреца, который смог бы прочитать эту надпись.
Появилось оно у него так же таинственно. Тогда он был молодым человеком и только что закончил обучение. Он ехал вместе с аларом женщины, которая ему особенно нравилась. Однажды после полудня к ним приблизился путник на великолепном гнедом жеребце. Когда Девабериэль и пара других пошли поприветствовать его, то страшно удивились. Хотя на расстоянии он выглядел, как обычный представитель Народа, с темными волосами и черными, как уголь, глазами уроженца дальнего запада, вблизи было трудно сказать с определенностью, как именно выглядит путник. Казалось, его черты постоянно меняются. Временами его рот становился чуть шире, затем немного уже; путник сам становился то ниже, то выше.
Он спешился и осмотрел выехавших ему навстречу.
– Я хочу поговорить с бардом Девабериэлем.
– Это я, – Девабериэль шагнул вперед. – Откуда ты знаешь мое имя?
Неизвестный просто улыбнулся.
– Могу ли я узнать твое имя? – спросил Девабериэль.
– Нет, – неизвестный снова улыбнулся. – Но у меня есть кое-что для тебя. Подарок для одного из твоих сыновей, молодой бард, – потому что у тебя появятся сыновья. Когда будет рождаться каждый из них, советуйся с кем-то, кто знает двеомер. Мастера смогут сказать тебе, который сын получит подарок.
Когда неизвестный вручал кошель и кольцо, его глаза казались голубыми.
– Спасибо, господин хороший, но кто ты?
Неизвестный рассмеялся, затем сел на коня и уехал, не произнеся больше ни слова.
На протяжении последующих лет Девабериэль не узнал ничего нового о кольце. Все мудрецы и мастера двеомера, с которыми он советовался, говорили ему, что человек, который дал ему кольцо, вероятно, являлся одним из Защитников, полубожественных существ, чьи таинственные пути иногда пересекаются с путями эльфов. Ни один смертный не может понять Защитников, которые приходят и уходят, как пожелают, и меняют свою внешность так же легко, как человек меняет рубашку.
У Девабериэля на самом деле родились сыновья. Если быть точными, то двое, и когда каждый появлялся на свет, он брал кольцо и младенца и советовался с мастером двеомера. Знаки каждый раз ложились не так. Однако теперь выяснилось, что у него имеется третий сын. Держа кольцо, он отправился к выходу из шатра и выглянул наружу. Шел холодный моросящий дождь, небо было серым, – дул резкий ветер. Ему предстояло неприятное путешествие, но он все равно был полон решимости найти женщину, специалистку по двеомеру, которая, казалось, лучше всего понимает кольцо. Любопытство не даст ему покоя, пока он не выяснит, принадлежит ли кольцо молодому Родри, сыну Девабериэля, который все еще считает себя Майлвадом.
В Керморе дул холодный пронизывающий ветер, дождь с силой хлестал по серым улицам. Джилл и Родри только и оставалось что сидеть в гостинице у северных ворот, подобно лисам в норе. Поскольку у них имелось при себе достаточно денег, чтобы жить в тепле и питаться на протяжении всей зимы, Джилл чувствовала себя богатой и счастливой, но Родри пребывал в мрачном настроении, которое можно определить только непереводимым словом «хиррейд» – болезненное страстное желание получить нечто недосягаемое. Он обычно часами просиживал в таверне, опустив плечи и уставившись в кружку эля, погруженный в размышления о своем бесчестии. Ничто из того, что могла бы сделать или сказать Джилл, не выводило его из этого состояния. В конце концов, хотя у нее разрывалось сердце, она оставила его в покое.
По крайней мере ночью, когда они отправлялись в свой номер, Джилл пыталась изменить его настроение поцелуями и ласками. После этого он какое-то время бывал счастлив. Они лежали, крепко обнимая друг друга; и разговаривали. Когда он засыпал, Джилл часто лежала без сна и смотрела на любимого, словно он был загадкой, которую требовалось разгадать.
Родри был высоким мужчиной, с тренированными мускулами, крепкими плечами – и длинными чувствительными руками, которые выдавали на его эльфийскую кровь. Темные волосы цвета воронова крыла и васильковые глаза считались типичными для уроженцев Элдиса, однако не было ничего типичного в его красивой внешности. Черты Родри казались такими идеальными, что он выглядел бы женоподобным, если бы не многочисленные мелкие шрамы и порезы на лице, оставшиеся после сражений. Поскольку Джилл доводилось встречать кое-кого из Западных, как люди Дэверри называли эльфов, то она знала: обычно эльфы красивы. Она нередко размышляла о той малой части эльфийской крови в его клане, которая вся – ни с того ни с сего – так явно проявилась в Родри. По крайней мере, ее так заверял Невин. Логически это казалось невероятным.
Однажды ночью она неожиданно получила ответ. Время от времени у Джилл бывали правдивые сны, которые на самом деле являлись видениями двеомера. Ее сознание не умело их контролировать. Иногда их называли «сон-явь». Обычно они приходили после того, как она тратила много усилий на обдумывание какой-либо проблемы. Ночью, когда дождь бил по ставням, а ветер выл вокруг гостиницы, Джилл заснула в объятиях Родри и ей снились эльсион лакар. Казалось, она летит над западными лугами и пастбищами – днем, когда солнце прорывается сквозь облака только, чтобы снова исчезнуть. Далеко под ней в зеленом море травы стояли многочисленные эльфийские шатры. Они мерцали, как многоцветные драгоценные камни.
Внезапно она очутилась среди них на земле. Мимо нее широким шагами прошел высокий, закутанный в красный плащ мужчина. Он вошел в пурпурно-голубой шатер. Джилл последовала за ним. Шатер был изысканно украшен ткаными драпировками и бардекианскими коврами, у стен стояли вышитые мешки. На груде кожаных подушек сидела эльфийская женщина. Бледно-золотистые волосы были заплетены в две косы, которые висели у нее за длинными ушами, нежно заостренными, словно морские раковины.
Ее посетитель сжал ладони перед грудью и поклонился ей, затем сбросил плащ и уселся на ковре рядом. Его волосы были светлыми, точно лунное сияние, а синие глаза имели узкий вертикальный зрачок, как у всех эльфов. Джилл подумала, что он красив – так же своеобразно, как и ее Родри, и так же странно ей знаком.
– Очень хорошо, Девабериэль, – сказала женщина и, хотя она говорила на эльфийском, Джилл ее понимала. – Я изучала камни и у меня есть для тебя ответ.
– Спасибо, Валандарио, – он склонился поближе.
В это мгновение Джилл поняла, что между ними лежит кусок ткани, вышитый геометрическими узорами. В различных точках, на паутине треугольников и квадратов, лежат сферические камни – рубины, желтые бериллы, сапфиры, изумруды и аметисты: В центре лежало простое серебряное кольцо. Валандарио начала двигать камни вдоль по различным линиям и наконец выложила по одному камню каждого цвета в центре – так, что они сформировали вокруг кольца пятиугольник.
– Судьба твоего сына окружена этим кольцом, – объявила она. – Но я не знаю, какой может быть эта судьба. Могу только сказать, что она лежит где-то на севере и в воздухе.
– В воздухе? Что это означает?
– Несомненно, все будет открыто в свое время, – Валандарио неопределенно махнула рукой. – Но я знаю, что это его кольцо.
– Если того хотят боги и Защитник, то пусть будет так. Нижайше благодарю тебя. Тогда я прослежу, чтобы Родри получил кольцо. Может, я сам съезжу в дан Гвербин, чтобы взглянуть на моего парня.
– Будет неразумно открывать ему правду. Очень, очень неразумно.
– Конечно. Судя по тому, что мне говорит Калондериэль, Родри должен унаследовать много собственности от своего предполагаемого отца, и я не желаю в это вмешиваться. Я просто хочу его увидеть. В конце концов это большой сюрприз, когда узнаешь, что у тебя есть взрослый сын, о существовании которого ты никогда не догадывался. Ловиан едва ли могла отправить мне сообщение, когда все еще оставалась замужем за другим мужчиной. Он был очень могущественным человеком и к тому же высокого ранга.
– Я тебя понимаю, – внезапно Валандарио подняла голову и посмотрела прямо на Джилл. – Эй! А ты кто такая? Зачем ты пришла шпионить за мной?
Когда Джилл попыталась ответить, то обнаружила, что не может говорить. В раздражении Валандарио подняла руку и нарисовала в воздухе сигил. Джилл тут же обнаружила, что не спит и сидит на кровати, а Родри храпит рядом с ней. В комнате было холодно. Джилл быстро легла и закуталась в одеяло. Она подумала, что это было истинное видение и – Богиня Луны! – ее любовник – наполовину эльф!
Она долго лежала без сна, раздумывая о видении. Ничего удивительного, что Девабериэль выглядел знакомым – ведь он отец Родри! Джилл была шокирована, узнав, что госпожа Ловиан, которой она так восхищалась, наставила мужу рога. Но, с другой стороны, Девабериэль – исключительно красивый мужчина. У Джилл на короткое время мелькнула мысль рассказать Родри о видении, но ее остановило предупреждение Валандарио. Кроме того, известие о том, что он не истинный Майлвад, а бастард, только усилит отвратительное настроение Родри. А Джилл и так едва справляется с его мрачностью.
И затем есть серебряное кольцо. Это еще одно доказательство того, что Невин сказал ей прошлым летом о глубоко спрятанном и таинственном вирде Родри. Джилл решила, что если когда-нибудь снова увидит старика, то скажет ему о знаках.
Когда она засыпала, то задумалась о том, пересечется ли когда-нибудь снова ее тропа с тропой Невина. Несмотря на то, что его двеомер пугал ее, она очень любила Невина. И все же… Королевство очень велико, и кто знает, куда решит отправиться старик?
На следующий день, когда они с Родри сидели в таверне, до нее дошел полный смысл видения. В голову Джилл снова ворвался двеомер и охватил ее без предупреждения. На мгновение она ушла в себя – как заяц, услышав лай собак, сжимается и замирает в папоротниках.
– Что-то не так, любовь моя? – спросил Родри.
– Ничего, ничего. Я просто… О, я думала о прошлом лете.
– Да, это и впрямь было странно, – он содрогнулся, словно холодок пробежал у него по шее. – Этот Лослейн и его вонючая магия! Тяжело осознавать, что кто-то хочет тебя убить, а ты даже не знаешь, почему.
– Ну, Невин считал его спятившим. Просто сумасшедший, как сказал мне старик. Причем буйный.
– Он и мне сказал что-то в этом роде, – Родри заговорил шепотом. – Весь этот проклятый двеомер! Он любого может свести с ума! Я молюсь всем богам, чтобы нас никогда больше не коснулась магия.
Джилл кивнула в знак согласия, хорошо зная, что он молится о невозможном. Даже сейчас – пока Родри говорил, ее маленький серый гном материализовался на столе и сел рядом с кружкой. Всю свою жизнь Джилл могла видеть Диких – и в частности это костлявое существо с большим носом. Гном был ее близким другом. «О, мой бедный Родри, – подумала она. – Везде вокруг тебя двеомер!» Происходящее и сердило ее, и страшило. Хотелось бы ей утратить эти странные способности… Она опасалась, что они не уйдут никогда.
И все же как-то раз прошлым летом, Невин сказал ей прямо: если она откажется использовать свои таланты, то они в конце концов пойдут на убыль и исчезнут. Джилл надеялась, что старик прав – несомненно, он осведомлен в подобных вопросах куда больше, чем она. И все же у нее оставались сомнения. В особенности в тех случаях, когда она размышляла о том, как прошлым летом двеомер включил ее в войну Родри и жизнь Родри.
Джилл была совершенно незаметным лицом – незаконнорожденной дочерью серебряного кинжала. И так оставалось до тех пор, пока ее отец не взялся за то, что казалось обычной работой наемника, – охрану торгового каравана, который направлялся к западной границе Элдиса. Тем не менее с момента, как купец предложил Каллину работу, Джилл знала: случится что-то необычное. Она чувствовала необъяснимую уверенность в том, что ее жизнь подошла к перекрестку. Как она была права! Вначале караван отправился на запад, в земли эльсион лакар – эльфов, народа, который, как предполагалось, существует только в сказках и мифах. Затем вместе с несколькими эльфами они вернулись в Элдис и приехали прямо в центр войны двеомера.
Как раз вовремя, чтобы она спасла жизнь Родри, убив человека, который – по крайней мере так провозглашал двеомер – считался неуязвимым. Лорд Корбин никогда не умрет от ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ руки – или от руки МУЖЧИНЫ, – говорилось в предсказании. Как и у всех загадок двеомера, у этой имелись две стороны, и рука девушки, не дрогнув, прикончила его.
Когда Джилл подумала об этом, все случившееся показалось ей слишком гладким, слишком хитрым. Можно подумать, боги формируют вирд человека подобно тому, как бардекианские ремесленники делают специальные ящики, из которых животное должно выбраться и которые используются в экспериментах с животными.
А затем Джилл вспомнила эльфов, которые в истинном смысле не были людьми, и самого Родри, который оказался только наполовину человеком. Тогда она поняла, что Родри и сам мог бы убить своего врага, если бы только верил в такую возможность, и что появление Джилл в решающий момент было предопределено не больше, чем снежная буря зимой. Ведь подобную бурю никто не считает могущественным актом двеомера.
И тем не менее к Родри привел дочь наемника двеомер – в этом Джилл была уверена. Если и не для того, чтобы спасти его жизнь, то для какой-то иной, доселе скрытой цели.
Всякая мысль о двеомере приводила Джилл в содрогание. И все же она находила в себе силы задумываться над этим феноменом. «Почему двеомер так сильно ее пугает? Почему она так уверена, что следование по пути двеомера приведет ее к смерти?
Внезапно Джилл увидела это. Все дело в том, что она боится не только за себя. Если она, Джилл, будет легкомысленно заниматься двеомером, то он погубит не только ее саму, но и Родри. И пусть она говорила себе, что мысль эта глупая, – иррациональный страх окутывал ее, как дым, едкий и удушающий. На мгновение Джилл показалось, что она даже видит серые усики, которые извиваясь пробираются по комнате. Когда она вскочила, готовая кричать «Пожар!», дым исчез – как видение двеомера.
Джилл не знала, что дым в ее видении пришел от огня, который горел примерно триста лет назад, когда они с Родри проживали другую жизнь, – поскольку все души имеют много жизней, столько, сколько Луна, и кружат, переходя из света в тень, и возвращаются на свет, и падают в тень, и опять возвращаются, снова и снова.
ДЭВЕРРИ, 733
Всадник умирал. Он соскользнул с лошади на булыжники, покачнулся и упал на колени. Гвенивер бросилась к нему и схватила его за плечи, пока он не успел рухнуть лицом вниз. Теплая кровь просочилась сквозь рубашку ей на руки.
– Все потеряно, госпожа, – выдохнул он. – Ваш брат мертв.
Его рот наполнился кровью, она пошла пузырями. Когда Гвенивер положила его на землю, охромевшая лошадь тряхнула головой и сильно задрожала. По ее серым бокам бежали струйки пота. Когда Гвенивер поднималась на ноги, прибежал конюх.
– Сделай, что можешь, для лошади, – приказала она. – Затем скажи слугам, чтобы паковали вещи и бежали. Вы должны уйти отсюда или не переживете эту ночь.
Гвенивер вытерла руки о платье и торопливо пошла через открытый двор к высокому броху клана Волка, который сгорит этой ночью.
Не в ее власти спасти его. Внутри, в большом зале, сжавшись у очага для почетных гостей и господ, сидели ее мать Долиан, младшая сестра Макла и Маб, их престарелая служанка.
– Люди клана Вепря перехватили наш боевой отряд на дороге, – просто проговорила Гвенивер. – Авоик мертв, вражда закончилась.
Долиан откинула голову, из ее горла вырвался вопль. Она оплакивала мужа и трех сыновей. Макла разрыдалась и прижалась к Маб.
– О, попридержите языки! – прикрикнула на них Гвенивер. – Боевой отряд Вепря, несомненно, прямо сейчас едет сюда, чтобы забрать нас. Вы хотите оказаться у них в руках?
– Гвен! – взвыла Макла. – Как ты можешь быть такой бесчувственной?
– Лучше быть бесчувственной, чем изнасилованной. А теперь поторопитесь, вы все. Соберите вещи, которые можно унести на одной лошади. Мы поедем в Храм Луны. Если мы проживем достаточно долго, чтобы добраться до него, то жрицы предоставят нам убежище. Ты слышишь меня, мама? Или тебе хочется, чтобы нас с Макки отдали на потеху боевому отряду?
Намеренная жестокость и грубость заставили Долиан замолчать.
– Так, хорошо, – сказала Гвенивер. – А теперь поторопитесь!
Она последовала за остальными, когда они, тяжело дыша, стали подниматься по винтовой лестнице. Однако Гвенивер отправилась в комнату брата, а не в свою. Из резного комода она достала старые бригги и одну из рубашек Авоика. Когда Гвенивер переодевалась в одежду погибшего брата, у нее на глаза нахлынули слезы – она любила Авоика, которому только исполнилось четырнадцать. А времени оплакать погибшего не было. Гвенивер пристегнула меч и старый кинжал. Не самое лучшее из оружия, но уж какое осталось. Хотя Гвенивер не могла похвалиться воинским мастерством, братья научили ее обращаться с мечом. Наконец Гвенивер распустила длинные светлые волосы и коротко обрезала их кинжалом. Ночью она будет выглядеть, как мужчина, а это заставит остановиться любого одинокого мародера, который захочет напасть на одиноких странниц.
Второго звали Саркин; ему только что исполнилось тридцать. Его отличали густые светлые волосы, синие глаза и правильные черты лица, которые должны были бы сделать его красивым, если бы что-то в улыбке, в выражении горящих глаз не заставляло большинство людей находить его отталкивающим.
Они оба не произнесли ни слова, пока Старец не поднял голову и не откинул ее назад, чтобы видеть обоих своих собеседников.
– Я прошелся по всем главным расчетам, – голос Старца напоминал шуршание трущихся друг о друга двух старых прутьев. – Здесь работает какой-то скрытый фактор, которого я не понимаю. Имеется некий секрет, возможно, определенная сила Судьбы, которая вмешалась в наши планы.
– А это может быть просто Мастер Эфира? – спросил Аластир. – Война Лослейна шла прекрасно, пока не вмешался Невин.
Старец покачал головой и взял в руки лист пергамента.
– Это гороскоп Тингира, отца Родри. Мое искусство очень сложное, Аластир. Простой гороскоп открывает мало тайн.
– Понятно. Я этого не осознавал.
– Несомненно, поскольку лишь немногие знают звезды так, как я. Большинство дураков думают, что когда человек умирает, от его гороскопа больше нет толка, но астрология – это искусство изучения начал. На все начатое человеком в жизни – например, рождение сына – влияют звезды, даже после его смерти. Теперь, когда я сопоставил этот гороскоп с кое-какими прохождениями планет через меридианы, мне стало ясно, что нынешним летом Тингир потеряет сына из-за обмана. Гороскоп старшего брата показал, что он в опасности, поэтому, очевидно, Родри должен был бы быть потерянным сыном.
– Ну, год еще не закончился. Будет легко послать за ним наемных убийц.
– Легко и почти бесполезно. Знаки ясно показывают, что он умрет в сражении. Вы забыли все, что я вам когда-то рассказывал?
– Нижайше прошу меня извинить.
– Кроме того, год в Дэверри заканчивается в праздник Самхайн. Теперь у нас осталось меньше месяца. Нет, все так, как я сказал. Здесь работает какой-то тайный фактор. – Взгляд Старца остановился на столе, заваленном свитками. – И тем не менее кажется, будто у меня имеется вся информация, какая только может понадобиться. Это знаменует зло – для всех нас. Нет, Аластир, мы не станем отправлять наемных убийц. Никаких поспешных решений, пока я не разгадаю эту загадку.
– Конечно, как ты хочешь.
– Конечно, – Старец взял костяное перо и лениво постучал им по пергаменту. – И эта женщина тоже ставит меня в тупик. Очень сильно эта Джилл ставит меня в тупик. В знаках не было ничего о женщине, которая умеет сражаться, как мужчина. Мне хотелось бы получить побольше информации о ней, если возможно – ее дату рождения, чтобы я смог просчитать ее гороскоп.
– Я приложу все усилия, чтобы раздобыть ее для тебя, когда вернусь.
Старец одобрительно кивнул, от чего все его подбородки задрожали, а потом переменил позу.
– Отправь своего ученика. Пусть принесет мне поесть.
Аластир кивнул Саркину, который встал и покорно покинул комнату. Старец мгновение задумчиво смотрел на дверь.
– Он тебя ненавидит, – сказал он наконец.
– Ненавидит? Я этого не осознавал.
– Несомненно, он прилагает большие усилия, чтобы скрыть это. Подобающе и правильно, когда ученик сражается со своим учителем. Никто не учится на Темной Тропе, если не сражается за знания. Но ненависть? Это очень опасно.
Аластир задумался: не увидел ли Старец какой-то знак, свидетельствующий о том, что Саркин представляет настоящую угрозу. Мастер никогда об этом не скажет, разве что за высокую цену. Старец считался величайшим из ныне живущих экспертов в одной определенной части черного двеомера. Ему не было равных в искусстве выдергивать намеки о будущих событиях из Вселенной, не желающей открывать свои тайны. Его личное извращение астрологии являлось только частью искусства, которое включало в себя медитацию и опасный вид астрального дальновидения. На свой лад он был безукоризненно честен, а как мастер представлял собою большую ценность. Поэтому Старец пользовался уважением и преданностью – редкими среди мастеров двеомера левой тропы. В определенном смысле он даже считался лидером их «братства» – насколько оно вообще могло иметь лидера.
Поскольку почтенный возраст и тучность привязывали Старца к усадьбе, Аластир заключил с ним сделку. Мастер помогает своему союзнику в выполнении его собственных планов, а в ответ Аластир делает ту часть работы Старца, которая требует путешествий.
Через несколько минут Саркин вернулся с миской на подносе и поставил ее перед Старцем, а затем занял место рядом с Аластиром. В миске лежало сырое мясо недавно убитого животного. Оно плескалось в еще теплой крови – необходимая пища для пожилых мастеров темных искусств. Старец опустил палец в кровь и облизал его.
– Теперь что касается твоей работы, – продолжал он. – Приближается лучшее время для получения того, что ты ищешь, но ты должен быть очень осторожен. Я знаю: ты предпринял много предосторожностей. Вспомни, как тщательно мы работали над тем, чтобы убрать Родри. Ты прекрасно знаешь, как все закончилось.
– Уверяю тебя, что буду постоянно настороже.
– Хорошо. Следующим летом конфигурация планет расположится враждебно для гороскопа короля Дэверри. На это расположение в свою очередь оказывают влияние сложные факторы, которые находятся выше пределов твоего понимания. Все эти знаки, взятые вместе, показывают: король может потерять могущественного защитника, если кто-нибудь поработает над этим вопросом.
– Отлично! Камень, который я ищу, как раз является таким защитником.
Старец замолчал, чтобы еще раз опустить палец в чащу и облизать.
– Все это очень интересно, Аластир. До сих пор ты выполнял свою часть нашей сделки. Возможно, ты работал даже лучше, чем осознаешь сам. Так много странных вещей, – голос Старца звучал почти мечтательно. – Очень, очень интересно. Когда ты вернешься в Дэверри, посмотрим, не попадется ли тебе на пути еще больше странных вещей. Видишь, что я имею в виду? Ты должен быть настороже каждую минуту.
Аластир почувствовал, как ледяная рука сжала его живот. Его уже предупреждали – правда, очень осторожно, – что Старец больше не может полностью доверять собственным предсказаниям.
Девабериэль Серебряная Рука стоял на коленях в своем красном кожаном шатре и методично рылся в мешке, вышитом виноградной лозой и розами. Поскольку мешок был довольно большим, ему потребовалось какое-то время, чтобы найти то, что он искал. Он раздраженно разгребал старые трофеи с певческих соревнований, первую, не очень удачную вышивку дочери, две не подходящие друг другу серебряные пряжки и, бутылочку с духами из Бардека и деревянную лошадку, которую ему подарила его любовница, имя которой он позабыл. В самом низу он откопал наконец маленький кожаный кошель, такой старый, что он потрескался.
Девабериэль открыл его и достал оттуда кольцо. Хотя оно было сделано из серебра карликов и поэтому все еще светилось – так же, как в тот день, когда он убрал его в кошель, – в нем не присутствовало двеомера. Во всяком случае, такого, который мог быть со временем открыт каким-либо мастером двеомера.
И вот теперь бард задумчиво разглядывал серебряное кольцо, шириной примерно в треть дюйма, на котором снаружи были выгравированы розы, а внутри написано несколько слов – эльфийскими буквами, но на неизвестном языке. За те двести лет, что у него хранилось кольцо, Девабериэль так и не нашел мудреца, который смог бы прочитать эту надпись.
Появилось оно у него так же таинственно. Тогда он был молодым человеком и только что закончил обучение. Он ехал вместе с аларом женщины, которая ему особенно нравилась. Однажды после полудня к ним приблизился путник на великолепном гнедом жеребце. Когда Девабериэль и пара других пошли поприветствовать его, то страшно удивились. Хотя на расстоянии он выглядел, как обычный представитель Народа, с темными волосами и черными, как уголь, глазами уроженца дальнего запада, вблизи было трудно сказать с определенностью, как именно выглядит путник. Казалось, его черты постоянно меняются. Временами его рот становился чуть шире, затем немного уже; путник сам становился то ниже, то выше.
Он спешился и осмотрел выехавших ему навстречу.
– Я хочу поговорить с бардом Девабериэлем.
– Это я, – Девабериэль шагнул вперед. – Откуда ты знаешь мое имя?
Неизвестный просто улыбнулся.
– Могу ли я узнать твое имя? – спросил Девабериэль.
– Нет, – неизвестный снова улыбнулся. – Но у меня есть кое-что для тебя. Подарок для одного из твоих сыновей, молодой бард, – потому что у тебя появятся сыновья. Когда будет рождаться каждый из них, советуйся с кем-то, кто знает двеомер. Мастера смогут сказать тебе, который сын получит подарок.
Когда неизвестный вручал кошель и кольцо, его глаза казались голубыми.
– Спасибо, господин хороший, но кто ты?
Неизвестный рассмеялся, затем сел на коня и уехал, не произнеся больше ни слова.
На протяжении последующих лет Девабериэль не узнал ничего нового о кольце. Все мудрецы и мастера двеомера, с которыми он советовался, говорили ему, что человек, который дал ему кольцо, вероятно, являлся одним из Защитников, полубожественных существ, чьи таинственные пути иногда пересекаются с путями эльфов. Ни один смертный не может понять Защитников, которые приходят и уходят, как пожелают, и меняют свою внешность так же легко, как человек меняет рубашку.
У Девабериэля на самом деле родились сыновья. Если быть точными, то двое, и когда каждый появлялся на свет, он брал кольцо и младенца и советовался с мастером двеомера. Знаки каждый раз ложились не так. Однако теперь выяснилось, что у него имеется третий сын. Держа кольцо, он отправился к выходу из шатра и выглянул наружу. Шел холодный моросящий дождь, небо было серым, – дул резкий ветер. Ему предстояло неприятное путешествие, но он все равно был полон решимости найти женщину, специалистку по двеомеру, которая, казалось, лучше всего понимает кольцо. Любопытство не даст ему покоя, пока он не выяснит, принадлежит ли кольцо молодому Родри, сыну Девабериэля, который все еще считает себя Майлвадом.
В Керморе дул холодный пронизывающий ветер, дождь с силой хлестал по серым улицам. Джилл и Родри только и оставалось что сидеть в гостинице у северных ворот, подобно лисам в норе. Поскольку у них имелось при себе достаточно денег, чтобы жить в тепле и питаться на протяжении всей зимы, Джилл чувствовала себя богатой и счастливой, но Родри пребывал в мрачном настроении, которое можно определить только непереводимым словом «хиррейд» – болезненное страстное желание получить нечто недосягаемое. Он обычно часами просиживал в таверне, опустив плечи и уставившись в кружку эля, погруженный в размышления о своем бесчестии. Ничто из того, что могла бы сделать или сказать Джилл, не выводило его из этого состояния. В конце концов, хотя у нее разрывалось сердце, она оставила его в покое.
По крайней мере ночью, когда они отправлялись в свой номер, Джилл пыталась изменить его настроение поцелуями и ласками. После этого он какое-то время бывал счастлив. Они лежали, крепко обнимая друг друга; и разговаривали. Когда он засыпал, Джилл часто лежала без сна и смотрела на любимого, словно он был загадкой, которую требовалось разгадать.
Родри был высоким мужчиной, с тренированными мускулами, крепкими плечами – и длинными чувствительными руками, которые выдавали на его эльфийскую кровь. Темные волосы цвета воронова крыла и васильковые глаза считались типичными для уроженцев Элдиса, однако не было ничего типичного в его красивой внешности. Черты Родри казались такими идеальными, что он выглядел бы женоподобным, если бы не многочисленные мелкие шрамы и порезы на лице, оставшиеся после сражений. Поскольку Джилл доводилось встречать кое-кого из Западных, как люди Дэверри называли эльфов, то она знала: обычно эльфы красивы. Она нередко размышляла о той малой части эльфийской крови в его клане, которая вся – ни с того ни с сего – так явно проявилась в Родри. По крайней мере, ее так заверял Невин. Логически это казалось невероятным.
Однажды ночью она неожиданно получила ответ. Время от времени у Джилл бывали правдивые сны, которые на самом деле являлись видениями двеомера. Ее сознание не умело их контролировать. Иногда их называли «сон-явь». Обычно они приходили после того, как она тратила много усилий на обдумывание какой-либо проблемы. Ночью, когда дождь бил по ставням, а ветер выл вокруг гостиницы, Джилл заснула в объятиях Родри и ей снились эльсион лакар. Казалось, она летит над западными лугами и пастбищами – днем, когда солнце прорывается сквозь облака только, чтобы снова исчезнуть. Далеко под ней в зеленом море травы стояли многочисленные эльфийские шатры. Они мерцали, как многоцветные драгоценные камни.
Внезапно она очутилась среди них на земле. Мимо нее широким шагами прошел высокий, закутанный в красный плащ мужчина. Он вошел в пурпурно-голубой шатер. Джилл последовала за ним. Шатер был изысканно украшен ткаными драпировками и бардекианскими коврами, у стен стояли вышитые мешки. На груде кожаных подушек сидела эльфийская женщина. Бледно-золотистые волосы были заплетены в две косы, которые висели у нее за длинными ушами, нежно заостренными, словно морские раковины.
Ее посетитель сжал ладони перед грудью и поклонился ей, затем сбросил плащ и уселся на ковре рядом. Его волосы были светлыми, точно лунное сияние, а синие глаза имели узкий вертикальный зрачок, как у всех эльфов. Джилл подумала, что он красив – так же своеобразно, как и ее Родри, и так же странно ей знаком.
– Очень хорошо, Девабериэль, – сказала женщина и, хотя она говорила на эльфийском, Джилл ее понимала. – Я изучала камни и у меня есть для тебя ответ.
– Спасибо, Валандарио, – он склонился поближе.
В это мгновение Джилл поняла, что между ними лежит кусок ткани, вышитый геометрическими узорами. В различных точках, на паутине треугольников и квадратов, лежат сферические камни – рубины, желтые бериллы, сапфиры, изумруды и аметисты: В центре лежало простое серебряное кольцо. Валандарио начала двигать камни вдоль по различным линиям и наконец выложила по одному камню каждого цвета в центре – так, что они сформировали вокруг кольца пятиугольник.
– Судьба твоего сына окружена этим кольцом, – объявила она. – Но я не знаю, какой может быть эта судьба. Могу только сказать, что она лежит где-то на севере и в воздухе.
– В воздухе? Что это означает?
– Несомненно, все будет открыто в свое время, – Валандарио неопределенно махнула рукой. – Но я знаю, что это его кольцо.
– Если того хотят боги и Защитник, то пусть будет так. Нижайше благодарю тебя. Тогда я прослежу, чтобы Родри получил кольцо. Может, я сам съезжу в дан Гвербин, чтобы взглянуть на моего парня.
– Будет неразумно открывать ему правду. Очень, очень неразумно.
– Конечно. Судя по тому, что мне говорит Калондериэль, Родри должен унаследовать много собственности от своего предполагаемого отца, и я не желаю в это вмешиваться. Я просто хочу его увидеть. В конце концов это большой сюрприз, когда узнаешь, что у тебя есть взрослый сын, о существовании которого ты никогда не догадывался. Ловиан едва ли могла отправить мне сообщение, когда все еще оставалась замужем за другим мужчиной. Он был очень могущественным человеком и к тому же высокого ранга.
– Я тебя понимаю, – внезапно Валандарио подняла голову и посмотрела прямо на Джилл. – Эй! А ты кто такая? Зачем ты пришла шпионить за мной?
Когда Джилл попыталась ответить, то обнаружила, что не может говорить. В раздражении Валандарио подняла руку и нарисовала в воздухе сигил. Джилл тут же обнаружила, что не спит и сидит на кровати, а Родри храпит рядом с ней. В комнате было холодно. Джилл быстро легла и закуталась в одеяло. Она подумала, что это было истинное видение и – Богиня Луны! – ее любовник – наполовину эльф!
Она долго лежала без сна, раздумывая о видении. Ничего удивительного, что Девабериэль выглядел знакомым – ведь он отец Родри! Джилл была шокирована, узнав, что госпожа Ловиан, которой она так восхищалась, наставила мужу рога. Но, с другой стороны, Девабериэль – исключительно красивый мужчина. У Джилл на короткое время мелькнула мысль рассказать Родри о видении, но ее остановило предупреждение Валандарио. Кроме того, известие о том, что он не истинный Майлвад, а бастард, только усилит отвратительное настроение Родри. А Джилл и так едва справляется с его мрачностью.
И затем есть серебряное кольцо. Это еще одно доказательство того, что Невин сказал ей прошлым летом о глубоко спрятанном и таинственном вирде Родри. Джилл решила, что если когда-нибудь снова увидит старика, то скажет ему о знаках.
Когда она засыпала, то задумалась о том, пересечется ли когда-нибудь снова ее тропа с тропой Невина. Несмотря на то, что его двеомер пугал ее, она очень любила Невина. И все же… Королевство очень велико, и кто знает, куда решит отправиться старик?
На следующий день, когда они с Родри сидели в таверне, до нее дошел полный смысл видения. В голову Джилл снова ворвался двеомер и охватил ее без предупреждения. На мгновение она ушла в себя – как заяц, услышав лай собак, сжимается и замирает в папоротниках.
– Что-то не так, любовь моя? – спросил Родри.
– Ничего, ничего. Я просто… О, я думала о прошлом лете.
– Да, это и впрямь было странно, – он содрогнулся, словно холодок пробежал у него по шее. – Этот Лослейн и его вонючая магия! Тяжело осознавать, что кто-то хочет тебя убить, а ты даже не знаешь, почему.
– Ну, Невин считал его спятившим. Просто сумасшедший, как сказал мне старик. Причем буйный.
– Он и мне сказал что-то в этом роде, – Родри заговорил шепотом. – Весь этот проклятый двеомер! Он любого может свести с ума! Я молюсь всем богам, чтобы нас никогда больше не коснулась магия.
Джилл кивнула в знак согласия, хорошо зная, что он молится о невозможном. Даже сейчас – пока Родри говорил, ее маленький серый гном материализовался на столе и сел рядом с кружкой. Всю свою жизнь Джилл могла видеть Диких – и в частности это костлявое существо с большим носом. Гном был ее близким другом. «О, мой бедный Родри, – подумала она. – Везде вокруг тебя двеомер!» Происходящее и сердило ее, и страшило. Хотелось бы ей утратить эти странные способности… Она опасалась, что они не уйдут никогда.
И все же как-то раз прошлым летом, Невин сказал ей прямо: если она откажется использовать свои таланты, то они в конце концов пойдут на убыль и исчезнут. Джилл надеялась, что старик прав – несомненно, он осведомлен в подобных вопросах куда больше, чем она. И все же у нее оставались сомнения. В особенности в тех случаях, когда она размышляла о том, как прошлым летом двеомер включил ее в войну Родри и жизнь Родри.
Джилл была совершенно незаметным лицом – незаконнорожденной дочерью серебряного кинжала. И так оставалось до тех пор, пока ее отец не взялся за то, что казалось обычной работой наемника, – охрану торгового каравана, который направлялся к западной границе Элдиса. Тем не менее с момента, как купец предложил Каллину работу, Джилл знала: случится что-то необычное. Она чувствовала необъяснимую уверенность в том, что ее жизнь подошла к перекрестку. Как она была права! Вначале караван отправился на запад, в земли эльсион лакар – эльфов, народа, который, как предполагалось, существует только в сказках и мифах. Затем вместе с несколькими эльфами они вернулись в Элдис и приехали прямо в центр войны двеомера.
Как раз вовремя, чтобы она спасла жизнь Родри, убив человека, который – по крайней мере так провозглашал двеомер – считался неуязвимым. Лорд Корбин никогда не умрет от ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ руки – или от руки МУЖЧИНЫ, – говорилось в предсказании. Как и у всех загадок двеомера, у этой имелись две стороны, и рука девушки, не дрогнув, прикончила его.
Когда Джилл подумала об этом, все случившееся показалось ей слишком гладким, слишком хитрым. Можно подумать, боги формируют вирд человека подобно тому, как бардекианские ремесленники делают специальные ящики, из которых животное должно выбраться и которые используются в экспериментах с животными.
А затем Джилл вспомнила эльфов, которые в истинном смысле не были людьми, и самого Родри, который оказался только наполовину человеком. Тогда она поняла, что Родри и сам мог бы убить своего врага, если бы только верил в такую возможность, и что появление Джилл в решающий момент было предопределено не больше, чем снежная буря зимой. Ведь подобную бурю никто не считает могущественным актом двеомера.
И тем не менее к Родри привел дочь наемника двеомер – в этом Джилл была уверена. Если и не для того, чтобы спасти его жизнь, то для какой-то иной, доселе скрытой цели.
Всякая мысль о двеомере приводила Джилл в содрогание. И все же она находила в себе силы задумываться над этим феноменом. «Почему двеомер так сильно ее пугает? Почему она так уверена, что следование по пути двеомера приведет ее к смерти?
Внезапно Джилл увидела это. Все дело в том, что она боится не только за себя. Если она, Джилл, будет легкомысленно заниматься двеомером, то он погубит не только ее саму, но и Родри. И пусть она говорила себе, что мысль эта глупая, – иррациональный страх окутывал ее, как дым, едкий и удушающий. На мгновение Джилл показалось, что она даже видит серые усики, которые извиваясь пробираются по комнате. Когда она вскочила, готовая кричать «Пожар!», дым исчез – как видение двеомера.
Джилл не знала, что дым в ее видении пришел от огня, который горел примерно триста лет назад, когда они с Родри проживали другую жизнь, – поскольку все души имеют много жизней, столько, сколько Луна, и кружат, переходя из света в тень, и возвращаются на свет, и падают в тень, и опять возвращаются, снова и снова.
ДЭВЕРРИ, 733
«Все мужчины видели два улыбающихся лика Богини – Той, что дает хорошие урожаи, и Той, что приносит любовь в сердца людей. Некоторым Она являет суровое лицо матери, которой иногда приходится наказывать за ошибки своих неразумных детей. Но сколько мужчин когда-либо зрели четвертый лик Богини, скрытый даже от большинства живущих на Земле женщин?»
«Трактат жрицы Камиллы»
Всадник умирал. Он соскользнул с лошади на булыжники, покачнулся и упал на колени. Гвенивер бросилась к нему и схватила его за плечи, пока он не успел рухнуть лицом вниз. Теплая кровь просочилась сквозь рубашку ей на руки.
– Все потеряно, госпожа, – выдохнул он. – Ваш брат мертв.
Его рот наполнился кровью, она пошла пузырями. Когда Гвенивер положила его на землю, охромевшая лошадь тряхнула головой и сильно задрожала. По ее серым бокам бежали струйки пота. Когда Гвенивер поднималась на ноги, прибежал конюх.
– Сделай, что можешь, для лошади, – приказала она. – Затем скажи слугам, чтобы паковали вещи и бежали. Вы должны уйти отсюда или не переживете эту ночь.
Гвенивер вытерла руки о платье и торопливо пошла через открытый двор к высокому броху клана Волка, который сгорит этой ночью.
Не в ее власти спасти его. Внутри, в большом зале, сжавшись у очага для почетных гостей и господ, сидели ее мать Долиан, младшая сестра Макла и Маб, их престарелая служанка.
– Люди клана Вепря перехватили наш боевой отряд на дороге, – просто проговорила Гвенивер. – Авоик мертв, вражда закончилась.
Долиан откинула голову, из ее горла вырвался вопль. Она оплакивала мужа и трех сыновей. Макла разрыдалась и прижалась к Маб.
– О, попридержите языки! – прикрикнула на них Гвенивер. – Боевой отряд Вепря, несомненно, прямо сейчас едет сюда, чтобы забрать нас. Вы хотите оказаться у них в руках?
– Гвен! – взвыла Макла. – Как ты можешь быть такой бесчувственной?
– Лучше быть бесчувственной, чем изнасилованной. А теперь поторопитесь, вы все. Соберите вещи, которые можно унести на одной лошади. Мы поедем в Храм Луны. Если мы проживем достаточно долго, чтобы добраться до него, то жрицы предоставят нам убежище. Ты слышишь меня, мама? Или тебе хочется, чтобы нас с Макки отдали на потеху боевому отряду?
Намеренная жестокость и грубость заставили Долиан замолчать.
– Так, хорошо, – сказала Гвенивер. – А теперь поторопитесь!
Она последовала за остальными, когда они, тяжело дыша, стали подниматься по винтовой лестнице. Однако Гвенивер отправилась в комнату брата, а не в свою. Из резного комода она достала старые бригги и одну из рубашек Авоика. Когда Гвенивер переодевалась в одежду погибшего брата, у нее на глаза нахлынули слезы – она любила Авоика, которому только исполнилось четырнадцать. А времени оплакать погибшего не было. Гвенивер пристегнула меч и старый кинжал. Не самое лучшее из оружия, но уж какое осталось. Хотя Гвенивер не могла похвалиться воинским мастерством, братья научили ее обращаться с мечом. Наконец Гвенивер распустила длинные светлые волосы и коротко обрезала их кинжалом. Ночью она будет выглядеть, как мужчина, а это заставит остановиться любого одинокого мародера, который захочет напасть на одиноких странниц.