Керр Катарина. Чары тьмы

   Незнакомец с криком прижался спиной к стене. Джилл выбила у него второй нож, как раз когда шесть стражников в красно-золотистых плащах распахнули дверь и ворвались в комнату.
   – О, боги, Кинван, – простонал Огверн. – Никогда еще честный гражданин не был так рад видеть тебя.
   – Правда? – Старший в группе, плотный мужчина с седеющими темными волосами, позволил себе презрительную улыбку. – Что все это значит? О, здесь этот несчастный серебряный кинжал, эта девушка!
   – Да, это я, и прошу вас, отведите нас к гвербрету.
   – По этому поводу не стоит беспокоиться, – сказал Кинван.
   Тяжело дыша, незнакомец прислонился к стене. Он сильно прижал левую руку к ране, стараясь остановить кровь, которая текла по правой руке. Когда он посмотрел в сторону Джилл, его глаза горели от ярости.
   – Остановите этому кровь, – рявкнул Кинван. – Разоружите серебряного кинжала.
   Джилл отдала меч и кинжал одному из стражников, в то время как второй стал оглядывать комнату в поисках тряпки. Незнакомец не отводил взгляда от лица Джилл. Внезапно он улыбнулся, словно принял какое-то решение. Он отнял руку от раны, провел ею по рубашке, словно чтобы вытереть, затем поднес ко рту.
   – Остановите его! – Джилл бросилась вперед.
   Но слишком поздно – он уже проглотил яд. Человек весь напрягся, ударился головой о стену, дернулся, все его тело напряглось, как натянутый лук, – и он рухнул на пол. Его каблуки забились о деревянный пол, изо рта побежала серая пена с отвратительным запахом.
   – Боги! – прошептал Кинван.
   По лицу и подбородкам Огверна бежали ручьи пота. Шатаясь, он отправился в спальню. Все слышали, как его тошнит. Младший стражник выглядел так, словно ему тоже хотелось присоединиться к толстяку.
   – Пошли, ребята, – сказал Кинван излишне громко. – Вы двое, несите тело. И возьмем с собой Огверна, чтобы встретиться с их светлостью.
   – Да вы что? – Огверн вернулся, дрожа от негодования. – Это так у нас относятся к честному гражданину, когда он благородно призвал стражников гвербрета?
   – Попридержи язык, – прошипела Джилл. – Ради тебя самого, Огверн, тебе лучше молиться, чтобы их светлость смог докопаться до сути этого дела.
   Огверн посмотрел на нее, содрогнулся, затем кивнул. Джилл стало дурно. Чего боялся незнакомец, если улыбался, когда решил умереть?
   Мрачная маленькая процессия вошла в освещенное факелами караульное помещение, расположенное за брохом Блейна.
   Кинван отправился за гвербретом, а его люди бросили застывший труп на стол и заставили Джилл и Огверна встать рядом на колени. Через несколько минут вошел Блейн с кубком меда в руке. Он бросил взгляд на труп, сделал большой глоток меда, затем выслушал отчет Кинвана.
   – Очень хорошо, – сказал Блейн после того, как Кинван закончил. – А теперь, серебряный кинжал, скажи, что ты делала в центре всех этих событий?
   – Работала по найму и ничего больше, ваша светлость, – Джилл колебалась. Несмотря на то, что она уважала Блейна, будучи серебряным кинжалом она, скорее, была на стороне местных воров. – Огверн сказал мне, что кто-то угрожает его жизни, и предложил серебряную монету за охрану своей персоны.
   – А почему этот человек угрожал тебе? – Блейн повернулся к Огверну.
   – А, ну… ваша светлость, – Огверн вытер потное лицо свободным рукавом. – Видите ли, изначальные угрозы поступили от другого человека, не от этого. Я владею частью гостиницы «Красный дракон», и тот парень клялся, что я обманул его в таверне. Поэтому я нанял Джилл, и, подумать только, этот абсолютно незнакомый мне человек, – он махнул рукой на труп, – ворвался в мои покои, заявляя, что он пришел решить вопрос с долгом.
   Как и следовало ожидать, этот мутный рассказ поставил Блейна в тупик.
   – Какой вопрос. С тем же долгом? – наконец уточнил гвербрет.
   – Я так предполагаю, ваша светлость, – ответил Огверн. – Могу только предполагать, что этот человек – друг того человека, который утверждал, будто я обманул его.
   – Ха! – Кинван фыркнул. – Скорее обокрал.
   – Господин хороший! – Огверн посмотрел на него оскорбленно. – Если бы он думал, что его обокрали, то пришел бы к вам.
   – Ты прав, – кивнул Блейн. – Значит, ты хочешь сказать, что тот человек, который имел к тебе претензии, все еще гуляет где-то на свободе?
   – Именно так, ваша светлость. Я ужасно боюсь за себя, любимого и драгоценного. У меня есть свидетели этих угроз, ваша светлость, и все они надежные.
   Блейн задумался, разглядывая серовато-синий труп.
   – Да, – произнес он наконец. – Несомненно, человек, который носит при себе яд, преследует недобрые цели. Завтра мы проведем официальное слушание дела в моем зале правосудия. А пока, Огверн, ты можешь идти. Кинван, назначь стражника. Пусть стоит у его двери всю ночь. Маловер состоится завтра через два часа после полудня, поэтому, Огверн, приводи с собой своих свидетелей.
   – Сделаю, ваша светлость, – Огверн встал и изобразил удивительно грациозный поклон. – Нижайше благодарю вашу светлость за то, что вы обеспечиваете безопасность простых честных жителей вашего города.
   Огверн двинулся спиной вперед, кланяясь на всем пути и стараясь побыстрее покинуть гвербрета. Джилл предполагала, что он побежит весь путь от дана.
   Блейн повернулся к Кинвану.
   – Ну, Кинван, – сказал он. – Ты на самом деле считаешь, что толстяк – вор? Мне, черт побери, в это трудно поверить.
   – Я знаю, что у вашей светлости есть сомнения, но, клянусь, когда-нибудь я поймаю его с достаточным количеством доказательств, чтобы убедить целую комнату советников.
   – Когда сделаешь это, мы отрубим ему руки. Но не раньше. А теперь ты, серебряный кинжал. Я не хочу, чтобы ты выскользнула из города, как только утром откроются ворота. Кинван, мы арестуем ее.
   – Но, ваша светлость, он первым бросился на меня, – заикаясь пробормотала Джилл.
   – Несомненно. Однако я хочу, чтобы ты завтра присутствовала на маловере и давала показания. Послушай, девушка, я не предъявляю тебе обвинений в убийстве. Он в конце концов сам отравился. Просто я знаю, как мало значения серебряные кинжалы придают законам.
   – Как пожелает ваша светлость. Я не хочу оскорбить вас, но если вы собираетесь судить меня, то я имею право пригласить кого-либо из моих родственников.
   – Завтра утром состоится только слушание и ничего больше, но ты права. Если я посчитаю, что дело требует полного маловера, то мы подождем, пока ты не вызовешь кого-то из своих родственников.
   – Он прибывает с караваном, ваша светлость, тем, который атаковали. Его зовут Родри Майл… То есть, я хочу сказать: Родри из Аберуина.
   Кинван издал странный звук, словно подавился, но Блейн откинул голову и расхохотался.
   – Ты начала говорить «Родри Майлвад», не так ли? Боги, Джилл! Он – мой двоюродный брат, сын сестры моей матери.
   – Тогда не удивительно, что он так похож на вас внешне, ваша светлость.
   – Именно так. Предки всех великих кланов состоят в кровном родстве между собой и подобны табуну бардекианских лошадей. Поднимайся же с пола! Совсем не так я должен относиться к жене моего двоюродного брата! Как прекрасно будет снова встретиться с Родри. Когда до меня дошли вести о его ссылке, я пришел в ярость. Райс всегда был высокомерным мерзавцем и, я знаю, он никогда меня не послушает и не станет исправлять эту ошибку. Кинван, найди для леди стул.
   Стул, простой и грубый, отыскался, и Джилл села на него с благодарностью.
   – Сказать по правде, ваша светлость, я вовсе не леди и к тому же не законная жена Родри, – сказала Джилл.
   – Он не женился на тебе должным образом, да? Ну, я поговорю с ним об этом. А где твои пожитки? Кинван, отправь кого-нибудь за ними. Джилиан будет жить в брохе.
   После того, как один из стражников убежал в гостиницу за вещами Джилл, Кинван приступил к, неприятной работе – требовалось обыскать труп. Блейн изучающе смотрел на Джилл и улыбался отеческой улыбкой. Среди господ благородного происхождения двоюродные братья обычно бывали связаны куда более тесной дружбой, чем кровные: родной брат – всегда соперник, претендующий на твои земли и влияние. «Удача сопутствует серебряному кинжалу, – сказала сама себе Джилл. – Но интересно, что обо всем этом подумает Родри?». Внезапно она так сильно пожелала, чтобы Родри оказался здесь и она могла бы броситься в, его объятия! Хорошо было бы забыть о черном двеомере…
   – А теперь послушай, – снова заговорил Блейн. – Поскольку мы с тобой практически родственники, ответь мне честно. Ведь ты знаешь об этом человеке куда больше, чем хочешь сообщить?
   – Прежде я никогда в жизни не встречала его, ваша светлость. Но зато я видела того, другого человека, из-за которого меня нанял Огверн. Он действительно угрожал толстяку. Ваша светлость посчитает меня сумасшедшей, но готова поклясться: он владеет двеомером. Он пришел в «Красный дракон», и с ним вместе вошла беда. Когда я попыталась остановить его, он уставился мне в глаза и едва не околдовал меня. Было такое мгновение, когда я не могла ни думать, ни двигаться.
   За их спинами выругался Кинван.
   – Простите, ваша светлость, – сказал он. – Взгляните сюда.
   Начальник стражи держал свисающий с цепочки медальон – тонкий свинцовый круг, на котором были выгравированы перевернутая пентаграмма, какое-то слово на бардекианском и три странных сигила.
   – Это было надето на шею ублюдка. Сомневаюсь, что разговоры девушки о колдовстве – бред сумасшедшего.
 
   Аластир занимался дальновидением через огонь. Он видел, как бардекианец умирает, суча ногами и вздрагивая, а бледно-голубой эфирный двойник отделяется от тела и поднимается вверх, на миг зависнув над мертвой материей, оставшейся внизу. Аластир оборвал видение, сел на пятки и задумался. Только ястреб станет таким образом носить с собой яд. Вопрос был в том, сколько ястребов еще осталось? Они никогда не путешествуют по одному. Старец мог нанять только пару – в конце концов, стоят они недешево.
   Как предполагал Аластир, Джилл для разнообразия оказала ему услугу. Забавно, но самой себе она при этом создала новые неприятности. Ястреб может быть и мертвым, но одно несомненно: он заставит ее заплатить за свою смерть еще до того, как отправится во Владения Властелинов Оболочки и Коры. Аластир засмеялся себе под нос и вскочил – быстро, слишком быстро.
   Голова его закружилась и золотистый туман стал потрескивать у него перед глазами. Ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы оттолкнуть этот туман и не упасть без сознания. Сжавшийся с другой стороны костра Ган поднял голову и издал булькающий звук.
   – Оставайся на месте, – пробормотал Аластир. – Мне просто нужно отдохнуть.
   Шатаясь, Аластир направился к своим одеялам и упал на колени, затем со стоном рухнул всем телом. Гораздо позднее он вспомнил о том, что забыл предупредить Саркина.
 
   Поскольку Блейн настоял, чтобы относиться к Джилл, как к законной жене своего двоюродного брата, камерарий выделил ей большую комнату с камином, роскошно убранной кроватью и серебряными канделябрами вдоль стен. После того, как паж принес ей горячей воды, она с удовольствием помылась, выставила ведро с грязной водой в коридор, чтобы паж забрал его, и заперла дверь изнутри. Короткая схватка потрепала ей нервы, однако она не устала. Какое-то время девушка ходила по комнате, любуясь пляской огня потрескивающих свечей. И комната, и весь брох оставались погруженными в тишину, но внезапно она поняла, что не одна.
   Не было никаких звуков и вроде бы ничего не изменилось – но Джилл ощущала, как кто-то наблюдает за ней. Чувствуя себя глупо, она все же достала серебряный кинжал и принялась медленно обходить комнату. Девушка не нашла даже мыши в углу. Она резко повернулась, но увидела только свет горящих свечей и тени. И тем не менее что-то возникло тут – она никогда ни в чем не была так уверена, как в этом невидимом постороннем присутствии. Оглядываясь вокруг, она на миг решила, что видит чью-то тень, но когда повернулась посмотреть, то ничего не обнаружила.
   Очень осторожно, останавливаясь после каждого шага, Джилл приблизилась к окнам и распахнула ставни. Никто не взбирался вверх на каменную башню, далеко внизу темный двор оставался пустым. Когда она посмотрела вверх, то увидела звезды. Широко раскинувшийся Млечный Путь – или Снежная Дорога, как иногда называли это созвездие – изливал яркий свет, холодный и безразличный к человеческим судьбам. Внезапно она ощутила отчаяние. Темная печаль проникла в ее сердце, словно ничто больше не имело значения, ни ее честь, ни ее жизнь, даже ее любовь к Родри, ничто, так как все, что представляет собой человеческая жизнь – лишь крошечная точка света посреди огромного моря всеохватывающей тьмы.
   Джилл облокотилась о подоконник и почувствовала, как отчаяние распространяется все шире, замораживая ее энергию и волю.
   «Зачем бороться? – подумала она. – Ночь всегда побеждает, так для чего же бороться с ней?»
   Далеко на горизонте над спящим городом поднималась ущербная луна, жалкое бледное свечение на фоне густой черноты. Вскоре луна скроется в темноте и исчезнет.
   «Но ведь она снова поднимется, – подумала Джилл. – И по возвращении будет расти.»
   Луна горела в небе, как обещание. Да, она вернется и вырастет, она превратится в огромный серебристый маяк, который озаряет своим светом всех, и хороших людей, и плохих. Она загорится вновь после того, как ее Темное Время минует.
   «Только для того, чтобы снова исчезнуть.» Мысль пришла сама по себе, словно произнесенная чужим голосом. И тогда Джилл поняла, что борется с врагом, которого не видит, что она сражается оружием, которого никогда раньше не использовала.
   Осознание этого разрушило чары. Отчаяние лопнуло – подобно тому, как обрывается слишком туго натянутая веревка. Джилл резко повернулась, быстро осмотрела комнату. В дымном свете свечей она увидела человеческий силуэт, туманный и мигающий. Это была голубая светящаяся тень – определенно не твердое тело. У Джилл волосы встали дыбом, когда она узнала стройную фигуру человека, который отравился сегодня днем.
   – Клянусь самой Богиней, – зарычала Джилл. – Свет в конце концов побеждает!
   Враг задрожал, как пламя свечи на сквозняке, затем исчез, но, насколько она знала, он все равно вернется, чтобы мучить ее. Возможно, это случится во сне, когда она будет бессильна. Расплакавшись, она села на край кровати и сжала дрожащие руки между колен. В этом сражении ей нисколько не поможет ее хваленое умение владеть мечом. С двеомером может сражаться только двеомер. Она поняла тогда, что отрицая силу двеомера, стала беспомощной. Ее постоянно будут притягивать к контакту со странными вещами, ей придется противостоять тому, что выше ее сил. Она не сможет оказывать влияние на эти таинственные процессы или контролировать их – просто потому, что у нее нет ни знаний, ни подготовки. Любой человек может взять в руки меч, но только тренированный боец способен зарубить противника. И именно тогда Джилл вспомнила Невина. Какое счастье, что мастер двеомера находится на пути сюда!
   Джилл много раз видела, как старик связывался с другими мастерами через огонь. Насколько она знала, только мастер способен сделать нечто подобное. Невежда, вроде нее, неспособен выйти на контакт. И все же она встала и медленно приблизилась к свечам. Это была первая сознательная попытка Джилл воспользоваться двеомером и она чувствовала себя глупо. Затем появилось смущение и наконец испуг, но она заставила себя уставиться в огонь и подумать о Невине. На мгновение она осознавала у себя в сознании только пустоту, затем странное давление, нарастающее каким-то необъяснимым образом. Ощущения напоминали усиленную попытку вспомнить вдруг забытое имя.
   Ей делалось все страшнее. Она боялась использовать двеомер, боялась того, кто преследует ее. Страх все нарастал, пока Джилл внезапно не вспомнила о том, что каким-то образом знала всегда: страх – это ее ключ, то сильное чувство, которое взломает стены разума.
   – Невин! – крикнула она вслух. – Помоги мне!
   И вот она увидела его лицо, пляшущее над пламенем свечей. Это был совершенно четкий образ, кустистые брови удивленно приподняты, глаза тревожны.
   «Благодарю всех богов за то, что ты позвала меня, – прозвучал его голос у нее в сознании. – Я уже несколько дней пытался связаться с тобой.»
   Голос видения Невина звучал так деловито, что Джилл истерически рассмеялась.
   «Попытайся успокоиться, иначе ты утратишь образ, – пришла его мысль и звучала она резко. – Подумай о поединке на мечах, дитя. Ты знаешь, как концентрировать волю.»
   Она поняла, что и это каким-то образом знает, – теперь, когда он ей напомнил. Во многом ее нынешняя концентрация напоминала ту, смертоносную, управляемую холодным разумом, когда она наблюдала за движениями вооруженного врага.
   «Я давно следил за тобой при помощи дальновидения и видел, как тот человек отравился, – продолжал Невин. – Неудивительно, что ты так обеспокоена. А теперь послушай. Кажется, у нас несколько врагов, но мы можем превратить это в наше преимущество. Ты понимаешь, что им нужно?»
   «Опал, который у меня есть. По крайней мере я думаю, что у меня есть именно опал. Надменный маленький ублюдок постоянно меняет форму.»
   Невин рассмеялся так весело, что Джилл почувствовала, как ее страх исчезает.
   «Определенно это тот опал. Должен заметить, духи, которые им управляют, временами могут вызывать раздражение. Видишь ли, это талисман благородства, добродетели и положительных качеств, и духи слишком серьезно воспринимают гордость. Беспокоил ли тебя образ мертвеца?»
   «Не знаю. Кто-то меня явно тревожил. Я призвала тебя, потому что у меня в сознании появлялись какие-то чужие мысли. Полное отчаяние, безнадежность. Я почувствовала, как кто-то выслеживает меня, подкрадывается, следит.»
   «Не беспокойся. Я поставлю над тобой охранную печать. Спи и отдыхай, дитя. Я скоро буду в дане Хиррейд.»
   Образ Невина исчез. Джилл улеглась на постель, но оставила свечи гореть, а на подушку рядом с собой положила серебряный кинжал. Она была уверена, что не заснет, но когда внезапно проснулась, комната была уже залита солнечным светом. В коридоре свистел паж, и этот простой звук показался ей самой красивой музыкой, которую она когда-либо слышала.
   Джилл встала, прошла к окну и выглянула наружу. Солнечный свет заливал людей, ходящих по улице, они смеялись и разговаривали. Теперь казалось невозможным верить в битвы двеомера, в то, что совсем недавно Джилл призывала свою волю и разговаривала с Невином через огонь. Содрогнувшись, Джилл отошла от окна и побыстрее оделась. Она хотела, чтобы вокруг нее находились другие люди.
   После того, как Джилл спустилась в большой зал, воспоминания о ночном страхе отошли в дальний уголок сознания. Солдаты сидели за столами и завтракали, они смеялись и перешучивались, а слуги с подносами бегали взад-вперед.
   Сам Блейн был в прекрасном настроении. Он болтал с Джилл, словно забыл об отравленном незнакомце. Важные господа его двора, камерарий, бард, советники и писари подходили, чтобы пожелать своему лорду доброго утра, и с серьезным видом кланялись Джилл. Блейн разломал буханку сладкого хлебца с орехами и вежливо протянул Джилл. Она отметила, что его светлость пьет за завтраком эль, а не мед.
   – Буду очень рад снова увидеть двоюродного брата, – воскликнул гвербрет. – Мальчишками мы весело проводили время. Видишь ли, мы оба были пажами в дане Кантрей, а тамошний старый гвербрет отличался высокомерием и чопорностью, поэтому мы постоянно устраивали то одну, то другую шалость. – Он замолчал и поднял голову, глядя на спешащего к нему пажа. – В чем дело?
   – Снаружи ждет очень странный старик, ваша светлость. Он заявляет, что немедленно должен встретиться с вами по очень срочному делу. А сам выглядит, как нищий. Говорит, что его имя – «Никто».
   – Невин, благодарение всем богам! – выпалила Джилл.
   – Ты его знаешь? – спросил Блейн несколько удивленно.
   – Да, ваша светлость, и ради Родри и меня я умоляю вас поговорить с ним.
   – Тогда решено. Веди его сюда, парень, и всегда помни, что к старикам следует относиться вежливо, независимо от того, насколько потрепанными они выглядят.
   Когда паж поспешил прочь, Джилл ощутила дрожь. Она почувствовала, что залитый светом, наполненный людьми шумный зал внезапно стал нереальным. Словно уловив ее настроение, Блейн встал. Слегка нахмурившись, он смотрел, как входит Невин. Старый коричневый плащ болтался за спиной старика. Мастер двеомера склонился перед гвербретом с легкостью, которой могли бы позавидовать многие молодые придворные.
   – Простите меня, ваша светлость, за то, что потребовал вашего внимания, – сказал Невин. – Но дело на самом деле безотлагательное.
   – Любой человек имеет право на правосудие. Если оно требуется, я его обеспечу. Что вас беспокоит, господин хороший?
   – Тот человек, который отравился вчера вечером.
   – Боги! – воскликнул пораженный Блейн. – Неужели новость распространилась так быстро?
   – Распространилась среди тех, у кого есть уши, чтобы услышать. Ваша светлость, я пришел, чтобы избавить вас от затрат по захоронению этого дурака. Вы знаете, где лежит труп?
   – Вы его родственник?
   – Поскольку в каждом клане не без урода, то можно сказать и так.
   Поставленный в тупик гвербрет бросил взгляд на Джилл.
   – Пожалуйста, ваша светлость, – сказала она. – Пожалуйста, сделайте, как он просит.
   – Хорошо. В этом не может быть зла.
   Сгорая от любопытства, Блейн лично проводил Невина и Джилл во двор и остановил стражника. Как оказалось, труп завернули в одеяло и положили в небольшом сарае, который обычно использовался для хранения дров. Невин и Джилл забрали оттуда мертвеца и положили его на булыжники. Невин встал рядом с ним на колени, развернул одеяло и уставился на лицо покойника.
   – Человек из Бардека, не так ли? – старик сел на пятки. – Странно!
   Он долго смотрел на труп. Судя по расслабленной позе Невина и его сонному взгляду, Джилл подозревала, что он в трансе. Время от времени его губы шевелились, словно он с кем-то разговаривал, но вслух не произносилось ни звука. Наконец он тряхнул головой и посмотрел вверх, в его глазах горела ярость.
   – Какая уродливая маленькая душонка! Ну, мы отправим ее на покой, независимо от того, хочет она уходить или нет.
   Жестом показав Джилл и Блейну, что им следует уйти с пути, Невин встал за головой мертвеца и высоко поднял руки, словно молился солнцу. Он долго стоял в неподвижности, судя по выражению лица – сильно концентрируясь, затем медленно опустил руки, очертив ими дугу, пока кончики пальцев не указали на мертвеца, лежащего на булыжниках.
   Внутри трупа загорелся огонь, неестественный, отвратительный, серебристо-синего цвета. Он становился то сильнее, то слабее.
   Когда Невин произнес три непонятных слова, языки побелели и взметнулись высоко вверх. Они были слишком яркими, чтобы на них можно было смотреть. Выругавшись, Блейн закрыл лицо рукой. Джилл услышала мученический стон.
   Раздался долгий вздох ужаса, странно смешанного с облегчением, – так вздыхает раненый, зная, что смерть близка и избавит его от боли.
   – Сделано! – крикнул Невин. – Все закончено!
   Джилл отвела руки от лица вовремя, чтобы увидеть, как он три раза топнул ногой. Там, где лежал труп, осталась горстка белого пепла. Когда Невин щелкнул пальцами, прилетел легкий ветерок и развеял пепел, а затем стих так же внезапно, как и начался.
   – Вот, – сказал старик. – Его душа освобождена от тела и находится на пути в Другие Земли. – Он повернулся к гвербрету. – В вашем ране, ваша светлость, происходят странные вещи.
   – Несомненно, – пробормотал Блейн. – Клянусь демонами, что все это значит?
   – Конечно, двеомер. А на что еще это похоже?
   Блейн отступил на шаг, его лицо побледнело, губы зашевелились. Невин мягко, терпеливо улыбнулся ему, как матери улыбаются детям, которые столкнулись с чем-то, что еще не могут понять в силу юного возраста.
   – Пришло время всем в королевстве узнать правду о двеомере, – продолжал Невин. – Ваша светлость может поздравить себя: вы стали одним из первых. Позволит ли лорд нам с Джилл оставить вас ненадолго? У меня есть срочное дело в городе.
   Блейн уставился на булыжники, все еще мерцающие от жара.
   – Если так желает лорд, – гвербрет резко поднял ранг Невина. – Мне следует позволить вам делать все, что вы находите нужным.
   Невин поймал руку Джилл и уверенно повел ее прочь.
   – Я так рада видеть тебя, – сказала она. – Я была ужасно напугана.
   – И у тебя имелись для этого все основания. А теперь послушай, дитя, опасность еще не миновала. Ты должна понимать это. Оставайся рядом со мной и делай все, что я скажу.
   Джилл чуть не расплакалась от разочарования.
   – Когда я занимался дальновидением, то видел, как ты охраняла Огверна, этого вора, – продолжал старик. – Отведи меня к нему. Если тебя вчера ночью мучили кошмары, то готов поспорить: с ним тоже не все было в порядке. Тот человек, отравленный, пытался выпить из тебя жизненную силу, чтобы поддерживать жизнь своего… ну… ту голубую тень, которую ты видела.
   – Откуда ты знаешь?
   – Он только что сам рассказал мне об этом. Поскольку он мертв уже какое-то время, то не мог поведать мне слишком многое: его тень уже начала слабеть и распадаться. Поэтому я просто отправил его на предстоящий ему суд, несмотря на то, что мне очень хотелось вытянуть из него побольше полезных сведений.