– В каком состоянии наши корабли? – тут же с порога выкрикнула Катя, ворвавшись в центр управления.
   Это было обычное помещение с замызганными стенами, вдоль которых шли анатомические кресла для цефлинк-связи, в центре возвышался голографический проектор, Который в эту минуту демонстрировал объемное изображение Геракла, каким его видно из космоса. По одну сторону висела искореженная цепочка небесного лифта. Рядом с ней виднелась цепочка ярких звездочек – флот конфедератов. Дальше, на самом краю проекции сгрудились красные, угрожающие огоньки. До империалов было рукой подать.
   – Практически в предстартовой готовности. Хоть сейчас на орбиту, – ответил Синклер. Катя была в таком волнении, что почти не воспринимала находящихся здесь старших офицеров и генералов, среди которых был Грир и Дарвин Смит; их пепельно-серые лица повернулись к проектору. Они вообще вряд ли видели и слышали ее. Большинство кресел связи было занято молодыми мужчинами и женщинами, осуществлявшими координацию наземных сил и кораблей конфедератов.
   – Не ожидали мы, что они прибудут так скоро, – процедил Синклер.
   Катя не сразу сообразила, что генерал Синклер обращается к ней.
   – Ну, рано или поздно, этого следовало ожидать, – ответила она. – Они сразу же забили тревогу, как только обнаружили, что нас нет на Новой Америке, и, в конце концов, должны были выяснить наше теперешнее местонахождение.
   – Да, здорово же нас… – задумчиво произнес Синклер. Катя была шокирована, услышав из уст генерала Синклера бранное слово. – Наши сухопутные силы развернуты возле Маунт-Атос, но у нас нет даже места, куда отступить, за исключением атмосферного завода. Наша эскадра не имеет времени даже на то, чтобы вовремя смыться. Этот окаянный «Рю» просто сожрет их на завтрак!
   Катя недоуменно взглянула на Синклера, пораженная горечью в его голосе. Этот человек был вынужден принимать безнадежные решения, он собственными глазами видел последствия таких решений и знал, что он проигрывал бой за боем. Она чувствовала, что гнев и обида на него за Дэва исчезли.
   Я ведь так и не поняла, что это значит – отправить своих людей на верную гибель, подумала она. Может быть, это именно то, к чему ни один командир никогда не сумеет привыкнуть.
   – Если наш флот готов, – тихо произнесла она, – тогда, может быть, стоило просто рассеяться по окраинным мирам? Мы могли бы там укрыться и переждать их.
   Синклер взглянул на нее, и его брови удивленно поползли вверх.
   – Катя, не забывай, это – не Новая Америка. Тут нет питания, за исключением того, что мы сами сможем вырастить для себя наноспособом. И прятаться здесь негде. Они просто высадят десант и в одну минуту доберутся до нас.
   – Тогда мы могли бы попытаться воспользоваться системой туннелей атмосферного генератора, – предложила она. – Там ведь целый лабиринт. Там есть где установить ловушки, устроить засаду. И если они даже обнаружат нас там, горько пожалеют об этом.
   Синклер кивнул.
   – Может быть. Может быть, именно так и следует поступить. Но, знаешь, нам придется здесь туго, гораздо тяжелее, чем было бы на Новой Америке. Восстание…
   – Генерал, именно сейчас нам следует позаботиться о том, как уцелеть. Как выжить. А что до политики, то для нее еще будет время. Если мы выдержим.
   Помедлив, он кивнул.
   На голографической проекции корабли империалов приближались с угрожающей быстротой.
* * *
   Я продолжало смаковать эту странную по своей конструкции и сочленениям форму не-Я, так опрометчиво заброшенную на самый край Предела. Эта форма была не Я, и загадки ее существования наслаивались одна на другую в страшной путанице.
   Сейчас оно знало, что форма эта называется человеком, что она обладала по меньшей мере таким же запасом интеллекта, как и большинство «я» маленьких, может быть, даже и большим, но мыслительные процессы его и память строились совершенно по-иному принципу, нежели согласно жестким категориям Буля – «я» – «не я».
   Когда не-Я впервые бросилось в эту нишу не-Скалы, Я готово было проглотить его, впитать в себя его минералы, всосать в себя все, что было мало-мальски ценным, по молекуле распылить его внутри себя. Однако любопытство перебороло этот первый импульс. Теперь не-Я было безобидным, освобожденным от своей раковины из поразительно чистого и затейливо переплетенного металла и искусственных материалов. Оно было гибким, им легко было манипулировать, контролировать его и исследовать.
   Я не сумело бы понять ничего, что не было бы открыто для «я» маленького в этом проходе не-Скалы. Ассимилированное теперь к Я, с циркулировавшими внутри Целого воспоминаниями, это чужое маленькое «я» хранило в своей памяти образы, мысли и массу удивительного, непостижимого.
   Как интересно, как ново было думать обо всем этом!
   Первым желанием Я было попробовать человека, попробовать на вкус, проверить его химический состав. Среди тех сведений, которые хранились в этом маленьком не-"я" были воспоминания о встрече с человеком в том другом, далеком Пределе. Не тот ли это человек, который был здесь? Трудно ответить на этот вопрос, но непохоже, что так. Вкус того человека отличался от вкуса этого, там было больше щелочи, там был другой баланс отдельных химических элементов, другой тип обмена веществ. Но и тот, и другой очень подошли бы для беглого исследования…
   Это напомнило о том, что человек распространялся по Пустоте Поверхности и углублялся в Мать-Скалу. Там и было то, другое Я. Подумать только – другое Я, и это другое Я вошло в человека… вошло… в него…
   Запахи, ароматы – самые близкие из сравнений, на которые способен человек, давая характеристику чувствам, которыми не обладает – атаковали Я. Человек был на вкус, как углеводород и соли, он отдавал металлом и чудесными углеродными цепочками, удивительными смесями искусственных материалов, покрывавшими его самого и его форму. Один из его отростков был заключен в нечто другое… в углеводород и цепочку полимеров, в основе своей разительно отличавшихся от остального не-Я, можно было даже предположить, что это совершенное иное создание, не имеющее отношения к человеку.
   Нет! Это и было совершенно другое создание, оно находилось в симбиозе с первым! Оно называло себя «комелем» и служило мостиком между мыслями и памятью. Комель был на том человеке, которого помнил. Как странно и… как чудесно это!
   Зажглось, воспылало любопытство, яркое и жаркое, словно лава вулкана, оно утопило в себе Я. Потому что для Я каждое новое открытие было Событием, отметкой проистекавшего времени… Тысячи, нет… десятки тысяч Событий мелькали одно за другим, открытие следовало за открытием, лавина, масса открытий…
   Вскоре после появления человека, Я узнало, что он испорчен. Он еще функционировал, правда не очень хорошо, он был в состоянии консервации энергии, замедленного обмена веществ… однако эта странная цепочка из связанных между собой маленьких блочков, состоявших, главным образом, из кальция, которая служила для того, чтобы поддерживать его форму, его центральный сегмент, он явно был сломан, а он ведь отвечал за передачу нервных импульсов по всей его нервной системе. Другие структуры из кальция тоже были сломаны – Я сравнило структуры этого не-Я и того, которого помнило. Нет, здесь должно быть вот так… а вот эту часть надо передвинуть сюда…
   Бесчисленные отличия между людьми из памяти и человеком из Предела были непостижимы. Органы для удаления жидких отходов, например, очень сильно отличались у этого экземпляра от тех, что имели чужаки-"я", кроме того, имелось и много других отличий, растительность на его поверхности, отложения жиров. Я решило, что все эти отличия были природными по своему происхождению и нечего было их трогать, их наличие и структуры говорили, скорее, о том, что они есть следствие эволюции, но никак не признаки повреждений.
   Но на самом деле, эти два организма были идентичны. Если эти маленькое «я» могли служить ориентиром, эти человеческие системы быстро распадались. Я стало экспериментировать с ними, добавляя в них некоторые поспешно составленные молекулы и оценивая результаты.
   Да… все именно так – сюда чуточку, потом сюда, чуть-чуть углерода в эту поврежденную молекулярную цепочку…
   Шло время… Событие наслаивалось на Событие.
   Этот контакт с человеком был опасен для Я. Создание это имело внутри себя целую сеть переплетенных трубок для циркуляции жидкости во всей массе тела, жидкость эта представляла собой раствор электролита, почти идентичный по своей природе тому, что был в том огромнейшем резервуаре, который покрывал сверху часть Скалы на Пустой Поверхности. Контакт имел тенденцию разрушать электрическую активность внутри Я, вызывая неприятные ощущения, которое можно было обозначить как боль.
   Я не стало подавлять некоторые из своих внутренних рецепторов, что регистрировали боль… и научилось делать непроницаемыми те мембраны, что текли сквозь мельчайшие поры наружной оболочки человека. Чем глубже Я исследовало человека, тем более захватывающим это становилось.
   И исследуя человека, Я наслаждалось новыми воспоминаниями и толкованием их. Пользуясь этим путеводителем из воспоминаний маленького «я», Я забиралось все глубже, исследуя сложнейшие нервные переплетения… ганглии… дендриты… ацетилхолин, управлявший химическими сигналами и поднимавший волны поляризации…
   Для того, чтобы устранить все повреждения, необходимо было вырастить новые нервные ткани, молекула за молекулой заменяли они старую…
   А потом Я добралось до вершины нервной системы человека и замерло, пораженное. Я чувствовало, мыслило, помнило, взаимодействовало со всем своим телом, но отдельные части тела человека достигли высочайшего уровня специализации, Я никогда не представляло себе чего-то более сложного и такого загадочного, как мозг человека…

Глава 25

   Если ты считает Нага странными, то нам следовало бы задуматься и о том, какими странными кажемся им мы. Ну посмотрите, они видят Вселенную с нашей точки зрения наоборот, представляя ее в виде некоего вакуумного пузыря в океане монолитной скалы. Они настолько поглощены самими собой, что полагают, что они – единственные носители разума во Вселенной, что Предел – лишь единственное место во всей Вселенной и что существуют два и только два пути подмечать события каждого факта, произошедшего во Вселенной. А потом они вдруг наткнулись на нас и выяснили, что все обстоит несколько по-иному.
   Мне кажется, эти несчастные создания все же весьма преуспели во всем, что касается адаптации к разного рода странностям и неожиданным явлениям. И нам следовало бы у них кое-чему поучиться.
Научные методы ВИР-передача: интервью с Джеймом Карлайлом, 2543 Всеобщей эры

   Сознание… замутненное и затемненное болью. Дэв продирался сквозь завесы тьмы, пытаясь добраться до света… и не мог. Крутом было так темно и удушающе жарко, его спина была сломана, он вспомнил, как упал навзничь, как, барахтаясь, летел сквозь тьму и падал, падал куда-то…
   Чудо…
   Не-Скала мыслит… она чувствует… озадаченность… она действительно ощущает окружающий мир, но не так, как Я, а по-другому. Я не могу ощутить этого… и этого… и этого тоже… хотя все это существует.
   Чем было бы Я, если бы оно сначала стало существовать на Пустой Поверхности, в непохожести, которая всегда бывает спутником необъяснимых феноменов и странных сияний. Могло ли Я приобрести иную форму вследствие других условий, стать таким, какие, например, эти крохотные не-"я"?…
   И это «могло бы быть» – нечто новое, Событие, достойное тщательного изучения…
   Дэв ощущал, как все тело его наливается свинцом. Мысли его были заполнены незнакомыми, странными ощущениями сна. Сознание растворилось во мраке…
* * *
   Встреча с этим чужим «я» оказалась более шокирующей, более разрушительной для уверенности Я в своей идентичности., и месте во Вселенной, чем открытие того, что Вселенная принадлежит еще и людям. Это «я» не было продуктом Я… а другого Я, раскрытием затейливого секрета и неожиданным изумлением, даже ошеломленностью от внезапного постижения всех тайн вселенной.
   Другое Я? Можно говорить и о другой Вселенной, даже о двух или трех, хоть и не абсолютно идентичных, но, во всяком случае, очень схожих. Где-то глубоко в себе Я хранило воспоминание о предыдущих Я, пресытившихся и завершенных, далеких Я, что засылали снаряды Будущих-Я на Пустую Поверхность Скалы в Центре Вселенной; должно же быть объяснение уже позабытых странствий по Пустой Поверхности в эту часть Вселенной Скалы.
   Но такие… создания были очень далеко отсюда, от Предела, до них ни за что не добраться, они отделены и самой Пустой Поверхностью, и бесчисленным множеством Событий. Именно здесь следовало искать доказательство физического существования других Я в достижимых пределах Вселенной.
   Я рассматривало возможность однажды встретиться с другими Я, даже считало эту встречу неизбежной, однако никогда не предполагало, что местом этой встречи будет Предел, В его поставленной с ног на голову космологии, Вселенная представляла собой Скалу без начала и конца, помещенную – впрочем, это слово вряд ли объективно применимо к бесконечным категориям – над огромным Пустым Пространством не-Скалы. Потому что для данного Я Циклы вечно стремились к завершенности, заключавшей в себе миллиарды событий; в конце концов, они приходили к завершающему Событию, когда Я достигало внутренней поверхности Пустой Поверхности и подвергалось Изменению, когда облака Будущих-Я клубились над Пустой Поверхностью, повинуясь генерируемые изнутри пульсациям мощной магнитной энергии. Будущие-Я тужились над Пустой Поверхностью, в конце концов, приземляясь на какой-нибудь части ее.
   Я бросало взгляды на эту поверхность и Пустую Поверхность за пределами последней, однако впереди были еще многие тысячи событий и Изменение. И все же Я чувствовало себя близким к завершающему Событию… оно готово было уже почувствовать его вкус, пока над ним не пронеслось обжигающее Пламя, отторгнувшее так много от Я, его памяти и опыта.
   Это воспоминание заставило Я содрогнуться. Человек трепыхался на зыбкой, эластичной поверхности, полупогрузившись в нее.
   Для Я Огонь был неразрывно связан с этими… людьми, потому что оно впервые ощутило вкус его, когда его «я» выбрались на Пустую Поверхность.
   Люди, или им подобные, уничтожили многие тысячи маленьких «я», отправленных проверить и попробовать эти немыслимые концентрации чужих металлов и материалов, на ощупь казавшиеся великолепными продуктами дезинтеграции магнитных полей Скалы, удерживающиеся на краю Пустого Пространства. И люди. были там, на Пустой Поверхности, до тех самых пор, пока не пришло Пламя.
   Вполне естественно было предположить, что именно люди и вызвали это Пламя.
   И Я уже почти сомкнуло было свою железную хватку, намереваясь разделить его тело на молекулы, поглотить его.
   Но, что-то, какое-то новое из воспоминаний остановило его, призвало обдумать все и принять решение.
   Это новое из воспоминаний касалось чужих «я», и они продолжали говорить о другом Пределе, другом Я… и о людях, таких, как этот. Были и другие воспоминания… о мрачных, затененных уголках Пустого Пространства, о мириаде аспектов Вселенной, неотносимых ни к Скале, ни к не-Скале, скорее, это были особые подвиды Скалы, твердые, незыблемые, но отличавшиеся многообразием структур, поражавших разум и обозначивших странствие миллиардов отдельных Событий, больших и малых, в теплом чреве Матери-Скалы.
   Углубляясь в это исследование, Я копалось в воспоминаниях, принесенных чужими «я». Как много было в них странного, непонятного, озадачивающего, приводящего в смущение.
   Прежде всего, это можно было охарактеризовать как чудо, поскольку казалось, что Вселенная до сих пор хранила в себе мириады неожиданностей далеко от Предела, такого знакомого, привычного, уютного.
* * *
   Дэв знал, что Империя – враг. Империя разрушила его семью, обязав его отца развестись с матерью, чтобы заполучить возможность обзавестись социально приемлемой супругой, обеспечившей ему доступ в высшие командные сферы Империи. И пост этот, в конечном итоге, привел его к позору, военному суду, к самоубийству. Мать Дэва еще была жива, однако после проведенной над ее психикой реконструкции, превратилась в странную, недоверчивую, нелюдимую особу. А брат Дэва… где теперь был Грег?
   Дэв вынужден был заняться поисками новой семьи для себя…
   Семьи? А что вообще есть семья? Впечатление собравшихся вместе «я», но нечто более определенное, более… независимое. Не отражения и эхо Я, а каждое Я, сознающее свое право быть им.
   Поразительно.
* * *
   Сражаться против Империи. Не во имя отмщения, хотя поначалу именно отмщение было главным движителем. А потому, что Империя – несправедливость. Потому что душила индивидуальность, людские цели, Богом дарованное право предпринимать попытки и совершать ошибки, учиться на них и предпринимать новые попытки.
   Потому, что она уничтожает барьер, отделяющий человека от машины.
   Потому что старается навязать лишь один тип существования, один способ восприятия культур, столь не похожих друг на друга, как североамериканская и кантонская, японская и джуаниекундан, латиноамериканская и Северная хинди.
   Потому что она несостоятельна, потому что утверждает торжество боли, принося индивидуальность в жертву конформизму.
   Потому что ни одно из правительств не имеет права властвовать над душами и разумом людей.
* * *
   Правительство. Конформизм. Индивидуальность. Странные мысли, чужие, непостижимые.
   Однако теперь Я могло ясно ощущать и услаждаться этой ясностью потока мыслей. Тот комель, что человек обернул вокруг своей… руки… был поглощен, его черты подвергнуты анализу, выяснены его цели. То, для чего был создан комель, – чтобы перебросить мостик между двумя разными типами мыслящих существ, – Я уже постигло.
   Но даже если доведенные до совершенства мыслительные аппараты обоих были настроены друг на друга, как все-таки могло Одно понять Другое, того, кто не мог ощутить те же аспекты окружающей Вселенной… или же разница в способе ощущения их так же велика, как велика разница между Скалой и не-Скалой?
   Что произойдет, если здесь применена… нейростимуляция?
* * *
   Внезапно Дэв очнулся… совершенно бодрым, хотя и не мог сразу же точно определить, закрыты ли его глаза или нет, поскольку его по-прежнему окутывала давящая тьма. У него было такое ощущение, что он лежал на водяном матрасе, хотя мягкие волнообразные движения под ним как будто бы не совпадали с его собственными.
   Спина…
   Он вспомнил о тех последних минутах ужаса, он помнил о той резкой боли в спине, пронзившей все его существо, после чего была уже только пустота в нижней части тела, словно она исчезла.
   Хорошей, опытной команде инженеров-соматиков ничего бы не стоило вновь в два счета поставить его на ноги, но… откуда им здесь быть?
   Предчувствуя самое страшное, он попытался пошевелить пальцами ног… и тут же почувствовал, что они двигаются!
   Облегчение, которое он испытал, убедившись, что ноги его целы и невредимы, было неописуемым, но эта захлестнувшая его волна радости длилась до тех пор, пока ему не пришло в голову, что даже ампутация вызывает у человека, лишившегося конечностей, долгие фантомные боли и ощущения наличия их. Так что же было с ним?
   Он обеспокоенно сунул руку вниз и… нащупал свою собственную ногу. Дэв готов был плакать от счастья. Боль куда-то исчезла, но в груди по-прежнему ощущалась тяжесть, будто на нее навалили целую кучу мокрой глины.
   Что было на его груди! Что-то мягкое на ощупь. Что же это такое?
   Дэв прекрасно помнил все, что предшествовало его падению в омут с Нага. Он был в туннеле, потом упал на эту массу ксенофобов.
   Волна страха прошла по нему и… внезапно исчезла. Он был жив и, судя по всему, даже не ранен. Он чувствовал, что перегретый воздух от" давал серой, но никаких затруднений дыхания это у него не вызывало.
   И сейчас ему вспомнились те удивительнейшие видения…
* * *
   Сложность сознания очнувшегося Дэва Камерона восхищало даже больше, чем поразительный химический состав его бездыханного тела, когда он пребывал в беспамятстве. Каким же сложнейшим, затейливым узором рассыпались мысли в его мозгу, как удивительно было наблюдать за этими приливами и отливами нервных потоков, направляемых с самой вершины его мозга, растекавшихся потом по всей поверхности коры головного мозга, ощущаемых как волны взаимозависимой чувственной образности.
   Я чувствовало… странность… Внутри этого создания, называвшего себя Дэвом Камероном, гнездилось столько всяких образов, множественных Я внутри единого создания, так сильно связанных друг с другом, даже проникших друг в друга, что порой трудно было отличить, где кончается одно и начинается другое. Этот Дэв Камерон решил бороться за то, что он называл «свободой» против угнетателя, называемого «Империей»; был и другой Дэв Камерон, холодный, расчетливый, трезвый логик, до сих пор жаждущий – это можно назвать лишь так – другого человеческого существа по имени Катя Алессандро.
   Один поток внутри другого, одна мысль в другой. Это комплексное бытие воплощало в себе две ипостаси – Одного и Многих.
   Мозг Дэва Камерона был поделен на две части, каждая из которых управляла и контролировала разные виды информации по-разному. Странным была и эта сеточка из необыкновенно чистых металлов, которая покрывала и пронизывала различные участки мозга, эти керамические и аллоевые узлы, вживленные в мозг и в ладонь, переплетенные с нервами, причем способ этот был явно заимствован из нанотехнологии. Вначале Я даже показалось, что это переплетение имело природное происхождение, но при более пристальном рассмотрении выяснилось, что это было чем-то таким, что решили добавить к организму снаружи. Любопытно. Люди не были наделены от природы нанотехнологическими способностями, но вынуждены были разработать эту технологию и обзавестись чем-то вроде особых протезов.
   Славно они доработали, если смотреть на это со стороны. Но многое нуждалось в усовершенствовании. Если бы у них имелись более прочные связи между правой и левой половиной мозга, например…
   Как это…
* * *
   Дэв с неудовольствием ощутил, что мысли его были какими-то слишком ясными, необычно и непонятно точными, слишком… созидательными. У него никогда не возникало подобных ощущений, этого опьяняющего, почти вызывающего головокружение состояния, словно его разум несся куда-то во весь опор, поначалу даже пугавшего его.
   Кроме того, идеи… Внезапные. Блестящие. Вдохновляющие. Может, это галлюцинации?
   Вероятно, он действительно сошел с ума. Однажды он где-то слышал о том, что шизофрения как раз и есть неспособность контролировать внезапные скачки мыслей.
   И все же, если это и было безумие, то оно носило ярко выраженный творческий характер и было приятным. Переживаемое им сейчас можно было сравнить с тем подъемом, который он испытывал тогда, когда полностью был присоединен, когда ему подчинялась вся неистовая мощь «Шагающей», слившейся с его телом, когда он сливался с ИИ высокого уровня. Но сейчас-то он присоединен не был…
   Или все же был?
   Он был соединен с… чем-то.
   Углубясь в себя, он понял вдруг, что это Нага, и в момент какого-то озарения осознал и то, что все это результат его вмешательства. С легкостью, свойственной лишь игре воображения, но и с отчетливостью, которая сопутствует осмыслению реальности, перед его внутренним взором предстало все причудливое многообразие связей, тонкое, тончайшее, не толще нескольких молекул, которое теперь пронизывало его тело вдоль и поперек, в особенности сгущаясь вдоль его центральной нервной системы и концентрируясь в мозге.
   Паутинки растительности, культивированной Нага, низвергнулись пушистой массой с его лица на грудь. Оказывается, то тяжелое, что навалилось на его грудь, было особой, выращенной Нага супраклеткой, источником чужой растительности, состоящей почти полностью из нанотехнических органоидов, и к ней тянулись эти странные, напоминавшие нервы волокна.
   Сначала они показались Дэву особым видом грибка, бесчисленными разветвляющимися гифами, нитями грибницы, питавшимися им, его телом… но прежде чем наиболее примитивная часть его разума успела отреагировать на этот ужасающий факт, его осенила вдохновенная мысль, принесшая с собой полное понимание намерений Нага. Да, он был частью Нага, точно также, как и Нага были частью его самого.
   И не нужно было бояться этого, ведь Нага движимы лишь одним – узнать. Как и он сам.
* * *
   Вселенная чудес, вывернутая наизнанку. Скала, как… мельчайшие глобулы, плывущие в нескончаемом море не-Скалы. Радиация… длина волны укорачивается, постепенно удаляясь от знакомой, убаюкивающей теплоты и долгих, неопределенных изысков радиации. Открытие! Электромагнитный спектр растянулся намного дальше известных пределов!