Кейт Уильям. Шагающая смерть

   Катя, все еще остававшаяся подключенной, смотрела в усыпанную звездной пылью бесконечность. Со всех сторон ее окружал Черный Вакуум, пустота, с которой ей еще не приходилось иметь дело. Конечно, ей случалось видеть космос и раньше, когда она работала на борту космической станции или выводила на орбиту транспортные корабли. Но при этом часть небосвода всегда занимали планеты, дающие достаточно света, чтобы можно было сориентироваться и определить свое местоположение в пространстве.
   Однако ситуация, в которую она попала на этот раз, отличалась от всех предыдущих. Посредством сенсоров судна она не видела ничего, кроме далеких звезд и слабой измороси Млечного Пути, выписывающего на небе невообразимой величины окружность. Она пережила жуткий момент, хотя и не знала, сколько он длился, – секунды, часы или даже сутки. Ей казалось, будто она падает в пустоту, а темнота все плотнее обступает ее, сжимая круг…
   Шансы на спасение расценивались как один против миллиона. Корабли, затерянные в Божественном Океане, могли быть обнаружены по следам пульсирующей интерференции, которые оставляли за собой. В беспорядочном шуме космоса они отмечались как колебания квантовой энергии. Это было подобно упорядоченной кильватерной струе, что остается за кормой корабля. Внезапное исчезновение кильватерной струи «Каибуцу Мару» было зафиксировано другим кораблем, независимым торговым судном «Эндрю Сен-Джеймс». Запись об инциденте они внесли в судовой журнал, и когда десять дней спустя купец прибыл на 26-ую Дракона, о случившимся было доложено в диспетчерскую космического транспорта Новой Америки. Через четыре дня после этого, прочесывая зону, в которой потерялось судно, вместе с небольшой флотилией поисково-спасательных кораблей, в четырехмерное пространство провалился имперский эсминец «Асагири» и запеленговал сигнал терпящего бедствие «Каибуцу».
   После спасения Катя неделю провела в больнице. Шли разговоры о психореконструкции и добровольной избирательной амнезии. Она пережила такой сильный стресс, что к обычной жизни могла вернуться только при условии, что память об этих событиях будет стерта. Но она переборола себя. В тот день в кабинете она сказала Дэву правду. Все были уверены, что она оставит службу и вернется на ферму. Катя, однако, отказалась сделать это. Вместо этого она попросила перевести ее в пехоту. Имея три вживленных разъема и опыт вождения звездолетов, она вступила во Второй Новоамериканский полк народного ополчения.
   Шесть месяцев спустя полк был переведен к другому месту дислокации. Гегемония вела политику, весьма поощряемую властями Империи, суть которой сводилась к тому, чтобы ни одно воинское подразделение никогда подолгу не задерживалось в одном месте. Это было верное средство профилактики слишком тесных связей между военными и гражданским населением. Кроме того, появление на 36-ой Змееносца С II, то есть Локи, ксенофобов требовало значительного подкрепления местных сил. Таким образом Второй полк Новой Америки стал Пятым полком, известным больше под именем «Молоты Тора». Они прибыли на Локи как раз вовремя, чтобы принять участие в кампании при Йотунхеме.
   С тех пор Катя была счастлива. За это время от рядового она выросла до командира взвода, а за шесть месяцев до появления здесь Дэва стала командиром роты. Но она так и не смогла забыть звезд, открывшихся ее незащищенному взгляду на терпящем бедствие «Каибуцу». Поэтому она не переставала радоваться тому факту, что ночи на Локи всегда были пасмурными, а небо затянуто сплошной облачностью. Она по-прежнему ненавидела темноту. Тут до ее сознания дошло, что кто-то произнес ее имя.
   – Прошу простить меня.
   Варней, вскинув одну бровь, недоуменно сверлил ее взглядом.
   – Я спросил, не хотите ли вы что-нибудь добавить, уже сказанному, капитан Алессандро?
   Она немного помолчала, собираясь с мыслями, которые так далеко увели ее от слушания дела.
   – Да, полковник. Я хотела бы напомнить комиссии о том, что даже в том случае, если бы младший офицер Камерон сумел открыть огонь, результат не слишком бы отличался от полученного. Вы не хуже меня знаете, что «Призраки» не в состоянии противостоять «Кобре», находящейся в боевой готовности. Если уж на то пошло, то это был мой просчет. Мне не следовало подпускать легкие машины так близко к выходу из тоннеля.
   – Согласно записям ваших разговоров, – сказал Варней, – вы дважды приказывали лейтенанту Лейниер покинуть зону кратера. Второй страйдер, находившийся под командованием лейтенанта Карлссона, сумел выйти невредимым, не так ли?
   – "Рысак" получил серьезные повреждения, сэр. Я совершенно согласна с вами, Руди умудрился выйти сухим из воды. Рота пришла на помощь и уничтожила как саму «Кобру», так и гамма-фрагменты, нападению которых подверглась машина Руди.
   – Кадет Камерон, вам есть что добавить к уже сказанному? – спросил Варней.
   – У меня нет оправданий, сэр. – Его взгляд встретился со взглядом Кати.
   – Я не справился с ситуаций. Я виноват, и очень сожалею об этом.
   – Напоминаю вам, кадет, что мы собрались сюда не для того, чтобы судить вас. Я склонен присоединиться к мнению капитана Алессандро, что примени вы лазерное орудие, результат был бы таким же, если иметь ввиду гибель лейтенанта Лейниер. Более того, я считаю, что вы сами также погибли бы, если бы приняли бой с «Коброй», а не решили катапультироваться. Ваши действия были верными относительно решения о катапультировании, поскольку вы приняли его после того, как узнали, что управление страйдером больше невозможно. Но в данный момент мы не обсуждаем правильность ваших действий. Сенсэй, вы можете что-нибудь добавить?
   – Да, – ответил японский специалист. Это был человек почтенного возраста, хотя прожитые годы в большей степени отразились в его глазах и собравшихся вокруг них морщинках, чем в усталых чертах лица и дряблой коже.
   – Прошу вас обратиться к вашим ладонным интерфейсам.
   Катя положила ладонь на встроенную в крышку стола панель. Перед ее мысленным взором возникла вереница быстро сменяющихся данных. Тем временем Суцуми комментировал каждый показатель.
   – Я просмотрел результаты последних тестов кадета Камерона. Выяснилось, что вместо техномегаломании, отмечавшейся раньше, у него появилась отчетливая тенденция к технофобии. Этот показатель поднялся с отметки ноль целых две десятых до отметки один. Индекс беспокойства вырос у него до отметки три. К этому следует прибавить растущий синдром преследования и врожденное недоверие к властям. Нетрудно догадаться, что у него возникло ощущение, словно его жизнь перестала безраздельно принадлежать ему самому. Власть имущие оказывали на нее значительное влияние, подавляли его. Обратите внимание на противоречивость его чувств к отцу: гордость и восхищение, с одной стороны, разочарование и обида, с другой…
   Катя слушала комментарии психометриста со все возрастающим смущением. Тот с такой откровенной прямотой продолжал перечислять список сделанных им наблюдений, словно подвергшийся анализу человек не находился с ним в одной комнате.
   – Таким образом, – подытожил Суцуми, – становится ясно, что кадет Камерон имеет большие трудности с концентрацией внимания в условиях стресса. И если в условиях имитации военных действий он неплохо справляется с заданием, в реальности, когда в трудной ситуации нужно оперировать с цефалосвязью, от него можно ожидать заторможенности. Не исключена вероятность, что сейчас он испытывает страх перед цефлинком. Кроме того, как я уже говорил, к начальству он питает неприязнь, недоверие и считает, что к нему несправедливы. Что касается меня, то я бы сто раз подумал, прежде чем разрешить ему цефлинк любого рода и с любой машиной.
   – Кадет Камерон, что вы можете сказать на это?
   Дэв выглядел таким усталым, что, казалось, еще минута, и он пошатнется и упадет на пол, не сходя с места. Несмотря на то, что одна из ручек его кресла также была оборудована встроенным интерфейсом, он даже не удосужился положить на него ладонь, чтобы ознакомиться с данными его тестирования, представленными Суцуми.
   – Мне больше нечего добавить, полковник, – сказал он. – Как я понимаю, я уже конченный человек, ведь так?
   – Это нам еще предстоит выяснить. – Но голос Варнея прозвучал не слишком убедительно.
   Окончательное голосование закончилось со счетом три против двух. В меньшинстве оказались Катя и младший лейтенант Хейган. Было принято решение перевести его в немоторизованную пехоту и не рисковать еще одним уорстрайдером. Приписан он будет ко Второму полку «Ульвенвакт» – «Волчьей гвардии» – расквартированному в Мидгарде. По возможности ему постараются найти место в нестроевой службе. Варней пообещал устроить его в мотоотделение полка. Уж очень хорошо проявил он себя, обрабатывая силикарбом внутренности уорстрайдеров.
   Приговор Дэв Камерон выслушал без эмоций, хотя лицо его было очень бледным. «Интересно, о чем он думает?» – спрашивала себя Катя. Ее удивила собственная реакция, чувство обиды и утраты. Тами Лейниер, умершая кошмарной смертью, была ее подругой. Ксенофоб разъел броню ее модуля и добрался до нее прежде, чем она успела катапультироваться. Катя не могла умерить свой гнев к человеку, который струсил и катапультировался, бросив ее одну. Однако теперь этот гнев прошел. По всей видимости, решила Катя, у нее был один существенный недостаток: ее всегда беспокоили брошенные и сироты. Возможно, Дэв Камерон разбудил в ней материнский инстинкт; может быть, их связывали одинаковые воспоминания о Божественном Океане, – синем свете, удерживающем Тьму на расстоянии вытянутой руки. Или, может быть, – нельзя было исключать и такую возможность – парень просто понравился ей, и она хотела, чтобы у него все сложилось хорошо.
   Она нагнала его в проходе за пределами здания вскоре после того, как слушание завершилось.
   – Дэв? С тобой все в порядке?
   Он бесстрастно посмотрел на нее.
   – Послушай, Дэв. Еще не все потеряно. Я все еще могу…
   – Забудьте обо всем, капитан. Мне не нужна ваша помощь.
   – Но…
   – Я сказал, забудьте!
   На одно мгновенье ей приоткрылось что-то, что скрывали его глаза, что-то темное и пугающее.
   – Я устал от борьбы. Как бы ваши люди со мной ни поступили, меня устроит все.
   «Ваши люди». Вдруг он ей показался таким одиноким.
   – Но что ты будешь делать? Что бы ты хотел делать?
   Его ответ больно резанул слух.
   – Выжить!

Глава 11

   Вдоль строя нашего сержант прошел и, плюнув в пол, сказал:
   «Такого сборища ослов я сроду не видал. У Морган Холда никогда вам не разбить врага».
   Бедняга! Он не знал тогда, как честь нам дорога!

«Баллада о Морган Холде» Солдатская песня, 2518 год Всеобщей Эры

   Дэв сидел в отсеке с низким потолком, залитым красным светом, на сиденье, обивка которого уже порядком поизносилась. Его окружали товарищи по оружию, такие же, как он, пехотинцы. Отсек раскачивался, колыхаясь сообразно спокойному ритмичному движению, сопровождаемому приглушенным шипением, скрипом и топотом огромных ножных приводов.
   – Эй, люди, вы слышали последние «байсы»? – спросил рядовой Хэдли, прижимая к себе ствол «Интердинамика» PCR-28, зажатого у него между коленями, скорострельного 4-миллиметрового ружья с магазином, вмещающим две сотни безгильзовых бронебойных патронов. – Ксены пробуравились сегодня в сотне км от Мидгарда!
   – Метан тебе в глотку, Хэд, – невесело усмехнулась сурового вида женщина, сидевшая напротив него. – В радиусе тысячи верст ксенами даже не пахнет. Если не считать твоих мозгов.
   Дэв откинулся на спинку сиденья и присоединился к дружному гоготу и хору последовавших шуток. «Байса» было искаженным вариантом слова «уваса», что на нихонго означало: «слухи», «треп». Это занятие было любимым времяпрепровождением солдат срочной службы. Темы трепа, как правило, были легко предсказуемы и не отличались большим разнообразием. «Куда нас посылают?», «Когда мы уезжаем?», «Что творится в мире за пределами нашего тесного круга?»
   Всего их было двенадцать человек, составлявших третье отделение первого взвода роты «Браво» второго полка «Ульвенвакт». Первое, второе и четвертое отделения взвода размещались в других отсеках, имевшихся в брюхе огромного VbH Zo, бронированного шагающего транспорта личного состава. «Zo», что на нихонго означало «слон», имел четыре ноги, шагал вразвалку, раскачиваясь из стороны в сторону, что доставляло определенные неудобства. Но, с другой стороны, этот вариант передвижения по каменистой неровной поверхности был самым плавным и имел явные преимущества перед остальными видами транспорта на колесном и гусеничном ходу. На пересеченной местности он позволял передвигаться со скоростью до пятидесяти километров в час.
   Служба Дэва в мотоотделении полка в качестве техника продлилась всего одну неделю, затем он обратился с просьбой перевести его в боевое подразделение. Причины такого поступка стали известны позднее. Рота «Браво» с радостью встретила его прибытие. Очень немногие мужчины и женщины в пехоте могли похвастаться наличием трех имплантированных разъемов для цефлинка. З-разъемы были необходимы для владения плазменным оружием.
   Дэв держал в руках шлем и длинное, сложное устройство, именуемое плазменным ружьем. Он переводил взгляд с одного лица на другое, с интересом рассматривая своих новых товарищей, «камератов», как говорили уроженцы Локи. В полном боевом вооружении и доспехах, но без шлемов, которые они держали на коленях, его боевые соратники сидели в два ряда, по шесть человек в каждом, лицом друг к другу, плечом к плечу, касаясь друг в друга коленями. На их лицах был написан целый спектр эмоций, от страха до ликования, от скуки до полной отрешенности. Двое из новых товарищей, пользуясь преимуществом способности бывалого солдата спать при каждой удобной возможности и в любых условиях, забыв обо всем, сладко посапывали.
   По мнению Дэва, общим для всех было выражение скуки, правда, он не знал, была ли она показной или настоящей. Двое – Кулоскович и Далке – выглядели возбужденными, а один юнец, Виллис Фальк, был по настоящему испуган. Дэв попытался проанализировать собственные чувства. Конечно, страх был, но и возбуждение тоже. Еще тоска. Больше всего он желал, чтобы они справились с тем, что им предстояло сделать. Эта тесная, обитая сталью камера вызывало в нем клаустрофобию.
   Он сделал глубокий вдох. В воздухе висел запах машинного масла, пота, металла и страха. Странно, но с «Волчьей гвардией» он впервые за четыре недели почувствовал себя в своей тарелке, почти как дома. Такого ощущения у него не было давно, и так хорошо ему не было нигде, ни в одном из воинских подразделений, куда он раньше был приписан. В роте «Браво» его приняли сразу и «зеленые», и «коричневые», приняли как своего. «Коричневыми» называли ветеранов, имевших солидный боевой опыт, это название им дал цвет хаки, который имела униформа. «Зеленые» тоже носили униформу цвета хаки, но они были зелеными в смысле отсутствия опыта. Так называли стажеров, присланных в роту для завершения воинской подготовки, теории и практики военного дела. Это были новички, которые останутся новичками до тех пор, пока не примут боевое крещение.
   Его положение в этом смысле было уникальным: он уже принимал участие в боевых действия, хотя и не в составе роты «Браво». Поэтому он, по идее, должен был считаться «зеленым» до тех пор, пока не докажет, чего стоит, с другой стороны, он уже снискал уважение со стороны ротных «стариков». Тот факт, что в своем первом бою он облажался, казалось, не имел здесь никакого значения. Это случается с каждым, сказали ему «старики». Имело значение только то, что он уже понюхал порох.
   Со своей стороны, Дэв обнаружил, что перевод принес ему значительное чувство облегчения. На протяжении двух месяцев все его мысли были заняты двумя жизненно важными проблемами: сможет ли он каким-то образом добиться перевода во флот? Сможет ли он соответствовать требованиям Базы и сумеет ли избежать судьбы «леггера»?^[12]
   Он никогда не получит назначения ни на одну машину. Теперь он знал это наверняка. Причиной тому был теперь не только его ТМ-показатель, но и то, что он подвел своего напарника, когда проклятая «Кобра» пошла в атаку. Этот факт, в первую очередь, убедил его в том, что он начисто лишен качеств, называемых внутренней дисциплиной, правильным настроем, мужеством, в конце концов, так необходимых для управления любой военной машиной на всей территории Локи, начиная от Тауэрдауна и кончая Куполом Тристана, не говоря уже о звездолетах.
   Теперь по воле случая он стал леггером, хотя, насколько он понял, его новые товарищи никогда не называли себя этим именем. И теперь, когда боль и страх ожидания прошли, он обнаружил, что жизнь в пехоте вовсе не была такой отвратительной, как ему представлялось. Стремление к совершенству, физическому и нравственному, кончилось. Теперь он был нито-хай, т. е. рядовой второго разряда. И это его вполне устраивало. Большую часть времени Дэву приходилось проводить в обычных для солдата строевой службы спешке и ожидании, в выполнении заурядной рутины, которая не слишком изменилась со времен Саргона Великого. И если Дэва нельзя было назвать счастливым, то, по крайней мере, впервые с момента своего прибытия на Локи, он находился в состоянии мира с самим собой.
   Но страх оставался, как оставалось и чувство вины. Он видел, как из-под обломков «Рысака» извлекали тело Тами Лейниер. Не слишком многое уцелело от него: верхняя часть торса, обрывки одежды и обрубок ноги, спекшийся с обивкой сиденья; проклятый ксен проник в модуль и превратил большую часть ее тела в дым.
   Шок, вызванный происшедшим, был настолько велик, что он был не в силах выступать в свою защиту на дознании. Факты – данные, полученные из банка его персональной памяти, – говорили сами за себя. Даже по прошествии трех недель он не мог вспоминать о том жутком зрелище, о тошнотворном запахе дыма без содрогания.
   Наконец он достиг того состояния, когда, по крайней мере в мыслях, перестал винить себя в смерти Тами Лейниер. Но ему было невыносимо осознавать, что он струсил и бросил ее, а теперь спасал свою шкуру, мирно пристроившись в техническом подразделении пехотного взвода и латая пострадавшие страйдеры. И мысль о том, что он ничем не мог ей помочь, никак не облегчала его состояния. Муки совести немного ослабли только после того, как он вызвался добровольно служить в пехоте. Только страх перед самым худшим помог ему прогнать преследовавший его призрак Лейниер.
   Кто-то из сидящих впереди начал мурлыкать какую-то песенку, мотив показался Дэву знакомым, и он попытался припомнить слова. Вот уже два дня, как по казарме ходили слухи. Поговаривали о том, что где-то на севере Мидгарда ксены прорвали оборону. Попытка остановить их силами другого локианского полка страйдеров, «Копья Одина», не увенчалась успехом. Поговаривали, что ксенофобы направлялись теперь в сторону Мидгарда и небесного лифта, и все попытки разбить их с помощью аэрокосмолетов и скомплектованных на скорую руку страйдерных команд проваливались одна за другой. На пути следования ксенофобов был уничтожен ряд оборонительных позиций Локи. Самая северная из них, находившаяся в двадцати километрах от Асгарда, носила название Норвежской линии. Ее обслуживали космодром и центр по производству наносредств под названием Норвежская база. В десяти километрах к югу от нее располагалась Шведская линия, непосредственно за которой находился сам Мидгард. Недоумение вызывало то, что в эту мясорубку зачем-то понадобилось бросить пехотинцев. Что толку было от солдат немоторизованной пехоты на войне, где все решают сила, скорость и огневая мощь? Такими качествами обладали только уорстрайдеры.
   Песню затянула ефрейтор Лепински, хорошенькая темноволосая девушка. Остальные присоединились к ней, когда она запела вторую строку.

 
И ксены из глубин земных на Аргос шли в поход.
Чернела вся земля от них, трубач трубил отход.
Но Морган вел пехоту в бой, не стал он выбирать —
Прикрыть товарищей собой иль от врагов бежать.
 

   Песня называлась «Баллада о Морган Холде». Он уже слышал ее раз или два, когда еще находился на Базе, хотя пилоты страйдеров никогда не пели ее. Дэв заметил, что Фальк тоже поет вместе со всеми. Глаза его были широко раскрыты, а лоб покрыт бисеринками пота.
   «Морган Холд», под этим названием была известна битва против ксенов, имевшая место много лет назад на Геракле, третьей планете Мю Геркулеса. На протяжении трех веков обитали на ней колонии, занимающиеся формированием пригодных для людей планетных условий. Внезапный набег ксенофобов в 2515 году стер с ее лица удаленные поселения и расположенный в их окрестностях завод по преобразованию атмосферы. В те времена ксенофобная опасность еще была в новинку, и очень немногие миры Шикидзу могли похвастаться вооруженными силами и военной техникой, которые могли бы стать серьезным препятствием на пути пришельцев. Из Вооруженных сил на Геракле был только один батальон Имперских десантников и две роты 62-го пехотного полка Гегемонии, солдаты которой имели задание сохранять порядок в обезумевшей от страха столице планеты Аргосе.
   Как поется в песне, уорстрайдеры отступили до начала битвы. Погрузив свою тяжелую технику на небесные лифты, они поднялись на синхроорбиту, бросив колонию на произвол судьбы. Их командир, полковник Нагай, приказал отступить и пехотинцам под командой Дэвида Моргана. Но Морган и большинство его солдат, отказавшись подчиниться приказу, предпочли стоять насмерть.

 
Но нам наплевать на трусливый приказ, и мы не хотим отступать,
И Морган сказал, что в последнем бою должны мы себя показать.
Присягу нарушив и клятву поправ, как заяц, бежал самурай.
Наш вызов остаться и вместе сражаться не принял трусливый Нагай.
 

   Аргос стал классическим примером проведения пехотинцами обороны при превосходящей силе противника. Триста восемьдесят восемь солдат пехоты окопались на горе Атос в районе базы полуострова, где ждали появления неприятеля.

 
Уорстрайдеры дрогнули, только пехота за все заплатила сполна.
Мы насмерть стояли, позиций не сдали, и фобов разбилась волна.
Четыре нас сотни отважно сражались той ночью на Аргос-горе,
И только шестнадцать живых пехотинцев спустились вниз на заре.
 

   Морган Холд занял достойное место в анналах истории, встав в один ряд с такими сражениями, как сражения при Фермопилах и Аламо. На протяжении двух кровавых недель мужчины и женщины 62-й отражали одну за другой атаки альф и гамм ксенофобов, рвущихся к Аргосу. Хотя в конце концов несколько ксенофобных машин все же прорвали оборону и вошли в город, ратный подвиг пехотинцев помог выиграть горожанам бесценное время и завершить эвакуационные мероприятия. В живых осталось только шестнадцать солдат Моргана, которые последними из людей покинули планету, поднявшись на небесном лифте. Через час после того, как они оставили оборонные позиции, взорвалась оставленная ими термоядерная бомба мощностью в 500 мегатонн. Город Аргос перестал существовать, и ксенофобы не смогли выйти на синхроорбиту. Морган погиб на третий день.

 
В Дворце Небесном золотом не видеть не могли,
Что мы сражались до конца и честь уберегли.
Так трижды прокричим «ура» в честь
Моргана бойцов, – простых вояк, как ты, да я – отважных молодцов.
 

   Командование Гегемонии не жаловало «Балладу о Морган Холле». У японцев она вызывала досаду, напоминая им о том позоре, которым они себя покрыли на Геракле. Ходило немало жутких историй о том, какое наказание понесли отдельные солдаты и даже целые воинские подразделения Гегемонии за то, что распевали балладу, и даже за то, что в банках данных персональной памяти имели ее слова. Но испокон веков солдаты считали своим Богом данным правом жаловаться на тех, кто стоит над ними. Большинство военных начальников, в первую очередь низшего звена, понимали, что солдатам необходимо давать возможность выпустить пар, поэтому делали вид, что ничего не слышат и не замечают. Даже спустя двадцать пять лет после битвы, получившей название «Морган Холд», одноименная баллада, не имевшая никакой музыкальной ценности, тем не менее продолжала пользоваться подпольной популярностью.
   Пол бронированного шагающего транспорта (БШТ) затрясся от выпущенной очереди.
   – Это тридцатка, «майк-майк» АП, – заметил чумазый на вид рядовой, сидевший в конце ряда. Он поднял глаза к низкому потолку отсека. – По всему видно, спинная башня засекла цель.
   БШТ был похож на квадратное безголовое животное, с установленной на спине плоской орудийной башней. Когда начинала строчить АП, автоматическая пушка, это означало, что противник находился в чертовски опасной близости. На мгновение все находившиеся в отсеке солдаты замерли и прислушались, стараясь уловить иные звуки, кроме стрекота орудия. Дэв страшно пожалел, что не мог видеть, что творится снаружи. Отсутствие возможности оперативного контакта в этом примитивном транспорте сводило его с ума.