Если бы только поговорить с ним еще хотя бы раз, попробовать убедить…
   Жаль, что она даже не оставила записки, но, конечно, ее тело никто никогда не найдет, никто не разгрузит ее ОЗУ. Навсегда в этой ловушке, глубоко под землей, в живом аду, в раскаленном мраке.
   «Там, наверху, есть люди, такие же, как я, которые могут поговорить с тобой, – сказала она тьме. – Ты можешь договориться с ними, остановить тех, кто хочет уничтожить тебя».
   Руки и ноги налились свинцом. Катя упала на колени, контакт с ксенофобом прервался. Подняться она уже не могла…
   Воздуха не осталось. Удушье сорвало крышку с подвала подсознания, и оттуда вырвалась и затопила Катю волна страха и ужаса. За ними навалился кошмар клаустрофобии. Катя судорожно сжала пальцы, из груди рванулся крик, но маска не пропустила его. Красный огонек дрогнул, и какое-то мгновение она еще смотрела на него, не мигая, словно боясь, что вместе с ним исчезнет последняя связь со светом, жизнью, рассудком… а затем ее поглотила тьма, и, падая вниз лицом в теплую невидимую слизь, Катя уже не заметила, что и этот огонек погас.

Глава 20

   Ксенофобы – прирожденные химики, подлинные волшебники, когда нужно разложить что-то или синтезировать атом за атомом. Если нам когда-либо удастся узнать их секреты, мы поймем, что нанотехнология людей безнадежно устарела.
Из доклада Совету по освоению Космоса, Дэвис Камерон, 2542 год

   Щупальца-анализаторы исследовали нечто, знакомясь с его странным химическим составом. Человек… так оно себя называло… представлял из себя единое целое, напоминающее клетку, вот только массой в 60 раз больше. На него пахнуло сыростью, и Сам отпрянул, хотя и с опозданием – соленая вода успела куснуть его.
   Человек имел многослойную организацию. Внешний слой – искусная оболочка, переплетение серебряных, медных и других металлических нитей. Следующий слой – чисто органический, крепкий, но упругий и невероятно сложный по строению. Нити анализатора проникли в этот второй слой, зондируя, пробуя, сканируя. Углерод, азот, сера, вода, фосфаты…
   Удивительно. При всей своей непохожести этот нечто-человек во многом был близок Единому по химическому составу тела. Те же элементы, но в ином процентном содержании. Правда, например, никеля или германия, присутствующих в Едином, в человеке обнаружить не удалось. Кремний, железо, медь – все это Сам имел в своих тканях в значительных количествах. Они образовывали внутреннюю электрическую коммуникационную сеть, а также комплекс внутриклеточных нанотехнических машин.
   Обмен веществ также происходил иначе. В то время, как Сам превращал тепло в энергию и строил ткани из элементов скальной породы, человек разлагал сахар и другие поглощенные соединения, пользуясь при этом кислородом, полученным из окружающей его не-Скалы. Протеин в клетках, переносимый электролитическим циркулирующим потоком, распределял в организме кислород и уносил продукты распада. Странно…
   Но на базовом химическом уровне черт сходства Единого и человека было гораздо больше, чем различий. Одно из органических продолжений человеческого тела оказалось окутано особой тканью. Она тоже состояла главным образом из углерода, азота, кислорода и водорода. Сам не смог отнести ее к человеку. Может, это и есть «плохой» человек? Или что-то совсем другое? Как и Сам, она поглощала тепло, превращая его в энергию. Анализаторы проникли в маску на теле человека, опознали в ней трансляторную программу. Несомненно, искусственного происхождения органический симбионт, предназначенный для содействия прямой нейронной передаче между человеком и Единым. Комель.
   Чудо!
   Крайне любопытно. Сам никогда и представить не мог, что во Вселенной существует такое многообразие. До сих пор она состояла для него только из Скалы и не-Скалы. Комель служил ключом к тем образам, что проплывали сейчас через сознание Единого.
   Сам проник глубже. Нанотехнические нити толщиной в одну-две молекулы протянулись из массы клеток, обволакивающих человека, почти невидимые волоски проскользнули через защитные слои, пронзили ткани, вошли в тело, анализируя, передавая информацию.
   Клетки… не те огромные, способные к отделению, тягучие, составляющие тело Единого, а мельчайшие, настоящие чудеса химии. Цитоплазма, ядро. Рибосомы, митохондрии, нуклеотиды. ДНК, РНК… Сам, конечно, не знал терминологии, он анализировал химический состав. Все это было совершенно непохоже на прежний опыт, но он все же понял принцип и догадался об остальном. Некоторые аспекты человеческой физиологии полностью прошли мимо внимания Единого. Понятие пола, например, оказалось за гранью его представлений, репродуктивные органы и процесс размножения остались загадкой.
   Особый интерес представляли искусственные имплантанты в органе, который человек называл мозгом, хотя Сам не относил их к категории технологических дополнений, а считал высокоспециализированными и организованными компонентами, состоящими из кремния, кадмия и других элементов, не встречающихся в других частях тела. Эти компоненты, выращенные с помощью нанотехнологии, вероятно, служили как хранилища информации и приемо-передающие устройства. Так как его собственный разум нуждался в нанотехнических протезах, то Сам принял факт их использования человеком как само собой разумеющееся.
   Прошло 57 секунд, прежде, чем Сам понял, что человек умирает. Само понятие «смерть» явилось для него откровением, хотя отдельные его клетки могли быть уничтожены. Сам как Единый не мог умереть. Для этого нужно было, чтобы все его клетки перестали функционировать, а такое немыслимо… по крайней мере было немыслимо в прошлом, пока человек не сообщил, что «плохие» могут трансформировать Скалу в энергию. Сам пытался это понять, преодолеть предрассудки, корни которых крылись в его природе. Вся конструкция тела человека имела серьезные недостатки. И почему бы не приспособить себя, приняв более удобную форму?
   Еще 32 секунды потребовалось, чтобы определить отчего именно и почему человек умирает. Часть покрытия, очевидно, использовалась как резервуар газовой смеси, состав которой отличался от той, что соседствовала со Скалой. Запасы этой смеси подходили к концу, хотя остатков хватило для анализа. Вполне вероятно, что человеку требовалось больше кислорода, вот двуокись углерода уже начала отравлять организм. Исправить это было достаточно просто. Сам так и сделал: поверхностный слой клеток приступил к вырабатыванию необходимой человеку газовой смеси.
   Сам же человек являл собой более сложную проблему. На химическом уровне сходство между ними было значительным. Но вот изменить окружающую среду, даже самым простейшим образом, человек не мог, как неспособен оказался адаптировать химический состав своего организма. В первый раз Сам подумал о том, что нечто, пожалуй, представляет собой относительно неразумный организм, больше сродни Скале, чем Единому. Изменив баланс газов, растворенных в электролитической циркулирующей жидкости, Сам решил, что этим вопросом придется заняться попозже.
   – Лейтенант! – Липински все больше терял терпение. – Надо выбираться отсюда! Говорю вам, она не вернется!
   – Ну так иди, если тебе надо! – рявкнул Хаган. – Я остаюсь.
   – Но сюда в любую минуту могут нагрянуть пехотинцы!
   Оба уорстрайдера стояли бок о бок в центре кратера неподалеку от чернеющей амбразуры входа в туннель. Мрачный пейзаж выжженной пустыни не добавлял оптимизма, как и полное отсутствие каких-либо признаков жизни, последние сферы-путешественники давно исчезли, унесенные ветрами. Только над головами Липински и Хагана кружил «Штормовой ветер» VK-141 с Ларой Андерс. Некоторое время назад аэрокосмолет улетал и только что вернулся, принеся последние новости: ксены остановлены на второй защитной линии, правительственные войска и боевые машины на подходе.
   – Пусть себе идут, – пробурчал Хаган. Кивнув в сторону автоматической пушки, он демонстративно поднял ее и направил в сторону амбразуры. – Мы всего лишь местная милиция, верно? – Голос его прозвучал твердо, без намека на вопросительную интонацию.
   – И все-таки, ребята, не стоит вам тут болтаться, привлекая к себе внимание, – ответила Андерс по внутренней связи. – Они ведь могут поинтересоваться, где вы были во время боя.
   Хаган посмотрел вверх. Катя и Лара были очень близки с того, самого первого боя на Локи, когда джекер аэрокосмолета сбросил Торхаммеров на появившихся там ксенов. Известие о том, что Катя отсутствует уже три часа, потрясло Андерс, но она все же оставалась реалисткой.
   – Вик, нужно уходить. И побыстрее.
   Хаган не мог с этим согласиться, он не хотел уходить.
   – Лара, поднимайся и бери курс на Эмден. Я останусь… Когда они появятся, смешаюсь с милицией. После сражения здесь будет полная неразбериха. Меня никто не заметит.
   – Лейтенант! – Липински уже кричал. – Да ее нет уже три часа!
   – Вик, посмотри фактам в лицо. – «Штормовой ветер» опускался на дно кратера, поднимая вихри пыли. – Катя мертва уже целый час!
   – Вот этого мы и не знаем. – Он старался говорить спокойно, убедительно, логично… рационально. И знал, что это ему не удается. – Если ей удалось установить контакт, то они могли помочь с системой жизнеобеспечения. Мы же знаем, что в области анализа им нет равных. Камерон говорил, что ксены второй стадии можно использовать для терраформирования атмосферы целой планеты! Если она объяснила, что ей требуется, может быть…
   Он замолчал. Аэрокосмолет Лары коснулся земли, скрывшись на мгновение в кружащемся вихре пыли. Через несколько секунд вой моторов стих, пыль рассеялась, и показался напоминающий неуклюжую птицу «Штормовой ветер». Лара заговорила снова.
   – Послушай, сюда идет морская пехота, а не какие-нибудь инвалиды на костылях. Я видела по меньшей мере пять «Катан» да еще дюжину монстров, возможно, «Даймио». Вик, не глупи, когда эти ублюдки заявятся сюда, у тебя не будет ни единого шанса. Никто и не спросит. Расстреляют, не глядя, и объявят, что прикончили ксенозомби «бета»!
   Конечно, она права, черт побери. Но и уйти… Нет… он будет ждать, пока еще есть хоть малейшая надежда…
   – Смотрите! – снова закричал Липински. – Вон там! Что-то появляется!
   Хаган круто повернул «Скаута» к рыхлой черной рытвине в центре кратера, из которой поднималось что-то, напоминающее большой пузырь. На его матовой поверхности играло солнце… да, сфера-путешественник, но больших, чем обычно размеров, около двух метров в диаметре. Вырвавшись из липких объятий смолянистой жидкости, она двинулась в направлении страйдеров, волочась в пыли.
   Липински тоже развернулся, его башенный лазер нацелился на приближающийся пузырь. Турель на брюхе «Штормового ветра» со скрипом повернулась, ощетинившись ротационной пушкой «Гатлинг», а Хаган, приведя в действие систему наведения, поднял свой «Циклон-5000». Сферы-путешественники еще никогда не нападали, но… кто знает?
   Будто не выдержав жары, верхняя часть глобуса растеклась, сморщилась, явив людям скорчившуюся внутри фигуру. У Хагана захватило дух, губы беззвучно шевелились, пытаясь произнести дорогое имя.
   – Катя!
   Ответа не было. Сфера растаяла – небольшая темная лужица на серой пыльной поверхности. Катя осталась лежать на земле. Она была жива, сенсоры «Скаута» установили этот факт почти моментально, но, похоже, находилась в состоянии шока. Маска и система жизнеобеспечения на месте, и – в это невозможно поверить! – она дышала. Каких-либо повреждений заметно не было. Хаган отключил свой RLN-90, с трудом шаря в темноте, сбросил шлем, натянул на лицо маску. К тому времени, когда он откинул люк и спустился по трапу на землю, Катя уже поднялась. Подбежав к ней, Хаган осторожно, бережно взял ее за руку. Она подняла на него глаза – взгляд сомнамбулы.
   – Катя! – снова позвал он, забыв, что маска приглушает голос, и положил ладонь на нагрудный интерфейс ее системы жизнеобеспечения. В цефлинк хлынула информация. Резервуары почти полны, регулятор функционирует нормально. Каким-то образом ей удалось перезарядить баллоны. Хаган ощутил холодное покалывание у основания шеи, будто чьи-то заледеневшие пальцы попытались сыграть на его позвоночнике. Так вон оно что…
   Память вызвала образ ксенозомби, той машины, захваченной ксенофобами и превращенной… во что-то иное. В оружие. На Алия-VI ему приходилось сталкиваться с ДалРиссовскими «машинами», переделанными таким образом с использованием нанотехники. Могло ли нечто подобное произойти с Катей? Могло ли случиться так, что после смерти ее реанимировали эти аморфные твари и превратили в… о Боже!., зомби?
   Часть его разума – спокойная, рассудочная – убеждала, кричала: так как Катя не может быть живой, то она не жива, а значит, перед ним что-то другое. Убей ее! Убей ее!
   И в то же время инстинкт подсказывал, шептал: перед тобой Катя, та, прежняя. И информация, поступающая на его цефлинк, подтверждала это. Защитный костюм, правда, помят, но цел. Рукав на левой руке по-прежнему закатан до локтя. Комель на месте. Он протянул руку… отдернул… снова протянул и дотронулся…
   Оно во мне, о Боже, оно во мне, читает меня, читает меня, здесь так темно, так темно и оно не понимает меня, не понимает того, что видит, о пожалуйста, не дай мне сойти с ума, не дай умереть здесь во мраке…
   Шок от прикосновения к сознанию Кати через комель ударил по Хагану так, что он чуть не упал. Эмоции, впечатления, воспоминания, хлынувшие через комель, убедили его. Теперь Хаган знал, что перед ним Катя, ей плохо, ужас и отчаяние, вынесенные из-под земли, свежие, неприкрашенные, перебросили мостик через возникшую было трещину недоверия.
   – Я здесь, Катя! Я здесь! Боже, я тебя люблю… – услышала ли она его? Он даже себе не признавался в этом чувстве.
   Она открыла глаза. За стеклами фильтров их выражение осталось неясным.
   – Вик?
   – Так точно, капитан. Ты о'кей?
   – Я… да, в порядке. Немного устала. – Глаза закрылись, Катя покачала головой. – Ох, Вик! Скажи, что мне все это не снится!
   – Все нормально, Катя, ты же видишь, я настоящий. Все позади. Ты в безопасности.
   – В безопасности… – Она не открывала глаз. – Я… говорила с ними. Они… вообще-то он там только один. – Она вздрогнула, покачнулась, и Хаган крепче ее обнял. – Он… он читал меня…
   К ним подошел Липински.
   – Помоги мне посадить ее на место, – сказал он Хагану. Поддерживая Катю, они отвели ее к машине. «Призрак» стоял чуть наклонившись вперед, на согнутых ногах в нескольких метрах от них. С некоторым трудом они подняли ее по трапу к спинному люку, помогли протиснуться через узкое отверстие.
   – Вижу неприятельские страйдеры, – донеслось до них предупреждение Лары. «Штормовой ветер» стоял невдалеке, а в воздухе над кратером кружил небольшой беспилотный аппарат-разведчик, сканирующий прилегающий район и докладывающий информацию на борт аэрокосмолета. – Движутся через джунгли с востока. Сейчас до них три километра. И еще кое-что. Над Библом замечена эскадрилья аэрокосмолетов. Ребята, у вас максимум пять минут.
   – Почти готовы.
   Хаган подсоединил Катин защитный костюм к страйдеру. Тем временем Липински взобрался на фюзеляж и занял свое место. LaG-42 оценит сейчас повреждения Кати, ее физическое состояние и сделает это намного быстрее Хагана. Во время перелета компьютер позаботится о ней, а потом – в медицинский центр, где ею займутся специалисты по соматике. Хаган не снял с нее маску – задраить люк «Призрака» и восстановить атмосферу сейчас Вик не мог, – но зато он надел ей на голову шлем, проверил подключение и привел в действие компьютерную систему поддержки. Потом он вылез из люка, закрыл его и спустился по трапу. Заняв свое место в боевой машине, Хаган услышал голос Лары.
   – Страйдеры подходят к месту сражения, сейчас они в 800 метрах от кратера с восточной стороны. Поторопитесь.
   Хаган привел в действие систему маневрирования и, покачиваясь, направился к «Штормовому ветру». Огромная хищная птица, готовая взлететь. «Призрак» Липински опередил его на несколько секунд.
   Огромные захваты, выпущенные из корпуса VK-141, надежно обхватили уорстрайдер за туловище, подняли с земли и перенесли в слот. На погрузку «Скаута» ушло не более 30 секунд. Закрепив обе машины, Лара включила двигатели на полную мощность. Клубы пыли окутали медленно поднимающийся аэрокосмолет, и вот они уже в небе, а внизу под ними кратер и истерзанная сражением земля. Красно-оранжевый массив джунглей разрезал грубый серый шрам – здесь прошли ксенофобы. Чуть дальше из леса появилась тонкая ниточка черных пятнышек – первые страйдеры вышли из джунглей и сейчас пересекали равнину боевым порядком. Тут же из-за горизонта выплыл квинтет других черных точек. Быстрые «Хачи» приближались почти со скоростью звука.
   – И что, мы их можем обогнать? – поинтересовался Липински.
   – Нет, уйти от этих нам не под силу. – Голос Лары прозвучал напряженно.
   – Если только они прицепятся, то дела наши плохи. Удастся ли нам уйти? Не знаю, все зависит от того, обратят ли на нас внимание.
   Судя по всему, «Хачи» их пропустили. Имперская эскадрилья облетела УПО-1, обеспечивая воздушную поддержку приближающихся страйдеров. «Штормовой ветер» опустился почти к самым верхушкам деревьев и скользнул за противоположную сторону Подъема Хенсона, чтобы скрыться от сканнеров и радаров.
   – Вик?
   Хаган никак не ожидал, что Катя заговорит с ним во время полета. Он-то считал, что она в бессознательном состоянии.
   – Да, Катя? Как дела?
   – Все отлично. – Ему послышались какие-то мягкие нотки в ее голосе, но в остальном все было как обычно.
   – Послушай… нам нужно найти Дэва, связаться с ним.
   – Камерона? – Хорошо, что Катя не видит сейчас его лица. Ему-то лично неплохо и без этого парня. – Зачем?
   – Мне кажется, что теперь я понимаю… Мне нужно… поговорить с ним.
   Значит, она все же не слышала. Может, это и к лучшему.
   – Сейчас это будет нелегко. – Уж не начался ли у нее бред, подумал Хаган, проверяя данные о состоянии здоровья. Да нет, показатели близки к обычным, хотя следы психологического шока еще заметны. Так что же случилось с ней там, внизу?
   Он проверил счетчик времени – до базы оставалось еще около двадцати минут.

Глава 21

   Меня очень интересует, что думают ксены о нас. Два пола, разнообразие рас, идеологий, культур, языков, религий, мировоззрений. Сказать, что мы столь же чужды им, как и они нам – это недостаточно. Может случиться так, что именно люди, уже привыкшие к многообразию, лучше подготовлены к тому, чтобы понять ксенофобов, чем те. Полагаю, что ксенофобы разумнее нас в абсолютном смысле, но мы более приспособлены и лучше адаптируемся в новых условиях.
Из доклада Совету по освоению Космоса, Дэвис Камерон, 2542 год

   Иоши Омигато размышлял о добродетели чаман – терпении. Окружающая обстановка вполне соответствовала и располагала: Масуру Убуката, буддийский художник XXIII века, использовал тему лепестков вишни, плывущих по гладкой невозмутимой поверхности пруда, пытаясь таким образом передать состояние полной умиротворенности, нисходящее на человека, когда он осознает свое место в пространстве и времени. И сейчас Омигато, погруженный в себя, смиренный и невидимый, плыл вместе с лепестками по глади пруда…
   В размышления вторгся какой-то посторонний звук. Омигато нахмурился. Поддержание связи с внешним миром было поручено аналогу. Что же могло случиться, чтобы тот осмелился прервать его медитации?
   – Простите за вторжение, мой господин, – прозвучал прямо над ухом вкрадчивый шепот аналога.
   – Очень надеюсь, что дело, действительно, важное.
   «Интересно, – подумал Омигато, – достаточно ли развито сознание аналога, чтобы оценить боль?»
   – Я поступил в соответствии с теми инструкциями, которые вы дали мне, мой господин. В Танисе началась демонстрация.
   – Вот как! – Весь гнев Омигато мгновенно растворился в других эмоциях. Конечно, он ждал этой новости, но не так быстро. Все шло по плану, и лишь одно событие не вписывалось в предусмотренную им логику развития ситуации. – Что известно о ксенофобах в Библе?
   – Полностью разбиты, мой господин. Все уничтожены на подступах ко второй оборонительной линии несколько часов назад. Небесный лифт не пострадал, потери наших сил незначительные.
   – Отлично!
   Его не столько интересовало наступление ксенофобов, сколько известия из Таниса. И все же хорошо, что угроза Библу предотвращена до того, как его тщательно разработанный план вошел в свою заключительную фазу. Большинство населения Эриду возблагодарит имперские войска за оказанную помощь.
   – Как ВОКОГ оценивает перспективы нового прорыва ксенофобов?
   – ВОКОГ считает, что до нового наступления пройдет некоторое время. После поражения ксенофобам обычно требуется определенный период для подготовки выхода на поверхность. По их оценкам, у нас есть от 2 до 4 месяцев.
   – Тогда самое время перейти к выполнению нашего решения относительно гайджинов.
   – Да, мой Господин.
   – Вызовите Нагаи. Нам может понадобиться его морская пехота.
   – А этот гайджин, Камерон?
   – О нем я распоряжусь сам.
   – Как пожелаете, мой господин.
   Аналог исчез из мозга Омигато, оставив его наедине с самим собой. Незначительное усилие мысли – и вот уже нет лепестков вишни, нет пруда, только серая пустота. Но так продолжалось недолго, вскоре в пространстве повис лист бумаги, на котором Омигато прилежно вывел первый иероглиф. Работа над посланием шла медленно, но изящные черные знаки вызывали приятное чувство гордости. Позднее, конечно, его переведут, снабдят особым грифом и печатью самого губернатора, превратив таким образом в официальный документ, но сейчас на белое полотно ложились его, Омигато, мысли, а мыслил он яснее на нихонго.
   Необходимо сделать так, чтобы Дэвис Камерон, герой Империи, полностью понял, что от него требуется…

Глава 22

   Те, кто в ходе революции завоевал для нас независимость, не были трусами. Они не боялись политических перемен. Они не были за укрепление порядка ценою свободы.
Л.Д. Брандейс, член Верховного Суда США, 1927 год

   Уорстрайдеры 4-го полка Терранских рейнджеров шли через лес с интервалом 20 метров друг от друга. Нанофляжное покрытие, копирующее основные цвета окружающей растительности – красный и оранжевый, – делало колонну почти незаметной с воздуха. Впереди – Бев Шнайдер на «Скороходе», за ней остальные одиннадцать машин: LaG-17, «Apec-12», RLN-90. Внушительная сила, маневренная и мощная. Когда-то между городами Эриду пролегали дороги, использовавшиеся, в основном, для перевозки особо крупных негабаритных грузов, по одной из них и двигались сейчас страйдеры.
   Дэв находился в командирской машине Дуарте, «Призраке». Ребята из группы обслуживания перенесли на нее старое название «Комман-до», когда он вернулся с орбиты, получив новое назначение и новые инструкции. Официально Камерон числился по-прежнему советником, но при решении всех практических задач его использовали не в качестве коман, а как полноправного члена полка.
   Он старался не думать о перемене в своем положении как о понижении, переводе из имперских сил, где занимал место штабного офицера, в гегемонийские страйдеры. Его прежнее положение определялось тем, что Дэв считался экспертом по ксенофобам, и вполне естественно, что в условиях, когда надобность в какой-либо экспертизе отсутствовала, начальство решило переместить его на другой участок. Так или иначе назначение состоялось, как состоялось и присвоение очередного звания.
   Камерон опасался, что это вызовет определенные моральные проблемы, но пока что жалоб не поступало, а проблемы, если и возникали, то вполне могли быть решены в ходе спокойной беседы в тиши кабинета. Как обычно, кое-кто поворчал, но престиж Дэва – первого страйдера, вступившего в контакт с ксенофобами и оставшегося в живых – перевесил все мнимые недостатки. И вскоре мужчины и женщины из роты А уже не без гордости говорили: «Да, это все так, но наш шеф лично знаком с ползунами, он с ними на „ты“!» Помимо всего прочего, Дэв персонально знал всех своих людей, а это им нравилось и вызывало уважение.
   В течение нескольких дней Камерон штудировал личные дела, журналы учета и боевой подготовки роты А, вникая в тонкости вопросов снабжения, обслуживания, материально-технического обеспечения, т. е. всего того, что является жизненно важным для любого воинского подразделения.
   Колоссальная и неблагодарная работа, с которой Дэв вряд ли справился бы вообще, если бы не цефлинк, давший возможность провести без сна четыре ночи кряду. Разумеется, это не прошло бесследно, и теперь Дэв чувствовал, что если не поспит несколько часов, то просто отключится.
   – Эй, капитан, – окликнул его голос по тактической связи. Младший лейтенант Гуннар Кляйнст, паренек из Долины Евфрата, вступивший в полк вскоре после его прибытия на планету. Юноша почти не говорил на англике, но во время связи по комлинку его немецкий столь прекрасно – быстро и гладко – переводился ИИ на англик, как если бы у Дэва был имплантант с немецким ОЗУ.
   – Как вы думаете, не можем ли мы ненадолго задержаться? Вон за тем холмом на маленькой ферме живет моя мать.