Клэнси Том. Cлово президента

   Начальник станции решил, что займется выполнением этого поручения сам. Проверив время и расстояние по своим картам, он пообедал пораньше и поехал в аэропорт, расположенный всего в нескольких милях от города. Служба безопасности в аэропорту была по-африкански небрежной, и ему удалось найти место в тени возле здания терминала. Гораздо легче вести наблюдение за терминалом для частных самолетов, чем за главным зданием аэропорта, особенно когда у тебя фотоаппарат с объективом, фокусное расстояние которого составляет 500 миллиметров. У него даже нашлось время, чтобы убедиться в правильности выбора диафрагмы. Он услышал гудок своего сотового телефона – сотрудники АНБ в посольстве сообщили, что самолет заходит на посадку. Это обстоятельство тут же подтвердилось прибытием официального вида лимузинов. Он хорошо запомнил две фотографии, переданные по телефаксу из Лэнгли. Значит, речь идет о двух высокопоставленных иракских генералах? – подумал он. Ну что ж, после смерти их босса в этом нет ничего удивительного. При диктатуре проблема заключалась в том, что те, кто находятся рядом с диктатором, не могут рассчитывать на пенсию.
   Белый реактивный самолет плавно совершил посадку; из-под шасси показалось обычное легкое облачко от сгоревшей резины. Американец поднял камеру, навел ее на самолет и сделал несколько снимков. Его фотоаппарат был заряжен высокочувствительной черно-белой пленкой, и он хотел убедиться в исправности перезарядки. Теперь его беспокоило лишь то, как остановится «птичка», будет ли виден выход из самолета – эти мерзавцы могут развернуться другой стороной к нему и испортят все дело. Но тут у него не было выбора.
   «Гольфстрим», к счастью, остановился как нужно, и после того как дверца открылась, начальник станции принялся делать снимок за снимком. У самолета стоял правительственный чиновник среднего уровня, которому было поручено полуофициально приветствовать прибывших. Определить, кто из двоих занимал более высокое положение, было просто по количеству объятий и поцелуев, а также по взглядам, которыми прибывшие окинули посадочную площадку вокруг самолета. Клик. Клик. Клик. Американец определенно узнал одного из них, да и лицо второго показалось ему знакомым. На разгрузку багажа потребовались считанные минуты. Правительственные лимузины отъехали от самолета, и начальник станции не особенно интересовался в данный момент, куда они направились. Его агент из Министерства иностранных дел сообщит ему об этом. Американец сделал восемь последних снимков самолета, который уже начали заправлять, и решил подождать, чтобы увидеть, что произойдет дальше. Через тридцать минут маленький авиалайнер снова взлетел. Можно было отправляться обратно в посольство. Пока там один из его подчиненных занимался проявлением пленки, он позвонил в Лэнгли.

***

   – Это подтверждение, – сказал Гудли, дежурство которого заканчивалось. – Два иракских генерала пятьдесят минут назад прибыли в Хартум. Они начинают разбегаться из Багдада.
   – Таким образом, наше СРО выглядит теперь особенно привлекательно, Бен, – заметил специалист по региону, удовлетворенно улыбаясь. – Надеюсь, начальство обратит внимание на отметку времени, поставленную на нем.
   На лице офицера службы национальной безопасности появилась ответная улыбка.
   – Да, пожалуй. После прибытия следующего рейса станет ясно, что все это значит, – согласился он. Штатные аналитики, уже начавшие прибывать на службу, займутся этим.
   – Ничего хорошего ждать от бегства генералов не приходится, – произнес специалист по Ближнему Востоку. Впрочем, не надо быть сотрудником разведывательного управления, чтобы понять это.
   – Начали поступать фотографии, – доложили из службы связи.

***

   Первый звонок должен быть в Тегеран. Дарейи приказал своему послу объяснить все как можно понятнее. Иран принимает на себя оплату всех расходов. Генералам нужно предоставить для размещения самые лучшие апартаменты, обеспечить наивысший комфорт, насколько это возможно в Судане. Вся операция не будет дорого стоить, на дикарей в этой стране производили впечатление даже небольшие суммы, и десять миллионов американских долларов – пустяк – были уже переведены по электронной почте в качестве осязаемой гарантии оплаты, чтобы суданское правительство приняло все необходимые меры. Телефонный звонок иранского посла подтвердил, что первая группа прибыла благополучно и самолет уже возвращается обратно.
   Отлично. Может быть, теперь иракские генералы станут доверять ему. Вообще-то Дарейи с удовольствием ликвидировал бы всех этих свиней, причем это нетрудно было бы организовать в создавшихся обстоятельствах, но он дал честное слово, и к тому же личному удовлетворению не место в Великом плане. В тот момент, когда он положил телефонную трубку, его министр воздушного транспорта уже вызывал дополнительные самолеты, чтобы ускорить переброску генералов. Чем быстрее это закончится, тем лучше.

***

   Бадрейн пытался объяснить им то же самое. Об исходе генералов уже через сутки наверняка станет известно, а через двое тем более. Они оставляли в Ираке людей, занимающих слишком высокие посты, чтобы уцелеть во время приближающегося переворота, и недостаточно могущественных, чтобы заслужить снисхождение, в котором иранцы не отказывали генералам. Эти офицеры, полковники и бригадные генералы, не испытывают особого желания стать козлами отпущения, отданными для удовлетворения пробудившейся ярости толпы. Это обстоятельство становилось все более очевидным, но вместо того чтобы покинуть Багдад как можно скорее, генералы сидели на месте, ощущая все возрастающий страх перед неизвестным будущим. Они стояли на палубе горящего корабля у враждебного берега, сознавая, что не умеют плавать. Но корабль продолжал гореть. Бадрейн понимал, что должен убедить их в необходимости предпринять срочные действия.

***

   Теперь это стало обыденным, и Райан даже начал привыкать, принимал как само собой разумеющееся осторожный стук в дверь, поднимавший его быстрее, чем радиобудильник, который своей музыкой начинал его утро в течение двадцати лет. Услышав осторожный стук, Райан открыл глаза, встал, надел халат, прошел к двери и взял утреннюю газету и несколько листков, на которых было напечатано его дневное расписание. Потом он направился в ванную, а из нее в гостиную, которая находилась рядом с президентской спальней. Тем временем его жена с минутным отставанием принялась за свой утренний ритуал.
   Трудно было привыкнуть к тому, что ты больше не можешь спокойно, не спеша, как все нормальные американцы, прочитать газету. Несмотря на то что «Вашингтон пост» чаще всего была гораздо менее интересной, чем разведсводки, которые ожидали его на столе, там наряду со свежей информацией содержались материалы, позволявшие не отставать от жизни. Однако прежде всего следовало прочитать СРО, срочный официальный документ, запечатанный в конверте из плотной бумаги. Райан протер глаза, прежде чем принялся за чтение.
   Проклятье. Впрочем, все могло быть и хуже, подумал президент. По крайней мере на этот раз его не разбудили, чтобы познакомить с событиями, которые он не в силах изменить. Он посмотрел на свое дневное расписание. Отлично, придет Скотт Адлер с этим парнем Васко, и они вместе обсудят создавшуюся ситуацию. Похоже, Васко неплохо в этом разбирается. Что еще предстоит ему сегодня? Встреча с Сергеем Головко? Неужели это сегодня? Ну что ж, вот это хорошо. Короткая пресс-конференция о назначении Тони Бретано министром обороны, список возможных вопросов, об ответах на которые следует подумать, и инструкция Арни – всячески избегать проблемы Келти. Пусть Келти и его заявления скончаются от недостатка внимания к ним – ты посмотри, какая хорошая фраза! Джек кашлянул и налил себе чашку кофе – потребовалось его решительное настояние, чтобы делать это самостоятельно; он надеялся, что стюарды из ВМФ не приняли это за личное оскорбление, но он привык кое-что делать своими руками. Теперь стюарды накрывали стол для завтрака и стояли в коридоре позади закрытой двери, не ухаживая за ним.
   – Доброе утро, Джек. – В гостиную вошла Кэти. Он поцеловал ее и улыбнулся.
   – Доброе утро, милая.
   – С миром пока ничего не случилось? – спросила она, наливая себе кофе. Из этого президент заключил, что у первой леди сегодня нет операций. Кэти никогда не прикасалась к кофе, когда ей предстояла операция, говорила, что не может рисковать – от кофеина возможно легкое дрожание рук, а это недопустимо, когда режешь чье-то глазное яблоко. Он всегда вздрагивал, мысленно представив себе такую картину, хотя теперь при операциях она пользовалась главным образом лазером.
   – Похоже, иракское правительство разваливается.
   – Разве это не случилось еще на прошлой недели? – чисто по-женски фыркнула Кэти.
   – Тогда был первый акт. А теперь третий. – А может быть, четвертый, подумал Джек. Интересно, каким будет пятый?
   – Это важно? – Кэти захрустела тостом.
   – Может быть. Что за день тебе предстоит?
   – Клиника, послеоперационный обход, затем встреча с Берни для обсуждения бюджета.
   – Гм. – Джек приступил к просмотру «ранней птички» – подборки вырезок из крупных утренних газет.
   Кэти принялась читать расписание дня президента.
   – Головко…? По-моему, я встречалась с ним в Москве – он тогда шутил, что угрожал тебе пистолетом!
   – Это была не шутка, – заметил Райан. – Так и произошло на самом деле.
   – Перестань!
   – Потом он сказал, что пистолет не был заряжен. – Джек так и не узнал, как обстояло все на самом деле. А может, пистолет действительно не был заряжен, подумал он.
   – Значит, это правда? – недоверчиво спросила Кэти. Райан с улыбкой посмотрел на жену. Поразительно, каким забавным это кажется сегодня.
   – Он был тогда очень рассержен на меня. Ведь я помог улететь из Москвы председателю КГБ.
   – Джек, я никак не могу понять, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно. – Она взяла утреннюю газету.
   Слова жены заставили Райана задуматься. Формально первая леди была частным лицом. В особенности Кэти, которая не была просто женой президента, а продолжала работать врачом и проявляла к политике ничуть не больше интереса, чем к занятиям групповым сексом. Формально – поэтому она не имела допуска к секретным документам, но предполагалось, что президент будет делиться с супругой своими проблемами, как и всякий нормальный человек. К тому же в этом был свой резон. Ее здравый смысл ничуть не уступал его собственному, и хотя она не разбиралась в международных отношениях, ей ежедневно приходилось принимать решения, самым непосредственным образом затрагивающие жизни людей. Стоило ей допустить ошибку, и они становились слепыми.
   – Кэти, полагаю, пришло время рассказать тебе о некоторых событиях, которые произошли со мной за все эти годы. Но пока могу сказать тебе, что Головко действительно держал пистолет у моего виска на одной из дорожек Московского аэропорта, потому что я помог двум высокопоставленным русским скрыться из Советского Союза. Один из них возглавлял КГБ.
   Она посмотрела на мужа и вспомнила о тех ночных кошмарах, которые мучали его на протяжении месяцев несколько лет назад.
   – Где он теперь?
   – Где-то неподалеку от округа Колумбия, точно не знаю. По-моему, в каком-то имении в штате Виргиния. – Джек смутно помнил, что как-то слышал о его дочери, Екатерине Герасимовой, что она обручена с отпрыском старинной аристократической семьи, увлекающимся охотой на лис в районе Винчестера, и перешла, таким образом, из одной аристократической семьи в другую. Ну что ж, пенсия, которую выплачивало ЦРУ семье отца, была достаточно велика, чтобы вести весьма комфортный образ жизни.
   Кэти привыкла к шуткам мужа. Подобно большинству мужчин, он любил рассказывать забавные истории, их юмор заключался в преувеличении происшедшего. К тому же он был родом из ирландской семьи. Но сейчас это откровение было таким же бесстрастным, как отчет о бейсбольном матче. Джек не заметил взгляда, который она бросила на него. Да, решила она в тот момент, когда в гостиную вошли дети, будет очень интересно выслушать его рассказ о прошлых событиях.
   – Папа! – воскликнула Кэтлин, первым увидев отца. – Мама! – После этого утренняя процедура кончилась или вернее перешла на что-то более важное, чем события, происходящие в мире. Кэтлин уже была в школьной форме – подобно большинству маленьких детей, она сумела проснуться в хорошем настроении.
   – Привет! – послышался голос Салли, явно недовольной чем-то.
   – Что случилось? – спросила Кэти у своей старшей дочери.
   – Столько людей повсюду! Просто невозможно никуда пройти, не натолкнувшись на кого-то! – проворчала девушка, взяв с подноса стакан сока. К тому же этим утром ей не хотелось есть корнфлекс «Фростид». Она предпочла бы кукурузные хлопья «Джаст Райт». Но коробка с ними находилась где-то на первом этаже, в просторной кухне Белого дома. – Живешь, как в гостинице, только народу куча.
   – Какой экзамен у тебя сегодня? – спросила Кэти, начиная понимать причину раздражения дочери.
   – Математика, – уныло призналась Салли.
   – Ты готовилась?
   – Да готовилась, мама, готовилась.
   Джек не обращал внимания на их разговор и приготовил овеянные хлопья для Кэтлин, которой нравились «Фростид флейкс». Затем явился маленький Джек, тут же включил телевизор и выбрал канал мультяшек, чтобы посмотреть свою утреннюю порцию «Бегуна и койота», который нравился и Кэтлин.
   За пределами президентских апартаментов для всех начался рабочий день. Личный офицер Райана, который ведал обзором развединформации, наносил последние штрихи на утренний доклад – он неизменно внушал ему страх. Уж очень требовательным, на его взгляд, был этот президент. Главный мажордом пришел сегодня пораньше, чтобы самому проверить подготовку служебного этажа. В спальне камердинер раскладывал одежду для президента и первой леди. Наготове стояли автомобили, которым предстояло отвезти детей в школу. Полиция штата Мэриленд уже вела проверку маршрута в Аннаполис. Летчики корпуса морской пехоты разогревали двигатель вертолета, чтобы лететь в Балтимор – проблему доставки первой леди на работу пока так и не решили. Весь механизм президентской жизни пришел в движение.

***

   Гас Лоренц пришел к себе в кабинет раньше обычного, чтобы поговорить по телефону со своим посланцем в Африке, которого предупредил звонком из Атланты. Где, черт возьми, мои обезьяны? Его агент по закупкам объяснил через восемь часовых поясов, что, поскольку центр по контролю за инфекционными болезнями напутал с переводом денег, партию обезьян купил кто-то другой и сейчас готовили новую партию. Еще неделя, сказал он американскому врачу.
   Лоренц остался недоволен. Он надеялся приступить к исследованиям на этой неделе и сделал пометку в настольном блокноте, пытаясь понять, кому еще могли понадобиться столько африканских зеленых обезьян. Может быть, это Руссо начал что-то новое у себя в Париже? Он решил попозже, после утреннего совещания со своими врачами, позвонить ему. А вот и хорошие новости, увидел он. Однако как жаль, черт побери… В телексе из ВОЗа говорилось, что второй пациент, больной лихорадкой Эбола, погиб в авиакатастрофе. Зато не поступило новых сообщений о заболевших, а с того момента, когда заболела «пациентка два», прошло достаточно времени, чтобы утверждать, а не просто надеяться, что эта микровспышка лихорадки кончилась – наверно кончилась, мысленно добавил Лоренц. Это хорошая новость. Штамм лихорадки, которым заболели два человека, походил на тот, что находился на предметном стекле электронного микроскопа, и это был худший из всех вирусов. Возможно, носитель лихорадки Эбола по-прежнему скрывался где-то там, ожидая благоприятной возможности, чтобы заразить кого-нибудь еще, однако он удивительно ловко ускользал от ловцов, напоминая этим малярию – «плохой воздух» по-итальянски. Когда-то считалось, что именно это является причиной заболевания. Может быть, с надеждой подумал Лоренц, носителем был какой-нибудь грызун, попавший под колеса грузовика. Он пожал плечами. В конце концов, и это возможно.

***

   После того как в лаборатории в Хасанабаде директор проекта уменьшил дозу морфия, поступающего в кровеносную систему «пациента два», Жанна-Батиста находилась в полусознательном состоянии. Она чувствовала боль, но не понимала, что происходит вокруг. В любом случае боль затмевала все остальное, и Жанна-Батиста сознавала, что означает каждый ее приступ. Хуже всего была боль в брюшной полости – болезнь уничтожала желудочно-кишечный тракт по всей его десятиметровой длине, буквально пожирая нежные ткани, предназначенные для того, чтобы превращать пищу в питательные вещества, и выбрасывая зараженную кровь в прямую кишку.
   Ей казалось, что все ее тело рвут на части и жгут в одно и то же время. Сестре хотелось пошевелиться, как-то изменить позу, чтобы хоть на мгновение изменить направление приступов боли, но когда она попыталась это сделать, то обнаружила, что все тело, руки и ноги прикреплены ремнями к кровати. По какой-то причине это показалось ей оскорбительным, и она почувствовала нечто худшее, чем просто боль, но первая же попытка выразить протест вызвала страшную рвоту, от которой сестра едва не задохнулась. Тут же появился космонавт в синем скафандре и повернул кровать, дав возможность рвоте стечь в пластиковое ведро. Жанна-Батиста увидела в нем черную мертвую кровь. На секунду это отвлекло ее от боли, и она поняла, что выжить ей не удастся, что болезнь зашла слишком далеко, что ее тело умирает, и тогда она стала молиться о смерти – только в ней было спасение от боли. Конец должен наступить как можно скорее, иначе исчезнет вера в Бога… Осознание близкой смерти выскочило в ее угасающем мозгу, словно чертик из ящика. Но у этой детской игрушки были настоящие рога и копыта. Ей хотелось, чтобы рядом оказался священник. А где Мария-Магдалена? Неужели ей суждено умереть в одиночестве? Умирающая монахиня посмотрела на людей в космических скафандрах, надеясь увидеть за пластиковыми шлемами знакомые лица, – на них было сочувствие, но все они были чужими. Когда двое приблизились к кровати, она поняла, что они говорят на незнакомом языке.
   Медик старался быть предельно осторожным. Чтобы взять пробу крови, он прежде убедился, что рука надежно закреплена ремнями и практически не может сдвинуться. Затем его товарищ сжал ее своими сильными руками в перчатках, стараясь как можно дальше держаться от иглы. Первый медик кивнул, выбрал вену и воткнул иглу. Игла попала с первой попытки. Он подсоединил к задней части шприца вакуумную трубку на пять кубиков, и в нее потекла черная кровь. Когда трубка наполнилась, медик, бережно положил ее в пластиковую коробку и набрал кровь еще в три такие же трубки. Затем он выдернул иглу и прикрыл марлей ранку, которая не переставала кровоточить. Его помощник отпустил руку больной, обратив внимание, что на коже образовались темные синяки. Коробку накрыли крышкой, и первый медик покинул палату, а второй прошел в угол, чтобы облить свои перчатки раствором йода. Им подробно объяснили, насколько опасны их обязанности, но, как это свойственно нормальным людям, несмотря на многочисленные повторения, демонстрацию фильмов и слайдов, они не слишком поверили этому. Теперь невозможно было не верить. Теперь все армейские медики как один умоляли Аллаха, чтобы смерть как можно быстрее унесла эту женщину в то место, которое Он уготовил для нее. Наблюдать за тем, как распадается ее тело, было достаточно страшно, но перспектива последовать за нею в это ужасное путешествие заставляла сжиматься самые мужественные сердца. Им не приходилось видеть ничего подобного. Эта женщина буквально таяла изнутри. Заканчивая дизинфекцию своего защитного костюма, медик услышал крик боли, такой мучительный, словно сам дьявол истязал маленького ребенка. Хриплый крик был так ужасен, что проник через пластик костюма. Медик обернулся и увидел, что глаза и рот женщины открылись.
   Взятые образцы крови перенесли в лабораторию, что размещалась в конце коридора. Здесь ими тут же занялись – быстро, но с максимальной осторожностью. Моуди и директор проекта оставались в своих кабинетах. Столь несложная операция не требовала их присутствия в лаборатории, к тому же было намного проще следить за тестами без мешающего защитного снаряжения.
   – Так быстро, так поразительно быстро, – в благоговейном ужасе покачал головой директор.
   – Да, штамм Эбола разрушает иммунную систему, словно мощная приливная волна, – кивнул Моуди. Изображение поступало на экран компьютера от электронного микроскопа, и все видимое поле заполняла масса вирусов, которые имели конфигурацию пастушьего посоха. На экране можно было заметить несколько антител, но это были считанные овцы в стае львов с такой же вероятностью выжить. Вирусы нападали на кровяные тельца и пожирали их. Если бы врачи могли взять образцы тканей внутренних органов больной, они обнаружили бы, что ее селезенка, например, превращается в какой-то твердый резиновый шар, полный крохотных кристалликов, своего рода транспортных средств для вирусов Эбола. Вообще-то было бы интересно и даже полезно с научной точки зрения произвести лапароскопическое исследование брюшной полости, чтобы увидеть, что делает эта болезнь с тканями через равные промежутки времени, но это могло ускорить смерть пациентки, а они не хотели идти на такой риск.
   В образцах рвоты присутствовали частицы тканей из верхней части желудочно-кишечного тракта. Это представляло особый интерес, так как частицы были не просто оторваны, а мертвы. Большие участки тканей все еще живого тела пациентки были уже мертвы; оторванные от того, что еще оставалось живым, они выбрасывались из тела в процессе бесполезной борьбы за жизнь. Зараженная кровь подвергнется обработке на центрифуге и будет заморожена для дальнейшего использования. Полезной была каждая капля, извлеченная из ее тела, вот почему в вены женщины постоянно вводилась кровь, как при внутривенном вливании. Очередной тест сердечных энзимов показал, что сердце Жанны-Батисты, в отличие от сердца пациента «Зеро», продолжало биться нормально и ровно, словно у здорового человека.
   – Странно, как варьируется ход болезни, – заметил директор, читая распечатку.
   Моуди отвернулся. Ему казалось, что сквозь бетонные стены здания он слышит крики агонии. Было бы высшим актом милосердия войти к ней в палату и ввести двадцать кубиков калия или просто открыть до предела краник бутыли с морфием и вызвать смерть от остановки дыхания.
   – Вы полагаете, что у африканского мальчика могли раньше быть проблемы с сердечно-сосудистой системой?
   – Не исключено. Но при диагнозе их не обнаружили.
   – Функция печени быстро угасает, как и следовало ожидать. – Директор не торопясь просмотрел данные химического состава крови. – Классический случай, Моуди.
   – Да, вы совершенно правы.
   – Этот штамм вируса Эбола еще более вирулентен, чем я предполагал. – Он поднял голову и посмотрел на Моуди. – Вы прекрасно справились с работой.
   О да! – подумал молодой врач.

***

   – … Энтони Бретано имеет две докторских степени, полученные им в Массачусетском технологическом институте, – в области математики и оптической физики. У него выдающиеся личные заслуги в промышленности и машиностроении. Я полагаю, он будет чрезвычайно действенным министром обороны, – закончил Райан. – Вопросы?
   – Сэр, вице-президент Келти…
   – Бывший вице-президент, – прервал Райан. – Он ушел в отставку. Давайте называть вещи своими именами.
   – Но он заявляет, что не подавал прошения об отставке, – заметил корреспондент «Чикаго трибьюн».
   – Если он заявит, что недавно беседовал с Элвисом Пресли, вы и этому поверите? – спросил Райан, надеясь, что шутка прозвучала достаточно убедительно. Он окинул взглядом лица сидящих в зале. Снова все сорок восемь мест были заняты, и еще двадцать репортеров остались на ногах. На небрежное замечание президента журналисты почти дружно мигнули, а кое-кто и улыбнулся. – Продолжайте. Ваш вопрос.
   – Мистер Келти обратился с просьбой, чтобы комиссия юристов изучила все обстоятельства этого дела. Каково ваше мнение?
   – Расследование по этому делу ведет ФБР, которое является ведущим следственным органом федерального правительства. Какими бы ни были факты, их следует установить, прежде чем кто-то сможет принять решение. Мне кажется, однако, что все мы знаем, какими будут результаты. Эд Келти ушел в отставку, и все вы знаете почему. Из уважения к конституционному процессу я поручил ФБР провести расследование, но для меня с юридической точки зрения все предельно ясно. Мистер Келти может заявлять все, что ему угодно. Мне нужно заниматься работой. Следующий вопрос? – уверенно спросил Джек.
   – Господин президент… – Райан едва заметно кивнул, услышав это от корреспондента «Майами гералд», – в своем недавнем выступлении вы сказали, что не считаете себя политическим деятелем, но тем не менее вы заняли политический пост. Американский народ хотел бы услышать ваше мнение по целому ряду вопросов.