Клэнси Том. Cлово президента

   – Как мы можем не допустить этого?
   – Мы не можем позволить захвата южных республик, но, с другой стороны, каким образом сумеем удержать их? Взять под свой контроль Туркменистан? Начать борьбу с партизанским движением, которое там неизбежно возникнет? Наша армия неспособна вести такую войну, даже одну, а речь идет о военных действиях в нескольких республиках, правда? – Предшественник Бондаренко был снят со своего поста за неспособность Советской Армии – название и представление о ее силе никак не могли исчезнуть – одержать победу в Чечне. То, что должно было стать относительно простой операцией по наведению законного порядка на маленькой территории, продемонстрировало всему миру, что русская армия превратилась в бледную тень той могучей силы, которой она была всего несколько лет назад.
   Оба знали, что Советский Союз исходил из принципа устрашения. Страх перед КГБ сдерживал народные выступления, а страх перед армией мог и должен был не допустить крупномасштабных политических мятежей. Но что произойдет теперь, когда страх исчез? Неудачная попытка победить в Афганистане, несмотря на самые жестокие меры, показала всему мусульманскому миру, что бояться нечего. А теперь Советский Союз распался, на его месте осталась всего лишь бледная тень бывшей сверхдержавы, и вот эта тень затмевается ярким солнцем, восходящим на юге. Головко видел это на лице генерала. У России не было военной мощи, в которой она нуждалась. Несмотря на громкие фразы, которыми его страна все еще была способна запугать Запад – там еще помнили Варшавский пакт и угрозу огромной Советской Армии, готовой перейти в наступление до самого Бискайского залива, – другие регионы мира лучше понимали создавшуюся ситуацию. Западная Европа и Америка по-прежнему помнили стальной кулак, который они видели, но так и не почувствовали. А вот те, кто почувствовали его, быстро поняли, что былая хватка ослабла. Но что еще важнее, они сразу осознали значение ослабленной хватки.
   – Что вам потребуется?
   – Время и деньги, а также политическая поддержка, необходимая для перестройки армии. Нужна помощь Запада. – Генерал продолжал смотреть на карту. Он чувствовал себя, словно потомок могущественной капиталистической семьи. Глава семьи умер, и он стал наследником огромного состояния, но тут же выяснилось, что патриарх разорился, оставив своему наследнику одни долги. Бондаренко вернулся из Америки в состоянии эйфории. Ему казалось, что он сумел заглянуть в будущее, увидеть способ решения проблем армии, узнал, как обезопасить свою страну с помощью создания профессиональной армии, состоящей из служащих в ней опытных солдат, отлично подготовленных и владеющих оружием, гордящихся своей службой, честью мундира, верных защитников и слуг свободной страны, напоминающих тех гордых ветеранов, которые служили в Красной Армии во времена марша на Берлин. Но на создание такой армии уйдут годы… Если Головко и Служба внешней разведки правы, то лучшее, на что можно надеяться, это попытаться собрать все силы страны в один кулак, как это произошло в 1941 году, отдать территорию, но выиграть время, как в том же 1941, и перейти в контрнаступление, подобно тому как сумела это сделать Россия в 1942 – 1943 годах. Генерал сказал себе, что никто не может заглянуть в будущее, люди не наделены этим даром. Пожалуй, это к лучшему, потому что прошлое, как известно всем, редко повторяется. России повезло в войне против фашистов. Нельзя полагаться на одно везение.
   Надо рассчитывать на коварного и непредсказуемого противника. Есть и другие люди, которые тоже могут смотреть сейчас на карту, как и он, различать обстоятельства и препятствия, взвешивать соотношение сил и понимать, что решение проблемы находится на обратной стороне листа бумаги, в противоположном полушарии. Классическая формула ведения боевых действий заключалась в том, чтобы сначала нанести удар и ослабить сильного противника, затем сокрушить его слабого союзника и уж потом добить сильного противника в удобное для себя время. Бондаренко знал это, но ничего не мог предпринять. Его страна была слабым противником для исламского мира, и у нее было множество других проблем. Россия не могла рассчитывать на помощь друзей, потому что долгое время неустанно трудилась, создавая себе врагов.

***

   Салех даже не помышлял о такой возможности. Он видел страдания других и даже причинял их сам, когда был одним из сотрудников службы безопасности своей страны, но не такие мучительные. Ему казалось, что теперь он расплачивается за каждое прегрешение, совершенное в течение жизни, только за все одновременно. Страшная боль непрерывно пронзала все его тело. Салех был сильным мужчиной, физически крепким и умел переносить боль. Но не такую. Сейчас страдала каждая его клетка, и когда он чуть поворачивался в надежде уменьшить нестерпимую боль, добивался лишь того, что боль перемещалась. Страдания были такими невыносимыми, что даже заглушили страх, который должен был сопровождать их.
   Но страх не покидал врача. Иан Макгрегор был в защитном костюме хирурга с маской на лице и в перчатках. Только предельная сосредоточенность позволяла ему сдерживать дрожь в руках. Он только что с особой осторожностью, большей, чем при общении с пациентами, больными СПИДом, взял у больного пробу крови. Два санитара помогали ему при этом, удерживая руку Салеха. Макгрегору еще не приходилось иметь дело с геморрагической лихорадкой. Эта болезнь была для него всего лишь страницей учебника или статьей в медицинском журнале «Ланцет». Нечто интересное и отдаленно пугающее, вроде рака, вроде многих африканских заболеваний, но сейчас это происходило перед его глазами.
   – Салех? – обратился к мужчине врач.
   – ., да. – Едва слышное слово, похожее на стон.
   – Как ты оказался здесь? Мне нужно знать это, чтобы помочь тебе.
   Салех не колебался, не задумывался о соображениях безопасности или сохранения секретов. Он сделал паузу, чтобы вздохнуть и собраться с силами.
   – Прилетел из Багдада, – наконец ответил он и добавил:
   – На самолете…
   – Тебе приходилось недавно бывать в Африке?
   – Нет, никогда. – Пациент едва качнул головой в подтверждение своих слов. Глаза у него были закрыты. Он старался сохранять самообладание и почти справлялся с этим. – Первый раз в Африке.
   – У тебя были недавно половые сношения? Скажем, последнюю неделю, – пояснил Макгрегор. Он понимал, что задает жестокий вопрос. Теоретически такой болезнью можно заразиться при сексуальном контакте – может быть, от местной проститутки? А вдруг в какой-нибудь другой больнице Хартума произошел аналогичный случай и его стараются замять…?
   Салеху понадобилось несколько мгновений, чтобы понять вопрос. Он снова качнул головой.
   – Нет, не было женщины, давно… – Макгрегор прочитал на его лице: и не будет теперь никогда.
   – Ты не сдавал за последнее время кровь?
   – Нет.
   – У тебя были контакты с кем-нибудь, кто куда-то уезжал?
   – Нет, только Багдад, только Багдад, я охранник у своего генерала, все время рядом с ним.
   – Спасибо. Сейчас мы дадим тебе лекарство, чтобы снять боль. Сделаем переливание крови и попытаемся снизить температуру, обложив тебя льдом. Я скоро вернусь. – Пациент едва заметно кивнул, и врач вышел из палаты, бережно сжимая руками в перчатках пробирки с кровью. – Проклятье, – выдохнул Макгрегор.
   Пока медсестры и санитары занимались пациентом, Макгрегор взялся за работу. Кровь одной из пробирок он разделил надвое и с величайшей осторожностью упаковал оба образца. Один образец он отправит в институт Пастера в Париж, а другой в Центр инфекционных заболеваний в Атланте. Оба образца будут посланы авиапочтой. Вторую пробирку Макгрегор передал своему старшему лаборанту, опытному и хорошо подготовленному суданцу, и сел за составление факса. Вероятный случай заболевания геморрагической лихорадкой, будет написано в тексте, он укажет также страну, город и больницу, но прежде… Он поднял трубку и позвонил в департамент здравоохранения Судана.
   – Здесь? – недоуменно спросил сотрудник департамента. – В Хартуме? Вы уверены? Откуда приехал пациент?
   – Уверен, – ответил Макгрегор. – По словам пациента, он приехал из Ирака.
   – Из Ирака? Но как эта болезнь может попасть к нам оттуда? Вы провели анализ на соответствующие антитела? – резко бросил чиновник.
   – Анализ проводится в данный момент, – сказал шотландец африканскому врачу.
   – Сколько времени потребуется для анализа?
   – Примерно час.
   – Прежде чем уведомлять кого-нибудь, подождите моего приезда, – распорядился чиновник.
   Это значило: хочу увидеть сам. Макгрегор закрыл глаза и до боли в руке сжал телефонную трубку. Этот мнимый врач был назначен правительством в департамент здравоохранения потому, что был сыном министра. Его единственным профессиональным достоинством было то, что, сидя обычно в своем комфортабельном кабинете, он не подвергал опасности живых пациентов. Макгрегор всеми силами старался сохранить самообладание. И так по всей Африке. Создавалось впечатление, что правительства африканских стран стремились прежде всего не скомпрометировать себя в глазах иностранных туристов. Но в Судан туристы не приезжали, и единственное, зачем сюда прибывали иностранцы, так это для проведения раскопок в поисках следов жизни первобытного человека на юге страны, недалеко от границы с Эфиопией. Ситуация была одинаковой на всем континенте. Департаменты здравоохранения отрицали все. Именно по этой причине СПИД так широко распространился в Центральной Африке. Они все отрицают и отрицают и будут отрицать до тех пор, пока не вымрет… Сколько? Десять процентов населения? Тридцать? Пятьдесят? Однако все боялись критиковать африканские правительства и засевших в них чиновников, опасаясь обвинений в расизме. Так что лучше молчать…, и пусть люди умирают.
   – Доктор, – настоятельно произнес Макгрегор, – я уверен в поставленном диагнозе, и мой профессиональный долг…
   – Он подождет, пока я не приеду к вам, – прозвучал небрежный ответ. Макгрегор знал, что это типичный ответ африканского чиновника и бороться с этим нет смысла. Все равно не одержишь верх. В конце концов правительство Судана в считанные минуты может лишить его визы, и кто тогда будет заботиться о пациентах?
   – Хорошо, доктор. Прошу вас приехать поскорее.
   – У меня есть кое-какие неотложные дела, а затем я приеду. – Это означало, что может пройти целый день, и даже не один. Оба понимали это. – Вы уже изолировали этого пациента?
   – Мы приняли все меры предосторожности, – заверил его Макгрегор.
   – Вы отличный врач, Иан. Я знаю, что могу положиться на вас. – Связь прервалась. Макгрегор едва успел положить трубку, как телефон зазвонил снова.
   – Доктор, зайдите в палату двадцать четыре, – услышал он голос медсестры.
   Макгрегор вошел в палату через три минуты. Там лежала Сохайла. Санитар выносил таз. Среди рвотных масс врач увидел кровь. Он знал, что девочка тоже приехала из Ирака. Господи, взмолился про себя Макгрегор.

***

   – У вас нет оснований чего-либо опасаться.
   Целью этих слов было успокоить присутствующих, хотя членам Революционного Совета хотелось бы большего. Иранские имамы говорили, наверно, правду, однако полковники и генералы, сидевшие вокруг стола, были капитанами и майорами во время войны с их страной, а никто не забывает врагов, с которыми воевал на поле боя.
   – Нам нужно, чтобы вы взяли в свои руки командование армией Ирака, – продолжал старший из иранских священнослужителей. – В качестве награды за сотрудничество с нами вы сохраните свои звания и должности. Мы требуем лишь одного – чтобы вы дали на Коране клятву верности новому правительству. – Разумеется, этим все не ограничится. За ними будут постоянно следить. Офицеры знали это. Стоит совершить малейшую ошибку, как их ждет расстрел. Но выбора не было, разве что отказаться принести присягу, и тогда их расстреляют уже сегодня же вечером. Расстрел без суда не был чем-то необычным как в Ираке, так и в Иране, и являлся весьма действенным средством борьбы с диссидентами – настоящими или воображаемыми – в обеих странах.
   Справедливость такого решения проблемы зависела от того, на какой стороне вы находитесь. Если вы стоите с винтовкой в руках, это быстрый, эффективный и окончательный способ решения проблемы в свою пользу. Оказавшись под дулами винтовок, вы испытываете внезапный ужас авиакатастрофы, и ваша душа успевает только с ужасом и отчаянием крикнуть: «НЕТ!», прежде чем тело упадет на землю. Вот только в этом случае у них был выбор. Немедленная смерть сейчас или возможная позже. Старшие офицеры, уцелевшие при чистке, украдкой переглянулись. Командование армией было не в их руках. Личный состав армии – солдаты – были на стороне народа или подчинялись своим ротным командирам. Первые были довольны тем, что впервые за почти десятилетие у них достаточно пищи. А ротные командиры испытывали удовлетворение от того, что перед их страной открывалось новое будущее. Ирак полностью порвал с прежним режимом. Он остался в прошлом, стал всего лишь кошмарным воспоминанием, и никто не хотел его возвращения. Полковники и генералы, сидевшие за столом, могли снова взять в руки командование вооруженными силами только с помощью своих прежних врагов, которые стояли у торца стола с безмятежными улыбками на лицах – еще бы, они победили и теперь держали в руках их жизни, будто разменную монету, – легко отданные и так же легко взятые обратно. Так что выбора по сути дела не было.
   Номинальный председатель Революционного Совета кивнул в знак согласия, и тут же последовали утвердительные кивки остальных. С этого момента Ирак исчез как независимая страна, канул в прошлое.
   Теперь оставалось всего лишь сделать несколько телефонных звонков.

***

   Единственное, что их удивило, – почему этого не произошло раньше. На сей раз аналитики опередили станции радиоперехвата «След бури» и «Пальма». Телевизионные камеры были уже установлены, как станет ясно позднее, но в первую очередь – действия, что и зарегистрировали спутниковые фотографии.
   Первыми пересекли границу моторизованные части. Иранцы мчались по нескольким шоссе при полном радиомолчании. Однако в этом регионе мира был день, и высоко в космосе пролетали два разведывательных спутника КН-11, передававшие изображение на приемные станции через спутники связи. Ближайшая к Вашингтону находилась в Форт-Бельвуаре.
   – Слушаю, – сказал Райан, поднося к уху телефонную трубку.
   – Это Бен Гудли, господин президент. Началось. Иранские войска пересекли границу и входят в Ирак, не встречая никакого сопротивления.
   – Уже последовало официальное объявление?
   – Пока нет. Похоже, они сначала хотят утвердиться там. Джек посмотрел на настольные часы.
   – О'кей, рассмотрим ситуацию на утреннем брифинге. – Нет смысла нарушать сон. У него есть люди, которые будут работать всю ночь, следить за развитием событий, напомнил себе Райан. В конце концов, совсем недавно он сам занимался этим.
   – Слушаюсь, сэр.
   Райан положил трубку и сумел снова заснуть. Это был один из президентских талантов, которым он уже почти овладел. Может быть, подумал Джек, погружаясь в сон, может быть, ему удастся научиться играть в гольф во время кризисных ситуаций…, вот было бы…

***

   Как и следовало ожидать, им оказался один из педерастов. Он ухаживал за преступником, приговоренным к смертной казни за убийство, и делал это должным образом, бережно и тщательно. Судя по видеопленке, это ускорило процесс передачи вируса.
   Моуди проявил предусмотрительность и распорядился, чтобы медики внимательно следили за новыми «санитарами». Последние принимали обычные меры предосторожности, надевали перчатки, тщательно мылись, поддерживали чистоту в палате и вытирали все, что попадало на пол. Эта последняя задача все более усложнялась прогрессирующей болезнью первой группы подопытных. Их стоны доносились из динамика достаточно громко, чтобы он мог понять, какие муки претерпевают страдальцы, тем более что их лишили болеутоляющих средств, нарушив мусульманские традиции милосердия, чего Моуди не принял во внимание. Вторая группа подопытных делала то, что им приказали, но их лишили масок, в чем и заключалась цель опыта.
   Педераст был молодым человеком, чуть старше двадцати, и он относился к пациенту, порученному его заботам, с поразительной чуткостью. Не имело значения, делал он это из сострадания к мукам убийцы или потому, что хотел продемонстрировать, что и сам достоин милосердия. Моуди навел на него камеру и увеличил изображение. Его кожа была сухой и воспаленной, движения медленными, словно причиняли ему боль. Врач поднял трубку. Через минуту на экране появился один из армейских медиков. Он о чем-то поговорил с педерастом и, прежде чем вышел из палаты и снял трубку телефона в коридоре, сунул ему в ухо термометр.
   – У субъекта номер восемь температура тридцать девять и две. Жалуется на усталость и боль в конечностях. Глаза у него красные и опухшие, – деловито доложил медик. Можно было не сомневаться, что армейские медики не проявят такого же сочувствия к подопытным, какое они проявляли к сестре Жанне-Батисте. Несмотря на то что она принадлежала к неверным, монахиня была, по крайней мере, добродетельной женщиной, чего уж никак нельзя было сказать о мужчинах в палате. Это для всех упрощало ситуацию.
   – Спасибо.
   Итак, его предположение подтвердилось, подумал Моуди. Вирусы штамма Маинги действительно могли переноситься по воздуху. Теперь всего лишь оставалось убедиться, сохранялась ли у них прежняя вирулентность и умрет ли от лихорадки Эбола новый субъект. Когда у половины второй группы появятся аналогичные симптомы, подопытных переведут в отдельную палату по другую сторону коридора, а подопытным первой группы введут смертельную дозу наркотиков, и с ними будет покончено. Все они уже умирали.
   Моуди знал, что директор будет доволен. Заключительный этап эксперимента оказался таким же успешным, как и предыдущие. Теперь они не сомневались, что у них в руках оружие столь ужасной силы, какой еще никогда не располагал человек. Разве это не великолепно, сказал себе врач.

***

   Обратный рейс всегда проще для организма. «Артист» прошел через металлодетектор, остановился, подождал, пока вокруг него не провели магическим жезлом, и, как всегда, продемонстрировал смущение из-за своей золотой ручки «Кросс» в кармане пиджака. Затем он прошел в зал ожидания первого класса, даже не оглянувшись назад. Если полицейские следят за ним, они остановят его сейчас. Но за ним никто не следил, и его не остановили. Его кожаный блокнот находился в ручной клади, однако «Артист» решил пока подождать. Скоро объявили посадку, он прошел по длинному коридору к «Боингу-747» и сразу нашел свое кресло в переднем салоне. Авиалайнер оказался полупустым, что было очень удобным. Как только самолет оторвался от земли, «Артист» достал из кейса блокнот и принялся записывать все, что до сих пор не хотел заносить на бумагу. Как и обычно, фотографическая память не подвела его, и он работал не прерываясь целых три часа, пока где-то над серединой Атлантики не почувствовал, что нужно поспать. Он справедливо подозревал, что сон не будет лишним.

Глава 29 Заключительный суд

   Келти знал, что это могло стать его последней попыткой попасть в цель, – он снова вспомнил метафору, связанную с огнестрельным оружием. Тем не менее ирония этого не пришла ему в голову. Келти предстояло предпринять сегодня более важные шаги. Накануне он пригласил на пресс-конференцию тех сотрудников средств массовой информации, которые еще оставались ему верны, на кого он мог положиться. Остальные, если и не покинули его, то по меньшей мере не проявляли должного энтузиазма, не будучи уверенными в его победе. И все же на двухчасовую пресс-конференцию, начавшуюся в полночь, собралось немало репортеров, заинтригованных несколькими упомянутыми им ключевыми словами и фразами. После этого ему оставалось только потребовать от них соблюдения правил. Все сказанное им должно быть использовано всего лишь как информация, его слова нельзя цитировать. Разумеется, репортеры согласились.
   – Возникла весьма тревожная ситуация. ФБР подвергло весь седьмой этаж Госдепартамента, все руководство, проверке на детекторе лжи, – сказал Келти. До репортеров доходили кое-какие слухи, но они не могли найти никого, кто мог бы подтвердить их. Слова Келти стали таким подтверждением. – Но еще больше меня беспокоит то, какую политику начало проводить новое правительство. Бретано настаивает на укреплении обороны – и это человек, который является ставленником военно-промышленного комплекса. По его словам, необходимо устранить всю проверку системы поставок, избавиться от контроля Конгресса над разработкой новых видов вооружения. А посмотрите, к чему стремится Джордж Уинстон? Он хочет нарушить налоговое законодательство, сделать его более регрессивным, упразднить налоги с доходов от капиталовложений. Почему? Да потому, что он намеревается переложить весь груз налогов на плечи трудящихся и среднего класса, предоставить полную свободу богачам.
   Я никогда не считал Райана профессионалом, не думал, что он достаточно компетентен, чтобы занимать пост президента, но, должен признаться, такого я не ожидал. Он реакционер, крайний консерватор – просто не знаю, как еще его назвать.
   – Вы уверены относительно того, что происходит в Госдепе? – спросил корреспондент «Нью-Йорк тайме».
   – Абсолютно, на все сто процентов, – кивнул Келти. – Вы хотите сказать, что не знаете об этом? Послушайте, парни, как же вы исполняете свою работу? – спросил он усталым голосом. – В разгар кризиса на Среднем Востоке Райан послал агентов ФБР в Госдеп, чтобы мешать деятельности наших лучших экспертов, пытаясь обвинить их в краже письма, которого никогда не существовало.
   – А теперь, – вмешался руководитель администрации бывшего вице-президента, делая вид, будто случайно говорит больше, чем следовало, – «Вашингтон пост» готовится опубликовать серию статей, в которых превозносят Райана.
   – Одну минуту, – выпрямился репортер из «Вашингтон пост», – этим занимается Боб Хольцман. Я уже сказал своему редактору, что считаю такую публикацию ошибочной.
   – Кто является источником его информации? – спросил Келти.
   – Не имею ни малейшего представления. Боб никогда не раскрывает свои источники. Вы знаете это.
   – Так вот, что собирается сделать с ЦРУ Райан? Он хочет в три раза увеличить штаты оперативного управления – оно укомплектовано нелегальными агентами и шпионами. Только это и нужно нашей стране, верно? Так чем занимается Райан? – задал риторический вопрос Келти. – Укрепляет оборону. Переделывает налоговое законодательство в угоду «жирным котам». И возвращает ЦРУ к временам холодной войны. Мы снова окажемся в пятидесятых годах. Возникает вопрос – зачем ему это нужно? – потребовал ответа Келти. – Почему он делает все это? О чем думает? Неужели я единственный человек в городе, которого интересует ответ на этот вопрос? Когда вы начнете выполнять свои обязанности? Он пытается запугать Конгресс и делает это вполне успешно. А где средства массовой информации? Кто возьмется защищать интересы общества?
   – Что ты хочешь этим сказать, Эд? – спросил корреспондент «Нью-Йорк тайме».
   Келти выразил свое разочарование жестом, который сделал бы честь талантливому актеру.
   – Я стою у края свой политической могилы и не стремлюсь к личной выгоде, но не могу бессильно наблюдать за тем, как наша страна катится в пропасть. Я не могу допустить, чтобы Райан и его закадычные друзья сосредоточили правительственную власть в руках всего нескольких человек, получили возможность шпионить за нами, перестроили налоговый кодекс таким образом, чтобы еще больше обогатить и без того богатых людей, которые не платят свою справедливую долю налогов, передать еще больше заказов оборонной промышленности – а что последует дальше? Отмена гражданских свобод? Каждый день он посылает свою жену на работу на военном вертолете, а вы даже не обратили внимания на это. У нас укрепляется имперское президентство, о котором не мог мечтать Линдон Джонсон, причем без Конгресса, способного предпринять что-то. Вы знаете, кто у нас в Белом доме? – Келти сделал паузу, чтобы привлечь внимание присутствующих. – Король Джек Первый, вот кто! Пора предпринять что-то. Почему вы не хотите заняться этим?
   – Что вам известно о серии статей Хольцмана? – спросил репортер из «Бостон глоб».
   – В ЦРУ Райан вел себя как авантюрист. Он убивал людей.
   – Да это просто гребаный Бонд, – вставил глава администрации Келти в нужный момент.
   Корреспондент «Вашингтон пост» решил защитить свое издание.
   – Хольцман ничего не говорил об этом, – возразил он. – Если вы имеете в виду тот случай, когда террористы напали…