– Вас интересуют мои намерения? Прежде всего восстановить нормальную жизнь. Эти люди перенесли так много страданий, принесли столько жертв – и ради чего? Ради светских амбиций безбожника. Несправедливость происходящего взывала к Аллаху, и Он отозвался на мольбы о помощи. И вот теперь, возможно, мы станем процветающим и верующим народом. – Он не произнес слова «снова», но в этом не было нужды.
   – На это потребуются годы, – заметил кувейтец.
   – Несомненно, – согласился Дарейи. – Но теперь, когда эмбарго снято, у нас достаточные ресурсы в стремлении решить эту задачу. Здесь нас ждет новое начало.
   – В мире, – прибавил Али.
   – Несомненно, в мире, – серьезно согласился Дарейи.
   – Чем мы можем помочь вам? Одним из столпов Веры является милосердие, в конце концов, – заметил министр иностранных дел Сабах.
   Дарейи с благодарностью кивнул.
   – Нет предела вашей доброте, Мухаммед Адман Так хорошо, что нами руководит наша вера, а не постороннее влияние, которое – и это так печально – овладело этим регионом за последние годы. Но пока задача, стоящая перед нами, настолько велика, что мы едва приступили к обдумыванию того, с чего начать и в каком порядке. Может быть, позднее мы сможем вернуться к этому вопросу.
   Это не было совсем уж категорическим отказом от помощи, но смысл сказанного аятоллой был очевиден. Объединенная Исламская Республика не была заинтересована в деловых отношениях – именно этого и боялся принц Али.
   – На следующем заседании ОПЕК, – предложил Али, – мы можем обсудить изменение квот добычи нефти, для того чтобы вы могли получать более справедливую долю доходов, которые наши страны получают от ее покупателей.
   – Это действительно было бы полезным, – согласился Дарейи. – Нам не нужно слишком много, всего лишь небольшие поправки, – добавил он.
   – Таким образом, можно считать вопрос согласованным? – спросил Сабах.
   – Конечно. Это чисто техническая проблема, которую мы можем поручить нашим представителям.
   Оба гостя кивнули, вспомнив при этом, что при распределении квот добычи нефти и возникают наиболее ожесточенные споры.
   Если каждая страна будет добывать слишком много, это собьет мировые цены на нефть и все экспортеры пострадают от этого. С другой стороны, если чрезмерно ограничить производство нефти, это нанесет удар по экономике стран-импортеров, которые будут вынуждены снизить потребление, что приведет к уменьшению доходов. Соответствующий баланс – его трудно установить, как это случается со всеми экономическими проблемами, – представлял собой результат длительных дипломатических переговоров, ведущихся на высоком уровне между странами со своими экономическими структурами, причем ни одна из них не похожа на другую, и нередко приводит к значительным разногласиям, несмотря на то что большинство стран ОПЕК являются мусульманскими. Они поняли, что переговоры с Дарейи идут подозрительно легко.
   – Может быть, вы хотите, чтобы мы передали что-то нашим правительствам? – спросил Сабах.
   – Мы стремимся только к миру, потому что лишь в мирных условиях нам удастся выполнить задачу восстановления наших наций и слияния их в единое целое, как этого желает Аллах. У ваших стран нет никаких оснований опасаться нас.
***
   – Итак, каково ваше мнение? – Подошел к концу очередной период учений. На заключительном разборе операций присутствовали весьма высокопоставленные офицеры израильской армии, причем по меньшей мере одним из них был видный сотрудник разведки. Полковник Шон Магрудер был танкистом, но по сути дела каждый старший офицер пользуется разведывательной информацией и потому готов получать ее из любого источника.
   – Думаю, что саудовцы – и все их соседи тоже – очень нервничают.
   – А вы? – спросил Магрудер. Он говорил прямо и откровенно, как это принято в этой стране, особенно среди представителей военных кругов.
   Ави бен Якоб, который все еще формально оставался армейским офицером – сейчас на нем был военный мундир, – являлся заместителем директора Моссада. Он не был уверен, насколько откровенным должен быть в разговоре с американцами, но, принимая во внимание занимаемую им должность, мог сам принимать решение.
   – Нам очень не нравятся происходящие там события.
   – С исторической точки зрения, – заметил полковник Магрудер, – нужно иметь в виду, что у Израиля всегда были рабочие отношения с Ираном, даже после свержения шаха. Эти традиции восходят к временам Персидской империи. Насколько я помню, ваш праздник Пурим возник в то время. Летчики израильских ВВС совершали боевые вылеты и воевали на стороне иранцев во время ирано-иракской войны и…
   – В то время в Иране было немало евреев, и мы пошли на это, чтобы вызволить их, – тут же прервал Магрудера Якоб.
   – А та неразбериха с вызволением заложников в обмен на оружие, в которую оказался втянутым Рейган, – там был задействован Израиль, и обмен осуществлялся, наверно, через ваше агентство, – добавил Магрудер, чтобы продемонстрировать, что и он способен принимать участие в подобной игре.
   – Вы хорошо информированы.
   – Такова моя работа, по крайней мере часть ее. Сэр, я не собираюсь решать, кто прав, а кто виноват. Спасение ваших людей из Ирана было, как принято говорить у нас дома, бизнесом, и все страны вынуждены заниматься подобными делами. Я всего лишь спрашиваю вас, что вы думаете об ОИР.
   – По нашему мнению, Дарейи – самый опасный человек в мире.
   Магрудер подумал о сегодняшнем утреннем совершенно секретном брифинге относительно переброски иранских войск в Ирак.
   – Я согласен с вами, – кивнул он.
   Израильтяне ему нравились. Так было не всегда. На протяжении многих лет армия Соединенных Штатов испытывала антипатию к еврейскому государству и всем его службам, главным образом из-за высокомерного отношения высших военных чинов этой маленькой страны. Однако силы обороны Израиля познали унижение в Ливане и научились уважать американцев, будучи наблюдателями во время войны в Персидском заливе. До этого они буквально месяцами твердили американским офицерам, что им нужны советы израильских специалистов, как вести войну в воздухе и затем как воевать на земле. Но внезапно все изменилось, и они начали вежливо спрашивать, нельзя ли посмотреть на некоторые американские планы, потому что есть кое-какие незначительные мысли, заслуживающие некоторого внимания.
   Появление полка «буйволов» в Негевской пустыне изменило ситуацию еще больше. Трагедия, пережитая американцами во Вьетнаме, положила конец их высокомерию, и начался рост нового типа профессионализма. При Марионе Диггзе, первом командире заново рожденного 10-го мотомеханизированного полка американской армии, было преподано немало уроков, и при Магрудере, продолжившем эту традицию, израильские солдаты научились многому, подобно тому как научились американские войска в Форт-Ирвине. После первоначального периода ругани, едва не переходившей в рукопашную, возобладал здравый смысл. Даже Бенни Эйтан, командир 7-й израильской бронетанковой бригады, сумел оправиться после серии поражений и в конце учебного периода уже оказывал достойное сопротивление – исход последних двух «битв» оказался ничейным. Он поблагодарил американцев за преподанные уроки и пообещал, что на следующий год во время таких же учений его бригада задаст им жару. Центральный компьютер в местном здании «Звездных войн» рассчитал на основании сложной математической модели, что уровень боевой подготовки израильской армии за последние несколько лет возрос на целых сорок процентов, и теперь, когда у израильских офицеров снова появились основания для высокомерия, они демонстрировали обезоруживающую скромность и почти безжалостное стремление учиться, что характерно для по-настоящему высокопрофессиональных военных.
   И вот теперь один из главных разведчиков Израиля уже не утверждал, что их армия в состоянии справиться с любой угрозой со стороны исламского мира. Это может заинтересовать Вашингтон, подумал Магрудер.
   Небольшой реактивный самолет, якобы пропавший недавно над Средиземным морем, больше не мог вылетать за пределы страны. Даже его использование для транспортировки иракских генералов в Судан явилось ошибкой, но было вызвано необходимостью; пожалуй, он мог бы принять участие и еще в какой-нибудь тайной операции, но пока превратился в личный самолет Дарейи – у аятоллы было мало времени, а новая страна огромна. Не прошло и двух часов после проводов своих суннитских гостей, как он вернулся в Тегеран.
   – Итак?
   Бадрейн разложил на столе бумаги и объяснил технику маршрутов – города, время вылетов и прибытий. Дарейи окинул планы беглым взглядом. Хотя они показались ему излишне сложными, это не давало оснований для беспокойства. Он видел карты и раньше. Его гораздо больше интересовали разъяснения, сопровождающие документацию.
   – Самым главным фактором является время, – начал Бадрейн. – Каждый посланец должен прибыть к месту назначения не позднее чем через тридцать часов после вылета. Вот этот, например, вылетает из Тегерана в шесть утра и прибывает в Нью-Йорк на следующие сутки в два часа ночи по тегеранскому времени, пробыв в пути двадцать часов. Там он отправится на торговую выставку – она проводится в центре Джейкоба Джавитса в Нью-Йорке, – которая остается открытой до десяти вечера. А этот вылетает в 2.55 утра и прибывает в пункт назначения – Лос-Анджелес – через двадцать три часа, вскоре после обеда по местному времени. Его торговая выставка открыта весь день. Этот посланец проведет в пути самое длительное время из всех, пролетит самое большое расстояние, и его «посылка» будет оставаться эффективной больше чем на восемьдесят пять процентов.
   – Безопасность?
   – Все подробно проинструктированы. Я выбрал сообразительных и образованных людей. От них требуется немного – проявить спокойствие и ничем не выделяться во время перелета. После этого им следует всего лишь быть осторожными. То, что все двадцать вылетают одновременно, несколько меня беспокоит, но таким был ваш приказ.
   – Как относительно второй группы?
   – Они отправляются через два дня таким же путем, – ответил Бадрейн. – Предстоящая им операция намного опаснее.
   – Мне это известно. В группу подобраны надежные люди?
   – Да, – кивнул Бадрейн, понимая, что суть вопроса заключается в том, не дураки ли они. – Меня беспокоит политическая опасность исхода операции.
   – Почему? – Замечание Бадрейна не удивило Дарейи, но ему хотелось узнать причину.
   – Очевидна вероятность того, что американцам удастся выяснить, кто их послал, несмотря на то что их документы превосходно подготовлены и приняты все обычные меры предосторожности. Нет, я имею в виду американский политический контекст. Когда с политическим деятелем происходит несчастье, это нередко вызывает волну сочувствия, и такое сочувствие может привести к политической поддержке.
   – Вот как? Разве это не будет истолковано как проявление слабости с его стороны? – В такое трудно поверить, подумал Дарейи.
   – В нашем контексте – да, но не обязательно в американском. Дарейи задумался и сравнил замечание своего помощника с другими аналитическими исследованиями, которые он приказал провести и внимательно изучил.
   – Я встречался с Райаном. Это слабый человек. Он не в состоянии эффективно преодолеть политические трудности, вставшие на пути. У него по-прежнему нет настоящего правительства, способного поддержать его. В результате первой и второй операций мы сломим Райана – или во всяком случае отвлечем его на достаточно длительный срок, чтобы достичь нашей следующей цели. После того как она будет достигнута, Америка перестанет представлять для нас сколько-нибудь значительную опасность.
   – Лучше ограничиться одной первой операцией, – посоветовал Бадрейн.
   – Мы должны потрясти американский народ. Если то, что вы говорите об их правительстве, соответствует действительности, мы нанесем им такой удар, которого они еще никогда не испытывали. Мы потрясем их президента, сокрушим его уверенность, подорвем веру народа в него.
   Бадрейн знал, что нужно выбирать слова. Перед ним стоял святой человек, готовый выполнить святую миссию. Вряд ли удастся убедить его разумными доводами. И все-таки тут существует еще один фактор, о котором он не знает. Наверняка существует. Дарейи больше полагался на желания, чем на практические действия – нет, это не так, это не правда, верно? Он сумел объединить две страны, создав при этом совершенно иное впечатление. Религиозный лидер понимал, что американское правительство по-прежнему уязвимо, поскольку его нижняя палата не восстановлена, ведь процесс восстановления только начался.
   – Лучше всего, если удастся, просто убить Райана. Нападение на детей разожжет страсти. У американцев весьма сентиментальное отношение к детям.
   – Но вторая операция начнется лишь после того, как мы узнаем об успехе первой? – пристально посмотрел на него Дарейи.
   – Да, это так.
   – Тогда этого достаточно, – ответил аятолла, снова повернувшись к планам поездок и оставив Бадрейна наедине со своими мыслями.
   Но ведь должна быть и третья. Обязательно должна.
***
   – Он утверждает, что у него мирные намерения.
   – То же самое говорил Гитлер, – напомнил другу Райан. Он посмотрел на часы. В Саудовской Аравии сейчас уже за полночь. Али вернулся домой и, прежде чем позвонить в Вашингтон, как и следовало ожидать, сообщил о результатах поездки своему правительству. – Ты ведь знаешь о передвижении войск.
   – Да, сегодня ваши люди провели брифинг для наших военных. Но пройдет время, пока их войска достигнут достаточного уровня боевой готовности, чтобы представлять реальную угрозу. Не забудь, я когда-то служил в армии и знаю, что для этого нужно время.
   – Это верно, мне говорят то же самое. – Райан сделал паузу. – Ну хорошо, какова позиция королевства?
   – Мы будем внимательно следить за развитием событий. Наши войска ведут подготовку. Мы получили от вас заверения в поддержке. Мы обеспокоены развитием событий, но не чрезмерно.
   – Следовало бы провести совместные учения, – предложил Джек.
   – Это может только разжечь страсти, – ответил принц. Отсутствие полной убежденности в его голосе явно не было случайным. Он, наверно, выдвинул такое же предложение на совещании министров, но с ним не согласились, подумал Райан.
   – Ну что ж, у тебя был, по-видимому, тяжелый день. Скажи, как выглядит Дарейи? Я не видел его с того дня, когда ты познакомил нас.
   – Похоже, он здоров. Кажется усталым, но ему пришлось заниматься многими проблемами.
   – В этом я его понимаю. Али?
   – Слушаю, Джек.
   Президент замолчал, напомнив себе, что недостаточно хорошо разбирается в дипломатических тонкостях.
   – Как ты полагаешь, все это должно меня беспокоить?
   – Что говорят тебе твои люди?
   – Примерно то же самое, что ты только что сказал мне, но не все. Нам нужно поддерживать открытым этот канал связи, мой Друг.
   – Понимаю, господин президент. До свидания. Это было неудовлетворительным окончанием неудовлетворительного телефонного разговора. Райан положил трубку и обвел взглядом свой пустой кабинет. Али не сказал ему того, что он думает, потому что позиция его правительства отличается от его собственной. Такое нередко случалось и с Джеком, и приходилось соблюдать те же правила. Али вынужден проявлять лояльность по отношению к собственному правительству – черт побери, ведь это, в конце концов, члены его семьи, – но один раз он все-таки допустил оговорку, а принц слишком умен, чтобы такое произошло случайно. Возможно, им было легче говорить, когда Райан не был президентом и оба могли беседовать, не испытывая необходимости в каждом слове формулировать политику своих стран. Теперь Джек представлял собой Америку для всех, кто находились за ее границами, и правительственные чиновники должны были рассматривать его именно таким образом, вместо того чтобы помнить, что он тоже думающий человек, которому нужно изучить несколько вариантов, прежде чем принять решение. Может быть, если бы разговор происходил не по телефону… Говорить, глядя друг другу в глаза, всегда легче, подумал Джек. Но даже президенты ограничены во времени и пространстве.

Глава 36 Посыльные

   Рейс 535 КЛМ – Нидерландских королевских авиалиний – вырулил от места посадки поздней ночью, в десять минут второго. В это время суток самолет был полон усталых людей, которые, пробравшись к своим местам, пристегивали ремни безопасности и принимали от стюардесс подушки и одеяла. Более опытные путешественники ждали стука убранного шасси, затем до предела откидывали назад спинки кресел и закрывали глаза, надеясь, что полет будет плавным и им удастся несколько часов поспать.
   На борту авиалайнера летели пятеро из людей Бадрейна – двое в первом и трое в бизнес-классе. У всех чемоданы находились в багажном отсеке самолета, а ручная кладь лежала под сиденьями впереди. Все пятеро слегка нервничали и с удовольствием выпили бы чего-нибудь, чтобы расслабиться, несмотря на религиозный запрет, но авиалайнер совершил посадку в исламском аэропорту, и спиртное не будут разносить до тех пор, пока самолет не покинет пределы воздушного пространства Объединенной Исламской Республики. Все пятеро подчинились создавшимся обстоятельствам. Они получили подробный инструктаж и были готовы выполнить поставленную перед ними задачу. Посланцы Бадрейна прошли через аэропорт как обычные пассажиры и послушно представили свой ручной багаж для осмотра и просвечивания рентгеновскими лучами. Служба безопасности тут была ничуть не менее бдительной, чем в западных аэропортах, – пожалуй, даже более бдительной, поскольку рейсов было относительно мало, так что местная паранойя обнаруживалась более явно. В каждом случае на экране был виден бритвенный прибор, крем для бритья, документы, книги и тому подобные мелочи.
   Все посланцы были образованными людьми. Некоторые закончили американский университет в Бейруте – одни, чтобы получить дипломы, другие – просто чтобы лучше узнать врага. Подчеркнуто аккуратные, в галстуках, узлы которых были сейчас свободно приспущены, они повесили свои пиджаки в шкафчики, расположенные в разных местах салона. Через сорок минут все пятеро вместе с остальными пассажирами погрузились в беспокойный сон.
***
   – Итак, как ты оцениваешь ситуацию? – спросил ван Дамм. Хольцман взболтнул стакан, наблюдая за тем, как кубики льда кружат по поверхности.
   – При иных обстоятельствах я мог бы назвать это заговором, но это не заговор. Для человека, который утверждает, что собирается восстановить порядок в стране, Джек делает многовато безумных шагов.
   – «Безумных» – это уж слишком сильно сказано, Боб.
   – Только не для них. Все утверждают, что он «человек не их круга», пришелец со стороны, и они резко реагируют на его инициативы. Даже ты должен признать, что его идея с изменением налогового кодекса несколько выходит за приемлемые рамки, но это всего лишь повод для того, что происходит, – по крайней мере, один из поводов. Игра, которую они ведут против него, ничем не отличается от обычной – пара случаев утечки
   информации, а то, как они представляют это, красноречиво говорит об их манерах.
   Арни был вынужден согласиться. Наступление на Райана походило на то, как проезжающие по шоссе автомобили избавляются от мусора. Если аккуратно складывать мусор в специальные контейнеры на обочине, то на его уборку требуется всего несколько минут. Когда же пассажиры мчащихся автомобилей начинают выбрасывать мусор из окон, на уборку приходится тратить часы. Вот и в данном случае противники Райана ставят перед ним множество препятствий, и президент вынужден тратить драгоценное время на то, чтобы заниматься бесполезной и ненужной работой по очистке дороги, вместо того чтобы вести вперед машину государства. Такое сравнение было грубым, зато точно соответствовало истине. Политика гораздо чаще заключается в том, чтобы затруднять действия политических оппонентов и заставлять их убирать с дороги препятствия, чем в ведении конструктивной работы.
   – Кто организовал утечку информации? Журналист пожал плечами.
   – Остается только гадать. Кто-нибудь из ЦРУ, человек, который подпал под сокращение и не хочет уходить на пенсию. Согласись, что столь резкое увеличение штатов оперативного управления создает впечатление, будто мы возвращаемся в прошлое. Насколько сокращают разведывательное управление?
   – Исходят из необходимости компенсировать рост числа оперативников. Смысл перестройки ЦРУ заключается в том, чтобы сократить общее финансирование, получать более надежную информацию и повысить эффективность работы всего управления. Ты ведь понимаешь, – прибавил он, – что я не могу давать советы президенту о том, как совершенствовать разведывательную деятельность. В этом вопросе он настоящий эксперт.
   – Мне это известно. Я уже подготовил серию очерков для публикации и собирался обратиться к тебе с просьбой об интервью с Райаном, когда мыльный пузырь лопнул.
   – Вот как? В чем…
   – Ты хочешь спросить, почему я проявляю такой интерес к этому? Дело в том, что этот сукин сын действует самым противоречивым образом. Некоторые его поступки производят просто потрясающее впечатление, зато некоторые… Иногда мне кажется, что он блуждает в лесу и не знает, как выбраться оттуда. Впрочем, даже такое сравнение излишне оптимистично.
   – Продолжай.
   – Райан мне нравится, – признался Хольцман. – Он – честный человек, причем не относительно честный, действительно честный. Я собирался рассказать, как все обстоит на самом деле. Знаешь, что приводит меня в ярость? – Он сделал глоток, заколебался, прежде чем продолжать, и затем заговорил, не скрывая гнева:
   – Кто-то в «Вашингтон пост» узнал о моей работе и сообщил об этом Эду Келти, а тот, наверно, организовал утечку информации, которая попала к Доннеру и Пламеру.
   – И они воспользовались твоим материалом, чтобы распять Райана?
   – Совершенно верно, – признался Хольцман. Ван Дамм с трудом удержался от смеха. Он сдерживался, насколько мог, но теперь это стало слишком забавным.
   – Добро пожаловать в Вашингтон, Боб.
   – Знаешь, среди нас есть люди, серьезно относящиеся к проблемам профессиональной этики, – возразил журналист, хотя и не слишком убедительно. – Это был хороший материал. Я провел огромную исследовательскую работу, сверяя и подтверждая каждый факт. У меня есть источник информации в ЦРУ – даже несколько, – но для этой работы я воспользовался сведениями, полученными из совершенно нового источника, от человека, который отлично знаком с происшедшим. Я получил от него эту информацию и проверил каждое слово, написал очерк, где говорилось о том, в чем я уверен и о чем догадываюсь, причем всегда подчеркивал разницу между первым и вторым, – заверил он главу администрации Белого дома. – И ты знаешь, что у меня получилось? Райан выглядел в моем материале очень хорошо. Действительно, временами он выбирал путь наименьшего сопротивления, но, насколько мне удалось установить, никогда не нарушал законов. Если когда-нибудь у нас возникнет критическая ситуация, именно такой человек нужен нам в Овальном кабинете. Но какой-то ублюдок украл мой материал, воспользовался моей информацией, полученной из моих источников, и все в ней переиначил в собственных интересах. Мне это совсем не нравится, Арни. Мои читатели верят мне, моя газета полагается на то, что я пишу, а кто-то обманул меня. – Он поставил стакан на стол. – Я знаю, что ты думаешь обо мне и о моей…
   – Нет, не знаешь, – прервал его Арни.
   – Ноты всегда…
   – Я возглавляю президентскую администрацию, Боб, и должен быть лояльным по отношению к своему боссу. Вот почему мне приходится вести игру таким образом, чтобы защитить его. Но если ты думаешь, что я не уважаю прессу, то ошибаешься. Мы не всегда оказываемся друзьями, иногда нам приходится ссориться друг с другом, становиться врагами, но мы нуждаемся в вас так же, как вы в нас. Подумай, ради Бога, если бы я не уважал тебя, то какого черта ты сидел бы здесь и пил мой бурбон?
   Это или искусный маневр, или откровенное заявление, подумал Хольцман, и Арни слишком опытный игрок, чтобы можно было сразу определить разницу. Но самым правильным будет промолчать и допить виски, оставшееся в стакане. Жаль, что глава администрации Белого дома предпочитает покупать дешевый бурбон и носить рубашки из магазинов готового платья Л. Л. Бина. К тому же Арни не умеет хорошо одеваться. Однако не исключено, что это часть тщательно продуманного им образа. Политическая игра становится настолько запутанной, что превращается в комбинацию классической метафизики и экспериментальной науки. Ты никогда не знаешь всей правды, и если тебе удается узнать ее часть, то нередко это делается для того, чтобы лишить тебя возможности выяснить все остальное, не менее важное. И все-таки это самая увлекательная игра.
   – О'кей, Арни, я согласен с тобой.
   – Вот и правильно. – Ван Дамм улыбнулся и наполнил стакан своего гостя. – Итак, зачем ты позвонил мне?
   – Мне даже неловко говорить об этом. – Наступила тишина. – Я отказываюсь стоять и безучастно наблюдать за тем, как распинают невиновного человека.
   – Но раньше у тебя не было таких угрызений совести, – возразил Арни.