Клэнси Том. Cлово президента

   – Вы считаете, что это простая случайность? – послышался голос Тони Бретано.
   – На первый взгляд все походит на это, за исключением одного…
   – Ты хочешь сказать, зачем им во время учений боевые ракеты? – спросил Райан.
   – И это тоже, господин президент. Истребители Китайской Республики несут, разумеется, белые ракеты, потому что рассматривают все эти учения как угрозу…
   – Белые ракеты? – снова послышался голос Бретано.
   – Извините меня, господин министр. Боевые ракеты окрашены в белый цвет, а учебные – в синий. Истребители КНР несли боевые ракеты, к тому же оснащенные головками наведения. Почему? В подобной ситуации мы обычно не пользуемся такими ракетами, потому что их нельзя перевести в безопасное положение: после того, как эти ракеты выпущены, они полностью автономны, мы называем их «пусти и забудь». И вот что еще. Все птички, выпущенные в тайваньские F-16, были оснащены ракетами с головками радиолокационного наведения. Лишь одна ракета, та, что ушла за авиалайнером, имела головку инфракрасного наведения Мне это совсем не нравится.
   – Преднамеренный акт? – негромко произнес Райан.
   – Это тоже нельзя исключить, господин президент. Но все столкновение выглядит каким-то странным, прямо-таки классически странным. Сначала создается впечатление, будто пилоты истребителей были просто заведены до предела и при первой же угрозе вступили в бой, люди погибли, и мы ничего не сможем доказать. Но, если вы посмотрите вот на эту пару истребителей, мне кажется, что они с самого начала имели своей целью авиалайнер, если только не приняли его по ошибке за истребитель Китайской Республики, а с этим я никак не смогу согласиться…
   – Почему?
   – Он все время летел в противоположную сторону, уходил от района учений.
   – Охотничья лихорадка, – предположил Бретано.
   – Тогда почему не напасть на самолеты, направляющиеся прямо на тебя, вместо того чтобы выбирать улетающий прочь? Господин министр, я сам летчик-истребитель и не могу согласиться с таким объяснением. Если я оказываюсь в неожиданной боевой ситуации, первое, что я сделаю, – это опознаю цели, представляющие угрозу для меня, и выстрелю прямо в них.
   – Сколько погибших? – мрачно спросил Райан.
   – Судя по сообщениям СМИ, больше сотни, – ответил Бен Гудли. – Есть и уцелевшие, но мы пока не знаем сколько. И я предполагаю с определенной долей уверенности, что на борту авиалайнера были американцы. Между Гонконгом и Тайбэем существуют прочные деловые связи.
   – Предложения?
   – Прежде чем что-то предпринять, господин президент, нам нужно знать, пострадали ли американские граждане. Поблизости от того района у нас находится лишь один авианосец – боевая группа «Эйзенхауэр», направляющаяся к Австралии для участия в учениях «Южная чаша». Однако можно не сомневаться, что происшедшее отнюдь не улучшит отношений между Пекином и Тайбэем.
   – Нам нужно выпустить какой-нибудь пресс-релиз, – напомнил президенту Арни.
   – Сначала следует точно установить, погибли ли американские граждане, находившиеся на борту авиалайнера, – сказал Райан. – Если погибли…, как нужно поступить? Потребовать объяснения?
   – Они скажут, что произошла ошибка, – повторил Джексон. – Даже обвинят тайваньских пилотов в том, что они первыми открыли огонь и начали бой. Таким образом откажутся принимать на себя ответственность за происшедшее.
   – Но ты не веришь им, Робби?
   – Нет, Джек, – извините меня, господин президент, – не верю. Мне хочется еще раз проверить эти записи вместе с несколькими специалистами, поискать, нет ли еще какого-то разумного объяснения. Может быть, я и ошибаюсь…, но вряд ли. Летчики-истребители всегда летчики-истребители. Единственная причина, по которой ты сбиваешь самолет, улетающий от тебя, вместо того, который летит тебе навстречу, заключается в том, что это входит в твои намерения.
   – Может быть, перевести группу «Эйзенхауэра» на север? – спросил Бретано.
   – Подготовьте для меня варианты, при которых мы переведем на север боевую группу «Эйзенхауэра», – распорядился президент.
   – В этом случае Индийский океан останется совершенно беззащитным, – напомнил адмирал Джексон. – «Карл Винсон» сейчас на середине пути в Норфолк. «Джон Стеннис» и «Энтерпрайз» по-прежнему стоят в доках в Пирл-Харборе, так что в Индийском океане у нас нет боеспособного авианосца. В этой половине мира у нас вообще нет авианосцев, и нам понадобится по меньшей мере месяц, чтобы перебросить сюда один из авианосцев, базирующихся в Атлантическом океане.
   Райан повернулся к Эду Фоули.
   – Какова вероятность того, что это приведет к катастрофе мирового масштаба?
   – Тайвань оказался в крайне сложном положении. Самолеты двух стран обменивались ракетными залпами, погибли люди. Нанесен ущерб авиакомпании, которая является носителем государственного флага. Страны стараются оберегать свой флаг, – заметил директор ЦРУ. – Это не исключено, господин президент.
   – Но каковы намерения КНР? – спросил Гудли директора ЦРУ.
   – Если адмирал Джексон прав – я еще не уверен в его правоте, между прочим, – добавил Эд Фоули. Робби кивнул. – Итак, если он прав, то что-то происходит, но что именно, я не знаю. Для всех было бы лучше, если бы это осталось несчастным случаем. Считаю, что будет ошибкой убрать авианосец из Индийского океана при ситуации, которая развертывается в Персидском заливе.
   – Что самое худшее может случиться при столкновении между КНР и Тайванем? – спросил Бретано, раздраженный тем, что ему вообще приходится задавать такой вопрос. Он слишком недавно занял пост министра обороны, так что еще не мог схватывать налету, как хочется того его президенту.
   – Господин министр, Китайская Народная Республика имеет на вооружении ракеты с ядерными боеголовками и может без труда превратить Формозу в остров пепла, но у нас есть основания подозревать, что на Тайване тоже есть термоядерное оружие и…
   – Примерно двадцать бомб, – прервал его Фоули. – А их истребители F-16 при желании могут долететь до Пекина – если не будут надеяться на возвращение и полетят парами, причем из двух один заправит второй на середине полета. Они не могут уничтожить КНР, но двадцать термоядерных бомб отбросят экономику континентального Китая назад, по крайней мере, на десять лет, а может, и на двадцать. КНР не хочет, чтобы такое произошло. Они не безумцы, адмирал. Давайте будем при наших расчетах придерживаться обычных вооружений, хорошо?
   – Хорошо, сэр. КНР не обладает достаточными силами, чтобы захватить Тайвань. У них нет необходимых десантных средств для переброски большого количества войск, чтобы высадиться под огнем противника. Таким образом, что произойдет, если ситуация обострится? Наиболее вероятным сценарием будут крупномасштабные воздушные и морские сражения, но, поскольку ни одна сторона не может одержать верх, результатом станет перемирие. Это будет также означать ожесточенную войну на пересечении самых оживленных в мире торговых путей, что приведет к самым разным дипломатическим последствиям для участников войны. Я не вижу смысла в намеренном развязывании такого конфликта. Такая политика слишком разрушительна, чтобы прибегнуть к ней…, если только за спиной игроков не стоят какие-то иные силы. – Он пожал плечами. Все так бессмысленно…, но не менее бессмысленна и ракетная атака беззащитного гражданского авиалайнера – а он только что сказал, что она была, по-видимому, преднамеренной.
   – К тому же у нас торговые отношения с обеими странами, – заметил президент. – Мы должны предупредить дальнейшее обострение конфликта, не правда ли? Боюсь, что нам придется перебросить этот авианосец, Робби. Давайте обсудим различные варианты и попытаемся решить, какого черта нужно КНР, а?

***

   Кларк проснулся первым. Он чувствовал разбитость, но при таких обстоятельствах не мог позволить себе расслабиться. Через десять минут он побрился, оделся и направился к выходу, не разбудив Чавеза. К тому же Динг не говорил на фарси.
   – Решили прогуляться пораньше? – услышал он голос француза, который привез их из аэропорта.
   – Да, нужно размяться, – признался Джон. – Как вас зовут?
   – Марсель Лефевр.
   – Глава местной резидентуры? – спросил Джон прямо.
   – Вообще-то я торговый атташе, – ответил француз, что означало «да». – Не будете возражать, если я пройдусь вместе с вами?
   – Отнюдь, – ответил Кларк, чем несказанно удивил ею. Они направились к выходу. – Просто хочу прогуляться. Здесь есть поблизости рынки?
   – Идемте, я вам покажу.
   Через десять минут они оказались на торговой улице. Два иранца шли за ними в пятидесяти футах как тени, даже не скрываясь, хотя они всего лишь наблюдали за европейцами.
   Шум вокруг напомнил Кларку о прошлом. Ею фарси был далеко не совершенным, особенно принимая во внимание, что последний раз он говорил на этом языке больше пятнадцати лег назад, однако, слух оперативника тут же включился в работу, и скоро он уже схватывал болтовню торговцев по мере того, как они с французом продвигались между лотками, протянувшимися по обеим сторонам улицы.
   – Каковы цены на продукты?
   – Относительно высокие, – ответил Лефевр. – Дело в том, что значительная часть продовольствия была отправлена в Ирак. Кое-кто недоволен этим, ворчат.
   Чего– то не хватает, подумал Джон через несколько минут. Пройдя половину квартала с лотками, где торговали съестным, они свернули в район рынка, где продавали золото, что всегда являлось популярным товаром в этой части мира. Люди покупали золото и продавали, но без того энтузиазма, который Джон помнил с прошлых времен. Он смотрел на лотки, проходя мимо них и пытаясь понять, чего же не хватает.
   – Хотите купить что-нибудь для жены? – осведомился Лефевр.
   Улыбка на лице Кларка была не слишком убедительной.
   – Да не знаю. Впрочем, приближается годовщина свадьбы. – Он остановился у лотка, чтобы посмотреть на ожерелья.
   – Откуда вы? – спросил торговец.
   – Из Америки, – ответил Джон тоже по-английски. Торговец безошибочно определил его национальность, наверно, по одежде и рискнул заговорить на этом языке.
   – У нас редко бывают американцы.
   – Очень жаль. Когда я был помоложе, мне довелось немало путешествовать по вашей стране. – Вообще-то ожерелье было весьма привлекательным. Он посмотрел на цену, мысленно произвел расчеты и увидел, что цена чертовски низка. К тому же действительно приближалась годовщина, – Может быть, придет время, и все изменится, – сказал золотых дел мастер.
   – Между нашими странами столько противоречий, – печально заметил Джон. Да, он мог позволить себе эту покупку. Как всегда у него было с собой много наличных. У американских долларов есть несомненное достоинство – их принимают практически повсюду.
   – Времена меняются, – произнес торговец.
   – Это верно, меняются, – согласился Джон. Он посмотрел на ожерелье подороже. Товары лежали на лотке свободно, можно было подойти, посмотреть и прицениться. В исламских странах существовал действенный способ избавляться от воров. – Я вижу здесь так мало улыбок, а ведь это торговая улица.
   – За вами следят два человека.
   – Вот как? Но я ведь не нарушаю законов, правда? – спросил Кларк с очевидной озабоченностью.
   – Нет, не нарушаете, – ответил торговец, но было заметно, что он нервничает.
   – Я куплю вот это, – показал Кларк на ожерелье.
   – Как вы будете платить?
   – Американские доллары вы примете?
   – Да. Цена девятьсот американских долларов. Кларк постарался не выказать своего удивления. Даже на оптовом рынке в Нью-Йорке подобное ожерелье стоило бы по меньшей мере втрое дороже, и хотя он не собирался платить такие деньги, всегда приятно поторговаться, тем более что здесь это традиция. Кларк полагал, что если ему удастся сбить цену до тысячи пятисот долларов, то и это будет очень дешево. Но, может быть, он не расслышал торговца?
   – Вы сказали девятьсот?
   Торговец выразительно ткнул пальцем в грудь Кларка.
   – Хорошо, восемьсот долларов и ни долларом меньше. Вы что, хотите разорить меня? – громко прибавил он.
   – Вы отчаянно торгуетесь, – произнес Кларк, делая вид обороняющегося человека, потому что заметил, что двое следивших подошли ближе.
   – Все вы так неверные! Отдать вам даром? Это дорогое ожерелье, и надеюсь, вы покупаете его вашей честной жене, а не какой-нибудь уличной развратнице!
   Кларк решил, что и так достаточно подверг торговца опасности. Он достал из кармана бумажник, отсчитал банкноты и вручил их торговцу.
   – Вы даете мне слишком много! Я не вор, а честный человек! – Золотых дел мастер вернул ему одну стодолларовую банкноту.
   Семьсот долларов за такое дивное золотое ожерелье?
   – Извините меня, я не хотел оскорблять вас, – сказал Джон, пряча в карман ожерелье, которое торговец едва не бросил ему в руки без всякого футляра.
   – Мы не варвары, – отчетливо произнес торговец и тут же повернулся к нему спиной.
   Кларк и Лефевр прошли до конца улицы и свернули направо. Они шли быстро, заставив следующих за ними иранцев ускорить шаг.
   – Какого черта? – недоуменно спросил американец. Он никак не ожидал чего-либо подобного.
   – Как видите, энтузиазм народа по отношению к режиму уменьшился. Вы видели наглядный пример этого. Вы вели себя весьма убедительно, мсье Кларк. Сколько времени работаете в ЦРУ?
   – Достаточно долго, чтобы не проявить изумления по такому поводу. Насколько я знаю, в вашем языке есть хорошее слово для характеристики здешней ситуации – merde.
   – Значит, это подарок вашей жене?
   – Да, – кивнул Джон. – У него будут неприятности?
   – Не думаю, – ответил Лефевр. – Но он, наверно, продал ожерелье себе в убыток, Кларк. Любопытный жест со стороны иранского торговца, верно?
   – Пошли обратно. Мне нужно разбудить госсекретаря. Через пятнадцать минут они были в посольстве. Джон сразу поднялся к себе в комнату.
   – Что там за погода, мистер К.? – спросил Динг. Кларк сунул руку в карман и бросил ему через комнату какой-то предмет. Чавез поймал его. – Тяжелое, – пробормотал он.
   – Как ты думаешь, сколько это стоит, Доминго?
   – Похоже на чистое золото, на ощупь тоже…, не меньше пары косых.
   – Ты поверишь, что я заплатил за него семьсот баксов?
   – Может быть, это был твой родственник, Джон? – улыбнулся Чавез и тут же нахмурился:
   – Мне казалось, что нас здесь не любят.
   – Времена меняются, – негромко произнес Джон, цитируя золотых дел мастера.

***

   – Серьезная авиакатастрофа? – спросила Кэти.
   – Говорят, уцелело сто четыре человека, некоторые с тяжелыми травмами, девяносто погибших – их тела извлекли из-под обломков, – еще тридцать пока не удалось обнаружить, это означает, что они тоже мертвы, просто не смогли опознать трупы. – Джек читал донесение, которое только принес к двери Раман. – В числе уцелевших шестнадцать американцев. Пятеро погибли. Девять не опознаны и считаются погибшими. Боже мой, на борту было сорок граждан КНР! – Он покачал головой.
   – Но почему…, если они не ладят друг с другом…
   – Почему поддерживают столь обширные деловые отношения? Они действительно активно торгуют между собой, хотя фыркают и шипят друг на друга, словно уличные коты. Просто они нужны друг другу.
   – Как мы поступим теперь? – спросила его жена.
   – Пока не знаю. Мы задержали выпуск пресс-релиза до утра в ожидании более подробной информации. Но как я могу спать в такую ночь? – спросил президент Соединенных Штатов. – На другом краю света погибло четырнадцать американцев. Разве я не должен был защитить их? Я не могу допускать, чтобы кто-то убивал наших граждан.
   – Люди умирают каждый день, Джек, – напомнила ему первая леди.
   – Но не от ракет «воздух – воздух». – Райан положил донесение на ночной столик и выключил свет, надеясь, что сон все-таки придет, и думая о том, чем кончится встреча в Тегеране.

***

   Началось с рукопожатий. Чиновник Министерства иностранных дел встретил их у входа. Французский посол представил всех, и они быстро вошли внутрь, чтобы избежать назойливых телевизионных камер, хотя на улице было пустынно. Кларк и Чавез исполняли свои обязанности, стоя недалеко от государственного секретаря, но не слишком близко, и нервно оглядывались по сторонам, как от них и ожидали.
   Государственный секретарь последовал за иранским чиновником. За ними шли остальные. Французский посол остался в приемной вместе с сопровождающими, а Адлер и чиновник вошли в скромно обставленный кабинет духовного главы Объединенной Исламской Республики.
   – Приветствую вас с миром, – сказал Дарейи, поднимаясь из-за стола, чтобы поздороваться со своим гостем. Он говорил через переводчика. Это был обычный прием при встречах такого рода, поскольку давал время для более точного перевода каждого слова, а если что-то потом оказывалось не так, всегда можно сослаться на ошибку переводчика. Это предоставляло обеим сторонам удобный выход из положения. – Пусть Аллах благославит нашу встречу.
   – Мы благодарны вам за то, что вы нашли возможность принять нас, хотя вас предупредили за столь короткое время, – ответил Адлер, опускаясь в кресло.
   – Вы проделали дальний путь. Я надеюсь, ничто не осложнило его? – вежливо осведомился Дарейи.
   Весь ритуал будет вежливым, во всяком случае его начало, подумал Адлер.
   – Наше путешествие прошло спокойно, – ответил он. Чтобы подавить зевоту и не обнаружить усталости, он еще в посольстве выпил три чашки крепкого французского кофе, хотя желудок отреагировал на них бурчанием. Дипломаты во время серьезных встреч должны держаться, как хирурги в операционной, и Адлер давно научился не выдавать своих эмоций, что бы ни происходило с его желудком.
   – Сожалею, что мы не можем показать вам весь наш город. В нем заключено столько истории и красоты. – Оба ждали, пока переводчик закончит перевод. Переводчиком был тридцатилетний мужчина, его лицо выражало напряжение и, увидел Адлер…, страх перед Дарейи? Скорее всего это сотрудник Министерства иностранных дел, на нем был несколько помятый костюм – в противоположность аятолле, который был в просторном халате, что подчеркивало его национальную и религиозную принадлежность. Лицо Махмуда Хаджи было строгим, но не враждебным, и, как ни странно, он, казалось, не проявлял ни малейшего любопытства.
   – Может быть, мне удастся познакомиться с вашим городом во время следующего визита. Дружеский кивок.
   – Да, конечно. – Эти слова Дарейи произнес по-английски, это напомнило Адлеру, что аятолла понимает язык своего гостя. В этом не было ничего необычного, заметил государственный секретарь.
   – Прошло много времени с тех пор, как между нашими странами осуществлялись прямые контакты, тем более на гаком уровне. – Это верно, но мы приветствуем такие контакты. Чем могу служить вам, секретарь Адлер?
   – Если вы не возражаете, мне хотелось бы обсудить проблему стабильности в нашем регионе, – Проблему стабильности? – с невинным удивлением повторил Дарейи. – Что вы хотите этим сказать?
   – Создание Объединенной Исламской Республики породило в этом регионе новую огромную страну. Это не может не вызывать некоторого беспокойства.
   – По моему мнению, это способствовало стабильности в регионе. Разве иракский режим не оказывал дестабилизирующего влияния на соседние страны? Разве не Ирак начал две агрессивные войны? Мы не делали ничего подобного.
   – Это верни. – согласился Адлер.
   – Ислам – это религия, проповедующая мир и братство, – продолжал Дарейи тоном учителя, которым и был в течение ряда лет. Наверно, он был строгим учителем, подумал Адлер, за мягким голосом у него скрывался стальной кулак.
   – И это верно, однако в человеческом мире те, кто зовут себя верующими, не всегда следуют религиозным правилам, – напомнил американец.
   – Другие страны не принимают правление Бога так, как это делаем мы. Только признание верности этого правления вселяет людям надежду найти мир и справедливость. Недостаточно только произносить слова. Следует жить в соответствии со словами.
   Спасибо за преподанный урок воскресной школы, подумал Адлер, уважительно кивая. Тогда какого черта вы поддерживаете «Хезболлах»?
   – Моя страна всего лишь стремится к миру в этом регионе – и не только в нем, а во всем мире.
   – Такова воля Аллаха, выраженная словами Пророка, – кивнул Дарейи.
   Адлер увидел, что аятолла строго придерживается сценария. Когда-то, много лет назад, президент Джимми Картер послал своего эмиссара для встречи с наставником этого человека, Хомейни, который жил тогда в изгнании, в скромном домике во Франции. В то время правление шаха переживало тяжелые времена, и было решено прощупать оппозицию, чтобы не оказаться застигнутыми врасплох. Boзвратившись домой после встречи, посланец сказал президенту, что Хомеини «святой». Картер согласился с докладом своего эмиссара, что привело к свержению Муххамеда Реза Пехлеви. Его место занял «святой».
   Следующей американской администрации пришлось иметь дело с этим «святым», что привело к скандалу и насмешкам над американцами всего мира.
   Адлер принял твердое решение не повторить этих ошибок.
   – Одним из принципов нашей страны является сохранность международных границ. Уважение к территориальной неприкосновенности является непременным условием региональной и глобальной стабильности.
   – Секретарь Адлер, все люди – братья, такова воля Аллаха. Братья могут время от времени ссориться, но Аллах отвергает войну. Как бы то ни было, содержание ваших высказываний вызывает у меня некоторое беспокойство. Мне начинает казаться, что вы хотите сказать, будто у нас враждебные намерения по отношению к нашим соседям. Почему вы так считаете?
   – Извините меня, мне кажется, вы меня не правильно поняли. Я не говорил ничего подобного. Я приехал сюда только для того, чтобы обсудить взаимные трудности.
   – Ваша страна и ее союзники находятся в экономической зависимости от этого региона. Мы не хотим нарушать установившиеся связи. Вам нужна наша нефть. Нам нужны товары, которые можно приобрести на деньги, полученные за проданную нефть. Наша культура традиционно зиждется на торговле. Вам это известно. Кроме того, наша культура – исламская, и мне причиняет острую боль, что Запад никак не может понять содержания нашей веры. Несмотря на утверждения ваших еврейских друзей, мы не варвары. Более того, у нас, по сути дела, нет религиозных расхождений с евреями. Местом рождения их патриарха, Авраама, является этот регион. Они были первыми, кто заявил о существовании истинного Бога, и потому между нами должен существовать мир.
   – Мне приятно это слышать. Как можем мы достичь такого мира? – спросил Адлер, пытаясь вспомнить, когда последний раз кто-то не просто предложил ему оливковую ветвь мира, а обрушил ему на голову целое оливковое дерево.
   – С помощью времени и переговоров. Возможно, самым лучшим будут прямые контакты. Они тоже являются торговой нацией, помимо того что их религия мало отличается от нашей.
   Адлер попытался понять, что имеет в виду Дарейи. Прямые контакты с Израилем? Это реальное предложение или всего лишь подачка, брошенная американскому правительству?
   – А ваши исламские соседи?
   – У нас одна религия. У нас, как и у них, есть нефть. У нас общая культура. Мы уже являемся единой нацией во многих отношениях.

***

   Кларк, Чавез и посол Франции сидели в приемной. Иранский персонал, предложив им напитки и легкую закуску, старался не обращать на них внимания. Местные охранники стояли в приемной, не глядя на гостей, но и не упуская их из поля зрения. Для Чавеза это была возможность увидеть новый мир. Он заметил, что мебель тут была старомодной и, как ни странно, потертой, словно ничто в здании не менялось, после того как его покинуло прежнее правительство – а это произошло давным-давно, напомнил он себе, – не то чтобы все казалось ветхим, нет, скорее просто не было современным. Впрочем, здесь ощущалось какое-то напряжение. Американский персонал отнесся бы к подобным посетителям с любопытством. Шестеро же иранцев, находившиеся в приемной, просто игнорировали их. Почему?
   Кларк ожидал этого. Его не удивляло такое отношение. Они с Дингом были охранниками и потому представляли собой что-то вроде мебели, были недостойны их внимания. Находившиеся здесь люди были доверенными помощниками и секретарями главы государства, преданными своему боссу, на них падало отражение частицы его власти. Гости, что сидели в приемной, могли утвердить эту власть на международной арене либо угрожать ей, но, несмотря на важность этого для личного благосостояния каждого из них, они не могли ни на что повлиять, как не могли повлиять на погоду. Поэтому они делали вид, что просто не замечают их присутствия, за исключением охранников, в обязанности которых входило рассматривать всех как потенциальную угрозу, хотя дипломатический протокол и лишал их возможности оказывать физическое давление на иностранцев, что было бы предпочтительней.