Клэнси Том. Cлово президента

***

   Кушетка у правого борта самолета все еще оставалась влажной. На этот раз здесь сидела младшая дочь генерала, который еще несколько минут назад командовал Четвертой гвардейской моторизованной дивизией, а сейчас советовался со своим коллегой из военно-воздушных сил. Девочка почувствовала рукой сырость и, озадаченная, лизнула ладонь. Мать заметила это и послала ее вымыть руки. Затем женщина пожаловалось иранскому стюарду, который сопровождал группу и сидел в хвостовой части салона. Он пересадил ребенка и решил, что заменит или очистит кушетку по прилете в Мехрабад.
   Теперь напряжение спало. Первые генералы, прибывшие в Хартум, сообщили, что все в порядке. Взвод солдат суданской армии охранял большой дом, в котором их поселили, и их безопасности ничто не угрожало. Генералы уже приняли решение, что сделают внушительное «пожертвование» в казначейство Судана, чтобы обеспечить себе безопасность на время пребывания – они надеялись, непродолжительного, – в этой стране, прежде чем отправятся дальше. Начальник разведслужбы Ирака, все еще находящийся в Багдаде, сейчас звонил по телефону своим знакомым в разные страны, чтобы обеспечить генералам постоянное безопасное проживание. Может быть, Швейцария? – думали они. Холодная страна как в отношении климата, так и культуры, зато безопасная, а для тех, кто хочет вложить деньги, гарантирующая анонимность.
   – Кому принадлежат эти три «Гольфстрима G-IV», совершающие рейсы?
   – Самолеты зарегистрированы в Швейцарии, лейтенант, – сообщил майор Сабах, который только что узнал об этом. Из фотографий, сделанных в Хартуме, ему стал известен регистрационный номер на хвостовом оперении самолетов, а место регистрации было легко выяснить с помощью компьютера, в базе данных содержалась эта информация. – «Гольфстримы», все три, принадлежат корпорации, которая имеет еще несколько маленьких турбовинтовых самолетов для полетов по Европе. Придется провести дальнейшую проверку, чтобы побольше узнать о самой корпорации. – Но этим займутся, и ответ будет очевидным. Скорее всего это какой-то концерн, занимающийся импортом и экспортом, наверно, просто почти фиктивная компания, ведущая настоящую, хотя и ничтожную по объему, деятельность, чтобы создать впечатление законности. У корпорации будет определенный счет в коммерческом банке, обслуживать ее будет юридическая фирма, скрупулезно соблюдающая все местные законы; служащие фирмы имеют самые подробные инструкции относительно правил поведения – Швейцария законопослушная страна – и того, как держать все в полном порядке; корпорация способна мгновенно исчезнуть, потому что швейцарцы не беспокоят людей, которые вкладывают деньги в их банки и не нарушают их законов. Те, кто грубо нарушают законы, тут же обнаружат, что эта страна такая же негостеприимная, как и та, которую покидали генералы. Это тоже было вполне понятно.
   Ирония судьбы заключалась в том, подумал майор Сабах, что он знал в лицо двух первых генералов и скорее всего знал лица тех, кто сейчас летели в Хартум. Было бы так приятно предать их суду, особенно кувейтскому. Большинство этих генералов занимали менее видные должности, когда Ирак оккупировал Кувейт. Они несомненно принимали участие в грабежах. Майор Сабах вспомнил, как он ходил по улицам Кувейта, стараясь казаться как можно более незаметным и безвредным, тогда как другие кувейтцы сопротивлялись оккупантам более активно, что было смелым с их стороны, но опасным. Большинство участников сопротивления были схвачены и убиты вместе с семьями, и хотя уцелевшие стали теперь знаменитыми и их щедро вознаградили, эти немногие действовали на основании той информации, которую он собирал и передавал в Саудовскую Аравию. Впрочем, майор не обижался. Его семья была достаточно богатой, и ему нравилось работать в разведывательной службе. Более того, он был совершенно уверен, что его страну больше никогда вот так не застигнут врасплох. Он лично позаботится об этом.
   В любом случае генералы, покидающие Ирак, не так беспокоили майора, как те, которые придут им на смену. Вот это беспокоило его больше всего.

***

   – Боюсь, что выступление мистера Райана было весьма маловыразительным во всех отношениях, – сказал Эд Келти в своем полуденном интервью. – Доктор Бретано в первую очередь промышленник, уже давно отказавшийся служить обществу. Я был на государственной службе, когда впервые упомянули его имя, и я присутствовал при том, как он отказался даже рассмотреть предложение занять высокую должность в правительстве – по-видимому для того, чтобы продолжать делать огромные деньги. Он – талантливый человек, несомненно хороший инженер, – Келти позволил себе снисходительно улыбнуться, – но министр обороны? Нет. – Он подчеркнул свое отрицательное мнение, выразительно покачав головой.
   – Что вы думаете об отношении президента Райана к абортам, сэр? – спросил Барри, репортер канала Си-эн-эн.
   – Барри, в этом и суть проблемы. Райан вовсе не президент, – ответил Келти спокойным деловым тоном. – Наша задача заключается в том, чтобы исправить ситуацию. Его непонимание общественного мнения ясно проявилось в противоречивом и запутанном выступлении в комнате прессы. Решение Верховного суда по делу «Роу против Уэйда» является законом нашей страны. Вот и все, что ему следовало сказать. От президента не требуется, чтобы ему нравились законы, он обязан исполнять их. Разумеется, если любой государственный служащий не понимает, каково мнение американского народа по этому вопросу, это не означает, что он не интересуется правом женщин на выбор, нет, он просто проявляет свою полную некомпетентность. От Райана требовалось одно – внимательно прислушаться к советам во время брифинга перед пресс-конференцией, но он оказался не способен даже на это. В Белом доме он просто опасен для нации, как пушка с разболтанным затвором, – закончил Келти. – Такие люди не должны возглавлять правительство.
   – Но ваше утверждение… – Поднятая рука Келти заставила ведущего замолчать.
   – Это не утверждение, Барри, а факт. Я никогда не уходил в отставку, никогда не оставлял пост вице-президента. Ввиду этого после смерти Роджера Дарлинга я стал президентом. Нам нужно сейчас – и мистер Райан должен сделать это, если он думает о благе американского народа, – создать юридическую комиссию, которая рассмотрела бы конституционные аспекты этой проблемы и приняла решение о том, кто действительно является президентом. Если Райан не сделает этого, значит, он ставит свои интересы выше блага нации. Должен сказать, что я абсолютно убежден в том, что Джек Райан руководствуется лучшими побуждениями. Он честный человек и продемонстрировал в прошлом свое мужество. В настоящее время, к сожалению, он запутался, как все мы увидели, наблюдая утреннюю пресс-конференцию.
   – Ты только посмотри на этого честного добряка, Джек, – заметил ван Дамм, уменьшая громкость. – Видишь, как он хорош на экране?
   Райан едва не выпрыгнул из кресла.
   – Черт побери, Арни, ведь это именно то, что сказал я! Я повторил эту фразу, должно быть, три или четыре раза – таков закон, и я не могу нарушить его. Ведь я сказал это!
   – Помнишь, я говорил тебе о том, как важно сохранять хладнокровие? – Глава президентской администрации подождал, когда краска гнева сойдет с лица Райана, и после этого снова увеличил громкость.
   – Но что беспокоит нас больше всего, – говорил теперь Келти, – это слова Райана насчет людей, которых он собирается назначить в Верховный суд. Совершенно очевидно, что он хочет пересмотреть многие решения, вернуться в прошлое. Вопрос об абортах явится лакмусовой бумажкой при назначении консервативных судей. Возникает вопрос, а уж не захочет ли он пересмотреть решение о преимущественном праве меньшинств и Бог знает что еще. К сожалению, мы оказались в положении, когда человек, занявший пост президента, сможет пользоваться огромной властью, особенно в судебных органах. А Райан не знает, как пользоваться властью, Барри. На основании того, что мы узнали сегодня о том, что он собирается предпринять, возникает пугающее впечатление, понимаешь?
   – Неужели я оказался на другой планете, Арни? – резко бросил Джек. – Я не произносил «лакмусовая бумажка», это сказал репортер. И я не говорил «консервативные судьи» – это тоже слова репортера.
   – Джек, важно не то, что ты сказал, а то, что слышат люди.
   – Тогда, как вы считаете, сколько вреда может президент Райан причинить стране? – спросил Барри на экране телевизора.
   Арни восхищенно покачал головой. Келти сумел соблазнить ведущего на глазах у всех, в прямом эфире снять с него штаны, перетянуть на свою сторону, и Барри давал идеальные ответы, именно те, которые нужны были Келти, формулируя их так, что тот по-прежнему называл Райана президентом, но затем, задавал вопрос, направленный на то, чтобы поколебать веру телезрителей в него. Неудивительно, что Эд пользовался такой популярностью у женщин, правда? А рядовой телезритель никогда не поймет ту ловкость, с которой он перетянул Барри на свою сторону. Какой профессионал!
   – В такой ситуации, когда правительство лишено руководства? Понадобятся годы, чтобы исправить тот вред, который он причинит, – произнес Келти с серьезностью преданного семейного врача. – И совсем не потому, что он плохой человек. Нет, он, конечно, стремится к лучшему. Но он причинит вред стране лишь потому, что не способен исполнять обязанности президента Соединенных Штатов. Просто не способен на это, Барри.
   – Мы вернемся к этой программе после следующих объявлений от наших спонсоров, – произнес Барри, глядя в камеру. Арни слышал достаточно и не хотел видеть рекламу. Он поднял пульт дистанционного управления и выключил телевизор.
   – Господин президент, если раньше я не беспокоился, то теперь беспокоюсь. – Арни помолчал. – Завтра вы увидите передовые статьи в некоторых крупных газетах, настаивающие на том, что создание юридической комиссии действительно необходимо, и у вас не будет выбора, кроме как согласиться с этим.
   – Одну минуту, Арни. Закон не говорит, что…
   – Закон вообще ничего не говорит, неужели не помнишь? Но даже если бы такой закон был, у нас нет Верховного суда, способного принять решение по этому вопросу. Мы живем в демократической стране, Джек. Народ будет решать, кто у них президент. На волю народа будут влиять средства массовой информации, и ты никогда не сможешь работать с ними лучше Келти.
   – Послушай, Арни, он ведь действительно ушел в отставку. Конгресс утвердил мое назначение вице-президентом, Роджер погиб, я стал президентом – это и есть гребаный закон! А я должен повиноваться закону. Я никогда не стремился занять этот гребаный пост, однако никогда в жизни не убегал от ответственности, и будь я проклят, если сделаю это сейчас!
   Но была и еще одна причина. Райан презирал Эдварда Келти. Ему не нравились его политические взгляды, не нравилось его высокомерие выпускника Гарварда, не нравилась его личная жизнь и уж никак не нравилось его обращение с женщинами.
   – Ты знаешь, Арни, кто он? – яростно проворчал Райан.
   – Знаю, конечно. Он беспринципный человек и обманщик, играющий на доверии других. У него нет никаких убеждений. Келти никогда не занимался юридической практикой, но помог написать тысячи законов. Он не врач, но принял участие в создании национальной системы здравоохранения. Всю свою жизнь он был профессиональным политиком, и общество всегда содержало его за свой счет. Он не создал никакого продукта или вида обслуживания, но провел всю жизнь, решая, насколько высокими должны быть налоги и как нужно расходовать эти деньги. Единственными чернокожими, с которыми он встречался в детстве, были горничные, которые убирали его
   спальню, но он считается защитником прав национальных меньшинств. Он лицемер и шарлатан. И он одержит верх, если вы, господин президент, не возьмете себя в руки, – закончил Арни, выливая ледяную воду на огненный темперамент Райана. – Потому что он знает, как вести эту игру, а вы – нет.

***

   Пациент, говорилось в истории болезни, совершил поездку на Дальний Восток еще в октябре, и в Бангкоке пользовался сексуальными услугами местных жительниц, слава о которых идет по всему миру. Пьер Александр, который был когда-то капитаном медицинского госпиталя в этой тропической стране, сам увлекался подобными развлечениями, так что совесть его не беспокоила. В то время он был молодым и глупым, как большинство мужчин такого возраста. Но это было еще до появления СПИДа. А теперь ему пришлось сказать пациенту – белому мужчине тридцати шести лет, – что у него в крови обнаружены вирусы болезни, что он не должен заниматься сексом со своей женой, не приняв предохранительных мер, и что его жена должна подвергнуться тестам на наличие вируса СПИДа в крови как можно быстрее. Что?… Она беременна? Тогда немедленно, лучше всего завтра же.
   Александер чувствовал себя кем-то вроде судьи. Уже не в первый раз ему приходилось сообщать людям такую новость, и можно не сомневаться, что не в последний. Но когда судья выносит смертный приговор, это по крайней мере за какое-то серьезное преступление, и можно обратиться с апелляцией. А этот несчастный кретин виновен лишь в том, что вел себя как мужчина в двенадцати часовых поясах от дома, причем наверняка пьяный и в приступе одиночества. Может быть, он поссорился по телефону с женой. Может быть, она уже тогда была беременна и не подпускала его к себе. Может быть, на него повлияла экзотическая обстановка, и Александер вспомнил, как соблазнительно выглядят эти тайские девушки с детскими личиками, да и кто мог предположить такое, черт побери? Теперь смертный приговор вынесен многим людям, и они не могут обратиться с апелляцией о его отмене. Но ситуация может измениться, подумал доктор Александер. Он только что сказал об этом своему пациенту. Нельзя отнимать у людей последней надежды. Так говорили онкологи на протяжении двух поколений. Лекарство против СПИДа искали многие видные ученые – Александер в их числе, – и, насколько ему известно, можно было ожидать прорыва уже завтра же. Или на это не хватит и века. Статистика показывает, что пациенту осталось жить не больше десяти лет.
   – Вы не выглядите счастливым, – услышал он женский голос. Александер поднял голову.
   – Здравствуйте, доктор Райан.
   – Здравствуйте, доктор Александер. По-моему, вы уже знакомы с Роем Альтманом. – Она держала в руках поднос, сегодня столовая была переполнена. – Вы не возражаете, если мы присоединимся к вам?
   – Пожалуйста. – Александер привстал.
   – Тяжелый день?
   – СПИД, штамм Е, – сказал он. Больше объяснять не требовалось.
   – Таиланд? Или подхватил здесь?
   – Значит, вы тоже читаете этот журнал, – попытался улыбнуться Александер.
   – Стараюсь не отставать от жизни. Штамм Е? Вы уверены? – спросила Кэти.
   – Я сам провел повторный тест. По его словам, он побывал в Таиланде, деловая поездка. У него беременная жена, – добавил Александер.
   Профессор Райан вздрогнула при этих словах.
   – Плохо.
   – СПИД? – спросил Рой Альтман. Остальные агенты из личной охраны «Хирурга» сидели за другими столами. Они предпочли бы, чтобы она обедала у себя в кабинете, но доктор Райан объяснила, что совместные обеды являются одним из способов общения врачей больницы Гопкинса друг с другом и что это ее обычная практика. Сегодня речь заходит об инфекционных заболеваниях, завтра затрагиваются проблемы педиатрии.
   – Да, штамм Е, – кивнул Александер и объяснил, что в Америке больше известен штамм В, как и в Африке.
   – А в чем разница?
   – Заболеть СПИДом со штаммом В не так легко, – объяснила Кэти. – Для этого требуется главным образом непосредственный контакт с кровью больного. Это случается чаще всего с наркоманами, вводящими наркотик прямо в вену, которые пользуются одной и той же иглой, или при сексуальном контакте, но больше всего от этого по-прежнему страдают гомосексуалисты, у которых происходят разрывы тканей, или при более распространенных венерических заболеваниях.
   – Вы забыли упомянуть невезение, но это всего около одного процента, – продолжил Александер. – Сейчас все больше походит на то, что штамм Е – который появился в Таиланде – начинает распространяться на гетеросексуальные контакты с гораздо большей легкостью, чем штамм В. Судя по всему, этот штамм обладает большей вирулентностью, чем наш старый друг.
   – Центр инфекционных болезней в Атланте уже определил скорость распространения? – спросила Кэти.
   – Нет, им требуется еще несколько месяцев. Во всяком случае так мне говорили пару недель назад.
   – Это действительно серьезная проблема? – Рой Альтман подумал, что работа с «Хирургом» позволяет ему узнавать много нового.
   – Ральф Фостер побывал там больше пяти лет назад – хотел убедиться, насколько опасна ситуация. Ты слышал эту историю, Алекс?
   – Нет, не всю, только то, чем она кончилась.
   – Так вот, Ральф полетел туда в качестве государственного служащего – официальная командировка и все такое, но едва он сошел с самолета, в таможне его встречает тайский чиновник, провожает к машине и спрашивает: «Вам нужны сегодня девочки?» Вот тогда он понял всю серьезность этой проблемы.
   – Я вполне верю этому, – заметил Александер, вспоминая о том времени, когда он, выслушав этот рассказ, улыбнулся бы и кивнул. Сейчас он с трудом удержался от дрожи. – Статистика заболеваемости в Таиланде наводит на мрачные мысли. В данный момент, мистер Альтман, почти треть юношей, призванных в тайскую армию, имеют положительные результаты тестов на СПИД. Главным образом штамм Е.
   – Треть? Третья часть молодых парней?
   – Да, увеличилась до трети с тех двадцати пяти процентов за то время, когда там побывал Ральф. Страшная цифра, правда?
   – Но ведь это означает…
   – Это вполне может означать, что через пятьдесят лет на карте мира не будет Таиланда, – произнесла Кэти бесстрастным голосом, за которым скрывался ее внутренний ужас. – Когда я училась здесь на медицинском факультете, мне казалось, что самые умные и талантливые ученые, такие как вот эти, – она обвела рукой сидящих вокруг, – Марти, Берт, Курт и Луиза, должны заниматься онкологией. Я не думала, что справлюсь с этим, выдержу такое напряжение, поэтому режу глазные яблоки и исправляю людям зрение. Оказалось, что я ошибалась. Придет время, и мы победим рак. Но появились эти проклятые вирусы, и я не знаю, что будет дальше.
   – Решение проблемы, Кэти, заключается в том, чтобы понять точное взаимодействие между нитями генов в вирусе и в клетке-носителе, и это не должно быть таким уж сложным. Вирусы – крошечные мерзавцы и способны всего лишь на ограниченное количество действий, не то что взаимодействие целого человеческого генома при зарождении. Как только мы разберемся с этой проблемой, этим крошечным мерзавцам придет конец. – Александер, подобно большинству врачей-исследователей, был оптимистом.
   – Значит, речь идет об исследовании человеческой клетки? – заинтересованно спросил Альтман. Александер покачал головой.
   – Нет, мы занимаемся исследованием частиц, намного меньших по размерам. Сейчас исследуем геном. Это все равно что пытаться разобрать незнакомый механизм, на каждом этапе мы стараемся понять, как действуют его отдельные части. Рано или поздно мы полностью разберем его и узнаем их назначение. Тогда мы сможем разобраться систематически и точно, как все они работают. Вот чем мы сейчас занимаемся.
   – Знаете, в чем путь к решению проблемы? – высказала предположение Кэти, сформулировав его в виде вопроса, и сама ответила на него. – В математике.
   – Именно это и говорит Гас из Атланты.
   – Математика? Одну минуту, – возразил Альтман.
   – На самом элементарном уровне человеческий генетический код состоит из четырех аминокислот, которым присвоены наименования А, С, G и Т. Все остальное определяется тем, как эти буквы – я имею в виду аминокислоты – соединены между собой, – объяснил Александер. – Различные сочетания букв означают различные вещи и взаимодействуют между собой по-разному, так что Гас, наверно, прав: взаимодействия между ними определяются математически. Генетический код действительно представляет собой код. Его можно расшифровать и понять. – Возможно, кто-то присвоит им математические величины…, сложные полиномиалы…, подумал он. Насколько это важно?
   – Дело в том, что пока не нашлось достаточно умного человека, способного разобраться в этом, – заметила Кэти Райан. – Это как на заключительном этапе игры в бейсбол, Рой. Когда-нибудь придет человек, взмахнет битой и пошлет мяч через забор. Тогда мы получим возможность справиться со всеми человеческими болезнями. Со всеми. С каждой из них. Горшок с золотом в конце этой радуги – медицинское бессмертие, то есть люди перестанут умирать от болезней. А может быть, кто знает, это приведет и к человеческому бессмертию.
   – И все мы останемся без работы. Особенно ты, Кэти. Первым результатом исправления человеческого генома будет избавление от близорукости, диабета и…
   – Сначала без работы останетесь вы, а не я, профессор, – сказала Кэти с лукавой улыбкой. – Не забудьте, я ведь хирург. На мою долю останется лечение травм. Но, действительно, рано или поздно вы одержите верх в своей битве.
   Однако придет ли победа достаточно скоро для этого утреннего пациента со штаммом Е? – подумал Алекс. Вряд ли.

***

   Она проклинала их теперь, главным образом на французском языке, но иногда по-фламандски. Армейские медики не знали ни одного из них. Моуди достаточно хорошо владел французским и понимал, что какими бы ни были эти ругательства, они исходят не из ясного сознания. Теперь разрушение пробралось в мозг, и Жанна-Батиста уже не может говорить даже со своим Богом. Наконец атаке подверглось и сердце, и это дало врачу надежду, что скоро за монахиней придет Смерть, проявит запоздалое милосердие к женщине, которая заслужила своим неустанным трудом гораздо больше, чем досталось ей в жизни. Может быть, бред сейчас является для нее благом. Может быть, ее душа отделилась от тела. Может быть, раз она не знает, где находится и что с ней происходит, боль больше не мучает ее, по крайней мере в тех местах, которые еще способны страдать. Врач нуждался в такой иллюзии, но если то, что он видел перед собой, являлось милосердием, это была ужасная его разновидность.
   Лицо пациентки превратилось в сплошной струп, словно ее жестоко избили, бледная кожа походила на матовое стекло, сквозь которое виднелась кровь. Моуди не знал, способна ли она видеть. Кровь сочилась из глаз, и если она еще видела что-нибудь, то это продлится недолго. Полчаса назад она чуть не умерла, захлебнувшись рвотой, и ее пришлось срочно перевести в операционную, где медики старались очистить дыхательные пути женщины, не порвав свои перчатки. Хотя ремни, удерживающие ее на кровати, были покрыты с внутренней стороны гладким пластиком, они вызывали дополнительное кровотечение и боль. Ткани кровеносной системы теперь тоже распадались, и жидкость из бутылок, подвешенных на стойке, попадая в кровеносные сосуды, тут же вытекала из тела, причем теперь она была смертоноснее самых страшных ядов. Медики боялись даже прикоснуться к пациентке при всей герметичности их защитных костюмов. Моуди заметил, что они принесли пластиковое ведро с раствором йода и один из них у него на глазах окунул в него свои перчатки, стряхнул, но не вытер насухо. Таким образом, если понадобится прикоснуться к умирающей женщине, на перчатках останется химический барьер от патогенов, которые могут брызнуть с ее тела. Такие предосторожности были излишними – перчатки специально сделаны из толстого и прочного пластика, – но он не мог винить людей за дополнительные меры. Когда пробил час, пришла новая смена, и прежняя покинула палаты. Один из медиков оглянулся по пути к выходу и молча обратился к Аллаху, умоляя его, чтобы к тому времени, когда придет его час снова заступать на смену, женщины больше здесь не было. За дверями палаты иранский армейский врач, тоже в герметичном пластиковом костюме, поведет санитаров этой смены в дезинфекционное помещение, где костюмы, прежде чем снять, обрызгивают химическим раствором, затем дезинфекции подвергнутся тела санитаров, а костюмы тем временем будут превращены в пепел в газовой печи. Моуди не сомневался, что каждая процедура будет соблюдаться с максимальной тщательностью – нет, санитары постараются превзойти все требования, и даже после этого страх не покинет их в течение многих дней.