– Хай, Даймон! Мы обнаружили, где болит. – Алейтис очень осторожно ощупала шишкообразную припухлость. «Это» располагалось точно над позвоночником и казалось твердым и горячим под пальцами девушки. Алейтис прикусила губу, размышляя.
– Этот караванщик… говорил, что он может лечить… Мамочка, я тебя буду боготворить, если…
Она принялась зондировать припухлость невидимыми щупальцами своего сознания, помогая себе осторожными касаниями ладоней по обе стороны от этой «шишки». Дыхание ее участилось, сделалось резким, свистящим, она почувствовала, как горит ее лицо. Ощущение было такое, словно она сильно обгорела на солнце…
Время замедлилось… энергия начала изливаться из Алейтис, словно горячая лава, обжигая кончики пальцев и ладони. Она вся тряслась. Ее сознание пылало словно в огненном аду… поток энергии превратился в режущий водопад. Она сидела, казалось, целую вечность, словно примороженная к тарсу. Когда она, наконец, убрала руки от тела зверя, ее охватила странная усталость. Сквозь проступившие на глазах слезы она посмотрела на тарса. «Шишка» опухоли исчезла, и вместо нее была чистая кожа. Алейтис осторожно прозондировала сознание самки тарса – аура боли совершенно исчезла. Она с облегчением и – да, да, с изумлением вздохнула. Чуть пошатнувшись, Алейтис поднялась и с трудом сделала несколько шагов вперед, но тут же оперлась рукой о стену.
– Ну вот и все, – прошептала она. – Поднимайся, Даймон-ми. Вставай, азиз-ми!
Она немного, совсем слабым телепатическим ударом подтолкнула самку. Та поднялась на лапы, упала, снова встала, теперь уже твердо, и сделала несколько шагов. От голодной слабости она с трудом дышала, хрипло выдыхая воздух. Ее впалые бока ходили ходуном. Даймон глухо зарокотал. Он принялся лизать руки Алейтис шершавым горячим языком. Алейтис упала на колени, обхватила его за шею, прижалась к мягкому черному меху, упиваясь потоком теплоты, даже, быть может, любви, который изливал из себя Даймон.
Через некоторое время она, опершись о плечо тарса, поднялась на ноги.
– Ай-Ашла! Я словно бы разлетелась на тысячу кусочков. Даймон, муклис-ми, отведи меня домой, в хижину. Наверное, буду спать целую неделю, не меньше.
Снаружи было уже полностью темно. Она выпрямилась, улыбнулась звездному небу и, опустив руку на голову тарса, сказала:
– Иногда, друг мой, жить – это так хорошо!
Она вздохнула, с неприязнью глядя на глубокие тени под деревьями.
– Пошли, азиз-ми, проводи меня домой!
На краю поляны она быстро его обняла и отпустила назад, к подруге и котятам. Потом устало пересекла луг, то и дело спотыкаясь, вся в облаке пыли тумана, радостном и счастливом состоянии духа. Она достигла двери, отбросила назад капюшон и, одной рукой открывая дверь, принялась было уже развязывать тесемки аббы, как вдруг замерла на месте, пригвожденная током немого изумления.
В камине ревело и танцевало краевое пламя, и, облокотившись небрежно о камень камина, в комнате стоял незнакомый человек.
Она тут же взяла себя в руки и постаралась как можно более безразлично спросить у незнакомца:
– Кто ты?..
Одновременно она принялась нащупывать в сознании излучение мозга тарса.
– Этот вопрос следовало бы задать мне. – Человек вышел из тени, и теперь она могла видеть его лицо.
Алейтис тут же расслабилась и прекратила телепатический поиск тарса. Да, это был совершенно незнакомый человек…
– Почему же? – хладнокровно поинтересовалась она.
– Просто… это мой дом. – Он кивнул на имя, вырезанное на камне камина. – Видишь? Я построил все это вот этими руками.
– Но… ты ведь охотник за мехами, не так ли? Что же ты делаешь здесь сейчас?
Он засмеялся.
– Ты меня отчитываешь? – Он сделал шаг вперед. – Мне надоел мой вади. Вот я и решил немного поохотиться. – Он сделал еще один осторожный шаг вперед. На лице его играла широкая ухмылка, лицо было загорелое, на нем весело поблескивали глаза цвета чахи.
Алейтис потерла двумя пальцами ямочку у виска.
– Дом был пустой. Извини, я не думала, что хозяин вернется так быстро.
– И теперь разочарована? – Он еще более широко улыбнулся. На темном лице его блеснули белые зубы. – Я – нет, дорогая. Мне еще никогда не попадались в силки дикие сабийи.
Она почувствовала, как что-то шевельнулось в ее лоне – он был так близко, он был мужчиной, и это очень сильно чувствовалось, а после встречи с тарсами она испытывала повышенную эмоциональную возбудимость. Чувствуя неловкость, она посмотрела на него:
– Ловишь?..
Засмеявшись, незнакомец легко подхватил ее и перебросил через плечо. У Алейтис захватило дух. Потом она оказалась на койке.
Немного испуганная в нерешительности, испытывая одновременно желание и отвращение, Алейтис, знавшая в своей жизни только одного мужчину, лежала и смотрела на охотника. Он коснулся ее волос.
– Мягкие… – нежно пробормотал он. – Мягкий огонь… – Его рука пропутешествовала по ее щеке, оставляя за собой след тепла, оказалась на плече… потянула завязки аббы…
Алейтис перехватила его пальцы движением своей руки.
– Нет? – тихо спросил он и, наклонившись, поцеловал ее пальцы. Ее рука самостоятельно обняла его за шею и притянула к телу.
– Нет? – повторил он. Его дыхание горячо касалось ее шеи. Губы щекотали. Желание, одиночество, все чудеса прошедшего дня подожгли в душе Алейтис ревущее пламя.
Когда все было кончено, он поднялся, откатился в сторону и завернулся в свою аббу. Усмехнувшись, он стер с шеи кровь – в том месте, где в кожу впились ее ногти.
– Маленький тарс, – произнес он довольно. Она тихо засмеялась, чувствуя, как этот звук заставил низко завибрировать ее гортань. Поднявшись и сев, она свободными складками опустила аббу вокруг ног. Потянулась и вздохнула – устав за пределами всякой обычной усталости и одновременно – необычно удовлетворенная, в полном согласии с собой и миром. Она снова легла, глядя на Талека, который снял с огня фыркающий паром кипящий горшок и подал ей чашку чахи. Приподнявшись на локте, глядя в кипящий напиток, который она чуть-чуть начала покачивать, крутя, она сказала:
– У тебя глаза цвета чахи.
– Хай! – Он присел рядом. Алейтис чуть пододвинулась, давая ему место. Он подался вперед, протянул руку и отвел с ее лица волосы. – Мне нравится, как ты благословляешь Мадара, азиз-ми!
Она удовлетворенно засмеялась. Поймав его ладонь, на миг прижалась к ней губами, потом отпустила на свободу, ласково поглаживая. Чахи оставил внутри нее ощущение островка тепла, и она погрузилась в приятную полудрему.
– Ты давно покинул Кадр? – пробормотала она сквозь туман полузабытья. Успели ли новости из Раксидана о случившихся там неприятностях докатиться до его города? «Вайд… – подумала она. – Знает ли он что-нибудь о Вайде?» – О, о… любовь моя… любовь моя… – Она пробормотала эти два слова вслух, и Талек тихо засмеялся, приняв эти слова на свой счет.
– Десять дней, – сказал он наконец. – А почему ты спросила об этом? Почему тебя интересует, сколько времени я уже не был у себя дома?
– Просто подумала, сколько надо будет времени, чтобы добраться до торгового тракта, – засмеялась она.
– Десяти дней хватит, если идти на своих двоих. А если есть лошади, то быстрее.
– Лошади?.. – Она вдруг рывком села. Резкость движения заставила Талека буквально слететь с койки.
– Проклятье! – вырвалось из ее уст. И она, семеня, пробежала до двери и выглянула наружу. «Мулак, Пари! – позвала она мысленно, стараясь ментально нащупать сознание лошадей. – Возвращайтесь, немедленно возвращайтесь!»
Несколько секунд была тишина, потом она услышала глухой стук копыт, и они промчались через луг, прямо к двери хижины, где ждала их Алейтис. Мулак толкнул ее головой в плечо.
– Простите меня, друзья, что я совсем позабыла о вас. Эй, Пари… Рада видеть тебя в целости и невредимости. – Она погладила вздрагивающие ноздри кобылицы. – Пошли, я устрою вас на ночь…
Когда она вернулась в хижину, Талек как-то странно посмотрел на нее.
– Ну? – с вызовом спросила она, уперев руки в бока, гордо выпрямившись перед ним.
– Ты из Раксидана. Та, что приносит неудачу? – неуверенно задал он вопрос.
Изумленная, Алейтис подошла и села рядом с ним.
– Что ты знаешь обо мне?
Талек ладонями повернул ее лицо так, чтобы на него падал свет огня. Вдруг он усмехнулся, длинным указательным пальцем провел, чуть касаясь, вдоль очертания ее губ, притянул ее к себе, поцеловал долгим поцелуем, от которого Алейтис потеряла способность дышать и испытала странное расслабление во всем теле.
Талек опустился на койку, и Алейтис упала на него сверху.
– Когда я уезжал, к нам как раз пожаловали гости из Раксидана… – Он замолчал. Его подвижное, худощавое лицо хитро улыбалось.
– И? – не выдержала она.
Он вдруг посерьезнел.
– Знаешь, что сталось с твоим любимым грезителем?
– Ахай! – Она хотела оттолкнуть его, но Талек удержал ее и прижал к груди.
– Ну-ну… успокойся, маленький тарсик…
Он принялся медленно поглаживать ее по спине, пока не почувствовал, что мышцы спины расслабились.
– Они все узнали. Твой Ша'ир сделал гадание на дыме, и вместе с кучей друзей-фанатиков вывез его из Мари-фата. Ты знаешь, что самое забавное, они бы его ни за что не отдали просто так. Все были готовы драться за него, но он сам сказал – нет. И добровольно сдался…
Но щекам Алейтис медленно текли слезы. Она сжала кулаки с такой силой, что из-под впившихся в плоть ногтей потекла кровь.
– Он знал… он знал это, уже когда отправлял меня… О, Мадар, о… – и она разразилась слезами, не в силах с собой совладать…
– Ну что ты, не надо этого, не надо! – Он начал утешать ее. – Конечно, он знал, на что идет. Я сам не люблю эти кровавые штуки, но стоит фанатику забыть, что он человек, как… Вот посмотри на меня – я с самого начала подозревал, кто ты, ведь с такими огненными волосами кто еще мог забрести в такую глухомань? – и все равно мне пришлось сдаться и лечь с тобой в постель! – Он засмеялся, но немного нервно, и принялся ее трясти, пока Алейтис не начала кашлять, фыркать, смаргивая заливающие глаза слезы.
Талек покачал головой. В голосе его звучало некоторое удивление.
– И это притом, что я знал – ты означаешь самую черную неудачу. Ну и к черту! Мне везло и не везло в жизни. И то, и другое прошло, как высыхает в жару плевок, не дольше длилось и первое и второе. И для него все уже кончилось!
– Как? – Она неуверенно смотрела на него сквозь пелену слез.
– Ну да. Одно движение ножа, и…
– Ножа? – завопила она, задрожала, завертела головой, словно ища что-то в темных углах этой хижины.
– Ну же, маленький тарс, успокойся… Я же ведь сказал, что его невезение было очень недолгим…
– Он умер…
– Что? Нет. Просто ослеп. А в остальном поживает неплохо.
– Ослеп? – Она ослабела, и Талек осторожно опустил ее, начав растирать тело своими большими грубыми ладонями.
– Ослеп? – снова спросила она.
– Ага. Должен сказать тебе, что пастухи в твоем вади самые противные из всех, о каких я только слышал в Раксидане. Есть у них такая веселая штучка, называется Мадрасех аламех. Вся соль этого праздника заключается в том, что человека начинают разрезать на кусочки. Один кусочек за раз… Но сначала ослепляют. Потом кастрируют. Затем наступает черед рук, ног и так далее. Но обязательно по кусочку, пока бедняга не помрет…
Он сморщил нос, воображая эту отвратительную картину.
– Вайди… – прошептала Алейтис. Ужас иссушил ее слезы, она лежала, сотрясаемая дрожью. Спазм следовал за бесконечным спазмом.
– Ах ты, колдунья, какая же ты забывчивая. Я же сказал тебе, что с ним все в порядке. И не нужно так убиваться. – Талек сел, обнял ее, покачивая, словно ребенка в колыбели. – Бедная маленькая сабия, не бойся, он все еще мужчина, и очень даже живой. Только вот глаз у него больше нет. Для грезителей зрение особой роли не играет. Так что он почти так же хорош, как и раньше.
Она вздохнула, обессиленно прижалась к нему, мимолетно отметив удовольствие от прикосновения его сильного тела.
– Но как… – Любопытство начало брать верх над остальными противоречивыми эмоциями, кипевшими в ней. – Как ему удалось бежать?
Он похлопал ее по плечу, погладил спину горячими, живыми ладонями.
– Вот и молодец теперь.
Она снова расслабленно опустилась на туфан, а он продолжал:
– Твоя кузина, маленькая такая девушка с курносым носом, решила, что она не перенесет такой потери. Есть еще добрая кровь в твоей семье, хотя, похоже, кое-кому из мужчин ее не хватило. Она уговорила еще кого-то помочь ей, и они вдвоем похитили певца. За пару дней до моего отъезда они привезли слепого грезителя в Кард. За ними по пятам гнались пастухи. Так вот, они попросили убежища. Может быть, они его и не получили бы – мы не очень-то любим вмешиваться в чужие дела… Но эти пастухи попытались взять его без нашего разрешения. Но такого мы уже не могли допустить. К тому же наш собственный грезитель начал впадать в старческий маразм…
– Значит, он жив! – Алейтис испытала облегчение.
– Верно, впереди у него вполне приличная жизнь. Они хорошо будут жить вдвоем – он и девушка с курносым носом. Хорошая пара, должен тебе сказать. И мардха Кард о нем хорошо будет заботиться. Мой народ очень желает увидеть целое семейство с маленькими будущими грезителями. И как можно скорее. Черт побери, я ему даже немного завидую!
Короткая, но яростная вспышка адского огня ревности пронзила Алейтис. На короткий миг ей захотелось убить Вайда, разорвать на трепещущие кровавые куски… Потом это чувство пошло на убыль, оставляя после себя пустоту и темноту. «По крайней мере, он жив… вот и конец грез… теперь назад мне нет пути… Я не хочу больше назад… Ах, ми-Вайди…»
– Очень рад, что тебе стало лучше, – тихо произнес Талек и выжидающе посмотрел на нее.
– Я рада, что они живы, – хрипло произнесла она. – Они самые лучшие люди, которых я только знала в этом мире. – И, набрав в легкие воздуха, она тихо сказала, в ритм сердцебиения, звучащего в ушах. – Я хотела бы их увидеть. Ты меня отвезешь?
Он усмехнулся. Она слышала глухой хрип смеха в его груди. Рука продолжала поглаживать ее волосы.
– Ни одного шанса, маленький тарс. Я еще не спятил, чтобы привозить тебя в свой вади. Ты, в самом деле, приносишь большие несчастья. Двое уже погибли…
– Что? Двое? Погибли? – Она смотрела в его улыбающееся лицо, склонив голову.
– Да. Ша'ир. И еще мальчик из каравана. Теперь торговля для всего Раксидана кончена. И надолго, видимо. Теперь там никто не остановится, не решится разбить лагерь, ни один караван. К тому же хороший человек потерял глаза, и добрая девушка вынуждена была бежать из одного вади. Потом… Глава твоего клана – с ним тоже неприятности…
– С Аздаром? Что с ним?
– Его хватил удар. И он не может теперь ни двигаться, ни говорить. Теперь он уже не человек, а растение.
– Отлично! – с яростным удовлетворением воскликнула она.
– Понятно. – Любопытство искрилось в его голосе. – Так что такой счастливый талисман, как ты, я не рискну привезти домой.
Она устало вздохнула, опустила голову и закрыла глаза. Через некоторое время она прошептала:
– Нет, это я просто так подумала. Не обращай внимания… – подняла голову. – О, Мадар, как я устала… как устала…
Он снова тихо засмеялся, чуть прерывисто на этот раз:
– Погоди, красноволосая колдунья, ты еще не заплатила всю плату за постой.
Она провела ногтем большого пальца по его ребрам.
– Думаешь, ты сейчас в состоянии получить эту плату…
– Не думаю, а знаю!
7
Алейтис открыла глаза сразу, словно выпрыгнув из сна. Что же ее разбудило? Не найдя ответа, она отдалась приятному ощущению, пронзившему расслабившееся усталостью, чуть болевшее тело. «Заплачено как следует», – подумала она и коснулась ноющих кончиков грудей. Тут же ее захватила новая волна тепла. Она посмотрела вокруг, но не увидела Талека.
Глаза ее открылись чуть шире, когда она увидела посреди пола упакованные, набитые седельные мешки. Она посмотрела на стену. Все крючки были свободны.
За дверью послышался шорох. Она зажмурилась, продолжая наблюдать из-под век, затаив дыхание – создавая видимость сна.
В хижину проскользнул Талек. Быстро взглянув на нее и убедившись, что она спит, он подхватил один из мешков и потащил наружу. Она продолжала наблюдать, как за первым мешком последовал второй. И когда дверь за Талеком была, наконец, затворена, она спрыгнула с кровати и выбралась наружу через окошко в задней стенке домика.
Притаившись за стволом железодрева, она наблюдала, как перебрасывает он мешки через спину Пари, и печально покачала головой.
– Он просто невозможный негодяй, – наконец к ней вернулся дар речи. – Этакий жизнерадостный, никогда не унывающий негодяй, человек, не знающий ни сомнений, ни раскаяний, – шептали ее губы, и одновременно с этим чуть слышными звуками в ее мозгу неотступно билась мысль: «Трудно ненавидеть человека, который смеется и над собой, и над всем остальным миром».
Она смотрела на него, чувствуя, как отвердевают соски ее грудей. Потерла их ладонью.
– Черт бы его побрал, – пробормотала она. – Как он меня растревожил… Нет! – Она вздохнула. – Нет, я бы еще раз не могла, прямо сейчас… – Она снова выглянула из-за дерева. Талек проверял на прочность последний узел.
– Что это я… Нужно ему помешать, а не то этот очаровательный жулик оставит меня с пустыми руками.
Она послала в пространство ищущий ментальный сигнал. Тарс спал в своем логове, но мгновенно среагировал на ее тревожный призыв. Вскочив и помчавшись через лес черным ветром, он оказался рядом, потерся о ногу Алейтис, громко заурчал. Она снова взглянула из-за дерева.
Талек уже сидел в седле. Алейтис вышла из укрытия. Тарс шел у ее ног.
– Талек, – сказала она. Голос ее сладкой нотой флейты прозвучал в утреннем воздухе.
Он оглянулся, увидел стройную золотистую фигуру с огненной шелковой гривой волос, вьющихся в утреннем ветерке, на темном фоне деревьев. Когда он заметил стоящего рядом тарса, он судорожно сглотнул, натягивая поводья.
– Если ты думаешь удрать, – предупредила она, – то лучше не пытайся. Я пошлю в погоню Даймона. А он совсем не охотничья собака, и сделает из тебя кровавую кашу.
Талек слабо улыбнулся, покачал головой.
– Никогда не думал, что увижу ручного тарса.
Алейтис опустила руку на плечо зверя. Ее глаза поблескивали от удовольствия, она развлекалась игрой в кошки-мышки с попавшим в неловкое, в лучшем случае, положение прохвостом Талеком.
– Ручной? Не обманывай себя, охотник. – Она подошла ближе. Лошади забеспокоились, почувствовав близость хищника.
Талек побледнел.
– Итак… – приказала она. – Слезай! Снимай мешки и все мои вещи сложи, как они были раньше сложены, в хижине. Расседлывай лошадей, и пусть они пасутся на воле. – Она почесала тарса за ушами и задумчиво улыбнулась, слушая его довольное мурлыканье.
Пожав плечами, Талек соскользнул с седла на землю.
– Легко досталось, легко и потерялось! – с веселой улыбкой на жизнерадостном лице он развязал узлы мешков и потащил их к хижине.
– А где твоя лошадь? – внезапно спросила она, нахмурившись глядя на пустой луг.
Он взмахнул ногой – руки его были заняты – ловко описал дугу.
– А вот она, моя лошадка, Хорли – красная девица.
Алейтис невольно засмеялась – ее назвали дочерью солнца.
– А твой мешок?
Он поднял ношу.
– Связан вместе с этими.
– Можешь забрать свои вещи.
Его брови поднялись и опустились.
– Слушаюсь, абруйя саббия, все что прикажете, абруйя саббия!
Она подавила усмешку. Талек исчез в хижине. Выйдя, остановился неподалеку.
– Итак, абруйя саббия, что теперь?
Тарс тихо зарычал, услышав его голос. Талек осторожно скосил на зверя глаза.
– Это симпатичное создание желает позавтракать? Не мной ли?
– Талек… ты… ты… просто невозможный! – Алейтис рассмеялась. – Честное слово, мне не хотелось тебе мешать – так это все было увлекательно…
Талек тихо вздохнул:
– Ах, любезная моя колдунья. Это такой старый мир и такой ужасный в конце концов. Плохо быть жуликом, но быть неудачливым жуликом! – И он усмехнулся, сверкнув зубами. Во всем его виде не было и тени раскаяния!!!
Она покачала головой, ответив улыбкой на улыбку.
– Хочу тебе кое-что сказать, – начала она. – Самое главное, я тебе не могу доверять. Но испытываю симпатию. В самом деле, ты мне нравишься. И не только из-за того удовольствия, которое я получила вчера ночью в постели. Все плохие люди, которых я знала до сих пор, были настолько уверены в своей правоте, что мне просто радостно встретить проходимца, не принимающего всерьез ни себя, ни еще кого-нибудь другого, – она протянула к нему руку.
– Спасибо, моя милая, но я не подойду к тебе ни на шаг. – Он показал в сторону тарса. – Кажется, он все-таки еще не завтракал. У него в глазах что-то такое кровожадное, и…
Она засмеялась, почесала тарса и пожала плечами. Даймон широко распахнул пасть, зевая. При виде этих жутких клыков Талек снова побледнел и быстро проглотил слюну.
– Не бойся.
– Хай! Тебе легко говорить…
Алейтис потрепала Даймона по голове.
– Просто смотри на его хвост. Когда собака виляет хвостом, она настроена дружелюбно. – Алейтис провела рукой по спине тарса, почесывая выступающие бугорки позвоночника. – Если же Даймон начнет подергивать своим хвостиком, значит, он хочет кого-то укусить. – Ее пальцы продолжали расчесывать густой мех, пока глаза тарса не закрылись до узких щелочек, а его мурлыканье не превратилось в грозное рычание.
– Прямо как очень большой гарб, – усмехнулся Талек, покачивая головой, но продолжая проявлять осторожность и не сходя с места, где стоял.
Алейтис подняла голову.
– Кстати, насчет завтрака. Тебе придется обойтись без него… Ну, ты и так не очень-то на это рассчитывал, верно?
Он вздернул бровь, блеснув зубами в усмешке, и двинулся через луг.
– Талек! – Алейтис громко позвала его.
Он обернулся.
– Что еще, моя милая?
– Можешь делать что хочешь, но поблизости пусть тебя не будет хоть день-другой. Я пошлю на проверку Даймона, и если вы встретитесь, то особенно вежливым он не будет.
– В этом у меня сомнений нет, – сухо ответил Талек, поглядывая на зверя.
– Можешь рассказывать обо мне кому угодно, меня это не волнует. Но будет очень мило, если ты дашь знать моим друзьям из твоего города, что я живу нормально. – Она почесала нос. – Можешь и об Даймоне им рассказать.
– Конечно, – кивнул он. – Да, ему, этому Вайду, должно быть неплохо с простой и милой своей сабией в супругах вместо рыжей колдуньи. – Он нагло усмехнулся.
– А-фи! – Она грозно нахмурилась, потом продолжала и в словах ее чувствовалось удовлетворение – сцена ее забавляла. – И всем остальным тоже расскажи о моем маленьком приятеле. Или их кровь будет на твоих руках, – она улыбнулась. – Подумай только, какая теперь у тебя репутация! Ты имел несчастье столкнуться с самой черной колдуньей Раксидана, и ты пережил это несчастье!
– И встреча была крайне приятной, не так ли? – Он склонил голову набок, оценивающе рассматривая ее тело. Его янтарные глаза одобрительно сверкнули. – Ты уверена, что не стоит продолжать эксперимент? Я мог бы задержаться на пару дней.
– Не искушай чрезмерно свою удачу, охотник.
Он преувеличенно, с сожалением вздохнул.
– Да, представляю… Теперь мне только это и остается… А вернуться мне будет разрешено? Это ведь мой домик все-таки.
– Через неделю меня здесь уже не будет. Возвращайся сюда спокойно.
– Благослови тебя Мадар, маленький тарс, – сказал он, внезапно став серьезным. Развернувшись, он зашагал к краю леса. У самых деревьев остановился, улыбнулся и помахал ей рукой.
Улыбаясь, она помахала в ответ.
Две стрелы, прозвенев, вылетели из-за деревьев и воткнулись ему в грудь. Третья пронеслась, задев щеку, оставив за собой красную дорожку. С выражением изумления на лице он повалился на траву.
Алейтис смотрела, застыв от ужаса. Потом повернулась к деревьям на другой стороне. Из их тени выехал верхом на лошади пастух-следопыт. Он держал направленный в грудь Алейтис арбалет. Алейтис ахнула, паралич изумления вдруг прошел, и она ударила ладонью по спине тарса.
– Убей! – закричала она. – Убей его!
Даймон двумя прыжками покрыл расстояние, отделявшее от следопыта, во время второго прыжка ударом лапы выбил из его рук арбалет. Приземлившись позади забившейся в панике лошади, он двойным ударом острых, как бритва, когтей разорвал спину нападавшего. Потом, не обращая больше внимания на то, что было только что человеком, он удовлетворенно вернулся поспешной трусцой к Алейтис.
Она подбежала к Талеку и наклонилась над ним. Он был еще жив, но жизнь быстро покидала его тело. Вокруг дрожащих стрел вздувались красные кровяные пузыри. Вздувались и спадали. Из уголка рта сползла кровавая струнка. Он с трудом втягивал в себя воздух. Губы шевелились, но слов не было слышно.
Она наклонилась к его лицу.
– Плохо… принесла несчастье… – Шепот прервался. Она наклонилась еще ближе. Губы умирающего снова шевельнулись.
– …не жалею… все равно… – Глаза его закрылись, тело обмякло.
Алейтис ахнула. Прижала ладони к царапине на шее, проклиная себя за тупость, чувствуя, как рвется наружу испепеляющая энергия. Кровь просачивалась между пальцами, потом перестала течь. Она свободнее вздохнула и посмотрела на его лицо. Рот Талека был открыт, глаза, закатившись, поблескивали тусклыми белками. Всхлип вырвался из ее груди.
– Нет! – прошептала она. – Н-е-е-т!