– Если бы у меня волосы не были такими грязными… – задумчиво произнесла она и, грустно улыбнувшись, покачала головой.
Тем временем чары диадемы начали проникать в ее сознание, изгоняя мысли обо всем остальном. Она осторожно, опасаясь помять тончайшие сплетения, опустила диадему на голову. Светящийся венок обвил ее голову, близнецы-листья изогнулись над ушами. Она провела пальцем по лепесткам и радостно рассмеялась, когда ее тело, подобно камертону, отозвалось на их музыку. Она вскочила, улыбнулась женщинам-колдуньям и, танцуя, направилась к реке, чтобы посмотреть на свое отражение в воде.
Однако не успела она сделать и двух шагов, как, дико вскрикнув, упала на землю – резкая боль пронзила мозг, боль ослепительная, как раскаленная игла. Она обхватила голову руками и скорчилась на твердом, безжалостном гравии.
Диадема прозвенела милую мелодию.
Кхатеят прыгнула вперед и резким движением попыталась сорвать диадему с головы Алейтис. Но тут же отдернула руку – страшная боль прошила пальцы, пронзила мозг. Женщина застонала и прижала обожженную руку к груди. Р'прат и Н'фрат подхватили ее и помогли подняться. Постепенно боль утихла. Кхатеят открыла полные слез глаза и беспомощно уставилась на Алейтис.
А та уже больше не корчилась. Она лежала свернувшись, прижав к бокам локти, подтянув колени к самой груди. С дрожавших губ срывались тихие стоны, на лице застыл ужас. Кхатеят уселась рядом, взяла ее ладони в свои и начала молить Р'ненаваталаву дать ей силы. Н'фрат приседа рядом, глядя на Алейтис большими ласковыми глазами.
В сознании Алейтис, погруженном во мрак, кружились чудовища – жутко искаженные образы старых друзей, обрывки прежних мыслей. Она падала в бесконечную, бездонную пропасть… стремительно летела вниз… вниз… мимо чудовищ, до тошноты знакомых. Исковерканные отражения собственного лица смеялись над ней, дразнили, кричали, терзали мозг. Все ниже и ниже… Вдруг чернота взорвалась миллионом огненных языков, выплевывающих гнев, ярость, ненависть, похоть…
Я… я… я… я хочу… я хочу… я хочу… я… я… я… боюсь… я боюсь… Скорость падения стала не такой стремительной… Боль уменьшилась… Откуда-то в нее начали вливаться силы, покой. Она стала осенним листом в тихий полдень, который падал, падал на землю сквозь яркое, как цветы, мерцание. И вот перед ней возникло безобразное вздутое голубоватое существо, прочерченное пурпурными венами. Оно сидело на вершине холма, полное призрачного умиротворения, в лучах желтоватого солнца, по размерам меньшего, чем Хорли, но большего, чем Хеш. Вид желтого солнца вызвал в ней страшную тревогу – ведь она всю жизнь провела под красным и голубым солнцем. Склон холма был усеян яркими, жизнерадостными, похожими на звездочки цветами. Вниз вела посыпанная гравием дорожка: голубые, желтые, красные искорки сверкали на гранях камней. Необычная цветовая гамма привела Алейтис в беспокойство, – очевидно, смещение в тоне было вызвано непривычным светом желтого солнца. От этого поначалу кружилась голова.
Но вот Алейтис посмотрела на подножие холма, где двигалась украшенная гирляндами процессия, распевающая высокими голосами ритуальную песню. Мужчины были покрыты золотистой шелковистой шерстью, примерно в два дюйма длиной, разных оттенков – от коричневого до кофейно-черного. Шерсть женщин была бледнее – янтарного и кремового оттенков. На каждой женщине была легкая накидка, идущая от правого плеча через грудь под левую руку. Мужчины никакой одежды не имели.
Паря бестелесным наблюдателем в точке, расположенной над вершиной холма, Алейтис с напряженным интересом наблюдала за процессией, состоящей из семерых мужчин и трех женщин. Когда они начали подниматься по склону, девушку охватило недоброе предчувствие, испортившее удовольствие от встречи с незнакомыми существами. Теперь она сконцентрировала свое внимание на отвратительном существе, сидевшем на вершине холма. «Неужели они хотят…» – подумала Алейтис, содрогнувшись всем своим нематериальным телом.
Четверо мужчин, идущих впереди, опустились на колени, пятый, держащий увитый цветами посох, стал сбоку. Двое оставшихся схватили первую женщину за руки. Ее темные глаза были неподвижны – казалось, она не сознавала, что происходит вокруг. Мужчины приподняли ее. В отвратительном голубом шаре образовалось отверстие – рот. Он открывался и закрывался, издавая противные чавкающие звуки. Алейтис бессильно напряглась, в ужасе ожидая следующего страшного момента.
Мужчины качнули женщину – вперед, потом назад, и… швырнули прямо в разверстую пасть.
Из груди Алейтис вырвался долгий беззвучный вопль, и она снова, крутясь, полетела в черноту…
В лучах заходящих солнц сидел человек. Хеш располагался к югу от Хорли, и потому Алейтис знала – это другое время, иной день…
Мужчина тихо перебирал струны старого барбата. Звук доносился как будто бы издалека, ноты сплетались с завыванием ветра и со звоном воды, текущей у ног музыканта.
Алейтис приблизила сцену к себе и ахнула от радости.
«Вайд!» – прошептала она в темноту. Она отметила, что он отыскал себе новое дерево у реки. Потом она увидела шрамы и пустые глазницы. Если бы у нее были сейчас настоящие, живые глаза, она бы заплакала.
По тропе, бегущей вдоль берега, шла женщина. Вот она показалась из-за кустов раушани. Завар! Алейтис улыбнулась. Вернее, почувствовала ту теплоту, которую разбудила бы в ней реальная улыбка. Вари!
Она выглядела довольной жизнью, даже счастливой. Ветерок шевелил складки ее аббы, выдавая очертания выпуклого живота – она была уже на последних месяцах беременности. Порывистость, импульсивность, свойственная ей, как помнила Алейтис, исчезла, уступив место нежности.
Повиснув в пустоте – точка концентрированного восприятия и эмоций, – Алейтис испытала смесь ревности, радости, зависти и любви.
Завар несла кружку дымящегося чахи. Присев рядом с мужем, она поставила кружку на землю и что-то сказала ему. Он ответил, но Вари промолчала. Они долго сидели, прислонившись к старому дереву. Вайд небольшими глотками пил горячий чахи, Завар продолжала хранить спокойное молчание. Тени удлинялись, соединялись, по мере того, как Хорли превращался в малиновый кружок над волнистой линией крон деревьев – пылающий рубин на темном фоне мира. Потом и он исчез. И Алейтис, кувыркаясь, полетела в темное пространство…
Смех исходил волнами, выдавая наслаждение, испытываемое смеющимися. На зеленоватом небе мелькали разноцветные диски. Странные лица – большие зеленые глаза, маленькие рты, хохолки пушистых перышек, тоже зеленоватых. Трехпалые руки с острыми, как ножи, когтями. Мужчины и женщины играют в небе в воздушные игры, вертятся в сложном танце. Смех, восклицания, опять смех…
Миры крутились в зажмуренных глазах Алейтис, словно разноцветные камешки.
Вот в черной тьме возникла блестящая серебристая полоска, мчащаяся среди кипящих, палящих солнц. По металлической комнате метались три существа. У каждого шесть бледных конечностей, многосуставчатых, покрытых мохнатой редкой черной шерстью. На руке – три пальца с когтями – большой и два противостоящих ему. Огромные желтые глаза, узкие горизонтальные ноздри, длинная верхняя губа, рот – широкая прорезь полный (эта странность неожиданно встревожила Алейтис) совершенно обыкновенных человеческих зубов. У таких существ, казалось ей, из пасти должны были торчать, по меньшей мере, сочащиеся ядом клыки. Над оранжевым пухом на головах покачивались антенны.
Все три существа источали решительность, умение, энергию. Алейтис зачарованно наблюдала за их непонятными манипуляциями.
По стенам мигали разноцветные огоньки, наклонные панели были снабжены какими-то ручками, дисками, рычажками, кнопками, предназначение которых было для Алейтис совершенной загадкой. Но паукообразные руки двигались с бешеной быстротой, производя множество операций со всеми этими приборами. Огромное молочное выпуклое стекло вдруг ожило, засветилось. Открылась звездная чернота, потом в прямоугольнике повис туманный зеленоватый шар. Он медленно поворачивался. На его поверхности то и дело возникали двигающиеся зеленовато-голубые контуры и белые размытые полосы. Она вдруг поняла, что белое – это облака!
Облака!!!
«Это не шар! – подумала она возбужденно. – Это планета. Вверху? Внизу? Неважно! Вот так это выглядит со стороны, из пространства. – Мысли теснились в ее голове. – Ядугар? Если да, то таким же, наверное, видела его и мама! Но кто эти существа? И когда это происходит?..»
Она снова полетела, кувыркаясь, сквозь мерцающие картины.
Лицо женщины с удивленно раскрытыми глазами, глядящими на Алейтис. Лицо тонкое, с острым подбородком, узкие изумрудные глаза, бледная до полупрозрачности кожа, чуть розовая на щеках, большой подвижный рот, мягко изогнувшиеся в счастливой улыбке губы, намек на лучистые морщинки в уголках глаз – лицо знакомое и в то же время чужое, словно она видела его в непривычном свете. Алейтис смотрела и смотрела. Внезапно женщина обернулась – в дверях появился высокий мужчина – яркие зеленые глаза, огненно-рьгжие волосы, в точности, как у нее. Он улыбнулся и протянул руку.
– Шареем! – Его глубокий музыкальный голос эхом отозвался в ушах девушки.
«Мама, – выдохнула она, – моя мама!..»
Опять крутящаяся чернота, сквозь которую летят лица: нелюдей, людей, инсекдонтов, бовоидов… Лица почти человеческие и такие, которые едва можно принять за лица… кружатся вокруг нее в вихре… все быстрее… втягивая ее в свой водоворот…
Алейтис открыла глаза и попыталась подвигать затекшими руками и ногами. Подняв голову, она увидела встревоженное лицо Кхатеят и, неуверенно пошевелив руками, встала с камня. Поднявшись, она попыталась сделать шаг, но тут же пошатнулась, и Кхатеят подхватила ее, помогая сохранить равновесие.
– Ахай ай-ми! – выдохнула чуть слышно Алейтис. – Ну и… ну и дела! – Она тронула диадему. – Кажется, она выключилась сама. – Странное напряжение, витавшее в воздухе, заставило девушку внимательно посмотреть на окружающих ее женщин. Они все, оказывается, отошли на заметное расстояние – кроме, разве что, Кхатеят – и со странным выражением на лице рассматривали Алейтис.
– Что-то не так? – спросила она удивленно.
Кхатеят, медленно подбирая слова, задала вопрос:
– Что с тобой было, Сезет Айех?
Алейтис подозрительно прищурилась:
– Каким это образом ты вдруг заговорила так хорошо на горном языке?
Сверкнув мгновенной усмешкой, Кхатеят тронула девушку за плечо:
– Мы остались такими же, дочка. Прислушайся к себе. Это ты стала говорить на медвей.
– Ахай! – Она изумленно рассмеялась. – Значит, проявился один из талантов моей мамочки!
Глаза ее сверкали, она гладила цветы диадемы, прислушиваясь к серебристому дождю музыкальных нот:
– А что еще умеет эта штука?
Кхатеят покачала головой.
– Мы не хотели знать и не стали спрашивать. – Она бросила косой взгляд на Ракат. – В ней – сила. – И Кхатеят замолчала, сжав губы.
Алейтис вздохнула, посмотрела на коричневые от грязи ладони, поморщилась:
– Нет ли у вас мыла и полотенца лишнего? Мне бы хотелось срочно помыться!
Кхатеят рассмеялась, и этот смех смягчил напряжение, витавшее в воздухе.
– Пойдем, дочка, у нас есть для тебя и еда и чистая одежда. – Женщина махнула рукой в сторону Н'фрат.
Юная колдунья тут же вскочила и побежала к своей яре. Из-под свертка кож, служившего седлом, она извлекла кожаный мешок. Развязав тесемки на горловине мешка, Н'фрат принялась стопкой выкладывать на землю сапоги, куртку, шаровары, головную повязку, перчатки, шнурки, какие-то ленты, белье. В завершении всего она протянула Алейтис кусок белой материи и брусочек мыла.
Девушка радостно улыбнулась.
– Для меня это… важнее всякой диадемы!
Кхатеят рассмеялась:
– Пока ты будешь купаться, мы приготовим поесть. Не сомневаюсь, что в еде ты нуждаешься не меньше, чем в купании.
Алейтис устала.
У нее болело все тело.
Всего лишь час тому назад она была готова принять неизбежность судьбы, сулящей ее встречу с Тарнсианом, который явно уже начал торжествовать победу. Теперь же чувства ее были возрождены внезапно вспыхнувшей надеждой. Она глубоко вздохнула и протерла глаза.
– Сначала – купаться! О, Мадар, мне смертельно хочется вымыться!
Оказавшись по щиколотки в холодной воде, она развязала шнурок, стягивавший горловину грязной изодранной блузки, и, сорвав ее с себя через голову, швырнула в воду. Некоторое время она со смехом наблюдала, как блузка медленно уплывает вниз по течению. Потом она стала серьезной и повернулась к Кхатеят:
– Я уже некоторое время не чувствую его. Но он наверняка не оставит меня в покое. Он может появиться здесь в любую минуту.
– Он один, – успокаивающе улыбнулась Кхатеят.
– Но он безумен! И очень силен. Ужасно силен. И будет гораздо хуже, когда он окажется рядом.
– Не волнуйся, дочка. Теперь у тебя есть помощь. – Кхатеят тихо засмеялась. – Купайся, милая, не волнуйся.
Алейтис что-то довольно проворчала и взбила ногой фонтан брызг. Потом она расстегнула штаны и послала их по реке, вслед за блузкой. Похлопав себя по животу – ее беременность была уже немного заметна, Алейтис прошептала:
– Сын Вайда. Мы в самом деле сотворили его. Весело напевая, она стала намыливать руки. Счастливое состояние было нарушено голосом Кхатеят:
– Ты, кажется, что-то забыла, дочка?
Алейтис удивленно обернулась – она не поняла. И тогда Кхатеят коснулась рукой ее головы. Руки Алейтис тут же взлетели вверх.
– Ой! – вскрикнула она и, швырнув на берег мыло, вся в пене, вышла из воды, чтобы снять с головы диадему. Но та не поддавалась. Алейтис потянула сильнее. Огненные иглы мгновенно вонзились ей глубоко в мозг, заставив ее закричать от неожиданной боли. Она рухнула на колени.
Река тихо журчала. Боль прошла. Алейтис с ужасом смотрела на Кхатеят.
– Я не смогу ее снять, – прошептала она. – Она не хочет сниматься!
Кхатеят медленно подошла к ней и попыталась еще раз осторожно снять диадему, но тут же отдернула обожженные пальцы, затрясла рукой.
– Она не подпускает к себе, – произнесла она грустно. – Я ничем не могу помочь тебе, девочка.
Алейтис охватил панический страх:
– Что вы сделали со мной? Уберите сейчас же эту вещь! Снимите с меня эту штуку!
Мужественное лицо Кхатеят напряглось – она явно испытывала боль, сочувствуя Алейтис:
– Я не могу помочь тебе, дочка.
– Меня предупреждали, чтобы я не доверяла вам, медвеям. Ай-Ашла, вы меня прикончили!
– Тихо, дитя, поверь мне, мы сами ничего не знали. – Кхатеят выпрямилась во весь рост, нахмурилась. – Это ведь было не наше желание. Нами командовала Р'ненаваталава. Слово чести, Алейтис.
Алейтис сжала кулаки, стараясь подавить смятение. Закрыв глаза, она несколько раз глубоко вздохнула и заставила себя принять к сведению слова старшей из Шемквиатве.
– Хорошо, – наконец произнесла она. Потом растерянно спросила: – Как же я теперь вымою волосы?
Кхатеят ахнула:
– Алейтис, что это?
Алейтис почувствовала необычную легкость в голове. Она замерла, ожидая, пока успокоится вода, и всмотрелась в колеблющееся отражение – рыжие волосы, космами спадающие на лицо. И ничего больше. Она осторожно коснулась головы. На ней ничего не было – диадема загадочным образом исчезла. Испарилась, словно роса под солнцем. Изумленная Алейтис повернулась к колдунье.
– Что произошло? Что ты сделала?
– Ничего… – Старшая женщина была мрачнее тучи. – Я ничего не сделала, поверь. Очевидно, придется тебе самой найти общий язык с диадемой. Если Р'ненаваталава велела нам передать эту вещь тебе, значит, этим она преследовала какую-то цель. Может быть, это предположение поможет тебе легче переносить боль?
Алейтис плеснула холодной водой на свое разгоряченное лицо.
– Ты очень добра ко мне, Кхатеят, – произнесла она грустно. – Извини, что я… сказала не те слова. Просто… все произошло слишком быстро… Со мной вообще в последнее время все происходит так стремительно… то вверх, то вниз… я не успеваю перестраиваться, то и дело теряю равновесие…
Она опустила руки в воду и ощутила медленное прохладное течение. Потом она присела, чтобы река охладила и успокоила ее несчастное, измученное тело. Раксидан… Кард… Массарат… Малаканех… – вода всегда оказывала на нее магическое воздействие. Она повела плечами, вздрогнула и отбросила мысли о всех своих предстоящих трудностях.
– Нужно наконец помыть свои жутко грязные волосы, – вздохнула она.
Кхатеят устало улыбнулась и бросила Алейтис мыло.
Некоторое время спустя Алейтис, чистая, насытившаяся, проглотив последний кусочек вкусного, приправленного острыми специями даза, улыбнулась и обратилась к колдуньям со словами благодарности:
– Вот я и снова человек. Спасибо вам.
Н'фрат в ответ только усмехнулась. Но так как все продолжали хранить мертвое молчание, она сочла нужным сказать:
– Когда ты сыт, мир кажется розовым.
Алейтис, прижав к груди обеими руками горячую чашку с вкусным травяным настоем, оглядела кружок колдуний, глубоко вздохнула и, утвердив свою решимость, произнесла:
– Мне необходима ваша помощь. Я хотела бы перейти через Вазаел Вер. Возьмете ли вы меня с собой?
Шесть женщин неловко посмотрели на нее, потом обменялись взглядами и, потом…
С пылающим лицом, с гневом в глазах, Ракат выпалила:
– Нет! – Она нахмурилась и посмотрела на остальных: – Нам не нужны чужаки!
Н'фрат, покачиваясь с пятки на носок, сердито возразила ей:
– Ты хотела бы послать ее назад, в лапы к этому?.. Разве ты его не чувствуешь? – Она содрогнулась. – Что это на тебя нашло? Ведь она не собирается оставаться с нами. И она ведь не из какого-нибудь другого клана. – Н'фрат фыркнула. – Ты почему-то не возражала, заполучив того, кто принес диадему. А?
– Н'фрат права, – застенчиво вступила в разговор Р'прат. – И Р'ненаваталава сказала, чтобы мы оберегали ее! – Она повернулась к Кхатеят: – Скажи, разве я не права?
Алейтис подалась вперед:
– Пожалуйста! Хотя бы спроси… Их… – Почему-то она не назвала даже ни одного имени. – Спроси, не согласятся ли они сопроводить… – Алейтис замолчала и, оглянувшись, посмотрела на холм: – Тарнсиан. Он уже близко. – Отшатнувшись, она встала лицом к колдуньям: – Назад у меня нет пути! – сказала она прямо.
– Я понимаю. Я… – произнесла через мгновение Кхатеят, но тут Алейтис внезапно рухнула на землю и забилась в судорогах.
С тихим вскриком Кхатеят шагнула к ней. Н'фрат и Р'прат тоже склонились над девушкой, пытаясь помочь ей.
Ракат схватила Кхатеят за плечо:
– Не надо. Пусть сражается сама. И почему это мы должны ей помогать? Кто она нам? Чужая. Она нарушила наше спокойствие. Принесла одни неприятности.
Н'фрат подняла голову:
– О чем ты? Помоги нам лучше!
– Ты не понимаешь, детка. – Ракат отмахнулась от молодой колдуньи и снова тряхнула Кхатеят за плечо: – Это неправильно, Кхатеят. Нам не нужно этого делать!
Н'фрат вдруг вспыхнула, ее юное лицо запылало гневом.
– Я все теперь поняла! – крикнула она. – Оказывается, вот в чем дело! Ты просто ревнуешь. Ты боишься, что она окажется сильнее тебя! – Она указала подбородком на склонившихся над скорченным телом Алейтис Кхатеят и Р'прат.
– Смотри! Они не стали спрашивать, кто она и откуда. Уходи прочь! Ты не нужна нам! – Закрыв глаза, напрягая тела в невидимом усилии, три женщины вели бой за Алейтис с преследующим ее врагом.
Н'фрат взяла искаженное лицо Алейтис в свои сильные молодые ладони и, глядя в остановившиеся потемневшие глаза, прошептала:
– Борись! Борись, Алейтис, борись! Помни, ты сильнее, чем они! Борись!
Н'фрат закрыла глаза и, сконцентрировав всю силу, которой обладала, в кончиках пальцев, передала ее девушке.
Ракат посмотрела на Алейтис – ее губы беззвучно и вяло шевелились: она отражала атаки Тарнсиана. Сердито вскрикнув, Ракат кинула короткий взгляд на Кхатеят в бросилась прочь: в мгновение ока она скрылась среди деревьев.
– Алейтис, раскрасневшаяся от вложенной в нее тремя парами дружеских рук силы, слабо улыбнулась.
– Он отступил… – произнесла она чуть слышно. – На время… – Она попыталась пошевелиться и тут же тихо ахнула от боли: мышцы, напряженные до каменной твердости, расслаблялись очень неохотно. – Помогите мне, пожалуйста.
Опираясь на Н'фрат, она с трудом поднялась. Потом вдруг резко выпрямилась, напряглась и повернулась к деревьям, росшим вдоль берега реки. Черные крылья бешено били вокруг, затмевая все. Это была не атака, но угроза, указание на то, что он возьмет ее длительной осадой.
Тарнсиан выехал из тени деревьев. Огромная черная громада неумолимо приближалась. Месть, излучаемая им, обвила ее мозг, сковала голову огненным кольцом. Алейтис нерешительно дотронулась до висков. Раздался серебряный звон. Диадема!
Воздух вокруг Алейтис неожиданно стал удивительно ярким, он словно отвердел. Абсолютная его неподвижность испугала ее больше появления Тарнсиана. Полная тишина нависла над людьми. Алейтис втянула воздух, застонала и схватилась за грудь: она не слышала даже собственного дыхания…
Тарнсиан ехал прямо на нее. Его конь делал длинные-длинные, долгие-долгие шаги. Целая минута уходила на то, чтобы копыта оторвались от земли, еще минута – чтобы снова коснулись ее. Тарнсиан медленно-медленно повернул голову и увидел Алейтис. Вот он поплыл вниз с седла – прошла целая вечность, пока его ноги коснулись земли. Его движения были так плавны, что создавалось впечатление – это не человек, а сухой лист на ветру. Тарнсиан выпрямился, взглянул на нее – на его лицо медленно, как плавящийся воск, наплыла ненависть. Он потянулся к поясу за ножом. И опять потекли нескончаемые минуты, прежде чем он вытащил нож. Воздух стал еще гуще. Тарнсиан летел на нее, выставив вперед нож, лезвие которого красновато блестело в лучах Хорли.
И вдруг ее собственное тело, без всякого ее участия, пришло в движение. Она громко охнула, руки ее вытянулись вперед. Изумленная, она наблюдала за тем, что происходило с ее телом. Вот одна нога ушла вперед и вверх, другой она оттолкнулась от земли и – в стремительном прыжке – выбила нож из руки Тарнсиана; по медленной спирали оружие полетело прочь.
Потом она приземлилась и, отскочив в сторону, легко уклонилась от попытки Тарнсиана схватить ее. Потом руки ее, сцепившись в замок, нанесли удар в затылок Тарнсиана, медленно проплывавшего мимо.
Внезапно тело нападавшего начало двигаться быстрее. Она услышала тихий треск – как будто сломалась под ногой сухая ветка. Раскинув руки, Тарнсиан перекувырнулся, ударился о землю и остался лежать, странно скрючившись.
Алейтис, ощущая внутри растущий ужас, смотрела на него. Не обращая внимания на изумленные возгласы женщин, она упала на колени перед поверженным врагом и попробовала поднять его. Голова Тарнсиана болталась, как у старой тряпичной куклы. Глаза были закрыты, губы испачканы пылью. Она тронула его за шею и почувствовала, как свободно двигаются под ее пальцами перемолотые кости.
– Я не хотела… Я не думала… – Алейтис начала убирать грязь с его лица, на котором воцарилось странное спокойствие. – Тарнсиан… – тихонько позвала она. Он выглядел до смешного похудевшим, молодым. Смерть смыла с его заострившегося лица маску зла. – У него никогда не было даже шанса стать… – Она беспомощно опустила на землю мертвую голову.
Потом дотронулась до диадемы.
Услышав чистые прозрачные ноты, она почувствовала отвратительное головокружение. Музыка казалась невероятно красивой в наступившей тишине. Она схватила диадему, дернула за золотые сплетения. Звуки стали громче, боль раскаленными иглами вонзилась в мозг. Она вскрикнула и опять провалилась на тысячу миль в черноту.
Придя в себя, Алейтис обнаружила, что голова ее лежит на коленях у Кхатеят, а Н'фрат омывает ее лицо холодной речной водой. Она оттолкнула руку молодой колдуньи и, поднявшись, спросила:
– Где он?
– Мы отдали его реке. – Кхатеят встала рядом.
Они вместе подошли к воде.
– Его дух вернулся во владения Р'ненаваталава, – тихо произнесла Кхатеят, не сводя взгляда с потрясенного лица девушки. – Когда он снова родится, пусть его жизнь окажется счастливее…
– Он был рабом своей силы… – Алейтис начала плакать. Колдунья заключила ее в свои объятия, пытаясь успокоить. Алейтис всхлипывала до тех пор, пока в горле не запершило, а судороги не начали сотрясать все ее тело.
Н'фрат подошла к ним с чашкой дымящегося жидкого даза. Она сурово посмотрела на Алейтис, в изумлении уставившуюся на воду. В приливе вины и печали, Н'фрат погладила волосы Алейтис:
– Выпей это, и ты почувствуешь себя лучше.
Алейтис всхлипнула, взяла чашку, глотнула горячего острого напитка и тяжело вздохнула.
– Он был очень плохой человек, и я не понимаю, почему ты…
Прислонившись к плечу Кхатеят, Алейтис виновато улыбнулась:
– Он был первым живым человеком, которого я… убила собственными руками. И… и, в каком-то смысле, именно таким его сделала тоже я…
Н'фрат посмотрела на нее и покачала головой:
– Он был плохим человеком, и для всех будет лучше, что он мертв. – Она уперлась одной рукой в бедро, внимательно глядя на Алейтис. – Если у тебя есть враг и он на тебя нападает, убей его. Таков закон. – Она мягко улыбнулась и, подняв руку, прочертила в воздухе круг. – Таков закон живой природы.
– В горах нас учат не так, – печально заметила Алейтис. – Но я понимаю, что должна сейчас постичь другие законы. У меня все еще впереди. И мне все еще необходимо перебраться на ту сторону Великого Зеленого. – Она встала, потянулась и повернулась к колдуньям: – Итак, вы возьмете меня?