Клименко Анна. Век золотых роз

   – Черный Убийца принадлежит мне, – веско сказал ийлур, – но, клянусь Молотом Фэнтара, я бы отдал его тебе, не торгуясь. Но зачем? Все, что бы ты теперь ни сделал, уже не имеет смысла. Поздно, доблестный Дар-Теен. Лиэ-Нэсс ты уже не вернешь, равно как и свой собственный покой.
   – Ну так и отдай, если не жалко. Он мне нужнее, чем тебе.
   Хозяин меча пожал плечами.
   – Ты ошибаешься. Меч тебе не нужен. Мой Черный Убийца был выкован для великих воинов, а не для безмозглых холопов, которые неспособны даже избавиться от ярма!
   – Не нужно меня оскорблять, – пробормотал Дар-Теен, – ты ничего не знаешь.
   – Да что там знать-то? Жил себе, не тужил. Единственная любящая тебя ийлура просила принять решение и столкнуть судьбу в другую колею, но ты оказался неспособен даже на это. Чего ты боялся, Дар-Теен? Того, что придется ходить на охоту вместо городского рынка?
   Воин прошлого умолк, только черные глаза-щелки так и сверлили Дар-Теена. А тот внезапно понял, что хозяин Черного Убийцы прав. Во всем, без исключения. И поздно теперь копаться в собственных мелочных опасениях и разбираться, отчего было так страшно бросить насиженное местечко. Осталось только одно: Лиэ-Нэсс больше нет. А если бы…
   «А если бы ты не был ничтожным, зажиревшим червяком, вы бы могли быть счастливы где-нибудь на краешке Эртинойса».
   – Меч, – неуверенно сказал Дар-Теен, – тебе ведь не нужен меч. А мне нужен.
   И тут же подумал, что на самом-то деле ничего ему уже не нужно. Ни меча, ни Храма Шейниры, ни синха по имени Элхадж… И, уж конечно, не стоит никуда тащиться, особенно в Дикие земли.
   «Раньше надо было уезжать, раньше», – прошептал на ухо бестелесный голосок. Кажется, это говорила сама Лиэ-Нэсс…
   – И ради чего ты живешь теперь, Дар-Теен? Твоя вина слишком велика.
   В горле застрял горький комок, глаза предательски защипало.
   – Я не знаю. Не знаю!
   – Если не знаешь, то жизнь не имеет смысла, – назидательно произнес черноволосый воин, – смотри сюда.
   Он указал Дар-Теену под ноги. Оказывается, провал был совсем рядом; они стояли на его ломкой кромке, и из-под ног в бездну сыпались мелкие камешки.
   Там… было темно. И, как показалось Дар-Теену, хорошо и спокойно. Можно было бы отдохнуть, забыться, раствориться в благодатном мраке, как растворяется капля яда в алом вине.
   Дар-Теен стоял и тупо смотрел в пропасть. А древний воин застыл чуть позади, молча наблюдая.
   «Но я же простила тебя, – шепнула на ухо Лиэ-Нэсс, – и ты должен…»
   – Зачем ты живешь? – беспокойно спросил ийлур. – Зачем, Дар-Теен?
   «Почему он заволновался?»
   Бывший дружинник покачал головой. Призрак, видимо, что-то почувствовал, что-то неуловимое, сродни дуновению свежего ветерка.
   «И это правда. Она простила и не держит зла, – Дар-Теен все еще смотрел в кромешную тьму, – а это значит, что…»
   Он поднял взгляд и посмотрел в черные глаза давно ушедшего ийлура.
   – Я живу, чтобы измениться и стать другим, – тяжело, роняя каждое слово, как камень, сказал ийлур, – я получил жестокий урок и теперь не только искуплю свою вину, но стану лучше, чем был когда-то. И я больше не безмозглый пес своего хозяина. Я свободен.
   Воин вздохнул. Затем, повернувшись, медленно побрел прочь.
   – Эй, а меч? Ты же обещал меч! – Дар-Теен и сам растерялся от собственной наглости.
   – Гляди под ноги, – буркнул воин.
   И, махнув рукой, окончательно растворился в плотном тумане.
   Дар-Теен присел на корточки, погрузил пальцы в рыхлую почву. Первое, что он нащупал, была кость. Ийлурская скорее всего, принадлежавшая хозяину Черного Убийцы. Почтительно отложив ее в сторону, Дар-Теен продолжил поиски, он копался в земле до тех пор, пока не вытащил меч. Рукоять была выполнена в виде распахнувшей крылья летучей мыши, и зеленоватый свет играл на древних заклинательных рунах, значения которых Дар-Теену было не понять.
 
   Дорога обратно показалась ийлуру короткой. Только что стоял над провалом – и вот уже проступили сквозь туман очертания холмов, наконец стала видна маленькая фигурка Лиэ-Нэсс. Ийлура сидела в траве, подтянув острые коленки к груди, и ждала. Дар-Теен помахал ей рукой, она вскочила на ноги и метнулась навстречу. Но затем, пробежав немного, остановилась. Дар-Теен одолел последние разделявшие их шаги, обнял Лиэ-Нэсс за плечи и прижал к себе.
   – Ты нашел его.
   Это был не вопрос, скорее утверждение.
   Ийлур извлек из ременной петли Черного Убийцу, крутнул им, рассекая туманные плети. Зеленоватые искры пробежались по рунам и словно застыли в изумрудных глазках летучей мыши.
   Лиэ-Нэсс несколько мгновений молча взирала на меч, затем взгляд больших черных глаз переместился на Дар-Теена.
   – Сила этого оружия в самом деле велика, – задумчиво произнесла ийлура, – даже я ее чувствую… Но тебе нечего бояться Черного Убийцу, похоже, он признал тебя своим хозяином.
   – А мне казалось, он признает хозяином всякого, кто до него доберется.
   – Не думаю…
   Лиэ-Нэсс осторожно коснулась пальцем клинка и тут же отдернула руку.
   – На твоем месте, Дар-Теен, я бы не отдавала это оружие какому-то кочевнику.
   Ийлур пожал плечами и водрузил меч обратно за спину.
   – Но я обещал. К тому же не ты ли говорила, что синх по имени Элхадж должен добраться до темного Храма? А меч этот не что иное, как плата за его никчемную жизнь.
   Лиэ-Нэсс только покачала головой и промолчала. Затем, еще раз окинув Дар-Теена взглядом, молвила:
   – А ты стал другим. Я это чувствую… И даже не буду спрашивать, что с тобой приключилось там, у провала. Но перемена – к лучшему. Идем же, я отведу тебя к вратам, Дар-Теен. Не нужно тебе больше здесь находиться, а то захочется остаться навсегда.
   И они неторопливо двинулись обратно по той же мощенной булыжником дороге, глянцево блестящей в зеленоватом лунном свете.
   Шли молча. Ладошка Лиэ-Нэсс покоилась в руке Дар-Теена, и, хоть и холодной была эта рука, ийлуру не было неприятно. Наоборот, он радовался тому, что вновь, пусть и ненадолго обрел возможность побыть рядом с черноглазой ийлурой.
   «Захочется остаться навсегда», – повторил он про себя, пробуя эту мысль на вкус. Взглянул на темное небо, на медленно плывущие жиденькие облака и странную луну. Холмы по обе стороны дороги выгибали спины, точно гигантские лесные кошки; в тенях чувствовалось шевеление, но не враждебное. Каждый, кто им здесь встречался, был слишком занят собственными мыслями, чтобы интересоваться чужаком.
   – Нехорошее это место, – Лиэ-Нэсс будто угадала его мысли, – твое место среди живых, Дар-Теен.
   – А ты не можешь вернуться со мной?
   Она лишь покачала головой.
   – Меня и здесь-то не должно быть. Народец кэльчу должен жить среди этих холмов, а не те, кто покинул Эртинойс после разрыва квадрата мироздания… Не печалься, Дар-Теен. Сделай то, о чем я тебя прошу, и все вернется на свои места, и все пойдет по-прежнему. А я наконец обрету покой… О, вот и вход к вратам!
   Дар-Теен встрепенулся.
   «Как, уже пришли?!!»
   А ему-то казалось, что к провалу шагали они куда как дольше.
   И, глядя на черный зев, обрамленный высохшими лозами плюща, он только крепче сжал ладошку Лиэ-Нэсс.
   – Иди, – твердо сказала она, – тебе здесь не место. И помни о том, что узнал здесь.
   Глаза предательски защипало.
   – А ты… правда не можешь вернуться со мной? – прошептал Дар-Теен, будучи не в силах отпустить холодные пальчики.
   Ийлура усмехнулась:
   – Кажется, я уже говорила. Нет. Не могу. А ты уходи, Дар-Теен. Иначе голова Элхаджа будет долго коптиться над очагом степного царька.
   Она с силой выдернула руку и отвернулась. Дар-Теен стоял, переминаясь с ноги на ногу. Ему все казалось, что еще можно что-то сделать, что-то исправить… Ведь неспроста же Лиэ-Нэсс встретилась ему в этом странном и страшном месте? Потом он растоптал эти пробивающиеся сквозь камень ростки надежды.
   «Верно, она лучше знает, что здесь и как, – подумал Дар-Теен, – и наверняка тоже страдает, задержавшись в Эртинойсе».
   – Прощай, – пробормотал он, – раз ты хочешь, я пойду.
   И тут Лиэ-Нэсс обернулась. И стало ясно, что – нет, она с радостью приняла бы его в несуществующем мирке ушедших и с радостью разделила бы с ним целую вечность, но…
   – Иди же, – зло процедила Лиэ-Нэсс, моргая часто-часто, словно желая высушить внезапно набежавшие слезы.
   Дар-Теен взял в руки ее лицо и поцеловал в бледный лоб.
   – Прощай.
   А затем побрел к вратам не оборачиваясь. До него донеслись сдавленные рыдания, но Дар-Теен не останавливался, пока вновь не очутился среди тускло светящихся стен. Ему хотелось плакать, как маленькому. Боль, едва заглушённая временем, проснулась и впилась в сердце когтями, и сияющие врата расплывались перед глазами, словно в только что нарисованную картину щедро плеснули воды.
   Потом снова было мгновение, когда Дар-Теен перестал ощущать пол под ногами и кромешная тьма была вокруг. Продвигаясь на ощупь, ийлур все-таки добрался до ступеней, ведущих наверх, ухитрился сам нащупать рычаг и открыть лаз.
   На него взглянуло предрассветное небо и равнодушно завернулось в облачную вуаль. Каменный Хинкатапи глубокомысленно взирал куда-то поверх головы Дар-Теена и наверняка думал о вечности.
   Ийлур огляделся. У подножия холма ожидала пара щеров. Неподалеку у костра сидел кочевник и что-то варил в маленьком котелке.
 
   …Потом пошел снег. Не такой, к которому Дар-Теен привык в землях Северного Берега, а редкие снежинки. Они падали белыми звездами и тут же таяли, потому что в степях теплее, чем у моря Холодов, да и зима катилась на убыль.
   Кочевник по-прежнему ехал чуть впереди, понукая щера и не ленясь стучать по зеленым бокам жесткими каблуками. Он был так же неразговорчив, как и раньше, но временами Дар-Теен ловил на себе его взгляд, исполненный уважения и любопытства. Наверное, кочевнику хотелось еще и подержать в руках древний меч, рукоять которого с распростертыми крыльями мыши красноречиво выглядывала из-за плеча, но гордость брала свое – и сын Ничейных степей ограничивался только взглядами.
   Только когда показались из-за холма аккуратные зеленые пирамидки стойбища, кочевник придержал щера и обернулся к Дар-Теену. В черных глазах-щелках мелькнула неясная тревога.
   – Немногие возвращаются из города Мертвых, северянин. А те, кто вернулся, стали другими. И ты тоже стал другим, я это чувствую.
   Дар-Теен с наигранной беспечностью пожал плечами.
   – К чему эти разговоры, воин? Что было, то было.
   Тут он вспомнил Эйх-Мерола, Лиэ-Нэсс, черный провал, где нашел свою погибель наверняка не один охотник за сокровищами Кар-Холома, и поежился.
   – Веди меня к Тхо-Ра, – твердо сказал Дар-Теен, – я отдам ему Черного Убийцу. Надеюсь, что ваш правитель сдержит данное слово и я получу обратно своего синха.
   Кочевник кивнул. Долго рассматривал северянина, словно видел впервые, а затем махнул рукой.
   – Едем. Но будь настороже, доблестный воин… Ибо в стойбище тебя могут ожидать подарки Судьбы… Не очень-то приятные.
   И, хлестнув щера, он устремился вперед, навстречу восходящему солнцу.
   Стойбище встретило их настороженной тишиной. Ни женщин, ни детей не было видно; лишь хмурые воины расхаживали между шатрами, и – что неприятно удивило Дар-Теена – по меньшей мере десяток оных толпился у шатра Тхо-Ра.
   «Не иначе меня встречают», – мрачно подумал ийлур, разглядывая хмурые, сосредоточенные лица. Вспомнилась старинная присказка: глаза кочевника темны, и в них не разглядеть правды, как не разглядеть потерянной булавки в безлунную ночь. Уроженцы Северного Берега все, как один, голубоглазы…
   «Но разве нет среди них грязных лжецов? Тех, кто прячется за спиной Фэнтара и творит черные дела, прикрываясь его священным именем?»
   Дар-Теен покачал головой. Проклятие Шейниры, он и вправду изменился, если его начинают посещать такие мысли. Впору становиться философом, их, правда, владыка не жаловал и любил сажать на кол.
   Кочевники молча наблюдали, как северянин спешился и, отдернув полог, вошел к степному владыке. Неприязненные и настороженные взгляды так и буравили спину, липли к коже паутиной… И Дар-Теен почти уверил себя в том, что все эти ийлуры чего-то ждут. Но чего? Его проводник, который дал оберег, затерялся среди одинаковых курток…
   Дар-Теен остановился у входа, окинул взглядом внутреннее убранство шатра. Все здесь осталось по-прежнему: ковры, широкое ложе, с трудом вменяющее мощное тело Тхо-Ра, серебряное блюдо с дымящимися кусками жареного мяса. Хотя нет – кое-что изменилось. Исчезли бесследно ийлуры, развлекавшие владыку, теперь их место заняли два дюжих воина в черненых кольчугах. Сам же Тхо-Ра, судя по всему, решил твердо следовать обычаю степных владык: принимать гостей исключительно полулежа и чавкая очередным сочным куском жаркого. Дар-Теен сдержанно поклонился.
   – Приветствую степного владыку.
   Тхо-Ра поспешно растянул толстые губы в улыбке, неторопливо вытер блестящие от жира пальцы.
   – И тебе привет, северянин. Вижу, – взгляд степного царя на миг прилип к рукояти древнего меча, затем медленно переместился на лицо Дар-Теена, – я вижу, твой поход увенчался успехом?
   Ийлур кивнул.
   – Это был опасный поход. Теперь я покорно жду, когда великий Тхо-Ра выполнит обещанное и вернет мне синха.
   Улыбка кочевника стала еще шире и уже походила на звериный оскал. Дар-Теен даже разглядел кусочки мяса, застрявшие меж зубов.
   – Положи Черного Убийцу на пол, – слащаво проворковал Тхо-Ра, – я хочу сперва убедиться, что ты сдержишь свое слово.
   И тут словно кто-то толкнул Дар-Теена локтем в бок. Воины у входа в шатер, воины внутри… Да и сам владыка, хоть и возлежит рядом с кормушкой, при полном вооружении. И везде – тончайший налет тщательно скрываемого страха, словно пыль, несомая восточным суховеем.
   Дар-Теен упрямо мотнул головой.
   – Сперва я хочу увидеть своего синха.
   – И ты смеешь проявлять дерзость? – Тхо-Ра сел, угрожающе положил огромную лапищу на рукоять меча.
   – Не дерзость, но осторожность и предусмотрительность, – с усмешкой заметил Дар-Теен.
   Бычья шея владыки начала медленно багроветь.
   – Отдай меч, – прорычал он, поднимаясь с устланного шкурами ложа.
   – Сперва увижу синха.
   И вдруг – снова оскал, что должно было означать самую располагающую улыбку.
   – Ты не увидишь своего синха, северянин, – черные глаза Тхо-Ра превратились в пару узеньких щелок, – твой драгоценный синх не соизволил тебя дожидаться и сбежал.
   Дар-Теену показалось, что его огрели по макушке мечом. Плашмя, но от всей души.
   – Что значит – сбежал? – Голос ийлура внезапно упал до шепота. – Как это сбежал?!!
   Тхо-Ра пожал плечами.
   – Сбежал значит сбежал, северянин. Его не держали связанным, он ухитрился раздобыть нож и, вспоров шкуру щера, удрал из своего шатра. К тому же это проклятое отродье Шейниры увел самого лучшего скакового щера. Мы снарядили погоню, но южнее следы затерялись, потому что река разлилась.
   Дар-Теен тупо смотрел на носки собственных башмаков. В висках гулко колотилось – сбежал… Не дождался, тварь зеленокожая. Не пожелал вести ийлура к Храму, да не просто ийлура – а того, кто уже не рази не два спасал этой злокозненной ящерице жизнь и отправился в проклятый всеми богами Кар-Холом, лишь бы его вызволить.
   Ийлур перевел взгляд на Тхо-Ра. Тот с показным равнодушием снова вернулся к любимому занятию, то есть к еде.
   «Ох, а не скрывает ли чего этот здоровяк? Сбежал… а может, они его убили?»
   Тем временем степной владыка проглотил очередной кусок и с ухмылкой поманил Дар-Теена к себе.
   – Отдай меч, северянин. Ты воистину достойнейший из достойнейших, раз смог добыть Черного Убийцу. Добудешь себе еще с десяток синхов, что тебе с этой тощей ящерицы?
   Тхо-Ра улыбался. А Дар-Теену очень захотелось спросить: а что будет со мной, после того как меч окажется в твоих руках?
   Но вслух он сказал нечто иное. То, что заставило владыку Ничейных степей побагроветь и схватиться за меч.
   – Я не отдам тебе Убийцу, благородный Тхо-Ра. Ты нарушил договор первым. Нет синха – нет меча.
   Наверное, это было глупо. Откровенно безнадежно. Дар-Теен прекрасно понимал, что ему в одиночку не одолеть все стойбище кочевников… Но что-то новое, крепко засевшее в груди щелкнуло, распрямилось – и бывший дружинник сам вынес себе смертный приговор.
   «Ну и пусть, – он думал так, словно все происходило не с ним, – получите вы меч, ублюдки, только через мое бездыханное тело».
   Дар-Теен дождался, пока Тхо-Ра выхватит огромный полутораручный меч, пока шагнут вперед два воина, и рванул Убийцу из ременной петли.

Глава 11
НА ЮГ, К ДИКИМ ЗЕМЛЯМ

   Элхадж понуро брел вслед за кочевником. Еще один сын степей почтительно поддерживал синха под локоть, и тот время от времени делал вид, что ноги его подгибаются. В конце концов предсказать будущее великому правителю – это вам не кашу сварить… А на сердце было неспокойно. Невзирая на то что синх никогда не отличался умением читать чужие мысли, поведение степного владыки заставляло думать о том, что сказанные наобум и совершенно бессмысленные слова попали в тщательно удобренную почву и уже дали свеженькие зеленые росточки. И, похоже, Тхо-Ра вцепился в «предсказание», а в его мозгах, которые наверняка размером уступали мозгам индюшки, завертелись какие-то мысли.
   Тут Элхадж обратил внимание, что его ведут вовсе не в тот шатер, где его дожидался Дар-Теен. По коже под альсунеей побежали пупырышки, и предчувствие кольнуло ледяной иголкой как раз меж сердец.
   – Куда мы идем? – нарочито небрежно поинтересовался синх у кочевника. И, само собой, не забыл изобразить приступ слабости.
   Шагающий впереди ийлур остановился и, повернувшись, пробурчал:
   – Великий Тхо-Ра приказал поселить тебя в отдельном шатре, дабы никто не мешал тебе зрить будущее.
   Элхаджу пришло на ум, что теперь надо бы изобразить радость. Как же, раба избавляют от хозяина! Он осклабился, затем, вцепившись в рукав кочевника, выпрямился.
   – А что будет с моим… спутником?
   Ни единый мускул не дрогнул на лице кочевника. В глазах – ночь, и не разберешь, правду он говорит или лжет по приказу владыки.
   – Какое тебе дело то того, что будет с ийлуром, тебя пленившим? Оставь его судьбу владыке и Фэнтару.
   Ийлур повернулся и зашагал дальше. Синх потащился за ним, судорожно цепляясь за мускулистую руку идущего рядом кочевника и пытаясь сообразить, каким образом новые обстоятельства повлияют на его, Элхаджа, судьбу.
   Было похоже на то, что Тхо-Ра впечатлился предсказанием и решил оставить чудесного синха при своей драгоценной особе, а от северянина избавиться. И скорее всего дальнейший путь к Храму Шейниры синху предстояло проделать в гордом одиночестве… Потому что Элхадж не собирался гостить у степных ийлуров дольше, чем понадобилось бы для поиска лазейки из стойбища.
   Но все-таки синх был разочарован. Ведь поначалу думал, что сама Шейнира послала Дар-Теена ему в помощь! И вот теперь, похоже, темная богиня сама решила убрать ийлура, как ненужную более игрушку.
   «Непознаваемы пути богов, – мрачно подумал Элхадж. И тут же добавил про себя: – Все-таки будет жаль, если они убьют Дар-Теена. Он бы еще пригодился, несомненно, пригодился бы. Да и семена золотых роз… Если, конечно, ийлур не лгал».
   Они приблизились к небольшому шатру, стоящему чуть на отшибе. Тот ийлур, что шел впереди, отдернул полог, заглянул внутрь и присвистнул.
   – Проходи, синх. Ты будешь жить здесь, но не сомневайся – у входа в шатер всегда будут воины. Владыка ценит твою жизнь и не хочет, чтобы ты ее случайно лишился во время неудачного побега. И даже в шатре ты не будешь один.
   Элхадж, чуть пригнувшись, нырнул в теплое и пропахшее мелиссой нутро шатра, полог с громким шорохом опустился. Когда глаза привыкли к полумраку, синх разглядел волчьи шкуры, расстеленные вокруг очага, весело булькающий на раскаленных камнях горшок, аккуратно сложенную у дальней стенки нехитрую кухонную утварь и…
   – Даже в шатре ты не будешь один, – пробурчал Элхадж на наречии синхов, – только этого мне и не хватало.
   На свернутой валиком шкуре восседала молодая ийлура и старательно толкла что-то в ступе. Величественно кивнув Элхаджу, словно принадлежала к особам благородных кровей, она жестом предложила ему сесть и, отбросив за спину черные косички, продолжила свое занятие.
   Очень кстати вспомнился метхе Саон и его любимая присказка: «Влип, как куропатка в горшок с кашей». Примерно так же почувствовал себя Элхадж; он обреченно разглядывал приставленную к его предсказательной особе ийлуру и размышлял, каким образом от нее можно будет в дальнейшем избавиться.
   Женщина вновь посмотрела на него, отставила ступку.
   – Почему наш гость не присядет у очага?
   Голос оказался на удивление приятным – как прикосновение мягкой шерсти к руке.
   – Мгм… – Элхадж потоптался на месте, не зная, что и сказать. Потом решил, что можно и промолчать, подошел к огню и уселся, скрестив ноги.
   – Меня зовут Аль-Мааш, – черные глаза ийлуры гордо сверкнули, – моя семья близка семье владыки. Великий Тхо-Ра почтил меня честью жить с тобой в этом шатре…
   «Чтобы я никуда не сбежал», – уныло подумал синх.
   – И выполнять все твои желания, – твердо закончила Аль-Мааш.
   Потом, чуть помолчав, она тряхнула головой, отчего многочисленные косички рассыпались по плечам.
   – Знай, что я одна из самых сильных и ловких женщин степей. И нет того ийлура, который бы не желал…
   Синх поморщился. Неужели в намерения Тхо-Ра входило довести своего предсказателя до буйного помешательства?
   – Я счастлив, что буду жить с тобой в этом шатре, – оборвал Элхадж ее монолог, – но ты наверняка слышала, что я занимался прорицанием будущего владыки. Это отнимает много сил, и мне бы хотелось немного поспать. В тишине.
   Не прошло и несколько минут, как Элхадж уже пожалел о своем желании отдохнуть. Потому что Аль-Мааш поднялась на ноги, оказавшись одного роста с синхом, стянула с него меховую рубашку, хотела избавить и от альсунеи, но Элхадж запротестовал. Затем синх был спеленат в шкуры, как младенец, и уложен у очага.
   – Отдыхай, – прошелестел над ухом голос Аль-Мааш.
   Последним штрихом послужил мягкий валик, подсунутый под голову, и ийлура исчезла из поля зрения.
   В шатре воцарилась тишина, которую нарушало лишь потрескивание сучьев в огне.
   «Влип, так влип», – подумал Элхадж и обреченно закрыл глаза.
 
   Разбудил синха запах жарящегося мяса. Он долго щекотал ноздри, заставляя желудок алчно бурчать, пока Элхадж не сдался.
   Он нарочито неторопливо сел на своем ложе и огляделся. Так и есть! На плоском камне у огня шипели и подрумянивались бедрышки крупной птицы; Аль-Мааш кружила над ними, подобно степному коршуну, то смазывая жиром, то посыпая мелко искрошенными корешками.
   – Да пошлет тебе этот день много радости, – весомо сказала она, – если солнце взошло, то боги не гневаются на смертных…
   «Но, похоже, они гневаются на меня», – Элхадж вздохнул, выбрался из шкур и уселся перед очагом.
   – Надеюсь, твои силы вернулись, – Аль-Мааш и не думала умолкать, – к тому же ты так и не назвал своего имени.
   Синх вздохнул и представился. Нет, наверняка сама Шейнира решила помучить его, ниспослав эту женщину.
   – Эл-Хадж, – на ийлурский манер произнесла женщина.
   – Нет, просто Элхадж. У нас другие имена…
   Аль-Мааш кивнула.
   – Я приготовила тебе новую одежду, Эл… Элхадж. А это следует сжечь. Негоже синху владыки ходить в тряпье.
   Он только пожал плечами. Похоже, сопротивляться не было смысла. Никакого. И, получив в руки длинную льняную рубаху и огромную, явно с плеча самого владыки, куртку мехом внутрь, пробормотал:
   – Может быть, ты оставишь меня одного? Хотя бы пока я не оденусь?
   Аль-Мааш окинула его пристальным взглядом, затем лукаво усмехнулась.
   – Как ты можешь просить об этом, Элхадж? Я не должна тебя покидать.
   Тут синх подумал, что не прочь придушить эту женщину, а владыке мысленно пожелал свалиться где-нибудь со щера.
   – Хорошо, – он кивнул, – но мне кажется, что женщине из народа ийлуров не следует…
   И тут Аль-Мааш сказала нечто такое, отчего чешуйки на голове Элхаджа встопорщились – признак испуга, крайнего отвращения у синхов.
   – Говорят, – в черных глазищах ийлуры отразилось танцующее пламя, – говорят, что синхи неутомимы во время любовных игр. И что соитие может у них длиться часами…
   Огорошенный Элхадж невольно попятился. Затем все-таки взял себя в руки и ядовито заметил:
   – Но никто не упоминает о том, что синх выбирает себе одну женщину на всю жизнь и никогда не взглянет на другую. А, кроме того, зачастую забывают о том, что те самые любовные игры, о которых ты только что напомнила, есть специальный ритуал, к которому готовятся несколько дней!
   Насчет ритуала он, конечно, приврал, но цели своей добился. Аль-Мааш скромно опустила глаза, а затем и вовсе отвернулась. Когда Элхадж переоделся, ийлура поставила перед ним миску с едой, налила в большую чашу воды.
   – Я могу покидать шатер? – Он даже нашел в себе силы дружелюбно улыбнуться этой несносной женщине.