Клименко Анна. Век золотых роз

   – Высоковато, – хмуро заметил Дар-Теен, – но если у тебя есть…
   Ийлура улыбнулась.
   – Разве уважающая себя ийлура выйдет из дому в поисках приключений, не прихватив самое лучшее снаряжение?
   Она порылась в мешке, и на свет явился плотный моток веревки с железным крюком.
   – Я первая полезу, – с ходу заявила она, – а заодно и осмотрюсь, что там к чему.
   Дар-Теен хотел было возразить: где это видано, чтобы женщина лезла поперек мужчины туда, где может крыться опасность? Но, поймав твердый взгляд Эристо, промолчал.
   – У меня больше опыта в подобных делах, уж поверь, – быстро шепнула ийлура и двинулась вперед. – И да простит мое любопытство Фэнтар – мне не терпится узнать, что такое тащили ящерицы.
   Дар-Теен не торопился выходить из укрытия. Он внимательно следил за тем, как ийлура текучими движениями хищницы подобралась к стене, как, размахнувшись, забросила крюк на стену. Все ее движения были скупы, отточены и верны. Ничего лишнего.
   «Не простая искательница приключений, – вновь подумал Дар-Теен, – может быть, воровка? Или специально обученная лазутчица?»
   А Эристо тем временем ловко забралась на стену и растянулась во весь рост наверху, вжимаясь телом в шершавую поверхность. Затем, оглядевшись, она махнула Дар-Теену, мол, лезь сюда.
   И вот тут-то, пыхтя, оскальзываясь и судорожно цепляясь за веревку, ийлур позавидовал хрупким и тонкокостным элеанам. Да, ни одному из них не одолеть ийлура в рукопашном бою, но зато с какой легкостью, вероятно, забрался бы элеан на подобную стену! А Эристо… Что ж, она была ийлурой. Но все-таки не столь тяжелой, как Дар-Теен, который всегда гордился своим крепким сложением. Да к тому же ийлурой хорошо тренированной: этот подъем на стену явно был далеко не первым…
   Вцепившись в ворот его куртки, Эристо буквально заволокла его наверх и, пока Дар-Теен пытался отдышаться, молча сматывала веревку.
   – Похоже, у них тут кое-что интересное намечается, – глухо пробормотала она, – смотри!
   Взгляд Дар-Теена скользнул по аккуратным приземистым домикам с коническими крышами, по чистым улочкам, где сновали синхи в своих долгополых рубахах.
   «Кажется, Элхадж называл это альсунеями», – вспомнил ийлур.
   Затем он увидел, что все улочки сливались в подобие площади, а там мрачно зеленел алтарь: Да, да, именно алтарь – чем еще может быть здоровенная глыба, отесанная в форме треугольной призмы?
   К этому алтарю неторопливо и торжественно двигалась толпа синхов. Прищурившись, Дар-Теен даже разглядел, что они кого-то волокут…
   – Это… что?
   Эристо хмыкнула:
   – Как – что? Жертвоприношение. Или ты никогда не возжигал благовоний во славу Фэнтара? А синхи предпочитают поить свою Мать кровушкой… Все равно чьей.
   Она задумалась на миг, а потом пробурчала:
   – Однако я по-прежнему не вижу ничего такого, что они могли тащить на двух щерах.
   Дар-Теен только и успел, что цапнуть ее за рукав. Но пальцы соскользнули, а сама ийлура легкой тенью спрыгнула на землю. Даже не спрыгнула, а почти сбежала по отвесной в общем-то стене. В следующий миг она уже вжималась спиной в стену ближайшего дома.
   – Давай спускайся! Пойдем посмотрим, что у них там…
   Дар-Теен выругался сквозь зубы. Женщина – она и есть женщина, пусть и искательница приключений из Гвенимара. По всей видимости, Эристо не озаботилась мыслью о том, а как, собственно, они будут уходить из города? Не через ворота же, в конце концов…
   Но Эристо уже кралась по узкому проулку, и Дар-Теену ничего не оставалось, как следовать за ней, моля Фэнтара образумить это бестолковое создание.
   …Двигались молча, пребежками, от одного дома к другому. Дар-Теен уже ничего не спрашивал – и сам видел, что Эристо осторожно обходит город по периметру, постепенно приближаясь к воротам, а заодно и к алтарю. Наконец Эристо остановилась и недовольно буркнула:
   – Не понимаю. Синхи как синхи, ничего особенного. А я-то думала…
   – А ты небось ожидала увидеть сундук, доверху набитый золотом?
   – Да если и так, – Эристо прикусила губу, – что в этом плохого?
   – А что бы ты с ним делала, с этим сундуком? – Дар-Теен решил поехидничать. – Скажи спасибо Фэнтару, что нас еще не заметили… Не то уже удирали бы.
   Эристо обернулась и насмешливо взглянула ему в глаза.
   – Если бы я встретила здесь сокровища, – медленно, чеканя каждое слово, произнесла ийлура, – то уж постаралась бы его отбить, а не оставить в зеленых загребущих лапах этих ящериц! Сокровища, знаешь ли, иногда радуют. – И тут же, развернувшись к площади, едва не подпрыгнула на месте. – Ой, смотри, смотри! Сейчас жертву приносить будут!
   – Не очень-то хочется, – процедил Дар-Теен, но все-таки взглянул на алтарь.
   Как раз в тот миг, когда извивающегося и визжащего от страха синха укладывали на малахитовую глыбу, животом вверх, чтобы удобнее было потрошить…
   И Дар-Теен очень явственно ощутил, как под желудком собралось маленькое ледяное озеро. Потому что – хоть и казались ийлуру все дети Шейниры на одно лицо – в дергающемся и пытающемся вырваться из цепких рук смерти синхе Дар-Теен узнал Элхаджа.
   – Ну что, Эристо, – выдохнул он, – у тебя есть возможность показать, как бы ты отбивала у синхов золотишко.
 
   Что может толкнуть здравомыслящего ийлура на совершенно бессмысленный и заранее обреченный на неудачу поступок? Вроде спасения синха из рук пары сотен других синхов?
   Если бы у Дар-Теена оставалось время на размышления, то он непременно бы вспомнил и слова Лиэ-Нэсс о том, что синх по имени Элхадж должен добраться до Храма, и странное предложение элеана, ухитрившегося разогнать кочевников разве что царственным взмахом перепончатых крыльев.
   К сожалению, времени не было вовсе. И, пока ийлур несся мимо уютных домишек синхов, выдергивая из петли Черного Убийцу, перед глазами стояла одна и та же картина: заснеженный лес, костер и Элхадж, смазывающий ийлуру прокушенную ногу своим вонючим и едким снадобьем.
   А синх-то уже лежал на алтаре; подручные местного жреца-палача старательно задрали ему голову, чтобы жертвенный нож рассек горло, чтобы на алтарь темной богини пролилась кровь.
   – Иэ-хо! Молот Фэнтара! – рявкнул Дар-Теен, пытаясь привлечь к себе внимание (авось рука жреца дрогнет).
   Получилось. Правда, не совсем то, чего хотелось бы Дар-Теену. А именно: жрец нож не бросил и в бегство не обратился; зато весело затренькала тетива луков, посылая поющие стрелы в бегущего ийлура.
   Уоммм.
   Звук далекого гонга.
   И призрачная рука в латной перчатке на рукояти древнего меча.
   Дар-Теен даже не успел сообразить, как Черный Убийца дернулся в его руке, совершенно самостоятельно описал полукруг, перерубая в воздухе стрелы, по пути перерезал струну проклятой души одного синха – тот упал, как подкошенный…
   – Элхадж, я здесь! – гаркнул ийлур.
   Через вздох все смешалось: не останавливаясь, он врубился в толпу. И только в глубине сознания звякнул тревожный колокольчик: «Нет, не успеть».
   Сбоку сверкнула сталь, мелькнули синие косы и глаза разозлившейся кошки.
   – Иди! Иди к нему, я прикрою! – прокричала Эристо.
   Клинок в ее руке порхал серебристой рыбкой. Синхи подались было назад, но шум перекрыл исступленный вопль жреца:
   – Шейнира, прими эту жертву и дай мне просимое!
   – Иди! – взвизгнула ийлура. – Быстрее!!!
   И Дар-Теен, задыхаясь, рванулся вперед. К алтарю. Стремясь преодолеть оставшиеся считаные шаги до того, как кровь Элхаджа прольется на алтарь.
   «Не успею, – мелькнула горчаще-обреченная мысль, – не успею!»
   Длинный нож с чуть загнутым лезвием пошел вниз, к замершему, словно мышь перед кошкой, Элхаджу.
   – Фэнтар!..
   Звук гонга растворился в мутном гуле. Призрачная длань исчезла, оставляя Дар-Теена один на один с Судьбой.
   И ийлур, видя перед собой только зелень алтаря и темную тощую фигуру жреца, метнул Черного Убийцу, как метнул бы копье.
   Но – не успел.
   Дико вскрикнул Элхадж, когда жертвенный нож мягко, словно в масло, вошел в его грудь. Захрипел, заваливаясь назад, пронзенный насквозь жрец.
   – Не-эт! – кажется, это кричала Эристо. – Спаси его!
   В затуманенном мозгу мелькнула мысль: а ей-то с чего так расстраиваться? Из-за смерти какого-то синха?
   «Но как мне его спасти?..»
   Уже не обращая внимания на порскнувших в разные стороны подручных жреца, Дар-Теен вскочил на ступеньку, предваряющую алтарь. На сердце уже стыла печаль – оттого, что потерянного мгновения не вернуть, но…
   – Дар-Теен! Ты живой!
   Зеленые пальцы вцепились в ворот туники, и Элхадж хрипло зарыдал. Рукоять ножа торчала из ключицы; и, судя по всему, лезвие не задело никаких важных органов.
   – Ах ты, Шейнирово отродье, – растерянно пробормотал Дар-Теен. Происходящее не укладывалось в голове… а затем, опомнившись, ийлур рявкнул: – Давай ходу отсюда!
   …Синхи разбегались кто куда, едва завидев двух ийлуров. То ли гибель жреца на них так подействовала, то ли призрачный свет, играющий прозеленью на клинке Дар-Теена, но так или иначе им дали спокойно выйти через ворота.
   Потом, когда город синхов остался позади, утонул в зелени, Дар-Теен все-таки остановился. Кивнул на Элхаджа.
   – Надо бы его перевязать. А то еще кровью истечет мое сокровище.
   – С чего ты его вообще спасать бросился? – беззаботно поинтересовалась Эристо, доставая из мешка кусок чистого полотна.
   Дар-Теен прищурился:
   – А с чего ты вопила «спаси его»? Сдается мне, любезная Эристо, что ты вовсе не та, за кого себя выдаешь.
   Она даже взгляда не опустила. Серьезно посмотрела на ийлура, затем усмехнулась:
   – Все может быть. Но тебя не касается, кто я есть на самом деле. Прими все так, как есть, и этого достаточно.
   Кашлянул синх:
   – Ты ждешь, пока я истеку кровью, уважаемый?
   И Дар-Теен ощутил уже ставшее таким привычным желание свернуть этой противной ящерице шею.
   – Заткнулся бы ты, дружище, – беззлобно оборвал он, – мы еще с тобой не обсудили, почему ты смылся из стойбища. В то время как я пребывал в Кар-Холоме, чтобы спасти твою никчемную шкуру.
   – В Кар-Холоме?.. – Элхадж словно подавился воздухом и замолчал. Затем почти шепотом добавил: – Мне сказали, что я тебя больше не увижу. Что мне было делать? А Храм… он ждет. Я должен был идти…
   – Мне тоже придется вас покинуть, – усмехнулась Эристо, – я и без того уже слишком задержалась.
 
   Элхадж заснул. А Дар-Теен еще долго сидел перед медленно угасающим костром, глядя на то, как съеживаются горючие камешки Эристо. Сама ийлура полулежала по другую сторону огня – ее взгляд то скользил по тревожно вздрагивающему во сне синху, то возвращался к Дар-Теену, и тогда на губах появлялась грустная и немного виноватая улыбка.
   – Так, значит, ты тоже… из Храма Дракона? Как и тот элеан?
   – Какой еще элеан? – Брови Эристо удивленно приподнялись.
   Дар-Теен почувствовал, как в груди нарастает раздражение.
   – Хорош придуриваться, – обронил он, – неужели даже сейчас ты не можешь сказать, что тебя специально подослали они?А то с чего бы ты так была обеспокоена жизнью вот этой зеленой твари? Да и помню я… С кем-то ты разговаривала тогда, напоив меня своим зельем.
   Ийлура хмыкнула. Теперь в ее глазах так и прыгали лукавые искорки, хотя, может, то было отражение искр, летящих во все стороны от костра.
   – Позволь мне, в свою очередь, задать тебе вопрос, доблестный ийлур. Отчего ты считаешь, что в Эртинойсе нет больше никого, кто бы желал удачи синху? Что натолкнуло тебя на мысль, будто Храм Дракона – единственная сила под этими небесами, которая заинтересована в восстановлении квадрата мироздания? Да и вообще, с чего ты решил, что меня интересует только Избранный Шейнирой?
   Сказанное Эристо смутило Дар-Теена. Но после всего происшедшего ему не хотелось ни гадать, ни мучить себя сомнениями. А потому он упрямо сказал:
   – Тебя послали, как и элеана, чтобы ты навела меня на след Элхаджа.
   – Может быть, может быть, – голос Эристо был похож на мурлыканье, – я не буду рушить выстроенные тобой догадки. Думай, что тебе угодно, Дар-Теен. А мне… мне и вправду теперь пора.
   – В Гвенимар, конечно? – ядовито поинтересовался Дар-Теен.
   – Ну а куда же еще?
   Эристо подмигнула и поднялась на ноги – тягучим движением просыпающейся кошки.
   – Скажу лишь, что там, где мы расстались, быть может, встретимся вновь.
   И, подхватив с земли свой изрядно похудевший дорожный мешок, она пошла прочь. Во влажные сумерки Диких земель.
   И тут Дар-Теена словно накрыла волна мутной, безысходной ярости. Шейнира их всех побери! И Храм Дракона, и эту странную ийлуру, которая ведет слишком ученые речи для обычной искательницы приключений… Нет, довольно, довольно делать из него послушную марионетку, дергая то за одну ниточку, то за другую!
   Зарычав, он в два прыжка нагнал Эристо, схватил за локоть и резко, рывком повернул лицом к себе.
   – Ну уж нет, милочка! Никуда ты не уйдешь, пока не расскажешь, кто твои хозяева!
   Изумрудные глазищи оказались совсем близко, заглянули, казалось, на самое донышко души…
   – А если я не захочу рассказывать? – спокойно поинтересовалась ийлура. – Что тогда?
   Дар-Теен ощутил на щеке ее теплое дыхание, словно невесомое касание крыла бабочки.
   – Тогда… – он откашлялся, но хватку ослаблять не торопился, – тогда я…
   – Ничего ты мне не сделаешь, – холодно заключила Эристо, – и не потому, что масла не хватает, а потому что еще ни разу в жизни никого не пытал. Убивал – да. Но не мучил. Может быть, это и хорошо.
   А через неуловимо короткий миг пальцы Дар-Теена уже сжимали пустоту. Эристо ловко вывернулась и, не оглядываясь, метнулась в тень.
   – Стой! – гаркнул Дар-Теен.
   Он бросился за ней, но ийлуры и след простыл. Она будто растворилась в темноте.
   – Тьфу. – Ийлур в сердцах сплюнул себе под ноги. Затем хрипло выругался.
   Было похоже на то, что он снова остался в дураках и снова им играли неведомые силы.
   Он еще раз вгляделся в мутные просветы между деревьями, но, разумеется, никого там не увидел. С тем и вернулся к костру. А когда вернулся, не поверил собственным глазам.
   Потому что синха Элхаджа, который якобы спал, не было на месте. Он тоже соизволил исчезнуть, незаметно убравшись от костра в беспокойную душноватую ночь.

Глава 11
ШЕЗРА И ЗЕРКАЛО МЕРХАТА

   «Ну и что ты теперь будешь делать?»
   Шезра устало оперся о стену. И – стоило только прикрыть глаза – появилась Темная Мать. О, конечно, она еще была далеко от Эртинойса, а цепи, ее сковавшие, еще не дали слабины. Только вот ее сила… Шезра поежился. Да, могущества у богини синхов заметно прибавилось. Словно появилась где-то в стене узилища тонкая трещинка, сквозь которую капля за каплей извне и прибывало то, что в конечном счете могло с легкостью взломать своды темницы.
   Шезра уставился на орнамент, ползущий гусеницей по стене. На белом мраморе малахитовые квадраты с точкой посередине – то, на чем держится весь Эртинойс…
   «И что ты теперь будешь делать?» – еще раз спросил он себя самого.
   Силы у Шейниры помаленьку прибавлялось, и с каждым днем все настойчивее становился ее шепот. А это означало только одно: Избранный был по-прежнему жив и преспокойно двигался к Храму.
   – Смейся, смейся, – пробормотал Шезра, – уж я что-нибудь придумаю. Он не дойдет, клянусь всем, что принадлежит свету…
   Продолжая шагать, он прикидывал, как можно обезопасить себя, а заодно и Храм. Может быть, Элхадж пока слаб, но, если так и дальше пойдет, Шейнира уж постарается в нужный момент дать ему силу… Ровно столько, чтобы одолеть Отступника. Но все, что может получить синх, взывая в молитве к Шейнире, – это ее смертоносное Покрывало, не более. А оно не поможет (тут Шезра хихикнул) против многочисленных ловушек, подготовленных как раз для незваных гостей.
   – И тогда добро пожаловать в Храм, синх Элхадж, – промурлыкал синх. И тут же осекся.
   А что, если Мать явит своему избраннику еще и образ Третьего Глаза? Тогда…
   Шезра замотал головой. Выходило, что по-прежнему нужно было избавиться от Элхаджа, пока он еще не заполучил все дары Шейниры…
   Старый синх остановился, прижимая руку к зашедшемуся суматошно левому сердцу. Отдышался.
   И, оглядевшись, пришел к выводу, что случайно забрел в совершенно заброшенную еще в старые времена часть Храма. Заросшие пылью галереи, двери жреческих келий, подернутые плесневелой зеленью. Лучи полуденного солнца, пробиваясь сквозь запылившиеся окна, липли к раскинутым повсюду паучьим сетям. Именно широкие окна, не хмурые бойницы, потому как этот отросток малахитового тела Храма был обращен во внутренний двор.
   «Да что это я так разволновался? – подумал Шезра. – Побери его Шейнира, этого Элхаджа… В конце концов ему еще идти и идти. И видано ли, чтобы синх в одиночку пересек пол-Эртинойса?»
   Он стоял в начале длинной галереи и рассеянно смотрел на хлопья пыли, на засохшие мышиные тельца, висящие под самым потолком. Наверное, за долгие годы тут вывелись особенно крупные особи паучков, если могли позволить себе такое пиршество… Шезра покачал головой. Был бы моложе, постарался бы извести здесь всю живность. Но теперь?
   И, в последний раз окинув взглядом заброшенную галерею, он повернулся, собираясь уйти.
   Остановился.
   Вновь оглядел перехлестнутое паутинными сетями помещение.
   Нет, зрение не обмануло: у дальней стены что-то заманчиво блеснуло под толстым слоем пыли.
   Шезра потоптался в нерешительности. С одной стороны, брести сквозь паутину, пауков и высосанных ими мышей не хотелось. Но с другой…
   «Тьфу, да и что интересного я могу там найти?» – раздраженно подумал старый синх.
   И двинулся вперед, стараясь не влезть в липкие сети.
   «Вот ведь пакость!» – Он с отвращением наступил на семенящего по полу паука. Как раз такого размера, чтобы начинать питаться мышами. Под мозолистой пяткой синха отвратительно хрустнуло и стало мокро (Шезра поклялся себе, что после этого похода обязательно выкупается не меньше, чем в трех водах).
   «Изведу всех гадов», – твердо решил синх, вытряхивая из альсунеи свалившуюся за шиворот дохлую мышь.
   Не то чтобы Шезра, бывший Верховный жрец, боялся пауков или мышей – да и было бы глупо для творения Шейниры пугаться подобного… Но все же было ему невыносимо противно – отчасти потому, что сам Шезра был слишком чистоплотен на протяжении всей своей многолетней жизни.
   Затем, обливаясь холодным потом и уже не слушая, как хрустят под ногами паучьи тела, синх остановился наконец перед тем предметом, который привлек его внимание. Разочарованно вздохнул.
   Это было всего лишь зеркало, почти во весь синхов рост, в позеленевшей от старости бронзовой раме. Орнамент, к слову, не был лишен некоторой вычурности: бегущие куда-то фигурки синхов, взявшихся за руки.
   Шезра потер рукавом само зеркало – похоже, оно сохранилось превосходно. Подумал-подумал и решил, что такой занятной вещице нечего делать в самом пыльном углу Храма. Конечно, и для самого Шезры зеркало не представляло особой ценности, но он подумал о том, что Мен-Рой не откажется от такого подарка. А потому, взяв находку под мышку, Шезра заторопился прочь. Туда, где не было пыли, паутины и пауков.
 
   …Вечером, как следует выкупавшись и сменив альсунею, Шезра старательно почистил вереницу бегущих синхов, обтер само зеркало. Получилось недурственно. К тому же само зеркало казалось довольно старым, если не сказать – древним, и Шезра вновь подумал про Мен-Роя. В конце концов ийлур всегда был неравнодушен к таким вот занятным вещицам.
   – Считай, тебе повезло, – пробурчал синх, обращаясь к приятелю-ийлуру, – когда в следующий раз тут покажешься, отдам… на память о старом синхе.
   Он еще раз пробежался пальцами по раме, нащупал сбоку какую-то шероховатость – оказывается, на спине одного синха было выгравировано имя владельца или создателя зеркала.
   «Мерхат, – повторил про себя Шезра, – Мерхат».
   Имя показалось знакомым, но, само собой, не было именем какого-нибудь мелкого жреца нижних ступеней или посвященного.
   Синх почесал шелушащуюся макушку, затем прошелся по комнате. Мерхат… Это был кто-то выдающийся, не иначе… Потому что в противном случае Шезра не терзался бы вопросом, где и когда уже слышал – и неоднократно – это истинно синховое имя.
   «Ну, и что с того? Мерхат и Мерхат. Какая разница, кто это был? Его давно уже нет под небесами Эртинойса, ну так и оставь прошлое прошлому».
   И Шезра, досадуя, лег спать.
   Через час, сбив набок простыню и крутясь в постели юлой, синх понял, что не заснет, пока не выяснит, кем был прежний владелец зеркала.
   «Все как мальчишка, – недовольно подумал Шезра, – любопытство до добра не доведет».
   И, махнув рукой на сон и на мягкую постель, синх выволок на стол главную книгу Храма, в которой чуть ли не с начала времен были записаны все, кто жил в кольце неприступных стен.
   …Искомое имя нашлось довольно быстро. На пятидесятой странице фолианта в руку толщиной.
   «Мерхат, – гласила запись, – Верховный жрец Храма Шейниры, рожденный в году 580-м от начала времен. И была ему дана власть узрить царство Шейниры, и был дар явить это царство другим посвященным…»
   – Любопытно, – пробурчал Шезра, – как это у него получилось?
   «А покидая Эртинойс, сей достойный слуга нашей Матери, по слухам, изыскал способ миновать ожерелье Проклятых душ, и по сей день свободный дух его парит над небом Эртинойса, возможно, став чем-то другим, нежели просто дух».
   Шезра усмехнулся и захлопнул книгу, отчего та возмущенно выплюнула едкое облако пыли.
   – Умели же сочинять! – Старый синх потрогал бронзовую раму, покачал головой.
   Так вот почему имя Мерхат казалось знакомым… Наверняка в детстве щедро кормили легендами про то, как самый обычный синх стал свободным не-духом.
   А кем же ему тогда стать?
   Шезра посмотрел в зеркало, словно оно могло дать ответ. Из глубины на него взирал коричневокожий старик с красными глазами, с шелушащимися на щеках полосами.
   «Стар ты, Шезра, очень стар. А кто займет твое место, когда и ты покинешь Эртинойс?»
   На душе стало горько. И больно.
   – А главное, куда ты отправишься, Шезра? Кто из отцов-покровителей приютит тебя, Отступника?
   Синх так и подскочил на стуле. Затем крутнулся на месте, озираясь… Но нет. Похоже, в спальне не было никого, кроме него.
   «И свободного духа Мерхата?!!»
   – Ты кто? – прохрипел Шезра.
   На всякий случай он одной рукой приоткрыл ящик стола и нащупал стилет.
   Но ответа не последовало. Только зеркальная поверхность затуманилась, подернулась рябью. Вереница бронзовых синхов дрогнула и ожила; маленькие фигурки зашевелились и начали медленно переставлять блестящие в огоньках свечей ножки.
   «Пресветлый Фэнтар», – только и успел подумать Шезра.
   Колени подогнулись, он вновь опустился на стул, уже не выпуская из пальцев оружия. А в зеркале, там, где до этого было сморщенное лицо старика, оживала далекая, но знакомая картина – городской рынок в несуществующем городе синхов.
 
   Это было так давно! Ведь если подсчитать, полтора столетия минуло с тех пор, как Верховный жрец Храма предал свою богиню, тем самым перекрыв ей путь в Эртинойс. Полтораста лет унижения народа синхов, полтораста лет добровольного изгнания. И не нашлось ни одного синха, который бы объединил разрозненные гнезда, который бы объяснил, что каждый смертный приходит в Эртинойс свободным, что не бог-покровитель есть первопричина существования народа, что синхи могут вполне обходиться без жертв, приносимых Темной Матери.
   Опустели города, утонули в жадной зелени южных лесов. А те, чьи души считались проклятыми, отправились скитаться по Эртинойсу в надежде отыскать новые земли, где молитвы их достигали бы слуха Шейнины.
   …Шезра стоял посреди шумного городского рынка и не верил собственным глазам. Последний раз он был в подобном месте еще с матерью, благородной синхой; тогда… тогда его кожа была молода, как только что проклюнувшиеся из почек листья, полоски черны, а белизне зубов позавидовал бы хищный леопард. И, если уж вспоминать – Шезра недолго пробыл со своей семьей. Шейнира слишком хорошо слышала его молитвы, и молоденького синха отправили в Храм послушником. А там – несколько лет усердного труда и молитв, принятие сперва посвящения, затем титула жреца низшей ступени.
   И вот снова стоит он, уже глубокий старец, на площади. Вокруг прохаживаются мужчины, торопливо снуют рабы-ийлуры, гремя цепями, мелькают женщины, чьи тела скрыты под черными покрывалами, – ни одна синха не покажет свои полосы незнакомцу…
   Впереди ночным мотыльком затрепетало черное одеяние, обильно шитое серебром. И Шезра – сам не зная, что на него нашло, – вдруг осознал, что должен следовать за незнакомкой. Мысль эта словно бы и не принадлежала ему, она пришла откуда-то извне, словно нашептанная самой Шейнирой. И синх пошел вперед, не замечая ничего вокруг, не сводя глаз с трепещущего на ветру покрывала.
   «Куда она так спешит? – думал он. – И почему я следую за ней?»
   А сам, как говорится, нутром чуял: там, куда торопится незнакомка, его ждет нечто важное. Настолько, что стоит сбить в кровь старые ноги, но увидеть и услышать.
   Тем временем синха мелькнула между рядами балаганов, где торговали благовониями, свернула в оружейный ряд и, не обращая внимания на великолепные стилеты с резными рукоятками, нырнула в крайний, самый невзрачный шатер.