Клименко Анна. Век золотых роз

   – Не уходи. – Дар-Теен без труда освободил шею. Все-таки не зря, ох, не зря ийлуры считались самой сильной расой Эртинойса. – Прошу тебя, не уходи… Как ты… Куда они все делись?
   – Много вопросов, – презрительно обронил синх, – если тебя интересует, что случилось с теми ийлурами, – изволь. Они мертвы, все до единого.
   Ийлур похолодел. Синх. Синх поблизости от города. Синх, у которого получилось призвать Шейниру, тогда как вот уже много лет ни одному из них богиня не отвечала, по неясной причине предпочитая отдавать силу таким, как Лиэ-Нэсс и ее мать…
   Дар-Теен сжал хрупкие запястья, покрытые самой настоящей змеиной кожей. Синх задергался, пытаясь вырваться, – бесполезно.
   – Почему ты меня спас? – спросил ийлур, глядя в желтые круглые глаза. Смотреть в них – все равно что смотреть в глаза ящерицы. – Почему?!!
   – Отпусти, – зашипел синх, – отпусти, поганое волосатое животное! Да будь же ты проклят ее темным именем…
   Дар-Теену вдруг стало смешно. Быть проклятым? А разве он уже не проклят? Начиная с той ночи, когда пальчики Лиэ-Нэсс касались его щеки через решетку?
   – Я не боюсь, – сказал он с усмешкой, – и лучше тебе сказать, почему ты здесь и зачем спасал меня.
   – Идиот!!! – Злобный вой синха запутался в заснеженных ветвях. – Я спасал еще и себя, неужели твои мозги не в состоянии это переварить? Я… я должен идти на юг, в Храм, и так неудачно наткнулся на погоню… И ты – ты же шел прямо на меня и вел их… Да отпусти же…
   Дар-Теен разжал пальцы и уставился на своего спасителя.
   – Что ж ты и меня не убьешь? – негромко спросил он. – Синхи ненавидят ийлуров так же, как ийлуры синхов. Отчего бы тебе не избавиться и от меня так же, как от них?
   – Теперь я… прежний…
   И, упав на колени, синх горько завыл, подняв безобразное лицо к морозному небу.

Глава 5
ПОПУТЧИК

   Синхам не дано плакать.
   Элхадж выл, валяясь в снегу у ног невольно спасенного им ийлура, и более всего желал сей же миг провалиться под землю, прямиком в царство темной богини… чтобы не видеть ни тоненького серпа месяца, который насмешливо наблюдал за происходящим сверху, ни молчаливых темных деревьев в снежных коконах, ни этого… презренного ийлура, который, похоже, едва ли осознавал всю степень своего везения.
   А в том, что безмозглого здоровяка с белобрысыми косичками на подбородке спасло именно везение, Элхадж ни минуты не сомневался.
   Когда синх выполз из-под шатра еловых ветвей и увидел, что ухитрился попасть в самую гущу событий, причем событий чужих, его никоим образом не касающихся, и понял, что кольцо погони сжимается, первым побуждением было забраться высоко на дерево, чтобы там переждать. Потом мелькнула весьма здравая и своевременная мысль о том, что вместе с ийлурами идут и собаки, которым не составит труда учуять засевшего на дереве синха… Элхадж мысленно воззвал к Шейнире, моля ниспослать мудрое решение; мгновения застыли ледяной каплей – мать синхов не ответила, словно и не было того, главногоразговора…
   И Элхадж метнулся в сторону, где, как ему казалось, в цепи багровых огоньков оставался разрыв. Он бежал, утопая по пояс в сугробах и задыхаясь, надеясь достичь спасительной прорехи до того, как она исчезнет… И не успел.
   – Шейнира, мать моего народа, помоги, – прошептал он, – почему ты молчишь?
   И тут же подумал, что она обещала дар силы. Всего единожды, когда это будет совершенно необходимо. Может быть, именно сейчас и должно использовать обещанное?
   «Но как я могу призвать силу, если никогда этого не делал?..»
   Он судорожно вцепился когтями в голову, как будто это могло помочь. В клочок неба, запутавшийся между ветвями, заглянул любопытный месяц – словно выточенный из хрусталя, тонкий, еще не набравшийся золотого сока небес…
   «Что я должен делать? Ответь!!!»
   И ответ пришел. Не слова и не картины, что порой пробегают перед мысленным взором каждого живого существа, но чувство, как именно поступить, чтобы дар обрел силу.
   Сердца Элхаджа зашлись в суматошном биении; он даже был вынужден опереться рукой о покрытый наледью ствол старой ели. А потом весь Эртинойс попросту перестал существовать; не осталось ни неба, ни земли. Синх висел в темноте, в холодном коконе, сплетенном из самой тьмы, и такая же тьма просачивалась в него, наполняя до краев вязкой черной массой…
   И он с удивлением понял, что это приятно. Словно то, что происходило, было единственно правильным, а все, что случилось до, лишь жалкой тенью бытия. Синх даже не заметил, как тело в экстазе выгнулось дугой, его охватило чувство небывалой свободы и вседозволенности, и он впервые почувствовал себя гораздо сильнее врагов. Тех самых, что безжалостно истребляли детей Шейниры.
   Огоньки факелов трепетали на ветру, путаясь в темной паутине силы. Ийлуры шли вперед, покрикивая, и в их голосах Элхадж услышал злобную радость от того, что жертва в капкане. Сколько раз ему приходилось слышать их голоса? Не счесть. Сколько раз он убегал трусливой ящерицей? И того больше…
   «Так получите!» – когти Элхаджа впились в его же ладони, в снег брызнули капельки крови… Но он ничего не почувствовал и не заметил.
   Сила, дарованная Шейнирой, была послушна. И, никогда не делая ничего подобного раньше, Элхадж дернул вверх темное Покрывало, заставляя его расходиться волной, к ярким брызгам факелов.
   Кажется, кто-то успел закричать, но вопль тут же стих, захлебнулся тишиной. И мрак накрыл погоню, гася жизни с такой же легкостью, как и огни.
   …Элхадж огляделся. Со всех сторон на него угрюмо смотрели заснеженные ели. Хрустальный месяц исчез, спрятавшись за жиденьким облаком. Синх поправил альсунею, вдохнул поглубже. Сила ушла, единственный дар был использован… И суждено ли теперь дойти до Храма и уничтожить Отступника? Теперь, когда вместо синха могущественного остался самый обычный Элхадж, который больше похож на пустую яичную скорлупу, нежели на цельного синха, напитанного силой?
   – Ничего, я все равно дойду, – шепнул он, обращаясь к ночи, – я дойду, ты вернешься… Мой народ вновь будет могущественным.
   И вдруг Элхадж заметил, как что-то шевельнулось в снегу. Недалеко. Можно даже сказать, совсем рядом.
   Он пригляделся и опешил: буквально в двух-трех шагах в сугробе копошился ийлур. Похоже, тот самый, на которого охотились отбывшие к Фэнтару воины. И уцелевший только потому, что Покрывало Шейниры поднялось ближе к преследователям, чем к Элхаджу.
   «И этот тупица благодарит Фэнтара за сотворенное чудо», – мрачно подумал синх.
   По-хорошему, этого ийлура следовало бы убить так же, как его соплеменники убили метхе Саона, и малыша, и многих, многих других. Синх ощутил жгучий прилив ярости, руки сжались в кулаки, но…
   Но ийлурам была дарована грубая сила битв, коей лишены синхи. И голыми руками не удавить этого крепыша, который, в свою очередь, наверняка с легкостью свернет шею ему, Элхаджу. Потому-то народ Шейниры, оставшись без покровительства, и был столь беззащитен перед воинственными ийлурами, которым и никакого покровительства не нужно, чтобы убивать своих врагов. В распоряжении синхов по-прежнему оставались яды, но этого оказалось так мало…
   Элхадж подумал о том, что сейчас нужно просто уйти. Незаметно и не привлекая к себе внимания; но уже в следующий миг понял, что исчезнуть не получится. Потому как ийлур пялился прямо на него. Растерянно, но растерянность эта могла в любое мгновение перерасти в желание убивать.
   …И синх позволил себе сказать все, что накипело. А потом вместе со словами пришло острое понимание того, что, выходит, единственный дар был растрачен, а больше ничего не осталось.
   Синхам не дано плакать, и потому Элхадж тоскливо завыл, желая провалиться сквозь землю и оказаться в царстве Шейниры.
 
   – Ты куда?
   – Тебя это не касается. – Элхадж не стал даже оборачиваться. Просто брел по колено в снегу, зло раскидывая руками еловые ветки. Они, в свою очередь, мстительно осыпали синха снегом, его уже нападало предостаточно за шиворот, и по позвоночнику стекала холодная струйка талой воды.
   Ийлур не отставал.
   – Куда ты пойдешь, синх? Один, посреди леса… Тьфу, да погоди ты, ради Фэнтара…
   Элхадж гордо вздернул подбородок и продолжил свой путь, не удостаивая белобрысого ответом.
   – Послушай, синх… – казалось, в голосе ийлура скользнуло отчаяние, – мне нет дороги назад. Я жреца нашего убил, понимаешь? И то, что ты тут устроил, вся эта бойня… Они же вышлют погоню! Вот упрямая ящерица…
   Остановившись, Элхадж обернулся. Одернул задравшийся подол альсунеи.
   – Мой путь – это только мой путь. И не твое дело, убийца моих сородичей, куда я направляюсь.
   Ийлур всплеснул руками.
   – Да послушай же меня! Я так понял, ты идешь на юг, в Храм Шейниры? Ну да, а в какой же еще Храм может брести синх… Прекрасно. Я тоже иду на юг. Мы можем до поры до времени хотя бы помогать друг другу…
   – И я слышу это от ийлура, верного слуги Фэнтара? – Элхадж презрительно сплюнул в снег. – Да я скорее сдохну, чем буду делить с тобой огонь и пищу!
   Сказал и тут же испугался, подумав, что ийлур запросто придушит его голыми руками, и делиться ничем не придется, сын Фэнтара все заберет и так. Он взглянул в лицо врагу. Ийлур замер перед ним, бледный как снег, пальцы сжимают рукоять меча… А в глазах – ярко-голубых ийлурских глазах с вертикальными зрачками – стыло отчаяние.
   «Что ему нужно, в конце концов?» – успел подумать Элхадж, перед тем как ийлур заговорил:
   – Я тебя понимаю, синх. Дети Фэнтара изводят ваш народ, и не мне судить, правильно это или нет. Но я знаю только одно – сам ты, истратив дар Шейниры (если, конечно, не врешь), вряд ли выберешься из северных лесов. И точно так же я не уверен, что смогу в одиночку дойти до вашего Храма.
   Новость эта была настолько ошеломляющей, что Элхадж на миг лишился дара речи.
   – В Храм Шейниры? – растерянно уточнил он.
   Ийлур кивнул:
   – Да, в Храм Шейниры, синх. Я дал обещание, которое не могу не выполнить. И должен умереть, но дойти.
   Это было что-то новенькое. Ийлур, по своей воле бредущий в Дикие земли, чтобы добраться до Храма детей самой Тьмы…
   – Ты-то сам знаешь, как до Храма добраться? – не желал умолкать ийлур. – Или бредешь, куда глаза глядят?
   Элхадж поморщился. Сказать правду? О том, что он и сам толком не знает, через какие земли будет пролегать их путь? Ни за что!
   – Знаю, – буркнул он, – великий Храм стоит посреди долины золотых роз… В самом сердце Диких земель… Зачем тебе туда?
   Ийлур упрямо мотнул головой.
   – Это уже тебя не касается. Так что, по рукам? Уж поверь, самому на севере нелегко… Да еще и в исконных землях ийлуров.
   Синх помолчал. Воистину, путешествие его было полно событий странных и загадочных. Сперва – элеан, напоивший отваром из «вещей» травки, теперь – ийлур, который встретился случайно и по воле того же случая уцелел… в то время как его соплеменники полегли до единого, испробовав мощь Покрывала Шейниры. Ийлур, вознамерившийся попасть в Храм!
   «Но, может быть, это я ошибаюсь? Я – жалкий слепец? А все, что происходит, есть знаки судьбы, ниспосланные самой Шейнирой?»
   Элхадж внимательно поглядел на ийлура. Похоже, тот не был настроен враждебно. Скорее, даже наоборот, в широко распахнутых глазах жила надежда.
   Синх вздохнул. Что ж, стоило поглядеть, что получится из этой безумной затеи…
   – Хорошо, ийлур. Мы пойдем вместе.
 
   До утра они шли в полном молчании, продираясь сквозь частый ельник. Погони не было, ночь стояла тихая и морозная. Россыпь крупных звезд на темном небе и тонкий рожок месяца. Похрустывал снег под ногами, иной раз больно кололся проламываемый наст – тогда Элхадж невольно шипел от боли и тихо завидовал ийлуру, который знай себе молотил по снегу в теплых башмаках.
   Потом взошло солнце, румяня заснеженные ели и рассыпая колкие искры по белому покрывалу зимы. Кое-где в ветвях завозились птицы, метнулся в кусты потревоженный заяц…
   – Мы уже достаточно прошли, – буркнул за спиной ийлур, – может, сделаем привал?
   Синх пожал плечами. Привал так привал… Передохнуть стоило, хотя для самого Элхаджа грядущий отдых грозил превратиться в прозябание на снегу – в суете последней ночи огниво потерялось. Не иначе провалилось в одну из многочисленных дыр в альсунее. А делить огонь и пищу с ийлуром? Нет уж, увольте.
   – Как тебя зовут-то? – Ийлур попался на редкость разговорчивый и оттого надоедливый. – Я Дар-Теен. А ты? Нам еще долго вместе идти, и ты это… не думай, что мне твое общество чересчур приятно. Но пока что мы друг другу нужны, а потому неплохо знать, как кого зовут.
   Элхадж поморщился не оборачиваясь. Пожалуй, в этом белобородом здоровяке его раздражало буквально все: начиная от приторно-наивных широко распахнутых глаз и заканчивая дурацкими косицами, заплетенными везде, где только взгляду открывались волосы.
   – Ну, не хочешь говорить свое имя, не надо, – добродушно сказал Дар-Теен, но как мне тебя называть? Хм… Ну, будешь Зеленым. Так пойдет?
   Синх запоздало пожалел о том, что использовал дар Шейниры столь недальновидно. Не на погоню надо было его изводить, а как раз на этого голубоглазого нахала.
   – Зови меня Элхадж, – прошипел он, кутаясь в альсунею и переступая с ноги на ногу, – и не надоедай бестолковыми разговорами!
   Ийлур ухмыльнулся:
   – Как скажешь, Элхадж. Я вовсе не болтлив, уж поверь.
   После этого Дар-Теен замолчал и занялся разведением костра. Оказалось, что, удирая из города, он не поленился прихватить с собой и огниво, и маленький котелок, и даже флягу с неизвестным содержимым. Не более чем через полчаса весело затрещали поленца, а в котелке забурлила вода. Элхаджу хотелось, очень хотелось подойти и протянуть к животворящему теплу озябшие руки, но он только скрипнул зубами. Пресмыкаться перед ийлуром ради прихотей своего слабого тела? Ни за что.
   Сам Дар-Теен косился на замершего в отдалении синха, но молчал. Развернул лепешки, разломил одну на части и принялся жевать – желудок Элхаджа при этом совершил весьма замысловатое движение и принялся громко урчать. Синх мысленно выругался и, развернувшись, ушел прочь от костра, в заснеженный лес.
   – Эй, ты куда? – крикнул вдогонку ийлур, но Элхадж не удостоил его ответом. Лишь махнул рукой – мол, сейчас вернусь.
   А удалившись на приличное расстояние, дабы не стать объектом насмешек врага синхов, разрыл снег до самой земли и там, под прелой и подмерзшей листвой, нашел несколько старых живых грибов. Они даже на морозе шевелились и вяло пытались уползти в норки, но Элхадж оказался проворнее, вцепился в скользкие тельца и извлек на свет.
   Обычно такие грибы синхи варили, но он проглотил их сырыми. На вкус – отвратительно, но поможет хотя бы некоторое время поддержать силы.
   «Обойдемся и без ийлурских подачек», – мрачно подумал Элхадж и принялся рыть снег под следующей молоденькой елкой.
   К костру он вернулся ближе к полудню. Ийлур, оказывается, приволок откуда-то подгнившее бревно, положил его рядом с костром и теперь сидел, вытянув к огню ноги. Элхадж, стараясь не смотреть на манящий танец огня, уселся в отдалении, положил руки на колени и сделал вид, что возносит молитвы. Изредка он поглядывал на ийлура – тот, довольный, раскрасневшийся, прихлебывал из фляги и, как показалось синху, даже мурлыкал себе под нос песенку.
   «Ну-ну, сиди. Поглядим, что скажешь, когда увидишь Храм», – мелькнула гаденькая мыслишка. И Элхадж, сам того не заметив, задремал.
   …Так прошло еще два дня. Элхадж упорно продирался сквозь зимний лес, постоянно слыша за спиной сопение ийлура. Он очень надеялся, что его сил хватит на то, чтобы, перебиваясь то грибами, то мерзлой клюквой, выбраться из проклятой зимы. А она словно издевалась, пребывая повсюду и вовсе не собираясь заканчиваться. Белая, искристая и очень, очень холодная.
   Но к вечеру четвертого дня Элхаджу показалось, что он начинает привыкать к морозу. Ему даже стало жарко в тех лохмотьях, что когда-то являли собой поношенную альсунею. Только вот перед глазами все плыло, кружилось; деревья, словно сговорившись, то и дело принимались водить хороводы, покачивая снежными макушками…
   Синх раздраженно глядел в широкую спину Дар-Теена. Тот совершенно непостижимым образом теперь шагал впереди, то и дело оглядываясь, как будто Элхадж шел слишком медленно. А потом все подернулось мутной дымкой, и он понял, что лежит в снегу и что подняться нет сил.
   Дар-Теен склонился над ним. Зло прошипел на общем:
   – Ну и кто из нас тупица, а?
   – Оставь меня! – взвился Элхадж. – Оставь! Ты сам увязался за мной, я тебя не просил!..
   Синх еще раз попробовал подняться, но тут же, к собственному стыду, рухнул обратно в снег. Дар-Теен несколько мгновений молча смотрел на него, склонив набок голову. Затем отстегнул от пояса заветную флягу, зубами вытянул пробку и поднес горлышко ко рту Элхаджа.
   – Пей. Может, полегчает…
   – Сам пей это пойло, – огрызнулся синх.
   И как-то запоздало заметил, что шрам на скуле ийлура побелел.
   Через мгновение крепкие пальцы сдавили горло.
   – Пей, тупая ящерица, не то удавлю!..
   Элхадж задергался, пытаясь освободиться, перед глазами запрыгали цветные мячики… В рот хлынуло нечто жгучее и совершенно отвратительное на вкус, он закашлялся, попытался выплюнуть, но железная рука ийлура сжала челюсти, заставляя глотать. По горлу прокатилась огненная волна.
   – Ох, ну что за дурак, – устало выдохнул ийлур.
   Аккуратно закупорил фляжку и, легко взвалив Элхаджа на плечо, зашагал к просвету между деревьями.
 
   …Он лежал на еловых ветках, укрытый ими же сверху. Рядом пылал огромный костер – казалось, рыжие языки пламени с аппетитом облизывают морозное синее небо. И впервые за последние дни было тепло, даже жарко… слишком жарко.
   – Все, что ты делал, было неправильно, – назидательно сказал Дар-Теен, появляясь сбоку. В руке он держал кусок дымящейся зайчатины, насаженный на остро заточенную ветку. – На вот, подкрепись. И не дури больше, синх. Вы же так кичитесь своей великой мудростью! И где она, эта ваша мудрость? Одна дурость, я бы сказал.
   Элхаджу еще никогда не было так стыдно. Вот, пожалуй, тот миг, когда действительно стоит провалиться под землю, в царство Шейниры…
   – Я тебе не нравлюсь, и я тебе враг, – спокойно продолжал ийлур, – ну так что с того? Ты мне тоже не по сердцу, уж поверь… Но у меня есть цель, к которой я иду. И у тебя есть цель, ведь так? И неужели ради чего-то большого и важного ты не можешь хотя бы на время смириться с тем, что идешь бок о бок с ийлуром?.. Если это так, то в жизни не видел столь безмозглого синха.
   Дар-Теен нащупал пальцы Элхаджа под еловыми ветками, выудил его руку и насильно всучил поджаренное, с дымком, мясо.
   – Ешь. Клянусь Фэнтаром, если не будешь, то я оторву твою глупую башку… В конце концов, ты и так болен, можешь умереть в этом лесу. Так какая мне разница, а? Все равно самому добираться до Храма. А ведь хотел как лучше, клянусь Молотом Фэнтара…
   Потом Дар-Теен ушел и вернулся с горячей водой в котелке. Ловко приподнял голову Элхаджа и принялся его поить. Горло пылало, о затылок словно били молотком в такт ударам пульса… И сил не осталось совсем. Даже для того, чтобы выбить из рук ийлура котелок. Синх прикрыл глаза.
   – Ты идешь в Храм, – донеслось издалека, – я тоже. Так что не будь дураком, нам вместе сподручнее, уж до Храма Шейниры – точно.
   Элхадж приоткрыл один глаз, покосился на Дар-Теена.
   – А тебе-то зачем в наш Храм?
   Горло исторгло сиплое мяуканье, но ийлур прекрасно понял вопрос. Почесал подбородок – непривычно лысый. Борода, заплетенная в две косички и столь раздражавшая синха, исчезла.
   – Э, видишь ли, ящерица… Дал я одно обещание ийлуре, которая из-за меня погибла. Я виноват, слишком виноват перед ней, и исполню клятву, чего бы это ни стоило, иначе не найти мне покоя в садах отца нашего Фэнтара.
   – И, надеясь на покой у ног своего бога, ты идешь в темный Храм? – Элхадж даже ухмыльнулся. – Ты же осквернишь себя навеки, соприкоснувшись со святыней проклятых душ!
   Ийлур пожал плечами и беспомощно ответил:
   – Может быть. Но я должен выполнить то, что обещал моей Лиэ-Нэсс.
   …Позже Элхадж задремал. Ему было жарко, и снилось, что вновь лежит он под одеялом в родном гнезде, а рядом, пиная в бок, смешно дергает ногами малыш. В очаге бодро трещали еловые ветки, жар расползался по глиняному полу, обвивал душным коконом. Элхадж все пытался сбросить одеяло, но кто-то ему мешал, натягивая войлок до самых глаз и приговаривая: «Лежи, не дергайся».
   Потом появился метхе Саон, живой и веселый, долго рассказывал про квадрат мироздания, четверку богов-покровителей и равновесие сил в Эртинойсе. Ночь сменяется рассветом, и за Шейнирой, олицетворяющей тьму, следуют утренние сумерки и с ними мудрый Хинкатапи. А после того, как прошел день, когда наиболее сильны дети Фэнтара, наступает закат, и во время коротких вечерних сумерек склоняет к Эртинойсу свой лик Санаул, отец всех элеанов…
   Грозя пальцем, старый метхе шелестел:
   – Ты еще молод и глуп, Элхадж. Пойми, что все, что с тобой случается, – по воле Шейниры. Каждая вещь на твоем пути есть божественный знак, и ты должен принимать их с благодарностью, потому как они могут послужить на пользу и тебе, и твоему народу.
   – Что, ийлур – это тоже божественный знак? – пытался язвить синх, высовываясь из-под жаркого одеяла.
   – А ты как думаешь? – Метхе укоризненно качал головой и неожиданно сильными руками натягивал одеяло обратно. – Пораскинь мозгами, Элхадж, разве тебе под силу одному пересечь северный лес и равнины и добраться до Диких земель – а там, уж поверь, немало опасностей… Чтобы дойти до долины золотых роз, вернее, до того места, где раньше росли священные цветы Шейниры, придется одолеть немало врагов. И как ты это собираешься сделать в одиночку?
   – Ну, хорошо, – синх решил не спорить со стариком, – мне что, привести этого здоровяка в Храм и сказать – вот вам, жрецы, ийлур и делайте с ним все, что пожелаете?
   – Не пытайся показать себя более умным, чем ты есть на деле, – нахмурился метхе Саон, – то, что будет дальше, никому не ведомо. Шейнира подскажет тебе верный путь.
   …Внезапно Элхадж проснулся.
   Высоко над головой, в бело-синей мозаике, застыло небо и заснеженные еловые ветки. Рядом – синх даже повернул голову – жарко полыхал костер. Ийлур по имени Дар-Теен бесследно исчез.
   «Ну прямо как тот элеан», – нахмурился Элхадж.
   Голова больше не болела, альсунея взмокла от холодного пота. Кряхтя, Элхадж сел на своем ложе и огляделся, прикидывая, куда мог подеваться ийлур. Тем более что его дорожный мешок висел на суку.
   Огляделся – и первое, что бросилось в глаза, были волчьи шкуры. Оказывается, ийлур ухитрился положить его на шкуры и укрыл шкурами сверху, мехом вниз. И, судя по их виду, еще недавно они были там, куда их определили боги. На волках то есть.
   А чуть поодаль на ветке красовалась длинная рубаха, сшитая мехом внутрь. О том, что это не просто мешок, Элхадж догадался по наличию дырки в том месте, где у тварей разумных обычно бывает голова.
   «Неужто ийлур убил столько волков? – растерянно подумал Элхадж. – Но тогда… Странно, что они нас не сожрали, если тут была стая».
   За спиной кто-то прошагал, хрустя снегом. Синх обернулся – резко, до тягучей боли в шее – оказалось, это явился Дар-Теен. Он шел, чуть прихрамывая, и волок на плече молодого оленя.
   – А, проснулся, ящерица?
   Добыча плюхнулась в снег рядом с костром.
   – Я уж думал, что отправишься к вашей Шейнире погостить.
   Нога ийлура у щиколотки была туго перевязана тряпкой неопределенного цвета, кое-где явственно проступали бурые пятна.
   – Как тебе твоя новая одежда? – кивок на меховую рубаху.
   Элхадж в замешательстве замотал головой.
   – Что… Я не понимаю. Сюда приходила стая?
   – Ага.
   Дар-Теен извлек из ножен большущий охотничий нож и присел на корточки перед убитым оленем.
   – Еще какая стая, синх. Не пожертвуй я свои волосы на тетиву… нам бы уже не пришлось говорить. Я ведь нутром чувствовал, что ты слег надолго… И потому решил подготовиться к тому, чтобы некоторое время пожить в лесу.
   – И сколько?.. – вырвалось у Элхаджа.
   – Чего – сколько? – Ийлур обернулся, с ухмылкой посмотрел на синха. – Дней или волков?
   «Издевается, гад», – подумал Элхадж. А вслух уточнил, стараясь говорить как можно спокойнее:
   – Дней. Сколько дней я пролежал?
   – Семь, – обронил ийлур и отвернулся.
   – Семь?!!
   Синх сполз со своего ложа в снег, одернул альсунею. Более всего ему хотелось подойти к этому нахальному ийлуру, сгрести его за шиворот и как следует встряхнуть.
   «Врешь ты все! Семь дней, как же… я не мог проваляться здесь столько… Не мог!»
   Он еще раз оглядел волчьи шкуры. И неведомый тоненький голосок в глубине сознания пискнул: «Еще как мог. И хорошо бы тебе, ящерица неблагодарная, низко поклониться Дар-Теену, который все эти дни тебя выхаживал и спас от волчьей стаи».
   – Семь дней, – повторил ийлур, начиная свежевать оленя, – за эти семь дней я убил тринадцать волков. Хотя, честно говоря, я спасал не только тебя, но себя прежде всего. Так что, пожалуй, мы в расчете. Ты спас меня, я – тебя.
   Элхадж присел к огню. В голове настойчиво прыгали слова метхе Саона. Те самые, из полусна-полубреда, о божественных знаках. Да и был ли сон просто сном?..