Кобен Харлан. Пропащий

   — Думаю, вам будет интересно об этом узнать.
   — Вот как? А откуда вы звоните?
   — Из Нью-Йорка.
   Последовала пауза.
   — Далековато от места преступления.
   — Да.
   — Итак, я слушаю. Что там у вас такого ценного и интересного?
   — Сначала я хотел бы кое-что выяснить.
   — Это не мой стиль работы, Уилл.
   — Я читал и другие ваши репортажи, миссис Стерно.
   — Надо же! Кстати, раз уж мы с вами так откровенны зовите меня просто Ивонн.
   — Отлично. Так вот, вы главным образом занимаетесь светской хроникой: делаете репортажи о свадьбах, благотворительных обедах и так далее.
   — Там шикарно кормят, Уилл, и мне страшно идет вечернее платье. А в чем дело?
   — Сюжеты с убийствами попадаются вам не каждый день.
   — Да что вы говорите! Я вся трепещу от волнения. И все-таки — что вы хотите сказать?
   — Я предлагаю вам рискнуть. Ответьте на несколько вопросов. Вреда от этого никому не будет. Как знать, может, я и в самом деле окажусь полезен.
   Она не ответила, и я поспешил продолжить:
   — Такая громкая история, кровавое убийство, а в вашем репортаже почти нет подробностей. Нет даже имен жертв или подозреваемых.
   — Я ничего больше не знала. Информация пришла поздно вечером — мы едва успели подготовить материал к утреннему номеру.
   — Тогда почему не было продолжения? Ведь сюжет — просто подарок. Почему только одна статья?
   Молчание.
   — Алло?
   — Секундочку. Дети опять безобразничают.
   Странно: на этот раз никакого шума я не слышал.
   — На меня надавили, — тихо сказала она.
   — В смысле?
   — Нам повезло, что мы смогли напечатать хотя бы это.
   На следующее утро съехалась толпа федералов, и местный начальник ФБР заставил моего босса прикрыть тему. Я попробовала разузнать что-нибудь сама, однако наткнулась на настоящую стену молчания.
   — Это выглядело странно?
   — Не знаю, Уилл. Я никогда раньше не писала про убийства. Но мне это и в самом деле показалось странным.
   — И что, по вашему мнению, это может значить?
   Ивонн глубоко вздохнула.
   — Судя по поведению моего босса, там что-то серьезное. Серьезней, чем просто двойное убийство. Теперь ваша очередь, Уилл.
   Я решил, что буду открывать карты по одной.
   — Вы знаете что-нибудь об отпечатках пальцев, найденных в доме?
   — Нет.
   — Часть из них принадлежала женщине...
   — Продолжайте.
   — Эту женщину вчера нашли мертвой.
   — Ого! Убита?
   — Да.
   — Где?
   — В маленьком городке в Небраске.
   — Как ее имя?
   Я вздохнул.
   — Расскажите мне об Оуэне Энфилде, владельце дома.
   — А, понятно! У нас взаимовыгодный обмен: вы — мне, я — вам.
   — Вроде того. Энфилд был одним из убитых?
   — Я не знаю.
   — Что о нем известно?
   — Он жил там три месяца.
   — Один?
   — По словам соседей, приехал один, но в последние недели там часто видели женщину с ребенком.
   Ребенок! У меня заколотилось сердце.
   — Сколько лет ребенку?
   — Не знаю. Школьного возраста.
   — Около двенадцати?
   — Может быть.
   — Девочка или мальчик?
   — Девочка.
   Я вздрогнул. Неужели...
   — Эй, Уилл, вы меня слышите?
   — Вы знаете, как ее звали?
   — Нет. О них никто ничего не знал.
   — А где они теперь?
   — Я не знаю.
   — Как это?
   — Одна из великих тайн жизни, — усмехнулась она. — Мне не удалось напасть на их след. Хотя, как я уже сказала, мне не долго пришлось заниматься этим делом. Поэтому я не особенно и старалась.
   — Вы смогли бы их найти?
   — Могу попытаться.
   — Вы знаете что-нибудь еще? Может быть, слышали имена подозреваемых или жертв?
   — Я же сказала — все молчали как рыбы. Кроме того, вы ведь уже поняли: в газете я только подрабатываю, а как мать — на полной ставке. Эта история попала ко мне только потому, что я одна была на месте, когда пришла информация. Но у меня есть хорошие источники.
   — Обязательно нужно найти Энфилда или хотя бы женщину с девочкой.
   — Для начала неплохо, — согласилась Ивонн. — Но может быть, вы все-таки скажете, почему вас интересует это дело?
   Я задумался.
   — Вы любите загадки, Ивонн?
   — Да, Уилл, люблю.
   — И хорошо их разгадываете?
   — Хотите, продемонстрирую?
   — Давайте.
   — Может, вы и звоните из Нью-Йорка, но на самом деле вы из Нью-Джерси. Там наверняка много Уиллов Клайнов, однако я готова поспорить, что вы брат того самого знаменитого убийцы.
   — Предполагаемого убийцы, — поправил я. — Как вы узнали?
   — По поиску в Интернете. Ввела ваше имя и получила ответ. В одной из статей упоминается, что вы сейчас живете на Манхэттене.
   — Мой брат не имеет ко всему этому никакого отношения.
   — Разумеется. Он невиновен в убийстве вашей соседки, верно?
   — Я не это имею в виду. Он не имеет отношения к вашему двойному убийству.
   — Тогда кто имеет?
   Я вздохнул.
   — Один очень близкий мне человек.
   — Кто он?
   — Моя девушка. Это ее отпечатки нашли на месте убийства.
   Я снова услышал шум в трубке. Похоже, детишки бегали по комнате, издавая звук сирены. На этот раз Ивонн Стерно не стала кричать на них.
   — Так, значит, это вашу девушку нашли убитой в Небраске?
   — Да.
   — И поэтому вас интересует это дело?
   — Не только.
   — А почему еще?
   Я еще не готов был рассказывать ей о Карли.
   — Найдите Энфилда.
   — Как ее звали, Уилл? Вашу девушку.
   — Сначала найдите его.
   — Послушайте, вы хотите, чтобы мы работали вместе? Тогда не надо ничего скрывать. Так или иначе, я могу найти это по поиску за пять секунд. Скажите, не бойтесь.
   — Роджерс, — произнес я. — Ее имя Шейла Роджерс.
   В трубке было слышно, как она нажимает клавиши.
   — Сделаю что смогу, Уилл. Держитесь, я скоро позвоню.

Глава 30

   Я лежал в темноте, закрыв глаза и заложив руки за голову. Это был какой-то странный полусон — то промежуточное состояние между сном и явью, когда, бывает, вдруг чувствуешь, что проваливаешься куда-то, и, резко дернувшись, приходишь в себя, в ужасе ухватившись за край кровати.
   Я уже рассказывал, как Шейла любила танцевать. Она даже уломала меня вступить в танцевальный клуб при Еврейском культурном центре. Он был недалеко и от больницы, где лежала мать, и от родительского дома в Ливингстоне. Мы навещали мать каждую среду, а потом, в шесть тридцать, встречались с друзьями в клубе. Мы с Шейлой были там самой юной парой — моложе лет на семьдесят пять, если считать суммарный возраст, — но, Боже мой, как же они умели двигаться, эти старики! Я старался изо всех сил, чтобы не отстать, но это было просто немыслимо. Шейла в отличие от меня совершенно не смущалась в их компании. Иногда посреди танца она отпускала мои руки и начинала двигаться одна, с закрытыми глазами. В такие минуты ее лицо излучало блаженное сияние — казалось, Шейла полностью растворялась в танце.
   Одна пожилая пара, муж и жена Сегалы, занималась танцами дольше всех — с сороковых годов. Они прекрасно смотрелись вместе. Мистер Сегал всегда носил белый шейный платок, а его супруга — что-нибудь голубое и жемчужное колье. На паркете они выделывали просто чудеса: двигались как любовники, как единое целое. Сегалы были чрезвычайно дружелюбны и открыты и во время перерывов с удовольствием общались с друзьями по клубу. Но когда начиналась музыка, они видели только друг друга.
   В феврале прошлого года — в тот день грянул сильный мороз, и мы сначала думали, что танцы отменят, — мистер Сегал появился в клубе один. Его костюм был, как всегда, безупречен, а шейный платок аккуратно повязан, но, взглянув на его окаменевшее лицо, мы поняли все. Шейла сжала мою руку, на глазах у нее выступили слезы. Когда заиграла музыка, мистер Сегал решительно встал, занял свое обычное место и стал танцевать один. Он держал руки и двигался так, будто жена была по-прежнему с ним. Мистер Сегал вел ее в танце так нежно и бережно и это выглядело так трогательно, что никто так и не решился заговорить с ним. На следующей неделе он не пришел. Мы узнали от других членов клуба, что миссис Сегал долгие годы вела битву с раком и все же проиграла ее. Танцевать она продолжала до самого конца. В тот вечер, когда началась музыка и все вошли в зал, я прижал Шейлу к себе и подумал, что Сегалам, как бы грустно ни окончилась их история, можно только позавидовать.
   Так вот: в своем странном полусне я очутился в том самом танцевальном клубе. Мистер Сегал тоже был там, и, кроме него, много других, незнакомых мне людей. Все они были без партнерш и танцевали в одиночестве. Я огляделся и увидел отца, который также пытался изобразить некий неуклюжий фокстрот. Он заметил меня и кивнул. Приглядевшись к танцорам, я понял, что каждый из них ощущал незримое присутствие ушедшей возлюбленной — обнимал ее и смотрел в призрачные глаза. Я попытался последовать их примеру, но, видно, что-то было не так. Шейла все не приходила...
   Где-то вдалеке зазвонил телефон, и мощный бас из автоответчика ворвался в мой сон:
   — Говорит лейтенант Дэниелс из управления полиции Ливингстона. Мне нужен Уилл Клайн.
   Одновременно с голосом послышался приглушенный женский смех. Я дернулся и раскрыл глаза — танцевальный клуб исчез. Потянувшись за трубкой, я услышал еще один взрыв смеха. Голос напоминал Кэти Миллер.
   — Я должен сообщить твоим родителям, — говорил лейтенант Дэниелс своей смешливой собеседнице.
   — Нет! — Это точно была Кэти. — Мне уже восемнадцать! Ты не можешь...
   Я схватил трубку:
   — Уилл Клайн у телефона.
   — Привет, Уилл, это Тим Дэниелс. Мы учились вместе, помнишь?
   Тим Дэниелс... Он работал на местной заправочной станции и приходил в школу в форменном комбинезоне с пятнами машинного масла и фамилией, вышитой на груди. Похоже, любовь к форме Тим сохранил на всю жизнь.
   — А как же, помню, конечно! — Я ничего не понимал. — Как дела?
   — Спасибо, хорошо.
   — Служишь в полиции? — Моя догадливость не знала границ.
   — Ага. И живу все там же. Женился на Бетти Джо Стетсон, у нас две дочки.
   Я попытался вспомнить Бетти Джо, но не преуспел в этом.
   — Молодец, поздравляю!
   — Спасибо, Уилл. — Его голос стал серьезнее. — Я это... Прочитал в «Трибьюн» о твоей матери. Прими мои соболезнования.
   — Очень любезно с твоей стороны, спасибо.
   Кэти Миллер снова начала хохотать.
   — Послушай, я вот почему звоню... ну, в общем... Ты ведь знаешь Кэти Миллер?
   — Знаю.
   Тим помолчал, очевидно, вспомнив, что я встречался с ее сестрой. С той, с которой потом случилось несчастье.
   — Она попросила меня позвонить тебе.
   — А что случилось?
   — Я нашел Кэти на детской площадке в обнимку с полупустой бутылкой «Абсолюта». Пьяная в стельку. Я собирался звонить ее родителям...
   — И не думай! — заорала Кэти. — Мне уже восемнадцать!
   — Ладно, как хочешь... Короче, она попросила вместо этого связаться с тобой. Я человек понимающий — ведь мы в их возрасте тоже не были паиньками, верно?
   — Это точно.
   В этот момент я снова услышал крик Кэти и буквально окаменел. Я очень надеялся, что неправильно расслышал. Но ее слова и издевательский тон, которым она их выкрикивала, подействовали на меня как холодный душ.
   — Айдахо! — вопила она. — Правильно, Уилл? Айдахо!
   Я изо всех сил прижал трубку к уху.
   — Что она говорит?
   — Не знаю. Все время кричит что-то про Айдахо. Она еще сильно под мухой...
   — Чертов Айдахо! Картофельный рай! — надрывалась Кэти. — Айдахо, правильно?
   Мне стало трудно дышать.
   — Послушай, Уилл, я знаю, что уже поздно, но не мог бы ты подъехать и забрать ее?
   Собравшись с силами, я с трудом выдавил:
   — Еду.

Глава 31

   Крест тихонько поднялся вверх по ступенькам — лифтом он пользоваться не стал, боясь разбудить Ванду. Центр йоги владел всем зданием, и они с Вандой занимали два этажа над школой. Было три часа утра. Крест осторожно открыл дверь и заглянул внутрь. Свет в комнате не горел, и лишь уличные огни слегка разгоняли мрак, бросая на стены резкие серебристые отсветы.
   Ванда сидела на диване с поджатыми ногами, скрестив руки на груди.
   — Привет, — сказал Крест. Он говорил очень тихо, как будто боялся кого-то разбудить, хотя, кроме них с Вандой, в доме никого не было.
   — Ты хочешь, чтобы я от него избавилась?
   Крест пожалел, что снял темные очки.
   — Ванда, я устал, дай мне поспать хоть несколько часов!
   — Нет.
   — Ну что ты хочешь, чтобы я сказал?
   — Я пока еще на третьем месяце — достаточно принять одну таблетку. Поэтому мне надо знать: ты хочешь, чтобы я от него избавилась?
   — Я что, вот так вдруг должен решать?
   — Я жду ответа.
   — Где же твой любимый феминизм? Как насчет права женщины на выбор?
   — Хватит с меня этой белиберды!
   Крест засунул руки в карманы.
   — А чего бы хотела ты?
   Ванда отвернулась. Крест мог видеть ее профиль: длинную шею, гордо посаженную голову. Он любил ее. Никого не любил прежде и никогда не был любим. Пока он был младенцем, матери нравилось обжигать его горячими щипцами для завивки. Она перестала это делать, лишь когда ему исполнилось два года. И в этот день, по странному совпадению, отец забил ее до смерти, а потом повесился в туалете.
   — Ты носишь свое прошлое на лбу, — сказала Ванда. — Не все могут позволить себе такую роскошь.
   — Не понимаю, что ты имеешь в виду.
   Никто не позаботился, чтобы включить свет. Глаза привыкли к полумраку, но все вокруг было видно словно сквозь дымку — это оказалось даже кстати.
   — Я считалась первым оратором в классе, — сказала Ванда.
   — Я знаю.
   Она закрыла глаза.
   — Просто дай мне договорить, ладно?
   Крест молча кивнул.
   — Я выросла в богатом пригороде, там почти не было черных семей. В школе я была единственной чернокожей девочкой из трех сотен, и при этом училась лучше всех. Я могла выбирать любой колледж, и выбрала Принстон.
   Крест все знал, но говорить об этом не стал.
   — В колледже я решила, что у меня плохая фигура. Не буду вдаваться в подробности: тут сыграла роль и недостаточная самооценка, и нервы, и многое другое. Так или иначе, есть я перестала. С утра до ночи делала приседания. Я потеряла тридцать килограммов и тем не менее продолжала ненавидеть толстуху, смотревшую на меня из зеркала.
   Крест подошел поближе к Ванде. Ему хотелось взять ее за руку, но он сдержался. Кретин...
   — Я довела себя до такого состояния, что попала в больницу. Повредила себе все, что можно: печень, сердце... Доктора до сих пор не могут определить, насколько все плохо. Дело едва не дошло до остановки сердца. Я все же выкарабкалась, но мне сказали, что я вряд ли когда-нибудь забеременею. А если и повезет, то выносить ребенка скорее всего не смогу.
   — А что твой врач говорит сейчас?
   — Она ничего не обещает. — Ванда подняла глаза. — Мне никогда не было так страшно.
   У Креста дрогнуло сердце. Он так хотел сесть рядом и обнять ее! Но сдержался, хоть и ненавидел себя за это.
   — Если это связано с риском для твоего здоровья...
   — Это мой риск! — перебила Ванда.
   Крест неловко улыбнулся.
   — Феминизм возвращается?
   — Когда я сказала, что мне страшно, то имела в виду не только свое здоровье.
   Он это знал.
   — Крест...
   — Да?
   — Не бросай меня, ладно? — В ее голосе прозвучала мольба.
   Он не нашел ничего лучше избитой фразы:
   — Это серьезный шаг.
   — Я знаю.
   — Не думаю, — задумчиво протянул Крест, — что я готов к нему.
   — Я люблю тебя.
   — Я тоже люблю тебя.
   — Ты самый сильный из всех, кого я встречала.
   Крест покачал головой. На улице кто-то пьяным голосом орал, что «там любовь расцветет, где его Розмари пройдет, и знает о том только он». Ванда ждала ответа.
   — Может быть, — начал Крест, — нам все-таки не стоит в это ввязываться? Хотя бы ради твоего здоровья...
   Ванда смотрела, как он делает шаг назад и поворачивается лицом к двери... Она не успела ответить — Крест ушел.

* * *

   Я взял напрокат машину в круглосуточном агентстве на Тридцать седьмой улице и поехал в полицейский участок Ливингстона. В этих священных стенах я не был с тех пор, как в первом классе нас привели сюда на экскурсию. В то далекое солнечное утро нам не показали тюремную камеру — ту самую, где сейчас сидела Кэти, — потому что камера была занята. Помню, как мурашки бежали у меня по спине при мысли о том, что в нескольких метрах от нас находится настоящий и наверняка опасный преступник. Какое приключение для первоклассника!
   Лейтенант Тим Дэниелс приветствовал меня нарочито крепким рукопожатием. Фигура его отяжелела со времен юности — ремень на животе частенько приходилось поправлять, — но лицо осталось гладким и свежим. Когда Тим ходил, все время что-то звенело — то ли ключи, то ли наручники.
   Я заполнил несколько бумаг, и Кэти отпустили под мое ручательство. За тот час, что я ехал в участок, она заметно протрезвела. Смех уступил место унынию: она сидела с опущенной головой, на лице было обычное угрюмое выражение нашалившего подростка. Я еще раз поблагодарил Тима. Моя подопечная не сочла нужным даже улыбнуться или помахать рукой.
   Мы вышли на улицу и уже направились к машине, как Кэти вдруг взяла меня за руку:
   — Давай прогуляемся!
   — Сейчас четыре утра, я устал.
   — В машине меня вырвет.
   Я остановился.
   — Почему ты кричала по телефону про Айдахо?
   Но Кэти уже переходила Ливингстон-авеню. Я пошел за ней. Она шла быстро, и мне пришлось догонять.
   — Твои родители будут волноваться.
   — Я сказала им, что останусь ночевать у подруги, так что все в порядке.
   — Ты не расскажешь мне, почему пила в одиночку?
   Кэти продолжала идти, жадно вдыхая ночной воздух.
   — Мне хотелось пить.
   — Ясно. А почему Айдахо?
   Она взглянула на меня, но не замедлила шага.
   — Ты сам знаешь.
   Я схватил ее за руку:
   — Что за дурацкие игры?
   — Я не одна играю в игры, Уилл.
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — Айдахо, Уилл. Твоя Шейла Роджерс была из Айдахо, верно?
   Услышав это, я снова вздрогнул.
   — Откуда ты знаешь?
   — Прочитала.
   — В газете?
   Она усмехнулась:
   — Ты и в самом деле не знаешь?
   Я взял ее за плечи и повернул к себе.
   — О чем ты?
   — В каком колледже училась твоя Шейла?
   — Не знаю.
   — Я думала, у вас была любовь до гроба...
   — Это сложно объяснить.
   — Да уж, точно.
   — Послушай, Кэти, я ничего не понимаю...
   — Шейла Роджерс училась в Хавертоне, Уилл. Вместе с Джули.
   Я стоял как громом пораженный.
   — Не может быть!
   — Не верю, что ты не знал. Неужели Шейла тебе не сказала?
   Я покачал головой.
   — Ты уверена?
   — Шейла Роджерс из Мейсона, штат Айдахо. Изучала информатику. Все это написано в ежегоднике колледжа. Я нашла его в старом чемодане, который лежит у нас в подвале.
   — Не понимаю... Ты помнила ее имя нее эти годы?
   — Да.
   — С какой стати? Ты что, помнишь всех, кто учился с Джули?
   — Нет, не всех.
   — Тогда почему ты запомнила Шейлу Роджерс?
   Кэти посмотрела мне в глаза:
   — Потому что Шейла и Джули жили в одной комнате.

Глава 32

   Крест явился утром со свежими булочками и паштетами. Он всегда покупал их в магазинчике на углу Пятнадцатой улицы и Первой авеню. Было десять часов, Кэти спала на кушетке. Крест закурил сигарету. Он явно не переодевался со вчерашнего вечера. Это было не всегда легко заметить — Крест едва ли мог считаться крупной фигурой в мире высокой моды, — но сегодня он выглядел как-то особенно неряшливо. Мы уселись на табуретки за кухонным столом.
   — Послушай, — поморщился я, — понимаю, что ты не хочешь выглядеть белой вороной среди уличной публики, но...
   Он достал из шкафчика чистую тарелку.
   — Ты собираешься проезжаться на мой счет или, может, все-таки расскажешь, что случилось?
   — А почему я не могу делать то и другое одновременно?
   Крест наклонил голову и внимательно посмотрел на меня поверх темных очков.
   — Все настолько плохо?
   — Еще хуже.
   Кэти пошевелилась и тут же охнула от боли. Тайленол лежал у меня наготове. Я быстро дал ей две таблетки. Запив их стаканом воды, она заковыляла в ванную, хватаясь за стены. А я вернулся на свою табуретку.
   — Как твой нос? — спросил Крест.
   — Как будто сердце перебралось туда и просится наружу.
   Крест кивнул и откусил от булки, намазанной паштетом из копченой лососины. Жевал он медленно, устало сгорбившись над столом. Дома он, ясное дело, не ночевал — наверное, поругался с Вандой. Но я понимал, что этой темы касаться не стоит.
   — Так что еще хуже? — поинтересовался он.
   — Шейла лгала мне.
   — Это мы и так знали.
   — Тут другое.
   Крест молча продолжал жевать.
   — Она знала Джули Миллер. Они вместе учились в колледже. Даже жили в одной комнате.
   Он перестал жевать.
   — Как-как?
   Я начал рассказывать. Все это время из ванной слышался шум воды. Да, похоже, похмелье у Кэти будет долгим. Хотя, с другой стороны, молодые приходят в себя быстрее.
   Когда я закончил свой рассказ, Крест выпрямился и скрестил руки на груди.
   — Красиво, — ухмыльнулся он.
   — Вот-вот, именно это слово.
   — Черт знает что! — Он начал намазывать паштет на другую булочку. — Значит, твоя бывшая подружка, которую убили одиннадцать лет назад, училась в колледже и жила в одной комнате с твоей последней подружкой. Которую тоже убили.
   — Прямо в точку.
   — А твоего брата обвинили в первом убийстве.
   — Именно так.
   — Ладно, пускай, — решительно кивнул Крест. — Но я все-таки не понимаю...
   — Тут пахнет заговором.
   — Что именно?
   — Наши отношения с Шейлой. — Я попытался небрежно пожать плечами. — Это все подстроено. Сплошная ложь.
   Крест задумчиво покачал головой. Прядь длинных волос свесилась на лицо, и он откинул ее назад.
   — И с какой целью?
   — Спроси что-нибудь полегче.
   — А ты подумай.
   — Уже подумал, — вздохнул я. — Всю ночь не спал.
   — Хорошо, пусть ты прав: Шейла лгала тебе и, скажем, каким-то образом тебя подставила. Ты меня слушаешь?
   — Да.
   — Вопрос: чего она хотела?
   — Не знаю.
   — Давай рассмотрим варианты. — Он поднял руку и загнул один палец. — Первое: все это — невероятное совпадение.
   Я многозначительно посмотрел на него и промолчал.
   — Погоди, ты встречался с Джули Миллер... больше двенадцати лет назад, так?
   — Да.
   — Тогда, может быть, Шейла просто забыла? Ты разве помнишь имена всех девушек, с которыми встречались твои друзья? Может, Джули никогда и не говорила о тебе. Или говорила, но Шейла забыла твое имя. А потом, через много лет, вы встретились и...
   Я опять взглянул на него.
   — Ну ладно, согласен, слишком натянуто. Забыли. Другая возможность... — Крест загнул второй палец, подумал немного, посмотрел в потолок. — Черт, ничего не лезет в голову.
   — Вот именно.
   Некоторое время мы ели молча.
   — Хорошо, — снова начал Крест, — давай предположим, что Шейла с самого начала знала, кто ты.
   — Давай.
   — Все равно не понимаю. Что ей могло быть нужно?
   Шум воды в ванной прекратился. Я взял в руку булочку с маком. Зернышки прилипали к руке.
   — Я всю ночь не спал...
   — И что?
   — У меня не выходит из головы Нью-Мексико.
   — Почему?
   — ФБР хотело допросить Шейлу по поводу двойного убийства в Альбукерке.
   — Так.
   — А много лет назад Джули Миллер тоже была убита.
   — И убийство опять-таки не раскрыто, — кивнул Крест. — Хотя они подозревают твоего брата.
   — Да.
   — Тебе кажется, что эти убийства как-то связаны?
   — Скорее всего.
   Крест кивнул:
   — Ну ладно, я вижу пункт А и пункт Б. Но, хоть убей, не вижу, как попасть из одного в другой.
   — Я тоже.
   Мы замолчали. В дверь заглянула Кэти. Лицо ее было мертвенно-бледным.
   — Меня опять вырвало, — простонала она.
   — Спасибо за информацию.
   — Где моя одежда?
   — В шкафу в спальне.
   Она с трудом кивнула и закрыла дверь. Я посмотрел на кушетку: здесь, с правой стороны, Шейла обычно устраивалась читать. В голове не укладывается. Есть старая поговорка: «Лучше любить и потерять, чем никогда не любить». Так ли это? И что хуже: потерять свою единственную любовь или понять, что ее никогда не было? Малоприятный выбор...
   Зазвонил телефон. На этот раз я не стал ждать, пока сработает автоответчик.
   — Уилл?
   — Да.
   — Это Ивонн Стерно. Сыщик-репортер из Альбукерке.
   — Что вы узнали?
   — Я занималась этим всю ночь...
   — И что?
   — Выясняются странные вещи...
   — Я слушаю.
   — Я попросила одну знакомую порыться в деловых документах и налоговых ведомостях. Подумать только, ей, государственной служащей, пришлось вернуться на рабочее место после окончания трудового дня! Легче было бы превратить воду в вино или заставить моего дядю оплатить чек, чем уговорить...
   — Ивонн... — перебил я.
   — Да?
   — Давайте будем считать, что я уже оценил ваши таланты. Просто расскажите, что удалось узнать.
   — Ладно, вы правы. Сейчас... — Я услышал шорох перебираемых бумаг. — Дом, где нашли трупы, был сдан в аренду компанией под названием «Крипко».
   — Что это такое?
   — О них ничего не известно. Явная липа: никаких следов деятельности.
   Я задумался.
   — Кроме того, — продолжала Ивонн, — у Оуэна Энфилда была машина. Серая «хонда-аккорд». Также предоставлена в аренду добрыми дядями из «Крипко».
   — Может, он работал на них?
   — Попытаемся проверить.