Кобен Харлан. Пропащий

   Я смотрел на него в упор:
   — Зачем вы это делаете?
   — Я предупреждал, чтобы вы не вмешивались.
   — Что бы вы сделали на моем месте? Если бы это был ваш брат?
   — Не важно. Вы меня не послушались. В результате ваша девушка убита, а Кэти Миллер чудом избежала той же участи.
   — Я к этому непричастен.
   — Не важно. Вы способствовали этому. Если бы вы меня послушались, то ничего подобного не случилось бы.
   Он был прав, но я не сдавался.
   — А вы сами, Пистилло? Если бы вы не замяли дело Лоры Эмерсон...
   — Послушайте, я здесь не для того, чтобы заниматься взаимными обвинениями. Вы сейчас же отправитесь за решетку. И не сомневайтесь — я добьюсь, чтобы вас осудили.
   Он направился к двери.
   — Пистилло! — Когда он обернулся, я спросил: — Чего вы добиваетесь?
   Он наклонился, почти касаясь губами моего уха, и прошептал:
   — Спроси своего брата.

Глава 38

   Я провел ночь в полицейском участке на Тридцать пятой улице. В камере воняло мочой, блевотиной и специфическим кислым потом, характерным для алкоголиков. И все-таки это было лучше, чем дешевый одеколон. Со мной сидели еще двое: уличный трансвестит, который не переставая хныкал и никак не мог определиться, сидеть ему или стоять, справляя малую нужду, и какой-то негр — этот просто спал. Никаких страшных тюремных историй я рассказать не могу: меня никто не бил, не грабил и не насиловал. Ночь прошла без происшествий.
   Полицейские из ночной смены слушали компакт-диск Брюса Спрингстина. Как и все мальчишки из Джерси, я знал многие его песни наизусть. Это может показаться странным, но когда я их слышал, то всегда вспоминал Кена. Нам не приходилось переживать трудные времена, мы не гоняли на спортивных машинах — впрочем, судя по публике на концертах, где я бывал, это можно сказать обо всех поклонниках Брюса. Однако эти песни о борьбе и свободе не только находили отклик в моей душе, но и заставляли думать о брате. Даже в прежние времена, до убийства. Но в ту ночь, когда Брюс пел о «той, что так прекрасна», я думал о Шейле. И снова переживал все, что произошло, испытывая ту же самую боль.
   Используя свое право на единственный звонок, я разбудил Креста. Он выругался, услышав новости, и обещал найти хорошего адвоката, а также попробовать узнать что-нибудь о Кэти.
   — Да, насчет тех записей в универсаме «Раз-два»... — спохватился он.
   — Что?
   — Твоя идея сработала. Завтра мы сможем их увидеть.
   — Если только я выйду отсюда.
   — Ну да, конечно... Если тебя не выпустят под залог, это будет паршиво.
   Наутро меня отвезли в суд, расположенный на Сотой улице, и заперли в общей камере в подвале. Если вы не верите, что Америка — это котел, где смешиваются всевозможные нации, то вам следовало бы побывать в этой миниатюрной ООН. Я слышал там как минимум десять разных языков, а количеству оттенков кожи могла бы позавидовать любая фабрика красок. Вокруг пестрели бейсболки, тюрбаны, тюбетейки, шляпы и даже одна феска. Все говорили одновременно, и, насколько я мог понять, каждый доказывал свою невиновность. Впрочем, об этом нетрудно было догадаться и без знания языков.
   Когда я предстал перед судьей, со мной были Крест и найденный им адвокат, женщина по имени Хизер Кримстайн. Мне приходилось слышать это имя в связи с какими-то громкими делами. Она представилась и больше не взглянула в мою сторону. На прокурора — молодого и, по-видимому, еще неопытного — Кримстайн поглядывала так, будто он был дичью, а она — пантерой с полным набором стальных когтей промышленного размера.
   — Обвинение требует, чтобы мистер Клайн был оставлен до суда в тюрьме, — заявил прокурор. — Риск, что он скроется, слишком велик.
   — Почему вы так считаете? — спросил судья. Его вид был олицетворением скуки.
   — Брат мистера Клайна, подозреваемый в убийстве, уже одиннадцать лет скрывается от правосудия. Кроме того, ваша честь, жертвой того убийства была сестра потерпевшей.
   Это привлекло внимание судьи.
   — Уточните, пожалуйста.
   — Ответчик, мистер Клайн, обвиняется в попытке убийства некой Кэтрин Миллер. Брат мистера Клайна, Кеннет, подозревается в убийстве Джулии Миллер, старшей сестры потерпевшей.
   Судья, до этого момента сонно потиравший лицо, вдруг оживился:
   — Да-да, я помню это дело.
   Молодой прокурор улыбнулся, словно получил золотую медаль.
   Судья повернулся к адвокату:
   — Миссис Кримстайн...
   — Ваша честь, защита требует, чтобы все обвинения в адрес мистера Клайна были немедленно сняты, — звонко отчеканила та.
   Судья снова потер лицо.
   — Будем считать, что вам удалось удивить меня, миссис Кримстайн.
   — Если же суд не сочтет возможным снять обвинения мы настаиваем, чтобы мистер Клайн был освобожден до суда без залога. Мистер Клайн ни разу не привлекался по уголовному делу. Он работает в организации, оказывающей помощь бедным, и пользуется уважением своих сограждан. Что же касается ссылок на его брата, это не что иное, как обвинение по аналогии в худшем его виде, и поэтому абсолютно недопустимо.
   — Доводы обвинения не кажутся вам вескими, миссис Кримстайн?
   — Ни в коей мере, ваша честь. Я слышала, что сестра мистера Клайна недавно сделала химическую завивку. Становится ли от этого более вероятным, что он сделает то же самое?
   Смех в зале.
   Молодой прокурор почувствовал, что теряет почву под ногами.
   — Ваша честь, со всем уважением к моей коллеге я должен сказать, что ее глупая аналогия с...
   — И что в ней глупого? — перебила Кримстайн.
   — Я хочу сказать, что у мистера Клайна определенно есть возможность скрыться.
   — Это смешно. У него не больше возможностей, чем у любого другого. Единственная причина вашего беспокойства — это то, что, как вы полагаете, его брат скрывается. Но даже это еще не доказано. Возможно, что его просто нет в живых. Но так или иначе, ваша честь, уважаемый прокурор упускает из виду один важный факт. — Хизер Кримстайн с улыбкой повернулась в сторону прокурора.
   — Мистер Томсон? — обратился к нему судья.
   Томсон молчал, опустив голову.
   Хизер Кримстайн выдержала паузу и нанесла давно готовившийся удар:
   — Жертва этого ужасного преступления, некая Кэтрин Миллер, заявила сегодня утром, что мистер Клайн невиновен.
   Судья недовольно нахмурился:
   — Мистер Томсон?
   — Это не совсем верно, ваша честь.
   — Не совсем?
   — Мисс Миллер заявила, что она не видела лица нападавшего. Она сказала, что в комнате было темно, а он был в маске...
   — И что это был не мой клиент, — закончила Хизер Кримстайн.
   — Она полагает, что это не мистер Клайн, — возразил Томсон. — Но, ваша честь, она ранена и находится в состоянии шока. Она не видела нападавшего и не может с уверенностью исключить...
   — В настоящий момент мы не определяем степень виновности мистера Клайна, — перебил судья. — Тем не менее требование защиты об освобождении без залога отклоняется. Залог составляет тридцать тысяч долларов.
   Судья стукнул молотком. Я был свободен.

Глава 39

   Я хотел тут же мчаться в больницу к Кэти. Крест покачал головой. По его мнению, это было неразумно. Отец Кэти не оставлял ее ни на минуту и даже нанял вооруженную охрану. Я подумал и согласился. Мистер Миллер потерял одну дочь и был полон решимости защитить хотя бы вторую.
   Я взял у Креста мобильник и набрал номер больницы, но на коммутаторе сказали, что звонки не разрешены. Тогда я позвонил в цветочный магазин и заказал стандартный набор с пожеланием скорого выздоровления. Это, конечно, выглядело довольно пошло — девушку чуть не задушили до смерти, а я посылаю ей корзину цветов, плюшевого мишку и воздушный шарик на палочке. Но я так и не смог придумать ничего лучше. Мне очень хотелось дать понять Кэти, что я не забываю о ней.
   На этот раз мы ехали на собственной машине Креста. Это был невероятных размеров музейный экспонат эпохи шестидесятых, выкрашенный в небесно-голубой цвет и смотревшийся среди других машин примерно так, как наш друг Ракель — в частной школе для девочек. Туннель Линкольна, как и всегда, представлял собой нелегкое испытание. Говорят, что ездить по городу становится с каждым днем труднее, но я не так уж в этом уверен. Когда-то, в дни моего детства, мы всей семьей проезжали через этот туннель по воскресеньям. Наш допотопный фургончик с трудом пробирался сквозь темноту, которую едва рассеивали светящиеся табло, свисавшие с потолка, как летучие мыши. Как будто мы нуждались в их предупреждениях, чтобы ехать медленнее! Стены, облицованные плиткой, были желтыми от копоти. Все с нетерпением всматривались во тьму, ожидая, когда туннель закончится и мы окажемся в новой реальности, в мире небоскребов и развлечений. Мы ходили в цирк Барнума и мюзик-холл, выстаивали очереди за дешевыми билетами в театр, бродили по большим книжным магазинам и зоологическому музею. Помню и уличные ярмарки. Особенно ежегодную сентябрьскую книжную ярмарку на Пятой авеню, мамину любимую. Отец вечно ворчал по поводу дорожных пробок, проблем со стоянками и несусветной нью-йоркской грязи, но мама обожала Нью-Йорк: его театры, выставки и даже городскую суету. Внешне она свыклась со спокойной жизнью в пригороде, но несбывшиеся мечты и затаенные желания продолжали тянуть ее сюда, в центр вселенной. Мама любила свою семью, в этом я не сомневался, но иногда, наблюдая за тем, как она смотрит из окна машины, невольно думал, что ее жизнь, возможно, была бы счастливее без нас.
   — Хорошо соображаешь, — сказал Крест.
   — Что?
   — Вовремя вспомнил, что Сонай ходит к нам на йогу.
   — Как тебе удалось договориться?
   — Я позвонил ей и поделился нашими проблемами. Она сказала, что универсамами «Раз-два» управляют два брата: Иан и Ной Мюллеры. Позвонила им, объяснила, чего хочет, и... — Крест пожал плечами.
   Я с уважением покачал головой:
   — Ты молодец.
   — Ага.
   Администрация торговой сети «Раз-два» помешалась в складских зданиях на шоссе номер 3, в самом сердце нью-джерсийских болот. Наш штат часто ругают из-за того, что большинство оживленных дорог проходит по самым непривлекательным его уголкам. Я же со своей стороны принадлежу к самым убежденным защитникам родного Нью-Джерси, большая часть которого просто великолепна — настоящее царство садов. Пожалуй, с критиками можно согласиться только по двум пунктам. Во-первых, наши города находятся в совершенно плачевном состоянии: Трентон, Ньюарк, Атлантик-Сити... Да практически все! Взять хотя бы Ньюарк. У меня есть друзья, которые живут в штате Массачусетс, в Куинси. Это не так уж и близко к Бостону, но они неизменно говорят, что сами из Бостона. Я же вырос меньше чем в девяти милях от центра Ньюарка, но ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из моих знакомых сказал, что живет в этом городе. А во-вторых, на севере Нью-Джерси, в краю болот, в воздухе есть особый запах. Он слабый, но его ни с чем не спутаешь. И этот запах не очень-то приятен. Он не похож на природный, скорее, на какую-то смесь дыма, химикатов и нечистот. Именно этот запах и приветствовал нас, едва мы вылезли из машины возле складов компании «Раз-два».
   — Ты что, пернул? — спросил Крест.
   Я молча посмотрел на него.
   — Ладно, ладно, шучу.
   Мы вошли в здание. Каждый из братьев Мюллер тянул на сотню миллионов долларов, что не мешало им довольствоваться крошечным общим офисом, отгороженным в центре огромного склада, похожего на ангар. Их рабочие столы, стоящие впритык друг к другу, и простые деревянные стулья были, казалось, куплены на распродаже по случаю закрытия начальной школы. По-видимому, здесь никто и слыхом не слыхивал об эргономике. Я не увидел ни компьютера, ни факса, ни ксерокса — лишь столы, два высоких шкафа с картотекой и два телефона. Стены офиса были стеклянными — братьям, очевидно, нравилось смотреть на ящики с товаром и автопогрузчики, а любопытных взглядов они не боялись.
   Чрезвычайно похожие друг на друга, одевались они тоже одинаково — в рабочие брюки и рубашки. Пуговицы рубашек были расстегнуты почти до пупа, и наружу торчали пучки седых волос, похожих на стальную проволоку. Завидев Креста, братья поднялись со своих стульев и расплылись в улыбке.
   — Вы, должно быть, учитель мисс Сонай, гуру Крест...
   Крест ответил спокойным кивком головы, достойным великого мудреца.
   Оба Мюллера бросились пожимать ему руку. Я бы не удивился, если бы они встали на колени.
   — Мы получили пленки еще вчера, — сказал тот, что повыше, явно надеясь на одобрение. Крест удостоил его еще одним кивком. Нас повели вдоль ангара по бетонному полу. Вокруг шумели моторы, огромные стальные двери открывались и закрывались, в нескольких местах шла погрузка товара. По пути братья пару раз останавливались, здороваясь за руку с рабочими.
   Мы вошли в комнату без окон. На столе стояла кофеварка. В углу, на металлической тележке, нас уже ждал видеоплеер и телевизор с антенной. Такие я в последний раз видел, когда учился в начальной школе.
   Один из Мюллеров включил телевизор. Экран покрылся серой рябью. Он вставил кассету.
   — Тут записано примерно двенадцать часов. Вы говорили, что нужный вам человек вошел в магазин около трех?
   — Так нам сказали, — кивнул Крест.
   — Сейчас здесь два сорок пять. Пленка движется довольно быстро, потому что камера фиксирует изображение лишь каждые три секунды. Да, быстрая перемотка не работает, прошу прощения. Пульта управления тоже нет, так что пользуйтесь кнопкой воспроизведения — вот она. Мы не будем мешать. Чувствуйте себя как дома.
   — Нам может понадобиться эта кассета.
   — Нет проблем. Мы можем сделать копию.
   — Спасибо.
   Один из братьев пожал Кресту руку. Другой — вы не поверите! — отвесил поклон. И вот мы наконец остались одни. Я подошел к плееру и нажал кнопку. Рябь на экране исчезла, шум тоже. Я покрутил ручку громкости, но звука, конечно, не было. Изображение было черно-белое. Внизу экрана шли цифры, показывавшие время. За кассовым аппаратом сидела длинноволосая блондинка. От ее судорожных, резких движений, вызванных дискретностью съемки, кружилась голова.
   — Как мы узнаем Оуэна Энфилда? — спросил Крест.
   — Нам нужен сорокалетний мужчина с короткой стрижкой.
   Глядя на экран, я понял, что наша задача будет легче чем могло бы показаться. Большинство покупателей были пожилыми людьми в костюмах для гольфа. По-видимому, в Стоунпойнте по большей части селились пенсионеры. Надо бы уточнить у Ивонн Стерно...
   Мы заметили его в 3.08.15. Во всяком случае, увидели со спины. Он был в шортах и рубашке с короткими рукавами. Коротко стриженный, хотя лица мы не видели. Мужчина прошел мимо кассы и завернул в проход. Мы ждали. В 3.09.24 возможный Оуэн Энфилд вышел из-за угла, направляясь назад, к блондинке за кассой. В руках он нес двухлитровую бутылку, похоже, с молоком, и буханку хлеба. Я держал руку наготове, чтобы остановить запись и получше его разглядеть.
   Но в этом не было необходимости.
   Вандейковская бородка, конечно, могла ввести в заблуждение. Так же как и короткая военная стрижка и седина. Если бы я увидел эту запись случайно или прошел мимо него в толпе, то мог бы и не узнать. Но я был готов и сосредоточен. И поэтому ошибиться не мог. Я узнал.
   3.09.51 — я нажал кнопку.
   Все сомнения отпали. Я застыл на месте, не зная, радоваться или плакать. Крест уже не смотрел на экран — он смотрел на меня. Я кивнул, подтверждая то, о чем он уже догадывался.
   Оуэном Энфилдом был мой брат Кен.

Глава 40

   — Мистер Макгуэйн?
   — Да.
   — К вам Джошуа Форд и Реймонд Кромвелл.
   Джошуа Форд был главным компаньоном фирмы «Стенфорд, Каммингс и Форд», в которой работало более трехсот юристов. Реймонд Кромвелл скорее всего лишь его подчиненный, выполняющий обязанности секретаря. Филипп Макгуэйн видел на экране монитора обоих. Высокий, атлетического сложения, Форд прославился своей жесткостью, злобностью и агрессивностью. Подкрепляя свою репутацию, он то и дело угрожающе выпячивал челюсть. Будто что-то жевал — то ли сигару, то ли человеческую ногу. Кромвелл выглядел полной ему противоположностью — молодой, изящный, ухоженный, с нежной, почти женской кожей.
   Макгуэйн взглянул на Призрака. Тот улыбнулся в ответ — от его улыбки пробирала дрожь. И Макгуэйн в который раз усомнился в целесообразности своего решения. Стоило ли привлекать Асселту? Ладно, Призрак ведь тоже заинтересован в этом деле.
   Кроме того, он знает свое дело.
   Не в силах отвести взгляд от жуткой улыбки Асселты, Макгуэйн распорядился:
   — Проводите только мистера Форда. Пусть мистер Кромвелл подождет в приемной. И проследите, чтобы ему было удобно.
   — Хорошо, мистер Макгуэйн.
   Макгуэйн долго думал, как поступить. Он не был сторонником насилия ради насилия. Но не задумывался прибегать к силе, если это было необходимо. В конце концов, насилие лишь средство для достижения цели. Призрак прав насчет атеиста, припертого к стенке. Мы всего лишь животные, немногим сложнее амебы. И существуем, только пока живем. Что за мания величия — воображать, будто мы выше смерти и можем каким-то образом обмануть ее! В жизни — да, мы особенные, мы правим миром. Потому что сильнее и беспощаднее других. Но после смерти... Считать, что Бог как-то выделяет нас, что можно заслужить его милость, пресмыкаясь перед ним... Да это просто сказочка, придуманная сильными мира сего, чтобы держать всех остальных в узде!
   Призрак двинулся к двери.
   Преимущества надо добиваться любой ценой. Макгуэйн нередко пользовался средствами, которые большинство считает запретными. К примеру, считалось, что нельзя убивать федералов, прокуроров и полицейских. Ему приходилось — и тех, и других, и третьих. Опять же, говорят, что не стоит трогать заметных людей или тех, кто имеет связи. Потому что они могут причинить неприятности. Макгуэйн сомневался и в этом.
   Когда Джошуа Форд открыл дверь, Призрак уже был наготове. В руке он держал стальной прут длиной с бейсбольную биту, который мог пружинить и бил со страшной силой, раскалывая череп, как яичную скорлупу.
   Джошуа Форд вошел размашистой походкой богатого человека.
   — Мистер Макгуэйн...
   — Мистер Форд... — улыбнулся в ответ Макгуэйн.
   Почувствовав, что справа кто-то есть, Форд повернулся, привычно протягивая руку. Глаза Призрака были пусты. Он прицелился и резко хлестнул Форда прутом по ноге. Тот вскрикнул и упал. Призрак ударил снова, на этот раз по правому плечу. Рука повисла как плеть. Еще удар — по ребрам. Что-то хрустнуло. Форд судорожно сжался, став похожим на бесформенный ком.
   — Где он? — спокойно спросил Макгуэйн с другого конца комнаты.
   — Кто? — задыхаясь, прохрипел Форд.
   Это было ошибкой. Призрак размахнулся и ударил по лодыжке. Форд пронзительно взвыл. Макгуэйн обернулся и взглянул на монитор: Кромвелл спокойно сидел в приемной, он ничего не слышал.
   Никто ничего не слышал.
   Призрак снова ударил Форда по лодыжке, по тому же месту. Звук был такой, будто грузовик переехал пустую бутылку. Юрист поднял руку, моля о пощаде.
   На основании многолетней практики Макгуэйн знал, что бить лучше до того, как допрашиваешь. Большинство людей, когда им угрожают, начинают болтать, чтобы выкрутиться. В особенности те, кто привык зарабатывать своим языком. Они изворачиваются, лгут, в лучшем случае ограничиваются полуправдой. Полагая, что оппонент мыслит рационально, они надеются как-то договориться с ним.
   Их следует избавить от этой иллюзии.
   Животный страх, сопровождающий внезапную боль, действует на психику разрушающе. Рациональное мышление, то, что называют интеллектом цивилизованного человека, рассеивается как туман, и остается лишь первобытное существо. Для которого главное — избежать боли.
   Призрак взглянул на Макгуэйна. Тот кивнул. Асселта отступил назад и дал ему приблизиться.
   — Он задержался в Лас-Вегасе, — объяснил Макгуэйн. — Это была его ошибка. Там он заехал к врачу. Мы проверили все ближайшие телефоны-автоматы и обнаружили только один интересный звонок в интересующее нас время. Звонили вам, мистер Форд. На всякий случай я приказал проследить за вашим офисом. Вчера у вас были федералы. Как видите, все сходится. Кену нужен адвокат — опытный, независимый и не связанный со мной. То есть вы.
   — Но... — начал Форд.
   Макгуэйн поднял руку. Форд послушно закрыл рот. Макгуэйн отступил в сторону и посмотрел на Призрака:
   — Джон...
   Тот подошел и не колеблясь ударил Форда по руке выше локтя. Локтевой сустав вывернулся в обратную сторону. Лицо адвоката побелело.
   — Если вы станете что-то отрицать или делать вид, что не понимаете, — продолжал Макгуэйн, — то мой друг прекратит свои дружеские шлепки и начнет делать вам больно Вы меня понимаете?
   Несколько секунд Форд молчал. Когда он наконец поднял голову, Макгуэйн удивился твердости его взгляда. Адвокат посмотрел на Призрака, потом на Макгуэйна.
   — Будьте вы прокляты! — прошипел он.
   Призрак поднял бровь и улыбнулся:
   — Смельчак...
   — Джон! — поднял руку Макгуэйн.
   Но Призрак не послушался. Он поднял стальной прут и наотмашь ударил Форда по лицу. Раздался влажный хруст, кровь брызнула через всю комнату, голова свесилась набок. Форд упал навзничь и больше не шевелился. Призрак прицелился, собираясь ударить по колену.
   — Он еще в сознании? — спросил Макгуэйн.
   Призрак опустил оружие и нагнулся.
   — В сознании, но дыхание прерывистое. — Он снова выпрямился. — Еще один удар, и мистер Форд закатит глазки.
   Макгуэйн забеспокоился:
   — Мистер Форд...
   Форд открыл глаза.
   — Где он? — спросил Макгуэйн.
   Тот лишь покачал головой.
   Филипп Макгуэйн подошел к монитору. Он развернул его так, чтобы Форд мог видеть экран. Удобно устроившись в кресле и положив ногу на ногу, Кромвелл пил кофе.
   Призрак указал на него пальцем:
   — Отличные туфли. От Аллен-Эдмондса?
   Форд попытался приподняться, но снова повалился на пол.
   — Сколько ему лет? — спросил Макгуэйн.
   Форд не ответил.
   Призрак поднял стальной прут.
   — Тебя спросили...
   — Двадцать девять.
   — Женат?
   Форд кивнул.
   — Детишки есть?
   — Два мальчика.
   Макгуэйн опять взглянул на экран.
   — Ты прав, Джон. Туфли отличные. — Он повернулся к Форду. — Вы скажете, где Кен, или он умрет.
   Призрак аккуратно положил стальной прут на пол и достал из кармана удавку. Рукоятка была из красного дерева, восьми дюймов в длину и двух дюймов в диаметре, восьмиугольного сечения. Глубокие бороздки позволяли крепче сжимать ее в руке. С двух концов к рукоятке был прикреплен плетеный шнур из конского волоса.
   — Он тут ни при чем, — слабым голосом проговорил Форд.
   — Слушайте меня внимательно, — сказал Макгуэйн. — Повторять не буду.
   Адвокат молчал.
   — Мы никогда не блефуем, — продолжал Макгуэйн.
   Призрак улыбался. Макгуэйн подождал еще несколько секунд, глядя на Форда. Потом нажал кнопку на столе.
   — Да, мистер Макгуэйн?
   — Проводите ко мне мистера Кромвелла.
   — Слушаюсь, сэр.
   На экране было видно, как широкоплечий охранник заглянул в дверь и поманил пальцем Кромвелла. Тот поставил чашку с кофе на стол, поднялся с кресла, одернул пиджак и вышел. Форд перевел взгляд на Макгуэйна. Глаза их встретились.
   — Глупо, — проговорил Макгуэйн.
   Призрак ждал, сжимая в руке рукоятку с петлей.
   Охранник открыл дверь. Реймонд Кромвелл вошел, заранее улыбаясь. Увидев кровь и своего босса, скорчившегося на полу, он застыл на месте. Лицо его вытянулось.
   — Что слу...
   Призрак скользнул к нему и пнул сзади. Под колени. Кромвелл вскрикнул и осел на пол. Движения Асселты, отточенные и грациозные, напоминали причудливый балет. Плетеный шнур обвился вокруг шеи молодого человека. Призрак сильно потянул рукоятку на себя, одновременно упершись коленом в спину жертвы, — шнур глубоко врезался в гладкую, холеную кожу. Затем повернул рукоятку, одним движением прекратив приток крови в мозг. Глаза Кромвелла выкатились, руки беспомощно хватали воздух. Призрак держал крепко.
   — Стойте! — крикнул Форд. — Я все скажу!
   Ответом было молчание.
   Призрак смотрел на свою жертву. Лицо несчастного походило на жуткую багровую маску.
   — Послушайте! — Форд повернулся к Макгуэйну.
   Тот спокойно стоял, сложив руки на груди. Их взгляды встретились. Тишину нарушали лишь хрипы несчастного Кромвелла.
   — Пожалуйста... — прошептал адвокат.
   Макгуэйн покачал головой.
   — Мы никогда не блефуем, — повторил он.
   Призрак повернул рукоятку еще раз.

Глава 41

   Я решил поговорить с отцом.
   Видеозапись, Оуэн Энфилд, брат... И что теперь делать? В каком-то странном оцепенении я смотрел в окно машины на проносившиеся мимо полуразрушенные фабрики. Мозг работал на автопилоте, снова и снова перебирая события последних дней.
   Кен жив. В самом деле жив. Я видел его своими глазами. Совсем недавно он был в Нью-Мексико. Может быть, теперь появился шанс все исправить? Неужели мы опять будем вместе?
   А как же Шейла? Ее отпечатки в доме брата, рядом с двумя мертвыми телами... Господи, да при чем тут вообще Шейла? Я ничего не понимал. Или, может быть, просто не хотел признавать очевидного... Вместо этого мысли то и дело сбивались на наезженную колею. Шейла... Она предала меня, предала, предала... Вот она сидит на кушетке, поджав ноги... Откидывает назад волосы — целый водопад роскошных волос... Выходит из душа в махровом халатике — аромат ее тела... Напевает мне на ухо во время танца... И все это ложь, тонко продуманная, изощренная ложь...