Страница:
конце концов в Москву. Вот высокая светлая четырехгранная башня с
часами в Гонолулу. Прямо на причале гаваянки с горячими глазами, в
ожерельях из красных и белых цветов танцуют хулу. Но эта деланная
экзотика не привлекает внимания Рихарда. Все надоело, все опротивело.
Он больше не верит в экзотику. За внешним весельем, за всеми этими
гирляндами и венками скрывается нищета. Он-то насмотрелся на
"экзотику" в Японии! Его трудно обмануть. Экзотика повсюду покупается
за доллары. В Москву! Очиститься от "экзотики", не видеть
человеческого унижения...
В Нью-Йорке поджидал курьер Центра. Вручил Зорге паспорт с
советской визой. Путь в Москву был открыт!
И он увидел Москву, которую всегда любил неизъяснимой любовью.
Даже там, в Германии, когда он не знал еще этого великого города, он
уже любил его. Он знал Москву по рассказам матери, которая хоть и
бывала в Москве проездом, но сохранила о ней самые живые воспоминания.
Мать так и не смогла освоиться в Берлине. Ее все время тянуло на
родину, и эта тяга передалась Рихарду. Мать всегда имела на него
огромное влияние. Советский Союз для молодого немецкого коммуниста
рисовался обетованной землей. И когда он очутился впервые в Москве, то
почувствовал, что вернулся домой.
Теперь он снова был в Москве, где сосредоточивался основной смысл
его жизни, где жила его любимая, прекрасная Катя, где хранились его
книги и рукописи, где от каждой улицы, от каждого сквера веяло чем-то
волнующе знакомым, родным. Он представлял себя моряком, после долгих и
опасных странствий вернувшимся к тихому очагу. Океанские бури позади.
Люди... Их всех хочется обнять. Они свои, советские.
Москва... Всегда бурная, говорливая, зараженная энтузиазмом
Москва. Знакомый бой курантов. И это рядом, вот здесь, перед тобой.
Сколько раз доносился он сквозь эфирные ветры к Рихарду, склоненному
над приемником в конспиративной квартире Вукелича...
Арбат, Никитские ворота, Нижне-Кисловский переулок... Рихард
дома. Счастливые заплаканные глаза Кати, ее лицо (как он считал -
"античное лицо"), косы, знакомые руки...
Это было 25 июля 1935 года.
Наконец-то Зорге мог насладиться покоем, семейным счастьем,
пожить настоящей (не придуманной!) жизнью. Отсюда, из квартиры на
Нижне-Кисловском, Япония казалась бесконечно далекой, нереальной. На
заводе "Точизмеритель" Кате дали отпуск. Катя уже бригадир. Получает
четыреста рублей.
Они сидят на диване. Уютно светит лампа под зеленым абажуром.
Здесь все просто, даже бедновато. Небольшой шкаф, в котором книги
Рихарда: драмы Лессинга, Гете, Шиллер, Кант; из новых - Маяковский,
Фурманов. Тут же труды самого Рихарда. Он вынимает томик Маяковского.
Ведь для себя неважно
и то, что бронзовый,
и то, что сердце - холодной железкою...
Из книги выпадает черновик какого-то документа. Рихард читает:
"Москва, 12 апреля 1926 года. Краснопресненскому районному комитету
ВКП(б).
Дорогие товарищи!
Клуб немецких коммунистов создал недавно пионерскую организацию
из немецких детей. В этой работе нам обязательно нужна ваша помощь,
причем не только в форме указаний, циркуляров и т. д., но и в
отношении кадров. Поэтому мы просим вас по возможности прислать нам
товарища, хорошо знающего пионерскую работу и владеющего немецким
языком.
С коммунистическим приветом
Зорге".
Глаза Рихарда увлажняются. Они мечтают с Катей о том времени,
когда у них будут дети. Ика хочет иметь детей. Его идеал - стать
добрым семьянином, заняться наукой, написать солидные труды об
азиатских странах, воспитывать детей, быть всегда рядом с милой Катей.
Они придумывают имя будущему ребенку. "Помнишь ли ты еще наш уговор
насчет имени? - напишет он после отъезда из Москвы. - С моей стороны я
хотел бы изменить этот уговор таким образом: если это будет девочка,
она должна носить твое имя. Во всяком случае, имя с буквы "К". Я не
хочу другого имени, если даже это будет имя моей сестры, которая
всегда ко мне хорошо относилась.
Или же дай этому новому существу два имени, одно из них
обязательно должно быть твоим.
Пожалуйста, выполни мое желание, если речь будет идти о девочке.
Если же это будет мальчик, то ты можешь решить вопрос о его имени с
В.".
С Екатериной Александровной Максимовой Зорге познакомился еще до
своей поездки в Китай. Сначала Катя давала ему уроки русского языка,
которым Рихард в ту пору владел не совсем хорошо. Они подружились.
Дружба переросла в любовь. Он стал частым гостем в ее полуподвальной
квартире на Нижне-Кисловском.
Родственники Кати жили в Петрозаводске. Мать, два брата, три
сестры. Она все время переписывалась с сестрами. Зорге так и не
довелось повидать ее сестер Марию и Татьяну, которых Катя особенно
любила. Катя была незаурядной девушкой. Несколько лет назад она
окончила Ленинградский институт сценического искусства. Быстро пришел
успех. Затем - поездка в Италию, на Капри. Умер артист, человек, к
которому Екатерина Александровна была привязана, ценила его талант.
Эта трагедия повлияла на нее неожиданным образом: она отказалась от
сцены и ушла на завод. Работала аппаратчицей на заводе
"Точизмеритель"; назначили бригадиром, прочат в начальники цеха.
Впервые Рихард испытал глубокое чувство. Он встретил девушку,
которая понимала его. Литература, искусство, музыка - вот сфера, в
которой оба растворялись во время коротких встреч. Случалось, вместе
заходили в букинистические магазины, отыскивали какую-нибудь редкую
книгу. Мир книг был их миром.
Катя понимала: Рихард - человек особой судьбы. Но даже после
трехлетней разлуки, когда он работал там, в Китае, любовь Кати к нему
не стала меньше. Эта любовь прошла все испытания.
Они поженились в первый же день, как только Рихард вернулся из
Китая и появился на Нижне-Кисловском. В феврале 1933 года. Теперь вот
снова они вместе.
Короткое счастье... Один раз они в специальной машине поехали за
город, забирались в лесные чащобы, купались; забыв обо всем на свете,
ощущали радость бытия, говорили друг другу нежные слова, клялись в
верности, мечтали о будущем. Быть вместе, всегда быть вместе... Разве
они не заслужили этого права?.. Все еще впереди, жизнь еще расцветет
невиданными цветами, и "старый ворон" (как она в шутку называет его)
еще расправит крылья, поднимется в иные высоты...
Зорге в кабинете начальника Разведывательного управления комкора
Урицкого. Подготовлен обстоятельный доклад о деятельности организации.
Урицкий остался доволен докладом. Он еще раз подчеркнул, что главные
усилия Зорге должен направлять на выявление замыслов фашистской
Германии в отношении СССР. Посоветовал Рихарду вступить в нацистскую
партию.
Семен Петрович Урицкий устроил небольшой обед, и здесь Зорге
встретился с Максом Клаузеном. Да, старые друзья вновь повстречались.
В августе 1933 года Клаузен и Анна приехали из Китая в Москву.
После переподготовки в спецшколе они получили отпуск на шесть недель и
провели его на черноморском курорте, в Одессе. Это было счастливое
время. Оба хорошо отдохнули. А потом в конспиративных целях весной
1934 года обоих направили в Красный Кут, где в то время проживало
много немцев. Среди них Макс и Анна затерялись. Жили они под
вымышленной фамилией Раутман. Скучая без дела, Макс устроился в МТС
слесарем. Работа была по душе. В этом же месте работал товарищ Макса
по Китаю Генрих Шюрманн. Он-то и намекнул директору МТС, что Макс
немного разбирается в радио. Директор Касаткин возликовал, вызвал
Макса и поручил привести в порядок шесть политотдельских радиостанций
и наладить связь между бригадами и МТС. Макс с головой окунулся в
работу. Кроме того, он построил в МТС настоящий радиоузел,
сконструировал более мощный передатчик на ультракоротких волнах.
Директор потирал руки. Он понял, что Макс для МТС - сокровище. Весть о
делах Макса дошла до секретаря обкома в городе Энгельсе. Макса вызвали
в Энгельс и предложили взять на себя организацию радиотелефонной связи
во всех колхозах и совхозах.
Макс с удовольствием принял предложение. Теперь он стал важным
начальником, в его распоряжение выделили целую армию молодых
радиолюбителей и техников. Макс расцвел, округлился. Анна была в
восторге от новой жизни.
И неожиданно весной 1935 года секретарь обкома лично приехал из
Энгельса в Красный Кут. Макса вызвали в кабинет директора МТС,
показали телеграмму из Москвы, согласно которой он должен был
немедленно выехать в столицу. Макс рассердился, заявил, что тут ему
нравится и он никуда не поедет. Секретарь обкома обрадовался и сказал,
что сделает все возможное, чтобы оставить Макса здесь. Но через неделю
пришла правительственная телеграмма за подписью Ворошилова: Максу
предписывалось немедленно явиться в Москву. Тут уже секретарь обкома
только развел руками: откуда он мог знать, что Макс - такая важная
персона. Если слесаря вызывает нарком...
Анна осталась в Красном Куге сторожить свое хозяйство.
...Урицкий говорил о двух очагах агрессии и назревающей мировой
войне. Гитлеровцы с полного одобрения Англии и Франции расторгли все
военные статьи Версальского договора, замышляют нападение на Советский
Союз. Совсем недавно в Германии принят "Закон о военной службе",
согласно которому военнообязанными считаются все лица мужского пола от
18 до 45 лет. Уже создано 36 дивизий, численность армии перевалила за
250 тысяч человек, Германия располагает 1000 военных самолетов и
приступила к созданию крупного военно-морского флота; большое внимание
уделяется строительству подводных лодок. Между нацистами и Англией
заключено секретное соглашение, поощряющее гонку военно-морских
вооружений в Германии. Гитлер намеревается осуществить аншлюс, то есть
захват Австрии. Советское правительство обеспокоено стремлением
Гитлера сколотить блок агрессоров. Намечается сближение фашистской
Германии с фашистской Италией. Сговору Германии с Японией пока мешает
столкновение экономических интересов в Китае, но как будут развиваться
взаимоотношения этих стран дальше, и надлежит выяснить организации
Зорге. Борьба империалистических государств за колонии, за рынки сбыта
и сферы приложения капитала на Дальнем Востоке носит особенно
ожесточенный характер. Следует помнить, что японские войска уже вышли
к границам Советского Союза. Империалисты западных держав не
сомневаются, что Япония, оккупировав северо-восточные провинции Китая,
начнет войну с Советским Союзом. Нужно во что бы то ни стало отвести
возможность войны между Японией и СССР!
В Москве не так давно проходил VII конгресс Коминтерна, который
призвал трудящихся всего мира преградить дорогу фашизму, создать
широкий антифашистский Народный фронт. Рихард мог бы встретить старых
немецких друзей по подпольной работе в Германии, но он не имел права
рисковать, а потому следил за работой конгресса по газетам. Друзья...
Они были во всех уголках мира, на всех континентах и архипелагах.
Разговор с Урицким четко определял направление всей последующей
работы. Необходимо знать о каждом шаге фашистской Германии, более
активно использовать сотрудников германского посольства; нужно
бдительно следить за развитием германо-японских отношений, так как
несомненно, что эти отношения с каждым годом будут укрепляться:
Германия ищет партнеров, сообщников. Что же касается собственно
Японии, то...
"В 1935 году в Москве я и Клаузен получали напутственное слово
начальника Разведывательного управления генерала Урицкого. Генерал
Урицкий дал указание в том смысле, чтобы мы своей деятельностью
стремились отвести возможность войны между Японией и СССР. И я,
находясь в Японии и посвятив себя разведывательной деятельности, с
начала до конца твердо придерживался этого указания..."
После инструктажа Зорге свел Макса с Эрной и Бернгардом, которые
рассказали, в какой обстановке придется работать радисту в Токио.
С тяжелыми чувствами покидал Рихард Москву. Кате сказал, что
через год-два вернется и больше не оставит ее одну. Откуда ему было
знать, что они не встретятся больше никогда?.. И все же он был
счастлив, что целых три недели провел в Советском Союзе. К сожалению,
так и не удалось повидаться с Берзиным: он в это время находился в
Особой Краснознаменной Дальневосточной армии, его назначили
заместителем командующего Блюхера.
Прощай, Москва... Последний раз пришел он на Красную площадь,
постоял с обнаженной головой у Мавзолея Ленина. Именно отсюда, от
Красной площади, начинался героический путь Рихарда Зорге. Что бы там
ни было впереди, но сердцем он всегда был здесь. Здесь была подлинная
родина всех коммунистов земли. На память пришли строки поэта:
...Я себя под Лениным чищу,
чтобы плыть
в революцию дальше...
16 августа 1935 года Зорге покинул Советский Союз.
Прежде чем попасть в Японию, требовалось заглянуть в фашистскую
Германию.
Берлин. Сумрачный, зловещий. Здесь Рихарду пришлось иметь дело с
полковниками и генералами - друзьями Отта, а также с однокашниками фон
Дирксена - чиновниками министерства внутренних дел. Нацистский
пресс-клуб встретил его с помпой. Начались вечера, попойки, заключение
контрактов с газетами и журналами.
Аккуратный Берлин, каким его помнил Рихард, выглядел теперь
каким-то запущенным, грязным; ветер носил по пустынным улицам обрывки
газет. Жизнь словно замерла, притаилась, ушла в подполье. Только стук
кованых солдатских сапог. Марширующая Германия. Стальные каски,
надвинутые на лоб, откровенная черная свастика на рукаве Гитлера. Еще
жив Гинденбург, и фюрер покровительственно похлопывает его по
высохшему плечу. Но Зорге знал, что, несмотря на жесточайший террор,
здесь продолжают действовать Коммунистическая партия и антифашистские
группы Сопротивления.
Очутившись в самом логове врага, Зорге должен был очень искусно и
осмотрительно играть роль нацистского борзописца. На этот раз он
превзошел самого себя, удостоился особого внимания министра
иностранных дел Нейрата, а также высоких чинов военной авиации.
Намечался перелет из Германии в Токио на первом "юнкерсе". Зорге,
как видному журналисту, предложили принять участие в перелете. Рихард
не удержался от искушения. Тут были опасность, риск, а кроме того,
выигрыш во времени. Он согласился. Сперва лететь собирался специальный
посланник германского министерства иностранных дел Шмиден. Но потом,
поразмыслив, он решил отправиться в Токио обычным путем: ведь
неизвестно, чем закончится перелет. Посланник даже обрадовался тому,
что подвернулся этот знаменитый журналист. Пусть летит. Отступление
Шмидена останется незамеченным. Он объяснил Рихарду: когда едешь с
важной миссией, то уж лучше не рисковать. "Я кое-что слышал, -
отозвался разведчик. - Но к сожалению, не посвящен в детали. Впрочем,
это уже не имеет значения". Шмидену, конечно, благоразумнее было бы
оставаться в Берлине - в Японии сейчас адская жара. "Осима - колпак -
вот что я вам скажу! - выпалил Шмиден. - Из-за несговорчивости этого
колпака я вынужден проделывать все эволюции. Видите ли, он требует,
чтобы мы отозвали советников из китайской армии и прекратили поставки.
Какая наглость! В самом начале переговоров ставить условия. Но они
плохо знают Риббентропа..." "Я буду в Токио раньше вас и подготовлю
почву", - пообещал Зорге безразличным тоном. Шмиден видел в журналисте
своего поля ягоду и не стеснялся проявлять благородное негодование.
Ведь переговоры носили неофициальный характер, но многие в МИДе о них
знали.
А Зорге кипел от возбуждения: в Берлине ведутся секретные
переговоры между военным атташе Японии Осимой и Риббентропом! Если бы
вернуться в Москву... И этому тупице Шмидену поручили уламывать
японское правительство!.. Можно задохнуться от ярости и от
собственного бессилия. Скорее, скорее в Токио!.. Там найдется способ
сообщить обо всем Центру. Старая нацистская сорока Шмиден...
Разведчику казалось, что самолет не летит, а ползет.
На первом "юнкерсе" Зорге является в Токио. Он почти национальный
герой. О нем шумят газеты, его встречают цветами. Посланец Геринга...
Вскоре Зорге стал кандидатом в члены нацистской партии.
Когда в Японию наконец-то прибыл специальный посланник Шмиден,
они встретились с Рихардом как старые, добрые друзья. В присутствии
фон Дирксена стали вспоминать берлинские дни, проведенные в компании
высоких чинов.
Посол слушал внимательно, а про себя решил, что настала пора
привлечь корреспондента к более тесному сотрудничеству в посольстве.
Простившись с Рихардом, Макс Клаузен вернулся в Красный Кут,
чтобы уволиться и забрать Анну.
Анна запротестовала: она никуда не хочет уезжать! Ей нравится в
степном краю. Спокойствие, тишина. Завелось кое-какое хозяйство: овцы,
куры, которых дали от МТС. Чего еще? В годы неустроенной шанхайской
жизни именно так рисовалась ей семейная идиллия. И теперь не верилось,
что нужно снова возвращаться в мир, полный опасностей, где все
держится на каких-то случайностях, где само существование
представляется непрочным, зыбким. Когда людям под сорок, они должны
позаботиться о тихом пристанище, осесть на одном месте. Ее долго
преследовали кошмарные сны: пустынные, словно вымершие, улицы Шанхая,
Мукдена, Кантона; воронье, а на деревьях висят обезглавленные люди...
Она заново переживала ужасы прежней жизни, просыпалась в ознобе, а
потом до утра лежала с открытыми глазами. Мирное блеяние овец
успокаивало ее, постепенно все становилось на свое место, обретало
устойчивость, реальность. Прочь, прочь, тяжелые видения! Пусть прошлое
не вернется никогда...
И сколько Макс ни доказывал, что долг есть долг и что он как
коммунист обязан... она не могла так легко бросить все, с чем уже
успела сродниться, и сломя голову ринуться в опасное приключение.
В конце концов договорились, что в Токио она приедет несколько
позже, когда Макс там устроится. Перед расставанием три недели провели
в доме отдыха под Москвой.
В сентябре Макс уехал. Стремясь запутать иностранную
контрразведку, он отправляется сначала во Францию, затем - в Англию,
Австрию, снова возвращается во Францию. Из Гавра на пассажирском
пароходе покидает Европу. Впереди - Америка!
Макс очень волновался. Морская полиция могла задержать и на
пароходе, и при таможенном осмотре в Нью-Йорке. Больше всего пугал
предстоящий визит в германское генеральное консульство на американской
земле: там сидят дотошные немецкие чиновники. Станут наводить справки,
делать запросы, уточнять. Почему уехал из Германии, где пропадал все
последние годы? Не служил ли Макс Клаузен на трехмачтовой шхуне,
которая в 1927 году совершила рейс в Мурманск?.. У фашистов цепкая
память. Макс Клаузен боролся тогда за улучшение социального положения
моряков и был хорошо известен на флоте, в каждом порту его встречали
добрые друзья.
Теперь ему нужно без всяких злоключений пересечь два океана. Два
океана!.. Следует только вдуматься в эти слова... Два океана и целый
материк - Америка... Из Нью-Йорка до Сан-Франциско придется добираться
на поезде. Но об этом пока рано думать. Главное - не вызвать
подозрений у морской полиции.
Бесконечные океанские мили. Клаузен старался отсиживаться в
каюте, ссылаясь на то, что плохо переносит качку. Нашлись
сочувствующие, докучали за обедом, предлагали испытанные средства от
морской болезни. Макс злился, нервничал.
"Я очень боялся, что меня задержат в Нью-Йорке. Но там мне
повезло. Американский чиновник посмотрел мой паспорт, проштамповал его
и вернул". Ему всегда везло, Максу Клаузену. У него была располагающая
внешность. Доверчивый взгляд, ласковая улыбка, естественность во всем.
В германском генеральном консульстве осоловевшие от безделья
чиновники обрадовались земляку-коммерсанту, без всякой канители
оформили документы. Мало ли скитается по белому свету таких вот
предприимчивых немцев, как этот добродушный толстяк Клаузен! Немцы - в
Америке, в Африке, на Яве, в Китае и Японии. Некоторые обосновались на
территории иностранных государств навсегда. Для таких наци даже
придумали специальное название - "фольксдойче".
И наконец - Сан-Франциско, борт парохода "Тацуте мару". Великий,
или Тихий... Испытанный моряк Клаузен с наслаждением дышал океанскими
ветрами. Он повеселел, охотно заводил знакомства и даже в самую
свирепую качку не уходил с палубы. Знакомства пригодятся в Токио. У
коммерсантов своя солидарность, степенный Клаузен им импонировал:
сразу видно - деловой человек, знает цены, разбирается в тарифах!
Давно ли Макс по указанию директора МТС налаживал радиотелефонную
связь между МТС и тракторными бригадами?.. Фотография Макса
красовалась на Доске ударников. Степной городок Красный Кут, села
Гусенбах, Рекорд, Ильинка, Воскресенка, ерики, заросшие молочаем,
бескрайняя ширь, запах спелой пшеницы... А перед глазами встает
вздыбленный тайфунами океан. Гонолулу, остров Оаху и еще какие-то
острова и атоллы, над которыми качаются кокосовые пальмы. Немыслимые
расстояния отделяют его от Анни, от тракторных бригад, от тихого
городка на самом берегу Волги - Энгельса, от всей той жизни, которая
ему, так же как и Анни, пришлась по вкусу... Но как-то получается так,
что всюду, куда бы ни занесла его судьба, он оказывается в своей
стихии и не тужит о прошлом. А вообще-то они с Анни рождены для мирной
тихой жизни.
В Иокогаме на таможне к нему никто не придирался. Вскоре он уже
был в Токио, в отеле "Сано", а вечером, как и положено
добропорядочному немцу, отправился в немецкий клуб поиграть в скат,
выпить кружку пива, закусить сосисками.
Ему не терпелось встретиться с Рихардом. Но до условленного дня -
вторника - было еще далеко, а где находится бар "Гейдельберг" - место
их свидания, Клаузен не знал.
Немецкий клуб располагался неподалеку от гостиницы. От портье
Клаузен узнал, что сегодня там будет большой вечер берлинцев.
Каково же было изумление Макса, когда первым, кого он встретил в
коридоре клуба, был Рихард Зорге! Рихард, во фраке и цилиндре,
изящный, с ослепительной улыбкой, бойко торговал сосисками, зазывал
почтенных гостей. Заметив Макса, он не переменился в лице, а только
раскланялся с ним, как и со всеми, пожал руку, а потом негромко
сказал: "Тебя представит мне третье лицо. Жди". Вскоре президент клуба
действительно представил их друг другу. Улучив минуту, они
договорились, что встречаться будут в ресторане "Фледермаус",
принадлежавшем немцу Бирке. Этот ресторанчик посещала только избранная
публика, немецкий бомонд.
Рихард свел Макса с Вукеличем. На электричке Макс и Бранко
отправились в тот район, где проживали Вукеличи. Двухэтажный типичный
японский дом стоял на горе, и Макс сразу оценил это обстоятельство с
точки зрения радиоспециалиста: наружную антенну можно не устраивать!
Эдит, по обыкновению, встретила гостя не очень дружелюбно.
Радиостанция была развернута на втором этаже. Здесь Клаузен, удивляясь
и радуясь, нашел свой старый передатчик, который монтировал еще в
Китае. Значит, техника действует!
Но был еще один передатчик - громоздкое сооружение ватт на сто,
как догадался Макс - произведение рук незадачливого конструктора
Бернгарда. Этот передатчик следовало немедленно уничтожить! Если такую
махину обнаружит полиция...
Так как Бранко собирался в воскресный день побывать наконец у
священной горы Фудзи и пригласил на экскурсию Макса, то решили
передатчик разобрать, погрузить в два рюкзака, а потом выбросить в
озеро Кавагутиго.
И вот, оставив машину, "туристы", сгибаясь под тяжестью набитых
до отказа рюкзаков, пробирались к озеру. Все шло хорошо. Но дежурному
полицейскому два иностранца показались подозрительными. Он решил их
задержать. "Что в рюкзаках?" Все было кончено... Так, во всяком
случае, думал Макс. Вукелич не потерял хладнокровия. Он уже освоился в
Японии и знал местные порядки. В частности, полицейским строго
воспрещалось распивать спиртное с иностранцами. Вукелич широко
улыбнулся и ответил: "Сакэ, биру..." Он схватил полицейского за рукав
и пытался усадить на траву, как бы для того чтобы распить с ним
бутылочку. Перепуганный полицейский замотал головой и поспешно ушел.
Передатчик бросили в озеро Кавагутиго, близ горы Фудзи. Там он лежит
на дне до сих пор. Рихарду сначала не хотели ничего рассказывать,
боясь его гнева. Но не удержались и рассказали. Зорге рассердился не
на шутку.
Решили смонтировать несколько портативных передатчиков и
приемников, так как сеансы связи в целях безопасности следовало
проводить из разных мест. Такими пунктами для начала должны были стать
квартиры Вукелича, Зорге и самого Клаузена.
Но поскольку Рихард и Макс жили в отелях, то возникла
необходимость перебраться в отдельные домики. Детали для
радиоаппаратуры Макс с большими предосторожностями приобретал в разных
районах Токио и Иокогамы.
Макс приехал в Японию 28 ноября 1935 года. Официально он
зарегистрировался в посольстве как представитель немецких деловых
кругов. Его солидная фигура внушала доверие, он весь был на виду,
аккуратно посещал немецкий клуб и платил взносы. Типичный бюргер
часами в Гонолулу. Прямо на причале гаваянки с горячими глазами, в
ожерельях из красных и белых цветов танцуют хулу. Но эта деланная
экзотика не привлекает внимания Рихарда. Все надоело, все опротивело.
Он больше не верит в экзотику. За внешним весельем, за всеми этими
гирляндами и венками скрывается нищета. Он-то насмотрелся на
"экзотику" в Японии! Его трудно обмануть. Экзотика повсюду покупается
за доллары. В Москву! Очиститься от "экзотики", не видеть
человеческого унижения...
В Нью-Йорке поджидал курьер Центра. Вручил Зорге паспорт с
советской визой. Путь в Москву был открыт!
И он увидел Москву, которую всегда любил неизъяснимой любовью.
Даже там, в Германии, когда он не знал еще этого великого города, он
уже любил его. Он знал Москву по рассказам матери, которая хоть и
бывала в Москве проездом, но сохранила о ней самые живые воспоминания.
Мать так и не смогла освоиться в Берлине. Ее все время тянуло на
родину, и эта тяга передалась Рихарду. Мать всегда имела на него
огромное влияние. Советский Союз для молодого немецкого коммуниста
рисовался обетованной землей. И когда он очутился впервые в Москве, то
почувствовал, что вернулся домой.
Теперь он снова был в Москве, где сосредоточивался основной смысл
его жизни, где жила его любимая, прекрасная Катя, где хранились его
книги и рукописи, где от каждой улицы, от каждого сквера веяло чем-то
волнующе знакомым, родным. Он представлял себя моряком, после долгих и
опасных странствий вернувшимся к тихому очагу. Океанские бури позади.
Люди... Их всех хочется обнять. Они свои, советские.
Москва... Всегда бурная, говорливая, зараженная энтузиазмом
Москва. Знакомый бой курантов. И это рядом, вот здесь, перед тобой.
Сколько раз доносился он сквозь эфирные ветры к Рихарду, склоненному
над приемником в конспиративной квартире Вукелича...
Арбат, Никитские ворота, Нижне-Кисловский переулок... Рихард
дома. Счастливые заплаканные глаза Кати, ее лицо (как он считал -
"античное лицо"), косы, знакомые руки...
Это было 25 июля 1935 года.
Наконец-то Зорге мог насладиться покоем, семейным счастьем,
пожить настоящей (не придуманной!) жизнью. Отсюда, из квартиры на
Нижне-Кисловском, Япония казалась бесконечно далекой, нереальной. На
заводе "Точизмеритель" Кате дали отпуск. Катя уже бригадир. Получает
четыреста рублей.
Они сидят на диване. Уютно светит лампа под зеленым абажуром.
Здесь все просто, даже бедновато. Небольшой шкаф, в котором книги
Рихарда: драмы Лессинга, Гете, Шиллер, Кант; из новых - Маяковский,
Фурманов. Тут же труды самого Рихарда. Он вынимает томик Маяковского.
Ведь для себя неважно
и то, что бронзовый,
и то, что сердце - холодной железкою...
Из книги выпадает черновик какого-то документа. Рихард читает:
"Москва, 12 апреля 1926 года. Краснопресненскому районному комитету
ВКП(б).
Дорогие товарищи!
Клуб немецких коммунистов создал недавно пионерскую организацию
из немецких детей. В этой работе нам обязательно нужна ваша помощь,
причем не только в форме указаний, циркуляров и т. д., но и в
отношении кадров. Поэтому мы просим вас по возможности прислать нам
товарища, хорошо знающего пионерскую работу и владеющего немецким
языком.
С коммунистическим приветом
Зорге".
Глаза Рихарда увлажняются. Они мечтают с Катей о том времени,
когда у них будут дети. Ика хочет иметь детей. Его идеал - стать
добрым семьянином, заняться наукой, написать солидные труды об
азиатских странах, воспитывать детей, быть всегда рядом с милой Катей.
Они придумывают имя будущему ребенку. "Помнишь ли ты еще наш уговор
насчет имени? - напишет он после отъезда из Москвы. - С моей стороны я
хотел бы изменить этот уговор таким образом: если это будет девочка,
она должна носить твое имя. Во всяком случае, имя с буквы "К". Я не
хочу другого имени, если даже это будет имя моей сестры, которая
всегда ко мне хорошо относилась.
Или же дай этому новому существу два имени, одно из них
обязательно должно быть твоим.
Пожалуйста, выполни мое желание, если речь будет идти о девочке.
Если же это будет мальчик, то ты можешь решить вопрос о его имени с
В.".
С Екатериной Александровной Максимовой Зорге познакомился еще до
своей поездки в Китай. Сначала Катя давала ему уроки русского языка,
которым Рихард в ту пору владел не совсем хорошо. Они подружились.
Дружба переросла в любовь. Он стал частым гостем в ее полуподвальной
квартире на Нижне-Кисловском.
Родственники Кати жили в Петрозаводске. Мать, два брата, три
сестры. Она все время переписывалась с сестрами. Зорге так и не
довелось повидать ее сестер Марию и Татьяну, которых Катя особенно
любила. Катя была незаурядной девушкой. Несколько лет назад она
окончила Ленинградский институт сценического искусства. Быстро пришел
успех. Затем - поездка в Италию, на Капри. Умер артист, человек, к
которому Екатерина Александровна была привязана, ценила его талант.
Эта трагедия повлияла на нее неожиданным образом: она отказалась от
сцены и ушла на завод. Работала аппаратчицей на заводе
"Точизмеритель"; назначили бригадиром, прочат в начальники цеха.
Впервые Рихард испытал глубокое чувство. Он встретил девушку,
которая понимала его. Литература, искусство, музыка - вот сфера, в
которой оба растворялись во время коротких встреч. Случалось, вместе
заходили в букинистические магазины, отыскивали какую-нибудь редкую
книгу. Мир книг был их миром.
Катя понимала: Рихард - человек особой судьбы. Но даже после
трехлетней разлуки, когда он работал там, в Китае, любовь Кати к нему
не стала меньше. Эта любовь прошла все испытания.
Они поженились в первый же день, как только Рихард вернулся из
Китая и появился на Нижне-Кисловском. В феврале 1933 года. Теперь вот
снова они вместе.
Короткое счастье... Один раз они в специальной машине поехали за
город, забирались в лесные чащобы, купались; забыв обо всем на свете,
ощущали радость бытия, говорили друг другу нежные слова, клялись в
верности, мечтали о будущем. Быть вместе, всегда быть вместе... Разве
они не заслужили этого права?.. Все еще впереди, жизнь еще расцветет
невиданными цветами, и "старый ворон" (как она в шутку называет его)
еще расправит крылья, поднимется в иные высоты...
Зорге в кабинете начальника Разведывательного управления комкора
Урицкого. Подготовлен обстоятельный доклад о деятельности организации.
Урицкий остался доволен докладом. Он еще раз подчеркнул, что главные
усилия Зорге должен направлять на выявление замыслов фашистской
Германии в отношении СССР. Посоветовал Рихарду вступить в нацистскую
партию.
Семен Петрович Урицкий устроил небольшой обед, и здесь Зорге
встретился с Максом Клаузеном. Да, старые друзья вновь повстречались.
В августе 1933 года Клаузен и Анна приехали из Китая в Москву.
После переподготовки в спецшколе они получили отпуск на шесть недель и
провели его на черноморском курорте, в Одессе. Это было счастливое
время. Оба хорошо отдохнули. А потом в конспиративных целях весной
1934 года обоих направили в Красный Кут, где в то время проживало
много немцев. Среди них Макс и Анна затерялись. Жили они под
вымышленной фамилией Раутман. Скучая без дела, Макс устроился в МТС
слесарем. Работа была по душе. В этом же месте работал товарищ Макса
по Китаю Генрих Шюрманн. Он-то и намекнул директору МТС, что Макс
немного разбирается в радио. Директор Касаткин возликовал, вызвал
Макса и поручил привести в порядок шесть политотдельских радиостанций
и наладить связь между бригадами и МТС. Макс с головой окунулся в
работу. Кроме того, он построил в МТС настоящий радиоузел,
сконструировал более мощный передатчик на ультракоротких волнах.
Директор потирал руки. Он понял, что Макс для МТС - сокровище. Весть о
делах Макса дошла до секретаря обкома в городе Энгельсе. Макса вызвали
в Энгельс и предложили взять на себя организацию радиотелефонной связи
во всех колхозах и совхозах.
Макс с удовольствием принял предложение. Теперь он стал важным
начальником, в его распоряжение выделили целую армию молодых
радиолюбителей и техников. Макс расцвел, округлился. Анна была в
восторге от новой жизни.
И неожиданно весной 1935 года секретарь обкома лично приехал из
Энгельса в Красный Кут. Макса вызвали в кабинет директора МТС,
показали телеграмму из Москвы, согласно которой он должен был
немедленно выехать в столицу. Макс рассердился, заявил, что тут ему
нравится и он никуда не поедет. Секретарь обкома обрадовался и сказал,
что сделает все возможное, чтобы оставить Макса здесь. Но через неделю
пришла правительственная телеграмма за подписью Ворошилова: Максу
предписывалось немедленно явиться в Москву. Тут уже секретарь обкома
только развел руками: откуда он мог знать, что Макс - такая важная
персона. Если слесаря вызывает нарком...
Анна осталась в Красном Куге сторожить свое хозяйство.
...Урицкий говорил о двух очагах агрессии и назревающей мировой
войне. Гитлеровцы с полного одобрения Англии и Франции расторгли все
военные статьи Версальского договора, замышляют нападение на Советский
Союз. Совсем недавно в Германии принят "Закон о военной службе",
согласно которому военнообязанными считаются все лица мужского пола от
18 до 45 лет. Уже создано 36 дивизий, численность армии перевалила за
250 тысяч человек, Германия располагает 1000 военных самолетов и
приступила к созданию крупного военно-морского флота; большое внимание
уделяется строительству подводных лодок. Между нацистами и Англией
заключено секретное соглашение, поощряющее гонку военно-морских
вооружений в Германии. Гитлер намеревается осуществить аншлюс, то есть
захват Австрии. Советское правительство обеспокоено стремлением
Гитлера сколотить блок агрессоров. Намечается сближение фашистской
Германии с фашистской Италией. Сговору Германии с Японией пока мешает
столкновение экономических интересов в Китае, но как будут развиваться
взаимоотношения этих стран дальше, и надлежит выяснить организации
Зорге. Борьба империалистических государств за колонии, за рынки сбыта
и сферы приложения капитала на Дальнем Востоке носит особенно
ожесточенный характер. Следует помнить, что японские войска уже вышли
к границам Советского Союза. Империалисты западных держав не
сомневаются, что Япония, оккупировав северо-восточные провинции Китая,
начнет войну с Советским Союзом. Нужно во что бы то ни стало отвести
возможность войны между Японией и СССР!
В Москве не так давно проходил VII конгресс Коминтерна, который
призвал трудящихся всего мира преградить дорогу фашизму, создать
широкий антифашистский Народный фронт. Рихард мог бы встретить старых
немецких друзей по подпольной работе в Германии, но он не имел права
рисковать, а потому следил за работой конгресса по газетам. Друзья...
Они были во всех уголках мира, на всех континентах и архипелагах.
Разговор с Урицким четко определял направление всей последующей
работы. Необходимо знать о каждом шаге фашистской Германии, более
активно использовать сотрудников германского посольства; нужно
бдительно следить за развитием германо-японских отношений, так как
несомненно, что эти отношения с каждым годом будут укрепляться:
Германия ищет партнеров, сообщников. Что же касается собственно
Японии, то...
"В 1935 году в Москве я и Клаузен получали напутственное слово
начальника Разведывательного управления генерала Урицкого. Генерал
Урицкий дал указание в том смысле, чтобы мы своей деятельностью
стремились отвести возможность войны между Японией и СССР. И я,
находясь в Японии и посвятив себя разведывательной деятельности, с
начала до конца твердо придерживался этого указания..."
После инструктажа Зорге свел Макса с Эрной и Бернгардом, которые
рассказали, в какой обстановке придется работать радисту в Токио.
С тяжелыми чувствами покидал Рихард Москву. Кате сказал, что
через год-два вернется и больше не оставит ее одну. Откуда ему было
знать, что они не встретятся больше никогда?.. И все же он был
счастлив, что целых три недели провел в Советском Союзе. К сожалению,
так и не удалось повидаться с Берзиным: он в это время находился в
Особой Краснознаменной Дальневосточной армии, его назначили
заместителем командующего Блюхера.
Прощай, Москва... Последний раз пришел он на Красную площадь,
постоял с обнаженной головой у Мавзолея Ленина. Именно отсюда, от
Красной площади, начинался героический путь Рихарда Зорге. Что бы там
ни было впереди, но сердцем он всегда был здесь. Здесь была подлинная
родина всех коммунистов земли. На память пришли строки поэта:
...Я себя под Лениным чищу,
чтобы плыть
в революцию дальше...
16 августа 1935 года Зорге покинул Советский Союз.
Прежде чем попасть в Японию, требовалось заглянуть в фашистскую
Германию.
Берлин. Сумрачный, зловещий. Здесь Рихарду пришлось иметь дело с
полковниками и генералами - друзьями Отта, а также с однокашниками фон
Дирксена - чиновниками министерства внутренних дел. Нацистский
пресс-клуб встретил его с помпой. Начались вечера, попойки, заключение
контрактов с газетами и журналами.
Аккуратный Берлин, каким его помнил Рихард, выглядел теперь
каким-то запущенным, грязным; ветер носил по пустынным улицам обрывки
газет. Жизнь словно замерла, притаилась, ушла в подполье. Только стук
кованых солдатских сапог. Марширующая Германия. Стальные каски,
надвинутые на лоб, откровенная черная свастика на рукаве Гитлера. Еще
жив Гинденбург, и фюрер покровительственно похлопывает его по
высохшему плечу. Но Зорге знал, что, несмотря на жесточайший террор,
здесь продолжают действовать Коммунистическая партия и антифашистские
группы Сопротивления.
Очутившись в самом логове врага, Зорге должен был очень искусно и
осмотрительно играть роль нацистского борзописца. На этот раз он
превзошел самого себя, удостоился особого внимания министра
иностранных дел Нейрата, а также высоких чинов военной авиации.
Намечался перелет из Германии в Токио на первом "юнкерсе". Зорге,
как видному журналисту, предложили принять участие в перелете. Рихард
не удержался от искушения. Тут были опасность, риск, а кроме того,
выигрыш во времени. Он согласился. Сперва лететь собирался специальный
посланник германского министерства иностранных дел Шмиден. Но потом,
поразмыслив, он решил отправиться в Токио обычным путем: ведь
неизвестно, чем закончится перелет. Посланник даже обрадовался тому,
что подвернулся этот знаменитый журналист. Пусть летит. Отступление
Шмидена останется незамеченным. Он объяснил Рихарду: когда едешь с
важной миссией, то уж лучше не рисковать. "Я кое-что слышал, -
отозвался разведчик. - Но к сожалению, не посвящен в детали. Впрочем,
это уже не имеет значения". Шмидену, конечно, благоразумнее было бы
оставаться в Берлине - в Японии сейчас адская жара. "Осима - колпак -
вот что я вам скажу! - выпалил Шмиден. - Из-за несговорчивости этого
колпака я вынужден проделывать все эволюции. Видите ли, он требует,
чтобы мы отозвали советников из китайской армии и прекратили поставки.
Какая наглость! В самом начале переговоров ставить условия. Но они
плохо знают Риббентропа..." "Я буду в Токио раньше вас и подготовлю
почву", - пообещал Зорге безразличным тоном. Шмиден видел в журналисте
своего поля ягоду и не стеснялся проявлять благородное негодование.
Ведь переговоры носили неофициальный характер, но многие в МИДе о них
знали.
А Зорге кипел от возбуждения: в Берлине ведутся секретные
переговоры между военным атташе Японии Осимой и Риббентропом! Если бы
вернуться в Москву... И этому тупице Шмидену поручили уламывать
японское правительство!.. Можно задохнуться от ярости и от
собственного бессилия. Скорее, скорее в Токио!.. Там найдется способ
сообщить обо всем Центру. Старая нацистская сорока Шмиден...
Разведчику казалось, что самолет не летит, а ползет.
На первом "юнкерсе" Зорге является в Токио. Он почти национальный
герой. О нем шумят газеты, его встречают цветами. Посланец Геринга...
Вскоре Зорге стал кандидатом в члены нацистской партии.
Когда в Японию наконец-то прибыл специальный посланник Шмиден,
они встретились с Рихардом как старые, добрые друзья. В присутствии
фон Дирксена стали вспоминать берлинские дни, проведенные в компании
высоких чинов.
Посол слушал внимательно, а про себя решил, что настала пора
привлечь корреспондента к более тесному сотрудничеству в посольстве.
Простившись с Рихардом, Макс Клаузен вернулся в Красный Кут,
чтобы уволиться и забрать Анну.
Анна запротестовала: она никуда не хочет уезжать! Ей нравится в
степном краю. Спокойствие, тишина. Завелось кое-какое хозяйство: овцы,
куры, которых дали от МТС. Чего еще? В годы неустроенной шанхайской
жизни именно так рисовалась ей семейная идиллия. И теперь не верилось,
что нужно снова возвращаться в мир, полный опасностей, где все
держится на каких-то случайностях, где само существование
представляется непрочным, зыбким. Когда людям под сорок, они должны
позаботиться о тихом пристанище, осесть на одном месте. Ее долго
преследовали кошмарные сны: пустынные, словно вымершие, улицы Шанхая,
Мукдена, Кантона; воронье, а на деревьях висят обезглавленные люди...
Она заново переживала ужасы прежней жизни, просыпалась в ознобе, а
потом до утра лежала с открытыми глазами. Мирное блеяние овец
успокаивало ее, постепенно все становилось на свое место, обретало
устойчивость, реальность. Прочь, прочь, тяжелые видения! Пусть прошлое
не вернется никогда...
И сколько Макс ни доказывал, что долг есть долг и что он как
коммунист обязан... она не могла так легко бросить все, с чем уже
успела сродниться, и сломя голову ринуться в опасное приключение.
В конце концов договорились, что в Токио она приедет несколько
позже, когда Макс там устроится. Перед расставанием три недели провели
в доме отдыха под Москвой.
В сентябре Макс уехал. Стремясь запутать иностранную
контрразведку, он отправляется сначала во Францию, затем - в Англию,
Австрию, снова возвращается во Францию. Из Гавра на пассажирском
пароходе покидает Европу. Впереди - Америка!
Макс очень волновался. Морская полиция могла задержать и на
пароходе, и при таможенном осмотре в Нью-Йорке. Больше всего пугал
предстоящий визит в германское генеральное консульство на американской
земле: там сидят дотошные немецкие чиновники. Станут наводить справки,
делать запросы, уточнять. Почему уехал из Германии, где пропадал все
последние годы? Не служил ли Макс Клаузен на трехмачтовой шхуне,
которая в 1927 году совершила рейс в Мурманск?.. У фашистов цепкая
память. Макс Клаузен боролся тогда за улучшение социального положения
моряков и был хорошо известен на флоте, в каждом порту его встречали
добрые друзья.
Теперь ему нужно без всяких злоключений пересечь два океана. Два
океана!.. Следует только вдуматься в эти слова... Два океана и целый
материк - Америка... Из Нью-Йорка до Сан-Франциско придется добираться
на поезде. Но об этом пока рано думать. Главное - не вызвать
подозрений у морской полиции.
Бесконечные океанские мили. Клаузен старался отсиживаться в
каюте, ссылаясь на то, что плохо переносит качку. Нашлись
сочувствующие, докучали за обедом, предлагали испытанные средства от
морской болезни. Макс злился, нервничал.
"Я очень боялся, что меня задержат в Нью-Йорке. Но там мне
повезло. Американский чиновник посмотрел мой паспорт, проштамповал его
и вернул". Ему всегда везло, Максу Клаузену. У него была располагающая
внешность. Доверчивый взгляд, ласковая улыбка, естественность во всем.
В германском генеральном консульстве осоловевшие от безделья
чиновники обрадовались земляку-коммерсанту, без всякой канители
оформили документы. Мало ли скитается по белому свету таких вот
предприимчивых немцев, как этот добродушный толстяк Клаузен! Немцы - в
Америке, в Африке, на Яве, в Китае и Японии. Некоторые обосновались на
территории иностранных государств навсегда. Для таких наци даже
придумали специальное название - "фольксдойче".
И наконец - Сан-Франциско, борт парохода "Тацуте мару". Великий,
или Тихий... Испытанный моряк Клаузен с наслаждением дышал океанскими
ветрами. Он повеселел, охотно заводил знакомства и даже в самую
свирепую качку не уходил с палубы. Знакомства пригодятся в Токио. У
коммерсантов своя солидарность, степенный Клаузен им импонировал:
сразу видно - деловой человек, знает цены, разбирается в тарифах!
Давно ли Макс по указанию директора МТС налаживал радиотелефонную
связь между МТС и тракторными бригадами?.. Фотография Макса
красовалась на Доске ударников. Степной городок Красный Кут, села
Гусенбах, Рекорд, Ильинка, Воскресенка, ерики, заросшие молочаем,
бескрайняя ширь, запах спелой пшеницы... А перед глазами встает
вздыбленный тайфунами океан. Гонолулу, остров Оаху и еще какие-то
острова и атоллы, над которыми качаются кокосовые пальмы. Немыслимые
расстояния отделяют его от Анни, от тракторных бригад, от тихого
городка на самом берегу Волги - Энгельса, от всей той жизни, которая
ему, так же как и Анни, пришлась по вкусу... Но как-то получается так,
что всюду, куда бы ни занесла его судьба, он оказывается в своей
стихии и не тужит о прошлом. А вообще-то они с Анни рождены для мирной
тихой жизни.
В Иокогаме на таможне к нему никто не придирался. Вскоре он уже
был в Токио, в отеле "Сано", а вечером, как и положено
добропорядочному немцу, отправился в немецкий клуб поиграть в скат,
выпить кружку пива, закусить сосисками.
Ему не терпелось встретиться с Рихардом. Но до условленного дня -
вторника - было еще далеко, а где находится бар "Гейдельберг" - место
их свидания, Клаузен не знал.
Немецкий клуб располагался неподалеку от гостиницы. От портье
Клаузен узнал, что сегодня там будет большой вечер берлинцев.
Каково же было изумление Макса, когда первым, кого он встретил в
коридоре клуба, был Рихард Зорге! Рихард, во фраке и цилиндре,
изящный, с ослепительной улыбкой, бойко торговал сосисками, зазывал
почтенных гостей. Заметив Макса, он не переменился в лице, а только
раскланялся с ним, как и со всеми, пожал руку, а потом негромко
сказал: "Тебя представит мне третье лицо. Жди". Вскоре президент клуба
действительно представил их друг другу. Улучив минуту, они
договорились, что встречаться будут в ресторане "Фледермаус",
принадлежавшем немцу Бирке. Этот ресторанчик посещала только избранная
публика, немецкий бомонд.
Рихард свел Макса с Вукеличем. На электричке Макс и Бранко
отправились в тот район, где проживали Вукеличи. Двухэтажный типичный
японский дом стоял на горе, и Макс сразу оценил это обстоятельство с
точки зрения радиоспециалиста: наружную антенну можно не устраивать!
Эдит, по обыкновению, встретила гостя не очень дружелюбно.
Радиостанция была развернута на втором этаже. Здесь Клаузен, удивляясь
и радуясь, нашел свой старый передатчик, который монтировал еще в
Китае. Значит, техника действует!
Но был еще один передатчик - громоздкое сооружение ватт на сто,
как догадался Макс - произведение рук незадачливого конструктора
Бернгарда. Этот передатчик следовало немедленно уничтожить! Если такую
махину обнаружит полиция...
Так как Бранко собирался в воскресный день побывать наконец у
священной горы Фудзи и пригласил на экскурсию Макса, то решили
передатчик разобрать, погрузить в два рюкзака, а потом выбросить в
озеро Кавагутиго.
И вот, оставив машину, "туристы", сгибаясь под тяжестью набитых
до отказа рюкзаков, пробирались к озеру. Все шло хорошо. Но дежурному
полицейскому два иностранца показались подозрительными. Он решил их
задержать. "Что в рюкзаках?" Все было кончено... Так, во всяком
случае, думал Макс. Вукелич не потерял хладнокровия. Он уже освоился в
Японии и знал местные порядки. В частности, полицейским строго
воспрещалось распивать спиртное с иностранцами. Вукелич широко
улыбнулся и ответил: "Сакэ, биру..." Он схватил полицейского за рукав
и пытался усадить на траву, как бы для того чтобы распить с ним
бутылочку. Перепуганный полицейский замотал головой и поспешно ушел.
Передатчик бросили в озеро Кавагутиго, близ горы Фудзи. Там он лежит
на дне до сих пор. Рихарду сначала не хотели ничего рассказывать,
боясь его гнева. Но не удержались и рассказали. Зорге рассердился не
на шутку.
Решили смонтировать несколько портативных передатчиков и
приемников, так как сеансы связи в целях безопасности следовало
проводить из разных мест. Такими пунктами для начала должны были стать
квартиры Вукелича, Зорге и самого Клаузена.
Но поскольку Рихард и Макс жили в отелях, то возникла
необходимость перебраться в отдельные домики. Детали для
радиоаппаратуры Макс с большими предосторожностями приобретал в разных
районах Токио и Иокогамы.
Макс приехал в Японию 28 ноября 1935 года. Официально он
зарегистрировался в посольстве как представитель немецких деловых
кругов. Его солидная фигура внушала доверие, он весь был на виду,
аккуратно посещал немецкий клуб и платил взносы. Типичный бюргер