ВОЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ СССР
МОСКВА.1965
В книге об отважном советском разведчике Рихарде Зорге рисуется
обстановка целого десятилетия (1934-1944 гг.), в которой действовала
антифашистская организация Рихарда Зорге, защищавшая интересы
Советской страны.
Автор на основе документального материала показывает
драматические ситуации разведывательной деятельности этой организации
в Японии, создает яркий образ бесстрашного человека, кристально
чистого коммуниста, патриота нашей Родины - Рихарда Зорге.
Эта книга - результат усилий не только автора М. Колесникова, но
и целого коллектива журналистов, переводчиков, работников архивов.
Использованы воспоминания соратников Зорге, людей, близко знавших его.
Издательство просит читателей присылать свои отзывы об этой книге
и предложения по адресу:
Москва, К-160, Военное издательство.
Чиновники немецкого посольства в Токио переживали трудные дни:
всего несколько месяцев назад президент Германии Гинденбург назначил
рейхсканцлером Гитлера - "богемского ефрейтора", "маляра из Браунау",
человека с весьма сомнительным прошлым, который до весны 1932 года не
был даже немецким гражданином. Веймарская республика пала, к власти
пришли наци.
В затхлый мирок посольства и всей немецкой колонии ворвалось
что-то тревожащее, грозное. Вести приходили чудовищные: поджог
рейхстага; в тюрьмы и концентрационные лагеря брошено почти семьдесят
тысяч граждан; Гитлер наделен чрезвычайными полномочиями; все партии,
кроме национал-социалистской, запрещены; на площади Оперы в Берлине
сожжены сотни тысяч книг...
Отсюда, из Японии, казалось, что там, в Берлине, все сошли с ума.
События развивались с ужасающей стремительностью. На приеме,
организованном для аккредитованных в Германии американских и
английских журналистов, Гитлер открыто заявил, что между коммунизмом и
Германией не может быть компромисса и что Германия будет целиком
занята поисками "жизненного пространства" на востоке Европы. Розенберг
помчался в Лондон и на интимном обеде, устроенном в его честь
консерваторами, изложил план "уничтожения большевиков с полного
одобрения и по поручению Европы".
Но больше всего сотрудников посольства встревожили слова Геринга,
заявившего не так давно в прусском ландтаге: "Кто завоевал должности,
тот и будет ими владеть!" Сказано прямолинейно. Распространяется ли
заявление на чиновников министерства иностранных дел? Каждый
беспокоился лично за себя, за свое местечко. Над Токио дрожит
синее-синее небо, курортный сезон в разгаре; в воскресные дни почти
вся немецкая колония выезжает на фешенебельный морской курорт
Камакуру. И даже как-то не верится, что там, в фатерланде... Напрасно
посол доктор Герберт фон Дирксен старался успокоить приунывших
чиновников. Никто не чувствовал твердой почвы под ногами. Даже сам фон
Дирксен.
Немецкая колония в Токио насчитывала около двух тысяч человек.
Кроме посольских сюда входили представители различных германских фирм,
например служащие фирмы "Иллиенс и Кo", владельцы ресторанов и кабаре,
дельцы, коммивояжеры, врачи, семьи офицеров, стажирующихся в японских
войсках, работники торгпредства, сотрудники Германского
информационного агентства - ДНБ.
Вся эта разношерстная публика разделилась на три лагеря: на
скептиков и хулителей нового режима, на нейтральных и на откровенно
фашиствующих. Последние превратили ранее безобидный немецкий клуб,
какие создаются в любом иностранном государстве, где оказываются
вместе хотя бы три немца, в центр идеологической обработки членов
колонии, стали устраивать здесь собрания, вечера. Прежний уют в клубе,
когда можно было, не задумываясь о политике, пить пиво, есть сосиски и
неторопливо играть в скат, растворился в истерических выкриках наци, в
шумных партийных сборищах.
Иногда из Нагои приезжал в Токио проведать жену стажер германской
армии в японских войсках некто подполковник Эйген Отт. Для всех он был
загадочной фигурой. Говорили, якобы Отта прочат в помощники военного
атташе, что было маловероятно, так как армейский офицер есть армейский
офицер, и дипломат из него, разумеется, не получится. В Японию Эйген
Отт приехал не так давно. Оставил молодую жену под присмотром
посольских дам, а сам помчался в Нагою в артиллерийский полк исполнять
воинский долг. Когда в воскресные дни Отт делал набеги на Токио, то
сильно напивался, поносил "богемского ефрейтора" и старался вызвать на
откровенность других. Его сторонились, не без основания считая
абверовцем - военным разведчиком. Да и кем еще мог быть стажер в
иностранных войсках? Он сам распустил о себе слух, что будто бы
высокопоставленные покровители из генерального штаба постарались
отправить его подальше от третьего рейха, спасая от возможных
неприятностей. Но в это мало кто верил. Каждый держал язык за зубами,
не зная, как повернутся события. Информации английских, французских и
американских газет и верили и не верили. Газеты третьего рейха
изображали все события в радужных тонах. Всех приезжающих из Германии
в посольстве встречали с болезненным интересом. Хотелось получить
новости из первых рук, расспросить очевидца.
Вот почему, когда 6 сентября 1033 года в строгих залах
посольского особняка появился прибывший "оттуда" аккредитованный в
Японии корреспондент германских газет "Франкфуртер цейтунг", "Берзен
курир" и голландской "Амстердам хандельсблад" Рихард Зорге, доктор
государственно-правовых наук, все потеряли дипломатическую
сдержанность. Всего несколько часов назад корреспондент сошел с
океанского лайнера в Иокогамском порту, а очутившись в Токио, конечно
же, первым делом направился в германское посольство, чтобы официально
зарегистрироваться. Он вовсе и не ожидал, что к его скромной особе
будет проявлен столь бурный интерес. Впрочем, он скоро сообразил, что
сотрудников интересует не его особа, а события на родине. Посыпались
вопросы. Некоторые носили явно провокационный характер. Зорге отвечал
спокойно, обстоятельно. В фатерланде ничего особенного не произошло,
все остается по-прежнему. Стоит ли придавать значение мелким
беспорядкам, которые неизбежны в подобной ситуации?..
Он был высок, строен, красив, одет со вкусом, этот доктор Зорге.
Все изобличало в нем человека утонченного, воспитанного. Он не
старался произвести эффект, оглушить сенсацией. Но каждое слово его
звучало весомо, угадывалась широкая осведомленность; даже неискушенный
мог догадаться, что послан он сюда не случайно и, возможно, с особыми
полномочиями. Не навязчиво, не прямолинейно, а своим рассудительным
тоном, рассказами о пустячках из быта третьего рейха, мягким юмором,
которым была окрашена его речь, он сумел внести успокоение в массу
посольских чиновников.
Зорге сразу разгадал этих людей: они придавлены страхом. И
теперь, после расспросов, каждый решил, что в Токио приехал очень
обаятельный, милый человек. Голубые глаза его с прищуром смотрят
весело, уверенно, движения неторопливы, скупы. Так может вести себя в
незнакомой обстановке только сильный человек, хозяин положения. Да он
и был хозяином положения, так как знал, с кем имеет дело: все те же
немецкие чиновники, зараженные великогерманской амбицией, реакционные,
агрессивные, трусливые и аполитичные приспособленцы, соглашатели. А
беспринципность, соглашательство, приспособленчество, как известно,
синонимы слова "оппортунизм". Позже бывший германский дипломат В.
Путлиц охарактеризует этих людей так: "Среди всего чиновничества
Веймарской республики не было группы более далекой по своим взглядам
от общественного развития и потому более подверженной оппортунизму,
чем высшее чиновничество министерства иностранных дел".
Приглашенный послом Дирксеном в кабинет, корреспондент Зорге
заговорил более откровенно. Он извлек из кармана рекомендательные
письма в министерство иностранных дел Японии, визированные крупными
чиновниками японского посольства в США. Среди документов были
рекомендации к высокопоставленным японским дипломатам Тосио Сиратори и
Кацудзи Дебути. Дирксену этого было больше чем достаточно. Зорге
коротко изложил цель своего приезда в Японию: ему как журналисту
надлежит установить самый тесный контакт с японским МИДом. Германскому
правительству нужна обстоятельная информация о политических
настроениях в Японии по всем каналам, и тут газетчикам принадлежит не
последнее слово. Очень тонко, почти иносказательно, Зорге намекнул на
возможность в ближайшее время более тесных отношений между третьим
рейхом и страной восходящего солнца.
Когда посол стал расспрашивать о Берлине, Зорге попытался придать
объективность своему рассказу, объясняя действия нацистов
необходимостью. Потом показал еще один документ: справку,
подтверждающую чистокровное арийское происхождение гражданина третьего
рейха Рихарда Зорге. Вскользь заметил: готовится закон,
устанавливающий, что заниматься журналистикой и вообще литературной
деятельностью могут лишь лица арийского происхождения, имеющие
немецкое гражданство. Да, об этом он слышал от начальника прессы
имперского правительства Функа. Случилось так, что перед отъездом
Зорге в Японию нацистский пресс-клуб в Берлине дал в честь его обед,
на котором присутствовали Функ, Геббельс и начальник иностранного
отдела нацистской партии Боле.
Нет, доктор Зорге не хвастал высокими знакомствами. Он упомянул о
них лишь для того, чтобы лучше передать атмосферу в Берлине, и посол
это понял. Он знал, что глава министерства пропаганды Геббельс
благоволит к "Франкфуртер цейтунг", а Зорге был представителем этой
газеты и тем самым как бы возвышался над другими немецкими
борзописцами, входящими в ДНБ. Фон Дирксен понял, что имеет дело не с
рядовым журналистом, а с человеком, которого считают своим в
правительственных кругах, с человеком широко информированным. Как о
чем-то общеизвестном, Зорге говорил о поездке Розенберга в Лондон, о
встрече Гитлера с американскими банкирами Олдричем и Манком,
состоявшейся месяц назад.
На Дирксена Зорге произвел выгодное впечатление. Посол
посоветовал ему наведываться иногда в посольство и к нему лично. Для
начала Зорге получил приглашение на обед.
А впереди были визиты руководителю ДНБ, представителям служб
информации различных министерств, знакомства с иностранными
пресс-атташе, пресс-конференции...
Вернувшись в номер гостиницы "Мегуро", Зорге глубоко задумался.
На размышления навел маленький обрывок газеты: в номере кто-то
побывал, кто-то рылся в чемоданах немецкого журналиста. Старались не
оставить следов. Но они, по-видимому, не догадывались, что имеют дело
с человеком обостренной наблюдательности. Дорожный транк-чемодан
вскрывали. Оторвался маленький кусочек газеты, которой были прикрыты
вещи. Кто-то интересовался содержимым транка. Кто?..
За годы разведывательной службы Рихард привык наблюдать за собой
как бы со стороны. Так было в Шанхае, так было в нацистской Германии.
Теперь, стоя у открытого окна, он анализировал каждый свой шаг за
сегодняшний день. Достаточно ли естественно вел он себя?
Естественность и простоту Зорге считал нормой поведения разведчика. Он
ненавидел всякую таинственность. Его можно было бы уподобить
ученому-натуралисту, который во всеоружии современных знаний
отправляется в дикие джунгли, где на каждом шагу подстерегает
опасность. Он с полным правом мог сказать о себе: "Во мне проснулась
страсть исследователя, страсть, которая уже больше никогда не покидала
меня". Да он и был ученым, исследователем. Только ему всегда
приходилось пробираться через самые опасные джунгли - через джунгли
запутанных человеческих отношений. Здесь каждый неверный шаг может
привести к катастрофе. Нужна особая бдительность, мозг должен
бодрствовать беспрестанно.
Да, сегодня корреспондент Зорге вел себя весьма естественно. С
фон Дирксеном проявлял холодную, сдержанную откровенность. Он понял
этого чопорного, суховатого чиновника. С таким следует вести себя
осмотрительно, ненавязчиво. Доктор Дирксен и доктор Зорге уже почти
нашли общий язык, но до их сближения еще далеко. Инициатива должна
всегда исходить от доктора Дирксена, доктору Зорге остается терпеливо
ждать. Доктор Дирксен неизбежно придет к Рихарду Зорге, в противном
случае советскому военному разведчику нечего делать в немецком
посольстве. Но путь к черствому сердцу посла очень извилист, полон
препятствий. Старый оппортунист не имеет прочных политических
убеждений. Во имя карьеры и обеспеченной жизни он готов служить кому
угодно, будь то Гинденбург или же наци. Наци оказались сильнее - и
Дирксен целиком на их стороне. Япония ему надоела, он мечтает о
Европе. Но час его еще не настал.
До приезда Рихарда Зорге в Японию Дирксен не имел о нем ни
малейшего представления - и в этом была слабость посла. Советский
разведчик заблаговременно изучил досье на Дирксена, знал, с кем
придется иметь дело, - и в этом была сила Зорге. Он изучал посла, как
изучают инфузорию под микроскопом.
Начало как будто неплохое. И все же ощущение неблагополучия,
тайной опасности не покидало Рихарда. Час назад он пережил сильное
нервное потрясение: повстречался с женой стажера Отта. Лицо показалось
знакомым. "Рихард Зорге! - воскликнула она. - Какими судьбами? Вы
нисколько не изменились..." Эту даму он, в самом деле, встречал раньше
в Германии. Тогда она строила из себя "красную", а теперь вышла замуж
за абверовца. "Вы ошиблись, фрау Отт, я все-таки сильно изменился, -
сказал Рихард сурово. - Мои старые добрые друзья Геббельс и Функ
наконец-то нашли достойное применение моим способностям: я
аккредитован здесь от "Франкфуртер цейтунг"!" Она побледнела.
По-видимому, решила, что раньше, в те смутные годы, Зорге был
провокатором в рабочей организации. Теперь, очутившись здесь, он может
припомнить все, что она тщательно скрывала даже от мужа. Наконец она
справилась с минутной растерянностью, протянула руку и произнесла
кокетливо: "Надеюсь, мы останемся приятелями. Пусть прошлое останется
прошлым. Стоит ли его ворошить?.." Он пожал эту маленькую холодную
руку, улыбнулся, пообещал: "На меня можете положиться. Жизнь - сложная
штука".
С фрау Отт все как будто улажено. Намечается еще одно знакомство.
Как к нему отнестись?
Сегодня секретарь посольства фрейлейн Гааз что-то пристально
вглядывалась в лицо Рихарда. Уж не встречались ли они раньше? Он
посмотрел на нее открыто, без улыбки, и фрейлейн смутилась. Рихард
тоже застеснялся, рассмеялся и уже доверительным тоном сказал, что
новичку в этом азиатском городе на первых порах придется туго без
хорошего гида. Неожиданно фрейлейн пожаловалась на скуку здешней
жизни. Тогда он все понял и успокоился. Этот вариант следует обдумать.
Легкий флирт не помешает. Нужно иметь своих людей в посольстве, где
пузатые сейфы до отказа набиты государственными тайнами... Его жизнь
была подчинена одной идее, и то, мимо чего в другой раз он прошел бы
без внимания, приходилось брать на вооружение, использовать с
максимальной пользой для этой идеи.
Ему припомнилась японская пословица: "Принимаясь за большое дело,
помни о мелочах". О мелочах нужно заботиться беспрестанно: например,
отдать белье в стирку, привести в порядок костюмы. Прежде всего -
респектабельный вид... Шкатулка набита визитными карточками,
отпечатанными еще в Германии. Дипломаты любят лоск. У каждого
общественного круга своя обрядность, и если вы хотите казаться своим,
то должны быть посвящены во все тонкости ритуала, знать заповеди
элегантности, дабы своим видом не шокировать окружающих. От человека с
дурными манерами сразу же отворачиваются, и тогда все его планы
обречены на провал. Безукоризненный вкус - вот чем можно покорить этих
пустых, самовлюбленных людей, считающих себя "особой породой".
Необходимо сразу же вступить в токийскую ассоциацию иностранных
корреспондентов... Проникновение в общество - наука хоть и пустая, но
сложная. Здесь Зорге был в своей стихии. Он обладал личным обаянием,
чувством юмора, умел читать мысли других.
Однако Зорге понимал, что всего этого мало, чтобы держаться на
поверхности. У каждого разведчика есть своя "легенда". Сюда включается
и его прошлое. С точки зрения властей, прошлое должно быть
"безупречным". Прошлое - та ниточка, дернув за которую можно легко
разрушить с великими усилиями возводимое здание. Это как в пьесах
Ибсена. Прошлое неумолимо стоит за вашей спиной. Достаточно
какому-нибудь дотошному гестаповцу заинтересоваться прошлым Рихарда
Зорге, извлечь из пыльных архивов его полицейское "Дело" - и все
полетит к черту! Прошлое Рихарда Зорге там, в Германии.
И не только в Германии...
...Зорге стоял у раскрытого окна. Город утопал в вечернем
золотистом мареве. Громоздились дома безликой архитектуры и дома в
стиле "Азия над Европой" - каменные коробки с колоннами, увенчанные
прогнутыми крышами; под сенью гигантских криптомерии угадывались
силуэты храмов и кумирен. Улицы были запружены пешеходами,
дженерикшами, автомобилями. Сновали продавцы всякой снедью, доносились
их резкие выкрики и звуки трещоток. Мужчины в пиджачных парах и
котелках о чем-то оживленно разговаривали; постукивали по тротуару
сандалиями-дзори женщины с высокими затейливыми прическами, одетые в
кимоно с широким поясом - оби; сухощавый старик в грибовидной шляпе
переносил в корзинах на коромысле весь свой домашний скарб и... детей.
Это была Япония - страна давней мечты Рихарда. Он знал ее не
только по романам Пьера Лоти и по справочникам. Несколько лет посвятил
он изучению ее экономики, истории, культуры, владел японским языком,
разбирался в структуре хозяйства, мог рассуждать о концентрации
производства; не были для него тайной и взаимоотношения монополий, а
также все нюансы политики, проводимой правящими кругами. Важнейшими
органами японской абсолютной монархии являлись совет старейшин -
Генро, тайный совет и кабинет министров, состоящий из премьер-министра
и тринадцати министров. Военного разведчика Зорге интересовала не
экзотика, а политика. Так же хорошо знал он и Китай, владел
несколькими диалектами китайского языка. В Японию приехал крупный
востоковед. "Уровень моих познаний, необходимых для работы в Японии, -
писал позднее Зорге, - был нисколько не ниже того, что давали
германские университеты. Я разбирался в экономике, истории, политике
европейских стран; в течение трех лет пребывания в Китае я изучил его
древнюю и новую историю, его экономику и культуру, провел широкие
исследования политики этого государства. Еще будучи в Китае, я взялся
за написание нескольких статей о Японии, с тем чтобы составить о ней
общее представление. Следует заметить, что, занимаясь этим
предварительным изучением Японии, я рассматривал все вопросы с
марксистской точки зрения. Может быть, мои читатели не согласятся со
мной, но лично я убежден, что марксистский подход к изучению страны со
всей необходимостью требует анализа ее основных проблем в области
экономики, истории, социальных проблем, политики, идеологии и
культуры..."
Он мог бы с успехом вести несколько курсов на кафедре, стать
почтенным ученым, обрасти учениками и последователями. Мог бы... Если
бы его активная натура не требовала немедленного действия на благо
людей. А высшим благом были мир и безопасность социалистического
государства. Ради этого стоило отказаться от кабинетной жизни ученого,
рисковать собственной головой. "Если бы мне довелось жить в условиях
мирного общества и в мирном политическом окружении, то я бы, по всей
вероятности, стал ученым. По крайней мере, я знаю определенно -
профессию разведчика я не избрал бы".
Он горячо любил и глубоко ненавидел.
Где-то среди шести миллионов токийцев затеряны его радисты Эрна и
Бернгард, журналист Бранко Вукелич. С Вукеличем они встретятся на
первой же пресс-конференции. Бранко приехал в Токио еще в феврале.
Приехал с женой датчанкой Эдит и пятилетним сыном.
От сознания, что Бранко, Эрна, Бернгард где-то рядом, Рихард не
испытывал больше гнетущего одиночества. Когда будет создано ядро
организации, от него потянутся нити во все концы Японии, на континент,
в Китай, в Маньчжурию. А пока нужно взрыхлять, готовить почву,
легализоваться...
"Поспешайте не торопясь..." - так любит говорить "старик", Ян
Карлович Берзин. Именно он советовал сперва прочно врасти в японскую
почву, а уж потом развернуть широкую деятельность.
И сейчас, находясь среди незнакомого и враждебного мира, Зорге
унесся мыслями в далекую Москву. Сказывалась привычка к методическому
мышлению: очутившись на японской земле, он должен был еще раз уяснить
все детали задания. В своих заданиях Берзин никогда не был
категоричным. Он определял лишь общее направление работы, своего рода
магистральную линию. "Ну а что касается остального, то действуй
сообразно обстоятельствам".
Это была их последняя встреча перед поездкой Зорге сюда, в
Японию.
Руководитель советской разведки не спешил говорить о главном.
Рихард совсем недавно вернулся из Китая, и ему не терпелось узнать,
почему его в срочном порядке отозвали в Москву. А Берзин прохаживался
по кабинету, бросал лукавые взгляды на Зорге и говорил о вещах,
далеких от работы.
Их связывала давняя сердечная дружба. Оба испытывали радость
оттого, что снова встретились и могут просто так обменяться мнениями о
прочитанных книгах, вспомнить прошлое. "Старик" был всего на пять лет
старше Рихарда.
"Я часто вспоминаю афоризм какого-то древнеримского философа,
кажется Сенеки: "Судьбы ведут того, кто хочет, и тащат того, кто не
хочет", - проговорил Берзин с улыбкой. - У нас с тобой получается
что-то вроде этого. Помню, когда я был слесарем, то мечтал стать
инженером. Вот и засело в голову. Попал в учительскую семинарию, а
мечтал удрать в техническое училище. Но человек, наверное, вынужден
поступать по обстоятельствам, а мечта продолжает жить сама по себе. В
двадцать втором занимал большую должность в армии, а в анкете написал:
"Хочу получить техническое образование", В статистическом отделе ЦК за
голову схватились: Берзин хочет стать инженером! Зачем ему это?.."
Рихард тогда слушал молча. Он-то знал Яна Карловича: обычный
обходной маневр!
Легкое лукавство было в характере Берзина. И многие обманывались,
принимая эту черту характера за простоту. Нет, перед Рихардом был
очень сложный человек, человек незаурядной судьбы и высокой культуры.
Сын батрака-латыша Ян Берзин с пятнадцати лет стал
подпольщиком-революционером. В шестнадцать лет военный суд в Ревеле
приговорил его к смертной казни. Казнь заменили тюрьмой. Потом -
ссылка в Сибирь, участие в революции, в гражданской войне. Был
заместителем народного комиссара внутренних дел Латвии, командиром
боевого отряда, работал с Дзержинским. Посещал пролетарский
университет и академию общественных наук. Великолепно владеет немецким
языком...
Зорге всегда поражала проницательность Берзина в вопросах
международной обстановки. Из вороха событий больших и малых Ян
Карлович умел отобрать самое существенное. У него было чему поучиться.
И Зорге учился.
Он знал, что разговор в конечном итоге перейдет в область
международных отношений, ждал этого и не ошибся. Ведь оба жили не
бытовыми мелочами, а событиями мировой значимости, подчиняли им всю
свою жизнь. В таких маленьких диспутах они оттачивали мысль,
тренировали политическое чутье. Тут скрещивались два сверкающих ума, а
в результате этого рождалась холодная, отточенная истина, так
необходимая обоим для ориентировки, для работы.
О чем говорил тогда Берзин Рихарду?
О том, что с приходом Гитлера к власти Германия превращается в
потенциального противника номер один. На третий день после прихода к
власти новоиспеченный рейхсканцлер призвал к восстановлению
политической и военной мощи Германии, с тем чтобы использовать эту
мощь для завоевания Советского государства. Правящие круги США, Англии
и Франции почти открыто поддержали гитлеровцев, надеясь их руками
расправиться с Советским Союзом и стабилизовать положение мировой
капиталистической системы. Над возрождением немецкой военной машины
трудились шестьдесят американских предприятий, расположенных на
территории Германии. В опасную игру включились финансово-промышленные
группы Моргана, Рокфеллера, Дюпона, Форда, банк Англии. Не так давно
примчавшийся в Берлин вице-президент американского концерна "Дюпон де
Немур" договорился с руководителями "ИГ Фарбениндустри" о
предоставлении рейху новейшей научно-исследовательской и
военно-технической информации.
Рихард знал, что правящие круги США, Англии, Франции толкали и
Японию на выступление против Советского Союза. Обстановка на Дальнем
Востоке обострилась до крайности. Япония отказалась подписать с
Советским Союзом пакт о ненападении. Она превращалась в наиболее
МИНИСТЕРСТВА ОБОРОНЫ СССР
МОСКВА.1965
В книге об отважном советском разведчике Рихарде Зорге рисуется
обстановка целого десятилетия (1934-1944 гг.), в которой действовала
антифашистская организация Рихарда Зорге, защищавшая интересы
Советской страны.
Автор на основе документального материала показывает
драматические ситуации разведывательной деятельности этой организации
в Японии, создает яркий образ бесстрашного человека, кристально
чистого коммуниста, патриота нашей Родины - Рихарда Зорге.
Эта книга - результат усилий не только автора М. Колесникова, но
и целого коллектива журналистов, переводчиков, работников архивов.
Использованы воспоминания соратников Зорге, людей, близко знавших его.
Издательство просит читателей присылать свои отзывы об этой книге
и предложения по адресу:
Москва, К-160, Военное издательство.
Чиновники немецкого посольства в Токио переживали трудные дни:
всего несколько месяцев назад президент Германии Гинденбург назначил
рейхсканцлером Гитлера - "богемского ефрейтора", "маляра из Браунау",
человека с весьма сомнительным прошлым, который до весны 1932 года не
был даже немецким гражданином. Веймарская республика пала, к власти
пришли наци.
В затхлый мирок посольства и всей немецкой колонии ворвалось
что-то тревожащее, грозное. Вести приходили чудовищные: поджог
рейхстага; в тюрьмы и концентрационные лагеря брошено почти семьдесят
тысяч граждан; Гитлер наделен чрезвычайными полномочиями; все партии,
кроме национал-социалистской, запрещены; на площади Оперы в Берлине
сожжены сотни тысяч книг...
Отсюда, из Японии, казалось, что там, в Берлине, все сошли с ума.
События развивались с ужасающей стремительностью. На приеме,
организованном для аккредитованных в Германии американских и
английских журналистов, Гитлер открыто заявил, что между коммунизмом и
Германией не может быть компромисса и что Германия будет целиком
занята поисками "жизненного пространства" на востоке Европы. Розенберг
помчался в Лондон и на интимном обеде, устроенном в его честь
консерваторами, изложил план "уничтожения большевиков с полного
одобрения и по поручению Европы".
Но больше всего сотрудников посольства встревожили слова Геринга,
заявившего не так давно в прусском ландтаге: "Кто завоевал должности,
тот и будет ими владеть!" Сказано прямолинейно. Распространяется ли
заявление на чиновников министерства иностранных дел? Каждый
беспокоился лично за себя, за свое местечко. Над Токио дрожит
синее-синее небо, курортный сезон в разгаре; в воскресные дни почти
вся немецкая колония выезжает на фешенебельный морской курорт
Камакуру. И даже как-то не верится, что там, в фатерланде... Напрасно
посол доктор Герберт фон Дирксен старался успокоить приунывших
чиновников. Никто не чувствовал твердой почвы под ногами. Даже сам фон
Дирксен.
Немецкая колония в Токио насчитывала около двух тысяч человек.
Кроме посольских сюда входили представители различных германских фирм,
например служащие фирмы "Иллиенс и Кo", владельцы ресторанов и кабаре,
дельцы, коммивояжеры, врачи, семьи офицеров, стажирующихся в японских
войсках, работники торгпредства, сотрудники Германского
информационного агентства - ДНБ.
Вся эта разношерстная публика разделилась на три лагеря: на
скептиков и хулителей нового режима, на нейтральных и на откровенно
фашиствующих. Последние превратили ранее безобидный немецкий клуб,
какие создаются в любом иностранном государстве, где оказываются
вместе хотя бы три немца, в центр идеологической обработки членов
колонии, стали устраивать здесь собрания, вечера. Прежний уют в клубе,
когда можно было, не задумываясь о политике, пить пиво, есть сосиски и
неторопливо играть в скат, растворился в истерических выкриках наци, в
шумных партийных сборищах.
Иногда из Нагои приезжал в Токио проведать жену стажер германской
армии в японских войсках некто подполковник Эйген Отт. Для всех он был
загадочной фигурой. Говорили, якобы Отта прочат в помощники военного
атташе, что было маловероятно, так как армейский офицер есть армейский
офицер, и дипломат из него, разумеется, не получится. В Японию Эйген
Отт приехал не так давно. Оставил молодую жену под присмотром
посольских дам, а сам помчался в Нагою в артиллерийский полк исполнять
воинский долг. Когда в воскресные дни Отт делал набеги на Токио, то
сильно напивался, поносил "богемского ефрейтора" и старался вызвать на
откровенность других. Его сторонились, не без основания считая
абверовцем - военным разведчиком. Да и кем еще мог быть стажер в
иностранных войсках? Он сам распустил о себе слух, что будто бы
высокопоставленные покровители из генерального штаба постарались
отправить его подальше от третьего рейха, спасая от возможных
неприятностей. Но в это мало кто верил. Каждый держал язык за зубами,
не зная, как повернутся события. Информации английских, французских и
американских газет и верили и не верили. Газеты третьего рейха
изображали все события в радужных тонах. Всех приезжающих из Германии
в посольстве встречали с болезненным интересом. Хотелось получить
новости из первых рук, расспросить очевидца.
Вот почему, когда 6 сентября 1033 года в строгих залах
посольского особняка появился прибывший "оттуда" аккредитованный в
Японии корреспондент германских газет "Франкфуртер цейтунг", "Берзен
курир" и голландской "Амстердам хандельсблад" Рихард Зорге, доктор
государственно-правовых наук, все потеряли дипломатическую
сдержанность. Всего несколько часов назад корреспондент сошел с
океанского лайнера в Иокогамском порту, а очутившись в Токио, конечно
же, первым делом направился в германское посольство, чтобы официально
зарегистрироваться. Он вовсе и не ожидал, что к его скромной особе
будет проявлен столь бурный интерес. Впрочем, он скоро сообразил, что
сотрудников интересует не его особа, а события на родине. Посыпались
вопросы. Некоторые носили явно провокационный характер. Зорге отвечал
спокойно, обстоятельно. В фатерланде ничего особенного не произошло,
все остается по-прежнему. Стоит ли придавать значение мелким
беспорядкам, которые неизбежны в подобной ситуации?..
Он был высок, строен, красив, одет со вкусом, этот доктор Зорге.
Все изобличало в нем человека утонченного, воспитанного. Он не
старался произвести эффект, оглушить сенсацией. Но каждое слово его
звучало весомо, угадывалась широкая осведомленность; даже неискушенный
мог догадаться, что послан он сюда не случайно и, возможно, с особыми
полномочиями. Не навязчиво, не прямолинейно, а своим рассудительным
тоном, рассказами о пустячках из быта третьего рейха, мягким юмором,
которым была окрашена его речь, он сумел внести успокоение в массу
посольских чиновников.
Зорге сразу разгадал этих людей: они придавлены страхом. И
теперь, после расспросов, каждый решил, что в Токио приехал очень
обаятельный, милый человек. Голубые глаза его с прищуром смотрят
весело, уверенно, движения неторопливы, скупы. Так может вести себя в
незнакомой обстановке только сильный человек, хозяин положения. Да он
и был хозяином положения, так как знал, с кем имеет дело: все те же
немецкие чиновники, зараженные великогерманской амбицией, реакционные,
агрессивные, трусливые и аполитичные приспособленцы, соглашатели. А
беспринципность, соглашательство, приспособленчество, как известно,
синонимы слова "оппортунизм". Позже бывший германский дипломат В.
Путлиц охарактеризует этих людей так: "Среди всего чиновничества
Веймарской республики не было группы более далекой по своим взглядам
от общественного развития и потому более подверженной оппортунизму,
чем высшее чиновничество министерства иностранных дел".
Приглашенный послом Дирксеном в кабинет, корреспондент Зорге
заговорил более откровенно. Он извлек из кармана рекомендательные
письма в министерство иностранных дел Японии, визированные крупными
чиновниками японского посольства в США. Среди документов были
рекомендации к высокопоставленным японским дипломатам Тосио Сиратори и
Кацудзи Дебути. Дирксену этого было больше чем достаточно. Зорге
коротко изложил цель своего приезда в Японию: ему как журналисту
надлежит установить самый тесный контакт с японским МИДом. Германскому
правительству нужна обстоятельная информация о политических
настроениях в Японии по всем каналам, и тут газетчикам принадлежит не
последнее слово. Очень тонко, почти иносказательно, Зорге намекнул на
возможность в ближайшее время более тесных отношений между третьим
рейхом и страной восходящего солнца.
Когда посол стал расспрашивать о Берлине, Зорге попытался придать
объективность своему рассказу, объясняя действия нацистов
необходимостью. Потом показал еще один документ: справку,
подтверждающую чистокровное арийское происхождение гражданина третьего
рейха Рихарда Зорге. Вскользь заметил: готовится закон,
устанавливающий, что заниматься журналистикой и вообще литературной
деятельностью могут лишь лица арийского происхождения, имеющие
немецкое гражданство. Да, об этом он слышал от начальника прессы
имперского правительства Функа. Случилось так, что перед отъездом
Зорге в Японию нацистский пресс-клуб в Берлине дал в честь его обед,
на котором присутствовали Функ, Геббельс и начальник иностранного
отдела нацистской партии Боле.
Нет, доктор Зорге не хвастал высокими знакомствами. Он упомянул о
них лишь для того, чтобы лучше передать атмосферу в Берлине, и посол
это понял. Он знал, что глава министерства пропаганды Геббельс
благоволит к "Франкфуртер цейтунг", а Зорге был представителем этой
газеты и тем самым как бы возвышался над другими немецкими
борзописцами, входящими в ДНБ. Фон Дирксен понял, что имеет дело не с
рядовым журналистом, а с человеком, которого считают своим в
правительственных кругах, с человеком широко информированным. Как о
чем-то общеизвестном, Зорге говорил о поездке Розенберга в Лондон, о
встрече Гитлера с американскими банкирами Олдричем и Манком,
состоявшейся месяц назад.
На Дирксена Зорге произвел выгодное впечатление. Посол
посоветовал ему наведываться иногда в посольство и к нему лично. Для
начала Зорге получил приглашение на обед.
А впереди были визиты руководителю ДНБ, представителям служб
информации различных министерств, знакомства с иностранными
пресс-атташе, пресс-конференции...
Вернувшись в номер гостиницы "Мегуро", Зорге глубоко задумался.
На размышления навел маленький обрывок газеты: в номере кто-то
побывал, кто-то рылся в чемоданах немецкого журналиста. Старались не
оставить следов. Но они, по-видимому, не догадывались, что имеют дело
с человеком обостренной наблюдательности. Дорожный транк-чемодан
вскрывали. Оторвался маленький кусочек газеты, которой были прикрыты
вещи. Кто-то интересовался содержимым транка. Кто?..
За годы разведывательной службы Рихард привык наблюдать за собой
как бы со стороны. Так было в Шанхае, так было в нацистской Германии.
Теперь, стоя у открытого окна, он анализировал каждый свой шаг за
сегодняшний день. Достаточно ли естественно вел он себя?
Естественность и простоту Зорге считал нормой поведения разведчика. Он
ненавидел всякую таинственность. Его можно было бы уподобить
ученому-натуралисту, который во всеоружии современных знаний
отправляется в дикие джунгли, где на каждом шагу подстерегает
опасность. Он с полным правом мог сказать о себе: "Во мне проснулась
страсть исследователя, страсть, которая уже больше никогда не покидала
меня". Да он и был ученым, исследователем. Только ему всегда
приходилось пробираться через самые опасные джунгли - через джунгли
запутанных человеческих отношений. Здесь каждый неверный шаг может
привести к катастрофе. Нужна особая бдительность, мозг должен
бодрствовать беспрестанно.
Да, сегодня корреспондент Зорге вел себя весьма естественно. С
фон Дирксеном проявлял холодную, сдержанную откровенность. Он понял
этого чопорного, суховатого чиновника. С таким следует вести себя
осмотрительно, ненавязчиво. Доктор Дирксен и доктор Зорге уже почти
нашли общий язык, но до их сближения еще далеко. Инициатива должна
всегда исходить от доктора Дирксена, доктору Зорге остается терпеливо
ждать. Доктор Дирксен неизбежно придет к Рихарду Зорге, в противном
случае советскому военному разведчику нечего делать в немецком
посольстве. Но путь к черствому сердцу посла очень извилист, полон
препятствий. Старый оппортунист не имеет прочных политических
убеждений. Во имя карьеры и обеспеченной жизни он готов служить кому
угодно, будь то Гинденбург или же наци. Наци оказались сильнее - и
Дирксен целиком на их стороне. Япония ему надоела, он мечтает о
Европе. Но час его еще не настал.
До приезда Рихарда Зорге в Японию Дирксен не имел о нем ни
малейшего представления - и в этом была слабость посла. Советский
разведчик заблаговременно изучил досье на Дирксена, знал, с кем
придется иметь дело, - и в этом была сила Зорге. Он изучал посла, как
изучают инфузорию под микроскопом.
Начало как будто неплохое. И все же ощущение неблагополучия,
тайной опасности не покидало Рихарда. Час назад он пережил сильное
нервное потрясение: повстречался с женой стажера Отта. Лицо показалось
знакомым. "Рихард Зорге! - воскликнула она. - Какими судьбами? Вы
нисколько не изменились..." Эту даму он, в самом деле, встречал раньше
в Германии. Тогда она строила из себя "красную", а теперь вышла замуж
за абверовца. "Вы ошиблись, фрау Отт, я все-таки сильно изменился, -
сказал Рихард сурово. - Мои старые добрые друзья Геббельс и Функ
наконец-то нашли достойное применение моим способностям: я
аккредитован здесь от "Франкфуртер цейтунг"!" Она побледнела.
По-видимому, решила, что раньше, в те смутные годы, Зорге был
провокатором в рабочей организации. Теперь, очутившись здесь, он может
припомнить все, что она тщательно скрывала даже от мужа. Наконец она
справилась с минутной растерянностью, протянула руку и произнесла
кокетливо: "Надеюсь, мы останемся приятелями. Пусть прошлое останется
прошлым. Стоит ли его ворошить?.." Он пожал эту маленькую холодную
руку, улыбнулся, пообещал: "На меня можете положиться. Жизнь - сложная
штука".
С фрау Отт все как будто улажено. Намечается еще одно знакомство.
Как к нему отнестись?
Сегодня секретарь посольства фрейлейн Гааз что-то пристально
вглядывалась в лицо Рихарда. Уж не встречались ли они раньше? Он
посмотрел на нее открыто, без улыбки, и фрейлейн смутилась. Рихард
тоже застеснялся, рассмеялся и уже доверительным тоном сказал, что
новичку в этом азиатском городе на первых порах придется туго без
хорошего гида. Неожиданно фрейлейн пожаловалась на скуку здешней
жизни. Тогда он все понял и успокоился. Этот вариант следует обдумать.
Легкий флирт не помешает. Нужно иметь своих людей в посольстве, где
пузатые сейфы до отказа набиты государственными тайнами... Его жизнь
была подчинена одной идее, и то, мимо чего в другой раз он прошел бы
без внимания, приходилось брать на вооружение, использовать с
максимальной пользой для этой идеи.
Ему припомнилась японская пословица: "Принимаясь за большое дело,
помни о мелочах". О мелочах нужно заботиться беспрестанно: например,
отдать белье в стирку, привести в порядок костюмы. Прежде всего -
респектабельный вид... Шкатулка набита визитными карточками,
отпечатанными еще в Германии. Дипломаты любят лоск. У каждого
общественного круга своя обрядность, и если вы хотите казаться своим,
то должны быть посвящены во все тонкости ритуала, знать заповеди
элегантности, дабы своим видом не шокировать окружающих. От человека с
дурными манерами сразу же отворачиваются, и тогда все его планы
обречены на провал. Безукоризненный вкус - вот чем можно покорить этих
пустых, самовлюбленных людей, считающих себя "особой породой".
Необходимо сразу же вступить в токийскую ассоциацию иностранных
корреспондентов... Проникновение в общество - наука хоть и пустая, но
сложная. Здесь Зорге был в своей стихии. Он обладал личным обаянием,
чувством юмора, умел читать мысли других.
Однако Зорге понимал, что всего этого мало, чтобы держаться на
поверхности. У каждого разведчика есть своя "легенда". Сюда включается
и его прошлое. С точки зрения властей, прошлое должно быть
"безупречным". Прошлое - та ниточка, дернув за которую можно легко
разрушить с великими усилиями возводимое здание. Это как в пьесах
Ибсена. Прошлое неумолимо стоит за вашей спиной. Достаточно
какому-нибудь дотошному гестаповцу заинтересоваться прошлым Рихарда
Зорге, извлечь из пыльных архивов его полицейское "Дело" - и все
полетит к черту! Прошлое Рихарда Зорге там, в Германии.
И не только в Германии...
...Зорге стоял у раскрытого окна. Город утопал в вечернем
золотистом мареве. Громоздились дома безликой архитектуры и дома в
стиле "Азия над Европой" - каменные коробки с колоннами, увенчанные
прогнутыми крышами; под сенью гигантских криптомерии угадывались
силуэты храмов и кумирен. Улицы были запружены пешеходами,
дженерикшами, автомобилями. Сновали продавцы всякой снедью, доносились
их резкие выкрики и звуки трещоток. Мужчины в пиджачных парах и
котелках о чем-то оживленно разговаривали; постукивали по тротуару
сандалиями-дзори женщины с высокими затейливыми прическами, одетые в
кимоно с широким поясом - оби; сухощавый старик в грибовидной шляпе
переносил в корзинах на коромысле весь свой домашний скарб и... детей.
Это была Япония - страна давней мечты Рихарда. Он знал ее не
только по романам Пьера Лоти и по справочникам. Несколько лет посвятил
он изучению ее экономики, истории, культуры, владел японским языком,
разбирался в структуре хозяйства, мог рассуждать о концентрации
производства; не были для него тайной и взаимоотношения монополий, а
также все нюансы политики, проводимой правящими кругами. Важнейшими
органами японской абсолютной монархии являлись совет старейшин -
Генро, тайный совет и кабинет министров, состоящий из премьер-министра
и тринадцати министров. Военного разведчика Зорге интересовала не
экзотика, а политика. Так же хорошо знал он и Китай, владел
несколькими диалектами китайского языка. В Японию приехал крупный
востоковед. "Уровень моих познаний, необходимых для работы в Японии, -
писал позднее Зорге, - был нисколько не ниже того, что давали
германские университеты. Я разбирался в экономике, истории, политике
европейских стран; в течение трех лет пребывания в Китае я изучил его
древнюю и новую историю, его экономику и культуру, провел широкие
исследования политики этого государства. Еще будучи в Китае, я взялся
за написание нескольких статей о Японии, с тем чтобы составить о ней
общее представление. Следует заметить, что, занимаясь этим
предварительным изучением Японии, я рассматривал все вопросы с
марксистской точки зрения. Может быть, мои читатели не согласятся со
мной, но лично я убежден, что марксистский подход к изучению страны со
всей необходимостью требует анализа ее основных проблем в области
экономики, истории, социальных проблем, политики, идеологии и
культуры..."
Он мог бы с успехом вести несколько курсов на кафедре, стать
почтенным ученым, обрасти учениками и последователями. Мог бы... Если
бы его активная натура не требовала немедленного действия на благо
людей. А высшим благом были мир и безопасность социалистического
государства. Ради этого стоило отказаться от кабинетной жизни ученого,
рисковать собственной головой. "Если бы мне довелось жить в условиях
мирного общества и в мирном политическом окружении, то я бы, по всей
вероятности, стал ученым. По крайней мере, я знаю определенно -
профессию разведчика я не избрал бы".
Он горячо любил и глубоко ненавидел.
Где-то среди шести миллионов токийцев затеряны его радисты Эрна и
Бернгард, журналист Бранко Вукелич. С Вукеличем они встретятся на
первой же пресс-конференции. Бранко приехал в Токио еще в феврале.
Приехал с женой датчанкой Эдит и пятилетним сыном.
От сознания, что Бранко, Эрна, Бернгард где-то рядом, Рихард не
испытывал больше гнетущего одиночества. Когда будет создано ядро
организации, от него потянутся нити во все концы Японии, на континент,
в Китай, в Маньчжурию. А пока нужно взрыхлять, готовить почву,
легализоваться...
"Поспешайте не торопясь..." - так любит говорить "старик", Ян
Карлович Берзин. Именно он советовал сперва прочно врасти в японскую
почву, а уж потом развернуть широкую деятельность.
И сейчас, находясь среди незнакомого и враждебного мира, Зорге
унесся мыслями в далекую Москву. Сказывалась привычка к методическому
мышлению: очутившись на японской земле, он должен был еще раз уяснить
все детали задания. В своих заданиях Берзин никогда не был
категоричным. Он определял лишь общее направление работы, своего рода
магистральную линию. "Ну а что касается остального, то действуй
сообразно обстоятельствам".
Это была их последняя встреча перед поездкой Зорге сюда, в
Японию.
Руководитель советской разведки не спешил говорить о главном.
Рихард совсем недавно вернулся из Китая, и ему не терпелось узнать,
почему его в срочном порядке отозвали в Москву. А Берзин прохаживался
по кабинету, бросал лукавые взгляды на Зорге и говорил о вещах,
далеких от работы.
Их связывала давняя сердечная дружба. Оба испытывали радость
оттого, что снова встретились и могут просто так обменяться мнениями о
прочитанных книгах, вспомнить прошлое. "Старик" был всего на пять лет
старше Рихарда.
"Я часто вспоминаю афоризм какого-то древнеримского философа,
кажется Сенеки: "Судьбы ведут того, кто хочет, и тащат того, кто не
хочет", - проговорил Берзин с улыбкой. - У нас с тобой получается
что-то вроде этого. Помню, когда я был слесарем, то мечтал стать
инженером. Вот и засело в голову. Попал в учительскую семинарию, а
мечтал удрать в техническое училище. Но человек, наверное, вынужден
поступать по обстоятельствам, а мечта продолжает жить сама по себе. В
двадцать втором занимал большую должность в армии, а в анкете написал:
"Хочу получить техническое образование", В статистическом отделе ЦК за
голову схватились: Берзин хочет стать инженером! Зачем ему это?.."
Рихард тогда слушал молча. Он-то знал Яна Карловича: обычный
обходной маневр!
Легкое лукавство было в характере Берзина. И многие обманывались,
принимая эту черту характера за простоту. Нет, перед Рихардом был
очень сложный человек, человек незаурядной судьбы и высокой культуры.
Сын батрака-латыша Ян Берзин с пятнадцати лет стал
подпольщиком-революционером. В шестнадцать лет военный суд в Ревеле
приговорил его к смертной казни. Казнь заменили тюрьмой. Потом -
ссылка в Сибирь, участие в революции, в гражданской войне. Был
заместителем народного комиссара внутренних дел Латвии, командиром
боевого отряда, работал с Дзержинским. Посещал пролетарский
университет и академию общественных наук. Великолепно владеет немецким
языком...
Зорге всегда поражала проницательность Берзина в вопросах
международной обстановки. Из вороха событий больших и малых Ян
Карлович умел отобрать самое существенное. У него было чему поучиться.
И Зорге учился.
Он знал, что разговор в конечном итоге перейдет в область
международных отношений, ждал этого и не ошибся. Ведь оба жили не
бытовыми мелочами, а событиями мировой значимости, подчиняли им всю
свою жизнь. В таких маленьких диспутах они оттачивали мысль,
тренировали политическое чутье. Тут скрещивались два сверкающих ума, а
в результате этого рождалась холодная, отточенная истина, так
необходимая обоим для ориентировки, для работы.
О чем говорил тогда Берзин Рихарду?
О том, что с приходом Гитлера к власти Германия превращается в
потенциального противника номер один. На третий день после прихода к
власти новоиспеченный рейхсканцлер призвал к восстановлению
политической и военной мощи Германии, с тем чтобы использовать эту
мощь для завоевания Советского государства. Правящие круги США, Англии
и Франции почти открыто поддержали гитлеровцев, надеясь их руками
расправиться с Советским Союзом и стабилизовать положение мировой
капиталистической системы. Над возрождением немецкой военной машины
трудились шестьдесят американских предприятий, расположенных на
территории Германии. В опасную игру включились финансово-промышленные
группы Моргана, Рокфеллера, Дюпона, Форда, банк Англии. Не так давно
примчавшийся в Берлин вице-президент американского концерна "Дюпон де
Немур" договорился с руководителями "ИГ Фарбениндустри" о
предоставлении рейху новейшей научно-исследовательской и
военно-технической информации.
Рихард знал, что правящие круги США, Англии, Франции толкали и
Японию на выступление против Советского Союза. Обстановка на Дальнем
Востоке обострилась до крайности. Япония отказалась подписать с
Советским Союзом пакт о ненападении. Она превращалась в наиболее