Страница:
времен Веймарской республики! Каждый, глядя на него, наверное, думал:
вот она, здоровая основа великой немецкой нации! Такой, конечно же,
кроме библии и газет, ничего не читает.
Но пора было подумать о прикрытии, так как всякий
праздношатающийся иностранец вызывает подозрение у японских властей.
В Токио немец Хельмут Кетель держал ресторан, куда Макс иногда
заглядывал. Кетель общался с неким Ферстером, который на полпути между
Токио и Иокогамой обосновал маленькую мастерскую по производству
гаечных ключей. Ферстер был накануне финансового краха, так как
английские ключи, по-видимому, плохо подходили к японским гайкам.
Тут-то владелец ресторана и познакомил его с Максом. Клаузен
согласился стать компаньоном Ферстера, внес свой пай. По старой памяти
Макс решил также заняться продажей мотоциклов "Цюндап". Чтобы
поддержать "Инженерную компанию Ф. и К.", Зорге купил первый мотоцикл.
Он любил быструю езду, и мотоцикл был кстати. Как мы узнаем позже, это
для Рихарда было роковое приобретение: лучше уж обходился бы он без
мотоцикла! Вскоре фирма стала процветать: каждый из немецкой колонии
по примеру Зорге счел долгом поддержать земляков Клаузена и Ферстера,
обзавелся новеньким мотоциклом. Иностранные журналисты также сделались
клиентами "Инженерной компании".
После долгих поисков Рихарду удалось подыскать небольшой
двухэтажный дом в районе Адзабуку по улице Нагасакимаси, 30. Дом был
довольно-таки невзрачным, каким-то заброшенным. Раздвижные стены -
фусумы, балкончик, на полу - циновки (татами). Это был как раз такой
дом, который соответствовал положению корреспондента. Пробираться сюда
приходилось вдоль высокой глинобитной стены по переулочку шириной в
два метра. Дома Рихард бывал редко, приходил сюда спать. Внизу
находилась столовая, ванна и кухня. Наверх вела крутая деревянная
лестница. Тут находился рабочий кабинет. В кабинете с левой стороны
стоял большой письменный стол. Посреди кабинета - стол поменьше. У
стены - диван. Циновки были покрыты ковром.
Рано утром приходила работница, женщина лет пятидесяти, маленькая
японка, которую Рихард называл Онна-сан; она готовила ванну, наводила
порядок. Вечером уходила домой. Иногда она готовила обед. Но обычно
Зорге обедал в ресторане или у друзей.
Максу у Зорге нравилось: "У Рихарда была настоящая холостяцкая
квартира, в которой царил беспорядок. Но Рихард хорошо знал, где что
лежит. Я должен сказать, что у него было очень уютно. Было видно, что
он много работал. Он всегда был занят и любил работу. У него был
простой книжный стеллаж, на котором стояли книги. Дверь из рабочего
кабинета вела в его спальню. У него не было кровати, он спал на
японский манер на разостланном на полу матраце".
Сам Рихард в письмах к жене описывал свое жилище так: "Я живу в
небольшом домике, построенном по здешнему типу, совсем легком,
состоящем главным образом из раздвигаемых окон, на полу плетеные
коврики. Дом совсем новый и даже современнее, чем старые дома, и
довольно уютен.
Одна пожилая женщина готовит мне по утрам все нужное; варит обед,
если я обедаю дома.
У меня, конечно, снова накопилась куча книг, и ты с
удовольствием, вероятно, порылась бы в них. Надеюсь, что наступит
время, когда это будет возможно... Если я печатаю на своей машинке, то
это слышат почти все соседи. Если это происходит ночью, то собаки
начинают лаять, а детишки - плакать. Поэтому я достал себе бесшумную
машинку, чтобы не тревожить все увеличивающееся с каждым месяцем
детское население по соседству".
Клаузен также снял двухэтажный дом на Синрюдо-те Э 12, в
Адзабуку. Стены на метр в вышину были облицованы панелями, за которыми
Макс устроил тайник для передатчика. Над тайником повесил большой
портрет Гитлера, чтобы выглядеть благонадежным в глазах японской
полиции. "У меня в жилой комнате висел портрет Гитлера, на который
Рихард плевал каждый раз, как только входил туда..."
Друзья могли поздравить себя: они обзавелись жилищем,
изолированным от внешнего мира! Но скоро наступило разочарование. "Не
выбирай дом, а выбирай соседей", - говорят японцы. Максу, как всегда,
"везло": он снял квартиру, сам того не подозревая, возле казарм
гвардейского полка! Рихард его утешил: оказывается, дом Зорге
находится под самым боком у районной инспекции полиции! Вид с балкона
открывался как раз на это учреждение. Глинобитная стена, мимо которой
Рихард вынужден был проходить всякий раз, принадлежала, по всей
вероятности, полицейскому участку. Полицейские признали германского
корреспондента и при встрече всегда его приветствовали.
Передатчик и приемник, смонтированные Максом, умещались в обычном
портфеле. Передатчик легко и быстро можно было разобрать на детали.
Для большей конспирации Макс некоторые детали размещал в разных
квартирах, колебательный контур носил в кармане.
Связь с Центром удалось установить в феврале 1936 года. Зорге
разрешили для шифровальной работы использовать менее загруженного
Клаузена. Ничего нельзя было записывать, все приходилось держать в
голове. Передачи велись в зависимости от срочности и главным образом
ночью, так как в ночное время короткие волны проходят лучше. Иногда
начало радиограммы Макс передавал с чьей-нибудь квартиры, а конец - с
автомашины, отъехав подальше от Токио. Или же радиограмма передавалась
с одного места, но в два разновременных сеанса. Иногда приходилось
работать всю ночь напролет. Макс трудился, не щадя себя. У него был
настолько обостренный слух, что даже при самых сильных атмосферных
помехах он находил позывные Центра. Само собой, и позывные, и волны
менялись каждый сеанс. Все это затрудняло работу японских
радиопеленгаторных станций. Случалось, Зорге говорил: "Будь осторожен,
особо важной и срочной информации нет. Это может полежать дня три с
тем, чтобы мы были абсолютно уверены, что нас не засекли, и чтобы
усыпить службу пеленгации". Однажды, расшифровав очередную радиограмму
из Центра, Макс смутился. В ней говорилось: "Ты наш лучший радист.
Благодарим! Желаем тебе больших успехов".
Благодарность товарищей, таких же радистов, как он сам,
растрогала его. Будучи предельно скромным, он всегда расстраивался,
когда к нему проявляли внимание, - ведь он работал не ради похвалы и
меньше всего думал о наградах. Да он и не получал их.
В радиограммах никогда не указывались подлинные фамилии членов
организации. Кстати, Клаузен за все время работы ни разу не слышал от
Зорге фамилий Одзаки и Мияги. Информацию давали некие "Отто" и "Джо".
О том, как добывается информация, он также не имел ни малейшего
представления. Даже Одзаки долгое время не знал фамилии Рихарда, а
когда узнал, то решил, что это псевдоним, так как в Шанхае Рихард
действовал совсем под другой фамилией. Кто такой Клаузен и имеет ли он
какое-либо отношение к организации, японские товарищи не могли бы
сказать. Для Центра Зорге был "Рамзай", Клаузен - "Фриц", Вукелич -
"Жиголо", Одзаки - "Отто", Мияги - "Джо". Да и в разговорах между
собой фигурировали только псевдонимы. Такова была дисциплина
организации, и нарушать ее никто не имел права. Лишь Зорге находился в
курсе всего и никогда не брал на веру информацию, полученную от своих
помощников, многократно не проверив ее по другим каналам. Не то чтобы
он не доверял, нет, просто он считал, что даже самого добросовестного
работника могут ввести в заблуждение, дезинформировать. Все они имели
дело с коварным случаем, а на случай полагаться нельзя. В Центр должны
поступать сведения самого высокого качества, не вызывающие ни малейших
сомнений. Добросовестность считалась девизом организации.
Макс с нетерпением ждал приезда Анны. Он скупал по ней чисто
по-человечески, и ему казалось, что жизнь станет полнокровней,
интересней, если рядом будет его Анни. И вдруг ему сообщили
радиограммой, что Анна выехала в Шанхай. Это было в мае 1936 года.
Захватив пленки с информацией для передачи курьеру, Макс из Нагасаки
выехал в Шанхай.
И все-таки Анна опередила его: она уже несколько недель жила в
Шанхае у своей старой знакомой эстонской эмигрантки Скретур - вдовы с
тремя детьми.
Макс и Анна много лет состояли в гражданском браке. Но чтобы Анна
могла попасть в Японию, она должна была официально стать женой
Клаузена. И вот "молодые" (каждому из них по тридцать семь лет)
направляются в германское консульство в Шанхае, чтобы зарегистрировать
брак. Но нужны свидетели, знающие Макса и Анну. Со стороны Анны
свидетель есть - вдова Скретур. А кто знает Макса в Шанхае? Клаузен
колесит по городу в поисках свидетеля. И наконец встречает немца
Колле, работавшего в магазине грампластинок. Колле не прочь был
погулять на чужой свадьбе и согласился. Нашелся и третий свидетель.
Возникло новое осложнение: в германском консульстве не хотели выдавать
Анне отдельный паспорт до установления ее личности. Фашисты даже в
посольствах активизировались и с подозрением относились к каждому. В
лучшем случае Анну могли вписать в паспорт мужа. Но это ничего не
давало, так как ее без паспорта все равно не пустили бы в Японию.
Снова возникла неразрешимая проблема. Макс нашел выход: пригласил
кое-кого из сотрудников консульства на свою свадьбу. Это возымело
действие. Анна сразу же получила отдельный вид на жительство.
Свадьбу пышно отпраздновали в одном из лучших ресторанов.
Очутившись в Токио, Анна с иронией оглядела холостяцкое жилье
Макса, выбросила старую мебель, купила новую, навела порядок,
заставила Макса ходить дома в тапочках. Он был счастлив и
беспрекословно подчинялся.
Рихарда она встретила как старого друга, накормила вкусным
обедом, и они сразу же пустились в воспоминания. Не без лукавства она
припомнила, как они танцевали в тот памятный вечер, после которого
Зорге одобрил выбор Макса. Они были добрыми приятелями, и Клаузен
радовался, глядя на них.
Организация Зорге носила интернациональный характер. Кто
составлял ее ядро? Рихард - по материнской линии русский, по отцу -
немец; Макс Клаузен - немец; Бранко Вукелич - югослав; Одзаки Ходзуми
и Мияги Птоку - японцы. Все они имели опыт подпольной работы. Четыре
коммуниста и один, Одзаки, убежденный марксист, не состоявший
формально в партии. Зорге и Одзаки были не только талантливыми
журналистами, но и крупными учеными - социологами и востоковедами,
авторами ряда исследований. Великолепный лингвист и журналист Вукелич;
художник-искусствовед Мияги; моряк торгового флота, одаренный
инженер-самоучка Клаузен. Сплав исключительной идейной прочности...
Это были люди убежденные, преданные общему делу, бескорыстные,
самоотверженные. Вся организация располагала только теми средствами,
какие мог заработать каждый из ее членов, занимаясь то ли
журналистикой, то ли рисованием портретов или же коммерцией. От помощи
Центра они сознательно отказались. Они трудились не ради денег, не
ради наград и благодарностей; их сжигали более высокие страсти:
ненависть к фашизму, стремление защитить первое в мире
социалистическое государство от происков врага. Одзаки и Мияги,
беззаветно преданные своей родине Японии, служили своему народу,
действовали во имя его интересов, во имя его будущего. Ради этого они
не щадили своих жизней, шли навстречу опасностям.
Впоследствии, оценивая деятельность организации, Зорге, как ее
руководитель, отметит: "Главная цель заключалась в том, чтобы
поддержать социалистическое государство - СССР. Она заключалась также
в том, чтобы защитить СССР путем отведения от него различного рода
антисоветских политических махинаций, а также военного нападения...
Советский Союз не желает иметь с другими странами, в том числе и с
Японией, политических конфликтов или военного столкновения. Нет у него
также намерения выступать с агрессией против Японии. Я и моя группа
прибыли в Японию вовсе не как враги ее. Мы совершенно отличаемся от
того значения, которое обычно приписывается слову "шпион". Лица,
ставшие шпионами таких стран, как Англия или Соединенные Штаты
Америки, выискивают слабые места Японии с точки зрения политики,
экономики или военных дел и направляют против них удары. Мы же,
собирая информацию в Японии, исходили отнюдь не из таких замыслов..."
Их молчаливый подвиг, окруженный тайной, мог вообще остаться
никому не известным, ибо это был подвиг не ради личной славы. Каждый
из них, являясь яркой индивидуальностью, заслуживает отдельной книги,
специального исследования.
За девять лет деятельность организации не замирала ни на один
день, и в этом огромная заслуга Зорге - руководителя, умелого
организатора и вдохновителя. Именно благодаря его организаторским
способностям, его творческой энергии группа могла в условиях
беспрестанной слежки, под носом у японской контрразведки в течение
долгого времени не только функционировать, но и добиваться
поразительных эффектов в работе.
О Рихарде Зорге сохранились письменные воспоминания людей,
знавших его лично. Немалый интерес представляют характеристики,
которые давали своему руководителю члены организации. Теперь мы можем
как бы их глазами взглянуть на Зорге, разгадать секрет его обаяния,
воздействия на соратников. Бранко Вукелич отзывается о своем друге
так: "Мы всегда встречались как политические товарищи, свободные от
каких бы то ни было дисциплинарных формальностей. Зорге никогда не
приказывал. Он просто убеждал нас в том, что нужно сделать в первую
очередь, что во вторую, или рекомендовал тому или иному из нас
наилучший путь решения поставленной задачи, или спрашивал наше мнение,
как поступать в том или ином случае. В действительности Клаузен и я
были лишь сознательными сотрудниками, и мы часто действовали по своему
усмотрению. Тем не менее в течение последних девяти лет, за
исключением одного или двух случаев, когда Зорге выходил из
равновесия, он, как правило, никогда не был формалистом, и даже тогда,
когда был расстроен и сердит, он просто обращался к нашей политической
сознательности и чувствам дружбы к нему, не прибегая к каким-либо
другим формам давления на нас. Он никогда не запугивал других и
никогда не поступал так, чтобы его действия можно было истолковать как
угрозу или как обращение к формальным дисциплинарным положениям. Это
красноречиво говорит о том, что наша группа носила добровольный
характер. На протяжении всего периода нашей совместной работы среди
нас царила такая же атмосфера, какая была в марксистском клубе.
Частично это объясняется личными качествами Зорге, но я припоминаю,
что отношения между товарищами в Париже были в основном такими же".
Макс Клаузен чаще других видел Зорге в быту. "Рихард был умерен
во всем. Если ему и приходилось в силу необходимости бывать в
компаниях, то пил он не больше других, но вообще-то был не охотник до
вина. Когда мы оставались вдвоем, то вели себя как коммунисты, никогда
к вину не притрагивались. У нас находилось более важное дело...
То, что Рихард был связан со многими женщинами, как говорят на
Западе, не соответствует действительности. Женщины, с которыми общался
Рихард, в том числе с женой посла Отта, подчас, сами того не ведая,
помогали нам в работе. Рихард рассказывал мне, что Отт без помощи
Рихарда едва ли мог послать разумное сообщение гитлеровскому
правительству, так как он едва ли мог получить такую информацию,
которую давал ему Рихард, поскольку у него, конечно, не было таких
связей, какие были у Рихарда. Образованный, энергичный, строгий, очень
требовательный в работе, внимательный и чуткий товарищ. Настоящий
коммунист - вот каким был Рихард. Зорге был одним из величайших
работников в разведке".
Одзаки и Мияги преклонялись перед умом Зорге, его эрудицией,
умением легко разбираться в самых запутанных вопросах внешней и
внутренней политики государств, перед его бесстрашием и убежденностью;
они считали Зорге образцом коммуниста. По их мнению, перед
непреклонной логикой Зорге был бессилен самый изощренный ум; Зорге
умел воспитывать ненавязчиво, без риторики и громких фраз; он
заставлял думать и неизбежно приходить к тем выводам, к каким раньше
пришел сам, анализируя обстановку.
Таков был Рихард Зорге, руководитель организации, человек чистый,
убежденный, посвятивший свою жизнь бескорыстному служению
социалистической Родине. "Грязь не пристает к алмазу" - гласит
восточная пословица. Он был таким алмазом.
Созданная им организация подобно чуткому сейсмографу мгновенно
реагировала на все подземные толчки международной политики. Если
1933-1935 годы являлись в основном периодом создания организации, ее
развертывания и упрочения, а информация, добытая группой, представляла
собой исходный, оценочный материал, то теперь в унисон с мировыми
событиями деятельность организации оживилась, информация приобрела
значимость.
Одзаки укрепился в Обществе исследования проблем Восточной Азии
при концерне "Асахи". Эта солидная организация занималась сбором
новостей. Как специалист по Китаю, Одзаки то и дело получал запросы из
разных кругов, в частности и от правительства. "Так как я часто
получал приглашения читать лекции в разных местах Японии, я имел
превосходные возможности изучать общественное мнение на местах". Он
возобновил дружбу с товарищами по колледжу Усиба и Киси, которые
находились в близких отношениях с принцем Коноэ. Иногда они собирались
где-нибудь в ресторанчике или же на квартире Усиба и вели разговор на
политические темы, обсуждали китайскую проблему. Блестящего оратора
Одзаки любопытно было послушать. Друзей поражала его способность
анализировать самые запутанные вопросы японо-китайских отношений. К
этой тройке вскоре присоединился некто Кадзами, личный друг принца
Коноэ. Кадзами прямо-таки влюбился в Одзаки - ведь он тоже считал себя
знатоком Китая, а сейчас встретил человека недюжинного, обладающего
необыкновенной глубиной и ясностью мысли. И вот друзья однажды
подготовили знатоку Китая сюрприз: на квартире Усиба Одзаки встретил
принца Коноэ. Они познакомились. Завязалась непринужденная беседа,
появились маленькие чашечки с подогретым сакэ. Принц Коноэ также по
достоинству оценил острый ум Одзаки. Такой знаток Китая мог
пригодиться в любое время. Председатель палаты пэров, представитель
высшей придворной аристократии, принц Коноэ метил в премьеры, ему
требовались умные помощники, неофициальные советники, которые
откровенно высказывали бы свои взгляды на положение вещей. Принц любил
смотреть истине в лицо, а истину можно узнать лишь от неофициальных
советников. Принц считал, что спасение Японии - в войне с Китаем.
Одзаки резко возражал: он утверждал, что вторжение в Китай кончится
гибелью Японии. Подобная откровенность нравилась Коноэ. Он решил со
временем привлечь эксперта к тесному сотрудничеству. А пока они пили
сакэ и обменивались мнениями. Коноэ, как государственный человек,
принадлежащий к высшим слоям общества, хотел всегда быть в курсе всех
событий, а потому надумал создать своеобразное
информационно-дискуссионное общество. Усиба и Киси сочли полезным
пригласить в такое общество писателей, журналистов, профессоров и
других компетентных лиц.
Близкое общение с осведомленными людьми из правительственных
кругов в свою очередь очень много давало Одзаки, он всегда знал, как
развиваются германо-японские отношения, какие тут существуют подводные
камни, и мог реально оценивать складывающуюся обстановку.
Мияги так же не сидел без дела. Жил Мияги на свои сбережения: он
привез из Америки три тысячи долларов. А также бойко торговал
картинами, получал деньги за лекции на различных выставках. В целях
конспирации Одзаки связывался с Зорге чаще всего через Мияги, с
которым успел подружиться. Госпожа Одзаки представления не имела, чем
занимаются ее муж и молодой художник. Но Мияги ей нравился: он был
очень обходителен, внимателен, изыскан. Госпожа Одзаки хотела, чтобы
ее дочь брала уроки рисования у Мияги. Муж не возражал. Характеризуя
Мияги, Зорге докладывал Центру: "Прекрасный парень, самоотверженный
коммунист, не задумается отдать жизнь, если потребуется. Болен
чахоткой. Посланный мной на месяц лечиться, удрал с курорта, вернулся
в Токио работать".
Если Зорге добывал сведения в основном через германское
посольство, то информация из посольств других стран служила
чрезвычайно хорошей проверкой этих сведений. Ведь каждое посольство -
своеобразный центр, где сосредоточивается вся политическая и иная
информация. Сотрудники посольств все время соприкасались со взглядами
своих правительств, а также со взглядами правительства Японии, были в
курсе того, как развиваются отношения между Германией и Японией. А
именно этот вопрос больше всего интересовал Зорге.
Здесь для Бранко Вукелпча был неистощимый родник ценной
информации. Он все расширял и расширял внешние связи. Свежими
новостями его щедро снабжали глава прессы агентства Гавас Роберт
Гильян, а также представитель агентства Рейтер Джемс М. Кокс. Каждому
из них хотелось в глазах талантливого собрата по перу Вукелича
казаться чуть ли не вершителем мировой политики, близко причастным к
государственным тайнам, и они не задумываясь выбалтывали эти тайны.
"Наиболее важной была политическая, дипломатическая и военная
информация. Мы всегда собирали эту информацию, имея в виду возможность
возникновения военного конфликта между Японией и Советским Союзом. Я
могу добавить, что при этом мы всегда считались с возможностью
нападения или вторжения по тем или иным причинам в Советский Союз и
никогда не исходили из предположения о возможности нападения на Японию
Советского Союза. Таким образом, наша информация всегда состояла из
материалов, которые позволяли Сталину избежать опасности. Такое
толкование может показаться довольно элементарной интерпретацией
действительного положения, но таково было мое впечатление об общем
направлении и целях нашей работы, полученное мной в процессе бесед и
сотрудничества с Зорге. Все это подтверждало мое первоначальное
представление и убеждение в том, что мы работаем в целях защиты
Советского Союза, который в свою очередь должен был построить
социализм в своей стране".
Обогащенный сведениями из самых разных источников, Бранко смог
снабжать интересными материалами и те газеты и журналы, с которыми был
связан. Престиж его как корреспондента, журналиста поднялся высоко.
Появились деньги, и семья Вукеличей не испытывала больше экономических
затруднений. Эдит могла даже совершать с сыном поездки в Австралию. В
Австралии жила сестра Эдит. На ее-то попечение и решили оставить
подросшего сына, чтобы не подвергать его опасности.
Мозгом всей организации был Зорге. Всю многообразную информацию
он тщательно просеивал, отбрасывая все случайное, несущественное,
оценивал взгляды противных сторон, сопоставлял, анализировал,
подвергал все дополнительной проверке. Эта работа требовала
колоссального напряжения умственных сил.
Происходит ли сближение Германии и Японии? Каков тайный курс
Японии в отношении Советского Союза? Как уже знал Зорге от военного
атташе и посла, переговоры Риббентропа и генерала Осимы не дали
никаких конкретных результатов. Но значило ли это, что переговоры не
возобновятся на более высоком уровне?
Что касается Европы, то здесь настораживала активизация
фашистских элементов. А как поведет себя фашиствующая военщина в
Японии?
9 октября 1934 года гитлеровская агентура во главе с помощником
немецкого военного атташе во Франции Шпейделем убила в Марселе
министра иностранных дел Франции Луи Барту, ратовавшего за включение в
Локарнский пакт Советского Союза, Польши и Чехословакии. В этом же
году в Австрии фашисты устроили путч, убили канцлера Дольфуса.
Зорге, только что вернувшийся из Советского Союза, почувствовал,
что Япония находится на пороге политического кризиса. Здесь издавна
велась борьба между разными партиями. В военных кругах с каждым годом
все большее влияние приобретало так называемое "молодое офицерство" во
главе с генералами Араки и Мадзаки, открыто выражавшее агрессивные
устремления японского империализма. "Молодое офицерство" постоянно
натыкалось на сопротивление представителей "старых" концернов, которые
имели решающий голос в правительстве и противились вмешательству
военщины в дела концернов. "Молодое офицерство" требовало контроля над
производством, финансами, всей экономической и политической жизнью,
стремясь поставить все ресурсы Японии на военные рельсы; оно
проповедовало немедленную войну с Советским Союзом. Это была
фашистская организация, самая реакционная, наиболее шовинистическая,
не брезгующая террором.
Приход "молодого офицерства" к власти означал бы подготовку к
войне с Советским Союзом. Лидер агрессивной военщины генерал Мадзаки
призывал: "Надо смотреть на Запад и искать там друзей для большой
войны. Японии одной будет трудно". Воинственный генерал имел в виду
фашистскую Германию.
Вот почему Зорге с самого начала очень бдительно наблюдал за
вот она, здоровая основа великой немецкой нации! Такой, конечно же,
кроме библии и газет, ничего не читает.
Но пора было подумать о прикрытии, так как всякий
праздношатающийся иностранец вызывает подозрение у японских властей.
В Токио немец Хельмут Кетель держал ресторан, куда Макс иногда
заглядывал. Кетель общался с неким Ферстером, который на полпути между
Токио и Иокогамой обосновал маленькую мастерскую по производству
гаечных ключей. Ферстер был накануне финансового краха, так как
английские ключи, по-видимому, плохо подходили к японским гайкам.
Тут-то владелец ресторана и познакомил его с Максом. Клаузен
согласился стать компаньоном Ферстера, внес свой пай. По старой памяти
Макс решил также заняться продажей мотоциклов "Цюндап". Чтобы
поддержать "Инженерную компанию Ф. и К.", Зорге купил первый мотоцикл.
Он любил быструю езду, и мотоцикл был кстати. Как мы узнаем позже, это
для Рихарда было роковое приобретение: лучше уж обходился бы он без
мотоцикла! Вскоре фирма стала процветать: каждый из немецкой колонии
по примеру Зорге счел долгом поддержать земляков Клаузена и Ферстера,
обзавелся новеньким мотоциклом. Иностранные журналисты также сделались
клиентами "Инженерной компании".
После долгих поисков Рихарду удалось подыскать небольшой
двухэтажный дом в районе Адзабуку по улице Нагасакимаси, 30. Дом был
довольно-таки невзрачным, каким-то заброшенным. Раздвижные стены -
фусумы, балкончик, на полу - циновки (татами). Это был как раз такой
дом, который соответствовал положению корреспондента. Пробираться сюда
приходилось вдоль высокой глинобитной стены по переулочку шириной в
два метра. Дома Рихард бывал редко, приходил сюда спать. Внизу
находилась столовая, ванна и кухня. Наверх вела крутая деревянная
лестница. Тут находился рабочий кабинет. В кабинете с левой стороны
стоял большой письменный стол. Посреди кабинета - стол поменьше. У
стены - диван. Циновки были покрыты ковром.
Рано утром приходила работница, женщина лет пятидесяти, маленькая
японка, которую Рихард называл Онна-сан; она готовила ванну, наводила
порядок. Вечером уходила домой. Иногда она готовила обед. Но обычно
Зорге обедал в ресторане или у друзей.
Максу у Зорге нравилось: "У Рихарда была настоящая холостяцкая
квартира, в которой царил беспорядок. Но Рихард хорошо знал, где что
лежит. Я должен сказать, что у него было очень уютно. Было видно, что
он много работал. Он всегда был занят и любил работу. У него был
простой книжный стеллаж, на котором стояли книги. Дверь из рабочего
кабинета вела в его спальню. У него не было кровати, он спал на
японский манер на разостланном на полу матраце".
Сам Рихард в письмах к жене описывал свое жилище так: "Я живу в
небольшом домике, построенном по здешнему типу, совсем легком,
состоящем главным образом из раздвигаемых окон, на полу плетеные
коврики. Дом совсем новый и даже современнее, чем старые дома, и
довольно уютен.
Одна пожилая женщина готовит мне по утрам все нужное; варит обед,
если я обедаю дома.
У меня, конечно, снова накопилась куча книг, и ты с
удовольствием, вероятно, порылась бы в них. Надеюсь, что наступит
время, когда это будет возможно... Если я печатаю на своей машинке, то
это слышат почти все соседи. Если это происходит ночью, то собаки
начинают лаять, а детишки - плакать. Поэтому я достал себе бесшумную
машинку, чтобы не тревожить все увеличивающееся с каждым месяцем
детское население по соседству".
Клаузен также снял двухэтажный дом на Синрюдо-те Э 12, в
Адзабуку. Стены на метр в вышину были облицованы панелями, за которыми
Макс устроил тайник для передатчика. Над тайником повесил большой
портрет Гитлера, чтобы выглядеть благонадежным в глазах японской
полиции. "У меня в жилой комнате висел портрет Гитлера, на который
Рихард плевал каждый раз, как только входил туда..."
Друзья могли поздравить себя: они обзавелись жилищем,
изолированным от внешнего мира! Но скоро наступило разочарование. "Не
выбирай дом, а выбирай соседей", - говорят японцы. Максу, как всегда,
"везло": он снял квартиру, сам того не подозревая, возле казарм
гвардейского полка! Рихард его утешил: оказывается, дом Зорге
находится под самым боком у районной инспекции полиции! Вид с балкона
открывался как раз на это учреждение. Глинобитная стена, мимо которой
Рихард вынужден был проходить всякий раз, принадлежала, по всей
вероятности, полицейскому участку. Полицейские признали германского
корреспондента и при встрече всегда его приветствовали.
Передатчик и приемник, смонтированные Максом, умещались в обычном
портфеле. Передатчик легко и быстро можно было разобрать на детали.
Для большей конспирации Макс некоторые детали размещал в разных
квартирах, колебательный контур носил в кармане.
Связь с Центром удалось установить в феврале 1936 года. Зорге
разрешили для шифровальной работы использовать менее загруженного
Клаузена. Ничего нельзя было записывать, все приходилось держать в
голове. Передачи велись в зависимости от срочности и главным образом
ночью, так как в ночное время короткие волны проходят лучше. Иногда
начало радиограммы Макс передавал с чьей-нибудь квартиры, а конец - с
автомашины, отъехав подальше от Токио. Или же радиограмма передавалась
с одного места, но в два разновременных сеанса. Иногда приходилось
работать всю ночь напролет. Макс трудился, не щадя себя. У него был
настолько обостренный слух, что даже при самых сильных атмосферных
помехах он находил позывные Центра. Само собой, и позывные, и волны
менялись каждый сеанс. Все это затрудняло работу японских
радиопеленгаторных станций. Случалось, Зорге говорил: "Будь осторожен,
особо важной и срочной информации нет. Это может полежать дня три с
тем, чтобы мы были абсолютно уверены, что нас не засекли, и чтобы
усыпить службу пеленгации". Однажды, расшифровав очередную радиограмму
из Центра, Макс смутился. В ней говорилось: "Ты наш лучший радист.
Благодарим! Желаем тебе больших успехов".
Благодарность товарищей, таких же радистов, как он сам,
растрогала его. Будучи предельно скромным, он всегда расстраивался,
когда к нему проявляли внимание, - ведь он работал не ради похвалы и
меньше всего думал о наградах. Да он и не получал их.
В радиограммах никогда не указывались подлинные фамилии членов
организации. Кстати, Клаузен за все время работы ни разу не слышал от
Зорге фамилий Одзаки и Мияги. Информацию давали некие "Отто" и "Джо".
О том, как добывается информация, он также не имел ни малейшего
представления. Даже Одзаки долгое время не знал фамилии Рихарда, а
когда узнал, то решил, что это псевдоним, так как в Шанхае Рихард
действовал совсем под другой фамилией. Кто такой Клаузен и имеет ли он
какое-либо отношение к организации, японские товарищи не могли бы
сказать. Для Центра Зорге был "Рамзай", Клаузен - "Фриц", Вукелич -
"Жиголо", Одзаки - "Отто", Мияги - "Джо". Да и в разговорах между
собой фигурировали только псевдонимы. Такова была дисциплина
организации, и нарушать ее никто не имел права. Лишь Зорге находился в
курсе всего и никогда не брал на веру информацию, полученную от своих
помощников, многократно не проверив ее по другим каналам. Не то чтобы
он не доверял, нет, просто он считал, что даже самого добросовестного
работника могут ввести в заблуждение, дезинформировать. Все они имели
дело с коварным случаем, а на случай полагаться нельзя. В Центр должны
поступать сведения самого высокого качества, не вызывающие ни малейших
сомнений. Добросовестность считалась девизом организации.
Макс с нетерпением ждал приезда Анны. Он скупал по ней чисто
по-человечески, и ему казалось, что жизнь станет полнокровней,
интересней, если рядом будет его Анни. И вдруг ему сообщили
радиограммой, что Анна выехала в Шанхай. Это было в мае 1936 года.
Захватив пленки с информацией для передачи курьеру, Макс из Нагасаки
выехал в Шанхай.
И все-таки Анна опередила его: она уже несколько недель жила в
Шанхае у своей старой знакомой эстонской эмигрантки Скретур - вдовы с
тремя детьми.
Макс и Анна много лет состояли в гражданском браке. Но чтобы Анна
могла попасть в Японию, она должна была официально стать женой
Клаузена. И вот "молодые" (каждому из них по тридцать семь лет)
направляются в германское консульство в Шанхае, чтобы зарегистрировать
брак. Но нужны свидетели, знающие Макса и Анну. Со стороны Анны
свидетель есть - вдова Скретур. А кто знает Макса в Шанхае? Клаузен
колесит по городу в поисках свидетеля. И наконец встречает немца
Колле, работавшего в магазине грампластинок. Колле не прочь был
погулять на чужой свадьбе и согласился. Нашелся и третий свидетель.
Возникло новое осложнение: в германском консульстве не хотели выдавать
Анне отдельный паспорт до установления ее личности. Фашисты даже в
посольствах активизировались и с подозрением относились к каждому. В
лучшем случае Анну могли вписать в паспорт мужа. Но это ничего не
давало, так как ее без паспорта все равно не пустили бы в Японию.
Снова возникла неразрешимая проблема. Макс нашел выход: пригласил
кое-кого из сотрудников консульства на свою свадьбу. Это возымело
действие. Анна сразу же получила отдельный вид на жительство.
Свадьбу пышно отпраздновали в одном из лучших ресторанов.
Очутившись в Токио, Анна с иронией оглядела холостяцкое жилье
Макса, выбросила старую мебель, купила новую, навела порядок,
заставила Макса ходить дома в тапочках. Он был счастлив и
беспрекословно подчинялся.
Рихарда она встретила как старого друга, накормила вкусным
обедом, и они сразу же пустились в воспоминания. Не без лукавства она
припомнила, как они танцевали в тот памятный вечер, после которого
Зорге одобрил выбор Макса. Они были добрыми приятелями, и Клаузен
радовался, глядя на них.
Организация Зорге носила интернациональный характер. Кто
составлял ее ядро? Рихард - по материнской линии русский, по отцу -
немец; Макс Клаузен - немец; Бранко Вукелич - югослав; Одзаки Ходзуми
и Мияги Птоку - японцы. Все они имели опыт подпольной работы. Четыре
коммуниста и один, Одзаки, убежденный марксист, не состоявший
формально в партии. Зорге и Одзаки были не только талантливыми
журналистами, но и крупными учеными - социологами и востоковедами,
авторами ряда исследований. Великолепный лингвист и журналист Вукелич;
художник-искусствовед Мияги; моряк торгового флота, одаренный
инженер-самоучка Клаузен. Сплав исключительной идейной прочности...
Это были люди убежденные, преданные общему делу, бескорыстные,
самоотверженные. Вся организация располагала только теми средствами,
какие мог заработать каждый из ее членов, занимаясь то ли
журналистикой, то ли рисованием портретов или же коммерцией. От помощи
Центра они сознательно отказались. Они трудились не ради денег, не
ради наград и благодарностей; их сжигали более высокие страсти:
ненависть к фашизму, стремление защитить первое в мире
социалистическое государство от происков врага. Одзаки и Мияги,
беззаветно преданные своей родине Японии, служили своему народу,
действовали во имя его интересов, во имя его будущего. Ради этого они
не щадили своих жизней, шли навстречу опасностям.
Впоследствии, оценивая деятельность организации, Зорге, как ее
руководитель, отметит: "Главная цель заключалась в том, чтобы
поддержать социалистическое государство - СССР. Она заключалась также
в том, чтобы защитить СССР путем отведения от него различного рода
антисоветских политических махинаций, а также военного нападения...
Советский Союз не желает иметь с другими странами, в том числе и с
Японией, политических конфликтов или военного столкновения. Нет у него
также намерения выступать с агрессией против Японии. Я и моя группа
прибыли в Японию вовсе не как враги ее. Мы совершенно отличаемся от
того значения, которое обычно приписывается слову "шпион". Лица,
ставшие шпионами таких стран, как Англия или Соединенные Штаты
Америки, выискивают слабые места Японии с точки зрения политики,
экономики или военных дел и направляют против них удары. Мы же,
собирая информацию в Японии, исходили отнюдь не из таких замыслов..."
Их молчаливый подвиг, окруженный тайной, мог вообще остаться
никому не известным, ибо это был подвиг не ради личной славы. Каждый
из них, являясь яркой индивидуальностью, заслуживает отдельной книги,
специального исследования.
За девять лет деятельность организации не замирала ни на один
день, и в этом огромная заслуга Зорге - руководителя, умелого
организатора и вдохновителя. Именно благодаря его организаторским
способностям, его творческой энергии группа могла в условиях
беспрестанной слежки, под носом у японской контрразведки в течение
долгого времени не только функционировать, но и добиваться
поразительных эффектов в работе.
О Рихарде Зорге сохранились письменные воспоминания людей,
знавших его лично. Немалый интерес представляют характеристики,
которые давали своему руководителю члены организации. Теперь мы можем
как бы их глазами взглянуть на Зорге, разгадать секрет его обаяния,
воздействия на соратников. Бранко Вукелич отзывается о своем друге
так: "Мы всегда встречались как политические товарищи, свободные от
каких бы то ни было дисциплинарных формальностей. Зорге никогда не
приказывал. Он просто убеждал нас в том, что нужно сделать в первую
очередь, что во вторую, или рекомендовал тому или иному из нас
наилучший путь решения поставленной задачи, или спрашивал наше мнение,
как поступать в том или ином случае. В действительности Клаузен и я
были лишь сознательными сотрудниками, и мы часто действовали по своему
усмотрению. Тем не менее в течение последних девяти лет, за
исключением одного или двух случаев, когда Зорге выходил из
равновесия, он, как правило, никогда не был формалистом, и даже тогда,
когда был расстроен и сердит, он просто обращался к нашей политической
сознательности и чувствам дружбы к нему, не прибегая к каким-либо
другим формам давления на нас. Он никогда не запугивал других и
никогда не поступал так, чтобы его действия можно было истолковать как
угрозу или как обращение к формальным дисциплинарным положениям. Это
красноречиво говорит о том, что наша группа носила добровольный
характер. На протяжении всего периода нашей совместной работы среди
нас царила такая же атмосфера, какая была в марксистском клубе.
Частично это объясняется личными качествами Зорге, но я припоминаю,
что отношения между товарищами в Париже были в основном такими же".
Макс Клаузен чаще других видел Зорге в быту. "Рихард был умерен
во всем. Если ему и приходилось в силу необходимости бывать в
компаниях, то пил он не больше других, но вообще-то был не охотник до
вина. Когда мы оставались вдвоем, то вели себя как коммунисты, никогда
к вину не притрагивались. У нас находилось более важное дело...
То, что Рихард был связан со многими женщинами, как говорят на
Западе, не соответствует действительности. Женщины, с которыми общался
Рихард, в том числе с женой посла Отта, подчас, сами того не ведая,
помогали нам в работе. Рихард рассказывал мне, что Отт без помощи
Рихарда едва ли мог послать разумное сообщение гитлеровскому
правительству, так как он едва ли мог получить такую информацию,
которую давал ему Рихард, поскольку у него, конечно, не было таких
связей, какие были у Рихарда. Образованный, энергичный, строгий, очень
требовательный в работе, внимательный и чуткий товарищ. Настоящий
коммунист - вот каким был Рихард. Зорге был одним из величайших
работников в разведке".
Одзаки и Мияги преклонялись перед умом Зорге, его эрудицией,
умением легко разбираться в самых запутанных вопросах внешней и
внутренней политики государств, перед его бесстрашием и убежденностью;
они считали Зорге образцом коммуниста. По их мнению, перед
непреклонной логикой Зорге был бессилен самый изощренный ум; Зорге
умел воспитывать ненавязчиво, без риторики и громких фраз; он
заставлял думать и неизбежно приходить к тем выводам, к каким раньше
пришел сам, анализируя обстановку.
Таков был Рихард Зорге, руководитель организации, человек чистый,
убежденный, посвятивший свою жизнь бескорыстному служению
социалистической Родине. "Грязь не пристает к алмазу" - гласит
восточная пословица. Он был таким алмазом.
Созданная им организация подобно чуткому сейсмографу мгновенно
реагировала на все подземные толчки международной политики. Если
1933-1935 годы являлись в основном периодом создания организации, ее
развертывания и упрочения, а информация, добытая группой, представляла
собой исходный, оценочный материал, то теперь в унисон с мировыми
событиями деятельность организации оживилась, информация приобрела
значимость.
Одзаки укрепился в Обществе исследования проблем Восточной Азии
при концерне "Асахи". Эта солидная организация занималась сбором
новостей. Как специалист по Китаю, Одзаки то и дело получал запросы из
разных кругов, в частности и от правительства. "Так как я часто
получал приглашения читать лекции в разных местах Японии, я имел
превосходные возможности изучать общественное мнение на местах". Он
возобновил дружбу с товарищами по колледжу Усиба и Киси, которые
находились в близких отношениях с принцем Коноэ. Иногда они собирались
где-нибудь в ресторанчике или же на квартире Усиба и вели разговор на
политические темы, обсуждали китайскую проблему. Блестящего оратора
Одзаки любопытно было послушать. Друзей поражала его способность
анализировать самые запутанные вопросы японо-китайских отношений. К
этой тройке вскоре присоединился некто Кадзами, личный друг принца
Коноэ. Кадзами прямо-таки влюбился в Одзаки - ведь он тоже считал себя
знатоком Китая, а сейчас встретил человека недюжинного, обладающего
необыкновенной глубиной и ясностью мысли. И вот друзья однажды
подготовили знатоку Китая сюрприз: на квартире Усиба Одзаки встретил
принца Коноэ. Они познакомились. Завязалась непринужденная беседа,
появились маленькие чашечки с подогретым сакэ. Принц Коноэ также по
достоинству оценил острый ум Одзаки. Такой знаток Китая мог
пригодиться в любое время. Председатель палаты пэров, представитель
высшей придворной аристократии, принц Коноэ метил в премьеры, ему
требовались умные помощники, неофициальные советники, которые
откровенно высказывали бы свои взгляды на положение вещей. Принц любил
смотреть истине в лицо, а истину можно узнать лишь от неофициальных
советников. Принц считал, что спасение Японии - в войне с Китаем.
Одзаки резко возражал: он утверждал, что вторжение в Китай кончится
гибелью Японии. Подобная откровенность нравилась Коноэ. Он решил со
временем привлечь эксперта к тесному сотрудничеству. А пока они пили
сакэ и обменивались мнениями. Коноэ, как государственный человек,
принадлежащий к высшим слоям общества, хотел всегда быть в курсе всех
событий, а потому надумал создать своеобразное
информационно-дискуссионное общество. Усиба и Киси сочли полезным
пригласить в такое общество писателей, журналистов, профессоров и
других компетентных лиц.
Близкое общение с осведомленными людьми из правительственных
кругов в свою очередь очень много давало Одзаки, он всегда знал, как
развиваются германо-японские отношения, какие тут существуют подводные
камни, и мог реально оценивать складывающуюся обстановку.
Мияги так же не сидел без дела. Жил Мияги на свои сбережения: он
привез из Америки три тысячи долларов. А также бойко торговал
картинами, получал деньги за лекции на различных выставках. В целях
конспирации Одзаки связывался с Зорге чаще всего через Мияги, с
которым успел подружиться. Госпожа Одзаки представления не имела, чем
занимаются ее муж и молодой художник. Но Мияги ей нравился: он был
очень обходителен, внимателен, изыскан. Госпожа Одзаки хотела, чтобы
ее дочь брала уроки рисования у Мияги. Муж не возражал. Характеризуя
Мияги, Зорге докладывал Центру: "Прекрасный парень, самоотверженный
коммунист, не задумается отдать жизнь, если потребуется. Болен
чахоткой. Посланный мной на месяц лечиться, удрал с курорта, вернулся
в Токио работать".
Если Зорге добывал сведения в основном через германское
посольство, то информация из посольств других стран служила
чрезвычайно хорошей проверкой этих сведений. Ведь каждое посольство -
своеобразный центр, где сосредоточивается вся политическая и иная
информация. Сотрудники посольств все время соприкасались со взглядами
своих правительств, а также со взглядами правительства Японии, были в
курсе того, как развиваются отношения между Германией и Японией. А
именно этот вопрос больше всего интересовал Зорге.
Здесь для Бранко Вукелпча был неистощимый родник ценной
информации. Он все расширял и расширял внешние связи. Свежими
новостями его щедро снабжали глава прессы агентства Гавас Роберт
Гильян, а также представитель агентства Рейтер Джемс М. Кокс. Каждому
из них хотелось в глазах талантливого собрата по перу Вукелича
казаться чуть ли не вершителем мировой политики, близко причастным к
государственным тайнам, и они не задумываясь выбалтывали эти тайны.
"Наиболее важной была политическая, дипломатическая и военная
информация. Мы всегда собирали эту информацию, имея в виду возможность
возникновения военного конфликта между Японией и Советским Союзом. Я
могу добавить, что при этом мы всегда считались с возможностью
нападения или вторжения по тем или иным причинам в Советский Союз и
никогда не исходили из предположения о возможности нападения на Японию
Советского Союза. Таким образом, наша информация всегда состояла из
материалов, которые позволяли Сталину избежать опасности. Такое
толкование может показаться довольно элементарной интерпретацией
действительного положения, но таково было мое впечатление об общем
направлении и целях нашей работы, полученное мной в процессе бесед и
сотрудничества с Зорге. Все это подтверждало мое первоначальное
представление и убеждение в том, что мы работаем в целях защиты
Советского Союза, который в свою очередь должен был построить
социализм в своей стране".
Обогащенный сведениями из самых разных источников, Бранко смог
снабжать интересными материалами и те газеты и журналы, с которыми был
связан. Престиж его как корреспондента, журналиста поднялся высоко.
Появились деньги, и семья Вукеличей не испытывала больше экономических
затруднений. Эдит могла даже совершать с сыном поездки в Австралию. В
Австралии жила сестра Эдит. На ее-то попечение и решили оставить
подросшего сына, чтобы не подвергать его опасности.
Мозгом всей организации был Зорге. Всю многообразную информацию
он тщательно просеивал, отбрасывая все случайное, несущественное,
оценивал взгляды противных сторон, сопоставлял, анализировал,
подвергал все дополнительной проверке. Эта работа требовала
колоссального напряжения умственных сил.
Происходит ли сближение Германии и Японии? Каков тайный курс
Японии в отношении Советского Союза? Как уже знал Зорге от военного
атташе и посла, переговоры Риббентропа и генерала Осимы не дали
никаких конкретных результатов. Но значило ли это, что переговоры не
возобновятся на более высоком уровне?
Что касается Европы, то здесь настораживала активизация
фашистских элементов. А как поведет себя фашиствующая военщина в
Японии?
9 октября 1934 года гитлеровская агентура во главе с помощником
немецкого военного атташе во Франции Шпейделем убила в Марселе
министра иностранных дел Франции Луи Барту, ратовавшего за включение в
Локарнский пакт Советского Союза, Польши и Чехословакии. В этом же
году в Австрии фашисты устроили путч, убили канцлера Дольфуса.
Зорге, только что вернувшийся из Советского Союза, почувствовал,
что Япония находится на пороге политического кризиса. Здесь издавна
велась борьба между разными партиями. В военных кругах с каждым годом
все большее влияние приобретало так называемое "молодое офицерство" во
главе с генералами Араки и Мадзаки, открыто выражавшее агрессивные
устремления японского империализма. "Молодое офицерство" постоянно
натыкалось на сопротивление представителей "старых" концернов, которые
имели решающий голос в правительстве и противились вмешательству
военщины в дела концернов. "Молодое офицерство" требовало контроля над
производством, финансами, всей экономической и политической жизнью,
стремясь поставить все ресурсы Японии на военные рельсы; оно
проповедовало немедленную войну с Советским Союзом. Это была
фашистская организация, самая реакционная, наиболее шовинистическая,
не брезгующая террором.
Приход "молодого офицерства" к власти означал бы подготовку к
войне с Советским Союзом. Лидер агрессивной военщины генерал Мадзаки
призывал: "Надо смотреть на Запад и искать там друзей для большой
войны. Японии одной будет трудно". Воинственный генерал имел в виду
фашистскую Германию.
Вот почему Зорге с самого начала очень бдительно наблюдал за