— Давай мне свои сандалии! И пояс тоже.
   Все верёвки и лыки идут в дело. Да, была бы голова цела…
   Сильный порыв ветра, и сейчас же гром. Всё, наше время истекло.
   — Надевай корзину на голову!
   Но Длинношей уже и сам сообразил, не маленький. Корзина закрыла ему голову и плечи, а спину… а спиной он прижмётся ко мне.
   Первые капли дождя смачно шлёпают по траве, но мы уже в укрытии. Сидим, скорчившись насколько возможно, прижавшись друг к другу в тесной яме. Я прикрываю голову импровизированным щитом. Дождь — ерунда, а вот град не достанет…
   И тут же, словно по команде, на притихшую в ужасе саванну обрушился град.
   …
   Дикий вой ветра, рвущий слух. Грохот грома. Глухие чавкающие удары градин, сливающиеся в сплошной гул. Треск, вой и грохот.
   Ураган старается высосать нас из укрытия, но это ему не удаётся. Длинношей находится в несколько лучшем состоянии, потому как в корзине. Мне же приходится удерживать сооружение руками, и уже пару раз по пальцам я получил. Да, и один раз по коленке, как молотком, проскочила-таки градина. Крупный град… На открытой местности захлещет насмерть в два счёта. Да и не устоять на ногах под таким ветром…
   Град прекратился, плавно перейдя в ливень. Яма, в которой мы сидим, на глазах раскисает, понемногу заполняется водой. Если бы мы были не на бугре, а в низинке, нас бы уже залило по край.
   По голове и плечам течёт холодная вода. Вообще-то это не очень справедливо — я всё-таки благородный, а этот Длинношей простолюдин… Но я не привык ущемлять товарищей по мелочам. Пусть пользуется своей корзиной.
   Вой урагана не ослабевает ни на мгновение, ветер несёт какие-то сломанные сучья… Хотя всё растущее в саванне приспособлено к разгулу стихии. Ураганы в этих местах свирепые, и бывают часто. Чем дальше от побережья, тем они слабее, зато и воды там меньше. Так что ураганы не только зло.
   — Потерпи, Длинношей. Фронт урагана проходит…
   — Я не понял, господин! Какой хрронт урркагана?
   Бездна безумия… Я уже заговариваюсь вслух…
   — Я говорю, нельзя дожидаться рассвета! Как ветер ослабеет, надо выходить!
   — Я понял, господин!
   …
   Трава, ещё совсем недавно ростом по пояс и выше, лежит утоптанным грязным ковром. Почва под ногами хлюпает, как будто мы идём по болоту. В низинках скопились небольшие озерца и более-менее огромные лужи. Да, не узнать саванну после урагана…
   Оранжевый диск солнца встаёт над землёй, заливая всё вокруг радостным светом. Вот странно, зачем я люблю смотреть рассветы? Вместо того, чтобы выспаться как следует… И ещё мы с Ирочкой любим смотреть закаты, и особенно восход Великой звезды…
   Я трясу головой. Всё, я схожу с ума. Что-то творится с моим разумом, с моим Истинным Разумом… Только не это! Признание умственно неполноценным — самое страшное, что может случиться с Истинно Разумным. Клеймо на лоб, и в рабство, и не поможет никакой титул…
   — Башня, мой господин!
   Я поперхнулся. "Мой господин"… Оговорился малый?
   — Если мне не изменяет память, это форт Четыре Шипа. Там при форте посёлок и есть постоялый двор.
   — Да, мой господин! Вон на башне четыре острых шипа по углам!
   Я ещё немного помолчал.
   — Скажи, Длинношей… Почему ты зовёшь меня не просто «господин», а "мой господин"? Разве у тебя нет своего господина?
   Парень засопел.
   — Есть. Точнее, я не знаю. Наш клан принадлежит Владыке Круглой горы. У отца было две жены, но моя мать умерла давно, а потом отца убили. Весёлку — это вторая жена отца — продали куда-то, потому что мы были должны господину. Я же нанялся к караванщикам, чтобы погасить долг и вступить в права наследования. А теперь вот думаю…
   Он замолчал, шлёпая по мокрой прибитой траве.
   — Так что ты теперь думаешь?
   — Я думаю, нет смысла возвращаться туда, мой господин. Опять с утра до ночи махать мотыгой, чтобы отдать урожай хозяину… А уж на выкуп даже одной девушки мне не собрать никогда. Так и зачем оно, такое наследство? Возьми меня к себе, мой господин!
   Я помолчал, соображая. Конечно, записать на себя чужого мужика — это преступление. Да кто узнает? Земля велика…
   — Я всё умею, мой господин, не сомневайся — уловил парень мои колебания. — Ты добрый! Я не забуду, как ты отдал мне, простолюдину, корзину, а сам остался под ливнем и градом почти без защиты. И я решился.
   — Ну хорошо, Длинношей. Я возьму тебя в слуги. Вот придём в форт…
   — Спасибо, мой господин!
   …
   — Кто такие?
   — Господин по прозванью Ночной Страх. А это мой слуга, Длинношей.
   Стражники притихли. Должно быть, имя удачливого сухопутного корсара было им известно.
   — Не очень-то ты похож на господина…
   — А ты полагал, что патруль проклятых лесовиков всем встреченным в пограничье выдаёт праздничные одеяния? Ты глубоко заблуждаешься, почтенный страж. Наоборот, они всё снимают.
   Стражники захохотали. Понравилась шутка.
   — Как тебе удалось уйти, господин? — уже другим тоном осведомился старший стражник.
   — А-а, долгая история. Двоих пришлось обидеть насмерть, но остальные переживут огорчение, я полагаю. Ребята, мы с ног валимся…
   — А где вы прятались от урагана? Неслабый был ночью…
   — В яме, где же ещё. Успели вырыть яму на холме.
   Теперь во взгляде стражников читалось уважение. Неопытный путник, завидев зарницы, мог попытаться искать убежище, и упустил бы время.
   — Проходите, почтенные.
   …
   — …Вкусно!
   Мы с Длинношеем активно закусываем, сидя в углу. Мясо жирной черепахи, это вам не жёсткое мясо ночного вампуара… Да с подливкой, объедение!
   Я исподлобья озираю зал. Харчевня полна народу. Да, интересно. Купеческий караван, надо же… Однако, надо думать, что делать дальше. Всё нажитое непосильным трудом пропало. Из имущества остались два кинжала — копьё пошло в уплату за ночлег и ужин. Да, два кинжала… Постой. А слуга? Да, это выход…
   — Длинношей, ты хотел стать моим слугой?
   — Да, мой господин.
   — Тогда доедай, и пойдём. Тут, в форте, сидит законник, он всё оформит.
   Парень торопливо доедает свой ужин.
   — Я готов, мой господин.
   Мы поднимаемся и идём к выходу. Купцы, одетые в дорожные одежды, заинтересованно провожают нас взглядами.
   Ворота форта Четыре Шипа сделаны иначе, чем у лесовиков. Такие же узкие, как и в том форте, где я и Длинношей приятно провели время, они расположены на уровне земли. Сверху нависает массивный гранитный блок. Обычно вход забран лёгкой подъёмной решёткой, этого достаточно. При нужде же достаточно выбить чеку, и гранитная глыба намертво перекроет путь врагу.
   — Здоровья и благополучия вам, почтенные стражи!
   — И вам того же! — ответствует знакомый уже стражник. — По делу?
   — Да, надо оформить документы взамен утерянных.
   Внутри форта сумрачно, пахнет горелым. Смоляные факелы шипят, озаряя помещения. Светящейся плесени тут не держат — какая гадость! Да и не растёт она толком здесь, в саванне, ей подавай банную жару и сырость, чтобы вода по стенкам текла…
   — Здоровья и процветания тебе, почтеннейший Хранитель закона!
   — Вашими молитвами… — почтеннейший, судя по всему, не в духе. Я принюхиваюсь — в комнате пахнет дурман-травой. Ну и ну… И это законник… А впрочем, в этих вонючих гарнизонах с ума можно сойти от скуки.
   — С чем пожаловали?
   — Дело вот в чём. Меня зовут Ночной Страх, я паспортный корсар Великого и Мудрого Повелителя, и исправно в срок вношу положенную плату за своё право. Но вот случилась промашка… Налетели мы на патруль проклятых лесовиков, да подохнет их Владыка в муках. С нами были местные селяне, промышлявшие мелкой торговлей…
   Законник понимающе кивнул. На контрабандистов тут, в приграничье, давно махнули рукой. Не пойман, не преступник. А кто попался, не обижайся. И то, что охрану таких вот караванчиков составляют не только паспортные корсары, но и беспаспортные бандиты, тоже все знают…
   — Ночью я прикончил охрану и сумел открыть ворота. И вот мы с моим слугой здесь. Судьба остальных мне неизвестна.
   — Ну так и что? Ты хочешь восстановить свой патент? Это стоит дорого, да и не имею я такого права…
   — Я в курсе, почтеннейший. Я прошу только о возможном. Нужно оформить документы на меня и моего слугу.
   — Ну что же, это можно — законник коротко хохотнул, как напильник царапнул по стеклу. — Чем платить будешь?
   Я молча выложил перед кровососом кинжал. Не беда, у меня есть ещё один.
   — А наличных нет? — сварливо осведомился чиновник, рассматривая вещь.
   — Я мог бы продать его купцам, почтеннейший, благо они тут. Но, полагаю, если ты придержишь его до поры, то в Столице получишь вдвое больше.
   — Ха! Годится. Ладно, говорите, я записываю…
   …
   — … Ты слишком дорого заплатил этому кровососу, мой господин, прости, что говорю тебе это.
   — Нет, Длинношей, не так уж дорого. У нас тут никого из знакомых, кто мы — неизвестно… Он мог упереться и затребовать свидетелей, и что тогда?
   — Но как мы теперь доберёмся до Столицы?
   Я покосился на своего новоприобретённого слугу, вздохнул. Да, жаль, что так получилось… Как бы мне пригодился этот парень. Но что делать…
   — Ты вот что, Длинношей. Ложись спать и ни о чём не думай. А я посижу и подумаю. Мне теперь надо думать за двоих, верно?
   — Да, мой господин.
   …
   — … Двадцать шесть колец золотом, почтеннейший, и ни одним меньше. Этот слуга вышел со мной из плена, мы вместе прошли через джунгли, отбились от вампуара и пережили ураган в саванне. Он очень дорог мне.
   Купец в сомнении поглаживает голову.
   — Это всё эмоции. Двадцать.
   — Двадцать шесть. Мне нужно двадцать шесть, чтобы снова встать на ноги. Ты в курсе, сколько стоит оружие, и сколько нужно, чтобы восстановить патент? Если будет двадцать пять, сделка теряет смысл. Мне придётся искать другого покупателя.
   — И где ты его здесь найдёшь? — купец настроен иронически. Зря, купчина…
   — Ну, значит, мне придётся искать другой способ добыть деньги.
   Купец вздрагивает. Да, это тут, в посёлке при форте действуют законы Великого и Мудрого. Тут мы все его подданные и законопослушные. А в саванне? Имя Ночного Страха купцам, должно быть, известно. Конечно, сейчас он голый и с одним кинжалом, но Бездна его знает, что за мысли роятся в этой голове…
   — Хорошо, почтенный. Двадцать шесть.
   …
   — Как же так, мой господин? Ты… мы… Мы же с тобой прошли через такое! Вместе! Я верил тебе…
   На парня больно смотреть.
   — Хватит, Длинношей. Во-первых, вот теперь твой господин. А во-вторых, поверь — если бы я мог, я бы тебя не продал. Да, я ценю дружбу и преданность. Но запомни на будущее: самые преданные друзья и самые верные слуги — это деньги, и только они. Прощай, Длинношей.
   Ослепительная вспышка перед глазами!
   …
   — …Рома, проснись, Рома! — передо мной маячат огромные глазищи моей Ирочки. — Что ты сейчас видел, что?
   — Я видел! — скрежещет, царапает сталь по стеклу. — Я видел…
   Я осекаюсь, а глаза моей жены становятся ещё громаднее.
   — Ну что ты, что ты, родная… — я порывисто обнимаю её, говоря по-русски. — Всё будет хорошо…
   — Ох, Рома… Вовремя я вернулась. Я же почувствовала, что ты где-то в Запределье.
   Она смотрит и смотрит на меня.
   — Мне страшно, Рома. А если ты в следующий раз не вернёшься? И здесь останется твоё тело, здоровое и бессмысленное?
   — Этого не будет! — я стараюсь говорить твёрдо и убедительно. — Потому что здесь у меня моя вторая и главная половина.
   Ирочка вздыхает.
   — Ладно, муж мой. Ты всё записывал в машину?
   — Да, моя родная. Иначе зачем это всё затевать?
   …
   …
   — Ну как успехи, Рома?
   Я неопределённо пожимаю плечами.
   — Если это называть успехами…
   — Ну, тогда показывай неудачи. Что-то же ты увидел? — Биан смотрит строго.
   — Ну, вообще-то да… Боевик в стиле фэнтази.
   — Показывай!
   Я включаю виртуальный дисплей. Хорошо, что я перед сеансом надел обруч мыслесъёма. Ничто не пропало, все мельчайшие детали сохранены для потомков.
   А на объёмном экране уже маячит спина идущего впереди пленника.
   — Внимание всем! Идите сюда, ребята! Такого фильма, похоже, мы ещё не видели! — громко говорит Биан.
   …
   — Да-а! Вот это фильм! — Аина трясёт головой и крыльями от избытка впечатлений. — Нет, вот где справедливость? Сидишь тут, как дура, до головной боли, ловишь жалкие отголоски чего-то смутного, расшифровываешь… А некоторые отдельно взятые биоморфы в это время дрыхнут в своё удовольствие, и видят вот это… Всё, ухожу в службу очистки водоёмов!
   Они все смеются, весело и беззлобно. Они рады за меня, я вижу. Нет ни у кого из них зависти. Никто тут никого не подсиживает. Мудрые, добрые и щедрые дети… Господи, как я счастлив!
   Сегодня в сборе вся группа, за исключением Уота — он застрял на Земле, в гостях у папы Уэфа. Присматривает за поднадзорными биороботами, вдруг проколются и выведут на хозяина. Да и вообще, «зелёные» не те ребята, про которых можно спокойно забыть.
   — Да, Аина и Рома, я хочу извиниться перед вами. Аина, ты была права, а я нет.
   — Скажем так, ты был не совсем прав. — говорит Аина.
   — Пусть так. Я рад, что ты остался с ними, Великий Спящий Балбес, уже практически Всевидящий.
   Все снова смеются, и я вместе с ними. Я понимаю Биана, и нисколько не обижаюсь на него, потому что прежде всего он заботился обо мне, а вовсе не о своей карьере.
   — Но, разумеется, в командировки отныне ты будешь отправляться только крепко привязанным к напарнику. Как вот этот твой "носитель-проводник"…
   — Как кто? — хлопаю я глазами.
   — Ну вот, ты и этого ещё не знаешь… — Биан, однако, не огорчён, и я улавливаю: очень уж понравилось ему моё "кино". — Этот вот «зелёный», он являлся носителем твоего разума, если говорить упрощённо. Правда, в латентном состоянии. Ты спал и не мыслил самостоятельно, и только иногда отдельные твои смутные соображения прорывались сквозь строй мыслей твоего носителя, вызывая у него опасения за свой рассудок.
   Я облизываю губы. Всё встало на свои места. Осталось выяснить ещё кое-что.
   — У меня вопрос. Это я видел прошлое «зелёных»? Ну, в смысле…
   — Именно так, Рома. Ты УВИДЕЛ далёкое прошлое Истинно Разумных. Хотя, как я понял из этого вот, — Биан тычет пальцем в экран, где наш сервер послушно прокручивает мою мыслезапись по второму разу, — Истинно Разумными они уже тогда считали исключительно себя, то есть своё племя. А всех остальных просто разумными тварями.
   — Да, шеф. — подаёт голос Иол. — И так продолжалось до тех пор, пока Истинно Разумные не стали единственными обитателями планеты. Причём это могли быть те или иные, неважно.
   — Кстати, насколько я помню, — говорит Аина, — в ряде наиболее диких племён и народностей Земли у аборигенов слово «люди» совпадает с самоназванием своего племени. То есть истинно разумными они считают только себя. Я не права, Рома?
   — Права, наверное. Я этого не знал, честно. Историей в школе мало интересовался…
   — Ладно, Рома. — Биан щёлкает пальцами, и экран гаснет. — Этому фильму цены нет, хотя ты ещё и не понимаешь. Мы все ждём от тебя новых подвигов. Домой полетишь, или тут?.. Дома у тебя это хорошо выходит, боец-надомник.
   — Нет, Биан, так не пойдёт. — Аина полна решимости. — Это что, мы не отметим успех нашего коллеги? Первый успех, между прочим, если не считать ликвидацию злобного биоробота Иварса и его подручного.
   Все прыскают, весело блестя глазами. Нет, всё-таки ехидная она особа…
   — Ладно, коллега, мелкая шутка. — смеётся Аина, уловив мою мысль. — Так как насчёт отметить, Биан?
   — Твои предложения? — прищуривается начальник на Аину.
   — Ну… — Аина солидно держит паузу. — Я полагаю, масштаб празднования должен соответствовать масштабу свершений. Одной прогулки на ближайшую речку тут явно недостаточно.
   — А хорошо сейчас в южной полярной зоне… — задумчиво произносит Иол.
   — Вот! — подхватывает Аина. — Это не я сказала, Биан, заметь. Это есть голос масс.
   — А работать эти массы когда намерены? — Биан смотрит строго.
   — Эх, начальник… — вступает в дискуссию Уин. — Недооцениваешь ты влияния морального состояния коллектива. Лучше день потерять, чтобы потом за час долететь.
   Биан ещё колеблется, но я уже достаточно продвинулся в телепатии, и улавливаю мыслеобразы, посылаемые Аиной и прочими своему начальнику. Длинные пологие волны, накатывающие на прибрежный крупный песок, прохладная освежающая морская водичка, вечное солнце над горизонтом…
   — А, полетели, бездельники! — машет рукой Биан. — Иол, вызывай большой кокон! Аина, бери авоськи на всех! Да, и посуду не забудь!
   …
   Длинные пологие волны накатываются на прибрежный песок, крупный, как гречневая крупа. Массивный камень, отдалённо похожий на медведя, врытого по грудь в землю, торчит у самой кромки воды. К узкой полоске пляжа стеной подступает полярный лес, с характерными деревьями, которые ангелы именуют «подсолнечники» — за то, что круглые листья их поворачиваются вслед за никогда не заходящим светилом, точь-в-точь как настоящие земные подсолнухи, кстати.
   "А я вот просила-просила показать мне живого земного медведя, да так и не допросилась" — улавливаю я мысль Аины. — "Дед Иваныч только разводит своими громадными ручищами — нету медведей, всех перебили-сожрали дикие аборигены!"
   "А в зоопарке?" — и я уже понимаю, что опять ляпнул.
   — А вот зоопарки, Рома, это одни из немногих мест на Земле, которые я посещать не могу. — Аина смотрит исподлобья, и я ощущаю, как падает её настроение. — Вот тюрьмы ваши туда-сюда, а зоопарки… Я там зверею, Рома. И мне хочется убить устроителей сих заведений. А нельзя.
   Да, чтобы ангел захотел кого-то убить, это надо постараться.
   — Прости, Аина, я не хотел портить тебе настроение. — покаянно бормочу я. — Это же я опять ляпнул…
   — Да вижу. — Аина успокаивается. — Но как вспомню голодных страдающих тварей в клетках… Это люди глухи ко всему, и не слышат, какое там царит отчаяние.
   Она широко взмахивает крыльями, взметая песок.
   — Ладно, пролетели!
   — Нет, погоди, — я стараюсь не упустить промелькнувшую мысль, — а Камчатка?
   — Что — Камчатка? — Аина непонимающе смотрит на меня, стараясь уловить смысл фразы в моей голове, но я отвечаю голосом.
   — Ну как же… Там, на Камчатке, вольных медведей тьма-тьмущая! Они там тысячами бродят, красную рыбу едят!
   Несколько секунд Аина смотрит на меня, выглядывая в голове — не придуриваюсь ли я? Я, в свою очередь, ощущаю, как в ней поднимается весёлое возмущение.
   — Вот так вот живёшь полтораста лет на свете, на Земле сколько раз бываешь, не перечесть… А тут возникает переделанный наспех абориген, и раскрывает тебе глаза. Где ж ты раньше был, Рома? И Уэф тоже, на Земле ведь живёт! Там коконом минут сорок, не больше!
   Она вдруг осекается.
   — Слушай, а может, они там и не знают? Ну не интересовались, и всё тут!
   — Хм… Может, Уэф и не знал. Медведи на историю не влияют, и их мировые линии отслеживать некому. А вот дед Иваныч…
   — Тогда не прощу! Деду тем более!
   Мы с Аиной складываем сухие сучки на костровище, уложенный тут специально каменный круг, похожий на жёрнов. Вообще-то огонь разводить на пляже не принято, но и запрета прямого нет. Вот и камешек тут специально уложен, пожалуйста. Я уже давно заметил — здесь, в Раю, разрешено всё, что не несёт прямой угрозы жизни и здоровью обитателей.
   Над самыми верхушками деревьев проносятся наши коллеги, несущие кто что — Иол тащит длинную древесную дыню, точ-в-точь, как это делают маленькие дети, придерживая руками и ногами. Уин несёт две авоськи, набитые всякой всячиной. Что касается Биана, то я уже ощущаю, как он доволен и горд.
   — Ну, работнички-бездельнички, хвастайтесь! Где ваша доля?
   Мы с Аиной переглядываемся. В глазах у неё пляшут озорные огоньки.
   — Мы бы хотели поглядеть на ваш улов, почтенные.
   — Ха! Этого недостаточно? — Иол потрясает громадной древесной дыней.
   — Так себе.
   — А вот что ты скажешь на это? — Биан извлекает из своей авоськи нечто, напоминающее шипастый ананас, жестом Маяковского, достающего из штанин советский паспорт.
   Вот он, миг нашего торжества. Мы с Аиной выкладываем по паре таких же точно шипастых ананасов. Полярный орех — фрукт достаточно редкий, и с ходу найти его непросто.
   — Что бы ты делал, начальник, если бы выгнал тогда меня и Рому?
   — Пропал бы, безусловно пропал. — Биан разглядывает наши трофеи. — Но это надо жарить, сырьём есть — только деликатес зря переводить.
   Аина молча протягивает руку в сторону сложенного на камне костра, и тот мгновенно вспыхивает, как облитый бензином. На пальце Аины поблёскивает серебряный перстенёк. Понятно…
   — Твоё повеление исполнено, о Владыка!
   — А ты чего это с оружием? — щурится Биан.
   — Да понимаешь, Биан… — давненько я не видел Аину смущённой. — Вот привыкла, и ношу. Нет, только скажи, я сразу…
   — Да носи, мне не жалко. Потеряешь, будут проблемы.
   — Не потеряю.
   Действительно… На ангелов умное психотронное оружие не действует, и использоваться в Раю перстень-парализатор может разве что как зажигалка. А вот терять и правда нежелательно, потому как перстенёк это изготавливается индивидуально для каждого владельца. Не столовый набор.
   Кроме нас, вблизи на пляже никого нет. Берега в полярных морях сильно изрезаны многочисленными искусственными бухтами и шхерами, и сильно растянутая береговая линия способна вместить одновременно миллионы отдыхающих, не превращая пляжи в лежбища тюленей и котиков. Господи, как тут красиво! Мне вдруг страшно хочется поделиться своим настроением с женой.
   "Ира, Ир…"
   "М-м?"
   "Мы сегодня отдыхаем всей командой"
   Шелестящий бесплотный смех.
   "А то мне неизвестно"
   "Подслушала, да?"
   "Естественно. Я же женщина, и мне всегда любопытно, чем таким занят мой муж"
   "Слушай, тут так здорово… Вот бы тебе сюда"
   "Извините за вторжение в семейный разговор. Ну чего вы мылитесь, супруги?" — Биан поворачивает орех в уже нагоревших углях. — "Присоединяйся, Иолла, правда. А то у нас из дам только Аина, а она та ещё дама…"
   Аина фыркает, уловив мысль Биана. Все тут всё слышат-ощущают… Плохие мысли здесь может позволить себе только ярый мазохист и неумолимый вражина себе самому, вот что.
   Ирочка колеблется.
   "А я впишусь? Вы там все коллеги…"
   "Обязательно. И потом, если оперативный сотрудник земной миссии нам не коллега, то я уже и не знаю…"
   — Да чего там! — вслух подаёт голос Иол. — Скорее, сейчас орехи изжарятся!
   "Ира, Ир… Тут полярные орехи жарятся уже"
   Шелестящий бесплотный смех.
   "Таким аргументом можно опрокинуть кого угодно. Всё, лечу!"
   — Ну вот, другое дело! — Биан тоже переходит на звук. Угли начинают угасать, и шеф раздувает их несильными взмахами крыла. Очень удобно, кстати.
   — А мы пока искупаемся. — Аина встаёт, потягиваясь. — Эх, прохладная водичка…
   — А орехи кто будет жарить? — возмущённо вскидывается Биан.
   В глазах Аины пляшет смех.
   — О наш властелин, ну разве может кто-нибудь из ничтожных слуг твоих выполнить столь ответственную работу? Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам…
   — Ты… вы… — от возмущения Биан не находит слов.
   — Пошли, Рома, он справится, не сомневайся. — Аина увлекает меня к морю, и вся наша команда с хохотом следует за ней. — Биан самый ответственный из нас!
   — Уволю!
   — Не раньше, чем дожаришь орехи!
   Мы с визгом и хохотом влетаем в прохладную морскую водичку. Эх, хорошо! Ух, здорово!
   — Ладно, для начала хватит. — Аина первая вылезает из воды. — Пойду сменю Биана, он весь извёлся, так купаться хочет. Угнетать начальство сверх меры нельзя, Рома, себе дороже!
   …
   — Ага, а вот и гостья!
   Я оглядываюсь. К нам скользит против ветра маленькая фигурка, в которой я издали узнаю мою ненаглядную. Должно быть, кокон выгрузил её невысоко. В принципе транспортный кокон может любой груз опустить прямо на землю — на Земле с нелетучими аборигенами поступают именно так. Но у ангелов это почитается неприличным. Красотой полёта здешние женщины гордятся больше, чем земные своей походкой.
   Ирочка спускается с небес, как мимолётное виденье, почти не шевеля крыльями, и я любуюсь ей. Моя… Я всегда ей любуюсь, между прочим. Хотя среди ангелов уродливых или даже просто некрасивых вообще не бывает — а зачем тогда она нужна, генетика! — моя жена красивее всех. И можете спорить хоть до посинения.
   Короткий взмах крыльев, и Ирочка легко опускается на землю, изящно складывая крылья, как балерина воздушного балета, очаровательно опустив глаза долу.
   — Здравствуйте, уважаемые. — и голосок чарующе-хрустальный. Артистка, ну артистка.
   — О! — вся наша команда, исключая меня, становится на одно колено, протягивая к Ирочке руки. — Мы безмерно счастливы приветствовать тебя, живая легенда будущего!
   Ирочка заметно розовеет, блестя глазами из-под длиннющих ресниц. В каждой шутке есть доля шутки, а всё остальное чистая правда. И это особенно приятно.
   — А ты чего? Не безмерно, что ли? — косится на меня шеф.
   — Безмерно. — искренне подтверждаю я, и хотя мой нынешний изящный ангельский ротик заметно уступает в размерах прежнему человечьему, мне кажется, он всё же дотягивается до ушей.
   — А чего не приветствуешь, как положено?
   — Он делает гораздо лучше — он с ней спит. — подаёт голос Аина, и хохот покрывает её слова. Вот интересно — откуда у пожилой, воспитанной ангелессы такой солдатский юмор?